Под арестом

     Трепетным, чистым звоном откликнулись хрустальные бо-
калы. Сблизившимся созвездием просияли тонкой огранкой.
Изящные вытянутые формы их ничуть ни умаляла водка на
донышках. Сердца будто волшебным ключиком кто завёл.
Всей пятернёй простых чувств неосудительно словлен кайф.
Мгновения радости искрили молодостью, едва одолевшей
тридцатилетие.
    О, эти известные шуточки, подколочки, переглядки…
Зала ресторана «Интурист» являла огромную берлогу про-
винциального шика. Намёк на избранность ещё как навязчи-
во выпирал. Мол, не про всяких наше заведение. Да-с!
    Оборотистей, сознаться, «Якорь», «Север», «Полярный».
Ну до чего те убоги! Ненамного приличней столовок с бочечным
пивом. Гудящие сборища бичей, тралфлотовской пьяни, личностей
с толкучки. Наведываются туда и одинокие женщины. Мягко
сказать, падшие, милицией давно переписаны.
    И это репутация?! Фи(!) через крахмальную салфетку.
    Спуская струну повествования, подтвердим: в общем-то
компания случайно завалилась. Ради шутки кто-то толкнул
именитую дверь с Павлиновки.
– Отступать?
– Ни за что!
    К тому ж достойный повод. Первомайскую демонстрацию
по обязаловке в колонне СМП оттопали. Теперь, избавившись
от ЦэКушных портретов, шариков, бумажных цветков, могли
позволить себе всё!
    Изначально – важна наличность. Со всею мелочью наскре-
балось девятнадцать рублей. Не густо, но и не очень стыдно.
    Меню аппетитное одолели за два моргания. Единодуш-
но: «всем по тресочке с картошечкой и по сто грамм». За
пределы арифметики заказ не вылез. Ещё бы. Капитаны
считали! Не про таких ли: «Вам точечку в Атлантике найти?
Извольте – вон, на самом-самом острие карандашика». Все,
не по образу капитанскому, отчаянно молоды. Без причинной
связи «почему?» не ухватишь.
    Короче, после Сталина сложилось так. Красная система
богатела дешёвым трудом. За всякие вины по-прежнему по-
ощряла большим Магаданом. Довесок – кайло, тачка, пила с
топором. По лёгкой статье – тапочки шей.
    С того столичная казна бывала располнёхонька. Партия
утопии пыжилась рулить в обещанный коммунизм. Как ей ка-
залось, хитрой нераскусимой газовкой. По отношению к сво-
им дурно крысятничала. Чужих, разных, наоборот, тщилась
осиропить заманухой.
    Помня недавнюю войну, в верхах готовились к новой го-
рячей. «Сотни судов понадобятся. Иначе как союзничков-сла-
баков спасая, подкреплять. Пока ж лесок, сырьё немудреное
повозят».
     На свободные мостики заступило поколение маль-
чишек сороковых. (Сугубо горькими потерями, голодных, из
последних силёнок домыканых годов). И ничего – повзрос-
левшие справлялись. Чаще остряки, щёголи улыбчивые. Пала-
дины штурманских звёзд. Могли сыграть без нот, отнюдь не
дворово. С этаким мягким настроем своих мандолин и
семиструнных гитар. Исключительно надёжные, ладные
парни. Даже тонуть с ними едва ли страшно доводилось. За
подкладками кителей – иконки, зашитые матерями.
    Удивительно: сколько романтиков, сорвиголов в жизнь
тогда выплеснулось! Само время выбирало, подталкивая: «Дерзайте!»
О ком речь – все архангельские. Пребывали в долгом закон-
ном отпуске. Положа руку на сердце, открылись бы завзятые
мореманы, что тем-то и задолбаны. Значит, без куража да в
приятельстве никак не обойтись.
    Верные подруги зеркально суженым под стать. За всё, что
девчонками в лихолетье испытали, судьба отблагодарила. Ху-
денькими росточками вытянулись, внезапно расцвели. От-
личались редким терпением, простотой, рукодельностью.
Неведомо откуда знали угубины сердечных присушек, трога-
тельности. Особливо нежны, стыдливы. Тех Маш, Тань, Нин
хотелось обнять, припасть к упругим щёчкам. Провести ру-
кой по высоким грудям за крепдешином. Благоговейно раз-
вязать шейный платочек…
    Неким правилом, за малым исключением, девчушек они
рожали. (То наблюдательному дарвинисту понятно. Ведь от
настоящих(!) мужчин). В неподведённых мазилками глазках
сияла искренняя душа. Словом, живые сокровища, полные
обаяния во всём.
    «Водки много не бывает», а всего-то по стошечке. Увы, без-
разгонный тост: «За тех, кто в море». Тренированно напосле-
док звонче вдарили хрусталём. Жаль покидать удобную сто-
янку. Кстати, балагур Валера Коковин проявился:
– Не желаете из нашенских баек под закуску?
– Валяй не хохотную. Косточки в рыбе.
    «Буфетчица молоденькая первый рейс сделала и потом с
подружками делится. Ой, говорит, девочки, я там только и
бегаю, всё подаю еду, подаю еду, ведь сколько раз им надо
подать! И где они все работают? Но едят прямо с утра до
ночи в этой кают-компании, всё едят. Я всё там подаю, да
посуду мою, да туда-сюда, прямо вся убегаюсь. А где они
работают, так я и не поняла. Этот, который толстый, с торца
сидит за столом. дак от него ещё ящиками бутылки пустые
выносишь. Он вечно какой-то непонятный, всё вроде как
под мухой ходит. Не знаю, девоньки, ой, не знаю, что там
такое?» *
    Ловчайше передал: с рожицей, подделанным голоском.
Дружное «ха-ха-ха». Одна, податливая на смех, поспешила
прыснуть в ладошки. Взмах широкого рукава и… прощаль-
ный «дзинь» с пола. Скорее подлётом, чем на туфельках, офи-
циантка белей передничка.
– Товарищи посетители, вы разбили дорогой бокал для
шампанского. Придётся оплатить в тройном размере. Двенад-
цать на три – тридцать шесть рублей!
    «Вроде на сухопутье. А как с рудой подставились штормо-
вой волне», – расценили морские волки. Разномыслящие их
половинки: «Андели! Перед получкой, когда голяк. Напасть!
Позорище!».
    Жалкие отпускные кэпов уже на втором месяце перекоче-
вали в чужие карманы. Поневоле жили на жёнины. Тех учил-
киных, конторских, медсестричкиных усреднёно под семьде-
сят семь рублей. Жаргонно рябчиками прозываемыми не зря.
Выпархивают прямо из рук. Жмись – не жмись, в чём бы себе
ни отказывай. Пусть и носят чернобурок на пальтишках. Но
те от проданных дрянных ковров-капёрт. По одной штуке не
каждый рейс дозволенных. В самый раскупаемый с конями,
вживиться бы сейчас чудом.
    Буржуйская «живопИсь», за неимением своей, просто от-
пад. Поэтика с уголовщиной на любые вкусы. Преодолев
чужедальнее «хоженье», таможню, – плюшевые в фаворе.
Избирательным совпадением над неуклюжими диванами с
валиками повсюду гордо утвердились. Опасно перчат сосед-
скую коммунальную зависть. «Ишь, у Сопочкиных опять вы-
пендрёж!» – не вслух: «Нам бы эдаки».
    О, минаретный Багдад под роскошными звёздами ночи!
Светло-серый в яблоках скакун уносит от погони наездника
с красавицей. Преданный друг мчится следом. Лихой полуоборот.
Пых(!) сизым дымком из ружья. Наверняка, удачно, раз догоняющих
не видно.
    Наваждение отодвигает ужас залёта лишь на минуточку. К
официантке плюсуется администратор с группой поддержки.
– Граждане, платить думаете? Или оформляем протокол с
отказом и признаками хулиганства. Звать милиционера?
    Фанфарно, хоть положение дурацкое, из-за стола поднял-
ся спаситель. Немного старше остальных по годам. На поря-
дочную к нему зависть – даже повоевать успел. В той остроте
момента самый что ни на есть подходящий. Прекрасная по-
ловина компании продолжала путать родную и багдадскую
образность. «Ничего что пеши, без халата и стрелялки. Зато
надёжно зовут: Юрий». По старинному толкованию: он же
Егор, он же Георгий. Весьма чтимое, иконное имя на останках
былой Руси.
– Потерпите полчасика. Я на Поморской подрейфую. Зна-
комых встречу с тучу. Не откажут, выручат.
    Словам ли капитановым не верить? Да и глянешь на таков-
ского, доверительно залюбуешься. На чёрном кителе, где по-
ложено, отдают тусклым золотом четыре нашивки. Орденская
планка уже сама по себе восхищает. Пуговицы с якорем ан-
глийские, состаренно стильные. Весь он безупречно собран-
ный, брутальный. Ему бы с артистом Кадочниковым в кино
по пересменке сниматься. Почётно попасть в набор открыток,
к страданиям мающихся воображалок. А он, чудак, от соб-
ственного счастья разлучными морями отгородился.
    Немедля крутнул молодцевато на каблуках. И под незри-
мым знаменем в бой. Все заулыбались, включая строгих об-
служанток. «Редкий мужик. Ох, хват!»
    Стало всем ресторанным сутягам неловко. Был бы неучтён-
ный какой бокалишко – тьфу с чихом. Тык в обратном: про-
ходил по штучной ведомости сервировки класса «интурист».
Серьёзная, искупаемая переплатой, потеря. Пока что деликат-
но отошли, наблюдая исподволь. На всякий случай до гарде-
робщика указание: ничего тем не выдавать. Швейцару – кроме
одного, не выпускать. Дородные дядьки и окаменей тогды при
фуражках с галунами. Непостижимо как, спрятали намёк во
взоре: «беру чаевые».
    Преисполненный духом товарищества, пересёк Павлинов-
ку с деревенской беспечностью. Благо светофор восприни-
мался тогда вещью фантастической, ненужной. На трамвай-
ной остановке, сказать по-морскому, отдал якорь.
    Тут тебе кто в кино и из кина, в гости и из оных. Кто от
непривычного безделья в наглаженных широких штанах про-
швырнуться. На идею работал и номерной магазин с приман-
кой нетравительного госспиртного. Плиточная серая палуба
4-го бакалейного дотянула до наших дней. (Лишняя, каюсь,
подробность). «Ага! Знакомые лица. Никак гонцами со ста-
ринушки «Профсоюза». На самовыгрузке деньгой разжились.
Поспешают вернуть государству».
    Доходчивая просьба – честный ответ:
– При всём уважении больше пятёрки не смогём. День рож-
дения Васьки-машиниста всей командой справляем. Гу-ди-
им(!) на последние».
    Даже это ободряло. Все бы так. Следующих жертвователей
не ждал, не гадал. Именно на него, курсом сближения, по-
жилая чета из родной деревяшки. Откиношничали, презрев
буфет с лакомствами до второго звонка. Пытанные вечными
нехватками, понимающе сердобольно расстались со сэконом-
ленным рублём. Потомился ещё. Где он, луч зелёный*?! Никак
и ниоткуда вроде уже не светило. Логичней покинуть центро-
вой пятачок.
    Сместился к югу под пивнушку с дурной славой, народное
прозвище коей «Два шара». Ни входящих, ни на выход желаю-
щих. Чему удивляться? Чересчур свойский контингент. Каж-
дый третий – наш. Понтует с портовой шпаной при дверях на
запоре до самого гона-закрытия.
    Ладно. Будет вариант отсева по драке. Точно. Вываливается
нетрезвая матросская рожа со свежайшим фингалом. Для са-
мооправдания неизвестно кому вопит:
– Трое на одного! Всех порешу!
– Николай? С «Волги»?
Битый на глазах остывает.
– Надо же! Альфредович?! Вы у нас старпомом были?
– Он самый. На подмогу приспел.
– Да что о них руки-то пачкать.
– Тогда ты помоги мне.
    Наличность пополнилась аж на три с полтиной. Тут-то
вспомнились строчки из забытых стихов:

Держи два румба с половиной,
Зачем ты к зюйду укатил?!

    С обострённым чутьём судоводителя весёлыми ногами на
набережную. Сам себе: «Право руля». Пеленг на интерклуб».
Теперь уже сам искушающий случай догнал искателя знакомых.
– Здравствуйте, Юрий Альфредович.
    Учтивость принадлежала только что оперившемуся третье-
му помощнику. Естественно, под ручку с белокурым востор-
женным созданьицем. С хорошенького юного личика чита-
лось: «Мой Андрюшечка Павлов таким же потрясным будет!»
Удостоенный розовых девичьих грёз, отрапортовал:
– В кинотеатр «Север» направляемся, к культурке приоб-
щиться.
    (Тёзка питейного, до некой бурной кампании звался «Эди-
соном»). Как по чести поступить, кэптэн знал заранее:
– Не смею задерживать. Удачи.
    Парочка отплыла на кудрявом облачке высоких чувств.
Сойдя с него, насилу протиснулась к амбразуре кассы. По
«удостоверению моряка» завладела билетами. Потом были
сладости, нескучный концертик. А в темноте кинозала – не-
ровное сердцебиение на двоих. Сколько весеннего счастьица
наберётся? Капелюшка со всего-то океана. Ему ли про это не
ведать…  Лирику тотчас перебил. «Каково-то сидится в «Инту-
ристе»? Уже восемьдесят девятая минута непутного дрейфа.
Выручай, Валера. Развязывай следующий мешок смеха. Други,
пока тем спасайтесь!»
    Ордер самому: «Довольно безвольного нищенства – пора
зарабатывать». Замечательнейшая установка! Старинный чо-
порный особняк цитадельными стенами, казалось, противил-
ся нови. И под чьим надзором он был, противились появле-
нию подозрительных.
    Кэп смело потянул бронзовую ручку в закрытый мир. С
кивком проверенному гэбисту, косящему под дежурного:
– Открыта биллиардная?
– А то! – воспоследовал маловразумительный ответ.
    Переступив её порог, запретил Юрий вибрировать душе.
Не до того. Нужен противник. Желательно самонадеянный,
жадный, заводной, хамоватый.
– В жёсткую «американку» на интерес, кто рискнёт?
– Это как? – откликнулся накачанный портером толстяк.
– Восемь шаров с разбоя подряд положить. Обломится
фарт – поражение. Ставка посильная: пара сотен.
– Заманчиво, капитан. Была не была. Начинайте.
    Прокатал кий по столу. «Сойдёт. Теперь мелком сдобрить.
Не выгорит – часы отдам».
    Арктикснабовский клещ приготовился к конфузу залётно-
го. Намеренно унижающе осклабился.
– Торчу от вертопрахов укаченных.
    Первый шар, второй в лузу нырнул. Третий! На дурняка
подобное вовсе не походило. Четвёртый, пятый утопились от
красивых дуплетов. «Ёк-макарёк, лопухнулся. Чумного фрае-
ра не распознал?!»
    В крайностях досады свой дубовый кий под ноги капитану.
Не помогло.
– Партия! Везёт мне сегодня.
    Мастер-класс обступили зеваки сиамэны разных кормовых
флагов.
– Вери найс. Адмирейшен!
    Юрий, разогретый поцелуем удачи, на реальном англише.
– Хотите блиц в три шара? Один наш крепкий «Беломор»
против двух пачек паршивого «Кэмэла».
– Омузинли. (Занятно).
    Глухой прицельный щёлк. Ещё две точные резки.
– Пати! – перешёл на русский, – пора и честь знать.
    Как вытащил фантик с викторией при запущенной прак-
тике? Убей, сам не понимал. Не иначе, Николай Чудотворец
сподобил. Рядом близкая церковка, превращенная в клуб по-
граничников. Горестная, обезображенная, сирая. Всё ж защит-
ница. Святой её патрон творит «неисчерпаемое чудес море».
    Верить – над горем реять. Встречай, Поморская!
Помимо радости скорого освобождения друзей что-то томи-
ло. Укоряюще подталкивало к причастности убогостям жития.
Страну явно заставили актёрствовать на показ. Скрытое
для посторонних – деланье из людей одинаковых винтиков.
Заржавеют – нет проблем. Ежегодная посадка октябрят-бол-
ванчиков на кой ляд?

    Своих латышских корней Юрий невольно стыдился. Был бы,
скажем, Лусев. Угораздило – Лусь. Зато русской своей мамой
бесконечно гордился. К конфузу, доверенному лишь «лично-
му делу», жена (по любви) и та предпочла остаться Шергиной.
    Припомнят ведь, что люди его народа помогли огромному злу.
Хлёсткие лозунги свободы, подпираемые их штыками, об-
ратились в обман. Уберегли по первости ленинскую эмигрант-
скую шушеру. Всласть отмокрушничали латыши и в органах
ЧК. Под каждым российским городом учредили расстрельные
«мхи».
    За каинову печать, повязанные кровью, озолотились цар-
скими червонцами. Редким идейным Петерсам, Вацетисам до-
стались головокружительные посты.
    Меж тем в бывшей Лифляндии назревал ступор без ми-
рового потрясения. Сущая национальная трагедия – некому
продаться! Через два десятилетия флюгер развернуло на рейх-
смарки. Кой-как дождавшиеся, поносно метнулись в латыш-
ский легион СС.* К месту диагноз ставить: ландскнехты (на-
ёмники) они по натуре. Скрывай, не скрывай.
    Наедине мог Юрий покаяться: «Вину мерзавцев заглажи-
ваю и ещё отца – мокрушника из органов». Трудно давшееся
сравнение подобрал. Честь грызёт собакою голодной кость
совести. Обе те дорогие сестрицы у него, слава Богу, имеются.
    Друзья по фронту, живые и мёртвые из пулемётного взво-
да – самые что ни на есть свидетели. С того света подтвердили
бы мужики, парни штрафной роты, в которой искупал приписанный
ему проступок кровью. Да так, что и офицерские погоны вернули.
Затем по мореходке, плаваниям и приключениям разве не подтвердят?
Пусть до конца в неискупимом ответе за латышей. Всё равно, сколь
хватит сердца, плечо к плечу я со своими - русскими!
    Волей, как телеграфом, прибавил хода до цивильного узи-
лища. На парадной лестнице, устланной ковровой дорожкой
позволил себе перевести дыхание. Особым строевым шагом,
с каким втягиваются роты в чужие города, вошёл под своды 
зала. Все, кто находился по ту и арестную сторону, невольно
замерли. Как-то не по-советски, дико даже там, Юрий бар-
ственно бросил:
– Дамам какао с лучшим пирожным. Нам пятизвёздочного
коньяка-с. К нему подать сыр и лимончик. Бокалы сменить!
    Уже за столом, удобно вытянув загнанные ноги, в том же духе:
– Закурим, господа капитаны? Не угодно ли «Кэмэл»?

     Та история, не для всех ушей, вросла в семейные предания.
Главный её герой, первый кэп т/х «Валдайлес», прожил после
этого считаные годы. За всё без изъятия чётко благородное
нарекли в честь его теплоход.
    «Капитан Лусь» стальным красавцем застал времена пере-
мен. По крайней мере, нищих моряков не стало. Другое спор-
ное, не горячась, отдадим на суд 22-му веку.
    Удручённо скажу: род Лусей прервался на единственном
сыне достопамятного капитана. За смертные грехи стервеца
деда, не иначе, Господь воздал. По этой статье у Него нет ни к
кому снисхождения. Вот и модника, симпатягу Серёгу, с кем
довелось работать в АСПТР, обрёк на «аз воздам». Своего тай-
ного горя сердешный не вынес.
     Хорошо бы никогда уже не довелось «подправлять»
русскую историю латышским и прочим стрелкам.
    Потому, как действительно натерпелись…


===* Пересказ байки взят из книги Оксаны Павловны Коковиной «Любовь
     и Вера капитана дальнего плавания В.П. Коковина». –  Архангельск: 
     Правда Севера, 2009.

===* Зелёный луч – редкое явление на море. По старинному поверью – к
          удаче.

===* СС – латышский легион состоял из двух номерных дивизий СС.