Сдача до копеечки

Радостно приходить с морей. Особливо, когда в долгих
рейсах наскучается душа. Хочется ей нежного полёта, родных
лиц, несдерживаемых человеческих чувств. Ох, и туго заведе-
на пружина последнего терпения. Если б не так стеснительно,
каждый бы пожалился: «моченьки нет».
Бывалых парней распаляет огнь тайных желаний. Память
бередит трепетно-нежное тепло архангельских встреч. Бой-
кие, уносящиеся влёт мысли, торопят нафантазированные от-
радные минутники.
Сама природа воспринимается близкой сообщницей. И не-
важно: штормит иль тешит штилем синяя скатерть простора.
Эка невидаль, что бьёт волной по «зубам» осатаневший ветер!
А хоть и добряк попутный парусит в надстройку? Всё едино.
Домой идут!
На пути теплохода-инкогнито оставалось Белое море. Он
вошел в спящие воды летней ночью, какую спутаешь с серень-
ким полднем. К восьми вовсе погодка разгулялась, защури-
лась дородной девахой в деревенском хороводе. Вокруг воца-
рилась нарочито офигенная тишь и гладь.
Не хватало химеры дельфиньих игр в догонялки с цирко-
выми сальтами. Даром, что наш Крайний Север!
Второй механик при начале вахты исподтишка сдвинул то-
пливную ручку главного двигателя. Право, на какие-то там зуб-
чики – пустячки. Но и этого оказалось достаточным, чтоб «Бур-
мейстер» проникся общим настроем команды. Пенный след за
кормой ещё боле порыжел на малых беломорских глубинах. То-
то! Неоспорим вклад в вычитаемые мили от друзей машинёров.
Суетной костяк мостика озаботился марафетным видом
судна. Матросы со шлангами, входя в раж, принялись бить
тугими струями по палубам, надстройке, крышкам трюмов.
Крашенные их поверхности обманчиво засияли, ровно в сей
миг выступили из-под кистей да валиков.
С того самого и всяких предпринятых тонкостей дополни-
тельно поджигало вкусить праздничка возвращения. Бело-
морские чайки, боясь прокараулить остатки обеда, громко и
жалостливо представлялись: «свои-и, ребятушки, свои-и!»
Во всём явленном выше недоставало интересной подроб-
ности: пачки вовремя выполненных учебных тревог. Несо-
мненным ферзём в коей имела бы честь сыграться «Человек
за бортом».
Легко разоблачаемый кем надо занозный недостаток на-
прягал осмотрительного кэпа. Сколько всяких ушлых, вос-
трых-превострых, кому палец в рот с рождения не клади, под-
лавливались. Стоит «пентагоновской» комиссии за судовыми
журналами с пристрастием посидеть. Делано задуматься и
после «гмы» иезуитски полоснуть словесной бритвой.
Специально для него вопрос слепят так: «Почему отработ-
ка тревог давно не проводилась? С каких китайских лун эта-
кое истолковать? Опасный нигилист, однако, ты …ич. Явись-
ка на проверку знаний до срока. Стало быть, завтра в Службе
мореплавания ждём-с».
По манере приглашения «туда» – на позор себя свести.
«Нет уж, оборонюсь записью. Комар носа не подточит. Лучше
сам(!) по полной всех поимею. С деда первого начну. Загодя
пусть дуркует в машинной яме».
Распираемый доверенной тайной, достигнув нижних плит,
стармех шлёп-шлёп всё к той же ручке. И на себя её, голубушку.
От подобной бесцеремонности «Бурмейстер» недовольно
сотрясся, чуть не всхлипнул турбинами. Но урезанный в ма-
зутной пайке начал смирённо выдавать средние обороты.
Следующим действом темнила по долгу включил говориль-
ную «Берёзку». Перевёл связь на мостик. Должно и мягко, с
почтительным покашливанием, означил себя. Не преминул
номера шпангоутов напомнить, где удобнее всего заделать в
машине пробоину. Лишь затем увидел в упор весьма примет-
ного здоровяка второго. Осклабился ему по минимуму растя-
нутых морщин. «То-то, брат. Я (!) начальник».
Сжал гармошку лица и участковым Анискиным подался на
поиск машинёрских недоработок. Разве помешает, кстати, ре-
тиво своих распечь? (Ответственную службу в эпоху серпа и
молота на трубе иначе не просекали).
Пряча нежданную досаду, механик оформил узаконенный
разбой в журнальной форме. Как полагается, сверил с мости-
ком часы. «Бурмейстер» спешно переведён на солярку. Тут ко-
локола громкого боя выдали три продолжительных звонка с
повтором. Общесудовая учебная тревога омрачила прекрас-
ный, чаянный всеми день. «Началось-таки весёленькое!»
Может кому до лампочки, но «судно в зоне радиационной
опасности». В стык к моменту подобранный голосище-орало
второго помощника: «Привести средства защиты от оружия
массового поражения в действие».
Донельзя огорчились экипажники, за исключением вахты в
машине, камбузной прослойки, доктора и верхних чинов мо-
стика. Помполит – вообще отдельная песня.
Напяливать кошмарный резиновый костюм, противогаз,
бахилы до колен – освобождены одни из них по сообразности,
другие по статусу, а тот товарищ понтовал в законе.
Гонимым собаками котом метнулся вахтенный моторист
на верхние плиты опустить капы. Взревела вместе с динамкой
пара огромных «атомных» вентиляторов.
Теперь забор воздуха проникал якобы через специальные
боевые фильтры на шлюпочной палубе. Что многие гнёзда для
их крепления пусты, в остальных сИроты учебные – извини-
тельный грешок. Тож понарошку. Вот третий механик сущим
козлом отпущения шагнул в чреватые белокровием коорди-
наты через тамбур-шлюз. На груди героя покоился благодаря
ремню, заведённому за шею, дозиметр. Эдак размерами с ба-
булину посылочку, выкроенную для студента-внука из смеш-
ной пенсии.
Пройдя с кормы до носа, приблудно воротился третий к
лобовой части надстройки. В уверенном её обзоре проде-
монстрировал табличку с замером радиации. Да, да, ту, от
какой, случись всерьёз, волосы встали б дыбом и… навсег-
да отпали. Чередом и любимый балбесный торчок приказал
долго жить.
Срочно заработала система орошения палубы надстройки.
Суровый возвеститель, в замочке дождя из её отверстий, по-
топал дальше. Под полутрапом, палубой ниже, обрушился на
него потоп «антиатомного» душа.
В довершении выскочили два резиновых человечка и да-
вай щетками, обмакивая их в вёдра с растворённой дрянью,
изо всех сил тереть механичка. И от кого незнамо перенятым
зверством ну безнаказанно усердствовать, точно лупцевать. А
уж по морде противогаза проехаться щетиной на деревяшке
вовсе им в садистский кайф.
Наконец-то всё по предписанному соблюлось. Отбаненный
с пристрастием скрылся в спасительном тамбуре. Там-то зме-
ем, меняющим шкуру, запоходил, хоть бледно на себя. Чув-
ство реальности в башке со склоченной потной шевелюрой
перекашивалось пережитым.
Крыша третьего явно съезжала и без придуманного ядер-
ного взрыва. Жутко хотелось самых простых вещей: лично
помочиться, курнуть в затяжку, кольнуться анекдотом. Одна-
ко в куче стрессанувшей команды подобное порицалось со-
вестью, как нечто несусветное. Раз так, расписанный по всем
тревогам, стоически терпел, поспешая на новую объяву.
Логично разразились страсти по заделке пробоин. В вы-
игрышном положении обыкновенно оказывались машинные
чертяги. Мигом к «удобному» месту приволокли нужную
струбцину. Раз – и зацепили её края о рёбра соседних шпан-
гоутов. Два – сунули к «течи» щиток с парусиной подушкой.
Три – на одном дыхании припечатали его насмерть к борту
прижимными болтами. П…ец!
Дед тут же доложился с медальным форсом: знай, де, на-
ших. На мостике выдержали паузу и вломно разрешились
редкостным: «молодцы!»
Звякнул телеграф, ткнув стрелкой в «самый малый ход».
Теперича развязался мешок с колотушками погонять по-
справедливости матросиков. Нацелили их на пробоину в рай-
оне второго трюма. Гвоздевым в суматохе метаний оказался
моложавый боцман. Поодаль стоял старпом, предпочитав-
ший роль молчащего Зевса.
Когда-то этому его учили вот также. (Доподлинно с креп-
кими словечками вдалбливается борьба за живучесть во всех
мировых флотах).
Местный же дракон перебарщивал по части клеймения.
«Типун ему на язык, но я не вставлюсь» – благоразумничал
молчун. «Оборвать матерщиный натяг, пусть-ка иной сыщет-
ся. Вровень чтоб был по характеру с таковским пердидапте-
лем в охренительном полёте».
Пока из-под полубака вытаскивали подкильные концы,
учебный пластырь, истекали драгоценные минуты. К ним ми-
нусом скапывали новые, покуда троса осмысленно расстаски-
вались, готовились к встрече с килём.
От нетерпения, обломанной нахрапистости дракон почти
что впадал в экстаз. Но пластырь с разных запинательных
причин медлил «прилепиться». Выходило по неизвестному
ещё Черномырдину, то есть «…как всегда».
Настоль лакомое представление явились за здорово живёшь
расписанные по одной шлюпочной тревоге. Честно признать,
сумасшедшей крайности при оставлении гибнущего судна. Чего,
разумеется, именно с ними ни за что и никогда не стрясётся.
Кто в моря ходил, все фаталисты. Если б не так, не набрать
команд на тысячи сухогрузов, танкеров, рудовозов, фартовых
пассажиров. Средь престранно уверенных тусовалась и рас-
парничая блондинка Светка. По своему норову выбрала позу
вольную, притопив пальчики в карманах хвастливо сидящих
на ней джинсов. Внесём подробность: тёмно-синих (верный
признак обновки), да ещё в облегон! По-тогдашнему – ни дать,
ни взять вызывающих жабу зависти в границах всего огром-
ного Советского Союза.
Сейчас, очевидно, к месту вспомнить ту свойскую девицу,
любившую моря не хуже всяких отпетых. Как за такое её не
понять? Слов по чести не замолвить? Уж не обессудьте.
Клёвая дневальная походила на огрубевшую милашку хо-
рошеньких полусдобных форм. Располагающим северным
личиком удалась, карими наградными глазками. Крохотная
родинка-мушка на левой щёчке и та завлекательна. У таких
непритворных всегда хочется спросить о чём-нибудь с улы-
бочкой. Вдруг ответ ералашной искрой сверкнёт? И впрямь
надолго вас зацепит.
С удовольствием постояла бы Светик ещё, но слишком со-
рил матами дракоша. Слышать языковые поганки на виду у
всех барышням не полагается по осуждению моветона.
К тому ж она перехватила предосудительный взгляд вроде
бы не пришейного ни к чему старшего помощника. Понево-
ле, с большущей неохотой, Света тиховодно тронулась к над-
стройке. При этом словно завыводила попкой каллиграфиче-
ски двойное, чуть вытянутое «о-о». (Лиричнее описывать бы
надо, да возвышенное мало подходит к нашей истории).
Ю-ху! как она жаждала поквитаться! Вам случалось недо-
смотреть интересной киношки в соломбальской «Революции»
из-за выпивохи в аппаратной будке? Во-во! и вы, оказывается,
кипели. Начало клокочущего возмущения подбирала Света
дозволительно сносное: «Хайло ларёчное! Изговнил опупи-
тельный средник беды в натуре. Когда-когда ещё подобь уви-
дишь? Фофан порченный…».
Чтоб погасить обиду, припомнила себя кондукторшей на
сульфатском, дурной славы, маршруте. Замечательно отбри-
вала шпанёнков, чмо всякое жанром с подстебными шилья-
ми. Попадись тогда боцманюга, при всём живописном иссту-
плении лететь ему соплёй зелёной. Впечатлительно наотмашь
ругаться – таланта нигде не займёшь. Правда, выступать на
судне с редким даром Светочка стеснялась. Да и причин не на-
ходилось вовсе. Парни уважали её точно подросшую бедовую
сестрёнку. Иные отношения в судовой маете совсем не подхо-
дили. «Правильно» – спешу подтвердить, желая не заострять
гораздо кольче. На все сто с прессом – ВЕРНО.
Глуповатый вопрос «чем заняться?» не стоял для Светки,
сколь ни припоминай. До вечернего чая не мешает, к примеру,
взбодриться душем.
Охотно откликнулось молодое тело на тёплые ласковые
струйки. Настрой на всё замечательное вытеснил великое
огорчение. Светочка только постигала, что, не мечтая, мы все
не сможем жить. Захотелось ей невестиного разлюли малино-
вого дня. Рядом – непременно высокого принца матросского
разлива. Только от подобных взгляд её делался сиротским,
простодушно смягчённым. Все другие морские профи про-
летали общим списком. (Похвальная верность в сокровенных
делишках, ох, ценна. Каждая простушка про то запечным наи-
тием ведает).
Напоследок, уже под колючими холодными струйками из-
за потерявшего пар утиль-котла, девица твердила: «Терпи,
терпи». Водя мочалкой из каболок швартового троса по ту-
гому, отзывчивому телу, довершала в мечтах своё представ-
ление о счастье. Рисовался чудесный (ныне скажут дрянной)
итальянский сервиз с застывшей на чашечках и блюдечках
умилительной старомодной парочкой.
Блин! В Маргере не наскребла лир в лавчонке-ловушке, ка-
раулившей нищих советских моряков. На завидки подружек
покоились бы те хрупкие в лакированном сервантике из сов-
ковского ДСП. Будили бы потом память о заводных годиках с
их тайным страхом не найти ответной любви.
На что девкам характер?! И без бабкиного заговора будто
заверена Светка: скоро всё сбудется. Ежели некто вызнал бы
и усомнился – опозорился дальше Новоземельской. Родовых
соломбалок нельзя домышлять гадательно!
В полной приятности, подняв к облакам настроение, завер-
нула Света краники. Запахнулась лёгким коротким халатиш-
ком, порхнула по коридору к себе обсыхать. Дверь каютную
нараспашку по торопливости оставила.
Мамочки! Как интересно! Трёхэтажный «Бурмейстер», на
который водили смотреть заигрывавшие с ней мотористы,
смолк. За бортом тарахтение подваливающего вельбота. Да
это ж последняя, самая захватывающая тревога!
Раскрепилась романтичная вострушка на диванчике ко-
ленками, просунула головушку в круг иллюминатора. Видит
парней лучшего отбора палубной команды, коим всё нипочём.
По третьему механику, отвечающему за движок, номер-
ному штурману, держащемуся за румпель, лишь взглядом
скользнула. Восторженная радость от лицезрения геройских
своих симпатий наполнила её. Так вот запросто смогли они по
морюшку прокатиться!
Вельбот, уже на нейтралке, живо вровень с нижними баля-
синами шторм-трапа окажется. Сияющая Света, не сдержива-
ясь, кричит:
– Эй, на моторочке! Прокатите одинокую чудачку!
Слышать авансом восхищение юной особы разве не лест-
но? На белой скорлупке разом приосанились, разулыбались.
– Выпрыгивай! Спасём заодно, – несётся залихватский
ответ.
– Ладно. Готовьтесь словить!
На том моменте со Светкой что-то запроисходило. Мокрые
её кудряшки ритмично ожили, глаза округлились.
– Ёй, ой, меня трахаю-ют!!!
Это тянуло на сверхудачную шутку дня. На вельботе, вклю-
чая двух офицеров, принялись бурно подыгрывать: разом вда-
рили бесподобным свистом. Кто не мог бить трелями, орал:
– Лягайся! Не давайся!
Мордашка компанейской дневальной пропала под друж-
ный хохот.
– Здорово Светка прикололась! Все бы так юморили!
Как ни клубнично было пристроившемуся к ней мерзавцу,
выдернул свою штуковину и опрометью вон. Однако со спи-
ны по сапожищам опознан. Значит, приговорён бояться до
бледности. Ход-то по справедливости теперь за Светой.
Желая сбить всех с толку, вопрошающим она загибала:
– Хохмить не запрещено. Ить бывает. Моя соседка едва
криком на Валявкина спаслась. Бежала и трусики мочила. 
Ха-ха-ха!
За полночь лесовоз бросил якорь на соломбальском рейде.
Сразу таможня, то и сё. Многие уснули только перед утром.
До того хотелось им быстрей очутиться на родных улицах.
Дольше всех проворочался в койке, ставший сам не свой, боц-
манюга.
Бессчётные разы нёсся он по коридору, улучив момент от-
лить до подъёма вельбота. Бессчётно замирал перед распах-
нутыми дверями каюты дневальной. Не иначе бес показал ему
картинку с девицей, на которой кроме задравшегося халати-
ка… ничего!
Гнобить дурно обученную в ШМО матросню – чтимо и
законно. За натворённое вчерашним днём – тюрьма. Чудо,
что Светка пока не выдала. Дурёхой предпочла выставить-
ся. Вдруг как с утречка передумает?! Власть-то теперь, ох,
близёхонько. Пять–семь лет сгоряча судейские влепят. 
В зоне по той статье позорным петухом будет. Нулевой ва-
риант – дристун без затычки.
Коли парни прознают, бесследно в рейсе сгинет. Вроде
того: он Му-Му, а она королевишна. Вольно тогда будет за-
правлять арапа. Мол, со слов опрошенных, выглядел в по-
следнее время странно задумчивым.
Срочняком спасать себя надобно. В ноги её пасть. За вину
лбом о кнехт – и то выйдет дёшево. Мнилось – со всех сторон
невидимо обложен. Даже во всесоюзных бегах сыщут.
К подъёму на завтрак изошёл дракон от мыслей липким по-
том. Страх вставил в незакрывающиеся его зыркалки спички.
Одеться решил заранее. Мало ль что…
Один прикрученный каютный стул стал опорой ватному
телу в купе с дрожащим духом. Предконвойное состояние
грозы морей походило на удручённого психа после пяти укро-
тительных уколов.
Положенным утренним времечком Светка будила отчего-
то с полотенцем. Постучится, едва приоткроет дверь и выве-
дет по кондукторски в честь прихода:
– Ко-о-не-е-чна-я-я   оста-а-но-о-в-ка-а!
Чтоб не словить противность застойного каютного уду-
шья, поспешает с отскоком. А ко дважды клейменному врагу
натурально ворвалась. Отнюдь не всем свояченицей – чи-
стой фурией. Первым делом свёрнутым в трубочку полотен-
цем ткнула боцману в харю. Тупой конец поварской скал-
ки обнаружил себя, выбив тому несколько передних зубов.
Обижаемый плотный дядька слабенько наиграл губонину
свирепость:
– Да ты шо?!
– А эт сдача до копеечки.
Мастерски, вскользь, секанула вдобавок своим вафельно-
деревянным оружием по черепу с правым ухом. Дракон под-
выл, брякнувшись воочию на колени.
– Не будь гадким папой – не матери ребят. Хошь ещё?
Ответ прозвучал как нечто среднее меж хрипом и зву-
ком «мэ».
– Тогда покедова, педаль ты гальюнная.
Десяток раз на дню донимали дракона расспросами: «Чего
у тебя с ухом-то? Оттопырилось, краснющее какое». На это
следовало щепелявое объяснение:
– Шшелеша много торшшит. Шширканулша.
Домашним ответствовал похоже. Да откровенно их другое
взволновало. Получить полное сочувствие помешал чемода-
нишко, прозванный в издёвку колониальным. Начались раз-
глядки, ощупки, примерки содержимого от маклаков. Не до
батяни всем стало.
…Давать работу матросам подправленный тонкой Светки-
ной настройкой начинал вкрадчиво:
– Надо бы сделать…
Нет, нет да и потрогает при этом водниковский зубной
протез. Может, дёсны ему жал? Может, «сдачу» пересчиты-
вал? Стальные зубы дракону то, что надо. Более чем аспидски
к нему шли. Повременив, даже на новом судне, постепенно по-
кончил с испугом, завыпендривался вновь. Понятно: солом-
балки в командах за большую редкость сходят. На двинских
берегах и далече нарасхват местнознаменитые бой-девки.
Говорят, распарничьей Светке многое чего удалось. Вплоть
до красования в домашнем серванте тех чашечек-буколек. И
совсем недорого обошлись давно желаные при следующем ве-
зучем заходе. Раз вскладчину с высоким принцем-матросом в
Неаполе(!) куплены.
С того момента стали сбываться Светины мечты. Дабы
было всё, как у людей – прекрасно выглядевшая пара венча-
лась в намоленной сколькими поколениями, соломбальской
церкви святого Мартина-исповедника.
Букет прошлых грёз пополнился удачными послушными
детками. Ведь единственно под их сотворением с любимым
человеком расписывается не показное, настоящее женское
счастье.