Маска из собачей шерсти

         Получается, они встречаются уже год.

         «Встречаются». Как осторожен язык, которым мы привыкли общаться.  Он так же поверхностен, как и наше восприятие. Он скользит над смыслом, чтобы никого не задеть, не сказать что-то слишком откровенно. Это, ведь, как раздеть кого-то.  Вот и выходит, что мы боимся задеть смысл. Но в то же время мы понимаем, что иначе жизнь бессмысленна.
         Да, такое можно услышать часто: «они встречаются». Если вдуматься, то буквально мы все встречаемся. С родителями, детьми, соседями. Постоянно. Но когда речь идет об отношениях, при которых происходит соединение двух людей в одно, то здесь это понятие «встречаться» становится нарицательным, теряя буквальность. Это тоже такой обычай – говорить о «неудобном» при помощи слов, которые с этим связаны лишь косвенно. И это нам тоже внушает некая витающая вокруг атмосфера, которую часто путают  с совестью. Потому что на самом-то деле в таких случаях подразумевается как раз  то, что идет после, собственно, встречи.
         Когда речь о подобном ведется в более узких кругах, мы можем сказать что-то более конкретное, чем «встречаются» или «у них отношения» (еще один поверхностный вариант). Например, изречь: «они спят». Это тоже лишено конкретики, потому что спать – удел каждого. Поэтому некоторые уточняют «вместе». Именно так. Не в местах, а в месте. Нечто, тоже ставшее нарицательным настолько, что приставило к себе нечто, бывшее лишь предлогом.
         Сказать «они спят вместе» - это уже очень глубокая фильтрация. Вместе спят единицы – вынужденно ли, по согласию ли. Причем, «вынужденно» можно спать и не из-за жилищных условий. При «частичном согласии», так сказать, – тоже. Так что, как видно, и данное определение недостаточно глубоко. Словно зацепляет смысл сказанного где-то на дне колодца, но вытащить может не всегда. У смысла есть шанс сорваться и бухнуться со звоном и всплеском обратно.  Похоже, не привязано это ведро на крепкий трос, а цепляют его неудобным крюком, привязанным на опускаемую вниз веревку. Поэтому  для успеха здесь нужна сноровка. У тесно общающихся в тесных кругах она есть. Там понимают с полуслова.  Но мир, в котором  говорят «встречаются», требует конкретики. Требует и боится одновременно. Настолько, что даже создает для уточнения специально отгороженные места, вроде зон свободной торговли. 
          В таких зонах допускается сказать «они занимаются сексом», указав допустимый возраст и даже показать  - почти так же, как это демонстрируют  их собаки на прогулке уже год. Или чуть меньше. Не сразу же это началось.
         Да в первые буквальные встречи они их оттаскивали (причем, он несравненно энергичнее, чувствуя, что это не его конек в общении), обозначая желаемое для них универсальным «Фу!».
         Вот, тоже, характерный для нашего места подход – убеждать, называя черное белым. А потом мы удивляемся, почему запретное так сладко. Мы же сами с каким-то особенным рвением стараемся прописать в сознании друг друга самые положительные образы, произнося при этом противоположное. Попробуйте кормить ребенка вкусняшками, называя их дрянью, и он будет любить только дрянь. Достаточно вспомнить, как неблагозвучные для русского слуха иностранные названия  постепенно становится символом лучшего из-за своего превосходного качества. Все эти  «бледины», «ебэи», «сони-панасоники»…  Просто вспомните свою первую реакцию на эти звуки и сравните ее с нынешней…
         Интересно, что ощущают собаки, когда им втюхивают это «фу»? Хочется написать «что думают», но нас же научили, что думаем только мы – даже когда просто повторяем чужие мысли и выбираем что-то по привычке или по опыту, а вовсе не по умозаключению. То есть, когда мы выбираем, как те же собаки, инстинктивно-привито. Только про себя мы в этом случае говорим: «я подумал», а про собак… 
         И поэтому, кстати, собакам можно. Прилюдно. Вот именно так, как они сейчас этим занимаются, под их не очень активные окрики и одергивания, пока он и она просто общаются, сидя на скамейке и замечая, как любая выбранная тема становится контейнером передачи сексуальности. Общаются уже год… Встречаются буквально.  А хотят, чтобы это было  нарицательно, со скрытым смыслом. …Хотят?
         Наверняка хотят, раз завидуют своим собакам – просто не признаются в этом, отводя от процесса театрально закатываемые глаза и отпуская по привычке шутки на «эту» тему. Причем, отпуская их в стиле «встречаются». Неглубоко, не раня смысла.
         Иногда их обнаженные руки нечаянно соприкасаются.  В такие моменты они вздрагивают. Не явно. И не снаружи. Где-то там, где должен обязательно быть смысл, как второй необходимый для тока контакт. Ведь, выходит, должен  же быть где-то в глубине нашего существа второй контакт, раз искра проскакивает от касания здесь, в физическом? Или, наоборот,  этот невидимый контакт  - первый? Анод он или катод? Плюс или минус? Что откуда бежит?
         А еще сильно искрит, когда встречаются их взгляды. Причем, не только физические, но и взгляды каких-то невидимых глаз. О которых мы часто говорим «взгляд на жизнь». Или «точка зрения». У нас у всех она есть. Точка, с которой мы смотрим. И это не наши зрачки. Это что-то глубже. И когда это глубокое соприкасается в их беседах, - даже в шутках о поведении собак, - то тоже искрит.
         Он заметил, что когда сходятся их физические взгляды, то искрит иначе, чем при схождении их точек зрения. Разные ощущения. Когда сходятся глаза, то ему на ум приходит то, чем занимаются их собаки. И даже так, как они это делают. Причем, конкретно для него -   с тем же эффектом стороннего наблюдателя. То есть, он остается завистливым и голодным… А вот она, похоже, умудряется этим утолять какой-то свой голод. Потому что он чувствует удовлетворение в ней после того, как она прочитает в его глазах желание. Что это? Что она утоляет таким образом? Он становится угрюмее, а она улыбчивее. Он чувствует в таких случаях, что проиграл. Если только они вообще играют.
         Пересечение их точек зрения оставляет  в нем иное ощущение. Ему тогда кажется, что выигрывает он. Потому что в те моменты их лица выражают настроение с точностью до наоборот. Она замолкает и становится задумчивой, хоть и довольной где-то глубоко, а он радостно улыбается, и внутри его все ликует.  А потом опять их взгляды встречаются и…. словно они на качелях.
         Может, все так и устроено? Может, они просто участвуют в естественном процессе изнутри, так сказать? Поэтому он для них интересен, жив… и непонятен одновременно. Ну, да. Как для всех, кто участвует, а не наблюдает. Как для актеров, которые погружаются конкретно в свою роль, а не в весь процесс, как это делает режиссер. А то, пожалуй, могут и все испортить.  Впрочем, хорошие актеры наверняка видят картину целиком, а их умение, при таком знании, оставаться внутри своей роли и есть истинное мастерство. Вроде бы, у верующих это зовется кротостью. «Кроткие наследуют землю». Все мудрое кажется бессильным вначале.
       

          Сегодня он хочет в очередной раз пригласить ее куда-нибудь. Без собаки. Да, у него есть семья, у нее тоже кто-то «перспективно» есть, хотя она и скрывает это, умело переводя темы и ссылаясь на отношения «по работе» или «из вежливости»…  Поэтому – собаки.
         «Очень удобно», - сказали бы в мире, где «встречаются» - это нарицательное. И покивали бы с усмешкой. И чёрт с ними.
         Да, если бы собаки не было, он бы ради такого ее купил. Потому что он трус. А женщины, ему кажется, трусят по-другому. Практично. У них у всех собака есть «по умолчанию» - так же, как и «по работе» и «из вежливости». Поэтому когда вы выходите, наконец, купив эту четверолапую страховку, и встречаетесь (буквально) с ней в парке, в ее взгляде вы читаете иронию: «Ммм… неужели? Какое странное совпадение, да?!»… И вы чувствуете «то самое», прожженное этой искрой из ее взгляда. Вы чувствуете, как ее невидимый насос включается и перекачивает к себе вашу улыбку. А ваш насос обреченно крутится этим вакуумом разверзшейся бездны ее прекрасных глаз в обратку, лихорадочно стараясь уловить в них  ее точку зрения, чтобы пересечь с ней свою и включиться.

         В очередной раз наблюдая за их собаками, он чувствует:  псы выражают своими невозмутимыми действиями все то, что он и она чувствуют друг к другу, но выражают, так сказать, «по собачьи».  Ограниченно, с тем самым послевкусием неполноты смысла, выражаемого в их сношениях. Ну, как говорится: «чем богаты...». Полнота будет, когда качели полетят обратно, выравнивая баланс. Тогда уже временно заскучают собаки, а она задумается, вернув ему улыбку.
         Они оба внутри себя чувствуют, что им нужно и то, и другое. И выигрыш, и поражение. В моменты размышлений об этом он вспоминает высказывание о том, что человека можно сделать счастливым, отдав ему то, что перед этим отнял у него.  Да, так и происходит течение. Так и работает наш главный насос – сердце. Опустошается-заполняется.  Да, они оба это чувствуют, но не всегда вовремя понимают, что это так…
         Прекратить один из процессов – смерть. И они оба ощущают ее, когда качели, вдруг, порой «зависают в крайней точке», не желая возвращаться, когда один из них или оба начинают, как это говорится, тянуть одеяло на себя. Либо она увлекается выстрелами своих глаз и всем, что с этим связано, включая игры собак, опьяненная своей властью над ним и не желающая ее отпускать. И тогда ее глаза делаются столь же злыми, сколь и прекрасными… а затем только злыми, если процесс не останавливается… 
        Либо увлекается он,  и тогда мудрость в нем застаивается, как вода в запруде, превращаясь в мудрствование.  Ее взгляд тускнеет, в нем появляется страх, слезы и отчаяние, а его взгляд разгорается таким же злым огнем, как был у нее...
         Собаки в такие моменты тоже начинают лаять , ссорясь, и они больше не трахаются через них. Иногда по неделе гуляют поврозь. Мучаются и гуляют, обидой заставляя одеревеневшие  ноги двигаться туда, куда они не хотят, убеждая себя и всех вокруг, как им хорошо.  Убедительно убеждая, но не чувствуя. «Неважно!» …Убеждают вплоть до того, что позволяют своим псам  сначала осторожно снюхиваться, а в перспективе и спариваться с псами других хозяев. Нет, с хозяевами они при этом не находят искры, но изображают, что она есть, с помощью преувеличения своих эмоций. «Неважно!»…


         Похоже, они оба понимают, что собаки, на самом деле, не помогают, а мешают им. Поэтому оба ждут этого шага с противоположной стороны – приглашения встретиться без собак. Они чувствуют, что собаки хитро подменяют их, забирая себе то, что даст окончательную искру при соприкосновении. Искру, призванную рождать новое.
          И еще они оба чувствуют, - хотя и не признают этого, называя данный синдром «не время», - что им страшно встретится без собак. Потому что тогда буквальное «встречаться» впервые станет нарицательным и сразу отойдет в сторону, словно  завеса. Растворится, как пар. Открывая,  вытаскивая на поверхность из их колодцев то, что они «не готовы увидеть».
         Потому что к этому человек не бывает готов никогда.