Под веками Вия

У материи имеются определённые качества: пространственные, временные, энергийные.
Образы в уме имеют иные качества. Могу своей небольшой головой помыслить Эверест. Образ не имеет веса, временной и пространственной протяжённости. И само пространство я могу помыслить вне моего топоса (места физического пребывания).

Могу вообразить поющие камни или бабочку, остановившуюся в полёте, зависшую, как windows. В мире ума нет - или почти нет - запретов. Это категорически иной мир.

На работу ума расходуется материальная энергия, что может навести на мысль о материальности мысли. Но материальны только инструменты её доставки в телесный накопитель. Так, если мне надо что-то изобразить, я пользуюсь инструментами и веществом для рисования. Но это не значит, что взятое вещество и мой воображённый объект родственны. Они чужды, между ними бездна. Материальный карандаш не наделяет материальностью изображаемый образ. И в мозге электрические импульсы всего лишь транслируют мысль - изображают и заносят в материальный мир. Но не создают.

Отсюда вывести, будто мысль материальна, просто невежественно, как-то уж до неприличия наивно, всё равно что утверждать, будто из дома на работу ездят автомобили.

Материальность это всегда инструменты и среда, но не живая суть, не сознание, коему физические параметры не требуются.

Несовпадение двух природ - сознания и вещества - угнетало мыслителя, и он совершил смысловой кувырок. Он постановил: материя производит мысли, и они материальны. Мыслитель желал бы этим утешиться. Трудное дело. Он понимает, что его философия не клеится, но упрямство дороже. Он видит, что свойства сознания и свойства материи не совпадают разительно. Они совпадают лишь в одном - там и там находятся некие формы. В мире материи это тела: они подчиняются законам вещества. В мире сознания это образы, тела понарошку: они не подчиняются законам вещества, но могут выглядеть и вести себя (в уме), как тела.
 
Различие между этими двумя мирами невероятное. Такое различие не подлежит никакому измерению - только изумлению. Мир вещества мёртвый, мир сознания живой. Материя не может вырваться из причинно-следственной обречённости. А сознание наделено свободой, самопричинностью. Поэтому никак не получится, чтобы материя стала матерью сознания. Мёртвая, объектная среда не способна родить живое, субъектное чадо.
 
Но мыслителю хочется, чтобы именно мёртвое находилось во главе рассуждений, чтобы мёртвое порождало жизнь. Это нелепо, но очень хочется. Людвиг Фейербах, один из отъявленных материалистов, был вынужден закрыть эту нестыковку вот такой заплаткой. Материя, дескать, порождает сознание в результате очень сложных и тонких манипуляций. Наука будущего раскроет их, объяснит.

Уф, легче стало. Тут главное показать - и плевать на материю! - главное показать, что мир доступен и послушен рассудку. Или точней: мир подлежит рассудку. И человек, стало быть, по праву располагается посреди природы аки барин. Он - хозяин, мастер, владелец, эксплуататор. Мёртвая природа тужилась-тужилась и родила себе начальника. А почему так сложилось? Надо же, из глухого праха появились такие сложные формы - шевелятся и даже рассуждают!

Помоги разобраться, материя! Подскажи, что это было такое, что из крошечных первокусочков (за пирамидки слава Демокриту) слепилось такое многообразие тварей. Ага... ага! Это случайно произошло. Слава молекулам! Сейчас в уме всё это переварится и на философский манер выскажется. Только надо хорошенько подумать, помыслить - и записать.      
 
Суть вопроса оказалась не в материи, как ни странно, а в словах. Именно определённые слова надо было затащить в сознание масс: «материализм», «случайность», «механика», «прогресс» - тогда в умах сформируется идеология мертвизма. Когда она сформируется и раскрасится религиозными красками, тогда уже делай с природой и с человеком что хочешь.

Современные материалисты стесняются такого материализма - называют «вульгарным». Но Фейербаху простительно: в электронный микроскоп не зырил, мысли ещё не оквантовал, научно был не подкованный.
 
Простим. Неважно. Последствия мертвизма оказались для человека сокрушительны. На этом фундаменте были построены социально-политические конструкции, в которых у человека отняли величие и уничтожили культуру как право обращаться к собственной жизни, минуя вещество и власть смерти.

Достоинство коренится в свободе и в духовной (смысло-волевой, смысло-творческой)  работе. Этому настал каюк. На Земле усилиями вульгарных и невульгарных мертвистов победил не человек, но инкубатор, социальный муравейник. Что и требовалось доказать, вернее, сделать.

Уже в текстах Людвига ощущается эта похоть, это злорадство растаптывать и унижать бедную плоть мира. Материалисты ненавидят материю (они боготворят лишь постулаты материализма), а на деле: ты мёртвая, низкая, ты случайная, ты живой прикидываешься, ты - слизь, полная алмазов, я алмазы вытащу, а тебя в печку: в тебе нефти полно, гадина. И вдруг во сне из этой могильной земли к Людвигу вылезает некая живая Людмила - приближается, роняя алмазы и червяков. Он вскакивает и в испуге писать, писать - в грядущее - Ленину! Тот, как известно, прочёл и оскалился. Они быстро поняли друг друга.

И некоторые народы всю эту чушь приняли. Почему? Потому что Людвиги угодили бытовым прагматикам, политикам, коммерсантам и просто носителям гордыни. Владеть веществом, природой и прочими людьми - вот главная задача, которую должны были обосновать и оправдать злые мыслители. Хочу владеть!

Ну и понятно: чтобы владеть "массами", нужны вожжи и хомуты для сознания. Материализм оказался теми браздами, за кои, крепко взявшись, можно вести сплочённых людей в пропасть будущего. Гордыня подпитывает мертвизм, снабжает его энергией, мотивирует; это она желает выпучиваться посреди мира, выпучиваться и подминать. Вот и всё «миропознание». 
 
Примечание 1. Пророков убивали по той причине, что они напоминали о духовной свободе. Политикам это невыгодно, прагматикам - неудобно, гордецам - неприятно, трусам - страшно.

Примечание 2. Материалисты клинически озабочены переделкой сознания. Уж занимались бы материальными вопросами: хлебом, лекарствами. Нет, философию превратили в магические заклинания, а заклинания - в паруса и ветер истории.   

Примечание 3. Нельзя вывести сложное-живое из простого-мёртвого (как полное - из пустого). Но коли уж приспичило придать именно такое направление космической истории, то есть начать с материи, тогда следует признать внутри материи семена будущей сознательной жизни. В таком варианте исходный материал уже не может называться простым и мёртвым. Он только прикинулся таким, или мы сочли его таким, не подумавши.
 
Значит, это вообще не материя, но субстанция жизни, одна сторона которой - материя, другая сторона - сознание. Мне, всё же, легче идти от сознания и называть вещи своими именами. Легче и радостней вообразить скульптора и глину, чем глину, которая сама себя лепит. Хотя... воля ваша.

Космология переходит в космогонию, поскольку это область художественной мечты - мечты о причинах. Тут всё бездоказательно, всё принимается по интуиции.
 
Но мертвизм - это не мечта вовсе и не плод интуиции. Мертвизм - разрушительная идеология, созданная угодливым рассудком по заказу гордыни. Чтобы выводить живое из мёртвого - через долго работающую случайность - надо заставить ум ослепнуть. Разумеется, не задаром, а за право презирать сей мир, использовать его, рабовладеть.

Слепой привёл слепого на стройку века. Мы строим сумасшедший дом, тюрьму, крематорий, колумбарий и морг. У нас большие планы, перед нами светлое будущее. Иначе и быть не может, поскольку человек - живородящее кладбище. Ура!

На практическое испытание этой жути ушёл двадцатый век. Нам жаль напрасного дня. А тут век... невероятно. И мертвизм не закончился. Он сидит в глубине социальных наук. Притих пока, зажмурился, как Вий.