Честный контрабандист

    Разлюбезные чьи-то давние пароходские годики... Что ни
говори, берут оные мягкой лапой за сердце. Ныне уже остат-
них, кто был тогда пригож и молод. Какие замечательные, бес-
хитростные истории порой услышишь! Об одном лишь стоит
пожалеть: малая часть из них легла на бумагу.
    Всё-таки счастливая проруха бывает. Так случай с Сергеем
Герасимским не пропал навсегда. В тему да и просто трога-
тельным оказался словесный подарок.
    А я что? Рад послужить доброй памяти о том парне с 
«А. Андреева» – стильного теплохода голландского довоенно-
го судостроя. В конце ещё пятидесятых державшего форс по
своей продвинутости. Не какой-нибудь там обычный грязну-
ля–угольщик. На соляре, светлом как водица, хаживал. Четы-
ре трюма закрывались толстенными деревянными лючинами.
Это вам, согласен, диковато, уныло. Зато его матросы выгля-
дели непобедимыми штангистами в лёгком весе.
    Кормовая надстройка предвосхищала будущий облик су-
дов. И без попутного ветра выдавал старина одиннадцать уз-
лов. Груза брал порядочно. Чаще пилолес, «чёй и кой» иного.
Правда, название своё стыдливо донашивал. (Никак не про-
лезал, знаете ли, чрез чистилищное хрущёвское ушко человек
Сталина).
    Памятным разом дурно обозванный теплоход правил в
Ленинград, то и дело макая нос из-за свалившей под корму
волны. На новом гребне снова отыгрывал гордый вид. Чем не
классный ходок?!  Вот уж датские чайки уступили провожа-
ние соседкам. Верный знак команде: пора ныкать часть ото-
варки. Таможню не разжалобишь.
    Главному менту бывшего стольного Питера приспел служеб-
ный рык. «…Принять меры к пресечению расхитительства… …
импортный кофе в зёрнах… Под личную ответственность …»
    Размажем-ка часть депеши для современной понятности.
Считалось: колониальными плодами баловать – буржуазная
дурь. Зря что ль всем пролетариям и угнетённым мы товари-
щи? До кучи недавней войной не особо сознательных тыкали.
Сейчас, де, разруха с бедностью, а завтра въедем в «светлое бу-
дущее». Что и говорить  – настрадавшиеся ой как того желали!
    По мудрованиям душевнобольных бородачей не ахти как
катило. Ежели в чём продвигались, то вопреки «ихнему» на-
учному повидлу. Может, напрасно оговорился? Разумеется,
коммунизму.
    Снегом на голову выпал Союзу случай покофейничать. Это
вам не эрзац из ячменя, перенятый у отколошмаченных в пух
немцев. Мелкое приобретение как-то для победителей. Ну да
ладно – притерпелись. Подливая в ячменную бурду ещё не
разведённое Никитой Хрущёвым молоко*, заполучали вкус-
няшку-пустышку.
    Вряд ли приблажилось антверпенскому ввозному контро-
лю. Отбор по качеству в тогдашней белой Европе был жёсткий.
Грека ржавого даже разгружать не стали. Цена поставки в се-
кунду уподобилась портовой проститутке. Всё равно никто не
спешил опущенную ниже некуда снимать. Кофейные маклеры,
дорожа репутацией, натужно изобразили брезгливость.
    Обратно фигню в Гвинею – взрыв мозгов, разорение. Не
надеясь, что выгорит, Москве предложили. Внешнеторговец
Иван Кабанов этаким секачём любил питать всесоюзное ста-
до: «Чего тут думать? Во благо-то людей. Берём!»
    Сдаётся, держал в уме обкомовцев, прибалтийскую «витри-
ну», генералитет. «Партейных» и иже с ними к чему-нибудь
дефицитному прислонённых. На прочих, сколь ни дели, –
пшик, насмешка. А они и есть многомиллионный настоящий,
вечно пролетающий народ. Неслучайно поставили теплоход
к знаменитой «железной стенке». На то резоны имелись. Ря-
дом центральная проходная порта. Здорово служебное рве-
ние облегчает. Пред кем надо явно возьмём под козырёк. Не
извольте, мол, беспокоиться. Бумаги от высокого начальства
завсегда у нас в почёте. Злющие опера, наряды, сексоты, не
моргая, жучат. На проходных обязательный шмон. Это ли вам
не гарантия! 
    Любые крайности предусмотрели ради торжества соцза-
конности и сбережения собственных погон.  Однако не учли
желания безвестного им Серёги купить две пары кирзачей.
Отпуск, давно полагающийся ему, проглядывал. Само собой
в двинскую деревню парня тянуло. Без подарков отбыть к ней
не в честь. Требуются подношения родне основательным то-
варцем. Как бы сейчас спопугаили на инязе в газетах: «...к лю-
бой сельской местности адаптированным».
    Никогда не мешает сравнить приход с расходом. В буду-
щих тратах маячило угощение земляков. По сшибающей силе
равное двум ящикам водки. Малым сроком гуляночка… на
неделю. Не замарав флот жадностью, расслабиться потом в
житухе. Чтоб произвести впечатления на Любку с Дашкой,
соизволял ещё два стольничка. Клал и на дебаркадер, который
определял ранг местного авторитета. Колёсник подвалит –
можно пивком разжиться по ресторанской цене.
    Начальный пяток стеклянных вылакивал допрежь Се-
рёга со шкипером Нилычем. Больно распрекрасно у того в
башенке неходячего. Обозревать родное приволье куда как
приятственней, чем из любой рубки пялиться на хляби без
берегов. И после баньки принять на грудь холодненького с
выдохом. О-о!
    В голове парня, невольно крутясь, сталкивались цифири.
(Передам отстранённо, боясь споткнуться о перчёные матюж-
ки). Зарплата моториста до хрущёвской денежной реформы
550 рублей. Кирзовые сапоги-мечта – 150. Стало быть, осчаст-
ливь он дядьку и шурина, спорхнут 300 рябчиков. Остальные
сотни-портяночки отпускных растратятся – будь спок с пере-
крытием. Вот те и удручающая пробоина в финансах. Тоню-
сенькая линия плавучести вообще притопится. Скорей всего,
деньги на дорогу придётся опять у Нилыча занимать. Благо,
кремень старина. Не проскажется.
    В последний отпускной денёк, как уже не раз бывало, во-
ровски двинет он наискось полями картошки. Какая, к чер-
тям, отвальная! И «жигулёвское» при билете четвёртого клас-
са возле трубы?!
    Успевшие представить Серёгу простецом малость ошиб-
лись. Бывалый морячина кое-чего стоил при трёх козырных
тузах в рукаве. Нет, не бубновом, пиковом и трефе. Гораздо
круче. Антрепкинские** ковры, вырываемые из рук чудными
горожанами, – не хотите?! Ничего, что в размерах скукожены
и плюшево смотрятся. Один из таковых провёз разрешённым,
двое спрятанными.
    Когда таможню пережили – пустяк сползать под плиты за
ГРЩ***. Зуб давал, надёжней места не сыщешь. Вон она над-
пись: «Не входи – убьёт!» Впечатлял и грозный знак молнии.
Нормальный таможенник всегда выбирает жизнь. Сухо там,
сохранно. От удовлетворенности, тесноты, застоя воздуха,
покашлял бодрячком:  э-хе-хе.
    В каюте удосужился впервые развернуть. Донельзя как
огорчился. На ковришке с альпийскими горами посередине
штольня-дыра. Влёгкую коробка папирос «Казбек» ускачет.
Сразу припомнил щебетание маклачки-польки:
– Млоды пан бэры тшецы…
    Половину цены за третий сбросила. При этом игриво ска-
лилась, будто отдаёт с собой впридачу. Кошка драная. На-
прочь омандавошила пучок приличных надежд. Швырнул,
матёро выражаясь, тонкие рулончики в рундук. По срочняку
бы на что-нибудь положительное переключиться.
    Вдруг объявление из динамика: Герасимскому и таким-то
собраться в столовой команды. Определили их там, голубчи-
ков, в судовые тальмана. Неким важным довеском к порто-
вым. Мало ли спор возникнет о количестве мешков. Груз-то
какой?! Второй штурман при начале каждому парочку поды-
скал. Кратко наставил и отбыл снобствующим английским
офицером. Тут же краны завертели жирафьими шеями.
    Герасимскому досталась Алевтина. Справная, усёк он с де-
ревенской основательностью. Строить куры, жаль, некогда.
Поддоны из трюма частили. Не до того. Иногда счёт разнил-
ся. Приходилось в поклоне, замирая на корточках, пересчи-
тывать нижние мешки. Незаметно для себя глуповато сопел.
Однако, что значит молодецкий гонор. Нет-нет да проверял
понтовую посадочку французского берета.
    Его напарницу выделяла сноровка, гибкая фигурка, беглая
арифметика. Завидные те данные позволяли ей дольше рисо-
ваться. Страстно при этом жёг Алю вопрос. На все десяти-
летия советской власти оригинальный, зудящий подкожно:
«Есть ли что у моряка на продажу?» Лишь подсказка тонкого
чутья заставляла её стоически терпеть.
    С усердия и непривычки запарился Серёга. Выручательно
вытащил из кармана две серебряные пластинки жвачки. Сга-
лантничал по-мотористски:
– Будешь?
Временная коллега зарделась до согласия:
– Добрый ты. Ага.
    Глубокомысленно словили начальный вкус дрянной резинки.
Что подскочил вожделенный момент, никакого сомнения.
– Может, чего продать привёз?
– Да есть два ковра угарной красотищи.
– Ой-ой! Продай один! Я маме отвезу.
    Короче – договорились. Осталось провернуть одесский
шахер-махер. Бабий ум секундою просверлил обстановку.
Единственно возможный финт в ту дырочку подсмотрел.
– Свистни крановщику «стоп». Дескать, спор у нас в счёте.
В каюте второго поперепираемся. Потом спрошусь в уборную.
А ты до того ковёр туда подкинь.
    Не робкого десятка парень похолодел. Чем не предложение
побаловаться гранатой с выдернутой чекой? «Залечу – крест
на визе и морях. Откажу – трус пред малявкой. Да ни за что!
Не таковский».
    Берет с пипочкой на правый глаз. Два пальца в рот. Чистый
соловей-разбойник. Без всякого скрипа ожила любительская
пьеска. Упомянутый уже «разводчик», он же ответственный
за груз, балдел на диванчике. Лучше всего лёжа осознавалась
не напрасность мук учёбы в ЛВИМУ. Не находя занятия, во-
ображение выдавало щекочущие картинки чаемого фютюра.
На одной отдраенная буфетчицей каюта с ванной. На другой
положенный кэпу представительский, сравнимый с искушаю-
щим натюрмортом, запасец.
    Из химеры мечтаний налил рюмку, потянулся за красной
икоркой… Ни с того, ни с сего всхлипывающая портовская
«рубщица».**** Пришлось начальственно сесть да нахмуриться
защитно. В помощь осознания реалий дня Герасимский просу-
нулся. И в театральном слабО такую сочную перепалку выдать. 
А тем не в напряг. Внезапно Алька согласилась сминусовать
два мешка. «То-то».
    Разночинные судовые парни смягчаются. Девица, конфу-
зясь, просит о любезности. Штурман отряжает Сергея прово-
дить дурочку до гальюна.
    Снова они бдительнейшей парой за архиважным заня-
тием. Алевтина заметненько пополнела. Мешковатое паль-
тишко лишилось складок. Пуговицы крупные, кнопками
как на баяне выперли. Чуть раздались и карманы от не-
скольких горстей  просыпавшихся кофейных зерен (за един
риск невидаль попробовать!)
    Хозяйка того прикида несравнимо лучше. На показ бы
сфоткать для журнала «Огонёк». Не беда, что прелестницы
там наглухо одеты. Впечатления, при достаточной опытно-
сти, возникали. На все сто глянулась бы Алька колеблющим-
ся холостякам. А ещё армейским, шпане на отсидке совокуп-
но с женатиками, шляндующими налево.
    Капают последние минуты забойной смены. Вертлявые гэ-
дээровские «гансы» замерли. Поодиночке начала подтягивать-
ся свежая бригада. Герои провёрнутого дельца расстались во
взаимной приязни, при счёте в тютельку. Каждый чувствовал
удачность дня. Серёга немедля – шасть по трапу и пропал в
надстройке. Алевтине предстояло куда сложнее: немыслимый
прорыв за проходную.
    К тальманской еле сковыляла, держась за бок. Мало «ско-
рая помощь» туда подлетела. Внезапно занемогшую вынесли
на носилках. Рядом с ней небрежно свернутое пальтецо. Не
иначе – аппендицит прихватил.
    Теми минутами Герасимский вздумал уяснить, какой тол-
кнул ковёр. С львиной семейкой? С похищением багдадской
девахи? Ё-прст!!! Те-то на месте. Нет альпийской горы с ды-
рою. Стыд за ненарочный обман раскрасил ему щёки. Заста-
вил сбоить здоровёхонький молоточек сердца. Неописуемому
проколу вовеки оправдания нет. Припомнил: в трясучке пи-
кового момента хвать крайний и к гальюну завзятым престу-
пателем закона. Алька-то, поди, за его подлянку голодом на-
сидится. О нём подумает что? Гад! Как есть гад!
    Еле-еле дождался нового дня. Хоть после ночной вахты,
но двинул на поиск. Алевтинка словно сквозь землю прова-
лилась. Точнее, сквозь «железную стенку». Опрос её товарок
ясности и на полкопейки не внёс. Совсем шалавные пороли
бред: вроде на «скорой помощи» при смерти увезли.
    На всех дальних причалах отметился Серёга. Увы, напрас-
но изображал любопытство иль искательство парохода. По-
собляя себе, с отчаянья включил поморское упрямство. Ни
дать ни взять – переживательное кино тех лет «Девушка без
адреса».
    Будь она хромоножкой с застарелым фингалом под глазом,
едино бы страдал. Ибо так уж устроен по части совестливо-
сти. Разве только он?! Многие чтили пословицу: «Не жили бо-
гато – не хрен начинать».
    Куш от «дырявого» жёг горчичником под штаниной. Окро-
мя избавления от стыда, ничего не желалось. Токмо бы на-
шлась шустрая, разнесчастная из-за него Алевтина.
    На исходе третьих суток наметился конец выгрузки. Амба
благой надежде. Чаще всего отгоняют из порта в балласте.
Мучающихся на борту пролётами и чувствами конторские в
расчёт не берут. Поделом рискованным бродячим свинтусам.
Знали, куда нанимались.
    Самоистязание кололо иголками, как по написанному:
«Вот кто он теперича? Чистое наказание! Угораздило же гирю
кандальную пришпандорить к совести. Даже на вахтах трава-
нусь мыслишками. Не рискну и к Нилычу с пивком завалить-
ся. Старый мигом раскусит, что осучился Серёга. Не в ладах с
собой в глаза другим смотреть каково? Матери? Батю погиб-
шего на войне поминать под стопку? Нет, ни за что душевно
жить не получиться. Пропал я».
    Обваренный едкими щёлочными терзаниями, упустил из
виду судьбу. А ведь она на тропинках Божьих.
    Торчок! Не рейс. Нашёлся груз аж на апельсиновую Средиземку.
Стало быть, лишних пять суток имеется. Воли на поиски и без
зарока хватит. Обычные привальные пьянки пустил по боку. Вы-
лазки в город счёл занятием порядочных. Ему же одно следует
исполнять. Как затикает свободное времечко, облачиться в
габардиновый макинтош. И айда прохаживаться вдоль при-
чалов. Каждый береговой в лёгкую определит моряка-загран-
щика. Не сам, так Алька его засекёт.
    Пусть бодает невезуха, подкидывает горькие обломы. Се-
верянин тот же страстотерпец. Спасибо бабке – заранее внуч-
ка к суровостям подготовила. О чём бы речь ни заходила, в
конце, бывало, честит колхозы. Летом при распахнутом окош-
ке нелишне выглядывали. Не замерла ли под ним звеньевая
Нюрка с «вызывательной» палкой? Очень правильная была
емецкая бабка. Царствие ей небесное.
    Четыре часа оставалось до отхода. С этого самого – про-
должу подробней.
    Погодка была, не говоря про неё чего хуже, прямо-таки
мерзопакостная. То есть дождило в стиле имперских домов
прежней столицы с какой-то безысходной исторической то-
скливостью. Заводские и бензиновые выдохи огромного го-
рода ещё как ощущались деревенским носом. Под безнадёгу
подумалось: «Здорово бы сейчас швартануться к ларьку. На-
зюзюкаться по скорому вдрызг. Таким же бедолагам успеть
покаяться. Гори всё синим огнём! Главное – душу облегчить».
    И ужасно до чего невезучий, поканал к проходной, выхо-
дящей на ларёчную Двинскую. То ли по торопливости, то ли
с необъяснимого запнулся Серёга за некую хрень. Тогда и за-
метил: на правом, очень приличном лондонском лакише шну-
рок развязался. В наклонном состоянии справил конфуз. Рас-
прямляется и одновременно видит по восходящей: красивые
ножки, фигурку в знакомом пальтишке, личико.
– Аля!!! Ты?!
    Дорогая находка, прислонившись к штабелю, не выразила
ничегошеньки. Ни праведного гнева, ни радости, ни удивле-
ния. Напротив, резко отвернулась, всхлипнув по-сиротски.
Действительно, не делано получилось. Прямёхонько из расца-
рапанного обидою сердечка вырвалось.
    Сергей спеша, неловко вытаскивает замучившие его три
широкие сотняги.
– На. Возьми. Без умысла вышло. Каюсь.
    Алевтина окидывает парня ещё не верящим взором. На-
ходчивость изменяет ей. Словечко (самое простое) вставить
не может. А тот:
– Стой, где стоишь. Сейчас тебе ладный принесу.
    Бедняжка кивнула с непорченой простотой российской
глухомани. Да глазки искринкой безоглядного доверия блес-
нули. (Э-э, никакая она тогда не ленинградка. Лимита воло-
годская из общаги).
    Снова перед ней Серёга, знакомым фокусом потолстевший.
Заводно предлагает:
– Ну что? Опять не глядя?
    Всё остальное минутой спроворили меж сумрака штабелей.
Вновь попадают на впечатлительный, ставшим добрым свет.
Даже дождь заодно к ним благоволит. С утра взял да прекратил
погрузку опекаемого Алей на сей раз картона. Небесная лёгкость
парит в измаявшихся душах. Видно, счастье тенью ангельских
крыльев накрыло. Без всякой задержки, сразу, норовя пропасть.
Взамен него о сердца потёрлась беда расставания. Смутились.
    Друг от друга глаза отвели. Как бы ну вот и всё на этом. По
неизжитой ребячливости сдержались сказать, что больше всего
сейчас восхотели. Каждый на себя напустил вид пустого рассма-
тривания места. Хотя поглядеть в ту минуту было на что.
    Примечательный красавец-сухогруз степенно пёр каналом.
Чёрные высокие обводы борта напоминали фрак светского
денди. Белоснежный козырёк палубы бака его крахмальную
манишку. И названием «бельгиец» могучего БМП не чета мно-
гим, очень хорош. Уж наверняка в масть тем, которыми не по-
перхнёшься до разрезки: «Станиславский».
    Да, да тот самый, кричавший на репетициях господам арти-
стам своё знаменитое: «Не верю!» Жаль, что Алька с Серёгой
про то не слыхивали и к себе тотчас не примерили.
    Прощальный миг подобен последним звукам памятного
нежного танго. Желай, не желай – забыть не получится.
Что у человека творится за «пазушкой», всегда тайна. Но
как повела себя Серёгина душа, сорванная с якорей, многие
отгадают. Слишком она проста и цельная, с перехлёстом рус-
ская. Значит – широту ей подавай. Положительно в астраль-
ном духе волжского купца Паратова.  Поэтому снимает он с
волнистой русой шевелюры предмет гордости.
– Носи, Алюшка, в память, – и протягивает шикарный тём-
но-синий блин с пипочкой. На шёлковой его подкладке за-
знаистый галльский петух. Вроде разбитного приодевшегося
моремана.
    Ничем не избалованной девчонке до сладкого обмирания
хочется удержать сбывшуюся мечту о любимом. Ткнулась она
в Серёгину грудь электричкой, не погасившей разгона. Гладит,
теребит макинтошные его плечи. Пытается говорить немым
языком личика, голубых лучистых глазок. Упругое девичье
тело льнёт в робкой первой страсти. Догадались непутёвые
хоть поцеловаться...
  ...Боле года тальманша засыпала с мокрыми ресничками.
Долго и Сергей отходил от Алькиного свойского образа. Пока
новые дни, рейсы, отпуска не вытеснили остроту пережитого.
    Сами, небось, изведали, как ловко умеет разлучать жизнь.
«А. Андреев» политесно переименовали. Простенько так,
без всяких притязаний: «Ока». Гордо доходить по морям те-
плоходу не далось. Уцелевший чудом и в обречённых карава-
нах, нелепо затонул в Северном море. Судовой журнал за март
1966-го недозаполненным сдан в архив. Следом, как водится,
приказ создали с выводами. Прочли его под роспись и… за-
были. Всесильное время поспособствовало.
    Лишь поэтому судоводительские ошибки – изобретательно
повторяемые глупости. Кто под сим не подпишется?
    Спасали терпящих бедствие, западники. Сугубо в их духе,
то есть небескорыстно. В Архангельске, по другим городам и
весям пролили матери счастливые слёзы. «Живы, мой да другие
сыночки! Как это там у них во флоте? Кажись, команда!»
    Тут же, скурившиеся в кабинетах инспектора, распотрошили
её по другим судам СМП.
    Годами не выпадало Сергею с некоторыми сотоварищами
видаться. Затем со многими. В другом веке вовсе оказалось не
с кем. Пока не прошла его жизнь, желал каким-нибудь чудом
встретиться с той Алькой. И уже за другое признать свою виноватость.
     (Я же тешил себя надеждою, что совестливый Серёга за-
помнится вам).


   * Хрущёв - распорядился разбавлять молоко до 2,5% жирности.
   ** ГРЩ – главный электрораспределительный щит.
   *** Антрепкинские (жаргон) – из Антверпенских маклацких лавок.
   **** рубщица (портовый жаргон) – тальманша.