За себя беЗсловесно

     Никого не удивило, когда за Чёрной башней стало захлё-
стывать караван. Ну, пошла волнишка бить по баку. Эк неви-
даль! Обычная хрень при встречном свежем ветре. Скажем,
«поляк» бодал бы её, даже не сморкаясь из якорных клюзов.
До того могуч и велик в уподоблении с низким коротышкой
«Беломорье».
    К вечеру матросы подтянули найтовые, стягивающие па-
лубный груз. После заслужено попрятались в каком-никаком
жилье с ужином, киношкой, товарищеским трёпом. Само со-
бой – неотделимым зубоскальством и курением в кайф.
    (А во вчерашних сутках, прикиньте, чокались(!) в Архан-
гельске). Разбитая на вахты жизнь неприметно полна мелких
удовольствий средь положенных каждому трудов и степеней
ответственности. Что верно, то верно. Да не всем подходяще
обреталось на том борту.
    Под громоздящимся палубным грузом страдал от жутко-
го положения пёс. Узкая расщелина, в какую он был втиснут,
позволяла едва стоять. Качка поочёредно ширкала бока о па-
кеты экспортных досок. Полная темнота усугубляла отчаян-
ность претерпеваемых долгих-предолгих минут. Только запах
леса, исходящий от каравана, обнадёживал удачей вырваться.
Волчье начало памятью крови внушило: «Авось, спасёшься.
Людям больше не доверяй – предадут. Сколь их ни люби».
    Вчера ещё чаял радость, что нашёл честный способ прокор-
миться. Не без мытарств, попав из петель улиц, на незнако-
мые задворки Маймаксы. Там-то и решил про себя: «Хватит
напрасного беганья. Прибьюсь вот к этой деревяге. По запа-
хам судить, со съестным в домище не напряг».
    Чтоб дать к себе приглядеться, неотлучно прилёг у близ-
ких сколоченных мосточков. Дескать, не сыщется ли для меня
службы? Пристанище по голодной нужде, за неимением вовсе
никакого, прозывалось лесозаводской общагой.
    Её обитатели, до единого, влачили непутное, тупое пропа-
дание. То есть много вкалывали, ничуть не меньше квасили,
крыли матом, резались в картишки.
    У входа общежития красовался никого не парящий лозунг: 
«Мы придём к победе коммунистического труда».
    Из всех работяг с погрузки Жека выделил косого некази-
стого Пашку. Оттого что нет-нет да погладит, молвит доброе
словцо. Выскребет, выплеснет в тарелку, стащенную в столов-
ке, остатки килек в томате, пельменного супешника.
    Этот-то обретённый друг и подвёл в «разъетак». Больно
азартным слыл косоглазенький. Раз, продув в буру остаток
получки, упросил ещё три карты. С новым проигрышем по-
велел ему местный крутой заложить псину пакетами. Не смог
даже в тайне простить, что чтящий порядок «немец» не од-
нажды на него рыкнул. Особливо грозно в отсутствие хозяина
за шмон в чемодане, который пылился под Пашкиной казён-
ной койкой. Жалостливый, но слабый душонкой исполнил.
Потому и здесь.

     Бедолагу маяла ночь, казавшаяся вечностью в собачьем
здравом разумении. Умей он говорить, представлялся бы Же-
ком. Всё другое и так бы увидели: добронравный, чистокров-
ный немецкий овчар. Наречён в лучшую свою пору вовсе не
тем, кого считал потом хозяином. Тот-то и с виду куркуль,
наверняка, Тобкой бы обозвал. (Близ старинной казармы на
Пермской (Суворова) исторически тусовались тобики, боби-
ки да их подруги жучки).
    Вся частниковая округа промышляла сдаванием комнаток
молоденьким лейтенантам, нестроевым служакам. Потому и
появись там однажды, с новоиспечённым лейтенантом, забав-
ный щенок.
    Обладателей пары маленьких звёздочек, старшие в чинах
любят распихивать с глаз долой. На то и гвардейский образ-
цовый зенитный полк стольких наменований(!) и орденов на
знамени. Новеньких всё шлют и шлют. Куда ж девать прошло-
годних?
    Отбыл строго на север и принёсший овчарика за отворо-
том шинели. Слишком мало времени отвела им судьба быть
вместе. Достался Джекушке при прощании растроганный
пьяный поцелуй в чёрненький носик. Хозяйственному му-
жику аж сотня рублей с Лениным на прокормление подо-
печного. Романтичный юноша, по незнанию жизни, надеялся
вскоре дружка забрать. Однако у стражей Родины личные же-
лания чаще гибло расходятся лапами станин орудий.
    В восторженном щенячьем возрасте забыл Жек офицери-
ка и свою московскую мамку-медалистку. Детство, хоть и со-
бачье, спасительно убегает от переживаний, оставляя их су-
ровому будущему. Иное дело пробовать на твёрдость ножки
табуреток, таскать половики, ерепениться тявканьем.
    По задаткам, обещавшим верную службу, досталась Жеке
дворовая будка. Универсальный «солдат» самостоятельно ос-
воил караульное бдение. Презирал и не подхватывал пустые
брехания сородичей из-за заборов. Вынужденно скучая, пре-
давался больше мыслительному занятию. Жаль: не дано нам
вполне понимать братьев меньших. Они, ей-ей, того заслужи-
вают. Не осрамившись по службе ни разу, дожил таки Жекуш-
ка до своего прегорького разнесчастия.

     Другие кликухи потом огорчали, да как-то надо было вы-
путываться. Не умирать же с голоду? Верил в простоте, что
хозяин тоже ищет его. На бессчётном очередном плутании по
городу и окрестностям они нечаянно вот-вот встретятся.
    Подсобляя поискам, Жек освоил задние вагоны трамваев,
оттого что кондукторши в них добрее. Если находилось оди-
ночное незанятое место, взгромождался на него с лапами.
Выставлял к стеклу лобастую башку и ехал не бродяжкой, –
льготным пассажиром. Кое-кто, пожалев с чёрными подпали-
нами большую собаченцию, делился довеском колбаски. Иной
угадывал: «Никак, хозяина ищет».
    И тем непоказно сострадал. Сходя на нужной остановке,
улыбнётся и приятельским кивком поддержит. В ответ симпа-
тичный пёс чуть приоскалится, как бы тоже улыбку задарит.
Получалось, на равных в приязни друг другу объяснились.
    Жек с невозмутимым спокойствием продолжал катить до
конечной. На Урицком спрыгнет, потянется и побежит, куда
вострые пытливые глаза смотрят. По пути запахи фильтрует.
Вдруг на весь свет родной, втянет ноздрями мокрого носа.
Ни за что бы ту находку бензиновая и прочая вонь не пере-
била. Р-р-разыскал бы двуногого барина-хозяина, точно мен-
товскую наводку где-то вызнал. Стёртыми, исколотыми поду-
шечками передних лап опёрся б ему на грудь и, скуля, выразил
бы всё.
    Почём он знал, что обманут и почти забыт единственным
для него авторитетом? Как много есть людей, которым преда-
тельство не в паскудство. И только совсем редкие никогда не
возьмут грех на душу, что бросили бессловесного друга.
За себя он решал собачьим наитием именно так, чем бы ни
помани. Бесполезняк и страхом принудить рождённого бой-
цом. Целее будет искушающим загодя рехнуться.
    Жек ни за что не роднился с роковой бедой, изменившей
разом его жизнь. Вот только не мог, как ни напрягал думки,
объяснить себе один день.
    Далёким памятным утром всё было всегдашне. Задвинул
его хозяин засов на калитке с шелестящим звуком «ш-шур».
При неспешной прогулке у дверей знакомого магазина с дере-
вянным крылечком получил команду: «Сидеть».
    Терпеливо исполняя её в точности, дождался сумерек. За-
тем и строгой тётки-продавщицы с висячим замком.
– Сиди, сиди. Твой хмырь-частник смылся задним ходом.
Ну, не козёл ли он долбаный, насквозь трухлявый?!
    Почуяв в тираде неладное, бросился Жек на скорости четы-
рёх лап к их домику за заборчиком. Но ни того, ни сарайки, ни
будки, как ни стояло. Перепаханное гусеницами бульдозера и
колёсами самосвалов родное место ничем не напоминало их
маленький мир.
    К ужасу, не стало целой кузнечевской улочки! Куда та де-
лась со всем печным жильём, огородиками, голубятнями под-
ле приветных рябин, берёз и черёмух? Всё смешалось в одно
обидное, несправедливое, не имеющее ответа «За что?!»
    Но и сейчас в этой зажатости Джек противился определе-
нию изначально виноватого. Лишь гонял, печалуясь, нечто
схожее с человеческим оправданием: «судь-ба-а».
    Меж тем качка усилилась. Больше отнималось последних
силёнок продолжать стояние. Помогала одна воля, вложенная
бесчисленными предками. По ней, проверенной веками, всё
просто и ясно. Даже в словах нет надобности. Само по себе
выходит: «За доброту приюта плати верностью. Будь храбр.
Суждено погибнуть – достойно встреть смерть».
    К совсем пропащему концу приготовился бедный Джек.
«Раз так, пора принимать бойцовский вид. Вздыбить шерсть
на загривке. Показать невидимой губительнице клыки. Обид-
но: её перевес берёт,  что ж... Только пускай напоследок предъ-
явит вину». В том, что она найдётся, овчар-страстотерпец со-
мневался.
    Имеющий власть над стихиями вдруг усилил гуляние волн,
подкрутил упругость ветра. Окрепший шторм обернулся из
очевидного врага благородным избавителем.
    Караван расдербанивало на доли миллиметра с каждым
креновым броском. К рассвету лесные пакеты, словно ожив-
шие, раздвинулись. Верхний ряд над ним тоже потащился,
образуя всё укрупняющуюся брешь. Ворвавшийся свет вмиг
растворил темень. Такое сравнимо с ободряющим ласковым
почёсыванием за ухом.
    «Не совсем дело швах» – подумалось псу.
    Ещё часик спасительной качки – и стал пытаться вылезти.
Худоба от вечной голодухи весьма ладно сгодилась. С третьей
попытки выбрался-таки на мокрый караван.
«Что дальше? Ага, лапы надо расставить шире. Свалит. 
А ещё? Сызнова осмотреться».
    Шальная бескрайная вода вокруг насторожила непонят-
ностью. Сразу представилось примитивное сходство с трам-
ваем. Должна, должна где-то возникнуть твёрдая остановка.
Жизненно важно набраться терпения. Под благую мысль по-
родистый многоборец стряхнул с себя ворох брызг. Покуда и
полуспасение впечатляло очевидным заслуженным подарком.
    Крены уже выписывали мягкую плавность поочерёдного за-
валивания. За смилостившуюся погодку, в разумении бедного
Жека, непременно кто-то отвечал.
    Наверное, распорядитель всего этого мира, заборов кото-
рого ему не дано представить. Однако в собачьей простоте
был уверен: главный хозяин есть, поскольку есть разной важ-
ности обладатели чего-то и кого-то. И если многих из тех не
видно, вовсе не значит, что их нет.
    Случайным совпадениям рассуждающий пёс не верил ни-
когда. О могущественном повелителе невиданных вод, какой
вступился за него, додумать не получилось.
На караван опасливо вышли матросы во главе с вечно
бранчливым, столпообразным драконом, за глаза прозван-
ным Хлам-Володя.
    С мостика на них зрил невзрачный, дёрганый капитаниш-
ка. Боязнь ответственности, видать, канала и в тоже время
заводила собственной значимостью. Возле другого иллюми-
натора самооткрученный, благодаря ироничным бардам, мо-
лоденький, приглядный трёшник. В мозгах у парня необъяс-
нимо как, душевно пел, словно с мага, Городецкий:

А где-то бабы живут на свете,
Друзья сидят за водкою…

    Ехидно и очень похоже пересмешник при этом лепил двой-
ник кэпа. В тоже время всерьёз, почти до печёнок, воображал
себя героем песни. Понятно – извинительно молод Петухов.
Разное, вплоть до несуразности, примерить хочется.
    Поразительная встреча авральщиков и «немца» произошла
за грузовым краном, разделявшего единственную парочку
трюмов.
– Эт что за видение?! Хто кабысдоха привёл?! – взревел
дракон.
    Жека попробовал договориться по-хорошему. Вильнул с
изнанки пушистым, красовитым хвостом. Сие по-собачьему
этикету: «Будем приятелями, примите лучшие уверения.
Очень меня обяжете приютом до первой остановки».
    Только немой простодушный жест не сработал. Непонят-
ливые люди принялись, почему-то выгораживать одних себя.
Рогатые, не сумняшеся, валили на злодеев грузчиков. Они-
де буро-чёрного незаметно привели. Зачем заныкали? Лишь
«э-э-э» тянули. Ведь с похмела и во что полегче не врубиться.
    Драконово вскипание, быстрей пустого чайника – ровно в
четыре пыха.
– Палубу мне обсирать! Так-то вахтили у трапа! Пьянь от-
вязная. Что я капитану доложу?!
    Любитель прогнуться, ничуть не достойный именоваться
драконом, задвигал к надстройке сапожищами 46-го размера.
Парни же принялись длинными свайками под обрезками
труб крутить талрепа на поджатие найтовых. Оставшийся опять
сам по себе, Жека осознал жёстко определённое: «здесь не про-
катят из милости. А «кондуктор» – тот вообще гад последний».

     Новость, какую выдал палубный погоняла, скривила кэпа.
Прямее уточнить – ох, как возмутила. Моментом её по по-
лочкам для паникёрских мыслишек логично разложил. И,
как всякий взволнованный дешёвый англоман, путал языки.
«Ван»: в Англии можно свободно налететь на штраф. Стоит
кому-то из портовых чинов ненароком увидеть. «Ту»: в пен-
тагоне правильные, стремящиеся к росту, вроде меня, лишат
мечты покапитанить на пятой группе судов. «Фри»: и всё это
из-за какой-то паршивой твари?!» Дальше подменяю руга-
тельства на «пи! пи!»
    Надо полагать: вся моча, изменив направление, в голову
ему ударила. Заметно нервически обогатила матюгами речь.
– Ты зачем на меня это вешаешь... пи, пи... Будто не зна-
ешь, пи... – налетим на огромный штраф. Вздрючат приказом
по полной, пи... Ступай туда, откуда заявился. Собаки чтоб и
духа к обеду не осталось.
    Боцман скроил радостно-согласную рожу. Мол, и сам эта-
кое учинить хотел. Внимательней в балду его всмотреться –
отмороженный, притворный садюга.
– Может, не будем, так-то, – посмел вставить трёшник. На
стоянке собачку спрячем и всего делов. Или незаметно отпу-
стим. И будет он уже ихним догом. Дадим ему шанс помило-
серднее нас встретить. Ну, как идея?
– Молчать, юноша трафаретный! Ты кому подсказываешь?!
Вякать прежде чем понимать, научился?
    Нервный капиташка карлика несерьёзной грузоподъёмно-
сти в 1130 тонн перевёл стрелки гнева на недоделанного мо-
реходкою. Ставший чужим в комсоставской разборке, Хлам-
Володя сгинул с верхоглядного уровня. Потопал, стало быть,
оправдывать доверие. И не абы как – отчетисто.
    Судьба пса теперь окончательно определилась. Времечко
скорой расправы пошло. Жека устало прилёг, опустив на вы-
тянутые лапы лобастую головушку. «Почему по жизни я всем
в тягость? Начать бы говорить!»
Что бы сталось с того, позволил себе помечтать…
    За кран наведывались прослышавшие о вылезшей из-под па-
кетов большой собаке. Моторист Валерка Марков положил под-
ле пса выпрошенную у шефа косточку. Вздохнул участливо, как
это умеют делать вологодские из глубинки, и подался от греха.
    Разве искушающей силе мясного запаха, нытью пустого
брюха переломить оскорбление приёмом? Тем паче, проникло
в собачью душу-загадку предчувствие задуманного людьми.
    Вон обманчиво ряжевый «кондуктор» с двумя подсобными
притащили старую подтрапную сетку. Расправляют, прики-
дывают: как да чего?

     Успеть бы отдать старые долги, накопившиеся от жизни.
Жека с достоинством присел на задние лапы. Сколько смог,
высоко задрал морду. Умные миндалевидные глаза цвета тём-
ного бархата вперил в небо. Слегка подвывая, принялся за
единственно важное.
    Оно ничуть не касалось жестокосердных двуногих. С ними-
то ясно. На краткое время дадено им решать: жить ему иль
нет. Похоже, выбрали подлое душегубство. Но даже он знает:
аукнется за такое. Всякие чуткие зверюшки будут шарахаться
от них. Так уж вложено природой: убивцы – живые мертвецы
с запахом смердящим. Собственным котам и то противны.
    Подготовительная разводка ещё не накалившихся предсмерт-
ных минут малость утешала, как капелька справедливого.
Светлое небо в обрывках кочующих тучек сейчас Жека за-
нимает. Именно там должен царить, чудесно освободивши.
Ведь только оттуда и можно было беду его рассмотреть. И те-
перь увидит: благодарный невольник спешит проститься.
    Нечего бы пытаться бессловесным донести своё, кабы не
язык души, сердца, глаз. Немая простота, а вот подишь, звучала:
«Честно признать: для чего рождён – виноват, не исполнил.
Никто не нуждался в моей любви и дружбе. Как мог, проти-
вился я жалкому бродяжничеству. Не преступил и черты, То-
бой недозволенной. Пожалуй, сказал р-р-р вбелую, без соба-
чьих увёрток. Да ещё… меня звали Жека. Прошу, не смотри,
когда будут убивать. Задёрни Твою высь вновь собранными
тучками. Вдруг я дрогну. Пожалею себя. Заскулю. Будет стыд-
но пред Тобою. Прощай».
    Вряд ли случайно вновь скрывалось солнце. Дымчатые его
подруги спешно сшивали облатками испрошенный мольбой
занавес. Бескрайний простор похолодел серыми тонами вод
и неба.
А Жека накрыла прочная сеть. Тотчас, потянутая за при-
вязанные шкерты, она свалила овчара. Особо услужливые по-
тащили бьющийся дырчатый куль топить.
    Жека зарычал, бархат глаз подёрнулся бойцовской сурово-
стью. Пробовал вскочить на лапы, но те подсекались обзелка-
ми прорех сетки. Он окончательно понял всю низость власти
людей. Оставалось, презирая их, вынести крайнюю муку.
    В чудовищном облачении сети Жека очутился за бортом.
Свобода от чужой воли обожгла радостью, как и сомкнувшаяся
над ним вода. Он безнадёжно всплыл, пытаясь беречь от захлё-
стывания морду с чёрной трагической маской своей породы.
Страха и жалости к себе не было. Раз о чём просил – тут
же сбылось. Мужественный пёс ощутил, вопреки всему, пре-
странное облегчение.
    Нашему сроднику по крови привиделась чудом вспомнив-
шаяся мамка. На секундочку согрело тепло её густошерстного
бока. Примерещилось усыпляющее ласковое позволение при-
пасть к щедрым молочным соскам.
    Ниоткуда возник войсковой юноша, под чьим командир-
ством ехал служить в далёкий город. По-давнишнему нежно
его погладил, шепнув забытое и всё ж знакомое:
– Потерпи, братик мой, Жекушка.
    Мелькнула в памяти сердобольная девчушка с косами,
остановившая его причитанием: «Ай-ай, какая ты собачка
бедненькая».
    Замочком портфеля, чтоб ловчее справиться, на коленке
щёлкнула и извлекла малюсенький свёрточек. «На-ко, поешь».
    Школьный завтрак с голодухи был бесподобно вкусен! За
эти два глотка остался ей вечно благодарен и за то, что посто-
яла рядом, приговаривая: «Бедная, бедная ты собачка…»
    С прочими благими человецами и теми, кого мог бы полю-
бить, Жека, увы, разминулся. Коротенький список доброты к
нему – огорчил. Да уж какой есть...
    Обвинительный вид страшного куля то показывался, то
исчезал. Гнусной лютости не могло быть никакого оправдания
ни на том, ни на этом свете. При четвёртом всплытии Жека
из последних сил глянул в понимающую его высь. И сам себе
скомандовал: «Место!»* Что подумал напоследок? О чём мо-
лил? Осталось тайной Услышавшего.


===* «Место» – команда служебной собаке остаться там, где находится.