Петроградская конференция 1917 г. ч. 12

Петроградская союзническая конференция 1917 года.

(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2020/03/19/444)

В начале поговорим о том, как вообще царская Россия и Великобритания, накануне Первой мировой войны, оказались союзниками.
Почти весь XIX-й, и первые годы ХХ века проходили  под знаком острой конкуренции, а порой и откровенной вражды между русской и английской империями.

После победы над Наполеоном и решений Венского конгресса, отношения между двумя крупнейшими мировыми державами той эпохи начали постепенно портиться, и все это закончилось несчастной для России Крымской войной 1853-56 г.г., в ходе которой ей пришлось в одиночку воевать против трех империй (Англии, Франции и Турции) и Сардинского королевства.
Потом Великобритания заняла жесткую антирусскую позицию во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов, фактически не позволив России воспользоваться плодами своей военной победы.

В начале ХХ века на юге африканского континента разгорелась необычная колониальная война.
Армия Великобритании развязала боевые действия против двух небольших государств:  Трансвааля и Оранжевой республики.
Особенностью этой войны было то, что англичане вели ее не против «каких-то» индусов, папуасов, или негров, на этот раз их противниками были белые люди, буры, потомки голландских колонистов, которые  основали  эти государства и жили там  многие десятилетия.
Симпатии всей Европы, без преувеличения, были на стороне буров.
В  1899 году  Вильгельм Второй и Николай Второй обсуждали в Потсдаме, как бы больнее уязвить Англию за ее агрессивную политику на Юге Африки.

В качестве волонтеров уехали воевать в Трансвааль сотни французов, немцев, русских (среди них был, например, известный политик А.И. Гучков, а сын знаменитого русского фельдмаршала И.В. Гурко, полковник (в то время) Василий Иосифович Гурко  был военным атташе (тогда называли - военный агент) при войсках Трансвааля).

Кстати, во время той войны, в плен к бурам попал (и сбежал из него, при очень сомнительных обстоятельствах), молодой тогда,  английский офицер Уинстон Черчилль.

Сейчас та война практически забыта у нас в стране.
Осталась от нее только песенка, которую иногда можно услышать в старых кинофильмах:
«Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…»
 

Надо сказать, что Вильгельм Второй, в годы своей молодости, был буквально влюблен в Россию и писал восторженные письма Александру Третьему, уверяя царя в своей дружбе и уважении.
И только откровенно презрительное отношение  Александра Третьего к юному германскому императору и открытый военный союз России с враждебной Германии Францией смогли «остудить» эти чувства Вильгельма Второго.

Вот что Вильгельм  Второй рассказывал о своем визите в Россию, в то время, когда он еще был только наследником престола:
"В 1886 году, в конце августа и начале сентября, после последнего Гаштейнского свидания императора Вильгельма Великого и Бисмарка с императором Францем Иосифом, на котором я присутствовал по приказанию моего деда, на мою долю выпало поручение передать лично императору Александру III о результатах Гаштейнского свидания и обсудить совместно с царем вопросы, касающиеся Средиземного моря и Турции.
 
Князь дал мне свои инструкции, санкционированные императором Вильгельмом.
Они особенно касались желания России пойти на Стамбул, чему князь не собирался чинить никаких препятствий.
Напротив, я получил прямое поручение предложить России Константинополь и Дарданеллы. (Таким образом, уже отказывались от Сан-Стефано и от Берлинского конгресса!)
Имелось в виду дружественно убедить Турцию, что соглашение с Россией желательно и для нее.
 
Я встретил дружеский прием у царя в Брест-Литовске и принял участие в тамошних парадах, маневрах и т. п., которые уже неоспоримо носили антинемецкий характер.
Как результат разговоров с царем важно отметить заявление последнего о том, что если бы в его расчеты входило овладеть Стамбулом, то он его взял бы; в разрешении или согласии князя Бисмарка для этого он не нуждается.
После такого резкого отклонения бисмарковского предложения я счел, что моя миссия потерпела крушение. Соответствующим образом я и составил свое донесение князю».
 
Как видим, обида царя на Германию была столь глубока, что он в презрительной  форме отклонил предложение Бисмарка о помощи в решении проблемы проливов, (и  совершенно напрасно, как показали дальнейшие события)...

В русской версии, описание поведения Александра III во время этой встречи, и вовсе носит откровенно грубый характер.
 
В книге воспоминаний  великого князя Александра Михайловича разговор  русского царя и наследника германского престола изложен следующим полуанекдотическим образом:
«Когда Вильгельм II предложил Александру III «поделить мир между России и Германией», Царь ответил:
— Не веди себя, Вилли, как танцующий дервиш. Полюбуйся на себя в зеркало».
(Великий князь Александр Михайлович. «Книга воспоминаний»).

Прямо скажем, странный и грубый ответ.
Тем более  что «Вилли» делал эти судьбоносные предложения  не от себя лично, а по поручению «железного канцлера» Бисмарка, который в то время мог многое решать в  европейской политике…

Трудно судить, кто больше погрешил против истины в этих двух версиях…

Как показали дальнейшие события и трагедии ХХ века,  в интересах  России тогда было бы прислушаться к германским предложениям по решению проблемы проливов.   
Германия тогда могла «убедить» Турцию уступить в этом вопросе, и тогда  и не было бы ни Антанты, ни мировой войны…

В итоге, Александр III принял роковое для России решение о союзе с республиканской Францией.

В «демократической» Франции очень многие откровенно презирали «деспотическую, самодержавную, царскую  Россию» и даже стыдились этого  союза, но в большой политике, нет места чувствам и сантиментам, там правят бал ИНТЕРЕСЫ государств.
А Франция, мечтавшая о реванше и готовившаяся к нему,  была жизненно заинтересована в союзе с Россией.
При этом союзе кошмаром для Германии становилась война на два фронта, которую она, по всеобщему мнению, выдержать не смогла бы.
 

Очень интересной (и малоизвестной у нас) была оценка Вильгельмом  Вторым франко-русского союза, данная в его мемуарах:
«В России дела складывались так, что мощная царская империя стремилась к выходу в южные моря. Это стремление естественно, и его нельзя осуждать.
Помимо того, вражда, возникшая между Россией и Австрией главным образом из-за Сербии, затрагивала в то же время и Германию постольку, поскольку последняя была в союзе с Австро-Венгрией.
 
К тому же в царской России постоянно происходило внутреннее брожение. Поэтому каждое царское правительство считало полезным держать наготове опасность внешних конфликтов, чтобы иметь возможность в любое время отвлекать народ внешними затруднениями от внутренних проблем, создавая, таким образом, клапан для разряжения сгущенной политической атмосферы внутри страны.
Огромная потребность России в займах покрывалась почти исключительно во Франции.
В Россию перешли свыше 20 миллиардов французских золотых франков, расходованием которых Франция отчасти сама и распоряжалась.
При этом имелось в виду использовать французские займы исключительно для стратегических мероприятий, направленных к подготовке войны.
 
Золотой цепью французских миллиардов царская империя не только была прикована к Франции в финансовом отношении, но и связала себя с французской идеей реванша». (Вильгельм II. Мемуары. События и люди. 1878-1918. М. 1923 г.)

Очень точно сказано…
Действительно, во многом на этих колоссальных деньгах, взятых в долг под большие проценты, и были построены стратегические железные дороги в западной части Российской империи, под них были размещены  военные заказы на французских заводах и т.д. 
Нередко это делалось в ущерб более выгодным (и качественным) немецким предложениям.
Так в артиллерии огромные заказы для русской армии получили французские заводы Шнайдер, хотя германские пушки Круппа на российских конкурсах по всем статьям превосходили французские аналоги.
   
Можно с уверенностью сказать, что «благополучие и процветание» царской России в предвоенные годы, о котором сейчас так любят вспоминать, во многом  строилось на этих огромных французских деньгах, ВЗЯТЫХ В ДОЛГ.
А отдавать этот долг пришлось, в годы мировой войны, реками русской крови…


Тем не менее, в годы несчастной для России русско-японской войны, только Германская империя показала себя истинным союзником России.
А вот поведение союзной нам Франции (которая занимала странную позицию брезгливого нейтралитета) тогда было очень двусмысленным и приводило наших моряков в негодование.

Англия и вовсе была тогда военным союзником Японии и сыграла огромную роль в строительстве и боевой подготовке японского  военного флота.
Лишь  твердая позиция Германии не позволила Англии использовать  свою военную силу на море  против  русской  эскадры,  после трагического «гулльского инцидента» и т.д. и т.п.

Вот что писал в  своих воспоминаниях об этой войне,  и о политике Германии в то время,  сам Вильгельм Второй:
«Когда Николай II решился начать войну с Японией, я уверил его, что сохраню полный нейтралитет и не причиню ему в тылу никаких неприятностей. Германия сдержала свое слово.
Когда война приняла не тот оборот, какого ожидал царь, и обе армии, русская и японская, в течение многих недель стояли одна против другой в обстановке военного затишья, в Берлин приехал юный брат царя   великий князь Михаил.
Князь Бюлов, бывший тогда канцлером, попросил меня осведомиться у великого князя, как, собственно, обстоят русские дела, ибо он, Бюлов, получил плохие известия и полагает, что для России пришла, наконец, пора прекратить войну.
Я взял на себя это поручение.
 
Великий князь явно почувствовал облегчение, когда я заговорил с ним откровенно. Он подтвердил, что дела России плохи. После этого я высказал свое мнение, что царь должен немедленно заключить мир, ибо ненадежность войск и офицерского корпуса, о чем сообщил мне великий князь, представляется мне столь же опасной, как и возобновившееся брожение внутри страны.
Великий князь Михаил был благодарен мне за то, что я дал ему возможность откровенно поговорить со мной.
Царь, как всегда, колеблется, сказал великий, князь, но он должен заключить мир, что он и сделает, если я ему дам такой совет.
Великий князь попросил меня дать ему с собой письмо царю в этом духе. Я набросал черновик английского письма царю Николаю II, отправился с ним к Бюлову и, осведомив его о сообщениях великого князя, показал черновик моего письма. Бюлов поблагодарил меня за то, что я выполнил его поручение; посылку письма царю он нашел целесообразной.
 
Великий князь, договорившись обо всем с русским послом в Берлине графом Остен-Сакеном и несколько раз поблагодарив меня, уехал к царю, который после этого и начал мирные переговоры. При встрече со мной граф Остен-Сакен сказал, что я оказал большую услугу Николаю II и России.
 
Я был рад тому, что мои старания были по достоинству оценены, и мог, следовательно, надеяться, что они послужат восстановлению хороших отношений. Своей тактикой в данном случае я в то же время предотвращал опасность проникновения в Германию русской революции, которая могла начаться во время русско-японской войны.
Германия не встретила благодарности, но наше поведение во время русско-японской войны остается доказательством нашего миролюбия.

Духом такого же миролюбия был проникнут и выдвинутый мною проект соглашения в Бьерке (июль 1905 года). Проект этот имел в виду заключение договора между Германией и Россией о совместных действиях, но оставлял полную возможность примкнуть к соглашению как союзникам этих держав, так и другим государствам. Проектируемый договор, однако, не был ратифицирован из-за противодействия со стороны русского правительства (группа Извольского)». (Вильгельм II. Мемуары. События и люди. 1878-1918. М. 1923 г.)


Этот оборонительный (!) Бьеркский договор был, пожалуй,  последней попыткой Германии нормализовать отношения с царской Россией.
Интересно, что Николай Второй сначала подписал его, а потом, спустя довольно продолжительное время, под давлением антинемецкого лобби из своего окружения, отозвал свою подпись.
 
Чтобы монарх вдруг взял и  дезавуировал свою подпись под официальным международным договором  - случай в истории дипломатии редчайший, если не исключительный.
 
Современные  российские историки, как правило, если и вспоминают об этом договоре, то утверждают, что Вильгельм чуть ли не обманом вынудил Николая Второго его подписать, якобы в ущерб российским интересам.

Сам текст этого Договора у нас почему-то не любят публиковать.
Давайте познакомимся с ним:

«Русско-германский союзный договор от 11/24 июля 1905 г.
Бьёрке
Их величества императоры всероссийский и германский в целях обеспечения мира в Европе установили нижеследующие статьи оборонительного союза:
Статья 1.
В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, союзница ее придет ей на помощь в Европе всеми своими сухопутными и морскими силами.
Статья 2.
Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать отдельно мира ни с одним из общих противников.
Статья 3.
Настоящий договор войдет в силу тотчас по заключении мира между Россией и Японией и останется в силе до тех пор, пока не будет денонсирован за год вперед.
Статья 4.
Император всероссийский после вступления в силу этого договора предпримет необходимые шаги к тому, чтобы ознакомить Францию с этим договором и побудить ее присоединиться к нему в качестве союзницы.
Вильгельм, Николай
фон Чиршки-Бегендорф, А. Бирилёв
(Сборник договоров. С. 335–336.)»

На мой взгляд, это равноправный оборонительный Договор, отнюдь не направленный против других стран.
Более того, статья 4 этого Договора прямо приглашала Францию присоединиться к нему.
Понятно, что в этом случае от идеи реванша Франции пришлось бы отказаться, но зато и мировую войну развязать было бы куда сложнее.
Так что нежелание Франции присоединиться к Договору понятно.
 
Куда сложнее понять, что «плохого» могло усмотреть в Бьёркском Договоре  окружение Николая Второго, буквально заставившее его отказаться от своего царского слова…

Несколько слов о предвоенной политике  Англии.
Она продолжала оставаться в Европе в состоянии своего «блистательного уединения».
Островное положение, огромные колониальные владения, сильнейший в мире военный флот, а главное, промышленное и финансовое превосходство над другими державами позволяли Великобритании сохранять свободу действий на международной арене.

«Владычица морей» обладала тогда мощнейшим в мире флотом.

А вот английская сухопутная армия  вовсе не считалась в Европе сколько-нибудь серьезной  силой.
Любимым изречением князя Бисмарка об английской армии, которое он часто повторял, были слова:
«Если бы англичане высадились у нас, я бы велел их арестовать!»

Между мировыми державами тогда  имелись огромные противоречия и процветала явная и скрытая вражда.
Отношение Германии к английским планам использовать германскую армию в своих интересах лучше всех сформулировал «железный канцлер» Бисмарк:
«Князь Бисмарк отчеканил свой взгляд на англо-германские отношения в следующем метком изречении, которое я сам неоднократно слыхал в бисмарковском семейном кругу:
«Германия никогда не должна стать шпагой Англии на континенте», - вспоминал об этом  кайзер Вильгельм.

В  связи с быстрым развитием экономики и усилением военной мощи других держав и особенно Германии, позиции Англии стали более уязвимы.

В 1902 году Великобритания заключила длительный союз с Японией, направленный против России, а в 1904-м – соглашение с Францией, что означало конец политики «блистательного уединения».

В Англии осознали, что Германия не станет играть для них роль своей «шпаги на континенте», и английская политика совершила крутой поворот к дружбе с Францией и Россией.
В 1908-1909 годах Англия  заключила с Россией соглашения о разграничении сфер влияния в Персии и Афганистане.  Почва для военного сотрудничества с Россией и Францией, на случай европейской войны, английской дипломатией была подготовлена.

Одной из причин этого шага Англии была растущая индустриальная и военная мощь Германии, а также быстрый рост германского военного флота. Это ставило под вопрос мировую гегемонию «владычицы морей».

У Германии  и у  Англии  имелись серьезные мотивы  к войне: одна страна бурно развивалась и активно боролась за свое «место под солнцем» во многих районах Земли, другая стремилась сохранить свое могущество и мировое господство, сделав ставку на новых европейских союзников: Францию и Россию, которые и должны были сыграть роль «шпаги Англии на континенте» в будущей войне. 
На море - господство Англии тогда было бесспорным.
Франция мечтала о реванше за позорное поражение в войне 1870 года и потерю Эльзаса и Лотарингии.
ВСЕ были готовы к новой европейской войне за передел границ, рынков сбыта и сфер влияния и желали её.
Оставалось лишь найти повод для её начала…


Вильгельм  Второй, в своих мемуарах, приводит  несколько примеров подготовки России к войне в 1914 году:
«Когда весной 1914 года гофмаршал царя Николая II спросил его о планах на весну и лето, тот ответил:
«Я останусь в этом году дома, так как у нас будет война».
Об этом факте сообщили рейхсканцлеру фон Бетману. Я о нем тогда ничего не слыхал, а узнал об этом разговоре лишь в ноябре 1918 года.
 
И так поступил тот самый царь, который дважды, в Бьерке и Балтийском порту, совершенно неожиданно для меня дал мне свое торжественное честное слово, подкрепленное рукопожатиями и объятиями, что он в благодарность за верное и дружественное соседское поведение германского кайзера в русско-японской войне, в которую Россия была вовлечена исключительно Англией, в случае возникновения европейской войны никогда не поднимет меча против кайзера, особенно в качестве союзника Англии.
 
Он ненавидит Англию, сказал тогда царь, ибо она причинила ему и России слишком много зла, натравив в свое время на Россию Японию.
В то время как царь предрекал к лету войну, я занимался в Корфу археологическими раскопками, затем поехал в Висбаден и, наконец, в Норвегию.
 
Монарх, который думает напасть на своих соседей, желает войны и занимается ее подготовкой, требующей долгих тайных приготовлений к мобилизации и концентрации войск, не остается месяцами вне пределов своей страны и не дает летнего отпуска в Карлсбад начальнику своего Генерального штаба.
Враги же, наоборот, планомерно готовились к нападению…»

Пройдя горнило войны с Японией и революции 1905 года, Николай II, под влиянием своего англофильского окружения, неожиданно пошел на союз с такой, казалось бы, ненавистной ему Англией, с которой всю жизнь враждовали его отец, дед и прадед.
Это тоже было одной из причин возникновения Антанты и начала мировой войны…


После этого исторического экскурса, вернемся к рассказу о Петроградской союзнической конференции, прошедшей в России  в январе-феврале 1917 года.

Идея отправки высокой делегации в Россию для согласования военного сотрудничества родилась еще в первые месяцы 1916 года.
В мае 1916 г. в Англии снова побывали представители Государственной думы и Государственного совета и им была устроена торжественная встреча, Однако британскому правительству, в той тяжелой обстановке, нужны были переговоры на высшем государственном уровне, вплоть до русского императора.
 
13 мая британский военный министр фельдмаршал лорд Г. Китченер получил через российское посольство приглашение Николая II приехать в Россию.
5 июня, в пять часов вечера,  лорд Г. Китченер, вместе с большой группой военных, отплыл на крейсере "Хэмпшир" в сопровождении еще двух кораблей.
А без двадцати восемь, не успев еще далеко отойти от шотландского берега, "Хэмпшир" подорвался на мине, установленной, как выяснилось, немецкой подводной лодкой в ночь с 28 на 29 мая. Корабль затонул в течение четверти часа.
Спаслись всего десять человек. Китченера среди них не было.
В Англии все были потрясены: поездка Китченера держалась в секрете, а в Петрограде "обсуждалась открыто".

 В России стали обвинять прогерманские силы. Больше всего - Распутина. Дескать, царь сказал царице, она - Распутину (об этих слухах писал потом Деникин в "Очерках русской смуты").
Доказательств вины Распутина и "распутинцев" не обнаружено до сих пор. Была гибель "Хэмпшира" случайностью или нет, так и осталось тайной.
Однако идея обсуждения с русскими проблем совместного ведения войны день ото дня становилась все более актуальной.
 
Западные союзники всерьез боялись, что Германия соблазнит сепаратным миром Россию, уже измученную двухлетней тяжелой войной, утратой громадных территорий, потерей, убитыми и пленными, миллионов своих солдат. Слухи о переговорах немецких представителей с русскими возникали вновь и вновь.
(Подробнее о контактах с немцами и тайных переговорах о сепаратном мире можно посмотреть здесь: http://www.proza.ru/2017/03/28/1477)

10 декабря 1916 г., Ллойд Джордж, теперь уже глава правительства, предложил преемнику Китченера, Милнеру, возглавить объединенную делегацию союзников для переговоров с Россией. "С конца 1916 г. до 1918 г., за исключением Ллойд Джорджа, Милнер был самой значительной фигурой в правительстве", - писал биограф Милнера.

Пока готовилась конференция, обстановка в России очень быстро и круто ухудшалась. 
Продолжалась «министерская чехарда».
За один 1916 год царь сменил "четырех председателей совета министров (И.Л. Горемыкина, Б.В. Штюрмера, А.Ф. Трепова и кн. Н.Д. Голицына), четырех министров внутренних дел (А.Н. Хвостова, Б.В. Штюрмера, А.А. Хвостова и А.Д. Протопопова), трех министров иностранных дел (С.Д. Сазонова, Б.В. Штюрмера и Н.Н. Покровского), трех военных министров (А.А. Поливанова, Д.С. Шуваева и ген. Беляева) и трех министров юстиции (А.А. Хвостова, А.А. Макарова и Н.А. Добровольского)" .
"На исходе 1916 года все члены государственного тела России были поражены болезнью, которая уже не могла пройти сама, ни быть излеченной обыкновенными средствами, но требовала сложной и опасной операции", - считал Александр Блок 
(Блок А. Последние дни старого режима. - Архив русской революции, т. 4. Берлин, 1922, с. 5)

Имеется интересный исторический казус.
Николай II, с осени 1915 года объявивший себя верховным главнокомандующим русской армией,  принял от своего кузена Георга V воинское звание британского фельдмаршала. И очень обрадовался этому чину. В декабре 1915 г. он написал жене: "Вообрази, Джоржи произвел меня в фельдмаршалы британской армии".
Обрадованная императрица отвечала: "Как хорошо, что ты назначен английским фельдмаршалом".
Видимо и Николай II, и его жена Аликс забыли, что их противник, кайзер Вильгельм II - тоже британский фельдмаршал?
 
Причем кайзер получил этот чин намного раньше, еще в 1901 г., когда он приезжал в Лондон на похороны своей бабушки, королевы Виктории.
Хотя Аликс должна была бы это помнить: германский кайзер был и ее близким родственником - она тоже внучка королевы Виктории.
Да и Николаю не следовало особенно радоваться тому, что его кузен Георг («Джорджи») преподнес и ему этот в общем-то ничего не значивший для них обоих подарок.

В ноябре 1916 года  Николай II одобрил идею созыва конференции союзников в Петрограде.

Петроградской конференции предшествовала долгая беседа британского посла Дж. Бьюкенена с Николаем II.
Английский посол считал, что князь Голицын, новый председатель совета министров России, "не имея никакого административного опыта и никаких точек соприкосновений с Думой", не может "овладеть положением". А оно, по мнению посла, "с каждым днем становилось все более и более угрожающим.
Революция носилась в воздухе, и единственный спорный вопрос заключался в том, придет ли она сверху или снизу.
 
Дворцовый переворот обсуждался открыто, и за обедом в посольстве один из моих русских друзей, занимавший высокое положение в правительстве, сообщил мне, что вопрос заключается лишь в том, будут ли убиты и император, и императрица или только последняя; с другой стороны, народное восстание, вызванное всеобщим недостатком продовольствия, могло вспыхнуть ежеминутно".  (Бьюкенен Д. Мемуары дипломата. М., с.180)

Да и в Москве британский генконсул Б. Локкарт (который в 1918 году приобретет всероссийскую известность, благодаря знаменитому «заговору послов») стал постоянно встречался с председателем Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам князем Г.Е. Львовым, московским городским головой и главноуполномоченным Всероссийского союза городов М.В. Челноковым, одним из лидеров московских кадетов, членом Прогрессивного блока В.А. Маклаковым, председателем Экономического совета Всероссийского союза городов А.А. Мануйловым, видным деятелем кадетской партии Ф.Ф. Кокошкиным.
 На этих встречах они говорили о неспособности правительства, о том, что страна - над пропастью . (Lockhart R.H.B. British Agent. New York, 1933, p. 156.)

Для участия в конференции Англией, Францией и Италией была создана объединенная делегация.
 
В британскую часть вошли, кроме Милнера, еще шесть генералов, в том числе Г. Вильсон (вскоре стал фельдмаршалом), лорд Д.Б. Ревелсток, эксперт по финансовым вопросам, сэр Уолтер Лейтон, эксперт по вопросам вооружения, Дж. Клерк (впоследствии посол в Турции).
Во французскую часть делегации во главе с М. Думергом, министром колоний, вошли два генерала. В итальянскую - сеньор Шалойа, маркиз А. Карлотти и генерал Руджиери.
Всего в объединенной делегации - более 40 человек.
8(21) января они отплыли из шотландского порта Обок к порту Романов (Мурманск)  на крейсере "Килдонен кесл".

Отъезд делегации, учитывая печальный финал  миссии Китченера, держали в большом  секрете. (Так же было и потом, уже при отъезде из Петербурга). Тогда всем пришлось даже пожертвовать своими ботинками (!!!).
Каждый «делегат» оставил их у дверей своего номера в гостинице, чтобы создать впечатление, будто их владелец еще не уехал.
 
Целями переговоров считались координация военных усилий и согласование поставок вооружения в Россию. Не объявленной, но не менее важной целью было попытаться понять ситуацию в России.

Сразу по прибытии в порт Романов гости ужаснулись: присланное из Англии вооружение, которое доставлялось с таким риском сквозь минные поля и под угрозой нападения германских рейдеров и подводных лодок, тут мокло под дождем и снегом.
 "Тысячи тонн снаряжения были свалены в доках и на набережной, и не чувствовалось никакой надежды, что их вскоре отправят дальше, на юг" (Wrench J.E. Alfred Milner. The Man of No Illusions. 1854-1925. London, 1958;с.322)

 Специальный поезд, на котором делегацию везли в Петроград, шел очень медленно. Путешествие заняло три дня.
Прибыли в столицу утром 16(29) января.
Встречавший  их, французский посол в России М. Палеолог сразу же предупредил: "Здесь перестают интересоваться войной. Все правительственные пружины, все колеса административной машины портятся одно за другим. Лучшие умы убеждены в том, что Россия идет к пропасти. Надо нам спешить".  (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991, с. 436-437.)

Разумеется, союзники, опасаясь за будущее своих стран, хотели понять, насколько правдивы слухи, о том, что царь и его окружение склоняются к сепаратному миру и ведут тайные переговоры с Германией.
Основания для этих опасений у союзников были.
 
В высших правительственных кругах, да и у части буржуазии прогерманские настроения и желание выхода из войны усиливались - в связи с военными неудачами, потерей значительной территории, страхом народных выступлений.
Никто толком тогда не мог определить, какие именно группировки стремились к сговору с Германией и насколько велико их влияние на царя. Но слухи распространялись очень широко.

Безусловно, перед  делегацией союзников ставились и другие задачи:
 Выяснить, насколько эффективна российская армия и насколько прочен тыл; можно ли уговорить русских начать в самом близком будущем наступление на восточном фронте - и тем самым облегчить положение на западном. Узнать, какие поставки вооружения нужны России, в каких объемах и способны ли российские железные дороги обеспечить его доставку из северных портов в необходимые сроки.
И самое важное - понять внутриполитическую обстановку в Российской империи.

 18(31) января Николай II принял в Царском Селе всю делегацию.
Милнер вручил царю два письма от Георга V, а для вдовствующей императрицы Марии Федоровны - письмо от ее сестры Александры, жены Георга V. Еще через два дня Милнер получил личную аудиенцию и обедал с императором и императрицей.
 
После этой встречи Милнер сказал Вильсону, второму по положению члену британской делегации: "Император и императрица, хотя держались очень любезно, но совершенно отчетливо дали понять, что не потерпят никакого обсуждения российской внутренней политики"  (Wrench J.E. Alfred Milner. The Man of No Illusions. 1854-1925. London, 1958; p. 323.)
Первое пленарное заседание конференции союзников, самой представительной за все годы войны, открылось 19 января (1 февраля) в Круглом зале Мариинского дворца.
Работа продолжалась три недели, до 8(21) февраля, т.е. закончилась за считанные дни до Февральской революции.
 
Наиболее высокопоставленными членами российской делегации были новый министр иностранных дел Н.Н. Покровский; новый военный министр М.А. Беляев; министр финансов П.Л. Барк; великий князь Сергей Михайлович, инспектор артиллерии, он представлял ставку верховного главнокомандующего; морской министр адмирал И.И. Григорович; С.Д. Сазонов, который до июля 1916 г. был министром иностранных дел, а затем назначен послом в Лондон, но так и не вступил в эту должность из-за начавшихся революционных событий.
 
При обсуждении военных вопросов важную роль играл генерал В.И. Гурко, начальник генерального штаба. (Интересно, что в годы  англо-бурской войны (о которой уже упоминалось) В.И. Гурко был военным атташе при армии Трансвааля, а Альфред Мильнер являлся там  генерал-губернатором  британской Капской колонии).

В ходе этих переговоров союзники хотели подтвердить прежние договоренности, что и на западном, и на восточном фронтах наступление должно начаться уже в феврале.
Однако генерал Гурко официально заявил, что русская армия к этому не готова, поскольку идет ее реорганизация.
У союзников эта задержка снова вызвала подозрения - не стремится ли все-таки Россия к сепаратному миру.
 
После нелегких переговоров пришли к согласию, что наступление переносится на апрель. Западный фронт - в начале апреля, восточный - во второй половине.
В комиссии по снабжению обсуждался вопрос о поставках западной военной техники для русской армии в 1917 г. Русская делегация запросила даже больше, чем могли пропустить российские железные дороги - 10.5 млн. т. Союзники говорили о цифре почти в три раза меньше. Окончательные рекомендации для правительств сформулированы так и не были.
Сложными оказались и переговоры о поставках российского зерна союзникам - особенно потому, что они рассматривались в единой связке с поставками западной военной техники, а также с проблемами реорганизации портов Мурманска и Архангельска и пропускной способностью железных дорог.
Не очень доверяя четкости и слаженности проводимых в России работ, англичане хотели, чтобы в них участвовали их офицеры, имеющие соответствующий опыт. И вообще, чтобы у их специалистов был доступ к информации об использовании вооружения и техники, предоставляемых Западом России.
 
Стоял вопрос и о новых английских займах, и о платежах по старым. Для решения финансовых дел русское правительство согласилось выслать в Англию золота на сумму 20 млн ф. ст.
 В результате министерской чехарды, которая шла в России в 1916 года, недавно назначенные министры и другие чиновники не всегда оказывались  компетентными в новых для них сферах.
 
Этим объясняются оценки их деятельности, подобные той, которую дал им М.В. Родзянко:
«На заседаниях конференции с союзниками обнаружилось полнейшее невежество нашего военного министра Беляева.
По многим вопросам и Беляев, и другие наши министры оказывались в чрезвычайно неловком положении перед союзниками: они не сговорились между собой и не были в курсе дел даже по своим ведомствам.
В особенности это сказалось при обсуждении вопроса о заказах заграницей. Лорд Мильнер долго молча вслушивался в речи наших министров и затем спросил: «Сколько же вы делаете заказов?».
Ему сообщили.
«А сколько вы требуете тоннажа для их перевозки?».
И получив снова ответ, он заметил: «Я вам должен сказать, что вы просите тоннажа в пять раз меньше, чем нужно для перевозки ваших заказов»…

Французы тоже очень нервничали, и видно было, что они недовольны нами.
Еще в январе 1916 г. во время своего пребывания в Петрограде члены делегации Думерг и Кастельно ездили в Царское Село и к своему изумлению увидели там тяжелые орудия, присланные для нашего фронта из Франции».
(Родзянко М.В. Крушение империи (записки председателя Русской Государственной Думы). - Архив Русской революции, т. 17. Берлин, 1926, с. 165).

Подготовка рекомендаций и решений конференции велась и  вне пределов ее стен. Генералы - Вильсон и другие - посетили Псков, ставку генерала Н.В. Рузского, побывали в Риге, оттуда поехали на машине на фронт. Затем по железной дороге - в Минск. Там их принял А. Эверт, командующий Западным фронтом. Затем - вернулись в Москву.
 
Милнер в Петрограде встречался с представителями партий, представленных в Думе - кадетами и октябристами. А во время поездки Милнера в Москву, в сопровождении Ревелстока и Клерка, состоялись беседы с князем Львовым (который вскоре, после отречения Николая II, стал председателем Временного правительства и министром внутренних дел) и Челноковым.
Князь Львов вручил Милнеру текст своего заявления, в котором говорилось, что, если император не проведет конституционной реформы, революция неизбежна. Более того, Львов указал срок - через три недели.
Под революцией Львов подразумевал не столько народное восстание, сколько события в верхах.
 
В Москве, как и в Петрограде, делегаты конференции услышали, что царская чета - угроза для страны.
Генерал Вильсон записал в дневнике:
"Они потеряли свой народ, свое дворянство, а теперь и свою армию - и я не вижу для них никакой надежды; однажды здесь произойдет что-то ужасное…
Император и императрица - на пути к свержению.
Все - офицеры, купцы, женщины - открыто говорят, что надо избавляться от них" . (Callwell C.E. Field-Marshal Sir Henry Wilson, v. 1. London, 1927, p. 319.)
 
По возвращении в Петроград Милнер был снова принят Николаем II 5(18) февраля и вручил ему памятную записку со своими соображениями.
В записке выражались глубокие симпатии к России и сочувствие потерям, которые она понесла.
Подчеркивалось: "Единственное, на чем мы должны сейчас сосредоточить внимание - это умножение общих сил союзников... И, может быть, правильно даже пожертвовать некоторым укреплением на Западном фронте ради снабжения России тем, в чем она насущно нуждается".
Никакой критики российской политики в записке не было. Но и при этом у Милнера не создалось впечатления, что его соображения, да и он сам, произвели заметное впечатление на царя.
А сам Николай II показался ему усталым и нездоровым.
 
Накануне отъезда делегации союзников из Петрограда в Мурманск Милнер встретился с членом ЦК партии кадетов П.Б. Струве. Встреча была на квартире у С. Хора, главы британской военной миссии.
Струве вручил Милнеру две записки: "Состояние дел в России" и "Продовольственный вопрос в России".
 
Основная идея обеих: в нынешних условиях Россия продолжать войну НЕ МОЖЕТ.
(Это хорошо бы усвоить нынешним псевдомонархистам, самозабвенно толкующим о том, что в январе 1917 года Россия, дескать,  была «на пороге победы»).
В первой записке говорилось, что для продолжения войны необходимо правительство, которое могло бы добиться компромисса между интересами различных группировок и сплотить страну - чего не может сделать существующая власть.
Говорилось и об активности прогерманских сил, близких к императорской чете. И что "Россию ставят лицом к лицу с революционной ситуацией".
 
Вторая записка была подготовлена по инициативе князя Львова. В ней сказано, что урожай 1916 г. вполне достаточен, чтобы накормить страну, но власть не может справиться с дезорганизацией экономики, вызванной уходом миллионов мужчин из сельского хозяйства, промышленности и транспорта в армию, и неумением различных министерств и ведомств координировать свои действия.

В целом впечатления делегатов конференции от банкетов и переговоров оказались невеселыми.
Тягучие многословные заседания, многочасовые приемы и обеды, общая неэффективность царской бюрократии.
Милнер сказал коллегам-французам: "Мы попусту теряем время".

Б. Локкарт, британский генконсул, приехавший в Петроград к делегатам из Москвы, вспоминал:
“Я нашел атмосферу в Санкт-Петербурге еще более удручающей, чем когда-либо... Шампанское лилось рекой.. «Астория» и «Европа», два лучшие столичные отеля, переполнены офицерами, чье место должно бы быть на фронте. Не считалось зазорным быть «уклоняющимися» или искать синекуру в тылу... На улицах же - длинные очереди бедно одетых мужчин и громко возмущающихся женщин, которые ждали хлеба, а его все не подвозили” . (Lockhart R.H.B. British Agent. New York, 1933, p. 157)

А.И. Гучков писал генералу М.В. Алексееву еще в августе 1916 г.: “«Гниющий» тыл неминуемо развалит фронт, да и всю страну втянет в «невылазное болото»".
 
Когда английские гости или сопровождавшие их лица давали рубль городовому, тот, козырнув и щелкнув каблуками, привычно громыхал: "Боже, царя храни!" и "Бей жидов!". (Lockhart R.H. B., указанные сочинения стр.163)
Само по себе это, вероятно, не так уж беспокоило бы англичан. Тревожней для них было другое.
Черносотенцы называли Думу, особенно ее либеральную, наиболее близкую англичанам, часть - еврейским кагалом. Видели в ней врага внутреннего, а в Англии - внешнего.
 
Эти настроения отмечались в докладах Петроградского охранного отделения. Например, в октябре 1916 г.: “Если правительство хочет, чтобы в России наступили порядок и тишина, то оно должно, прежде всего, разогнать «еврейский кагал», заключить почетный мир с Германией и разорвать всякие отношения с Англией” (Красный архив, т. 4 (17), 1926, с. 24.)
Такой поворот англичанам нравиться, разумеется, не мог.

Очень интересные отзывы  о Николае II оставил  генерал Дж. Хенбюри-Уильямс, глава британской военной миссии в России.
Находясь в Ставке верховного главнокомандующего, он вызвал к себе симпатию царя. Они часто гуляли вдвоем.
Впоследствии свое восхищение он выразил в книге "Император Николай II, каким я его знал". Николай II предстает там не самым лучшим образом.
Будучи верховным главнокомандующим, он чаще говорил о развлечениях,  своих прогулках и рыбной ловле, чем о стратегии ведения боевых действий на фронте:
 "Его очень интересовало кино".
"Он с удовольствием обсуждал свою форму британского фельдмаршала - и как ему держать жезл".
(Hanbury-Williams J. The Emperor Nicholas II as I knew him. London, 1922, p. 89, 91.)

Перед отъездом члены делегации, опасаясь утечки информации к немцам и повторения трагедии с Китченером, не только оставили свои ботинки перед дверьми своих комнат в гостинице, но и заранее распространили неверный слух о дате отъезда и о маршруте.
 
В британском "Отчете о миссии в Россию" дан подробный анализ настроений и расстановки политических сил в России.
В отчете подчеркивалось, что Дума и земство "увеличивают свое влияние в огромной степени".
Ставился вопрос о "возможности революции", и давался ответ: "Что может произойти - это дворцовая революция.
Император и императрица поразительно не популярны".

Целая страница была посвящена взяточничеству и в целом коррупции чиновничества. В качестве причины этого названо низкое жалованье - чиновники не могут на него существовать.
 
По возвращении в Лондон Милнер доложил военному кабинету Великобритании, что революция, хотя, скорее всего, и неизбежна, но произойдет уже после окончания войны, и что "в разговорах о революции в России очень уж много преувеличений".  (Papers on the Milner Mission to Russia. Jan. -March 1917 (Box 7). - Trinity College Library, СВ., p. 7. )

Впоследствии Ллойд Джордж (именно он, став премьером, предложил Милнеру портфель военного министра) горько упрекал Милнера за этот вывод.
Впоследствии Милнера, несмотря на его ошибки, все же считали лучшим знатоком России во всем британском правительстве. И ему (он еще долго оставался военным министром), пришлось много заниматься Россией.

Уже после отречения Николая Второго и Февральской революции, в  письме одному из своих коллег, 12 апреля 1917 г. Милнер возложил вину за все это на царский бюрократический аппарат:
"Бюрократия была так насквозь пропитана стремлением своекорыстно использовать служебное положение, фаворитизмом, некомпетентностью и коррупцией, что это вело к голоду в армии и к проигрышу войны - и все это знали, в том числе и солдаты".

А в письме Бьюкенену 15 мая 1917 г. Милнер предупреждал: "Боюсь, что теперь Россия пройдет через все стадии революционной лихорадки и ничто не поможет ей, даже если это будет длиться годами - пока новая форма власти, вероятно, деспотическая и непредсказуемая по своему характеру, не возникнет из этого хаоса".
Это предсказание Милнера, как мы знаем, сбылось.

В завершение этой главы, остановлюсь еще на одном вопросе.
У нынешних нью-монархистов сейчас стало модно «списывать» всю организацию Февральской революции на «коварных англичан» вообще и посла Дж. Бьюкенен, в частности.

Разумеется, это полная ерунда. Никакой посол не смог бы «подбить» всю (почти без исключения) царскую верхушку на недовольство Николаем Вторым, если бы он САМ полностью  не дискредитировал себя как правитель и Верховный главнокомандующий.
Посмотрите, какое отношение было к нему в реальности.

Одним из самых известных и авторитетных русских генералов той поры  был генерал А.М. Крымов.
Он находился в доверительных отношениях с А.И. Гучковым, и был среди тех, кто накануне 1917 года планировал дворцовый переворот с целью отстранения императора Николая II от престола.
 
Как отмечала известная  исследовательница российского масонства Н.Н. Берберова, еще задолго до февральской революции Крымов сблизился с представителями либеральной оппозиции и, возможно, даже вступил в масонскую ложу:
«Мы знаем теперь, что генералы Алексеев, Рузский, Крымов, Теплов и, может быть, другие были с помощью Гучкова посвящены в масоны. Они немедленно включились в его "заговорщицкие планы".
Все эти люди, как это ни странно, почему-то возлагали большие надежды на регентство (при малолетнем царевиче Алексее) вел. кн. Михаила Александровича, брата царя».
 
«Незадолго до Февральской революции, ; отмечал член кадетской партии и масон Н.В. Некрасов, ; начались и росли связи с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг А.И. Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других), и с нею завязалась организационная связь».
Приехав в январе 1917 года с Румынского фронта в Петроград, Крымов стал активно агитировать за скорейший государственный переворот.
 
Жандармский генерал А.И. Спиридович, вспоминая январские дни 1917 года, писал:
 «Приехавший из Киева Терещенко, член Г. Думы Шидловский и генерал Крымов доказывали необходимость свержения монарха».
 
А.Ф. Керенский вспоминал: «В начале января в Петроград прибыл вместе с группой офицеров популярный генерал А.М. Крымов (...). Родзянко договорился с ними о встрече на своей квартире, на которую были приглашены и лидеры "Прогрессивного блока".
На этой встрече генерал Крымов от имени армии призвал Думу совершить без всякого промедления переворот, заявив, что в противном случае у России нет шансов на победу в войне.
 
Все присутствовавшие поддержали точку зрения Крымова, а некоторые позволили себе говорить о государе в таких выражениях, что Родзянко вынужден был попросить их не прибегать к подобному языку в доме Председателя Думы».
По воспоминаниям председателя Государственной думы М.В. Родзянко, генерал Крымов выступил перед группой оппозиционно настроенных думцев, пообещав поддержку армии в совершении государственного переворота.
 
«Настроение в армии такое, ; говорил генерал, ; что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен и на фронте это чувствуют. Если вы решитесь на эту крайнюю меру, то мы вас поддержим. Очевидно, иных средств нет.
Все было испробовано как вами, так и многими другими, но вредное влияние жены сильнее честных слов, сказанных царю. Времени терять нельзя». Думцы же, по словам Родзянко, «с волнением слушали доклад боевого генерала.
Грустной и жуткой была его исповедь.
 
Крымов говорил, что пока не прояснится и не очистится политический горизонт, прока правительство не примет курса, пока не будет другого правительства, которому бы там, в армии, поверили, ; не может быть надежд на победу.
Войне определенно мешают в тылу, и временные успехи сводятся к нулю».
 
Выступление генерала встретило полную поддержку думских оппозиционеров, общее настроение которых вполне можно выразить словами кадета А.И. Шингарева, сказанного после речи Крымова:  «Генерал прав ; переворот необходим... Но кто на него решится?»

По свидетельству кадетского лидера П.Н. Милюкова, «самоотверженный патриот» Крымов, в начале 1917 года не только говорил перед либералами соответствующие речи, но и «обсуждал в тесном кружке подробности предстоящего переворота», намеченного на февраль.
 
«Я не могу не вспомнить последних месяцев перед революцией, когда генерал Крымов оказался тем единственным генералом, который из великой любви к родине не побоялся вступить в ряды той небольшой группы лиц, которая решилась сделать государственный переворот, ; вспоминал близкий знакомый Крымова миллионер М.И. Терещенко, вскоре ставший министром финансов Временного правительства. ; Генерал Крымов неоднократно приезжал в Петербург и пытался убедить сомневающихся, что медлить больше нельзя.
 
Он и его друзья сознавали, что если не взять на себя руководство дворцовым переворотом, его сделают народные массы, и прекрасно понимали, какими последствиями и какой гибельной анархией это может грозить.
Наконец, мудрые слова искушенных политиков перестали нас убеждать, и тем условным языком, которым мы между собой сносились, генерал Крымов в первых числах марта был вызван в Петроград из Румынии, но оказалось уже поздно».
 
Об этом же свидетельствует и генерал А.И. Деникин, по словам которого, «Крымов был вызван своими единомышленниками с фронта в Петроград к 1-му марта, но петроградское восстание изменило ход событий».
Ходили разговоры, что решительный генерал Крымов «предлагал осуществить убийство царя на военном смотру в марте 1917 года»...
 
Как видим, в марте 1917 года русскими генералами и думцами  планировалось даже УБИЙСТВО царя, чему и помешала грянувшая Февральская революция.

Принять активное участие в февральских событиях 1917 года Крымову не пришлось, так как в эти дни он находился в Кишиневе.
Общавшийся с Крымовым на следующий день после отречения Императора П.Н. Врангель вспоминал:
 
«Я застал его (Крымова) в настроении приподнятом, он был весьма оптимистически настроен. Несмотря на то, что в городе повсеместно уже шли митинги и по улицам проходили какие-то демонстрировавшие толпы с красными флагами, где уже попадались отдельные солдаты из местного запасного батальона, он не придавал этому никакого значения; он искренне продолжал верить, что это переворот, а не начало всероссийской смуты.
 Он горячо доказывал, что армия, скованная на фронте, не будет увлечена в политическую борьбу, и "что было бы гораздо хуже, ежели бы все это произошло после войны, а особенно во время демобилизации...
Тогда армия просто бы разбежалась домой с оружием в руках и стала бы сама наводить порядки". От него я узнал впервые список членов Временного правительства».

"Что касается форм верховной власти, ; говорил Крымов одному из своих сотрудников, ; это вопрос будущего; но лично я никакой нежности к династии не питаю".

Так что, если бы не Февральская революция, Николая Второго вполне могли бы «ликвидировать» его же генералы в марте 1917 года, которые «никакой нежности к династии не питали».

На фото: Март 1917 г. Петроград. Транспорант у арки Главного Штаба

(Продолжение:http://proza.ru/2020/04/21/661)