глава романа Остановить демона. Разбой

    В квартире только закончился завтрак. Соколов убирал грязную посуду со стола в гостиной, уносил использованные чайные принадлежности.
   Васильев Дмитрий, отодвинув на угол стола корзину с хлебом, стал чистить оружие.
Духов Валентин увидел, чем тот занялся и подсел рядом. Снял с головы наушники, выключил плеер, стал с интересом наблюдать. Ему нравился запах оружейного масла, как жирный блеск отливал с протёртых вороненых поверхностей. Смотрел, как ловко действовали руки приятеля, слушал позвякивание железных деталей послушно складывающихся, заходящих выступами одна в другую. Спросить пока не решался, старался запомнить, но руки так и тянулись к смертельной машинке. Хотели ощутить  холодную сталь изрыгающую смерть.
Он ещё никого не убил и даже не ранил, но так хотелось попробовать. Эту «достоевщину» он ещё в школе мечтал проверить — человек он или тварь дрожащая. Но тогда кроме как на кошках и собаках, экспериментировать было невозможно. А животных он любил. Теперь наступили другие времена!
   Дмитрий увидел любопытство на лице приятеля, по-братски потрепал Валентина по взъерошенным волосам, решил передать свои знания, стал объяснять:
                — Вот смотри, это неполная разборка, — вынул магазин из пистолета, достал патроны. Снял затворную раму, пружину, положил на стол рядом с грудой патронов...
   Яшин сидел на диване, рассматривал карту Санкт-Петербурга. К нему подошёл Кормилин, поинтересовался:
                — Ну, нашёл, этот чёртов Басков переулок?
Яшин кивнул:
                — Да вроде нашёл. Дай ручку помечу.
Кормилин оглянулся вокруг, увидел на серванте в стаканчике стояли карандаши и ручки, взял одну и передал Яшину. Тот отметил дом на карте жирным кружком.
Кормилин нагнулся, увидел пометку, стали обсуждать маршрут.
Спустя некоторое время Кормилин встал, потянулся:
                — Ну что? Можно ехать. Все готовы? — посмотрел вокруг, — компенсируем прошлую неудачу?
Соколов зашёл в гостиную, услышал слова шефа, схватил хлебницу со стола и на всякий случай снова скрылся на кухне.
   Васильев обернулся:
                — Сейчас только соберём, — подтолкнул разобранный пистолет Духову, — ну давай заканчивай!
   Тот с радостью одел на ствол пружину, стал вставлять затворную раму. Получилось не сразу. Дмитрий встал позади него, начал подправлять.
   Кормилин направился в спальню, забрал из-под подушки свой пистолет, осмотрел его, вынул магазин, убедился в наличии патронов, вставил обратно. Пошёл в прихожую и вернулся с дублёнкой в руках, неторопливо оделся, глядя, как Духов собирает пистолет. Похлопал себя по карманам, сунул руку за пазуху, вынул лимонку, улыбнулся. Достал платок, ласково протёр её, стирая невидимую пыль с ребристых граней. На лице возникла ироническая улыбка, положил гранату обратно в карман. Сложил платок в четвертинку и тоже убрал.
   ...Старый петербургский дом в Басковом переулке давно просился на реставрацию. Лепка фронтонов частично обвалилась, выход на балконы жилконтора запретила, предупредив постояльцев, и даже натянули под окнами внизу красные ленточки частично уже засыпанные снегом. Гражданам для прохода оставили узенькие тропки, остальная часть тротуара была завалена сугробами.
   Яшин остановил машину прямо напротив парадной, выходить не собирался, сказал:
                — Я вас здесь подожду, посижу на стрёме. Думаю, и без меня справитесь.
Кормилин кивнул и вылез на скользкую мостовую. Подождал, когда с заднего сиденья выберутся в полушубках Духов и Васильев. Кивнул Валентину:
                — Веди!
Лицо Духова расплылось в радостной предвкушающей улыбке, он скинул на шею телефоны, в которых всю дорогу слушал «Помпилиус», поправил очки, сжал в кармане рукоятку пистолета и двинулся к парадной, напевая про себя:
                — Марш марш левой... марш марш правой...
Найдя нужную квартиру, позвонил в дверь.
   Изнутри раздался громкий лай собаки, и ликующая радость Валентина растворилась, точно её и не было.
Васильев резко ссутулился, вжал голову в плечи. Ноги его задрожали, на лице появился смертельный испуг, зашептал Кормилину:
                — Может, не пойдём? Я собак страшно боюсь. Или на лестнице вас подожду?
Кормилин зло, не оборачиваясь, процедил сквозь зубы:
                — Не ссы, наверно шавка какая-нибудь, болонка!
Испуг Дмитрия не проходил, лицо стало бледным, всё существо сопротивлялось встрече с зубастым монстром, он наклонил голову, прислушиваясь к лаю, возразил:
                — Слышишь, как хрипло лает, это большой пёс, наверно ротвейлер!
Кормилин продолжал злиться, громко шепнул Духову:
                — Ты почему не сказал, что у него пёс здоровенный?
Духов растерянно пожал плечами:
                — Откуда я знал?
Кормилин тихо выругался:
                — Дебил! — ощущая к этому и свою причастность.
Через дверь недовольный мужской голос спросил:
                — Кто?
                — Давид Натанович, это я Духов от Севостьяна Михайловича, принёс новый товар посмотреть.
   Металлическая дверь приоткрылась, на пороге стоял Ольховский, крепкий пожилой мужчина в очках с толстыми линзами — большими диоптриями, держал крупную мохнатую колли за ошейник, поддёргивал. Собака каждый раз реагировала коротким рыком.
Кормилин и Васильев приблизились к Духову.
Голос Дмитрия испуганно задрожал, спрашивая через плечо:
                — Какая большая! Она у вас не кусается?
Мужчина сурово оглядел троицу, подумал, что это хорошо когда незваные гости собак боятся, ответил грубо, неприветливо:
                — Кого не надо не укусит! — медлил, сомневаясь — пускать или нет, спросил: — А ты откуда Севу знаешь?
Духов улыбнулся:
                — Так он же мой начальник! Я в его Болгарской фирме директором работаю!
Лицо Ольховского потеплело:
                — А чего втроём?
Духов растерянно умолк. Из-за него улыбнулся Кормилин, сделал приветливое лицо:
                — Чтобы этого меломана не ограбили по дороге:
Мужчина поднял взгляд на Валентина, увидел очки, на шее - наушники, усмехнулся, согласно кивнул:
                — Проходите! Одежду на вешалку, обувь можете не снимать, — отступил вглубь прихожей, потянул пса за собой, — дверь просто захлопните.
Гости зашли, Васильев закрыл дверь.
   Ольховский вышел из прихожей, указал собаке на коврик у кухни, громко приказал, чтобы слышали все:
                — Место! Вот здесь лежи и смотри за ними!
Собака легла, не сводя карих глаз с незнакомцев. Изредка нервно била пушистым хвостом по полу.
   Кормилин, Васильев и Духов сняли верхнюю одежду и повесили на крючки в прихожей.
Ольховский прошёл в гостиную, достал из серванта лупу и сел за стол ожидая.
Кормилин выгреб из кармана дублёнки горсть ювелирных изделий и, подойдя к столу, выложил перед хозяином. Сам стал осматриваться.
   Духов встал рядом, ожидая команды шефа. Смотрел на толстые линзы хозяйских очков, в голове мелькнула соблазнительная мысль.
Васильев с опаской выглянул из прихожей на собаку. Держась подальше, прижался спиной к стене,  вдоль неё боком протиснулся в гостиную.
   Большая многокомнатная квартира походила на комиссионный магазин. Всюду стояла антикварная мебель разных эпох и расцветок. С потолка свисала большая люстра с вензелями. На всех тумбочках лежали стопками картины и иконы, на стене у телевизора крепился большой крест усыпанный драгоценными камнями.
   Давид Натанович пододвинул ближе к себе настольную лампу с изящной ручкой в виде статуэтки обнажённой женщины. Лицо его было сурово и сосредоточенно, внимательно рассматривал каждое изделие, откладывал в сторону.
   Кормилин посмотрел на Духова и кивнул в сторону антиквара.
Духов понял указание и тут же ощутил холодок под ложечкой — пистолет остался в полушубке. Постарался сделать перекошенное разъяренное лицо, потребовал:
                — Короче, дядя, деньги и ценности на бочку! — голос внезапно от волнения сорвался на писк, получилось комично.
Кормилин вынул пистолет с глушителем и навёл в голову Ольховскому.
Давид Натанович мигом вскочил, начал ругаться:
                — Сволочи, да вы знаете кто у меня крыша? Да я вас за ноги подвешу...
Васильев испуганно посмотрел на собаку, но колли спокойно лежала на своём коврике,  глядя на хозяина, ожидала команды.
Кормилин вскипел:
                — Сидеть, козёл!
Духов протянул руку к лицу антиквара.
Ольховский стал отбиваться от неё ладонями.
Духов бил по ним другой рукой, продолжая тянуться к очкам хозяина. Получалось какое-то бабское шлёпанье ладошками.
   Собравшись с силами, Давид Натанович сильно толкнул Духова от себя. Но Валентин успел схватить с его лица очки, полетел на пол.
Васильев в напряжении не отводил взгляда от собаки — та не двигалась с места.
Кормилин в недоумёнии уставился на лежачего Валентина, закричал:
                — Зачем тебе его очки?
Духов поднялся с пола:
                — Чтобы он ничего не видел! — эти действия он придумал сразу, увидев толстые линзы хозяина, и теперь достал из кармана штанов заготовленную верёвку.
   Васильев продолжал стоять в стороне, оглядываясь на колли.
Та спокойно лежала при входе на кухню.
Кормилин тряс пистолетом перед лицом Ольховского, кричал:
                — Сидеть сука! Быстро!..
Ольховский разведя руки в стороны, рассеянно смотрел по сторонам, всё вокруг расплывалось.
Духов сзади накинул верёвку на шею Ольховскому, стал пытаться душить. Но тот оказался физически крепким и успел сунуть под петлю одну ладонь.
   Неожиданно с кухни раздался нарастающий пронзительный свист.
Кормилин испуганно обернулся к Васильеву, выкатил глаза:
                — Что это?
Васильев, не отходя от стены, заглянул через открытую дверь на кухню:
                — Чайник на плите!
                — Иди, выключи его!
   Васильев пошёл в сторону кухни, но путь преграждала лежащая собака и он в нерешительности остановился.
Пёс поднял голову и внимательно посмотрел на Васильева.
   Духов пытался душить Ольховского. Тот наклонился и свободной рукой схватил со стола статуэтку-лампу, попытался ударить Духова находившегося сзади, но у него не получилось. Тогда он с размаху швырнул лампу в окно и упал вместе с Валентином на пол лицом вперёд.
   Бросок оказался не точным, и лампа ударилась в стену рядом с окном, фигура разбилась, осколки посыпались на пол.
Кормилин наклонился, стал целиться в Ольховского.
С кухни пронзительно заверещал кипящий чайник.
Кормилин в нервном остервенении обернулся к Васильеву заорал:
                — Выключи этот чёртов чайник!- почувствовал творящееся вокруг сумасшествие.
Васильев испуганно посмотрел на Кормилина, в глазах отразился непреодолимый страх
Но лицо шефа, наполненное ненавистью, заставило про всё забыть. Димон, дрожа всем телом, двинулся на кухню. Закрыв глаза, ожидая укуса, перешагнул через собаку, столкнул чайник, выключил газ и осмотрелся. Собака оставалась на месте и, чтобы не возвращаться, он стал шмонать буфет, заглядывал в заварники и кастрюли с целью обнаружить что-то ценное.
   Духов и Ольховский крутились по полу. Наушники и плеер развалились на кусочки,скрипели под телами. Валентин душил Ольховского, но сил не хватало. Всё оказалось не так, как показывают в фильмах.
 Кормилин, стоя внаклонку, водил пистолетом, целясь в голову антиквару, был готов стрелять, но боялся промахнуться - задеть Валентина.
   Ольховский изворачивался точно уж, махал руками, пытаясь ударить своего душителя за спиной. Случайно попал кулаком в пистолет, когда дуло оказалось направленным вниз.
   Раздаётся глухой щелчок — случился выстрел. Пуля угодила в носок лакированного ботинка Кормилина.
Тот взвыл:
                — Ааа! — опустился на одно колено, прижав ладонью продырявленный кончик обуви.
Из-под руки сильно потекла кровь, по полу стало расползаться тёмно красное пятно.
Услышав выстрел и крик шефа, из кухни, перескакивая через собаку, выбежал ошеломлённый Васильев, увидел, что Кормилин в позе раненого сидит на полу, выхватил из-за пояса пистолет, прижал к животу ювелира и выстрелил несколько раз.
Ольховский обмяк, привалился к стене, стал часто дышать, поводя мутными глазами.
Васильев на всякий случай направил пистолет в сторону собаки, но та продолжала спокойно лежать, смотрела блестящим игривым взглядом, била пушистым хвостом об пол. Эти человеческие игры казались ей занятными.
   Лицо Кормилина вспыхнуло ненавистью. Он  тоже стал стрелять Ольховскому в живот, но пистолет дал осечку. Кормилин передёрнул затвор — на пол вылетел патрон, и покатился под мебель. Кормилин прицелился в голову антиквара, нажал на курок. Раздался выстрел, пуля пробила висок, затем ещё раз и ещё. Голова ударялась о стену и наклонялась, тело сползало вниз, пока не растянулось на полу, взбрыкнуло ногами.
Лицо Кормилина стало бледным как бумага, только глаза продолжали сверкать лютой неутолимой ненавистью...
   Через полчаса на столе в гостиной уже возвышалась гора собранных драгоценностей и мелкого антиквариата.
   Кормилин с забинтованным большим пальцем правой ноги сидел на диване, держал в руках лакированный прострелянный ботинок, рассматривал дырку, совал в неё палец.
Васильев и Духов продолжали выносить из комнат коробочки с драгоценностями и пачки денег, складировали в общую кучу.
   Наконец Димон вздохнул:
                — Ну, вроде всё! В этот раз удача на нашей стороне!
Кормилин выругался, недовольно пробурчал:
                — Какая удача — часть пальца отстрелил, ботинок испортил.
Духов принёс из комнаты икону, стал рассматривать, восхищался:
                — Красота! — положил её в мешок, снова ушёл в комнату, принёс другую, тоже залюбовался. Снял со стены в гостиной крест, попытался засунуть в мешок, но тот не умещался. Переложил его в большую сумку.
Кормилин сидя на диване горько вздыхал:
                — Как я теперь пойду? Надо сделать перерыв, передохнуть от этой бойни. Заедем к Бакалу — что-то давно от него пользы нет, зря, что ли его выкупали? Пусть он поработает!