Как в царёвом флоте

     Незабвенное событие: первый день корабля. Всюду ново-
дел. Всё отлажено. Технарская начинка тишайше ждёт. Каюты
смахивают на пеналы первоклассников. Каждый из коман-
ды взвинчен. Особый подъём чувств распирает штурманов.
Подымайся-де в рубку и... давай ход.
    Гм, оговориться надо. Сдерживая рвение верхоглядов, ме-
ханики попросят пару часиков. С бухты-барахты в машинной
яме не бывает. Извольте задать постоянную готовность.
    Так было и 28 марта 1964-го у стенки Балтийского завода.
На промозглом невском ветерке трепетали флаги расцвечива-
ния. Забежавший вперёд прогресса газотурбоход приковывал
внимание. Не менее значимое – внутри надстройки.
По одиночке в кают-компанию потянулся комсостав. Лиш-
не замечать: мужчины строго по форме. Делово настроены.
Чёрные галстуки, мнится, на что-то смахивают. Никак, пере-
вёрнутые восклицательные знаки. Понятно – с волнения.
    Расселись, согласно золотым нашивкам на погонах, в удобные
кресла. Благостно стало взорам. Есть на чём зацепиться. Края
иллюминаторов с барашками желтеют стильной бронзой. Ча-
стоколом панели из ценного дерева.* Почтенно выдаётся к пер-
вому столу пианино. Матовыми лунами струят свет плафоны.
Пиковый момент подчёркивает судовая тишина. Даже динамка
не тарахтит. Последняя позволительная роскошь – электропи-
тание с берега. Этакая неотстриженная родовая пуповина.
    Незадолго до этого торжественный подьём флага состоял-
ся. Пяток, а то и более рюмашек шаяли в головушках. Тянуло к
шуткам, раскованности. Одёрнуть иль отдаться настроению,
решал капитан. Но и над ним выделывался смешливый бе-
сёнок. Незаметно ткнул под правое ребро. Подсказал мысль: 
  «Ты – главный. Тебе начинать. Да не будь занудой».
    – Ну что, господа офицеры, долой с кочерги. Настаёт эра
чистого, умного флота.
    Изречённое резануло слух непривычностью. Какие, к чер-
тям, господа? Вон на столешнице свежачок: газета «Правда».
Значит, обязательная рожа Хрущёва с сотоварищами. Вечное
заклинание в верхнем углу: «Пролетарии всех стран, соеди-
няйтесь». Кому не лень, додумает: « С каких рыжиков?! Одни
на «фордах» и «пежо» рассекают. Другие пупки почти задаром
рвут». Всё ж повелись на «господ». «Ишь, кэптэн хват».
По-разному заулыбались. Дескать, лестно, в точку. Уловив
одобрение, мастер позволил себе наслаждение человека, со-
бравшегося озадачить:
    – Нам-то на особинку, что придумать? Это я о выдвижении
традиции. Ни у кого такой нет. Лишь у нас будет.
    Морские волки окаменели. По вообразительной части си-
лён один из тысяч. Избранник неба чудом сыскался. Насквозь
проспиртованный в гостиничном житии дед отмочил:
– Ничего нового тут не родить. Надо за основу взять, ка-
кая велась на царёвом флоте. Завести винный графин то есть.
Перед обедом, знаете ли, не грех пропустить четвертинку ста-
кашика. Иногда сама душа просит. Моряки мы аль прачки?
    Гениально!!! Разом принялись дорабатывать счастливое
озарение. Вопросов возникло! Мама рОдная! А что заплещет-
ся в графине? Дозволительно ли в столовой команды второй
выставить? Ведь там по равенству тоже пианино. Как помпа
на этакое скосится? И тому подобное. С ходу не расколешь.
Мозговая атака удалась. Детали уточнились. Наперво: раскре-
пить от качки. Размерами желательно большущий, непросматри-
ваемый. Да и как наливать? К тому ж надобен приглядный.
На скорой минуте: «Да, видали в Англии целый галлон* ви-
ски. Ляпистый, из керамики. Имеет краник. Самое то!» С на-
званием затруднились. «На «ко» кажись.»
    – Пойдёт, – авторитетно подпёр дед.
    – Хватило бы культнуждовских, – засомневался трёшник.
    – Да ладно, чего уж. Скинемся! – возгласы народа.
    Для рядовой команды решили также выставить. «Иначе
обзавидуются, в партком настучат. Ну, а насчёт помполита,
как получится. Завтра змей приезжает. Авось, втянем».
    Мастер не ожидал безумно отрывного. «Ни хрена себе: на
благом подловили!» Отступить – вроде унизительно. Память
к случаю извлекла издёвку: «Оно, конечно, ежели, хотя однако
всё-таки». Разряжаясь по чести, мнение утвердил:
    – Лады. Но кто переусердствует Бахусом, подведёт всех.
Пеняйте на себя. Свободны.
    Конец с венчиком достопамятному совещанию. Планида,
что ль, общая? С негаданных ли причин? Только выгорело
дело. Нате вам рейс за мечтой на «ко».
    Капитан уже познал своё супер-судно. Так обломиться!
На отходах, к позорищу, оно нещадно дымило на весь порт.
(Это машинёры запускали «сапоги»*). Задний ход – рекорд
беременой черепахи.Теперь кэп клял французов, подсунув-
ших экскрементную хрень. Доставалось и министерским,
страстно любящим заграничные командировки.
    Жаль, заточенные существительные пропадали на уровне
мостика. Куда как приличными вспоминались старые парохо-
ды. Никакого тебе грохота. Просто санаторная благость. Его
величество пар, что ни говори, незаслуженно отвергнут. Ко-
роче – доумничались.
    С расстройства законно пропустить для смирения. Хороша
стармехина доза: четвертинка стакана. Ай да Геннадий Гаври-
лыч! Удружил.
    Всё ж сомнения мучили. «Подумаю-ка на досуге.» Честно
до послеобеденного сна напрягался. Будто тупой ножовкой
перепиливал бревно. Круг служебных мыслей замкнулся ут-
вердительно. «Будем, будем брать!» Кого надо опасаться, со-
ответственно обработан. По человеческой слабости сам не
прочь. Раз «добро» получено – едрит твою налево. Дружно
скинулись: кто пару шиллингов, кто побольше. Старпом не
осудительно съэкономил на продуктах. В лучшем виде пуза-
тиков доставил шипчандер.*
    Ох! Какое возникло оживление! Принялись невидаль рас-
сматривать. Круглые белые бока её заманчиво кичились бри-
танщиной. Вестимо экой: малёваные львы, короны, завитуш-
ки. Завирально хвалебный текст. Главное – кранчик. Да-а!
Презентация впечатляла.
    От рукастых умельцев – немедля закрепление. Рядовых из
команды просветительски подтянули. Почему сие? Посколь
дозволительно. И те вмиг прониклись оказанным доверием.
Разве с понятливым народом пропадёшь? Ни за что! Ни в
коем веке! Традиция огромной исторической силы имела ме-
сто возродиться. Виват!
    Погода на море отменный денёк подобрала. Чистый вид
с итальянской открытки – красочный штиль. Нежнейше го-
лубел небесный купол. Густо-синий ковёр стлался под ним.
Солнце к зениту не жалело лучей. Во всей этой роскоши «Пе-
чора» скользила крейсером «Диана». Правда, здорово не до-
тягивая до 20-ти узлового хода.
    На судовых часах 11-30. Обед по уставу.
Ожидаемо первым явился кэп. Следом искусительным
змеем стармех. Двери кают-компании учащённо зараспахива-
лись. «Приятного аппетита. Прошу разрешения», – пробор-
матывал очередной нарисовавшийся, следуя к креслу. Только
супницы не притягивали. Чего-то явно недоставало. Точнее,
кого. А-а! Первопроходца с личным примером. Смелый, до
острых крайностей бузы, поднялся.
    – Господа офицеры, кому угодно – товарищи. Начнём воз-
рождение лучших обеденных минут на русском царёвом фло-
те. Постигайте упущенное не по нашей вине. Это делалось
примерно так.
    Знаток Гаврилыч вмиг преобразился до великолепности.
В лице обнаружилось породистое достоинство. Манеры от-
точены. Голос с благородной хрипотцой. Ни дать ни взять:
окончивший Морской кадетский корпус. Выпуска этак Петра
Дурново, Василия Верещагина, Римского-Корсакова. Школи-
ли тех отменно. Не поэтому ли, почитай, все они с местом в
истории?
    Далее чуть прозаичнее. С чайным стаканом дед двинул к
заветной ёмкости. Секунда – и ровно четвертинка. Как бы
студёную водицу зрелищно-медленно, не размыкая губ, втя-
нул. Бесспорно, изящно. Просто молодецки.
    Каждому восхотелось проделать то никак не хуже. Разуме-
ется, и капитан не преминул. В массовке смекнул нацедить по-
сле помполита. Мало ль чего...
    Градусный сороковник ещё как ощутился! С принятого
на грудь зажгло душевно. Расположило к чёткому настрою.
Впрямь: не зря жила с петровских времён особица. С ней, во-
одушевясь, и в одиночку не слабо выпереть на супостатную
эскадру. Да и отрадно было расслабиться, загадать желанное.
На «Дианах», «Аскольдах» непременно кто-нибудь музициро-
вал. Печоровцы же трёх палуб и пальцем клавиш не тыкали.
Что поделаешь: культурность после 1917-го долго не одобряли.
Более того, подозрительно вежливых, по-господски типаж-
ных – в расход. За чужие языки – также под белы рученьки.
    В послевоенном десятилетии власть смягчилась. Но как ра-
зом исправишь кромешные заскоки? Второе обделённое поко-
ление уже представляло страну и флот. Неважно – торговый,
военный. Представляло без выбора – и всё!
    Впрочем жизненном, по надобности, дало бы нынешнему
фору. Не знало, к счастью, пагубы денег, пошлого комфорта,
бессмысленной рулёжки. В отпусках постоянное обремене-
ние: дрова, вода, помои. Всякое там приколачивание. Латание
ветхих крыш, обмазка печек. Садили картошку вдоль мосточ-
ков на Новгородском и Костромском. Незатейно семьи пита-
лись солёной треской.
    Холодильники «ЗИЛ» красовались в киножурналах. Фан-
тазийные проклёвывались в «торгах» и разбирались, кому по-
ложено. Против рожна партблатного по силёнкам ли прати?!
Обходились испокон проверенным. Самые хозяйственные де-
лали ледник в сарайке. Такая вот здоровая убогость. Потому и
неповторимы те, коряги-мореходы.
    А что же в столовой команды? Там-то как?
Верите – отменно. Проблемица лишь: ту воображаемую
четвертинку с кружкой соотнести. Сначала дракон нацедил.
К собственному удовольствию прилично ошибся. По строгой
иерархии следущим – плотник. Уж не так явно. Затем точи-
ла со сварным. Грамм по пятьдесят всего перехватили. Живая
очередь струилась, веселея на глазах. Балдёжное самообслу-
живание – нравы шкодные. Подколочки у рядовых моряков
острее. Во внешнем виде образность пиратская. Сухопутные
обзавидовались бы глядючи. На ином кряке пред залпом слы-
шалось: «Не разгонись. Не у Хабарки. Смакуй стилягой».
Учётную строгость наладили. Меру эмпирический вычис-
лил токарь.
    – Парни, надо выпалить «раз-з» – и краник в исходное. А
кто на третье «зе» покусится – завтра пролетает. Ни моги плу-
товать!
    Раньше для нижних чинов баталер старался. Проще вы-
разиться – виночерпий. Не проштрафился – подходи к чарке.
Опосля принимайся за наваристые щи. Флотский – государев
человек. Лих, чуть должно придурковат, сметлив. Знакомит с
великой державой в портовых драках. За неимением войны
тузит бриттов, французов, голландцев. (О немцах и их мари-
не долго не слыхивали). А известные пусть ищут кабаки для
поколоченных. Пока не покинет пирс щеголеватая громадина
под андреевским флагом, не расхаживать там петухами. Же-
лезное соблюдалось правило. Имперское!
    Ревностно, истово служили. Поди, тосковали обсохшими
на берегу. Непьющие скряги, накопив по гривеничку, заделы-
вались крутыми в какой-нибудь Ершовке. Но и те не мошной
гордились, а тату якоря на кулачище.
    Тишь да гладь. «Переделыватели» мира ещё бегают в што-
паных пейсах. Повзрослее – мухлюют в лавчонках. Гимназист
Ульянов – кудрявый зубрилка. В коварном Лондоне подумы-
вают печатать марксовы идейки кириллицей.
    Довольно ознакомительного отступления. Очень мучит
любопытство: насколько хватит печорских? Кто подвёл? Мог-
ло ли быть по-другому?
     Следующий обед прошёл гладко отлаженным. Даже стар-
пом пожаловал, что никогда не случалось. Пофиг сон. То-то!
Теперь все в истинном меридиане. Греются настроенческими
искорками, на сухую никак не высекаемыми.
    Новые сутки. С погодой везёт. Достаивается детская вах-
та. Начало ожидаемого с минуты на минуту. Однако ж, какова
досада! Оказывается, он – мастер – не первый! Розовощёкий
медик на опережение припёрся. Всякий бы просёк: док Сера-
фим в поддатии. Глазки его замаслены. Морденция кривится
глупой нипочёмностью. Поэтому на кэпа уставился, словно на
забавного пациента. И давай фамильярничать.
    Неуставной перебор подействовал ушатом из болота. Ма-
стеру ли молча сушиться? Как-никак из нервных военных
мальчишек. Вкусил жестянку жизнь со всех сторон. Выраже-
ниями пользовался любыми. К примеру, госпитальных калек.
– Ты! Ты! Помощник смерти! Штопаная клизма! Вон, без-
дельник водниковский.
    Разное восприятие помешало обоим определиться оконча-
тельно. Хитроватый со студенчества, Серафим не желал от-
клеивать зад. (Недаром в будущем главврачом поликлиники
заделался и дочь Причерта* окрутил).
    Обязанный безраздельно властвовать, кэп потаённо кипел
нутром. Кают-компания полнилась с заметным оживлением.
Прежде всего – стаканы под краник. Тусклой охрой прояви-
лась в них братская влага. В силу отечественной привычки ко-
мандиры изволили чокаться.
    – Полагаю, доктору довольно. Разве компотику ему по со-
стоянию. Впредь вести себя серафимово.
    Капитанская прилюдная язвительность вынуждала к отве-
ту. Пусть и жалким лепетом во спасение подпорченной чести.
Щёки дока окончательно раскрасились.
Голоском вместо куда-то подевавшегося настоящего:

Сорока-ворона кашу варила.
Сорока-ворона деток кормила.
Первому дала – он воду носил,
Второму дала – он дрова рубил,
Ну и так далее.
А ты, шестой, у ворот постой.

    От защитной считалочки лопнула последняя выдержка.
 – Помните, я всех предупреждал. Решение всегда за мной.
Не потерплю разведения пьяни!
    Собственный рык побудительно стегнул к действиям, го-
рячему разносу. Мастер сбесившимся барбосом кинулся в
столовую команды. «Ё-ё!!!»
    Явно закосевшие рожи боцманского кружка подсудобили
гневу.
 – Что ж вы, братцы, свинячите?! Такой(!) обычай в дерьмо
слили! Сейчас же снять бочонок!
    Не выкурились на сытое сигареты, а уж злополучные пу-
занчики под арестом. И в весьма надёжном месте, какова
лишь одна каюта капитана.
    Никто не ворчал, не бичевал словесно виновных в повтор-
ной гибели воскрешённой «чарки». Понимали: с допущенной
затравкой бороться невозможно. Всё равно бы прокололись
не сегодня, так завтра. Самое большее – к банной субботе.
    Старшие смирились с крушением веры в человечество. Мо-
жет, оно и к лучшему? По крайней мере, в 11-20 звякали бо-
калы. То приязненно чокались кэп, дед и примкнувший к ним
помполит. Позволяли себе трёп достойный морских джентль-
менов. «Ну, пора!»
    Мажорная троица спускается палубой ниже. Створ дверей
кают-компании. Наиточнейшее появление! Слоёные привет-
ные словечки отзываются восхитительной увертюрой в душе
буфетчицы. Усугубительно, по чувствованиям Зины, в неё
впрыгивает волнительная дрожь. От любого взгляда эталон-
ных мужиков томно груди.
    Жаль бабёночку. Воплощённая мужественность отвергает
шуры-муры. Штучные люди – тайный промысел Божий.
    Неуклюжую «Печору» часто канали шторма. Гавриловича
же – множество отчётов по силовой установке. Закончит оче-
редной, – скривится. Будто возразит председателем комиссии
на защите дутого диплома. Хана цифири. Неисправимый ро-
мантик поднимается в рубку. Осмотревшись, сказанёт там:
– Клянусь Одессой и деревней Лапоминкой,* упоительно у вас!
    Обозримая разгульная даль подчинит его целиком. Разбу-
дит восторг, подсунет любимую картину:
    Низко стелет дым к норд-осту трёхтрубный крейсер. Се-
ребряные верхушки волн дотягиваются до баковых орудий.
Презирая восемь баллов, на шкафуте отбивали трёхкратные
хмельные склянки...

   P.S.   К исходу того года под любыми предлогами рванули
с «Печоры» мотористы, механики. И было с чего. Глушил их
дикий шум «сапогов». В машине потная жарища, вроде как
бороздят экватор.
    Кому полагалось держать народ, протащили два решения:
1. От такой-то температуры наружного воздуха машинё-
рам выдавать вино. Ну и шефу, поскольку камбуз аккурат над
адом по-французски.
2. Ни в какой каботаж, ни даже в ближнюю Арктику по чи-
стой воде не посылать. А всё налево, налево, налево.
    Рвать когти стало глупо. Здоровье? Пусть-ка оно потерпит.
Ещё как славно держаться в кильватере лучшей традиции!
    Вот так-то Гаврилыч, его нижняя команда слились с воен-
но-морской историей России навечно.


    * панели из ценного дерева - были сняты с недостроенных крейсеров
                проекта 68-бис.

    * Галлон – равен почти 4 литрам.

    *«Сапоги» – поршневые генераторы выхлопного газа, поступающего
                на турбину.
    *Шипчандер – агент, оказывающий услуги по доставке продуктов,
                снабжения, валюты и пр.
    * Причерт – начальник архангельского порта в шестидесятые годы 20-
                го века.

    * Лапоминка – прибрежная деревня со стороны моря перед
                Архангельском.