Туфта на цилиндровом масле

     Благостное дело принимать гостей в приличествующей
морским джентльменам кают-компании. Да ещё отделанной
с особым тщанием и продуманностью всего, что может пона-
добиться. Это вам не малометражка-хрущёвка времён пере-
стройки, где на трёх половицах коридорчика укажут на за-
тасканные тапки. И лишь затем просиженный диван означит
ваш никчёмный статус.
    О подаваемой тогдашней закуси из холодильников вообще
умолчим. Даже магазинскую бутылочку распить было уподо-
блено смертельному риску.
    Супротив говорунов хозяева употребляли нервное посма-
тривание на часы. Недогадливым и упёртым визитёрам за-
паривали нытьё-бодягу, которая сама по себе выталкивала
восвояси. А то и открытым текстом могли вашу простоту под-
резать: «Дорогие гости, не пора ли к лешему?»
    Слава Богу, подобное на былой хлебосольной Руси сквер-
ной привычкой не утвердилось. Честно признать, бытиё после
Ельцина правили как могли.
    Однако тихой сапой к постыдному пережитому нынче кое-
чего даже против течения движется. Народ, что ль, мельчает?
Или его портит согнанность на скудные жилые метры? У до-
вольно многих получки сродни милостыни на сиротскую жи-
туху. Огорчительна и среда обитания, в коей русскому челове-
ку осталось только потеряться.
    Лучше пренебрежем унылыми плодами досужих размыш-
лений. Обязательно рванёт наша «птица-тройка». Не из той
ещё гиблой трясины по самые оси залётная вывозила. Ещё
как запылим со славянским шиком на зависть омусульмане-
ной Европе! Первопроходцами звёздного мира станем! Всё
возможно для дерзкой духом великой нации, оклемавшейся
с чумных идей.
    Мы же, любезный читатель, к поучительному на десяток
поколений прошлому вернёмся. Протёртый мелкоскоп памя-
ти наведём. Не может статься, чтоб зазря.
    Так, так. Ого! Они уже задвигались, заговорили. Успеть бы
чётко описать.
    До чего лица характерные! В углу там заведенным казённым
хвастовством приткнулось пианино. Посредине – в кильватер
два длинных стола. Обязательная добропорядочная картина
в багетной раме. Распахнутые в ряд большие прямоугольные
иллюминаторы. К ним почти присоседился кран четвёртого
трюма.
    Далее к баку – здоровенная мачтовая колонка. Салинговую
площадку на ней обрамляют затейные дуги. Можно подумать:
красоты ради бутон розы изобразили. Нет, конечно. Тот надо-
бился для ненужной нам подробности работы стрел второго и
третьего номера. Перед полубаком опять кран.
    Явно перемудрили в боцманском хозяйстве финны, отхва-
тившие заказ на серию. Зато узнаваемыми с первого взгляда
сделали. Ага, вон и название белыми крупными буквами по
шаре*. Нет сомнений. Повезло нам. Именно туда попали. На
блатной, судя по затёртой колоде бонтонных рейсов, т/х «Иль-
меньлес».

     С приглашения капитана в инпортах визитничали по-
иному. За казённый счётец, включая обслугу, принимать заме-
чательно не накладно, восхитительно не стыдно.
Особь-статья – потчевать иностранцев, допустим, спесивых
англичан, знающих себе цену.
    В конце восьмидесятых на борту архангельского теплохода
стряслась занятная, много чего осветившая, история. Пере-
дать её без короткой вводной – несколько непонятным будет.
    Очень в те годы везде интересовались русскими (советски-
ми). Было от чего! Развалить без войны свою державу, как же
эдак загадочно суметь? Теперь-то все знают: без предательства
и крысятничания тех гайдаровских рыночников, делавших ха-
лявные состояния, не обошлось. В те дни это подавалось под
пикантным, ещё не распробованным в народе соусом.
    Мол, гласность, перестройка, ускорение. Долой застой! К
едрёной матери всё разломать! Вечно клянчащих отвязных
князьков окраин отпустить на самопрокормление. Мы же с
американскими советниками (читай – шпионами) и западной
гуманитаркой пристегнёмся к доброй тётушке Европе.
    Настрадавшихся от злого социализма та, как никто, поймёт
и простит. Если не прижмёт к любвеобильной груди, дак, по
крайней мере, не цыкнет, словно на бродячих собачонок. Эта-
ким счастьицем не один год нас прельщали.
    Однако чё-то там наверху не сросталось. Всё больше и
больше находилось тех, кто раскусил маниловские заманки.
Но стоп-кран срывается по-настоящему лишь раз. Рассей-
ский поезд и так уже стоял в чистом поле. Допущенные до все-
го враги, в одночасье заделавшиеся друзьями, ай да(!) его ку-
рочить. Цэрушники военных секретов умыкнут с херову тучу.
По приказу их слушаться армейские свои ракеты повзрывают.
    Хвосты самолётам дальней авиации метабами жиг-жиг. Весь
запас оружейного урана псу под хвост, то есть отправят в
Америку.  Будет и встречное движение.
    Добропорядочные обыватели из Старого Света под ладуш-
ки пятых* пользованными ночными горшками, обносками и
эрзац питанием завалят.
Местные демократы напрягут искусство выдать нужную
тему сплошь из чернухи. Уголовная хроника прямо-таки стар-
товала. На Кавказе, с задумки извне, всерьёз заполыхала ста-
рая вражда.
    Под переваривание бреда шаромыжная элита сулила из
телеящиков: «щас заживём!» В них друг Рональд, друг Билл
снисходительно похлопывали обер-временщиков по плечам.
Сукины дети (невдомёк самим) улыбались польщёнными ла-
кеями. Великий комбинатор камарильи Чубайс блеснул краде-
ной фразой: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев».
    Родную армию запросто обзывали дармоедкой. Любой
офицер на улице рисковал нарваться. Словесный понос и оха-
ивание всего без разбора возобладали до чесотки.
    Словом, как рождалась в кошмарных беззакониях, так и
сдыхала советская власть. Нисколь её не жаль. Кроме бедола-
ги-народа, уже вполне раскусившего иудушку Горбачёва.
    В пику тому да и сдуру ломившегося теперь голосовать за
новую подставу.

     Когда доложили капитану Рахману о желании кучки брит-
тов подняться на борт, возник приятный переполох. Тотчас
последовало указание шефу: смастерить достойную закуску.
Буфетчице красиво накрыть стол в кают-компании.
Кэп лично определил приглядных из комсостава, хоть как-
то владевших английским. Само-собой свистан старпом и
первый помощник. Столь умелые распоряжения донельзя со-
кратили паузу между усадкой в кресла и этикетными спичами.
    Визитёры – сплошь любопытствующего возраста, каковой у
англичан наступает только после пятидесяти.
    Дело встало за малым: обеспечить мероприятие спиртным.
Рахман с неколебимостью значения своих четырёх нашивок
на кителе изрёк:
– Виталий Михайлович, возьми на себя часть хлопот.
    И уже к старпому:
– Вася, гони ключи от винной артелки.
    Заметная разница в обращениях ускользнула от гостей.
Для всех прочих сугубо привычна. Судите сами – обладатель
ключиков очень молод, блаженно улыбчив, лицом нетипичен.
Сродни тем, кто на северах в чумах и по краям Сибири живёт.
Отчество к нему как-то плохо приставлялось. Зато фамилия
удачная, русско-якутская – Аникеев. Таковая и сродни ей по
названым местам за два подхода раздавались. Ежели до рево-
люции, то свою вместе с именем давал батюшка, крестивший
детей природы.
    После 17-го фамилией награждали по произволению крас-
ного начальства факторий. И то и другое, согласитесь, уважи-
тельно. Никак ведь нельзя без оной. Под образованщину и по-
литпросвет все, как долбили с трибун, влились «в дружную
семью народов». «Но чтоб вы, малые, числом не затерялись,
на чего-нибудь не обиделись – нате-ка заметные поблажки».
    Даже заносчивый кэп Рахман был обязан не матёрой мор-
ской исключительности, а тому, что значился евреем. Уловив с
пионерства зефирность нацвопроса, по личному усмотрению
капризил, фигурально топал ножками.
    Действовала его наглость от чина к чину безотказно.
В неприкасаемую партию (подумать страшно!) вступить не пожелал.
При этом такого подпустил тумана! Внутренним шёпотом:
«Шиш вам, олухи, деньги на партвзносы». С негодующим
визгом пикировался хитрее:
– Не имеете права давить. Много ль нас в СМП? Я да
Беня Эгерман. Погодите, до такой «чести» надо созреть.
В моей родне целых три комиссара! А у вас? Так и думал, –
ни чёрта лысого!
    Для каждого случая имелись у него понты, в отличие от русских.
С тех-то нещадно требовали партийность, идейность и
прочие ахинеи. Утверждали мужиков на капитанство тёрка-
ми в обкоме КПСС, просвечиванием КГБ, трясли их до икоты
министерские.
    Кстати, Вася старался во всём на Рахмана походить. Потому
как видел блистательный пример быстрого прохода в дамки.
Увы, не так-то ловко желаемое ему давалось. Привычки рода
нет-нет да подведут. Иногда по коридору из старпомовской
каюты неслась тухлая вонина.
    Несносная напасть для ближайших обитателей совпадала с
заходом в Союз. Вечно радостный Вася притаранивал с глав-
почты посылочку от земляков. Фанерный ящик заполняла
рыба жуткой передержки в засолке. Зряшная ли пословица:
«У каждой рыбки своей едок?» – вот и посланной находился
смаковщик и единственный поедатель. Ради интереса, зажав
нос, кое-кто тухлинку пробовал. «Ничего, тянет, – заключа-
ли,– ажник странно вкусная».
    Брезгливый Рахман на то времечко вынужденно защи-
щался «Тройным» одеколоном. Держал дверь каюты закры-
той. А какое гневливое лицо делал! Ничего не помогало. При
всём при этом выказать Васе, чем кипел, не решался. Или,
входя с креном в его национальные особенности, выравни-
вался от осознания своих закидонов.
    Слабым утешением вздрючивал Васю в неточностях работы
с картою. Озлясь на копейку круче, приказал раз взять
«точку» секстантом.
    Из той затеи вышло: «Ильмень» режет форштевнем… Испанию?!
    Вася конфузно растянул школярскую улыбку. Осталось
Рахману материться, расчухивая, что и сам мог обсохнуть в
Пиренеях.

     Суть да дело – загуляли смело. Выражались откровенно,
без боязни неправильно быть понятыми. На кого теперь огля-
дываться? Валяй! Полная свобода слова. Хошь правду-матку
режь, хошь бреши. И что им сейчас помполит? Скоро таков-
ских вообще с флота попросят. Признаться, наш, невредный,
из толковых механиков. Жаль будет.
    Когда-то при выпусках в АМУ предрекли: «На вашу жизнь
пароходов хватит. Красавцев, как «Южный Буг», вам не пере-
жить». Ан, нет. Постарели, но пережили.
    В мелькающем жизненном сроке старились даже новьё-те-
плоходы лебединых финских, польских серий. Многие из тех
старорежимных курсачей в разные годы покинули флот.
У кого-то сердце встало вроде «убитого» дизеля без охлаж-
дения. Кто-то изуродовался, подставившись несчастному слу-
чаю в ямах, изящно шифруемых МКО*. Кому повезло боле,
всё едино лишились здоровья в машинных (каторжных) ко-
мандах.
    Технарский штрафбат по доброй воле – загадка сильных
душ. Одна чистка ресивера «Бурмейстера» в парах солярки –
и год жизни в минус. Было бы неблагодарно не вспомнить о
награде… банке сгущёнки. Чего там. Сопливое сочувствие
оскорбило бы многих…
    (Теперь на судомеханических отделениях, даже в былом
ЛВИМУ, недобор. Не хотят, знаете ли, дети телевизоров
и гаджетов ручки пачкать).
    Михайлович, последним шансом задержаться на морях,
примёрз первым помощником.
    И тут оттаял ледяной узел. Воочию палуба уходила из-под
ног. При таком настрое в верхах они не нужны. Значит – амба.
Пока ж берегла его судьба. Наверняка день знаковый, всё рас-
крывающий, назначила. Сегодня, что ль?!
    Воспитанное общество удачно разогрелось. Лишнего
пока никто ни хлебнул. Определённо водочка да под салат
из тресковой печени приятственно мягко жгла. Нисколь
ни обделяя кайфом и англичан, в коих крепок дух пузатого
Черчилля. Пить они ещё те мастера! Тем паче наполнялись
рюмочки представительской «Столичной». Знамо, против
её всякая виски спасует. Разве что Jameson не ударит в грязь
этикеткой.
    Первый помощник Виталий Ананьин снова споспешество-
вал в винную артелку. На что гости и избранный круг балдёж-
но откликнулись: «Гуд» и «Ай да Михалыч!»
    Теперь отчего же политику не обсудить, затягиваясь пон-
товым, но красным по цене «Принцем Альбертом»? Засвиде-
тельствовать русским адмирельшен погромом в собственном
доме. Кое-что сумняшеся: «так ли?» попутно вызнать.
    Желая во всём разжёванности, европейские спинозы на-
чали заполнять промежутки в опрокидывании. Очёредной их
спрос расколол верхушку комсостава. Сори, де, спикните, как
жутко приходилось всем нерусским и вне партии? Как вооб-
ще они выжили? Лёгкие, казалось бы, вопросики шмякнулись
выплюнутой жувачкой в сторону кэпа и чифа.
    Стало быть, усекли, что не очень-то те на обычных
рашен смахивали. (Тяга к жёлтому интересу чуть ли не в
анализе мочи коварных мэнов). И потому давай всем своим
видом показывать: от кого ждут ответ. С достоинством знатока
всего, о чём ни спроси, Рахман понёс пургу:
– Йес, джельтмены. Как мне, еврею, всегда тяжело. О-о-о!
У-у-у! Вам не представить. Постоянно нужно доказывать ма-
стерство на пределе, какое только возможно достичь богатой
морской практикой. Во всём пароходстве нас двое несчаст-
ных, третируемых израильтян по крови. Вери бигест претер-
пел я чудовищных несправедливостей от советской власти.
Соплеменник мой Беня не меньше. На вечном подозрении за-
стрял в старпомах. Ну что он такого сумел смахерить? Тьфу, то
слёзы на одесском привозе. Видано ли где, чтоб за то гнобили
честнейших людей?!  А я, снёсший все гадости режима, насто-
ял, чтоб чифом при мне был тоже обижаемый и гонимый. По-
звольте представить: Вася, э-э, Василий, простодушный сын
маленького северного народа. Заметили?  – не такой, всегда
улыбается. Это говорит эбаут* о том, что несгибаемой волею
преодолел хи** всё. Подобным бэст штурманом мог бы гор-
диться славный английский королевский флот!
     Рахман плутовато стрельнул глазами вдоль столов. Свои
заметно повеселели, навроде Васи. Англичане же примитивно
заглотили.
     Окрылённый выданным цицеронством, довершил:
– Теперь вы знаете всю жестокую правду. Смочим же её оп-
тимистичным тостом за тех несчастных, выстрадавших своё
право. Они перед вами. За меня! Васю! Беню! Нас не один
миллион!
    Опрокинули дружно, да весьма разно. Судовые – с ухмы-
лочками. Бритты – делано сострадая. Когда вновь наполнили
рюмки, встал, словно под флаг тонущего корабля, на кого бы
не подумали. Симпатично-умное лицо Виталия Михайлови-
ча было взволнованным, изнутри подожжённым мыслями от
противного. Инглишем он владел не хуже Рахмана. Образно-
стью, бесспорно, с хода его переигрывал.
   – Джентльмены, господа-товарищи! Да по-нашему туфта
это на цилиндровом масле! Вы сейчас картинку видели? Она
вам ничего не подсказала? Униженные парии наши восседают
на лучших местах. Что раньше, что сейчас. И по судовой роли
почётно первые. А я, русский помполит, водочку здесь подаю.
Пробки из бутылок вышибаю. «Чего ещё изволит наш важный
торец?» Шустрю неким половым за всю, изначально больную
на голову, власть. Вот так и возились с ними, начиная с дет-
ского сада. Ни моги ни в чём обидеть, нерусские же – ма-
лые! Этакое обхождение те быстро всосали и дозволенного
сладенького перекушались. Их винить глупо. Сами виноваты
поголовно: от вождей до всяких дядь Сень и тёть Маш. Если
есть у них действительно обида на советскую власть, так за то, 
что от придирного и мытарного избавила.
    Михайлович изобразил насмешливый полупоклон.
– Поправьте меня, сэр мастер.
    Общество потеряло дар речи. Чем не вызов на словесную
дуэль?! По припоминаемой офицерской чести «выстрел» за
Рахманом. Гости в крайнем удивлении допёрли: у зис рашен*
ох, не просто! Воцарилась немая сцена. Что-то обязательно
должно разразиться. Ну-ка. Ну-ка...
    Вместо резкой сатисфакции кэп, а за ним Вася сдава-
тельно подняли руки. Крыть-то нечем. По матерному али
с шипом отлачить правду, при стольких чужих, ёк как не
сподручно. «Ай да Михалыч! Сразил!»
    Вместо аплодисментов выпили, мозгуя, без пары особ, оди-
наково верно.
    Полагаю, неучтиво вот так расстаться с героями историче-
ского доказательства в лицах. Искушаюсь поведать, что ждало
их потом.
     Со сквозняками открытых границ бросил хитрюга Рахман
свою жену-соломбалку. Рванул, куда его всегда тянуло. Нет, не
в обетованный Израиль. В Америку!
    Там с жаром при получении гражданства поклялся: «Я аб-
солютно и полностью отрекаюсь… Я возьму в руки оружие и
буду сражаться на стороне Соединённых Штатов… без задних
мыслей…»*.
    (Найдись средь клянущихся приличные люди,
соотечественники ли они нам после этакого!?) Прожигавшую
нутро подлость стало не нужно прятать за пазухой. Травить
тем самым здоровье. Всеконечно пожелал и дальше он при-
быльно капитанить.
    Сказали на это ему запросто: «О кей». И доверили… ка-
ботажную лайбу. Капризнуть по-ранешнему норов-то заще-
мил – не поймут: в чём, собственно, еврея зажали? Крик: кто
кому здесь Рабинович?! в Штатах не в ходу. Так вот тускло
звездился Рахман до самых слюней пустой старости.
    Из Василия вышел средний капитан. Отшлифовали его
благодаря другим примерам. Добрал с годами нужной солид-
ности. Семечки, орешки заменили ему прежние пахучие по-
сылочные пристрастия.
    Виталий Михайлович Ананьин в Совете ветеранов СМП
отвечал за честное распределение путёвок в «Меридиан». Но
эту бесплатную «оздоровилку» прикрыли с хозяйчиковым
мелочным подходцем.
    Из былой гордости  в частные лавочки многое чего обратилось.
К тому ж обсосанными со всех сторон как сахарные косточки.
Подумать только: до предпоследнего десятка судов в Северном
морском пароходстве дожились!

    И доныне старый моряк непростуден, бойцовски бодр. Се-
дина удачное лицо не то, что не портит  – красит. На антик-
«Опеле» семидесятых годов лихо гонял по общественным де-
лам и в последнюю очередь – собственным.
    Представится случай с ним поговорить, считай, день про-
жит не напрасно. Истории от него колки, потому что полны
неудобной для многих целительной правды. А причеши, при-
утюжь, чтоб всех устраивали – мигом туфтой станут.
     Побольше бы таких Михайловичей в русском народе!


===* По шаре – серая краска для надводного борта.

===* Под ладушки пятых – имеется в виду «пятая колонна».
===* МКО – машинно-котельное отделение.
===* About  (англ.) – приблизительно.
  ** He  (англ.) – он.
===* These Russian  (англ.) – этих русских.
===* Обязательная с 1802 года клятва при получении гражданства США.