За бултых, Булдаков!

     Это походило на сон пьяного. Почти рядом крутился
огромный винтяра. Упругой спиралью отбрасывались тонны
воды. Сумасшедший свистящий звук забил уши. Беспардон-
но, как щепку, повлекло бурлящим потоком. На дармовщинку,
оказывается, и в нём не прокатишься. Явственный выпрова-
живающий пинок. Всплытие!
    Осмотрелся в разительной перемене мест. Вон корма «Вал-
дая». Чёткая прорисовка грузовых мачт. Напоминая разъехав-
шуюся букву Л, те, будто прощаясь, провопили:
– Лё-ё-ха-а!!!
    И быстро, быстро стали удаляться. Он попробовал грести
вдогонку. Куда там! Против силищи-то пяти тысяч лошадок!
Ничего не оставалось, как покориться судьбе. На помощь за-
гребанию включилась соображалка. Цепь событий занятно
восстановилась. Хоть откуда начинай. Короче получалось со
вчерашнего.
    Припомнил польский надоевший причал. С новыми сутка-
ми отход на собачьей вахте. Сейчас время королевской... без
него». Дальше вникал: «Хорошо, что лето. Балтика слегка про-
грелась. Хрен с ней – с робой-то. Сброшу. Тяжесть лишняя.
Заплыв так заплыв. Должен, должен быть берег! А вот сколь
до него?»
    Салажного класса моторист попробовал прикинуть. С ми-
лями получилась неясность. Не на того учился. Ну и первые
рейсы лишь в зачёт. В головушке двойной сумбур. Лучше чего
попроще. «Обрадоваться надо. Интересное кино – продолже-
ние жизни! Всем потом скажу».
    Очутился за бортом ни сдуру. Обдуться перед вахтой захо-
телось. Для этого прошаркал тапками до кормовой барбетки.
Поднялся к овалу кормы. Окинутая взглядом прелесть шти-
ля под сумраком впечатлила. На рупь усилить бы картину не
в стыд и самому Айвазовскому. Требовался пустяк: выбрать
другую точку. Рядом помойный контейнер с крышкой.
    Момент – и он на нём. Только-только распрямился. Ногу
отставил эффектно. Свежие впечатления вдруг резко накре-
нились. Вместе с ними Лёха. Причём уже отдельно, перегоняя
содержимое постамента.
    В полёте спасительно вырубились чувства. Слава Богу,
сердце билось, не смутясь ничем. Его хозяин принадлежал к
людям, желающим сказки. Если вы пренебрежительно поду-
мали... Нет. Ошибочка. Таковые то спасали, то губили Россию.
Всё зависело от того, кому поверили. Князю ли Пожарскому с
Мининым али Керенскому с картавым землячком.
    Средь безжалостной стихии Алексея определенно Кто-то
хранил. Он же лично дожидался обязательного чуда. «Захватив
ветерок», вроде помощника обрёл. Острым зрением приметил:
кажись, бревно. Догнал, расходуя остатние силёнки. «Точняк!
Брат стензель после лесного рейса. В натуре с нашего судна».
    Чем-чем, а досками тогда Европу мы завалили. Вот и плава-
ли отслужившие коротенько своё назначение.
    Главное – брёвнышко дрейфовало в том же направлении.
Окольцевал родимое руками. Роздыху предался. Даль по не-
многу запросматривалась. Иногда её скрывали обрывки тума-
на. Но мореплавателя на подсобном средстве сие не огорчало.
Вообще бы ликовал, узнай: не море покоряет – Щецинский за-
лив*. Чрез сбившееся время горизонт очертился рассветным
небом и чем-то пока неясным. «Ёк макарёк! Берег, что ль?!»
   … Возвращаясь к королевской вахте, проследим иное.
    Вдоль «Бурмейстера» вышагивал пышущий гневом меха-
ник. На часах против пульта 20 (!) минут пятого. Разорался
бы, да Булдаков затягивал с появлением. Другой моторист, по-
бывавший у пустой койки напарника, занялся в сепараторной.
На работы погрязней требовался именно запропастившийся.
– В льялах сгною стервеца, – озвучил третий последнее
проклятие.
    Рванул из зажимов трубку телефона.
– Мостик – машине. У меня Булдаков до сих пор отсут-
ствует. Пошлите матросика поискать дурня.
– Мой матрос на руле, а ваш, как его, поди, уснул на горшке.
    Зарифмованное старпомом поддело острее острого. Трубку
в сердцах обратно вогнал. Окончательно подорвала выдерж-
ка. На рысях по трапам до верхних решеток. За турбинами
наддува выход в матросский коридор. Шасть в «отдел горш-
ков». Никого! Чертыхаясь беспрерывно, обратно в яму. Снова
за телефон.
– Совет проверил. Серьёзно говорю: ищите!!!
    Палубный моряк, снятый с приборки, прошёлся от бака до
кормы. Неупустительно заглянул в коллективные местечки.
    Доложился: нет, мол. Старпом минуту колебался, что задей-
ствовать? Позвонить или дунуть в свисток переговорки. Удоб-
ней, конечно, почивающему мастеру старинный способ и как
раз в спальне над ухом. Значит: «ф-ф-ф» – во всю силу лёгких.
На отклик зачастил подробности...
  ...Несколько человек исследовали палубы «Валдая». Куда
толечко возможно – сунули носы. Не преминули постучаться
к буфетчице и дневальной. Девы всегда на подозрении.
    Начало шестого. Рассветный час. Капитан Ибрагимов ре-
шил лечь на обратный курс. Радиограммы в пароходство и
портовым властям Щецина. На крыльях мостика вперились в
бинокли. Досматривающих сны досрочно разбудили. Столо-
вая команды наполнилась, словно перед собранием. На особо
чтимых местах характерная троица. Действительно – подо-
бралась оная на удивление.
    Начнём с кэпа Резвана Ибрагимовича Ибрагимова. Сын
чистых кровей своего народа выпер за национальные рамки.
Подобного не представить торгующим урюком на базаре. Об-
ликом соответствовал морской взыскательной подтянутости.
Бывало, на мостике втянет воздух с трепетом тонких ноздрей,
блаженно зажмурится.
– Свежесть какая! И чуть приборами пахнет! Дарданелльно!
    На судовые праздники являлся с мандолиной. Прочувство-
ванно, сказали бы, виртуозил русские мотивы. Когда просили
сыграть своё – обижался. Дескать, я в мезенскою Каменку на
буксире ещё в 47-м хаживал. Там водку впервые распробовал.
Вас чего-то не видел.
    За макинтошный прикид в маймаксанском трамвае
обозван космополитом. Вы тогда в тряпочки, простите,
писались. Потому играю, с чем сроднился. Да-а. Отбри-
вал ехидников начисто. При швартовках, нервничая, из-
юмно матюгался. Любое разгильдяйство воспринимал
несусветным.
    От козадёрских «подвигов» иных мореманов – тупик во-
ображения. Явно Ибрагимовича подводила восточная логика.
Ведь по ней гораздо выгоднее быть послушным. На худой ко-
нец, башку пригнуть. Ничего не поделаешь – разные по мен-
тальности предки. Может халифатский Амир аль Бахр (вла-
дыка моря) так повторился? Тем летом 1971-го ему было едва
за сорок.
    Вторым выпадающим – помполит Эдуард Николаевич Ко-
валёв. Покруче будет исключение. Бессмысленно сравнивать
его с партийными бездельниками. В общении прост, улыбчив.
С лица и по всему – настоящий, надёжный. Пропадал в токар-
ке, чем-то всегда занятой. Сторонней посмотреть – человек,
вдохновлённый трудом. Каюта Николаевича походила на се-
тевязальную мастерскую. Тесно разложен инструмент, запча-
сти подвесных «Вихрей».
    Плавания по его чину – «скучание» как на пассажирском
лайнере. Он же умудрялся без продыха готовиться к лесам,
болотам, рыбалкам. Подвернётся малейшая возможность –
удил напропалую. Особенно при стоянках на Кубе не терял-
ся. Тунцами баловал!
    Порченым чужой словесностью казался он Хемингуэем.
Нашенским романтикам – одолевшим с князем Петром Кро-
поткиным дебри Восточной Сибири. Ни с того, ни с сего ша-
рахнулся потом Светлейший в крайние идеи. Чиркая пером и
умничая, на утопии поскользнулся.
    А наш Николаевич простительно схитрил. Обвёл жесткую
систему вокруг пальца, чтоб законно, с пользой для себя пу-
тешествовать.
    Мечта выживать наперекор дикой природе подчиняла его
целиком. Заставляла всё делать своими руками. Авантюрным
и притягательным, словно элитное оружие, сотворил нож,
карабины-зацепы, всякую снасть.
    Уверен, у любого извалявшегося на диване от зависти пе-
рехватит дыхание. Не утруждался первый помощник капита-
на лишь должностными обязанностями. С кочки нынешних
дней – совершенно дурацкими. Он как бы про это знал. За
четыре-то десятилетия?! О, как!!!
    Наконец, Валентина Петровна. Шеф «Валдая». Совсем мо-
лоденькой крутила в «Арсе» сталинские киношки. Всюду в
них мелькали бойкие девчата: то на тракторе, то у станка. При
лирической сцене «заводили» нерасслабляющие песни откуда-
то взявшимся красноармейцам, и снова без сантиментов бра-
лись за свои железки.
    Девушка-киномеханик – звучало ну так, средне. В темноте
кинобудки довольствовалась Валя тем, что подпевала нуж-
ным стране героиням.
    В начале войны зажглась Валентина Лебедева риском на
волнах. В пароходство заявилась. На топительное предполо-
жение кадровика:
– Поди, готовить ты, девка, не умеешь?
    Выпалила в стиле актёрки Орловой:
– С жара бы моей кулебякой в тебя запустить!
    Под завязку походила в караванах и одиночных плаваниях.
До Америки добирались. В грузу, притягивающим смерть, об-
ратно через Атлантику и северные моря. Воочию видела, как
гибли пароходы. Стрельба, разрывы, дикое уханье котлов под
водой. От чего только не дрожала девица Лебедева? Повар-
ского колпака была белее. На предложения: «Давай, Валечка,
мы тебя по беременности спишем?» поддевала вздумавших
острить, доброхотов, не стесняясь:
– Да кто вам поверит?! В зеркало посмотритесь, завальщи-
ки укаченные.
    Победным днём хмелила сладкой бражкой... неделю и тогда
же на перспективу дочкой обзавелась.
  … На всё СМП одна такая! Могу засвидетельствовать: гото-
вила вкусно. Личная жизнь известной на флоте вещью не зада-
лась. Её застал на «Валдае» бодрой, миловидной пожилушкой. В
чём-то сентиментально отсталой, в чём-то донельзя продвину-
той. Никто из нас не обманывался видом Петровны. Все искрен-
не почитали хрупкого шефа. Даже мы, стиляги, из одних острых
углов. Иначе просто быть не могло. Выходит, кое-что понимали...
    Сбор начался дикой новостью: пропал Булдаков. Сразу во-
прос ребром: «Кто видел его в последний раз?» Неподготов-
ленных к такому взяла оторопь. Молчание, переглядывание.
Полный ступор. Петровна зачем-то взглянула в прямоуголь-
ный иллюминатор. На тот момент туманец налетел. Cерые,
враждебные краски повлияли на её воображение. Сострада-
тельная женская натура откликнулась свойственно:
– Усекла на стоянке, он в самоволку хаживал. Через забор пор-
товый и был таков. Может и вчера смылся. Живёхоньки хоть.
    Каждый понял: это не закладывание, а надежда. Зряшное
в Польше топтаться. Злотых «ихних» никогда не брали. Лишь
поневоле, изнывая на долгом ремонте. С любопытства младо-
сти он сигал, не иначе.
    Разом давай припоминать. Оптимизм Петровны лёг под
ноль. Многие зрили Алексея на отходе. Точнее – на скамейке
около гирокомпасной.
    Как всегда, ГПТУшная рожица выражала: «щас вас насме-
шу». Некоторые даже курили с ним после сдачи лоцмана. Ещё
анекдотец ввернул про лесоруба и репортёра, приставшего с
вопросом, что вам больше всего в жизни запомнилось?
    Капитан Ибрагимов поинтересовался семейным поло-
жением «пропажи». Услышав про раннего отца, да двоих (!)
детей – зауважал, живо представив связанный с этим набор
удовольствий. Оттого крутанул головой, словно отгоняя при-
липчивые наваждения. Что ж. Большего знать не получилось.
Хмурым, озабоченным поднялся с кресла и прочь из столовой.
    Эдуард Ковалёв никогда не играл роль чужого хвоста. По-
тому остался опечаленным без лукавства. Спросил только:
– В чём соль анекдота-то?
    За простягу-мужичка охотно раскололись: «Когды Сталин
помёр, да когды фуфайку в бане украли».
– Эх, Лёха, Лёха.
    Вскоре встали на якорь. Потянулось неопределённое ожи-
дание, похожее на ЧП.
    Меж тем у Булдакова всё обстояло распрекрасно. Берег
приветствовал его золотистой полоской. Ветерочек прижим-
ной. Стензель непотопляем. Разве что «Встречный марш» не
звучал. Но истинные поморы и скупо ниспосланным везени-
ем довольны. Ноги коснулись дна. Он – пошёл!
    Кабы к мавританкам, плодам папайе и приплывшей заго-
дя бочке рома! Суровые польские жолнежи** предстали перед
ним. В приключении наметился скверный оборот. Наруши-
теля границы допросили без кофия, сигареты и похлопыва-
ния по плечу. Все хмурились, включая пана хорунжего. Что
им ориентировка на радянского маринажа? И что берег этот
москалями подарен?
    Нас в Польше не любят исторически. Есть каламбур Рокос-
совского: «Мы их освободили, но они нам этого никогда не
простят». 600 тысяч павших надо честно помножить на 4–5.
То цена потерь с умершими в госпиталях, невдолгих оставши-
мися калеками. Получается «эбаут» двух с половиной милли-
онов. А сколько бы родиться от них могло?! Кому это там
интересно? Кто благодарно хоть почешется?
    Спасшегося помчал пограничный катер. Пригласили в ку-
брик? Как же! Для смеха выставили у крупнокалиберного пу-
лемёта. Заодно, чтоб продувало на скорости, в одних трусах
без ничего. Наш парень крепился. Дрожь озноба сама по себе.
«А вот он – Я!»
    Из рубки серого по началу скалились над подвалившим
развлечением. Потом перестали от того, что хлопак... запел.
Вернее, пытался выдать залихватское:

Я пью за шкоты, ванты,
За реи, топенанты,
Где ветры свои песенки поют.
За ножки и за юбки,
За аленькие губки
Девочек, которые нас ждут.
За душу капитана
И деда хулигана,
Которые сам чёрт не разберёт.
За клюзы и за гаки,
За рынды звон на баке…

    Показ русского характера получился убедительным. Что
кошки скребли в душе, пшеки не заметили. И дальше так был
намерен держаться. Попутно раскрылся в нём непустячный
дар. Лёшка провидчески заулавливал грядущее касательно
себя. Впервые дошло: «дальше будет фиговей. Нелепостей не
объяснить. Позорно опишут, представят. Ладно. Скоро «Вал-
даюшкин» борт. Со своими по-любому хорошо».
    То-то! Самая верная мысль. Почетно вывален парадный
трап. (Могли ведь лоцманским отделаться). На раскачиваю-
щихся ступеньках опять ему запелось. Правда, молча и с кон-
ца, зато по состоянию души без напряга.

… За бимсы, кнехты, шлюзы,
За дамские рейтузы,
За лага змеевидный хвост,
За такелаж, рангоут,
За весь набор, шпангоут
Я подымаю свой, братишки, тост!

    У всех столпившихся на палубе ликующие улыбки. Судо-
вой доктор первым бросился со стетоскопом.
– Полегче вы! Не притесь козлами!
    Несколько раз приставил умный предмет к Лёхиной гуси-
ной коже. Ничего-де из лечебного, кроме горячего душа. Здо-
ровёхонек. Усиленное питание. Суточный отдых.
    Старый походник Эдуард Николаевич, не скряжничая,
булькнул фляжкой.
– Хлебни-ка рыбацкой на перчике.
    Кэп Ибрагимов, выдавая голосом облегчение от счастливо
разрешившегося, скомандовал:
– Боцману на бак. Вира якорь.
    Петровна вручала дневальной тарелку с парой румяных
котлет.
– Смотри, не перепутай. Именно Лексею.
    От сердечного внимания бедовый расчувствовался. Скажи
ему в тот момент: «А слабо, Лёха, ради нас?» Не задумавшись,
повторил бы. Ну а будет ли вновь выручательное бревно?
«Хмы!» с емелиной печки.
    Особая радость гуляла по коридорам матросов и мотори-
стов. Самых близких неистощимому анекдотчику и весёлому
шалопаю. Не нашлось ни одного, не выказавшего восхищения
великим заплывом. Прямо-таки оморяченная притча о блуд-
ном сыне. Раз «был мёртв и ожил; пропадал и нашёлся».
    Однако вызрела странная коллизия. Чем дружественнее
к нему, тем голубчик более сникал. Будто уже очутился на
вечном сухопутье и годы промчались. Теперь вон бос, стар,
бесприютен. Осколки пофигизма проступали виноватостью,
уходом в молчанку. Отношение к машинной яме и всей её
начинке переменилось. На клапана из маслёнки и то капал
вдумчиво. Третий механик сменил гнев на милость. Требо-
валось выравнять крен диптанками*** – поощрительно ему
доверял.
    Отличный машинёр вышел бы из парня. А каков был бы
моряк в отчаянных обстоятельствах?!
    Против благого исправления заработало отлаженное суки-
ное делопроизводство. В балласте до Архангельска семь суток.
Стало быть, хватило на конторскую подлянку с избытком.
Выводы заострили будьте-нате. Во-первых, сотворённый
простой судна. Плюсом – безответственный разгильдяй. Во–
вторых, непредсказуемый тип (псих). За последним номером
сверхударное: «самоволки в инпорту».
    Ни Ибрагимов, ни Ковалёв при всём желании скрыть эта-
кое бессильны. Причину плававшие в те годы знают: «стукачи
стучали». На каждое судно был подсажен завербованный. Как
полагается в агентурной сети, сам не без грешков. Руководил
гапонами солидный дядька в кадрах. Попутно майор КГБ с
мундиром в домашнем шкафу. Выгоднейше толкнул пухлый
пакет акций с чемоданом компромата на верхнее началь-
ство во времена перемен. И аля-улю – умотал с деньгами
жить по-маршальски в золотом кольце Подмосковья. Из-
виняюсь, слово за слово зацепилось.
    На приход Алексею замена. Оповестили: «срочно в кадры».
Явился сам не свой. Инспектора старший, младший, раздели-
тельная стойка и он, волнующийся от предчувствия неумо-
лимого личного краха.
    Жаль парня. Понимают: ничего дурного не сделал. В не-
котором роде – герой. Стараясь не встречаться глазами, стар-
ший по группе судов говорит:
– На тебя приказ. Ознакомься. Ещё повестка в военкомат
под роспись. Расчёт в кассе.
– За что?! – вырвалось с вибрацией верности мореманству
до распоследнего вздоха.
– А ты не понял? – приискал инспектор, смягчая: – За бул-
тых, Булдаков!

P.S.  Доведя рассказ до точки, автор обеспокоился. Вдруг
подумают: «Ну и фамилией наградил парня. Как есть, лобо-
трясной». Должен я Алёшку защитить. Настоящая она у него,
с рождения. И совсем ни плоха. Вот – вчитайтесь: «Жалован
грамотой на дворянство 6-го апреля 1828 года Михаил Матве-
евич Булдаков – первенствующий директор Российско-Аме-
риканской компании».
    Всей Аляской руководил! К тому ж член-корреспондент
Императорской Академии наук. Так что всем Булдаковым моё
почтение!


===* Щецинский залив – дл. 33 км, шир. 46 км.
===** Жолнежи (польск.) – солдаты.
===*** Диптанки топливные – цистерны между вторым дном и гл. палубой.