Война и мир в душе Льва Толстого

Среди самых загадочных тайн психологии наиболее таинственная – секрет гениальности. Как мог у легкомысленного повесы, отягощённого тяжёлой психопатологической наследственностью, возникнуть и реализоваться огромный писательский дар, который по настоящее время покоряет миллионы людей?

Не хотелось бы становиться жертвой логической уловки: «После этого, значит, вследствие этого». Не без оснований же возникла противоположная древняя максима: «Post hoc non est propter hoc»? Не вследствие, а вопреки!

Не может гениальность существовать сама по себе, так как является свойством психики: интеллекта, мышления, памяти, эмоций и т.д. (Если, конечно, оставаться на естественнонаучных позициях и не прибегать к всё объясняющему действию божественной силы). Гениальность - одно из врождённых свойств психики, и любые болезненные расстройства последней не могут не отражаться на ней, и невольно своеобразно изменять или искажать творческий процесс личности.

Постараемся понять, какие психопатологические механизмы могли лежать в основе литературного гения Льва Николаевича Толстого (1828-1910), который только на первый взгляд может казаться не таким загадочным, как, например, Гоголь. Действительно, Толстой всю жизнь «каялся» в дневниках и многочисленных письмах, написал потрясающую по искренности «Исповедь», не говоря уже об автобиографичности своих произведений. И тем не менее остаются вопросы, которые не в полной мере решаются литературоведами. Откуда берёт происхождение его мистицизм, сугубо своеобразный литературный стиль с патологической склонностью к обстоятельности и детализации (вспомним Достоевского)? Откуда его склонность к повторениям, «пророческому» и наставническому тону нравоучителя-проповедника?

По нашему мнению, на некоторые вопросы помог бы ответить психопатологический анализ как личности, так и творческого процесса писателя.

1. «На графских развалинах»

Начнём, как всегда, с возможных наследственных влияний. Лев Николаевич не без основания гордился своей родословной, восходящей к 1351 г. Его знаменитым предком был тот самый граф Пётр Андреевич Толстой, который преданно служа Петру Первому, выманил из-за границу на верную гибель царевича Алексея Петровича, за что был поставлен во главе Тайной канцелярии. Но нас будут интересовать более близкие предки писателя.

Сами представители рода Толстых подтверждают, что в каждой семье каждого поколения Толстых имелся душевнобольной. Ещё чаще встречались личности с психопатическим характером. Дед писателя по отцу, Илья Андреевич, представлял из себя ограниченного в умственном отношении человека. Предполагают, что он окончил самоубийством. Бабушка также была «особа ненормальная и, по-видимому, более ненормальная, чем дед». Известно также, что она была очень неуравновешенная женщина с многочисленными причудами и самодурством. Тётка, Пелагея Ильинична, была умственно отсталой, почти юродивой, обладала тяжёлым неуживчивым характером и, в конце концов, впала в старческое слабоумие. Отец Толстого, Николай Ильич был также человек недалёкий. В 16 лет заболел какой-то нервной или душевной болезнью, так что его пришлось «соединить в незаконный брак» с дворовой девушкой. Из всех сыновей его (братьев Льва Николаевича) один, Дмитрий Николаевич, был определённо психически больной, другой брат Толстого, Сергей Николаевич, отличался эксцентричностью и болезненными странностями психики.

2. Начало жизни

Маленький Лёва рос очень оригинальным ребёнком и чудаком. Часто испытывал странные видения, что может свидетельствовать о его чрезмерно развитом воображении, пограничным с патологией.

Жизнь молодого Толстого проходила в выработке строгих «правил поведения» и в упорной борьбе с личными недостатками. Но слишком часто он импульсивно уклонялся от них и потакал своим слабостям. Его стремление, хотя и не всегда успешное, к самоусовершенствованию весьма примечательно и необычно. Так, «несмотря на страшную боль», он держал по пять минут в вытянутых руках «лексиконы Татищева, или уходил в чулан и верёвкой стегал себя по голой спине».

С 15-ти лет Толстой стал студентом Казанского университета, одного из лучших университетов того времени, в котором отнюдь не блистал успеваемостью. О трёх братьях Толстых говорили так: «Сергей хочет и может; Дмитрий хочет и не может; Лев не хочет и не может».

Лев Николаевич был очень некрасив, почти уродлив: грубое лицо, длинное и тяжёлое, короткие, нависающие над самым лбом волосы, маленькие, запавшие в глубоких орбитах, пристально смотрящие глаза, широкий нос, толстые выпяченные губы и оттопыренные уши. Большинство из этих признаков можно отнести к «физической дегенерации». Всё было ничего, …если бы речь не шла о всемирно признанном гении.

Не обманываясь относительно своего безобразия, которое ещё в детстве доводило его до отчаяния, он задался целью приобрести безукоризненные светские манеры.

В 1847 г. Толстой бросает учёбу в университете, и следующие годы проводит в Москве и Ясной Поляне. Забыто всё стремление к аскезе. Он бурно отдаётся светским удовольствиям, охоте, связям с женщинами, увлечению цыганками и особенно картёжной игре. Последняя была едва ли не самою сильною из его страстей, и, случалось, Толстой проигрывал очень большие суммы. По-видимому, Толстой, как и Достоевский, при виде рулетки терял контроль над собой и забывал обо всех своих обещаниях. Забегая вперёд, заметим, что и с Катковым Толстой сошёлся не по убеждениям, а из практических соображений. Например, «Казаков» он продал ему по той простой причине, что проиграл тысячу рублей в китайский бильярд.

3. Сладострастие и религия

Периоды бурного наслаждения жизнью периодически сменялись религиозным смирением (что-то в этом поведении напоминает нам метания Ивана Грозного). В 1851 г., осознав бесцельность своего существования и, глубоко презирая самого себя, отправился юнкером на Кавказ в действующую армию. В Крыму Толстого захватили новые впечатления и литературные планы. Но для окружающих причину такого поступка он объясняет в одном из писем довольно высокопарно: «Мне кажется, что сумасбродная мысль поехать на Кавказ внушена мне свыше. Эта рука Божия ведёт меня, и я непрестанно благодарю его. Я чувствую, что здесь я стал лучше (это ещё немного, потому что я был очень дурён), и я твёрдо уверен, что всё, что может со мной случиться здесь, будет мне на пользу, потому что сам Бог этого хочет».

Причины повышенной сексуальности Толстого в этот период некоторые биографы объясняют «ненормальными условиями военной жизни на Кавказе». Эротическая сфера писателя с течением времени, впрочем, всё больше и больше насыщалась довольно сложным моральным догматизмом.

В 1862 г. он бросил любовницу Аксинью, простую крестьянку, с которой жил три года и которая родила ему сына, и в 34 года женился на 18-летней Софье Андреевне Берс. Однако их союз с самого начала был подвергнут им очень тяжёлому испытанию. Дело в том, что перед бракосочетанием Толстой буквально заставил юную Соню прочитать его дневник, в котором подробно и живописно описывал все свои сексуальные подвиги. Он хотел, чтобы она знал о нём всё. Умнейшему человеку своего времени и в голову не пришло, как может подействовать на девушку, воспитанную в строгих нравственных рамках, дневник его эротических похождений. Поэтому Софья Андреевна в первые месяцы замужества очень болезненно воспринимала «физические проявления любви», до которых Толстой, в свою очередь, был большой охотник.

Разумеется, столь экстравагантный поступок жениха не был обусловлен банальной бравадой самца. Отнюдь! Толстой в силу выработанных им «правил» совершенно искренне считал необходимым быть совершенно «открытым» перед невестой.

Великий писатель отнюдь не отличался твёрдой последовательностью своих взглядов. В 1888 г. он решил, что люди не должны больше заниматься любовью, т.к. нет «облагораживающей любви», а есть лишь «половая похоть». И весь остаток жизни он был искренне убеждён в превосходстве полового воздержания. Завсегдатай борделей в молодости, отец тринадцати (!) только законнорождённых детей, Толстой высокомерно провозгласил, что было бы хорошо, если бы люди прекратили рожать людей, часто и по разным поводам выражал своё враждебное отношение к женщинам. В сугубо мужских компаниях он предпочитал говорить о них с грубой бранью. Любое упоминание о «женском вопросе» неизменно вызывало у него раздражение. «Женщины большей частью столь дурны, что едва ли существует разница между хорошей и дурной женщиной» - считал он.

Не менее сложные и противоречивые отношения были у Льва Николаевича и с религией. Ещё 27-летним молодым человеком Толстой задумал (об этом есть запись в его дневнике) новую религию и шёл к осуществлению своей идеи всю жизнь, шаг за шагом выстраивая беспрецедентный для новой эры имидж демиурга. В своём стремлении «приобрести веру» он перебарывал свои сомнения и старательно исполнял все предписания церкви. Полное принятие учения Православной Церкви произошло у него в 1879 г.

Наверняка это было нелегко, учитывая многочисленные суеверные страхи, с которыми писатель боролся с помощью различных защитных действий (психиатры называют их ритуалами). Так, чёрные кошки, перебегающие дорогу, превращались в злейших врагов мужественного правдоискателя. Если он надевал наизнанку свою знаменитую блузу, получившую впоследствии название «толстовки», то испытывал досаду и страх, напряжённо и долго ожидал каких-нибудь кошмарных неприятностей. Был полон сомнений, тревог, опасений. Он был нерешительный, неуверенный в себе человек, болезненно ищущий своих идеалов, страдавший из-за своих исканий и превращающий свои индивидуальные поиски идеала во вселенскую драму.

В 1880 г. Толстой пришёл к столь же твёрдому убеждению о «ложности» религиозного учения. У него начался период довольно запутанного религиозного мистицизма.

4. «У нас вся жизнь в разладе…»

К этому же времени относится и начало конфликтов в семейной жизни Толстого. Фактических причин было две. Первая: после рождения 13 детей и нескольких выкидышей Софья Андреевна категорически отказалась от физической близости со Львом Николаевичем. Вторая: Толстой в соответствие со своим новым мировоззрением решил кардинально изменить жизнь своей многочисленной семьи, сведя её к аскетизму. Разумеется, и жена, и дети, старшие из которых только начали «выходить в свет», не поняли отца и решительно этому воспротивились. Брат Софьи Андреевны, гостивший в Ясной Поляне, нашёл у Толстого «нравственную перемену к худшему» и сказал, что «боится за его рассудок».

В 1890-1892 гг. Лев Толстой отказался от своих литературных прав. Родные с трудом отговорили его не передавать имущество в «общее пользование», а разделить среди своих детей. В противном случае «над ним будет учреждена опека за расточительность, вследствие психического расстройства. Таким образом, ему угрожал дом умалишённых, а имущество всё-таки осталось бы в руках семьи».

В конце концов, семейная жизнь Толстого стала напоминать «сумасшедший дом». Родственникам даже пришлось вызывать бля консультации знаменитого в то время в Москве психиатра Григория Ивановича Россолимо.

Разумеется, в психопатологическом отношении личность Льва Толстого является необычайно сложной. В ней прослеживались и депрессивные, и паранойяльные, и истерические, и эпилептоидные черты характера.

В феврале 1901 г. Синод публично осудил Толстого и объявил его «находящимся вне церкви». Толстой всё больше чувствовал себя одиноким и всё меньше находил понимания у окружающих его близких людей.

Последний уход Толстого из дома по сути был сложной формой самоубийства, другими словами - подсознательным ускорением процесса смерти. Мучительность нравственного самочувствия Толстого после ухода из дома усиливались тем, что, чем больше он старался не обременять людей, тем больше создавал им проблем. Как все упрямые люди, Толстой был крайне переменчив в настроениях и подвержен внезапным изменениями извне. Но переменить его точку зрения на мир было почти невозможно.

5. «Ему угрожал дом умалишённых»

В сентябре 1869 г. Л.Н. Толстой переживает тяжёлое душевное состояние, названное им «арзамасской тоской». О ней он писал матери 4 сентября 1869 г.: «Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе, и со мной было что-то необыкновенное. Было 2 часа ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас, такие, каких я никогда не испытывал... Я вскочил, велел закладывать. Пока закладывали, я заснул и проснулся здоровым”». Подобные приступы у него повторялись и в последующем. Жена Толстого писала своей сестре: «Лёвочка постоянно говорит, что всё кончено для него, скоро умирать, ничто не радует, нечего больше ждать от жизни». Некоторые психиатры квалифицируют этот приступ страха и тоски как «кратковременный психоз», о котором в 1884 г. он написал рассказ «Записки сумасшедшего».

Аффективно-дисфорическая и вспыльчивая психика доминировала у Толстого особенно в тот период его жизни, когда религиозные настроения ещё не охватили его полностью. Как известно, этот перелом в его психике начался в начале 70-х годов и к 80-м годам закончился.

По воспоминаниям современников, Лев Николаевич страдал судорожными приступами неясной этиологии, которые могли протекать с потерей сознаний и с последующей амнезией. Приступу часто предшествовали ауры. Эти приступы психиатр Г.В. Сегалин диагностирует как припадки аффективной эпилепсии на следующих основаниях: 1. Припадки развились у Толстого на основе психопатической предрасположенности. 2. Всегда следовали после каких-либо аффективных переживаний. 3. Не привели к эпилептическому слабоумию. 4. Лев Толстой страдал также приступами патологического страха смерти, обморочными припадками и мигренью, приступами головокружения с потерей равновесия, галлюцинациями во время припадков. Следует ещё раз упомянуть о наличии у Толстого на протяжении всей второй половины жизни выраженных дисфорических расстройств, которые сопровождались злой раздражительностью и подробно описаны современниками и родственниками. 

Врач Д.П. Маковицкий, которые последние годы постоянно находился рядом с писателем, сообщал, что «обмороки случаются с Л.Н. уже полтора года обыкновенно с шестинедельными интервалами, но бывали и три, пять, восемь недель. Причинами их нам казались то малокровие мозга, то ослабление сердечной деятельности, то вследствие переутомления литературными занятиями, посетителями, длинными прогулками, то вследствие простуды, то вследствие отравы кишечника ядами при повторном колите, то вследствие атеросклероза».

Так что совершенно напрасно, заключает писатель И.А. Бунин, за Толстым «утвердилось мнение как о человеке могучего здоровья». Редкость судорожных приступов у Толстого объясняется благоприятными условиями его жизни.

Современные психиатры склонны уточнить психиатрический диагноз Толстого и говорят об «аффект-эпилепсия Братца» (М.Е. Бурно). При этом типе эпилепсии, который представляет, по выражению немецкого психиатра Э. Крепелина, «запутанный клубок истерии и эпилепсии», приступы вызываются внешними психогенными причинами. Толстому, видимо, в большей степени свойственны черты истеричности, которые часто сочетались у него с приступами слезливости.

Судорожные припадки Л.Н. Толстого, которые иногда возникали серийно до пяти раз, как правило, носили клонический характер и чаще сопровождались потерей сознания. Их наблюдал также тульский земский психиатр А.Л. Щеглов, отмечавший, что припадки сопровождались последующей амнезией и наличием в постприпадочном состоянии «явлений бреда». Близкие Л.Н. Толстого обычно называли в своих воспоминаниях такие приступы Толстого «обморочными состояниями». Окружающие и даже многочисленные гости Ясной Поляны чётко знали, что начало припадка в дневное время всегда связано у него с аффективным переживанием, носящим неприятную для него окраску.

Многие психиатры полагают, что Толстой в это время психически заболел, другие считают, что он всегда был тяжёлым психопатом и потому в 60 лет решил ещё раз разыграть людей и сделать жизнь своей семьи ужасной. Представляется вероятным, что, так как писатель был нездоровым человеком, то его поведенческие и мировоззренческие кризисы – это проблема не творчества или политики, а компенсации и декомпенсации дисгармоничной (психопатической) личности.


6. «Эпилептоидный реализм» Льва Толстого

Французский писатель Ромен Роллан считает, что ни у какого другого писателя творчество так тесно не переплетено с жизнью, как у Льва Толстого: «оно почти всюду носит автобиографический характер. По творчеству Толстого мы можем, начиная с двадцатипятилетнего возраста, шаг за шагом, проследить противоречивые искания, которыми так богата эта мятущаяся жизнь».

Толстой был неловок с женщинами, неудачлив в карьере, в карточной игре. Возможно, благодаря именно этому, он и состоялся как писатель, реализуя в литературе то, что чего недоставало в жизни. Ранний сирота написал самое поэтичное в русской литературе произведение о детстве. Отнюдь не поклонник войны воспел героизм русских солдат и офицеров в осаждённом Севастополе, да так, что над «Севастополем в декабре» плакали не только императрица, но и строгий литературный ценитель И.С. Тургенев.

 Творчество Толстого плавно вырастало из его дневниковых записей, когда он обобщал некоторые факты своей жизни. Его первые литературные произведения основаны на описании в мельчайших деталях окружающего мира и собственного внутреннего состояния. Лишь позже появились попытки описать впечатления окружающих, что и составило основу успеха Толстого, связанного – в этом нет никакого сомнения – с его уникальной работоспособностью. В своём дневнике Софья Андреевна пишет: «Лёвочка… теперь совсем ушёл в своё писание. У него остановившиеся, странные глаза, он почти ничего не разговаривает, совсем стал не от мира сего, и о житейских делах решительно неспособен думать». Писатель тяжело переживал гибель своих героев. По воспоминаниям жены, однажды он вышел из кабинета весь в слезах. На вопрос о том, что случилось, ответил: «Только что умер князь Болконский».

Очень многие его герои всё время куда-то уходят или убегают. Оленин бежит на Кавказ, молодой Нехлюдов в «Утре помещика» убегает из университета в деревню. Граф Турбин в «Двух гусарах» внезапно появляется в губернском городе К. и так же внезапно исчезает. Блуждает в степи герой рассказа «Метель». Андрей Болконский бежит в действующую армию. Наташа Ростова сбегает с Анатолем Курагиным. Анна Каренина уходит от мужа, а Вронский после её гибели не находит другого выхода, как бежать на сербскую войну. Уходит по этапу за Катей Масловой другой Нехлюдов - из романа «Воскресенье». Отец Сергей бежит от земной славы, а император Александр в образе старца скрывается в Сибири. Но есть и последняя форма бегства – самоубийство. Этот путь выбирают третий Нехлюдов в «Записках маркёра», Федя Протасов в «Живом трупе» и Евгений в повести «Дьявол». Бросается под поезд Анна Каренина, а Константин Левин в самое счастливое время думает о самоубийстве.

Удивительнейшая метаморфоза легкомысленного картёжника и недоверчивого к людям сквернослова в гениального и сурового «волхва от литературы»!

Существуют ли психопатологическое объяснения некоторых особенностей литературного творчества Льва Толстого? Остановимся только на некоторых наиболее бросающихся в глаза особенностей его стиля.

1). Характер «реализма» Толстого. 2). Склонность к обстоятельствам и детализации. 3). Склонность к повторениям своей мысли. 4). Склонность к наставническому тону нравоучителя.

Творчество Толстого по сути - эпилептоидные автобиографии в художественных образах. Его реализм касается в основном психологизма и физиологичности человека: описания природы остаются на заднем плане, сатира и юмор отсутствуют вовсе, а на авансцене всегда присутствует эпилептоидная напряжённость душевных конфликтов героев. Огромное значение Толстой придаёт обстоятельности описаний мельчайших деталей, на которых склонен «застревать», повторяя их через несколько страниц, причём самым второстепенным деталям придаётся первостепенное значение. Утрированное внимание к мелочам - характерная черта эпилептоидной психики.

Однажды, сравнивая себя с Пушкиным, Толстой сказал, что поэт, описывая художественную подробность, делает это легко и как бы между прочим. А ему, Толстому, необходимо «приставать» к читателю с этой подробностью до тех пор, пока он ясно не растолкует её. Интересно, что сам писатель говорит об этой особенности своего творчества – «топчусь на одном и том же месте», что является неотъемлемой частью речи больного эпилепсией, - как о недостатке.

Подобно близкому ему по литературному стилю Достоевскому, Толстой склонен поучать читателей тоном проповедника и моралиста-наставника. Он тоже хочет «спасти мир» и переделать его в лучшую сторону. Изрекать незыблемые истины для поучения человечества давно известны психиатрам как симптом «священной болезни» - эпилепсии.

Заметим, что заострённость внимания на мелочах у гениального эпилептоида превращается в громадное художественное достоинство. Учитывая, что реализм Толстого носит тот своеобразный характер, который присущ писателям с эпилептоидной психикой, то, разумеется, очень условно, его можно было бы назвать «эпилептоидным реализмом».

Психически здоровый гений – редкость. Вот только понятие психического здоровья очень неоднозначно. Если рассматривать его как «отсутствие конкретного психического заболевания», то, по всей вероятности, Л.Н. Толстого можно отнести к психически здоровым, так как мотивировка его «эпилепсии» не выглядит достаточно убедительной. Можно предположительно говорить об «аффект-эпилепсии Братца», при которой судорожные припадки возникают у лиц психопатического склада только психогенно и, как правило, при наличии органической мозговой патологии (например, церебрального атеросклероза). К слабоумию такие припадки не приводят. Необыкновенная интеллектуальная и физическая работоспособность на протяжении практически всей жизни отвергают наличие какого-либо серьёзного психического расстройства, кроме тех, которые можно отнести к невротическому спектру. И это несмотря на весьма «подмоченную» наследственность. Впрочем, и неврозы доставили писателю немало страданий. Поэтому можно сказать, что всю жизнь самым главным несчастьем для Толстого был он сам. Учитывая наличие у него психопатических черт эксплозивного типа, можно с достаточно уверенностью говорить также и об эмоционально-неустойчивом расстройстве личности.

* * *