Заговор вероятностей. Глава 28. Боль. Роман

      Глава 28.

       Боль.   

      Вся жизнь, как обрывки кадров в перемотке кассеты, а точнее, вспыхивающие и гаснущие круги света от абажура. Щелчок — одна картина, щелчок — полная темнота и бегущие золотые зигзаги в черноте закрытых глаз. Щелчок — кадры знакомства, панорама ярких незабываемых, пронизанных солнцем дней. Щелчок — однотонный топот, нет, не топот — шелест убегающих разноцветных дней, недель, месяцев, лет

      Андрей и Дима ждали ее на вокзале в Волгограде. Она увидела их сразу, и от того, как под палящим солнцем ее уже не маленький сын заплакал, вцепившись руками в ее плечи, она не удержалась и разрыдалась, поняв, каким жестоким ему показалось это долгое, неожиданно болезненное расставание с матерью. Света и раньше иногда уезжала на месячные курсы в город, но приезжала каждую субботу с пакетом гостинцев. И от ее отсутствия сын с отцом не успевали отвыкнуть.

     И Света приказала себе:

       «Никаких санаториев! Живем на юге, Волга рядом! Отдыхай — не хочу! А горы? Когда Дима повзрослеет, она ему их покажет!»

        Не может быть праздник постоянно! Но почему так грустно от однообразия внешне благополучной, счастливой жизни в проблемах не замечаемой внутренней пустоты.

       На работе — завал, появилось резко чувство собственной незаменимости, постоянства. И вдруг по секретной почте — постановление ЦК КПСС: «Упразднить общий и сельскохозяйственный отделы, сократить по одному в других отделах инструкторов, максимально сократить сторожей, технических работников, шоферов»

       Непоколебимо стоявшая долгие десятилетия гора под названием «Партия» дала первую трещину у основания.

       И, когда начали раскручиваться летние, а следом — осенние события 1990 года — пришло вдруг сравнение с раскручивающимся воротом старинного колодца, когда, скрипя цепью, летит вниз, во влажную глубину пустое ведро.

       Это она, Света, столкнула нечаянно ведро, не удержала отполированную до блеска, металлическую ручку, и теперь ворот крутится все быстрее, набирая обороты, и останавливается только, когда ведро с размаха разбивает на мелкие брызги затемненное отражение бездонного неба. И ей, Свете, прикладывая всю силу своей руки, приходится крутить эту успокоившуюся ручку, смотреть, как ровно ложится на ворот не оторвавшаяся цепь, поднимая с натугой полное до краев ведро с водой.

       Все жители поселка прилипали по вечерам к телевизорам.

       Первый секретарь райкома партии вызвал и предложил выставить свою кандидатуру в местный поселковый Совет:

       — Тебя многие знают, столько лет на виду, разработай доходчивую предвыборную программу.

       Программа не сработала. Председателем поселкового совета избрали местного заведующего гаражом — его все знали. А женщина — что с нее возьмешь?

      Первой мыслью было сдать дела и уехать в город, устроиться там на работу. В квартире проживали изредка меняющиеся квартиранты. Два года назад сделали капитальный ремонт, заменили все батареи, канализацию, переклеили обои.

      Но Андрей посмотрел с обидой, хотел опять выйти из-за стола демонстративно, но сдержался, взлохматил свои коротко остриженные волосы, примирительно сказал:

     — Жила ты без райкома и теперь проживешь. Будешь домохозяйкой. Пару детишек родишь, пока все в стране успокоится. Колхоз нас пока кормит. Огород большой, сад начал плодоносить в полную силу.

       Свету с нового учебного года взяли в среднюю школу учительницей географии и биологии. Часов было немного, оставалось свободное время, и она начала рисовать большое полотно.

       Горный перевал, освещенная солнцем вершина, двое, сумевших преодолеть себя, на берегу безымянного озера с застывшей синевой бездонного неба в глубине — она достала все сохранившиеся фотографии, свои наброски карандашом в пожелтевшем школьном альбоме.

      После возвращения Светы из санатория Андрей был притихший, смотрел испытующе, словно пытался рассмотреть перемены, приходил с работы пораньше, возился в саду допоздна.

      В первую же ночь обрушился на нее всей тяжестью своего солидного тела, прошептал:

       — Светка, да пусть у тебя там было хоть сто мужиков, но ты моя, девочка! Никому не верю! Все от женщины зависит! Знаю тебя, не могла ты мне изменить! Но больше никуда без меня не поедешь! А если родишь кого, — воспитаю, как своего!

       Он был ненасытен, словно добирал за нереализованные дни. Свету его нетерпеливость разогрела, и, закрыв глаза, она отдавалась снова и снова, но, когда Андрей заснул, встала и выпила таблетки. Вдруг она, действительно, родит, и муж будет потом сомневаться, его это ребенок или нет

      Таблетки прописала гинеколог через год после рождения Димки, найдя какую-то кисту, предупредила: «С детками пока придется повременить». Андрею тогда про таблетки ничего не сказала.

       Помнила бабушкины слова: «Мужики не любят больных баб, особенно по-женски. Учти, на их век молодух хватит».

       Сейчас было не до рождения маленьких наследников. Нужно было родить тогда ребеночка, следом за Димой, и двоим было бы теперь веселее жить.

       Казаки говорят: «В городе дрова рубят, а в деревне — щепки летят». Деревья рубили на всех уровнях, щепки летели везде.
 
       И то спокойное состояние устойчивости, внешнего благополучия исчезло в стремительности событий мирового и союзного масштаба.

       Ежедневно узнавали о провозглашении бывшими союзными республиками, бывшими автономиями государственного суверенитета, массовых забастовках шахтеров, повышении розничных цен, чехарде со сменой в правительстве и, наконец, о прекращении существования СССР в декабре 1991 года.

       Теперь все это вызывало ностальгическое чувство невозможности возврата, горечи и непонятного азарта, посмотреть, что из всей этой заварухи в стране получится.

      Но, самое главное, Димочка был пока маленький, и до призыва в армию было далеко.

      Андрей не мог спокойно смотреть, как в рабочее время стало некому пахать землю, ремонтировать технику, вовремя убирать урожай. Все втягивались в многочасовые дискуссии, бесконечные перевыборы председателей колхозов, бригадиров, даже звеньевых.

       — Скоро тетю Машу, повариху колхозной столовой будем выбирать на альтернативной основе и пугать каждый день — переизберем, если лишний черпак борща не нальешь. Представляешь, Света, коровы теперь стране не нужны, молоко из-за границы вкуснее, а чтобы землю обрабатывать, — нет денег, потому что цены на зерно — просто смешные. Масло сливочное возим ящиками на заводы, предлагаем бартер, обмен на их продукцию. Заводы скоро все станут. Тоже никому не нужны. Быстро с этой перестройкой управиться не удастся. Все растянется на года.

      — Боюсь я, что не успею тебя долюбить, Светочка — веточка. Стану скоро старым, а ты — вон какой лазоревый цветочек! — он притягивал ее к себе поближе, обнимал за талию. — Смотри, Димка, какая у нас мама красивая, а самое главное, серьезная и молчаливая, редко ругается.

     — Куда я от тебя денусь? Доживем мирно до пенсии, — Света отталкивала в шутку Андрея, — что вас ругать? Вы такие у меня послушные.

      Если бы хоть какой-нибудь маленький звоночек в душе предупредил о грядущем несчастье, может быть, тогда день и ночь стояла бы в церкви, молясь, чтобы пощадили ее Андрея, не сиротили маленького Димочку. Но все было, как всегда.

       Убежала в школу доделывать оформление кабинета географии к началу нового учебного года. Дима остался дома. Тоже решил стать художником, изводил альбомные листы, рисовал портреты всех знакомых. Что-то у него получалось, особенно прозрачность и выразительность глаз.

      Именно к нему в дом прибежал Николай Иванович, располневший, дородный доктор, друг семьи. Схватил Димку на руки, прижал к себе, снял сразу запотевшие очки:

     — Димочка, а где мама?

     — Мама в школе, она скоро придет. Пойдемте, дядя Коля, я вам портрет папы покажу.

     — Покажешь, Димочка, обязательно покажешь. Но сейчас мне нужно скорее найти маму.

      Тетеньки, стоявшие сзади Николая Ивановича, начали плакать.

      «Всегда улыбались, а теперь с ними что-то случилось, наверное, заболели все сразу», — подумал Дима и опять ушел в свою комнату рисовать.

      Эта мина, зарытая в земле, дождалась Андрея, спустя столько лет после войны. Не убила на войне его отца, солдата - артиллериста, — убила сына.

      Андрей подъехал на своей машине к работавшему в поле трактору, и в тот же момент раздался взрыв. Мина убила молоденького, только что вернувшегося из армии парня, внука солдата, дошедшего до Берлина.

     Андрей был убит осколком в сердце, наповал. Наверное, не успел удивиться, когда погас свет, может быть, только выдохнул «Мама!» Или «Света!» Или «Сынок!».

      Это проклятье прогремевшей над миром смертельной схватки, унесшей миллионы ни в чем не повинных людей, вновь эхом взметнулось на пригородном поле Волгоградской земли и так политой кровью погибших солдат на подступах к Сталинграду.

      Свету звали посмотреть место, где произошло несчастье, где пахали августовскую зябь или культивировали пары, — теперь все стало не важно. И пусто.
 
     Сердце билось в глубине груди, болезненно отдаваясь в ключицу, словно тоже хотело что-то сказать, что у него собралось в тугой клубок и никак не могло просочиться сквозь обожженную горем гортань, и безутешно проливалось невысыхающими слезами.

     Лица людей, знакомых и незнакомых, заплаканная мать в черном платке, залп траурного салюта из армейских карабинов молодых солдат, рвущие душу речи, чужая черная кружевная кофта с длинными рукавами с запахом незнакомых духов, черная чужая капроновая косынка — Света потерялась в этой толпе сочувствующих ее горю людей.

       Ее не было, она отсутствовала на этих залитых безжалостным солнцем улицах, и только тонкая ручонка ее сына в ее ладони держала ее на ногах, заставляя пройти всю обязательную церемонию прощания.

      Когда Димочке исполнилось пять лет, заснула навсегда и не проснулась утром любимая бабуля. Накануне, за два дня до своего последнего часа пожаловалась:

     — Ничего у меня, Светочка, не болит, здоровая совсем. Но стал Степан приходить по ночам, тоскует, зовет меня так жалобно. Видно, придется мне к нему отправиться. Сильно не грусти, у каждого свой срок. И спасибо вам с Андреем за доброту и радость снова ходить, двигаться, жить. И правнука дождалась. Беги, у тебя своих забот полон рот, а я тебе тоску нагоняю. Будь счастлива, девочка!

     И после этой страшной потери через год погиб, сбитый несущейся машиной Дружок, ушел, словно его позвали. И больше они не будут брать щенка, и будка у крыльца станет зарастать травой без хозяина.

        И Света утром еще долго будет беспокойно оглядываться по сторонам, отыскивая взглядом притаившегося друга с серьезными, все понимающими, словно человеческими, глазами.

     Первые дни сжалась в комок, оглядываясь постоянно на дверь, — скоро придет с работы, нужно готовить обед. Садилась на кухне, смотрела на дверь опять — нет, обед готовить не нужно, Андрей не придет никогда. Слез не было. Сидела в оцепенении, снова схватывалась и бежала в детскую: «Где Дима?»

      Ночью спала на раскладушке в комнатке Димы:

      « Вдруг и с ним что-нибудь случится, пока она будет спать у себя?»

      Через три дня неожиданно отключили телефон. Бегом побежала в узел связи, к начальнику:

      «Умоляю вас, включите телефон немедленно! Вдруг ночью что-нибудь случится, и не будет возможности позвонить экстренно».

      Поломку на линии устранили в тот же день, видимо, испугавшись ее вида в ожидании новых ударов судьбы.

      Один навязчивый вопрос не давал покоя, вернее, вопросов было несколько:

      «Почему именно Андрея ждала такая судьба? Чем он провинился перед небесами? Почему выбрали именно его? Ведь он никогда никому ничего плохого не сделал?»

     Ответа не было. Света уговаривала себя, успокаивала, ведь нужно было продолжать жить ради сына:

       «Андрей отправился в путешествие далеко-далеко, на долгие годы. Но он обязательно вернется к ней и сыну, потому что здесь — его дом, его работа, воздух, которым он дышал, и земля, которую он любил».

      Выдержала только до первого октября. Без Андрея дом стал чужим. Собрала вещи и вместе с Димой уехала на выходные в Волгоград.

      Нужно было все начинать сначала.

      (продолжение следует)

    Предыдущая глава 27. http://proza.ru/2020/04/07/1467

    Следующая глава 29.    http://proza.ru/2024/03/24/20


Рецензии
Честно говоря, я предполагала нечто подобное. Герои воссоединятся? но такому правильному светлому человеку, как героиня, предательство совершить невозможно. Жаль Андрея - яркая комета, умный, правильный.
Света.
Начать новую жизнь, совершенно правильно решила. Читаю дальше, очень хочется проследить за героями до конца.
С уважением

Мирослава Завьялова   12.03.2024 06:51     Заявить о нарушении
Уважаемая Мирослава! Потеря самых близких людей - это трагедия для каждого. А когда человек остается один на один с горем в тот момент, когда страна разваливается, обрушивается экономика,отторгаются жизненные идеалы, навязываются чуждые мировоззрения и взгляды - одиночество Светланы и миллионов наших сограждан в затянувшиеся на десятилетия проблемы девяностых годов можно понять. Работа, взрослеющий единственный сын, безразличные толпы людей на улицах большого города - с этим сталкиваются многие одинокие женщины. "Не реализованные возможности" грозят появлением самых серьезных заболеваний, вплоть до рака, каждому человеку. Об этом написала в повести "Глубина". Или постепенному угасанию всех творческих надежд и планов. А Светлана - оптимистка. И судьба подарит ей счастье и любовь. Все мои герои и героини - оптимисты, как и автор. Дорогая Мирослава! Ваша жизненно-философская повесть "Валерия" дает мне основание утверждать, что и ВЫ - УДИВИТЕЛЬНО ТАЛАНТЛИВЫЙ И ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ! Извините, не люблю слово "писательница". Оно вторично - (шутка: из ребра какого-то чудика сделано!). С пожеланием всего самого доброго и наилучшего,Татьяна Чебатуркина.

Татьяна Чебатуркина   12.03.2024 12:46   Заявить о нарушении