Коллекционерка штучных мэнов

     Рига выглядела всегда зачётно. Впечатляла своей каменной
онемеченной стариной, пощажённой всеми войнами. Доволь-
но чисто мелась по утрам. Грешила хитринкой походить на
гранд-тётушку Европу.
    А ещё там беда с горожанами, вообразившими, что они-то
уж точно в тренде моды. Правда, в действительности выходи-
ло с тем форсом запозданьице. Самое малое, позапрошлогод-
нее. Даже в тучные для прибалтов времена Союза обстояло
именно так. И сейчас увидишь тогда ещё подмеченное, при
всех их мерседесах от изначальных забугорников и евриках чу-
жого печатания.
    Что касается весьма интересной части – молодых рижано-
чек, – лав сторий хоть отбавляй. Вот и я в том жанре знал одну
занятную. Однако не это подвигло меня к рассказу. Тут дело в
ином.
    Вряд ли та любовная охота может повториться. Потому
увековечить её на бумаге отголоском времени – стоит. И то
сказать: вовлеченные в нее опасались с разных сторон. Умель-
цев из пишущей братии на пушечный выстрел бы не подпу-
стили. Ну да что за беда!
    Не прослышал бы о ней никто, обреталась бы сама по себе.
Ибо решительно всё без изъятия, оставляет след в этом мире.
Взять хотя бы, когда-то сказанные с чувством слова. Они что?
Бесследно пропали сердешные, вместе с дыханием живших до
нас? Быть того не может! Сам академик Вернадский утверж-
дать брался. Есть, мол, некая оболочка засушенных мыслей в
ноосфере.* Горячим головушкам, не лишённым воображения,
в пору ликовать: Во, где мировой оцифрованный архив! Нипо-
чём его ничто не сплющит!
    Там и про крах страны, пытавшейся жить чужой около-
научной сказкой. Вдосталь подробностей о заточенных под
безумную идею поприщах и о тех, кто на оных всласть оттоп-
тался. Не важно: за страх ли, корысть али редкостью по за-
дубелой совести. Словом, всем сестрам по серьгам, обо всех
братцах правду-матку.
    Примусь, что ль, за доверенный мне пересказ с деликат-
ными упущениями. Может, когда-нибудь кто-то и сверит его
в архиве Бога, воздав должное учёному мужу. «Ё, какая дичь
древности! – воскликнет. – Двадцатый век! Едва-едва с нату-
гою сейчас представишь!»

    … Всё началось с кошмарного появления на борту аппа-
ратчиков ЦК комсомола Латвии. Попробовал бы кто тогда от-
казать тем товарищам в приёме. (Посмотрел бы я на энтого
духарика!)
    Не имевшие опыта в подобном капитан с помполитом сра-
зу сознались: наша молодь сошла на берег изучать городские
достопримечательности. Адресоваться вам, дескать, пока не-
кому.  Махонький загибон вызвал у визитёров кислую гово-
рящую ухмылку. «Вон оно что! Поди, устремились морячки к
рестронгам, где в каждом рой женщин лёгкого поведения. Не
там ли распущенно пьют и по стиляжному танцуют?! Особым
прискорбным пунктом вспыхивают драки. И после всего со-
творённого на дринче – они комсомольцы?!»
    Как бы напакость припёршихся, принялись ублажать по наи-
тию, то есть в каюте капитана Александра Евграфовича. Для
начала рассадили вальяжным чинным порядком на угловом
диване. Ну, и каким манером бывает, давай гости поощритель-
но улыбаться возникшему кипешу при подаче вин и закусок.
Возраст некоторых явно переваливал за двадцативосьми-
летний комсомольский рубеж. Но это лишь прибавляло веса
сверхпрестижному всегдашнему балбесничанию. Позволяло
не пачкать руки, носить костюмы «своего» ателье. Иметь но-
венького «Москвича», а то и «Волгу». Госдачку под Юрмалой и
кучу неперечисленных тут по лени весомых благ.
    Представьте восемь молчунов-латышей при особе женско-
го пола. Её манкую внешность обостряла подводочка глаз, гу-
бок, тонировка щёчек, обтянутые битловкой наливные груди.
Прочее, на что невольно обращают внимание, также вязалось
с той ещё рижской штучкой! Чем вам не подробная картинка
в составившейся прикольной компании на диване?
    Вскоре дошло дело до тостов. Выпили, с подачи помполита,
за дружбу. (Пусть и небравшуюся никем в толк, всё ж предпи-
санную сверху к исполнению). Кэп предложил выпить за дам
и, конечно, за ту, что сияла в центре соблазнительным брюли-
ком. Латыши тоже не остались в долгу: поздравили капитана
с приходом в прекрасную Ригу. Потом осушили рюмки за но-
вый его корабль. Пятый посвятили своей Марте – главнейшей
из главных.
    Сие невозможно скрыть. Марта в республиканском авто-
ритете! Конечно, куда скромнее, чем пришившийся Алексан-
дре Коллонтай. Даром что из дворянок, а трясла юбкой налево
и направо. Так ещё задвигала в Кронштадте речи – будто с ко-
каина. Испарялась неделями по свободной любви без  отказа.
Предаваться которой (с её учения) так же легко, как выпить
стакан воды. Словом, долой поповскую мораль! Толпы жела-
ющих просветиться в одночасье собирала. Живописные сре-
зы той публики - «шишаки красноармейские и с ними дамочки
житейские».
    Потом уж, занявшись перегибами, опасный во всех отношениях
«стакан» власти, образно говоря, кокнули. Авторшу только сберегли.
Почти весь ЦИК, посмеиваясь, Александру тесно знал, вернее, она его,
затвердив пожизненную должность посла.
    На этом бы и закончить про бывшую институтку. Да один
интересный штришок.  В архиве «Второго бюро»*, достав-
шемся нам после войны, ай-яй, чего накопали! Товарищ посол
поддавалась волокитству француза! Хлыщ диппочтой свою
настоящую контору снабжал информацией, добытой прямо с
передка.
    Когда Сталину про то доложили, он, с виду досужно, три
трубки подряд выкурил! И как за ним подмечалось, начал
действовать по порядку. То есть тщательно  выбил пепел раз-
думий. Дурищу неуёмную повелел прогнать на пенсию. Строго
настрого кому следует наказал: о том молчок! Эка невидаль –
бабья слабость. Все равно шерше ля фам лягушатников не
спасло, раз тот архив дождался в Берлине Красной армии.
    Простите за неслучайное отвлечение. Под общее правило
подводил. Стало быть, у всех верхних дамочек страны Со-
ветов и самочкин клёкот, и самозабвенный порыв биться за
идею.
    А мы без промедления в каюту капитана вновь заглянем.
Там уж потаённая интрижка! Начала постреливать глазками
Марта по всем правилам женской конспирации.
    Объект чародейных происков был из видных запоминаю-
щихся мужчин. Брал не только статью, пригожей чёткостью
лица, волевым баритоном, но и мягким северным обхожде-
ньицем. Наладил приятность разговора, посмешил моряцки-
ми анекдотами. Короче, обаял всех гостящих сидельцев.
    Обсуждать при этаком концерте казённые темы обоюдно
не стали. Надо думать, по неокончательной ещё задубелости
визитёры напирать на идейное остереглись. Или камень за
пазухой держали, или мелко в своей синекуре плавали. Ёр-
завший на стуле помполит вообще не рискнул выставляться
плёво подкованным. Потому в простоте наступил на соб-
ственный язык основательней самих ЦэКашников.
    Ну, а кэп предпочитал с политикой партии расходиться
левыми бортами на сугубо безопасном расстоянии. Из судеб
пострадавших предков не лишний этот маневр вынес. Всё же
признавал, что система после Сталина по капелюшкам очело-
вечивается. Ничуть, понятно, не из прекраснодушия, просто
ей, убогой, деться не куда.
    Сыскалась и аттическая соль: оказывается, тесненько с
Мартой сидит законный супруг. Семейным подрядом, зна-
чит, окучивают доходное измышленное поле. Во как! Хорошо
применились. Впрочем, всякая любовь не осуждаема. Видать
же – парень жёнушкой очень гордится. С того важничает и,
не зная, как себя выразить, не считает опрокинутые рюмки. А
вот Марте становится откровенно скучно.
    Представительская водка «Столичная» потихоньку делает
застолье липко-балдёжным. Никому и в голову не приходит,
каким-либо образом намекнуть: «Не надоели ли мы хозяе-
вам?» Наконец у властной красотки лопается терпенье. Теа-
трально разгоняя ручкою сигаретный дым, она обращается к
капитану:
    – Александр Е-е-гафавич, пакажите мне судно, если, как
это па-русски, вам не втагаст.
    Кэп пока не осознаёт себя подстреленным альбатросом и
посему изволит шутить:
    – Только с разрешения почтеннейшей компании.
    Все, кроме помполита, живо показывают: таки да! Самый
разбитной латыш тоже макароническое выдал:
    – Марта скучна – завтра взбучка!
    На этом моменте компанию разбирает смех. Хозяин каю-
ты встаёт, застёгивает парадный китель. Довольная согласием
рижанка швартуется к его чёрному рукаву с четырьмя широ-
кими золотыми полосками. Уже за их спинами расхрабрив-
шийся помпа выдаёт патетический одобряемый дубль:
    – За вечную нерушимую дружбу!
    И как-то сразу громче, вольней чоканье, сизея дым, а вме-
сто трёх «ха-ха-ха»  сплошное «гы-гы-гы-гы». Славно понесло
вразнос нашу былую Лифляндскую губернию!
    Вначале кэп почтительно ведёт Марту на мостик. В поло-
женной там обзорной темноте рижанка восхищается огнями
порта, подсвеченным абрисом моста через Даугаву и всем, что
разом видит. Опытно пробует, хватая локоть капитана, пока-
зать чего-то вдали и при этом прижимается гораздо плотней,
чем полагалось бы. Касание с намёком для Евграфовича вроде
мелкого обносного пустячка. Всего лишь деликатнейше в ку-
лак кашлянул.
    – Это что, а вот в машинном отделении – сила!
    – Как интересна! Хачу туда!
    Спускаются до нижнего коридора. Металлический во-
ющий звук дизель-генератора (по-простому – 500 силь-
ной динамки) страшен береговой диве. Да трусить – не
по-комсомольски. Тем паче, кэп уже отжал вверх ручку за-
драйки стальной двери.
    – Прошу вас, Марта.
    В усилившемся грохоте оба поначалу теряются. И для кэпа-
то здесь непривычно. Вообще по его положению стрёмно бы-
вать. Тут же случай особый: каприз дамы.
    – Это наш главный двигатель. Вообразите, в нём пять ты-
сяч лошадей!
    Марта издаёт восхищённое, заглушаемое динамкой: «О-о!»
    – А ест тут кто-нибуд? – силится она общаться с экслю-
зивным разводчиком на ухо. Снова до очевидности пытается
прижаться упругими грудями. На то и это Евграфыч со стои-
ческим простофильством отвечает.
    – Да. Моторист внизу. Тут как бы третий этаж. Желаете
спуститься?
    От такого глупого вопроса Марта теряет самообладание.
Нежная ручка с маникюром стремительно проникает под
китель к брюкам. Хвать за ширинку с обратным рывком. 
Ай-яй-яй! По верхним плитам, рифленым под ромбик, запры-
гали пуговки. Изведавший моральное холощение переходит
криком на «ты»:
    – Спятила?!
    И она ему также:
    – Если не придеш к мне завтра, я заявлю милиция, что ти
меня иснасилавал под адов грохат в падвале карабля. Исраше-
нец! Чудовеше! Синяя барада!
    Не забыла поднять парочку уже не просто пуговок – важ-
ных улик. Вслед за тем в мгновение ока странно перезагрузи-
лась. На личике выкашивательницы эталонных мужиков про-
пала гневливость. Лукавая примирительная улыбка сияла на
нём. Можно подумать – шутку отмочила.
    – Васрашайте меня, Александр Егафавич. Как вы мне нра-
ветесь!
    Сбитый разом со всех мозговых румбов, кэп подчинил
себя Марте. Как они очутились в коридоре? Как поднимались
к верху надстройки по полутрапикам? – в прострации не за-
мечалось. Только с виду он был прежним увереным мэном. На
самом же деле душа давала беспрерывный SOS. Да кто подоб-
ные беззвучные морзянки слышит?
    Тёплая компания встретила их аплодисментами, всем сво-
им видом показывая, что не прочь продолжить банкетную
часть. Но у Марты было своё цельножелезное мнение и на это.
    – Та-а-к, мал-ши-ки, – жестко растягивает она, – завтра у
нас савешание, награждение передавиков, паезка на РАФ и…
взбучка. Прошаемся. Все дружна выходим.
    Какая-то минута  – и никого, кроме капитана, задержав-
шейся гостьи и совсем окосевшего помполита.
    Теперь стесняться некого. Марта берёт кэпа на абордаж,
влепляет ему в губы жгучий поцелуй, стращает с примерным
смыслом: зацени, де, мою визитку! Попробуй только завтра
мне не позвонить! Будешь послушным – утоплю тебя в своей
любви. Спокойной ночи, мой найденный милый.
И шурк-шурк изящной ведьмочкой вслед за остальными.
    Всю-то ноченьку Евграфыч с зажженным светом рассма-
тривал подволок спальни. Мысли, словно волны у берега, поо-
черёдно сменяли друг дружку. «Как же я вляпался пентюшком
маймаксанским?!» – укоряла одна из них. «Закозлишься, не
позвонишь – трубить тебе на зоне лет восемь» – предупреж-
дала следующая. «Отплыл из Архангельска в капитанском
достоинстве, возвернёшься в лагерной фуфайке» – рисовала
тусклое будущее новая. «Позору, позору-то сколько!» – вос-
клицала добивающая.
    Перед утром пришла приговорная: «Как пить дать, Марте
поверят, да ещё довесят за глумление в машинной яме над го-
сударственною фифою!» И так Евграфович себя заморочил,
что уже начал свыкаться с тем, чего не было вовсе. В коро-
теньком сне, почти воочию, видел себя у динамки, гнавшей
тяжёлый рок. Под этакое раскачивалась пошло нагнутая Мар-
та. Какой-то зверский самец, похожий на него, упивался раз-
вратом на долгие лагерные годы.
    – Александр Евграфович, пожалуйста завтракать, – ото-
гнал кошмары голосок буфетчицы.
    Разбуженный, моментально собрался с духом, решив всту-
пить в игру по-умному. «На то он и капитан, чтоб обходить
рифы, мели, подавно всяких коварных март. Пусть для этого
придётся шаркануться семейным днищем и не однажды, по-
жалуй. Случай больно тяжёл. Старостью ужо покаюсь».
Едва начавшийся день поднёс на блюдечке шанс избежать
женского капкана. Само собой, сказались три оздоровитель-
ные рюмки. Неожиданным подарком стал горящий стиви-
дорский план. Выгрузка теплохода уподобилась штурмов-
щине.
    Забрезжила реальная надежда: под вечер возможен отход.
Точно! К шестнадцати часам трюма спасительно опустели. По
срочняку заказали пограничников, комиссию, буксиры, лоц-
мана. Теперь самая пора выправить личное. Пока не сняли
береговой телефон, надо спеть Марте серенаду. Да-да, о том,
как злой фантомной силе им нечего противопоставить. Един-
ственное, что он может обещать, так это сохранить о ней тро-
гательную память сердца.
    Весьма довольный ловким оправданием драпа, кэп набрал
номер с визитки. Только он свою заготовку сбивчиво проде-
кламировал, начальнический голос Марты лишил его ощуще-
ния полёта. Сначала шла жесть:
    – Всё равна маи условия прежни.
(Тут позвольте автору больше не коверкать «великий и мо-
гучий», подчищено озвучивая Марту).
    – Мы будем бороться за наше короткое счастье. ЦК одобрил
шефство над твоим судном. Следующий ваш заход – Рига.
Дальше – сама нежность:
    – Ты рад, милый, как я расстаралась? Раскрой же твой вос-
торг.
    – Здорово(!), я на волнах счастья! – врёт кэп, перекосясь
выразительным лицом, будто заполучил инсульт. Затем, про-
летевший в игре по-умному, якобы кроет портового телефо-
ниста:
    – Дай договорить, чухня! Не тронь линию! Да чтоб ты…!
    Продолжая нагнетать страсти отхода, со всей нерастрачен-
ной судоводительской силищей напрочь лишает проводную
связь малюсеньких контактиков. Не может он и не бичевать
самого себя… молча.  «Поделом. Заполучи! Через чёртов клюз
навёрнули на турачку. Во-во. Мотать лагерный срок!»
    Отныне три раза на день начальник радиостанции вручал
кэпу радиограммы от Марты. Иногда вместе с ними затешется
сиротинкой бланк супружницы. При этом маркони, слегка те-
ряясь, стеснительно перегибал подаваемое. Будто не сам – без-
душный автомат принимал да печатал. А он ни сном, ни духом.
    Каково было Евграфовичу сглатывать любовный рижский
замес с бальзамчиком и переходить на спокойные строчки
второй своей половины? По-чёрному впивались в него угры-
зения совести, раскаляя самые трепетные места души забы-
тыми передержанными горчичниками. Наш северный чело-
век – целая философия!
    Постоянный прогон мыслей убедил его продолжить игру
по-умному, однакось, с дальнего скрытного зауголья.
Оттого зауважал кэп экономику, даже сделал кой-какие
расчётцы. Корпение над непривычными трудами не пропало
даром. Ещё бы! Выводы благоспасительно совпали с желае-
мым доказательством.
    На имя начальников коммерческого, планового, экономи-
ческого отделов ушла пространная РДО, толкующая, что суд-
ну убыточна работа на коротком плече. И чтоб при этом не
выглядеть позёром, соглашался встать на кубинскую линию,
на чёрт-те какую. Хоть в Антарктику полярников доставить.
Опосля айсберг в Аравию буксировать. На всё-всё был зара-
нее согласен.
    «Эк, открыл Америку!» – хмыкнули почти одновременно
трое «пентагоновских» столоначальников. Вольно бы им го-
рячечное рвение уважить, да другая клиника в почтовом кон-
верте приспела. Та с первых строк била в фанфары: над экипа-
жем такого-то теплохода взял шефство Центральный комитет
комсомола Латвии. Посему просят ради положительных ре-
зультатов дать судну несколько заходов в Ригу подряд. За вы-
стуканным на хорошей печатной машинке ясно разумелось: 
только попробуйте от нас отбрыкнуться! Вот тут-то ни у кого
сфиглярничать не получилось. Напротив, предводители само-
го высокого ранга сделали вид страшно обрадованных. Двумя,
де, руками «за» воплощение линии партии на то, сё и дружбу.
    Не мешкая, отбивают капитану поздравления с лучшими
пожеланиями, обещают поддержку. Спасательный круг, ко-
торого так жаждал Евграфович, обернулся идейными канда-
лами. Оставалось последнее средство: как можно убедитель-
ней в одних трусах вбежать на мостик и взахлёб разразиться
командами. «Поднять летучие паруса: лисели, бом-брамсели,
трюмсели! Курс на Бомбей! Ша(!), ребята».
    Обидно: этот беспролётный вариант к игре по-умному ни-
каким боком не подходил. Единственно здравое пред тем, как
шаркнуться семейным днищем, в жизненные шахматы сы-
грать. «Поставлю-ка против жёнушки староиндийскую защи-
ту бывалых мужиков».
    Вздохнул честнейше мхатовским артистом и набросал об-
маную текстовку: «Дорогая Верочка, стоянка меньше суток.
Приезжать нет смысла. Обнимаю вас всех. Всегда твой Саша».
    Долго ли сходить до Бельгии и обратно? И вот она – Рига!
Чувствует Александр Ефграфович, посасывая столь иду-
щую капитанам трубку, – пора делать роковой звонок.
    – А что, – спрашивает он у вахтенного штурмана, – берего-
вой телефон подключили?
    – Ещё пять минут назад.
    – Ты, того, ушли зачем-нибудь матроса возле трапа.
Разговор предстоит не для всяких ушей.
    Наиграв подъём настроения, Евграфыч уже на связи с ЦК.
    – Алло, – раздался голос Марты, заметно подпалённый соб-
ственной значимостью.
    – Привет, моя балтийская чаечка!
    Договорить заранее припасённую любезность не получи-
лось. Его перебили фразами, относящимися к другим:
    – Извините, важный звонок из Москвы. Все свободны, то-
варищи. Больше инициативы. Пора показать: Рига советский
город по всем направлениям!
    Только за тем голосочком влюблённой лисы.
    – Милый, чудный Александр Егафович, наша встреча се-
годня же! Запоминай: гостиница… Будь там ровно в восемь
вечера. Мои нежности, мой восторг потрясут тебя. Значит, я
твоя чаечка? О, как ты меня заводишь!
    Облачившись весьма модно в нестареющий буртоновский
костюм с отчаянно ярким галстуком и заносчивым  из-под 
плаща белым шёлковым кашне, аморальщик поневоле при-
был на рандеву. В руке он держал пакет, где меж бутылкой ещё
неподдельного армянского коньяка и коробкой представи-
тельских конфет лежала прозрачная антверпенская кофточка
угаданного размера. Там же обретались страшным дефицитом
колготки со стрелками и несколько приятных глазу безделиц.
Едва этаким заморским гусём нарисовался в холле, его
окликнули.
    – Пожалуйста, подымитесь на второй этаж. Ваш номер
двадцать третий.
    – Вы меня ни с кем не путаете? – попытался кэп дуть на
воду.
    – Нет, вас описали, – игриво отбилась регистраторша, при-
совокупив двухсмысленную ужимочку.
    За мармеладную предупредительность кроме «мерси» ото-
зваться нечем. Евграфыч тяжелыми шагами комендора не-
отвратимо двинулся к небывалому в его жизни адюльтеру.
Коротко стукнул костяшками пальцев дверь под нужной ци-
фирью и в ту же секунду с приклеенной улыбкой вошёл.
    Марта сразу взяла заманённого на свой излюбленный при-
ёмчик. И не выпуская из объятий, шептала с придыханиями:
    – Какой ты шикарный! Какой ты милый! Я твоя девочка-
чаечка. Хочу слушаться тебя.
    А Евграфыч не так уж и вредничал изнутри. Даже коснулся
Мартиных губочек и задержался в поцелуе, найдя его от дол-
гого воздержания литровым бокалом сладкой шампани.
    Разумеется, потом была примерка прозрачной кофточки
без лифчика, тех прельстительных колготок. Всё задаренное,
словно вторая кожа, подчёркивало, для каких виражей соз-
дана природой суперкомсомолка республики. Мартины чары
усилили и коньячные пары.
    Скорый грех можно было считать стартовавшим на широ-
ченной кровати. На кэпе уже отсутствовали брюки, пиджак.
Лишь съехавший набок галстук с новокупленной свежей ру-
башкой да сатиновые трусы до колен, пошитые дражайшей
супругой, держались ещё правил чести.
    Тут-то средь поднятого шторма взаимного влечения в но-
мер настойчиво постучали. Не дожидаясь, когда откроют,
успели предупредить:
    – Проверка паспортов! Поторопитесь! – и чего-то по-
латышски.
    Марта переменилась мгновенно.
    – Быстро одевайся! Ты товарищ из органов. Молчи и хмурь
брови.
    Евграфычу по долгу морской службы, а Марте, видно, по
залётам потребовалось чуть больше минутки до полной за-
стёгнутости.
    – Выходим и стоим в коридоре. Оба смотрим на часы.
    Дружинники с красными повязками и милицейским чином
не заставили себя ждать. Увидев знакомую по газетам и жур-
налам комсомольскую звезду, приметно оробели.
    – Непозволительно медленно, товарищи. Я с представите-
лем КГБ здесь битый час. Стучите разом во все двери!
    Добрый улов достался настропалённым поборникам нра-
вов. У семи пар из девяти не сходились штампы о браке.
    – Безобразие! – кипятилась Марта. – В нашей советской
Риге такое! Искореним на раз!
   И тот, кто выдавал себя за кэгэбиста, с натуральной зло-
стью взирал при сём очищающем действе.
   – Больше жёсткости в протоколах, – наставляла неистовая
воительница милицейского чина. – Мы эту старую буржуй-
скую похоть выметем из наших гостиниц.
   И уже шёпотком:
   – Предупреждаю, женщину за регистраторской стойкой не
трогать. Она – наш проверенный человек.
    Снова прибавив звучности, закруглила тему налёта:
    – Прощайте. У нас ещё кое-что покруче.
    Выскочили под фонари. Марту затрясло от запоздалого
испуга. Кэп же испытывал крайнюю досаду, претерпев об-
лом предвкушаемого мужского долгожданного удовольствия.
Слишком жарко распалила его рижанка, чтоб сразу остыть и
даже порадоваться за семейное днище без царапков.
    – Мне домой пора, милый. Сама виновата, что эту компа-
нию вовремя не свернула. Прости, – ещё больше коверкала
слова Марта, вздрагивая даже губками. – Послезавтра, шеф-
ства ради, вас выгрузят. К следующему заходу я прежде актив-
комсу обесточу. Поцелуй же свою балтийскую чаечку!

   … Таков был шаткий мосточек к третьей их встрече. Опять
летели косяком Мартины радиограммы. А ему пришлось сдер-
живать супружницу новой благовидной хитростью.
    Десять суток не успели отсчитать – вновь у той причаль-
ной стенки, которая хранила запечатленным, средь прочих,
название их теплохода. Нечего и говорить: команда горди-
лась обретением козырной форы, полагая трезво и навеселе,
что всё это (по судовой докторше) благодаря шармантности
капитана. Имеет, де, мужик неотразимый талант нравиться!
Разве любое начальство не те же люди? Верно, и им в честь
обласкать шефством. По циничной правде жизни – накрыть
блатом. Всегда бы так! Это вам не в дальнюю Арктику загре-
меть или на потной кубинской линии ишачить. Виват(!) на-
шему кэпу!
    Новое перенацеливание Мартой отдавало опасным сюр-
призом. Непредсказуемая чаечка направила до дома родите-
лей, в коем полагалось дождаться её появления.
Делать нечего. Евграфыч по-прежнему осознавал себя на
коротком поводке. Дёрг – и встал. Приотпустили – бежит.
Между этими командами однажды будет избавление. Чут-
кий внутренний голос подсказывал: «Этим вечером всё раз-
решится».
    На припортовой улице тормознул «шашечки» характер-
ным жестом, гипнотизирующим таксистов. Покатил на улицу
какого-то там «Плеша», словно на шалой тройке с бубенцами.
По крайней мере очень совпадающей с состоянием его наде-
ющейся души. Вышел, где полагалось. На всякий случай осмо-
трелся.
    Улочка собой ничем ни примечательна. С каких рыжиков
отсюда взлетела зрящая всякий день «светлое будущее» и
«зарю осчастливленного человечества»?
    Да не ему Марту осуждать. Самому в пору каяться. Умнее
будет без робости притопить кнопку дверного звонка.
    Встретили Александра Евграфыча более, чем распрекрасно.
«Эге, – смекнул в довольно странном качестве гость, – Марта
и их вышколила. Надо ж так уметь строить под ранжир папа-
шу с мамашей!»
    А те наперебой ну доказывать расположение к заявивше-
муся русскому, каковскому бы отнеслись дикими котом с кош-
кой, не будь Мартиного жёсткого инструктажа.
За стол, накрытый белой скатертью, его усаживают. Чего
заранее припасли, честью тотчас выставляют. С предупреди-
тельнейшей «галантерейностью», царившей в прежних дам-
ских магазинчиках, запотевшую рюмочку подносят.
    Мало-помалу начинает Мартин протеже им нравиться оба-
ятельной контактностью, северным европейским лицом, ма-
нерами культурного барина. Такие первостатейные особи во-
дились в Риге, вплоть до злосчастного 17-го года. А из каких
восхитительных вологодских молодцов состоял гарнизонный
Белозерский полк?! А взять Кузнецовский фарфор?!
Припомнить изобилие от купца Мухина.* И те сияющие авто
"руссо-балт"! Список о том, сём бесконечен.
    Смертным крестным путём армии Николая Юденича мно-
гие русские рижане сложили свои головушки. Остальные подались
в великий Российский исход. Отбыли в свой фатерлянд и головастые
немцы, остзейские бароны.
    Сановная Рига сразу стала забытым, презираемым захолустьем.
Доморощенные хозяйчики столичной жизни выглядели,
несмотря на все потуги, просто базарными мордами. Навроде
недавно картошкой и салакой с деревянных шняв торговавшие.
Но и от тех господ в 46-м Ригу окончательно очистили с экс-
курсом последних по сибирскому этапному тракту.
    Примерных координат держался и Мартин родитель, по-
живший при всех латышских переменах. Ещё пуще с того умо-
заключения гостя зауважал. Беспрестанные папашины знаки
внимания втянули и домашних в искреннее услужение.
     Настенные часы и те предупредительно отбивали полу и
часовые удары. По ним-то шустрая отроковица – сестрёнка
Марты – принялась стелить постель. С редкой образцовостью
взбивала она перьевые подушки, заманчиво вывернула угол-
ком крайчик одеяла. Попробуй-ка не заметь эти приуготовле-
ния почти брачного ложа в той же просторной комнате.
Внедолгих раздалась настойчивая трель звонка из прихожей.
    – Марта! Марточка пришла! – поясняюще восклицали
родные.
    Евграфовичу, естественно, передалось сходство со сватаю-
щим майором, лихо вставшим в позу. Без всякой заминки и
здесь главная королевишна с разладившимся дыханием кину-
лась к нему.
    – Наконец-то я снова вижу тебя! Милый, милый, обними
свою чаечку!
    Родители с младшенькой чуть не прослезились, видя, как
ликует Марточка. Удачно, кстати, вспомнили, что всем нуж-
но срочнейше куда-то идти. На хозяйство, по доброй воле, за-
ступала старшенькая. От таких весомых прав, рассмеявшись
звонче заседательного колокольчика, поднесла ладошку к
только что проявленному искусству модной парикхмакерши,
и отрапортовала:
    – Мистер кэптэн, расстаньтесь с опасениями. Мои бешен-
ные сюда не явятся. Все брошены на проверку злачных мест,
борьбу с фарцой, в помощь пригородным совхозикам. Самые
хилые транспарантики развешивают.
    Под язвительное нотки «о своей армии» стала нежностью
в оригинале.
    – Бедный мой Егафович, сейчас я тебя по-жа-ле-ю. Нельзя
же такому видному мужчине без молодой мамзельки.
    Она ткнулась в него с абордажным вызовом всем своим фрон-
том: губками, упругими грудями, обвила жаркими ручками.
    – Ты чувствуешь меня? Только меня? Сознайся?!
    Северный кэп и не думал поступать подобно толстовскому
князю Касатскому. Напротив, вскипев от нетерпения, поднял
Марту как пушинку. Артистично донёс и бросил её соблазни-
тельное тело на кровать, не утруждаясь скинуть одеяло.
Заведённая пружина страсти овладела обоими. Они обезу-
мели, стаскивая мешающие теперь одежды.
    Не будем ханжами. Уж досмотрим альковую сцену.
Смеясь, как шалящие дети, пара вовсе раскрепостилась.
Марта была так хороша в своём неглиже, так естественна, что
Евграфович страстно ее возжелал. Вот только на положенном
самой природою мужском верху ждал его конфуз. Пять ме-
сяцев без супружницы сыграли с ним презлую шутку. Он не
мог! Марта чутко нашла выход:
    – Мой кэптэн, давай отвлекёмся. Лежи и слушай тарахтел-
ки обычного чайкиного дня. Не пройдёт пяти минут, ты по-
чувствуешь себя половым пиратом.
    И вправду, «…тот сказал… я ответила…я их послала…была
недовольна…собрала старых хрычей – красных латышских
стрелков…весила на пиджаки юбилейную медальку…всмо-
трелась в старческие глаза, едва не ахнула – глазелки убийц.
Трое из тех Ленина видели… Потом туда, где радиоприёмники
собираются делать, мотанули. Пришлось речь толкнуть. Мне
хлопали…букет преподнесли. Опять у себя. Погрузились с
макушками в международную обстановку. Впечатление такое,
что ваш-наш Хрущёв сумасшедший. Это надо же!»
На сём миге Евграфыча постигло голосующее подтвержде-
ние желания.
    – Это надо же! – воскликнул он вслед за Мартой.
Всё-то у них сладилось. Каждый словил кайф, но не так,
чтобы очень. Для усиления приятности штилевания на пыш-
ном облаке кровати принялся Евграфыч целовать Мартины
груди с красивыми розовыми сосками.
    – Нет, нет, мистер кэптэн, – увёртывалась Марта. – Никако-
го примитивного сексизма. Опять лежи и слушай. На второй
раз ты сыграешь гениально. Я буду твоей настроенной скри-
почкой. А пока слив про цэкашную жизнь.
    «…дала им взбучку…подписывала грамоты…инструкти-
рую, кто посылался…они обломились до заикания. Да разве
пороки общества, хоть самого передового, с корнями выдер-
нешь?! Сколь ни вонзайся в них… Другой случай».
На этот раз подействовало разрядом тока, приставленным
к определёному месту слово «вонзайся».
    – Чудо! Я снова хочу тебя!
    Обещавшая стать чуткой скрипкой с правого бочка завали-
лась на спину, будто и впрямь состояла из одних туго натяну-
тых струн. Вдосконал восчувствовав его проснувшуюся силу,
окончательно повиновалась с ответным дрожанием.
    – Вонзайтесь, мистер кэптэн.
    Послышались стоны, ахи и схожее с рассейским «ой, мамочка!»
Переобозванный на немецкий лад, виртуозно сменил при-
ёмчик. Марта уже была сама не своя. Ощущения за пределами,
какие способна вынести женская плоть, настигли её. Она ста-
ла обмякать, липнуть кожею и вовсе поплыла в изнеможении.
Кувшины взаимных желаний, наконец, пролились.
    Бешеное ритмическое скерцо с неожиданными сменами
гармонических оборотов честно исполнено. В опустошённые
тела вошли лёгкость и усталость, в гортанях пересохло, точно
от килограмма горького шоколада.
    «Грех ли это?» – включил голову, как очнулся Евграфыч. И
не найдя ответа, вздохнул.
    – Почему загрустил? – опять с бочка допытывалась Марта.
    – Про грех подумал.
    – Что ты! По-нашему мы просто сколлекционировали друг
дружку на память. У вас, русских, конечно, с этим сложнее.
Если будешь душою мучиться, вали всё на меня. Мол, идиот-
ка, комиссарка. Что ей оговорить безвинного? На грех, как под
колёса поезда, стервочка, толкнула. Не будь угрозы поломать
жизнь, разве бы ты связался со мною? А я через это так счаст-
лива! Наши мужики по женской части совсем не мастера. Во-
обще, скучные, тупые жадюги. Тьфу на них!
    И тотчас отвернулась со стыда унизительного признания.
    – Чтоб не расплакаться при тебе, собирайся милый мой,
Александр Егафович. Ты совсем свободен от меня.
Мартину прорисовку случившегося с ними кэп принял
сердцем. Даже жалел её. Но это ничуть не означало, что он
противился побыстрее отчалить. Евграфовичу хватило такта,
уже при полном своём великолепии подойти к ней, нежно раз-
вернуть за плечи, приложиться к ручке.
    – Весёлых лет тебе, Марточка! Держись на всех ветрах под
знаменем. Это твоё.
    Она кивнула, словно соглашаясь. Из-под гордых ресничек
проступили алмазными искорками слёзки. Совсем не по-
захватному, новая какая-то Марта прикоснулась к кэпу. За-
мерла, чтоб произнести единственное тихое: 
    – Прощай.
    Очутившись на улице, Евграфыч решил идти, куда глаза
глядят. Лишь так можно сложные чувства подправить, затем
уж определиться с поворотом к порту. Прошёл вроде бы по-
рядочно, но оправдательный настрой заданный Мартой оста-
вался сам с усам. Вдруг кто-то окликнул. Оборотясь, признал в
улыбающемся ему типе мужа Марты. Сразу исчезла приятная
лёгкая опустошённость. Её место занял тягучий слизкий грех.
Оставалось принуждённо, противно самому осклабиться.
    – Вы как, товарищ капитан, здесь очутились?
    – Да гуляю. И, кажется, на пару градусов заблудился.
    Простоватый цэкашник принялся объяснять дорогу. Кэп
кивал, дескать, теперь-то ясно. Не выходя из пошлой дурац-
кой роли, поинтересовался:
    – Как поживает Марта?
    – Каждый день всем от неё взбучка.
    – Ну, это поделом. В том талант служить идеи.
    Парень принял самодельную сентенцию за русскую непо-
нятную шутку. Потоптался с неловкости и расставательно
махнул рукой.

     Трижды, считая с того дня, сменились поколения северных
капитанов. Каждый из них под старость прикопил то, о чём
«вспомнить можно – рассказать нельзя».
    Вот и наш Александр Евграфович от пресного пенсионного
житья заделался вспоминателем своих приключений. Похоже,
уже невозбранно увлёкся неистовой комиссаркой Мартой.
Донельзя мучил его вопрос: «Был ли вообще грех?» Опре-
делиться с ответом оказалось куда трудней, чем сдвинуть, к
примеру, соловецкий валун.
    Начнет склоняться признать по совести, как тут же образ
молодой Марты на обманувшем многих ветру истории ласково
заотрицает: «Нет, мистер кэптэн, помнишь, я говорила,
мы просто сколлекционировали друг дружку на память. Ведь
в ней у нас не всякая ерунда, а мгновения, лучше которых
ничего не бывает. В замечательной шкатулке не постареет
шикарный кэп и его рижская чайка».   
    «Прости меня, Марточка, что так вот казнюсь», – прорыва-
лось у растерявшего прежнее обаяние лица, однако ничуть не
силу  характера.
    «И ты, милый, прости. Не могла я с тобой по-иному, – мерещился
ему узнаваемый Мартин голос.  Как ты тогда обронил: "держись
на ветрах под знаменем, это твоё".
    Ах, Саша, я так и делала до последней своей минуточки, толь-
ко жалкой, смешной была потом. А ворон-то буржуйских на
мою головушку слетелось! Почти вся Рига закаркала. Хорошо,
что ты этого не видел».
    О чём ещё подолгу говорили – осталось их тайной.
    «Смерть фальшивое стерёт, а сердцеведец Господь рассу-
дит» – приходила откуда-то утешительница мысль.
 – «Да, – с капитанским достоинством кивал ей Евграфович, –
так-то согласен. Пусть. Пусть».

 * ноосфера (греч.) - сфера Разума

 * Второе бюро – название довоенной французской разведки.

 * купца Мухина  -  его дочь, известная в искусстве, Вера Мухина.