Сразу после войны

     Она, казалось, ещё всюду караулит за бортами. Ну, как
шальной отвязный юнкерс аккурат над мачтами спикирует?
Шульцы Деница с заклиненными мозгами, может, целят по-
следней, исписанной проклятиями, торпедой. Запросто, по
общей невезучести, боднёт мина, без разницы чья. Невозврат
ни в какой порт продолжают мутить десятки чертей.
    Пообвыкли, живя страстями намного хлеще, не принадле-
жать себе. Вдруг, почти сновидением, мир воцарился. Долго-
жданный капут сволочной Германии. Порукой этому эрлико-
ны сняли, баковые и кормовые орудия. Приставленные к ним
краснофлотцы (команда в команде) радовались сочней.
    Во-первых, почётный скорый дембель с медалью. Во-
вторых, пронесло. Пушечки-то годились к присловью: «вы-
красить да выбросить». Артпогреба обратили вновь в ма-
лярки и плотницкие. Несут по-прежнему вахты на мостике,
помимо штурмана, пара матросов с биноклями. Броняшки на
иллюминаторах под главной палубой держат обжатыми. Дей-
ствия по тревогам помнят твёрже собственных имён. А уж
как выполняют! Культурные слова дотошно передать эдакое
бессильны.
    Старшие за любую заминку подносят младшим бугристые
кулачища. Салагам ничуть не в стыд ускориться, прежде чем
засинеет под глазом.
    Полное осознание всяким «домашних» справедливостей
радует комсостав. При подобной мощной энергетике на кой
им ляд первый помощник (помпа)?
    Сякую загадку не расщёлкать даже упёртым кочегарам.
Одна партия железно ведает, что к чему. С ней, родимой, ум-
ничать, тем паче ёрничать и экивоками трёпа не моги. Помал-
кивали смелые мужики да парни. Беззаветно молчала на этот
счёт и склонная к пересудам камбузная прослойка.
    А вот буфетчица Степанида с «Буденного» маялась отсутстви-
ем враждебно противоположного. Оборотней, советский строй
хающих и просто не в теме, не выявлялось. Навык недавней ты-
ловой делопроизводительницы засыхал обреченной кляксой.
Хоть пышна грудь, всё ж бессильна помочь карающим органам.
Зря, выходит, клялась на «собеседовании». Посему использовала
свой 5-й размер по корыстному выбору верняк-приманкой.
    Не замедлили покапать, а то и посыпаться на Степаниду
блага. От артельщика – повторяемая баночка маслица и ку-
лёчек зажиленного лома английского шоколада. Старпом
избавил от нудных придирок и частых генеральных уборок.
Уговорил капитана сделать из неё украшение Доски почёта. Да
разве петушки на палочках усладят женщину-нимфу?
    Вулканическая Степанида возжелала охмурить самого(!)
помполита. Сказать в тогдашнем духе: лишнюю звёздочку по-
ставить, без уточнения, на яким мисте. Но тот, совсем не по-
партийному, понял прозрачный намёк. Для начала странно и
страшно побурел. Наступательно щеперя фронтовое галифе
над разбитыми сапогами под хром, доступно рявкнул:
– Ты в судовой роли буфетчица. Другого занятия на букву
«б» нет. Строевым вон! Ать! Два!
    Униженная самооценка, ох, как побудительно в ней заныла.
Прямо-таки жаждала жуткого изощрённого мщения. С плев-
ка в тарелку, когда неслась с подносом, полегчало, но трошки.
Отгоняя дальше обиду, пробовала жалеть бабьим домыслива-
нием. «Небось, покалечен вояка. Отбило ему хозяйство муж-
ское. Вот и психует с лишенька».
    Пришлось выплеснуть припасенный для помпы праздник
голой натуры себе в прибыток. У выше названных любовни-
ков серели напоказ обычные дни. Зато бурлили, в соблюдае-
мую очередь, Степанидины «египетские» ночи.
    Меж тем сам «Буденный» тихоходно кандыбал на перевоз-
ку из немецкого Ростока добра без цен. Вообще всяческих ре-
парационных изъятий и грузов.
    Страна-сокрушительница имела и не на такое право. Слиш-
ком дорогущей, неотплатной ценой досталась ей Победа.
    В основном довольствовались изношенными станками ру-
инных заводов. Залежью фотоаппаратов, склоняемых в гру-
зовых списках «пианин», «мебелями» не для всех, прочим де-
фицитным мещанством. Не чурались и техдокументации, как
делать брендовые штуковины под среднее качество самим.
    Так у нас, к примеру, мотоциклы «ИЖ» в 46-м завыпускались.
По первости исключительно из доставленных морем деталей.
Этим же макаром и в те же сроки появились первые «Москви-
чи» – точнейшей копией «Опель Олимпия» 38 года. И т.д. и т.п.
    Коварные союзнички с куда меньшим вкладом тащили в
основном на дальнюю перспективу. Вплоть до лучших ака-
демических школ в живом виде. С того разбора не слыхать
«чегой-то» о выдающихся немецких физиках, математиках.
Обмелел до тачек, кофеварок Bosch «сумрачный германский
гений». Да. Не прогадали штатники и в барыше и рывке на-
учном. Простите, слово за слово запнулось.
    Вернёмся-ка к нашим наметившимся героям. Попутно вы-
светим ещё одного. На кого подумали?
Верно! Как есть – впопад. Знаком нам молодец в глухом
кителе. На ту пору с двумя нашивками третьего помощника
капитана. Уже он-то был морячина, что надо. Разве молодость
умаляет, если к ней приложить знание дела, весёлый нрав,
благородную наружность? К тому ж, кто деньжата команде
выдаст, ежели судовая бухгалтерша по-женски занеможет?
    Снабдит аттестатом отпускников? Пошутит, в конце концов,
удачно наособинку? Пройдётся гоголем по дранной, расте-
рявшей лоск, загранке. Много позже и по прихорошившейся
также хаживал. Ни на пфениг не выкажет, чем иные начинают
там страдать. Болезнь, знамо, глазная: витринные приманки
манят наливными яблочками, без коих ну никак.
    То-то настоящий подвизался соломбалец с рождения на
хоженье по морям. Потому не просто классный парень. Он –
Петрович!
    Продолжить, не сбиваясь, совсем нельзя. Приспичит поне-
воле на политику свернуть. Точнее, оглядеть нашу зону окку-
пации первых месяцев. Доверим это острой памяти, понятно,
былого трёшника. Тут же подтвердится: не только рукописи
не горят, но и давние случаи стёртых судеб проступают.
    Желая быстрого оборота, суда гоняли на коротком плече.
Стало быть, отчальте от Прибалтики – пожальте в Росток иль
Висмар. Наоборот перевернуть: из малых портов востока Гер-
мании в затруханные портишки Риги, Вентспилса, Таллина.
(Потом уж от вливаний московской казны те осовременятся к
оборзению мелких патриков).
    Случалось везти поценней – задействовали солидный Ле-
нинград. Однако вскоре, по русской жалости, милосердный
ввоз превысил наказательный вывоз. Затворилась странная
отечественная несуразица. Сами голодовали, сиротствовали,
а поди ж ты, делились целыми пароходами с зерном, лесом,
угольком. Список тех щедрот пространен. Попросили бы нем-
чики последние рубахи, не сомневайтесь – отдали бы.
    Поделом растерявшие тевтонский дух ударились в плакси-
вую осознанку. Хитрованы объявили себя симпатизантами
дела Тельмана. Будто бы запамятовали драг нах ост, где зиго-
вали удаче отличиться железным крестом.
    Сколь ни суров и подозрителен был Иосиф Сталин, но и
он чудодейственно смягчился, подобно Александру I. (Им-
ператору мнилось достаточным: прогарцевать с гвардией по
площадям Парижа. Какая уж там контрибуция за сожженную
Москву?!) Эхе-хе.
    Помимо прочих, свалившихся на наше попечение, напряжно
потащили дойче коммунистише чумадан.
    Оплаченные кровью миллионов плоды победы потихоньку
подменялись на ложь договоров. Несмотря ни на что, мы дей-
ствительно были могучи, как никогда. Представляемый крах
державы, что гнобила собственный народ, допускался лишь
в категориях философических. По крайней мере, отдалённый
парочкой терпеливо пережитых веков. (Во всегдашне ковар-
ных Лондоне, Вашингтоне пописывали некие растлитель-
ные планы с доскональным знанием человеческих душонок.
    Главные кремлёвцы от недалёкости, почитав их, саркастиче-
ски хмыкали. Шатанье по Европам с надуманными визитами
оглупляло престарелых вовсе. Ну, а последние прыткие си-
дельцы под рубиновыми звёздами Г. и Е. оспаривали в между-
собойчике роль главного предателя. Во как!)
    На этом самом месте плюнем на дурковатую, косолапую
политику. Ну, её к чёртям собачьим. Лучше айда(!) к своим,
«будённовским».

    Каждое утро Палыч ощущал тупик бытия. Атасно галифе
натянет. Сапогами притопнет, пробуя надёжность намотки
портянок. С фырканьем оплёснёт над раковиной умывальни-
ка волевую морденцию. К ганковой тёмной рубахе приладит
ненавистный пиджак с толкучки. (Погоречась, он ещё шляпой
там разжился). Не без смущения  сделает перед зеркалом про-
борчик расчёской. Ша! Дела иссякли.
    Неисправимо подтянутым, с характерным тяжёлым шагом
правит в кают-компанию. Там по армейской привычке, да-
вясь, мигом прикончит завтрак. Окинет завистливым взгля-
дом сидящий за скатертями комсостав. Им-то есть чем за-
няться. Сейчас бы неупустительно скомандовать построение.
Гаркнуть до звона в ушных перепонках: «Всем чистить ору-
жие! Мать вашу!» Разве он виноват, что война впилась в него
насмерть? Того хуже – в издёвку стреножила пожизненно рот-
ным. Никогда ему не выйти из замесов, в которых дырявит,
контузит, выносит мозги в прямом и переносном смыслах.
    Однажды, за несколько минут до атаки, с подсказки полит-
рука нацарапал химическим карандашом: «Может, погибну.
Прошу считать членом ВКП(б)». Тогда под злосчастной де-
ревней за малым числом убереглась рота. Ему, чуть задетому,
орден Красной Звезды Тут же причли и к проверенным пар-
тийцам. Через это солдатиков своих удавалось хоть как-то бе-
речь. Под авторитет то миномётную поддержку выпросит, то
станкачами голый фланг их прикроют.
    Кем-то подмечено: «Чем ближе к передовой, тем меньше
мерзавцев». Даже излишне, как верно. Палыч чувствовал себя
босой совестью, готовой предстать пред Тем, Кто выше самого
верховного. На тот случай вроде рапорта затвердил: «Господи,
так точно, Тебе судить. Сам видел, я за спины не прятался.
Единственное – защищал Родину! Что в коммунисты впи-
сали, лукавый подстерёг. Каюсь. Ребятушек моих полегших
прими как прежних воинов православных. Грехи узришь, –
спиши на меня. Заодно уж отвечу. А будет Твоя милость,
дозволь с ними вечно пребывать, честь имеющим».
    Под Бреслау, в феврале 45-го, затопталась 6-я армия, ут-
кнувшись в фанатическую оборону. (Недаром историки обзо-
вут его немецким Брестом). Там, в каменном крошеве улиц,
довелось вытянуться по струнке во фронт Встречающему.
Ничего, что в явном бреду, на окровавленной плащ-палатке, в
лежащей очереди вокруг медсанбата.
    Видно, преждевременно отрапортовал. У занятого сразу
всеми нами Господа на каждого виды свои.
При отдельном офицерском излечении, в переименован-
ной Самаре, делово (читай – халтурно) на ноги поставили.
Двадцать шестого апреля госпитальная комиссия проститель-
но кагору хватила, который раненым кровь улучшал, а док-
торам настроение. Тогда-то положение старлея в общей евро-
пейской и местной картине, наконец, определилось:
– Всё равно Берлин брать не поспеешь. Лучше мы тебя ко-
миссуем. Вредную фронтовую привычку к ста граммам гаси
постепенно. Этак, батенька, уполовинь. Станешь цеплять хо-
лостяцки лишнего – психика не выдержит. К нам с предприя-
тий уже заявки поступают. Сегодня вот из Северного госмор-
пароходства. Слыхал, что есть город Архангельск?
– Э-э...
– Помполиты на суда там требуются. Есть желание?
– Колюсь, мечтал когда-то в Испанию попасть. Но пасса-
ран, Гвадалахара и эта, как её…
– Да ты прирождённый романтик с верным классовым чу-
тьём! Кому как не тебе, для начала на край Белого моря напра-
виться? Ну, лады?!
    Нимало не заботясь, каким будет ответ, выкрикнули:
– Следующий!
    Кое-как в общем вагоне к цели доехал. Переправился на
правый берег, дивясь на город деревянный. Разыскал нужный
казённый дом. За первый стоптанный порог переступил. И
как пропал бойцовским петухом в кипящих щах жизненных
перемен.
    Лютые политотделовцы офицеру-орденоносцу подобрали
«англичанина». Дескать, каюты, не в пример, на нём лучше. А
название-то каково! На слуху! «Будённый»! Так и сверкает ре-
волюционной шашкой.
    Сознались, к ободрению, что в научном коммунизме сами
плавают. Институтов-де не кончали. Все вприглядку у линии
партии учились. «Не потянешь партработу – подкручивай
дисциплину. Будя с тебя и за это».
    Пароход, поведали, дальневосточниками перегнан Север-
ным путём ещё в сорок четвёртом. Больше им не рисковали.
Сразу в док. То да сё. По почину, прозванному «кровь из носа»,
основательно подлатан на «Красной кузнице».
    Сейчас четырёхтрюмный красавец на отходе. Архангель-
скую команду добирает. «Всё-то, брат, под нашим контролем!»
Как водилось и водится, на прощание за шкафом без закуси
привычно дерябнули.
    Глава политотдела Сергей Кузнецов, после «стремянной»,
руку тряс, едва не на отрыв. Бухтел про укрепление, сплоче-
ние. Клял «духоту» контор…

    Сиди теперича тупо в каюте. Мозгуй, чем себя и коман-
ду занять. Абы армейским. Так нет – линейкой четырёх
бессмертных(!)* слева направо. Да чтоб их заумностью все
прониклись. Хотя б на показуху слепили горбатого.
    Изловчился подавать идейное по-войсковому. Определил
самого басистого машинёра чтецом. Посвежей газет, книжо-
нок отобрал с работами тех усатых, бородатых и давай кол-
лективным слушаньем морить. Со скукоты, сдаётся, водив-
шиеся мухи на перегретом «Будённом» сдохли.
    Судовой же народ стоически терпел политчас, гоняя раз-
ные приятные мыслишки.
    Сам Палыч страдал с довеском, поскольку навязчиво хоте-
лось выпить. Во все его сны, воспоминания вкралась фляжка
с водкой. (Одна из пустячных привилегий ротного на войне).
Если б не судовая гармонь, настала бы душеньке хана. Бо-
дриться, знал, лучше с притопыванием правой под частушку:

Батька пропил мою шубу,
Я пропил его кафтан…

    За сутки до прибытия в Росток экипажники подозрительно
нервно повеселели. Последняя читка, судя по физиям, удалась,
как «Валенки» Руслановой. С каких хренов? Проверяющий всё
здравым сомнением Палыч завернул к себе трёшника, точно
взводного. Что вызнал у юного Петровича, не поддавалось во-
ображению, улучшенному двумя контузиями.
    Ёлки точёные(!), все намыливаются в закрытый клуб. Пу-
блика там исключительно нашенская. На законных основа-
ниях балуется пивком, винцом, шнапсом под оркестрик. Шу-
стрые немочки не успевают подносить кружки со стекающей
азартно пеной. Яркий набор удовольствий втиснут в честный
курс военных марок*. За рейнвейн выкладывай две. За креп-
кий бир – одну. Бутылка шнапса – две с полтиной.
Пусть зелёных коротышек хватает на пару разгульных ве-
черов, зато какова отрада для распахнутых душ победителей!
    Так-то оно так. Однако чревато взять трофеем винный по-
греб. Сам бывал участником. Нет, не тот пример. Перехлёст.
Где ж средина? Лучше, что ль, надраться до потери сознания
цивильно? Кому, как не помполиту, знать ковы, творимые
алкоголем? Да ещё на территории разбитого, злобствующего
врага. Самый раз моряков прочувствованно к искусу подго-
товить.
    В сугубых случаях употреблял Палыч язык доходчивый, то
есть испытанный траншейный мат. С ним и выступил он на-
завтра в столовой команды. Донёс кратко, с нужной образно-
стью. Скрывая кое-что за многоточиями, припомним по Пе-
тровичу:
– Вы…там…смотрите…вашу…Каждого…без кляуз… лич-
но…Врубились все?  – Общим выражением лиц прихватчик
по должности остался доволен.
    В заветный вечерний час большая часть команды сошла на
берег. Замыкающим на трап вступил сам Палыч. К странному
сочетанию сапог, галифе, пиджака добавилась шляпа. Широ-
кие её поля, характерная посадка кого-то здорово напомина-
ли. Прищучив улыбку Петровича, провожавшего толпу по
долгу дежурства, помпа засомневался опять:
– Говори. Каково?
– Великого пролетарского писателя шаржируете. Надо бы
прикашливать в усы для убедительности.
– Ладно, вострый.
    Минутою казистые везунчики слились в портовый сумрак.
    Из всех оставшихся на борту горевала Степанида. Её не взяли
и не возьмут туда никогда! «Во избежание приставаний». Коз-
лы! Да что они бачут?! Разве от этого надо беречь женщин?!
    К полуночи одиночно и группками стали подтягиваться
изрядно набравшиеся. Хорошо ль посидели? Разглупейше ин-
тересоваться. Парадный трап и тот норовил ударить в борт
с гулкой поддатостью. Кто-то сыпал матюжками, кто-то пел,
иной задирался.
    Трёшника вкупе с вахтенным матросом, проявления ухар-
ства не доставали. Старейшее дело на флоте – зреть приняв-
ших на грудь с перебором. Рассудить понятиями – на бесспор-
ный вывод наткнуться. Не выдумать иную терапию, кроме
этой, за понесённые труды, качку, разделённый риск. Здорово
зелёный змей помогает, когда в меру шлангуешься по футшто-
ку своего организма. Завтра, по справедливости, наступит их
черёд расслабиться.
    Недоставало ещё дюжины гуляк. Закурили в который раз,
опёршись локтями на планширь фальшборта. Вон же они!
    Лишь только престранно составляют похоронную сбивку.
Меж ними возвышалось тело, как полагается, ногами по ходу.
Впереди, вместо наград покойного, камбузник Борька нёс зе-
лёную шляпу. Тем же макаром намерились трап штурмовать.
– Башкой, башкой разверните, олухи! – вознегодовал Пе-
трович.
    Малое перестроение – совершенно всё по-другому. Выру-
бившийся напрочь уже не походил на Горького, весьма доход-
но для себя вдохновлявшего «бурей». Не очень-то смахивал и
на обычного бездыханного. Каковые его несли, мало походи-
ли на сотоварищей по созданному писательскому цеху. Схо-
дилось в одном: судовые, как некогда те строчилы, спешили
избавиться от ноши. При развороте с трапа на палубу – хрясть
о сталь надстройки выставленной головушкой. Протоптались
вдобавок по уроненной шляпе, напрочь лишив её узнаваемой
стильности.
    Когда припозднившиеся стёрлись привидениями с до-
ставленным помпой, зевнула на пароходе тишь с безлюдьем.
Для порядка, пройдя по жилым палубам, Петрович удосто-
верился во всеобщей отключке. Сплошняком приоткрытые
двери на штормовках, за коими проступает каютная тьма.
Только старпомовская дверь оберегала всем известный су-
довой секрет.
    Именно это подсказало занести обстановку в журнал. Об-
думанно убавив цифири времечка, красивым почерком засви-
детельствовал: «…все уволенные на берег организованно воз-
вратились на борт. Происшествий с замечаниями нет».

     Разрыв! Столбом зависает земля. Чугунной болью проби-
ло башку. Кажись, жив. Пробует, чрез силу, дёрнуть ногами.
    Ага, удалось. Размыкает с трудом веки – стеночка каюты. Э-э,
никакой он не ротный, а надравшийся бездельник-помполит.
    Хочет вспомнить, с чего срамное приключилось? Память
выдавала отрывочные действа: нежданно ощутил себя за-
взятым мореманом. В доску-лючину, в дыру шпигатную всем
свой. По складу, эдак, ближе к адским духам – кочегарам. Вот
тогда и загулял по вдохновению крайностей. Опрометчиво
часто чокался с весельчаками других пароходов. Учил герр
оркестрантов жалостной вокзальной песне «Друзья, купи-
те папиросы». На спор хватил дубовым стулом о пол с рас-
сыпкой деревяшек. Отбивал чечётку… на камине. Братался с
одним, не вяжущим лыка, из пехтуры горемычной. (Так же,
представьте, партией трудоустроенным). Только стали заме-
чательно понимать друг дружку… – беспамятство накрыло до
самого «снарядного разрыва».
    Нечего тут делать. Надо найти Петровича – тайного своего
разъяснителя морских словечек. Уж он-то врежет правду-мат-
ку. Одеваться излишне. Со вчерашнего при полном параде.
Потопал, минуя несколько кают, к трёшнику. Костяшками
пальцев тук-тук и завалился отцом-командиром.
– Доложи, как я вчера пришел?
– Вы не пришли. Вас принесли… ногами вперёд.
– Ну?! Кто свидетели позора?
– Вахтенный матросик и вот он – я. К прискорбью, вынуж-
ден был вопиющий факт отразить в судовом журнале.
    У Палыча осознано открылся рот, будто дивизион прорыва
изготовился рыгнуть залпом 152-мм гаубиц.
– Желаю убедиться!
– Легко. Журнал у второго штурмана. Вальяжничает себе
на столе. Ждёт, когда кэп прочтёт с чувством, с толком, с рас-
становкой.
    Несколько секунд на рывок. Осрамившийся впивается гла-
зами в известный нам текст.
– Ай да Петрович! Вытащил. Безгрешным сделал. Молоток!
    Из установившейся приязни к помпе пробовали кочегары
подладить шляпу. Увы, в котельном ателье «Ляпсус» тонкий
фетр не вынес свежего парка и растёкся дряной тряпкой. Та-
ков итоговый отголосок первого помполитовского гулянья.
Обобщая – тьфу! Ерундень!
    Согласно уставу ММФ, шикарная форма первому помощ-
нику капитана полагалась. Как бы кстати! На высокой-то вол-
не перерождения человека. Жаль, что возможно сие не рань-
ше «незнамо когды» возврата в Архангельск.
    Они ж в Ригу направились. Оттуда вскоре вновь в Ростоке
очутились. Туда же старый «Петровский» пригрёб с побра-
тимом Палыча. Солёная дружба тотчас сошлась шкотовым
узлом в обхлёст обоих. Подтвердилось полнейшее, даже в
привычках, совпадение. На сей раз «учёные» сочли прошлые
ошибки до единой, решив держаться в заграничной лаканке
вместе. Крест накрест исключить ту последнюю рюмку, кото-
рая вяжет язык и валит с ног.
    Беловым началом возглавил Палыч часть будённовцев. Его
друган Василий – своих петровских. Гордо прошествовав до
близкой точки отдохновения - хаус дер марин, заняли они
столики средь шпаренья оркестра, сизых слоёв табачного дыма.
    Собравшаяся братва с пяти пароходов впечатляла своей
разноликостью, не растерянным победным настроем, мор-
ским шиком. Проверенным правилом всех катило по един-
ственно возможной наклонной стезе. То есть, когда надо до-
гнать в глотках – и станет вообще расчудесно.
    Что до бравых старлеев, беспокоиться за них не приходи-
лось. Всё ж Василий стал чаще пристукивать кулаком по сто-
лешнице, увеличивая на ней пивную и шнапсовую мокроту.
– Да у меня удар – свинчатка! В рукопашных им мочил!
– Эге, – расчухал Палыч, – пора сниматься с якоря. Уговор
наш помнишь?
    Не проколовшиеся ни в чём кореша вышли под ранние чу-
жие звёзды. Покачиваясь, прикурили со второй попытки. Все-
го-навсего свернули за угол, как откуда ни возьмись, пренепри-
ятнейший немец. Взгляд колючий, цепкий, фельдфебельский.
Так может зыркать лишь заклятый, наглый враг. Первым реф-
лексно дёрнулся Василий. Пока понарошку скомандовал:
– Хенде хох!
    Тот неожиданно принял стойку остервенившегося руко-
пашника.
– Мать твою! – взревел пошутивший, занося прицельно ку-
лак-свинчатку. Вражина чуть дёрнулся в бок, подсекая Васю
носком ботинка. Этого хватит и по трезвянке. Взаправдыш-
ный мочильщик опрокинулся туго набитым мешком со всего-
то удалого размаха! Оскорбительное его приземление и сей-
час вопит: «Полундра! Наших бьют!» Подавно тогда…
    Второй пехотный волкодав, лихо закусив «беломорину», вы-
двинулся на исходный рубеж в два шага. Кроме сопения, экс-
фашист не уловил, чего же тот предпримет? На всякий случай
попятился, попадая под гипноз матёрой силы. Ротный как бы
винтовку перехватил ловчее для штыкового удара. «Фельдфе-
бель» правильным инстинктом попытался отбить «своей».
    В доли секунды ручищи Палыча переменили положение. Те-
перь они влекли супостата за ворот с тягой паровой брашпиль-
ной лебёдки. Под неотвратимую встречу с арийским носом под-
ставилась крепкая в кости макушка, как оружие на крайняк.
    Блестящий поединок имел живой опосредованный отклик.
То бишь пронзительною трелью морского комендантского па-
труля. Улицей дальше разорялся свисток войскового. Им тро-
ил с централ штрасе – о, лишне удивляться! – свист шестёрки
тамошних осмелевших коммунистен. Оккупационная зона,
отходящая к ночи. Что вы хотите?!
    Нечего тут долго размазывать: повязали Палыча, усадили
в патрульную эмку. Замирённого надолго немца влёжку на за-
док пристроили. Василием пренебрегли, как слабаком, коему
ещё учиться и учиться портовым дебошам.
    Случайно заваривший эту кашу нечётко вернул себя в за-
ведение. Выпил успокоительную и предался живописанию
жуткой схватки.
    Буквально до зуда в пятках ошпарился тем самым  трепач
Борька. Раньше всех с нетерпежа объявился на «Будённом».
Шасть сразу в столовую команды, никогда не бывавшею пустой.
– Помпу в комендатуру замели!!!
– Ура! – отозвались несколько опившихся крепчайшим
чаем рогатых.
– Никни, тупые. Палыч наш человек!
    С кочегарским мнением, попробуй, не согласись. Отколо-
тят, как допреж забияк на ярмарке. Единодушно и матросы
стали считать: Палыч – наш!
    Комсостав логичнее проникся, величая интеллигентней: Ан-
дреем Павловичем. Каждый уверовал: очень им повезло с пом-
политом. Перетряхни, просей всё пароходство– нет вровень
ему геройских и быть не может! Одним словом – фронтовик!
    «За други своя» сполна претерпевши вернулся с комен-
дантских нар к обеду. Положение его теперь относилось к не-
приятно щекотливым. Причём подставляло капитана, отвеча-
ющего за всё.
    С одной стороны, надо бы решиться на списание по залёту.
Немедля, с выходом в море, дать в политотдел шифрованную
радиограмму.
    С другой, сомнение: а стоит ли вообще подымать волну?
Весы мыслительных доводов за и против выровняли чашечки.
Будь что будет: «с Дона выдачи нет». Благо, война научила че-
ловецев понимать оступившихся глубже, смотреть на многое
шире. Жаль, что это забылось со сменой поколений.

     Судовой истории не дали обрасти ракушками. Государ-
ственная нужда заставила вернуть «Будённый» под доски. На
чём прикажете вывозить спиленные задарма горы леса бес-
численными «карлагами»? Они же почти единственные по-
ставщики основного товарца на экспорт. К стыду сознаться,
живительные шприцы в заднице советского внешторга – ла-
геря за колючкой.
    Теперь Палыч не верил в мудрость до сих пор не читанно-
го им «Капитала». Соединение пролетариев не состоится явно
ни за что и никогда. Не с рыхлыми же пузатыми буржуями,
мозговал он, четыре года сражался. И тот жилистый фриц в
Ростоке стопудово не из неженек богатеньких. С хренов ли за-
правляла теми, укороти лишь название, «…рабочая партия».
    Не касаясь частностей, личные воззрения Андрея Павло-
вича раскольнически дрейфовали. Политзанятия сократил.
Дескать, подходящий матерьяльчик кончился. Чего старьё-то
перелапачивать. Надо ль говорить, с каким пониманием все
этому поддакнули. Стоп! – передёрнул. Конечно, конечно же,
не все. Степанида почто-то загадочно поджала пухлые обсо-
санные губёшки...
    При литерной к ним погоде и считываемых лагом девяти
с половиной узлах и неслышной машине дымил, как покури-
вал, представительный купчина. Незакатное солнце провожа-
ло пароход, мягко подсвечивая красоту скалистого ожерелья
Норвегии. Северо-восточнее взгляд просто тонул в раскинув-
шейся светлой дали простора из воды и неба.
    И всё же память многих продолжала видеть во всём этом
гибельный угол военного ада. Сколько упокоено тут парохо-
дов, кораблей конвоя, подлодок, дюралек бомберов?! Жутким
могильным призраком лежит, расщеперив огромные стволы,
линкор «Шарнхорст». Сам превратившийся в изрешечённую
англичанами дичь. Только на взгляд новичка – благодать тут
неописуемая.
    Павлович, не занятый ничем, подолгу стоял возле жилой
кочегарской барбетки. Не мог насмотреться на пенный след за
кормой, на провожание чаек, на всю эту потрясающую карти-
ну Творца. Похоже, он влюбился в неё. Сродни чувству отцов-
ской скорби и грусти вошло в ожесточённое сердце офицера.
Оно противилось лишь жалости. Такое за всех сражавшихся,
неуполномоченный на то властью, честно выразил изъенный*
поэт-фронтовик:

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Кто в атаки ходил, кто делился последним куском,
Тот поймёт эту правду – она к нам в окопы и щели
Приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

    Личные «я» в наваждении памяти отыскивал всем ребя-
тушкам, каких по гроб не забыть. Своих кровненьких, вычер-
кнутых из списков по роте как бы он желал нынче вернуть!
Скомандовать: «Стройсь! Ша, ребята, никакого риска. Само-
чинно каждого до мамки доведу. Знаю я вас. По дороге во что-
нибудь ввяжетесь. Намедни убедился: есть охочие под горя-
чую руку нам, фронтовикам, подсунуться».
    Отчётливо дошло: самое обидное, что украла война, не толь-
ко их молодые жизни. Оскорбляла убитость их предуготовле-
ния кем-то стать в эти воистину наградные дни пришедшего
мира. Разве не за тем, все, в сущности, родятся на свет? Постиг
извинительно не столь точно и красиво, как у того поэта:

Мы не знали любви, не изведали счастья ремёсел,
Нам досталась на долю нелёгкая участь солдат.

    Оставалось тереть глаза, отвращая хлипкую постыдную
слезу. Вновь включаться в потрясение увиденного лишь сей-
час мiра. (Именно чрез i, когда-то учили передавать магию
пространств. Да и название Родины писалось так же: Россiя.
Пусть хоть на трижды «разбудённом», а ведь помнят! Почи-
тай, большинство команды и он сам – старорежимные шко-
ляры).
    С крыла мостика, наблюдая торчащую фигуру на корме,
молодой Петрович проникался сходным чувством. Ина-
че как? Один прошёл войну, на коей нет безбожников, чи-
стоплюев, несуеверных. Трёшник же – музыкантская душа,
пусть малым сроком, хаживал в северных рискованных кон-
воях. Ему ли невдомёк, что творилось в душе Павловича,
отходящей от войны! В своей же душеньке, переполненной
наилучшими надеждами, горькие уяснения послал пёхом до
старости плутать.
    До чего здорово: будь кем хочешь. По настроению нынче
смейся, модничай, влюбляйся. Словом, живи на полную фок-
стротную катушку. За всем этим – Победа!

     С приходом навестить младшего коллегу в полном сборе
политотдел пожаловал. Главный чин (статус о-го-го, выше
начальника ГСМП) так же крепко и долго тряс Палычу руку.
Затем пожелал с каждым из команды поздороваться. Одобри-
тельно похлопывал по плечу, пошучивал. Особо удачно с Пе-
тровичем перекинулись.
– Ну, что, трёшничек, где Луна, а где Венера знаешь?
– Ещё бы! Первая в Риге. Вторая в Маймаксе и… не лечится.
– Ха-ха-ха. Востёр ты, брат!
    Само собой, капитан организовал застолье с водочкой.
Приятственно бы им ладком к рюмашкам подсесть. Да
случилось то, отчего разводя руками, тянут бестолковое:
«судьба-а». Невероятнейшая стряслась пакость.
    Степанида обскакала на своей подкованной карательными
органами кривой, сунув злорадно в толечко помытые руки
Кузнецова какой-то замухрыжный листок. Офигеть как не во-
время! Знаковая должность обязывала прочесть. Бумажка но-
сила настораживающее название: «Список изъятых вещей». 
В столбик упоминались:
  1. Сапоги офицерские (изношенные).
  2. Галифе (местами штопаное).
  3. Рубаха (ганковая старая серая).
  4. Пиджак (изрядно ношенный).
  6. Шесть оккупационных марок.
Дежурный офицер  военно-морской комендатуры СОЗ Гер-
мании г. Ростока кап. 3-го ранга (неразборчиво).

     Надо быть конченным раздолбаем, не зацепив совпадение
со списком, стоящего в том же прикиде Палыча. Повисла пауза,
предшествующая чуть ли не подсудному стряпанию. Крепко и
ладно сбитый телом Сергей Кузнецов грозно хмурился в сто-
рону буфетчицы.
– Вы член партии?
– Да, – выпалила Степанида, подавая театрально волную-
щуюся грудь под крахмальной кофтой.
– Где нашли изобличающий документ?
– Убирая каюту, в ящике стола скотыняки.
– Похвальная, нужная всем нам, товарищи, бдительность.
Напишешь объяснительную. То же самое касается капитана и
помполита. Завтра к восьми всем троим в политотдел.
    Про себя подумал: «Вот зараза, после выпивки всучила
бы. А теперь что ж, в машину? На сухую? Сама-то, видать, –
манда!»
    С непростукиваемым двойным дном был тот Сергей Ива-
нович. (Собиратель супер пароходства тучных лет). Разрулил
ситуацию в странной манере для значительного бугра на ре-
тивом посту. Вроде как наказал. По жизни – ювелирно, невдо-
мёк всяким, подправил четыре судьбы.
    Капитана, не подавшего «топительную» радиограмму, насто-
ял перевести в мореплавательский отдел конторы. Разумеется,
с разгромным приказом. Причинная связь укрылась в дымовой
завесе словес. По тайному же мышленью, чтоб на одного по-
рядочного в ней стало больше. Ну, и единственно любимого им
разумного порядка.
    (Под себя впрок слал опору, изображающий другого,
человек. Оправданное его наполеонство во благо
страны работало. Неповторим ныне имевший место быть при-
мер. Пассионариям не проявиться ни в чистую, ни в тёмную. Не
их, по законам стареющего этноса, время).
    Степаниду до полного разбора дела отправил в бич-
общагу. От мала до велика фантазийные заскоки её бес-
пардонные бичи с удовольствием воплотили. Темп, темп
какой! По прошествии двух недель тянуло уже Стеню на
солёненькое.
    На этом продуманные благодеяния, сами понимаете, за-
кончиться не могли. Подарком достался ей тихий складик,
апосля родин… тройни. Заманчивая возможность отщипнуть
малюську добра на нём имелась. Вот заложить кого-нибудь –
исключалась.

     Наломавшему заграничных дров Палычу наедине бросил
спасательный круг. Не на сухую – примирительную стопку
поднёс на самом важном пятачке своего кабинета. Возле
чуть ли невыпиравшего из рамы свежосиятельного генера-
лиссимуса.
    Что числом одолевал, в народе, по правде, не заостряли.
Сквозь зубы признавая зверскую до поры неодолимость кре-
стового врага. Одни-разъединственные: русская сила и харак-
тер, заходясь в крови и хрипе, смогли его порешить.
Броско брутальные мужики того времени встретились гла-
зами. Могущи и не такое, предложил:
– Потерпи пока в АХО за всякой конторской дребеденью.
Осядет тина, возглавлять его будешь. От любого наезда тебя,
настоящего фронтовика, прикрою. Сам-то я в тылу сытно,
мягко отсиделся. Сделай милость моей ноющей совести – со-
гласись.
    Попутно, занимаясь тем «расследованием», наметил: «надо
бы к третьему штурману с «Будённого» присмотреться. По-
нравился. Через пару лет не забыть бы визу ему прихлопнуть.
    Будет с кого спрашивать доставку людей и грузов во всякие
там уделанные поморские Нюхчи с Ковдами».


* Линейка четырёх бессмертных – профили Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина.
* Военные марки – оккупационные марки в СОЗ (советской оккупационной зоне).
   Печатались с американских клише.
* Изъенный – настоящий. Автор стиха Семён Гудзенко. Годы жизни 1922 - 1953