Граница и девица

Всё бы было на ятЪ, да попутал артельщика приглядываю-
щий за ним бес. Для разумения упёртого атеиста – потребны
слова иные. Как вариант: «Ну, тогда привычка подвела чего-
нибудь отхватить напоследок. Чаще вовсе ему без личной
надобности. Просто по сомнительному воззрению: на судне
всякое сгодится».
Под весёлые нолики с изрядно наклюкавшимся таким же
матросом, про которого и сказать-то нечего, артельщик поки-
дал ресторан. Под руки закадычных приятелей поддержива-
ли две зажигалочки, нарочито громко смеясь, а то и радостно
взвизгивая.
Уточню на моменте. Почему бы, собственно, им не гульнуть
в единственно возбуждающем месте беломорского городишка
Кемь? Какой-никакой праздник жизни ведь нужен всем. Факт! 
Куда ещё идти тем, кто сошёл с корабля и на корабль вернётся?
Будет вычитать сутки за сутками до порта, чтоб избавил от
штормов, вахт четыре через восемь, причитающихся мелких
деньжат.
   Кроме моряков, отмечались там в дни получек несколько
холостых офицеров пограничной части. Иногда устраивали
гудёж мастера с лесопильного заводишка. Других ходячих
кошельков, к тому ж любителей транжирить, в захолустной
Кеми отродясь не было.
   Подобный расклад удручал директоршу злачного заведе-
ния. План по выручке висел в её сознании на пережжённом
множеством завивок волосочке. «Чем прикажете строго спу-
щенного петрозаводским Трестом, незнамо как спасать?
Слёзными заначками этих жлобов с погрузки досок? Гады
те, настоящие гады! На брёвнышках у бережка норовят без на-
ценок надраться. Своими задницами всех лежебок, прибитых
течением, отполировали. И с такой-то эстетикой в прекрас-
ный коммунизм?!
   Спасибо дурочкам всяким, по фиолетовому возрасту но-
сящим короткие юбчонки. Взбивающим сложные причесоны,
чтоб обратили, наконец-то, косоглазое внимание стоящие
парни.
   Именно для этого волнующе ярко семафорят губки-банти-
ки. Смелым и коварным делается вырез платьев над грудями.
Ужимаются под осиную затяжку талии. Потому несут и несут к
ней мятые пятёрки, трёшки искательницы лотерейной любви.
«Кошечки мои гулящие, – жалостливо вздыхала директор-
ша, – с вами лишь не пропала и не пропаду». Однако раска-
яние всё ж наведывалось к ней. Мысли перестраивались на
лепший порядок. «Всего-то нужно: отменить план. Встала бы
тогда с суковатым дрыном в дверях. Ни одна бы вертихвостка
в зал не прошмыгнула».
   Не там, девчата, мол, счастье ищете. Жучилы они! Фу на
них! Отутюженной пословицей просветить могла: «Бабы ма-
ются, а девки всё пихаются». Ещё б вдосыть староукладного
воз с тележкой. Ох, как бы понесла благим матом: «Живо дёру
к мамкам за фикусы. Завтра в библиотеку за пачкой книжек
сразу. Штопать, варить, прибирать учитесь. Да чтоб поутру
без просыпа на работку. Только киношки и сменные трусёнки
заложены в получки ваши. Профурсетками, честными давал-
ками кобелирующим стать недолго. Брысь, кыш с крыльца,
охальницы! Прости, Господи, меня грешную, партейную».
   Пока на совестливую матрону мы тратили время, новояв-
ленная АББА двигалась к близкому в местных пределах лес-
ному причалу. Подле него застыл неказистый теплоход «Че-
реповец» в обаянии светлой летней ночи. Кряду подмечалось:
догрузить его – чих шабашный.
   И вправду, от союзничков румын тот выглядел неважнец-
ки. Просто местью за Сталинград, где они первее немцев за-
получили. Это так – подсолка, кому разовые отступления по
вкусу.
   Уже после приёмки к «Череповцу» новый мостик-будку
сверху присобачили. Иначе обзор, чего там за форштевнем? –
с палубным грузом вовсе пропадал. Не видней было и в балла-
сте от того, что в этом случае нос задирался.
   Прилагающимся ко всей картине казённым дополнением маячил
около трапа пограничный наряд. Составляли его три деда-
годка, как предсказатели верного отхода в начавшихся сутках.
Сесамовидные, к тому ж с автоматами и штык-ножами на по-
ясных ремнях при виртуальной границе.
   Такое означало жесть: ещё полсотни метров – и кемская
АББА распадётся, куды раньше оригинальной шведской. Наив-
ные спутницы моряков, почмоканные и пощупанные наскоро,
поканают обертасом, не добрав желанных впечатлений.
В силах сотворить невероятное мог лишь Санька-артель-
щик. Сам-то случаем новопитерский. Это понималось из
фамилии Туфтак. Но гонор по пьяни Санечка имел ого-го!
Впрямь будто чудесно сохранившийся сподвижник государя
Петра Великого.
   Теперь хозяин артелки, полной дефицита, жаждал показать
своё судовое величие. Пусть запомнят, с кем они соприкосну-
лись в сей апробации и тем дико осчастливились.
   – Привет, служба! А вот и мы. «Пэл-мэлом» забалуетесь?
От сякого не отказаться живым парням, даром что застыв-
шие погранцы. Из протянутой щедро пачки вмиг изъялись
три сигаретки. «Зеленые фуражки» явно подобрели. По гла-
зам видать: не прочь сержанты побалакать, на девиц позыр-
кать. Не упустят стрельнуть снова за здорово приманчивых
западных. Уж больно дымкие, пижонские. Во бы тех на дем-
бельский форс! Широких гуляк мореманов никто до призыва
не видывал. На службе сподобились. И это – простительно.
Где тем на cреднерусской равнине взяться?
   Саня осторожно, по способностям пьяного выбирал слабину:
– Как с куревом-то у вас? Хреново?
– Одна «Прима» с нищим в горах. Жуткий горлодёр.
– Тушёнкой, небось, зато балуют.
– С чего бы начпрод с прапорами тогда хари наели?
Знать бы кузяво.
– А у нас всего завались. Хошь «Союз-Аполлон». Хошь кури
болгарские с фильтром. Шеф тушёнку с макаронами запарит.
Так их едва видно. Коврик тушёночки в соку. Аромат! Ва-а-ще!
Последняя заманка отразилась на погранцах как попада-
ние в яблочко. Даже поддатые симпатяшки просекли разницу
житух. Ещё бы нет! В предельный накал чувств загордились
сиятельным знакомством. Жаль, нельзя о личном на ушко. В
умат сразили бы непробовавших откровенного интима. Нам,
де, матросы обещали океаны любви! Утрись, пехота!
Опережая на несколько лет смутное время, Санька пред-
ложил неслыханный бартер:
– Вижу, ничего в армии не изменилось. Эхе-хе. Но я могу,
ребятушки, о вас порадеть. По блоку сигарет и банке тушёнки
каждому за пропуск девиц до утра. Потянет?
Паузочка умственного замешательства сработала на ре-
зультат. Старший сержант по-военному всего на всего обру-
бил пределы изволенного.
– Тогды на крайняк до седьмого часа. Иначе нам и новому
наряду страшенный залёт.
– Нет базара, – щегольнул блатной феней солидный руча-
тель. АББА-четвёрка куражно поднялась по трапу. Проло-
мивший, как нечего делать, надёжно оберегаемую границу,
шастанул в артелку за восхитительным вознаграждением. Те,
кто остался внизу и кто смотрел на них с палубы, взаимно
улыбались.
Солдатики мечтательно примеряли на себя ночные утехи.
Тут постиг их главный неуправляемый торчок, который ни-
как не заменит геройский вид с АК-47. Даже со штык-ножом
в придачу.
Отвязная компашка плюсом вахтенный матрос вождями за
фальшбортом милостиво позволяли себя рассматривать.
Блондиночка, гораздо интересней шведской сестрицы Аг-
неты, приглушенно воскликнула:
– Ничего, мальчики, потерпите. И вас девушки полюбят.
Это была, пожалуй, последняя минута, протёкшая для всех
в мажоре.
Каютка друзей поразила теснотой, убогим казённым ви-
дом. К тому ж всё там было раскидано, халявно. Под полом
грохотала какая-то непонятная страшная машина. Пахло дав-
но нестиранными носками. Легкий шок пронял тонко настро-
енные девичьи души.
Из рундука вытащилось два пузыря архангельской водки,
обзываемой «сучком». Вскрыли пресловутую тушёнку. Оста-
ток понтового курева рассыпали по столу. К эдакому добави-
лись единственный немытый стакан да вилка с расходящими-
ся во все стороны зубцами.
Перехваленные Сюзан с Ван-Гогом, бросив кисти, порва-
ли бы со жгучим стыдом свои худенькие полотна. Именно
здесь торжествовала грубая, сочно поданная судовая на-
тура, о которой на тусовочных монмартрах не слыхивали.
Ну, и наши «передвижники» из-за усвоенных хороших ма-
нер тож не дотянули до глубин отображения быта нижних
палуб.
На прежний хмель парни добавили для скрепления зна-
комства полсталинского гранёного. Залетевшие пташки, мор-
щась, по четвертиночке. Поддевали по очереди щеперистой
штуковиной баночный закусончик. Дымили как-то совсем в
очумелый затяг. И вновь, желая догнать насвежо духаривший
настрой, по той же дозе.
Глаза заманчивых женихов начали приметно стекленеть.
Кандидаток в невесты заукачивало в волнах романтической
посиделки.
Сколько натикало, перестало определяться. Вначале вы-
рубился Сашкин сосед-приятель. Простецки осел мешком на
диванчике и пустил слюну. Черёд артельного, бойца по жизни,
всё не наступал. Уцелевшее невредимым природное хвастов-
ство помогло ему наведаться в пяток кают.
Вот-де среди ночи от женского пола отбиваюсь. Желаете
размагнититься? Так я предоставлю. Вы меня(!) знаете.
Спросонья и с похмелья, кто по порядочности, на соблазн
не поддались. В награду за заботу отказные слова загнули
салазками. Больным на головушку обозвали да на простой
адрес Сашка отправили. До чего обидно! Без почтения и
спроса на кой ляд быть артельщиком?
Ко гостьюшкам он вернулся крайне уязвлённым, почти
никаким. А те ласковыми лисками.
– Давай, голубчик, Сашенька, выпьем на брудер «ша».
В лестной заманочке прятался сговор разочарованных пре-
лестниц. «Вырубится и линяем». (Допёрли-таки).
Санкино сознание уцепилось за коротенькое «ша».
– Ладно по культурке, – едва выговорилось у него, – и точ-
но «ша», девоньки. Сплю с обеими. Ух, я ненасытный! Ух, я
горячий!
Двойной брудер запросто погасил безотчётного артиста
неотрепетированного водевиля. Он рухнул в направлении
умывальника, словно продумав, с чего начнёт, очнувшись.
Загостившиеся, опасливо и нетвёрдо покинули живопис-
ный бардачок. Не помня, как заходили, тронулись наугад. По-
плутали по коридору, заворачивающемуся на оба борта. Под-
нялись по полутрапику на такую же загадочную спардечную
палубу. Где ж двери на свободу?
Поиск затрудняла разная, как пеняют медики, степень
опьянения. Самая выносливая вырулила по новому лабирин-
ту прямо и не промахнулась. Брюнетку, подсевшую на обла-
ко тяжёлого кайфа, унесло в сплошную неясность. Погранцы
следующего наряда утешались коментом:
– Погоди, порнушкина. Чего делать-то? Ждём.
Мертвецкий сон наблюдался во всех каютах. В коварном
его плену пребывал, недолжно никоим образом, вахтенный
матросик Петруха. Уставши стоять столбом, присел на кор-
точки, прижался спиной к вертикали надстройки и зрил бес-
платную фантастику. До чего так-таки душевную!
Сидят они, значит, с батей дома, пьют дорогущий армян-
ский коньяк по пять двенадцать, закусывают солёными груз-
дочками. Почему-то в рваной леспромхозовской фуфайке
удивительно естественно припёрся капитан. И так грозно с
порога вопрошает:
– Девка ещё не выходила?
– Без понятия. Лучше садись, Пал Николаич, с нами.
Опрокинь-ка стопку. Во! И мелкого, мелкого гони в сметанке.
Тычь его, тычь. От жженья враз помогает.
Батя, по лесной простоте, встрел:
– К коей молодке интерес блюдёшь? У нас на посёлке их во-
семь, окромя разводок.
На том моменте кто-то сильно затряс плечо. Пристаёт куда
свирепей:
– Где, где вторая девица?!
Размыкает парень веки. Над ним склонился капитан – толь-
ко погранцовый. Ничуть не опомнившись, под папашу косит:
– Девица? Где? Какая?
– Что ни вахтенный, то заспанный придурок. Срочно(!) вы-
зывай мне старпома.
Ё(!) за всё! Светопредставление вкупе с дознанием и поис-
ком фантом-красотки. Плачьте все, творящие комедии, ибо
вы не испытали флотской жизни.
Разом разбужены, помимо старшего помощника, прочие
штурмана, первый помощник, сам кэп. Пока что задача пред-
ставлялась игриво незамысловатой, сейчас же исполнимой.
Заглянуть в каюты отправились старший и первый помощ-
ник. Одна за другой их обошли, в каждой порядком потопта-
лись. Результат, к удивлению, – из трёх по-особому сложен-
ных пальцев.
Пограничный чин переменил тон на шипящий, угрожаю-
щий. (Ему-то терять погоны).
– На вашем борту не просто посторонняя. Я уверен – она
опасная антисоветчица. Хочет удрать с закрытыми сведения-
ми за границу. Вы хоть понимаете это?! Ответственность ля-
жет и на вас. Ищите!
На этот раз распахивали рундуки. Просовывались за занаве-
ски коек. Осмотрели всякую мелочь, могущую хоть что-то под-
сказать. Кого застали в каютах в любом состоянии, опросили. А
в итоге аутпут с козлиной рожей. Нет девицы! Не бред ли она?
Начали от печки, то есть припёрли ночного вахтенного ма-
тросика. Струхнувший за всё сразу, раскололся, коим образом
безобразие приключилось. Стрелки сошлись на определён-
ных шлендающих приятелях. Уф, судовым сыскарям полегча-
ло. Только вострый на язык Санька мало что смог добавить.
«До энтого я помню, а до упора нет. Вырубился». Инакий го-
ре-соблазнитель удержал в бестолковке лишь словесную мочу.
Вырисовывалось стопроцентно уцепленное: девиц было двое.
Одна ушла среди ночи. Осталась её товарка – незримая ведьма.
С фонариками при дневном свете, в расширенном соста-
ве воодушевились на победный круг поисков. Как полагается
при досмотрах, когда закрывают границу, в углах коридоров
выставили людей. Уже не просто смотрели – всё и вся прон-
зали шильями взглядов. Рыскали и по кладовкам. Почтили
дотошным осмотром рулёвку. Перерыли огромный ларь ве-
тоши. Шныряя по прачечной, заглянули в барабан большой
стиральной машины. Обитаемое пространство «Череповца»
кончалось красным кормовым флагом. У него застопорились
в полном отупении постигшего облома.
Чуть не забыл: на всякий случай старпом Сидякин зыркнул
под крышку помойного контейнера.
Сторонний кухонный критикан размышлял бы вслух: вто-
рая девица –  не иначе идея фикс спятивших погранцов, этих
жертв долбаной совковой бдительности. Но в тоже время по
Саньке, его собутыльнику и вахтенному выходило: она была.
С рычания офицера, в этом каются оба ночные наряда. Еще
бы – дисбат* по ним плачет!
Очерченный круг неадекватных мог вполне укомплекто-
вать парочку палат спецпсихушки. Оставалось добровольно,
не дожидаясь симптомов поэта Безродного**,  присоединиться.
Никак свыше диктовалось: для сдачи врачам предваритель-
но зайти в кают-компанию, где собрался штаб по отлову.
С чем пожаловали – отображали удручённые лица.
– Та-а-к, дилетанты, – зловеще протянул погранцовый ка-
питан. – Сейчас этим займутся мои. На каждый метр будет
по солдату. Продавшиеся позорные салобоны, у меня ползком
след возьмут. Мы её сыщем! Потребуется – до первого дна пе-
ретряхнём нептунскую уродину!
Голосище усилил, как на строевом плацу. Выкатил зенки,
порозовел щеками за суточной щетиной.
– Мать вашу, мне плевать, что фильмами обменивались и
краской у вас разживались. Вы мне государственную границу
продырявили явно завербованной б…! Да, б…!
Вопль, изо всех гласных сразу, как будто вырвался из недр
преисподней. Честно сознаться, многие в испуге обомлели. 
В тесной ли кают-компании не засечь, откуда истошный прёт?
По вращающимся бесполезно зыркам выходило: не отколь
как бы. И всё ж – прёт! Жуть!
Подобно чёртику меж сидящих на диване, обращенном спин-
кою к надстройке, материализовалась оскорблённая фурия.
– Это я-то кака-то б…?! Урод моральный, ты «чё» тупанул?!
Размазанной тушью ведьмились её горящие глаза. Повад-
ки ни дать, ни взять самолюбивой цирковой тигрицы. Вот-вот
вцепится поделом в рисующегося обидчика-натасчика огром-
ных кошек.
– Прошлой зимой не ты ль меня на квартиру заманивал?
Левак– женатик. Сказать, что Машка о тебе растрепала?!
– Всем стоять! Успокоиться! – пресёк пиковую сцену власт-
ный окрик. То вступил в свои неоспоримые права первый
помощник Александрович. Довольно ещё молодой, из меха-
ников в недавнем, с законченной «макаровкой»*. Выразиться
утончённей: был он из плеяды новых помполитов после ста-
линских, хрущовских, отчасти брежневских ортодоксов.
– Полагаю, курьёз произошёл. Девица банально перебрала.
Ну и забилась в щель бабочкой. Не слезем с разборки, забав-
ное получится: ваших погранцов купили за малость сигарет и
тушёнки. Прикиньте-ка это к погонам. Как бы звёздочки с них
не посдувало. Нам и вам скандал в высоких сферах нужен?!
Остывающей виновнице общесудовой катавасии:
– Мадмуазель, вы свободны.
– Ну, я пошла, что ль, начальники?– вопрошает сбитая с
толку нездешней вежливостью.
– Сгинь, Тамарка, – напутствует её поумневший буше-
ватель.
Через минуту началось тихое деловое оформление отхо-
да. Каждому из команды вернули личный «Паспорт моряка».
Офицер с двумя сержантами быстро прошлись по каютам.
Чётко сличили фотки с предъявленными лицами. Иным из
них мешала совпасть недельная подогретость с небритостью
того же срока. Да на что опыт бдительной службы?! За нашу
границу на пудовом замке выходит зряшно беспокоились.
Уже в кают-компании всякая паспортина обзавелась штам-
пиком союзного начертаньица: «КПП Кемь» в чернильном
прямоугольничке. На борт поднялся поморского корня седой
лоцман. Прощай, Кемска волость.
Новый рейс начинал лепиться воочию. Сейчас вот румя-
ным пирожком к чаю от шефа. Немного погодя, в море, тяже-
лым трудом, бдением и лишь под возвращение непритязатель-
ным подарком судьбы. Каждый раз бы так!
Затаённая мощь поднебесных хлябей в расчёт не берётся по
умолчанию. Берутся только надежды. «Маловато» – скажете.
Да что есть. На то они и моряки – божьи люди. Случайных
жизнь бракует. Ходов припасёно у той заботливой уйма.

История бы не вырвалась далее бортов «Череповца». Ко-
нечно, Санька по-свойски наказали. «Невыполняющим» его
сделали под плохо скрытые ухмылочки на судовом собрании.
Вроде постращали гуся водой.
Рано расслабились: в каждом партизанском отряде свой
предатель. Именно за его ногами злосчастная Тамарка обра-
щалась в тигрицу. Тогда и соделался мрачным произволением
рока капитан-наставник Ерёменко. По долгу службы обыч-
ной справой «обкатывающий» молодого капитана. Ох, вчер-
няк перебуторажился он там до воспаления ответственного
ума. Не утерпев, устремился духом Сквозника-Дыхоновского
после рейса в партком пароходства. Выпуклым морским гла-
зом, сродни подзорной трубе, увидел занятых ерундой. И, как
возможно, энергически обстановку прессанул, с учётом своих
120 кг:
– Вы знаете, товарищи! – и с перлами, красными словцами,
матюжными. Ничего не упустил.
Поражённые происшествием, истовые товарищи изготови-
лись к написанию разносного приказа. Само собой незамед-
лительному гону морально разложившегося типа и иже с ним.
Нескупо повеличали Ерёменко светочем борьбы всё с тем же
разгильдяйством, бескультурьем. Заодно не упустили и бездо-
рожье к светлому, предначертанному партией, будущему.
Вот их-то хочется уже пожалеть. Из дали лет даже любуюсь
ими, как последней редкой цепью обороны от выжиг и хамов,
наречённых потом новорусскими. Не ведали, что предал свой
же генсек. И о, ужас: громадная страна покатит без тормозов…
Получивший расчётный гон Санька решился на неверо-
ятный кульбит. По тайным задумкам, призваны вернуть ему
красивую моряцкую жизнь. Взял да и подался в глухой петру-
хин леспромхоз, где, как помните, имелось восемь девок, не
считая разводок.
Валить здоровенные ёлки по задницу в снегу он сразу от-
казался. Всё ж и без того понёс Санечка непривычные труды.
Случалось, напропалую хвастал поселковым о былой своей
ламповости. Несколько правдоподобней делился полосатой
тоской по морям. Обаял собой семь из упомянутых, честно
оставив косенькую (восьмую) отсутствующему, кстати, Петру.
Среди завершённых им добрых дел: вызволение пьющего
бригадира от писания характеристики. Усердствуя в творче-
ском порыве, сам оную пушкинил. Халявщиков поселковых
побаловал пьяным вдрызг застольем под гармонь с девичьи-
ми всхлипами.
На третий бражный день местная власть умолила его не
срывать план. Тогдысь с лёгким сердцем и пониманием, что
общественное превыше личного, наш герой победно двинул
в Архангельск.
Удача СашкА бежала за километр впереди карпогорского
поезда. В городе застал, ну не чудо ли(?), меж рейсами перво-
го помощника. Выручи, мол, осознал, Александрович, сволоч-
ной быльняк. Жить без моря не могу. Походательствуй, отец
ты нам всем родной!
В резко менявших тон газетах, телеящиках растиражиро-
вали с дальним прицелом странный лукавый пунктик: «соци-
ализм с человеческим лицом». Аккурат к Саньке впопад из-
мышленный задурить пришёлся.
На той-то подсечке Александрович взвалил на себя пустые
хлопоты. Логично доказывать он умел, по-адвокатски обы-
грывая факты, с якобы видными нравственными подвижками
внутри комсомольца. Дескать, вопрос не столько в потенции,
сколько в актуализации веры в человека. (Каково выразил!
Блеск!)
По большому счёту, он был железно прав. Вся советская
литература зевала на перековках героев из таких-сяких в по-
ложительные. Сюжеты оригинальнее дерзко смущали её. Не
крамола ли подсунутая? А между строк что прочтут?
В реальной жизни с доверием обстояло совсем худенько.
Как ни хотел не похожий на старых помполитов дать Саньке
шанс, ничего не получилось. Стреляный партком всё ж усом-
нился, ссылаясь на собственный опыт бесчисленных разборок.
Передовой вальщик тёмного леса из бригады коммунисти-
ческого труда, закусив губу, покатил в разогревавшийся Ле-
нинград. Симпатичный, думающий ходатель за народ ушёл
расстроенным на том же «Череповце». Кому не знакома горечь
погибших благих намерений?! Ну, а Майкл Горбачёв с Раиси-
ей Максимовной прогрессивно полетели к западным друзьям
посоветоваться: «Чего ещё завалить?»
Начинала просматриваться обречённость системы, пусть и
охраняющей от разных мерзавцев. Без гибкости верхов напло-
дила она множество недовольных. Зачем-то лелеяла в сладкой
глупости ЦэКашников, уподобленных синь-пороху в глазу.
Конечно, нашлись рядящиеся под идейных сотрясателей.
«Котёльчик-то вскипел!» – смекнут неприметные дошлые
университетские мальчики. Ничем ни рискуя, возьмут страну
на шпанскую заточку, то есть разграбят под красивые слова.
Мысли, мысли – когда валит с правого борта на левый и
тут же отыгрывает наоборот. Пока лишь будущему, они неот-
вязные на проверку…

Зимами т/х «Череповец» часто наведывался в Ленинград.
Город трёх злосчастных революций затевал вползание в забы-
тую буржуазность. Для этого быстро, ловко, невесть кем сма-
заный засаленными штатовскими баксами.
На что уж искушёны во всяческом пароходские, и те аха-
ли с различными оттенками сермяжной правды. Единого
мнения, что творится с Родиной, представьте, – ни у кого-
шеньки! Токмо без подмесу чудаки не возили об ту пору по-
держанные иномарки. У прочих что ни рейс – бац, на продажу
разрешённая к растаможке машина. Мутные околопортовые
личности остальное рыли сами.
Барыш тех и тех рос не слабо. Впрочем, кричать «ура» ни-
кто не порывался. (На Руси как родную ни обзывали, всё ме-
нее чем временное).
Нечто потрясения, когда по трапу в распахнутой длинной
дублёнке, за коей выглядывал красный знаковый пиджачок,
поднялся никем не забытый Санька.
Судьба-злодейка иронизировала: у трапа оздоровительно
парил на морозце корешок Петруха. В столовую команду по
какой-то надобности набился судовой народ.
Продрогшего вахтенного, что жил на свете во снах, гость
мимоходом похлопал по плечу. Делово прошёл туда, идеже
свет, простор и нужная ему людность.
– Привет, вологодские! А вот и я! Коньяком французским(!)
забалуетесь? – Различные радостные восклицания были по-
няты за одобрение. – Щас братан коробку внесёт.
Нечего и говорить. Подскочивший в авторитете Александр
принимался на ура. Каждый хотел с ним непременно чок-
нуться. А уж обмолвиться, дак кому в том повезёт. Нынче его
право звездить. Плюсы зримо менялись местами с минусами.
По всей ли стране взять, по отдельным ли умам сверить. На
то оно и смутное время между товарищей и господ. (Ей-ей,
каким-то чудом без большой крови тогда проскочили).
От прежнего матроса Саньки сохранилось всё тоже сердце-
винное влечение – удивлять. Нашему герою во хмелю в самый
раз осталось толкнуть речугу:
– Слышь, парни. Моя автостоянка в городе вам в тему.
Мало ли не здесь продать захотите. Ничего башлять не надо.
Так и быть, я порешаю. Вы меня(!) знаете.
– Сколь, к примеру, сейчас там тачек? – вбросил, как мяч,
кто-то из-за спин.
– Эбаут, сотни две с четвертаком. Я в цифры не вникаю.
Работнички шустрят. Зря, что ль, плачу? Нате визитки.
Увидев вошедшего Александровича, барственный тон сме-
нил на нормальный. Мол, всё помню, благодарен, да всё к луч-
шему обернулось. Изволите сами видеть. При успехе-с.
Дублёнку напялил и к трапу. По опущенным плечам су-
дить, скверно ему из человеческого мира направляться в вол-
чий, где убивают свои же за местечко баксового рая.
Новой зимой также проявлялся Санька. Пенную аффек-
тацию, вроде прошлой, произвёл. Прикид опознавательный
сменил на сдержанно дорогущий (поди, аглицкий). Опять ма-
шины предлагал ставить.
– Не надо ли чего порешать? – покровительно спрашивал.
И на этот раз удивить у него получилось. Всех охочих
зазвал в своё кафе. Разумеется, за счёт заведения. Теперь
«вы меня(!) знаете» звучало как словесный убедительный
росчерк.
Не понтуясь, просил Александровича в бурлящую ночную
жизнь Питера с ним окунуться. Уважительные долги за про-
шлое хотел, что ль, так отдать?
Ещё более проникся невозможностью расплатиться, когда
былой его защитник деликатно отказал. Шибко это бьёт по
славянской впечатлительной душе. В старых веках коли эдак,
шапку на землю швыряли да на колени в пыль валились. До
того невмоготу было терпеть, по гроб жизни, чужую к ним ми-
лость. Вот и Саня волну сходных чувств не выдержал. Лишь
по-иному себя унизил: правдой как есть.
Сокрытую подноготную в дупле души за семью печа-
тями доверительно на собственный срам распахнул. По-
нынешнему, чем не шапку о земль и пасть живым прахом?
«Не моя автостоянка. Приличное кафе не моё. Мафия дала
порулить, чтоб раньше времени самой не светиться. Зана-
прасно не обижает, раз всё по понятиям и не крысятничаю.
Живу в кайф. Бабла хватает с избытком. А ваш Гайдар – идиот
в колпачке с бубенчиками. Будто не сечёт, какие мы на хрен
предприниматели».
«После такого признания не приходят» – молча срубил
фишку аномальный первый помощник. Сказал же по чувству
жалости:
– Прощай, Саша.
И тот ему:
– Прощай, Александрович. Верняк, что не увидимся.

P.S. Вскоре пароходство прибрал к рукам пакистанец Си-
дики. (Оскорбительно как-то для великой державы!) Пре-
странно, что всяким этаким иностранцам верили. «Вона как
дела сейчас пойдут»! И точно! На ровном месте заспотыка-
лось СМП. Непонятно, куда месяцами гуляла зарплата. Кто
мог тому Сидики отслюнявить, законно отпиливал от былого
монстра жирный кусок. Первых помощников, докторов, вто-
рых радистов, пекарей в судовых ролях уже не значилось. Со-
кратили число мотористов, матросов. По ходу продажи судов
стали выставлять за ворота всех без разбора… толпами!
Спешно сочинённый капитализм по Чубайсу оказался для
большинства обглоданной костью, замудрительно – вауче-
ром. «Андели! Кто б мог подумать?!»

Жизнь – только держись – крутого новопитерца заглю-
чила к просмотру. Не может быть, чтоб новые времена СашкА
поглотили. По всем вероятиям, в пятую сотню воротил Санкт-
Петербурга он вошел. Желая в чём-то убедить бизнес-подель-
ников, всенепременно блеснёт коронными словами:
– Вы меня(!) знаете.



===* Дисбат – дисциплинарный батальон, нечто вроде штрафбата в мир-
ное время.
      ** Симптомы поэта Безродного – героя романа М. Булгакова «Мастер и
Маргарита», угодившего в психлечебницу.
===* С законченной макаровкой – то есть ЛВИМУ им. адмирала Степана
Осиповича Макарова. Ныне – Морская академия.