Жил-был я. Кн. 3 Про жизнь. Гл. 1

      Костер догорал.
      Мы разворошили угли, заложили картошку, засыпали ее золой, сверху подбросили сухих ветвей да сучьев. Повалил густой дым, потом вспыхнуло пламя и костер весело затрещал.
      Дым рассеялся. Мы, протирая глаза, отдышались.
      - Ты уже капитан второго ранга, - произнес отец, - Растешь.
      - Расту, Батя.
      - В Академию поступать не думал?
      - Спервоначала. Думал. Собирался. Все по схеме: корабль - классы -  новое назначение или новое формирование - корабль - Академия - «флагмех дивизии», потом флотилии или техническое управление Флота, а далее -  как Судьба решит.
Но на действующем Флоте - я был для Академии молод.
       В военпредстве? «Зачем тебе? Ты и так всё знаешь». Я ведь даже на академические курсы для военпредов не ездил. Не пустили - «в связи со служебной необходимостью и отсутствия профессиональной необходимости в прохождении курсов». Так и тянул лямку. Самоучка, блин. А уж когда назначили заместителем начальника Военного представительства, то, вообще, кран перекрыли. 
      Я, если честно, особо не расстроился.
      Да, но с Академией у меня была еще и такая песня. Смешно вспоминать. Как-то в году восемьдесят восьмом вызвали меня в кабинет. Там - Уполномоченный Главного управления кораблестроения ВМФ СССР и Начальник ВП. «Деды» любили поговорить «за жизнь» с молодежью, «прощупать» подчиненного - о чем думает, что хочет, чем дышит. Коллектив - то офицерский, замполитов нет. В нашем Военном представительстве не было должности замполита. Политработа была возложена на секретаря партбюро ВП.
       «Как работа, как семья, как дети, как планируете дальнейшую службу? Планируете ли повышать свой военный профессиональный уровень в Академии? Ну, я, конечно, весь правильный, позитивный, без вопросов. «Готов, в следующем году, - отвечаю я и думаю, - типа, без страха и упрека, в огонь и в воду!».  Я считал, что так «лучше будет», и как - то пропустил мимо ушей, оброненную Уполномоченным фразу: «Это, хорошо, что Вы хотите учиться, но в академиях военпредскому делу не учат». В итоге, пожелали мне служить в том же ключе. Налаживать взаимодействие с производством. И отпустили с миром. Но осадок остался - «Чего вызывали?» 
       Нештатный кадровик мне потом рассказывал: «Ты своей Академией, сделал только хуже. Они, - он мотнул головой в сторону кабинета Уполномоченного, - рассматривали тебя на должность Начальника группы. А какой ты начальник, если через год в Академию намылился?»
        И тут- то я вспомнил, что наше руководство «академиев - то не кончало».
        Так я не стал начальником группы. Да и с «Академией» любовь не сложилась.
        Уметь смолчать и уметь вставить вовремя и к месту нужное слово – это великое искусство. Это талант – словом и молчанием, собирать вокруг себя соратников и не плодить врагов и завистников.
        - Значит Военпред? – подытожил Отец.
        - Да.
        - Ну-ка, ну-ка. Рассказывай «аткеда дровишки?»
        - А ты не знал?!
        Отец нахмурился: «Здесь... Хм. Сюда не каждая новость долетает».

        Я расстегнул крючки воротника - стоечки, достал из кармана синего кителя портсигар. Открыл, протянул Отцу. Отец задумался.
        - А, – он махнул рукой, - давай.
        Мы закурили. Затянулись. Пустили дым.
        Я начал свой рассказ:
       - Все очень просто. В восемьдесят четвертом году, мою должность, сократили. Сократили командиров трюмных групп на всех «шестьсот шестьдесят седьмых» ракетоносцах*. Мол, командир трюмной группы на лодке - балласт. Ну, самый лишний человек на борту, однако. Достаточно старшин команд, как на «Азухах»*. Так решили кадровики и мобилизаторы, и, скопом, списали командиров трюмных групп из Подплава.
        В то время, на «СРЗ - десять», в «ГэПолярном», наш экипаж «держал» чужую подводную лодку. Ка - Четыреста семьдесят пятую. Мы сменили экипаж «отличников», которые находясь у пирса, умудрились, через ДУК** затопить трюм пятого отсека и погубить двух моряков. Потом, для полноты пейзажа, к нашему пирсу пришвартовали «погорельцев» - подводную лодку «К-131», ту, что загорелась и привезла из Атлантики тринадцать погибших подводников. На нас возложили обеспечение взрывопожаробезопасности, непотопляемости, ремонтных работ и прочих организационных мероприятий обеих подводных лодок. В общем, наш доковый осмотр тихо превратился в доковый ремонт, который плавно перетек в восстановление технической готовность, и мы задержались на заводе на шесть месяцев.
Наши орденоносные кадровые органы, даже, не соизволили сообщить командованию корабля о моем сокращении. Ах да, я забыл, они же не для этого предназначены, у них глобальное, я бы сказал «величественное предназначение».
      - Не юродствуй. Прости ты их, сирых. Лапозагребущих, - смахнул ладонью Отец.
      Я усмехнулся и кивнул.
      - В итоге, я узнал об этом прискорбном (не шучу), событии лишь когда мне прекратили платить жалованье, ну, кроме звания.
      От волнения я порывисто встал.
      «Эх, а какие были планы! Какие надежды! Какой задор обуревал мою натуру! Какая энергетика фонтанировала из меня. Я знал свой любимый крейсер от шпигатов цистерн главного балласта до крыши ограждения прочной рубки. Я облазил его всего, вдоль и поперек, изнутри и снаружи, ну, кроме подреакторного пространства и «грязнухи» пятого отсека. Корпус, системы, устройства, электрика, энергетика. А сколько техники было отремонтировано: насосов, компрессоров и прочего «клапанья».
       Я сдал зачеты по должности командира дивизиона живучести и планировался к назначению на вышестоящую должность в следующем 1985 году. При том даже не сомневался.
       Я звоню в кадровые органы родной 41 дивизии, весь такой одухотворенный в предвкушении того, что «героя - подводника» как-то замотивируют, подскажут, исправят досадное недоразумение: «Докладываю, я - такой-то, такой-то. Дела обстоят так-то и так-то. Прошу указаний.»
       А они: «Вашу должность сократили, извольте выплывать сами». «Мол, лети, голубь сизокрылый, на вольные хлеба! Счастливчик!».
       Пять секунд и гудки.
       У меня - ступор. Я не терявшийся самообладания ни в аварийных, ни жизненных обстоятельствах, закаленный Севером и толстокожий по жизни.   
       Замер.
       У любимой тогда «Машины времени» есть строки в песне: «...И из сотни дверей так хотел отыскать я свою. И как будто нашел, а за ней оказалась стена».
       Вот как-то так.
       - Может ты зря принял все близко к сердцу? - не унимался Отец. - Военная жизнь такая: сократили, восстановили и перебросили куда-нибудь.
       - Конечно!  И я так думал. Я потом дозвонился до кадров флотилии.
       - И?
       - Им некогда-с. «Разбирайтесь в дивизии!». В дивизии- «Тебе уже все сказали».
Я тогда  взорвался не от этого. А от того, что просто послали - «Катись колбаской по Малой Спасской». Выкинули. На помойку.
       Скорее всего, те, трюмные, которые в своих базах, были ближе к штабам, те, наверное, устроились служить дальше. Я же «завис» в Полярном.
       - Ах, блин, не нужен? - «в сердцах» подумал я, - ну, и вы мне тоже не нужны! Обиделся я тогда крепко. Нет, не фактом сокращения, (мало ли, что бывает?), а отношением к себе - как к человеку, как к подводнику! Ни предложений ни советов. Ни должности, ни «новое формирование», ни еще чего-нибудь - мне не предложили. Ни решения, ни подсказки. Ну, ни-че-го.
        Был бы я в Гремихе, я бы без решения из штаба дивизии не ушел. Но я не в Гремихе! Как в яму провалился! «Выплывай, как можешь».
        Ты знаешь, я шел по улице и на спуске к СРЗ увидел акваторию, корабли, лодки. И поймал себя на мысли, что, еще утром, все это было моё, а я был всецело их, а теперь это стало... чужим? Будто на лбу поставили клеймо - «Чужой». Главное, что, ничего не предлагают, в Гремиху не вызывают. Командир ушел на повышение, комиссар в командировке, Меха -  списали, нового не прислали, комдив - три - в госпитале, кругом «врио-ксио». Одним словом - засада.
        - Психанул?!
        - Не без этого.
        Поостыв, я оглядел полярнинские красоты. От паровых гейзеров улицы Героев «Тумана», до длинного деревянного моста-лестницы, что у кинотеатра и кафе «Ягодка», от РЛС на скалах до крутого подъема на Вьюжный и Гаджиево. Красоты меня не вдохновили. "Паршивенько как-то. Надо что-то делать".
        И тут - о чудо! Прибыл новый командир. После доклада новоиспеченному руководителю, было принято решение: для «разборки на месте» отправить меня в Гремиху, на что, доселе молчавший, командир (я бы не догадался) толи по своекорыстию, толи с дальним прицелом проговорил: «Мне нужно предать посылочку в Северодвинск. А не съездить ли вам? Туда. Заодно размагнититесь. Посетите РБН. Может повезет и  в военпреды на попадете. Вы ведь корабел?»
        Призадумался я. Поговорил с женой. Она у меня – моя звездочка. Интуичит здорово. Лучше меня.
        Белый пароход из Мурманска до Гремихи ходил через два дня на третий, а самолет в Архангельск летал каждый день.
       Прикинули да и махнули в Северодвинск.
       Слетали на недельку.  Я  определился.  В Гремиху вернулся только через пару месяцев, в составе экипажа.
        Не буду описывать свои мытарства до и после поездки в Северодвинск. Как это происходило - отдельная песня. В общем, в июле восемьдесят пятого года прибыл я в стольный град - Северодвинск, на Северное машиностроительное предприятие, в просторечии – «СМП» - колыбель советского атомного подводного флота. На должность младшего военпреда кораблестроительной группы орденоносного 1059 Военного представительства МО СССР. Товарищи, «Ура»!      
Кстати, не все корабелы смогли уйти с действующего Флота. Кадры быстро очухались или их нахлобучили, и,  вскорости, «шлагбаум закрылся». Но добрая половина трюмных для действующего Флота была потеряна навсегда.
        Кто-то скажет: «Да не хай! Це дило?! Училища еще лейтенантов наштампуют. Чего горевать-то. Тем более по трюмным. Тьфу!»
- Кто спорит? Мой случай - так себе, «бой местного значения». Только дело не в дипломах, не в игре «на больше - меньше», а - в сердце, долге и призвании. А по ним – холодной бритвой. Чик! И нету.
        Промучившись два года без командиров трюмных групп, в декабре восемьдесят шестого года, пропищав: «Ой! Не П-ли!», умники из Генштаба ВС СССР, пытаясь загнать обратно дым в трубу, а дрова –  в исходное положение, вновь, ввели должности командиров трюмных групп подводных ракетоносцев. Да, так ввели, что среди всех сокращений последнего времени, эта должность устояла и востребована до сих пор. Что им сказать? Одно - «Идиоты».
       - Согласен. Вредители
       - А, я, о чем?
       Значит, прибыл я в город Северодвинск, привез семью, приступил к службе, да так и задержался в этом, благословенном краю, аж, на четверть века.
       Конечно, военпредить, это вам не по сопкам скакать, не служить на лодочном железе, перманентно, уклоняясь от всяческих служебных неприятностей. «Самое вкусное»: это отсутствие «любимого личного состава» и психоделики его воспитания. То занимаешься матросами, то «приводишь в меридиан», обремененных семьями, лысых мичманов. Ну и самому, мне как-то приелся «сход на берег через тумбочки подчиненных матросов». Кто служил, тот понял.
        Я остановил рассказ. Улыбнулся.
       - Ты чего? – обратился ко мне Отец.
       - Сейчас. Вспомнил. Как перед самым переводом на берег, я для чего - то заскочил в пустую казарму. Толи что-то забыл, толи еще чего - то надо было сделать. А ходить я медленно не умею, ну и лечу себе метеором.
Влетаю в канцелярию, а там скучает помощник командира, Витя, назначенный к нам из семнадцатой дивизии (помню, как не странно).
        Я: - То, да се. Надо позарез.
        Он: - Надо, так надо.
        Сделали.
        - Спасибо, Виктор Петрович, я «полетел».
        - Погодь, - он взял меня за рукав. – Дорогой. Вот ты ведь кто? Военпред.
        - Ну, вроде того. Выписку из приказа. Жду.
        - Вот - вот, но как ты ходишь?!
        - Как?
        - Стыдоба! Запомни, вид бегущего офицера сеет панику средь гражданского населения.
        - Ясно, но кругом военные.
        - А Северный Париж? А аллеи с фонарями, эспланады с прекрасными феминами, прямые гладкие улицы с желтыми автобусами, голубыми троль-лэй-буссами. Посмотрите направо - С-эМ-Пе, налево  - эР-Бе-эН......И среди этого неземного блаженства полубоги - военпреды.
        Он наклонился ко мне, и тихо доверительно спросил: «Знаешь, как ходят военпреды?»
        - Как? - в тон ему вопросил я.
        - Сэр подайте - ка сюда, пэ- папочку.
        - Сэр!
        - Благодарю. Смотри и учись
        Был июнь. По - весеннему, (а в Гремихе это весна), яркое солнце, пронзало осязаемыми лучами пространство казармы, насыщая его теплом. Помоха забросил папку под мышку. И медленно, так, вразвалочку, важно пофланировал, по центральному проходу казармы. Туда – сюда. Подбородок задран вверх, озабоченный взор устремлен внутрь - «Мол, мы решаем грандиозную задачу». Дневальный матрос от смеха обвился вокруг тумбочки.
       - Понял?
       - Понял.
       - Покажи
       Я сделал три шага, так же примерно, как и он, повернулся, махнул рукой и «полетел» по своим делам.
                ........................................

       Закладывая крутой вираж, я «улетал» к новым неизвестным мне событиям, ощущениям и испытаниям. Я покидал действующий Флот с чувством печали от разлуки с тем, к чему стремился, с чувством чего-то не доделанного, горечью и тревогой.
       Единственное, что грело и как-то устраивало мою натуру - осознание того, что ждет меня интересное, а, главное, рискованное предприятие. Строительство и испытание новых подводных лодок.
       Но все-таки поднявшись из окопа, я пошел в тыл. И не важно, что там, в тылу, куётся....


* См. комментарии к "Жил-был я. Кн. 3 Беседы. Гл. 13".
** ДУК - устройство удаления мусорных контейнеров за борт. Труба диаметром 310 миллиметров и две крышки. Имеет несколько блокировок, которые не позволяют дуракам открывать одновременно  две крышки, снаружи, за бортам, и внутри корпуса. Но бывают умельцы -"отличники БП и ПП с картонной ж...", которым  это удается вместе со столбом воды диаметром 310 мм под давлением 0,8 атмосфер. (осадка на миделе у ПЛ 8,2 м).

Продолжение: http://proza.ru/2020/03/31/2181