Правило

слово автора

             Представленная вниманию уважаемой публики история не может быть воспринята читающими как история реалистического или сюрреалистического толка. Скорее всего, она есть отражение реальности в зеркале нашего сознания, требующего всяческого рода объяснений и научных гипотез, завершающих наш интерес к любому явлению, включая эту историю. Получившему ярлык терминологической индексации и псевдообъяснение, или определение феномена человеческого сознания, или трактовку «кратковременное проявление неизведанной силы» - к такому явлению люди теряют интерес через пару-тройку дней упоминания в средствах массовой информации. Все совпадения и аллюзии, возникшие при чтении, не имеют к автору никакого отношения.  То есть они являются следствием космического излучения или радиоактивных осадков. О чем нам так часто сообщают британские образованцы. Что и требовалось доказать.

 

Преамбула

 

          Когда  грозовой фронт приблизился к городу N, небо  уже глубоко погрузилось в осенний вечер. Светило оставило без присмотра город и прилегающие к нему кварталы частного сектора. Капли нехотя, как авиабомбы в чёрно-белой кинохронике, посыпались вниз.

 

Колесо.

         Выход кабинки стал приближаться к освещаемой парковым фонарем площадке. Поржавевшее и поскрипывающее колесо обозрения «Фортуна» подтянуло кабинку и почти что вывесило её над  досками посадочного подиума.  Девушка мягко подтолкнула кавалера к выходу со словами : «Пойдем, где-нибудь перекусим». Молодой человек двадцати с небольшим лет, с густой русой шевелюрой,  внимательно посмотрел на свою спутницу. Отблеск молнии сверкнул в его зрачке. Через несколько мгновений прогремело в небесах, и только закапавший дождь слегка прибавил.

- Мы могли бы пойти в «Макдачку». Но, ты же понимаешь, санкции докатились и до нашего города. Теперь вопрос перекусить ставится гораздо проще – пойдем ли мы в «пельмешки».

-А пошли!- девушка весело засмеялась и сделала шаг навстречу мелкому дождю.

- Погоди, - парень быстрым движением повернул девушку за плечи и плавно замедляя первичную резкость привлек к  себе. Он практически держал её навесу. Их лица оказались ближе обыкновенного и привычного для их общения  расстояния. Дистанция несколько смутила её, но парень не дал этому смущению развиться в действие и мягко прикоснулся  к девичьим губам своими. Секунду ничего не происходило. Только  в небе  что-то жахнуло после очередной  вспышки.

- Оставь…- она оторвалась от его рук и ловко спрыгнула через узкий проем кабинки на доски площадки. Сапоги  черным трафаретом очерчивали её  ноги, капрон матово полировал то, что оставалось открытым для глаз.   Эта мимолетная картинка пронзила юношу. Ещё непознанная боль сжала что-то в груди. Он продолжал смотреть на неё, не пропуская ни одного  движения. Девушка поправила руками шапочку. Положила руки в маленькие карманчики осеннего плаща, ловко откинула сумочку за спину. Черные волосы вороным крылом рассыпались по спине. Повернулась на каблуке к медленно ползущей вверх кабинке и посмотрела на него, - Лучше мы пойдем,  хорошо?

В её голосе прозвучала тоска, просочившаяся к молодому человеку через редкие капли дождя.  Снова сверкнуло. Парень соскочил на доски помоста. Громыхнуло сильнее, и  ближе.

- Да. Пойдём,- он выхватил жестом фокусника откуда-то из-за спины зонт, распахнул его спасительный купол над её головой. Встал рядом. Она тихим и уверенным движением взяла его под руку.  Юноша замер от внезапной неловкости, кивнул  и покорно пошел в темноту лесопарка.

 

Дерево.

          Дождь совсем умолк ближе к одиннадцати. С листьев падали одинокие капли. Варвара Аникеевна Плющина вышла прогуляться по старому маршруту. Собачница с закрытыми глазами могла пройти по нему, зная в парке каждый закуток и куст, дерево или скамейку, подходящие для главной цели своей  прогулки. Через десяток минут пешего удовольствия она наткнулась на нечто, лежащее в темноте. Будучи человеком мелочным и не очень критичным к себе, Варвара Аникеевна слыла общественницей и никому не спускала никакого  безобразия или беспорядка. Поняв, что в темноте на ее пути что-то лежит не так как надо, собачница остановилась, крепко держа пальцами надетый на запястье поводок. Дорогой кожаный, можно было говорить  «эксклюзивный», поводок цеплялся к бестолково суетливой собачонке,  похожей на микро-оленёнка Бемби. Одетая в комбез по случаю непогоды, она внезапно заскулила у неё под ногами. Пока тетка рылась худыми руками по карманам в поисках фонарика и баллончика с перцовым газом, псинка уже прыгала, норовя заскочить ей на руки, и почти рыдала в голос.

- Да что с тобой случилось? – Варвара Аникеевна неловким движением нажала на кнопку -  луч белого света попал в лицо.  Поймав «зайца», хозяйка замерла на секунду. И перевернула фонарь вниз. Прямо в круглые, выпученные генами своих родителей, глаза собаки. Потерявшаяся в пространстве тетка не сразу сообразила, что делает.  Поджала тонкие губы и отвела в сторону  ослепляющий прибор. Собачонка замерла на месте, перестав пачкать хозяйский плащ. И тихонько так завыла.  Как зверюга, почти по-волчьи. Переложив баллончик с газом в нужную ей руку,  подбоченив другую с фонариком  и поводком, тетка покосилась на животное и уже менее решительно нагнулась перед собой. Присмотревшись в круговерть ярких пятен, проморгавшись и наконец сфокусировавшись  как надо, гражданка Плющина тихонечко охнула и осела кулем на землю, привалившись спиной к большому дереву. У которого минуты две назад дорогая её сердцу собачка собиралась «делать а-а».  Фонарик откатился в сторону. Конус света уткнулся в листья и через десяток минут плавно погас.

      А теперь, дорогой мне читатель, постарайся включить в себе скрытые доселе способности к анализу и интуитивному пониманию. Примерно, как у доктора Ватсона, стремящегося опередить занудливого Шерлока Холмса с его дедуктивным методом.

 

 

Фабула

Проём.

           По утрам, как всегда, ровно в шесть, позевывая и отрыгивая в кулак вечерний перегар, скрипя больной печенью и суставами,  дворник Митяй Палыч Нерусов приступал к уборке приданной ему территории. Дорожек было много, но одна из них была любимая. И сегодняшнее утро он начал  с нее, выметая  павшие за ночь мокрые листья.  Старый полопавшийся асфальт  лежал  вдоль ажурного, кованного «из пик» забора парка.  Что  ежедневно радовало Палыча –   высокая и неширокая дыра в заборе, находящаяся аккурат  в конце его дорожки. И он мог без особого зазрения совести загонять наметенные кучки мусора вместе с листьями в этот проем, вовнутрь парковой территории. Освещение редкими фонарями  завершало маскировку его действий. Доказывать ему, что он неправ, никто не хотел. А ему было глубоко наплевать на какие-либо иные доводы. Кроме грубой силы Палыч имел уважение к алкоголю. Но никому в голову не приходило проставиться дворнику, чтобы он прекратил заметать мусор в парк, где так хорошо и красиво. Все состоявшиеся и несостоявшиеся споры про этот мусор дворник прекращал обидным аргументом : «Неча по дырам лазить. Ходьте в парк через вход». Палыч как всегда дохрамывал с метлой до дыры, собирая  горку листьев с верхом. Закидывал её направо или налево ловким отработанным движением. Но не сегодня. Дворник с детства любил животных. И никак не мог засыпать мусором тварь, дрожащую на тонких ножках в комбезике с оторочкой  белого меха.  Смотрящую на него выпученными глазами, на дне коих со щенячьих дней накопилась боль и весь ужас нашей Вселенной.

- Тю, - сказал дворник, опуская на колени метелку и присаживаясь поудобней, - ты не Аникевны ли будешь  дворняга? - Витиеватость речи у товарища Нерусова всегда сопрягалась с фактом горящих труб его естества.  На такие слова породистая костлявая шавка ничего не ответила, а только тихо засипела, сдавленная натянутой шлейкой. Загребая лапами по земле, она норовила протиснуться дальше, за железку пролома в заборе.

- Да ты, чо? Никак задыхнулась? Бросай курить, мой те совет. Раз не прёт  -  то бросай.

Псинка вымученно завиляла худосочной жопой с пупочкой,  и попыталась лизнуть протянутую руку.  Не желая быть покусанным собакой или её хозяйкой, дворник убрал руку назад и призадумался. Но что-то делать надо: куча мусорных листьев вперемешку с бумажками и окурками требовала своего завершения.  Зайдя в пролом забора, дворник собрался что-либо высказать хозяйке. Он был готов перейти на мат или на вежливый тон - в зависимости от обстоятельств встречи с собачницей. 

- Ну, бляха муха… а где… Где?? - дворник покрутился на одном месте на тропинке, убегавшей прямиком в парк из двух куч листьев и мусора. Ни справа, ни слева, он даже обернулся назад – нигде не просматривалась грозная и худая  тетка Аникеевна. Ехидная мысль проникла под кепку дворника. Но будучи жентельменом, дворник сразу же перевел засалившиеся очи на тропинку, дабы не смутить хозяйку собаки, застав её в кустах за чем-либо предосудительным. И тогда уже, наведя резкость уставших за жизнь глаз на поверхность газона, освещённую  одиноким фонарным столбом с расколотым плафоном, дворник заметил в утреннем клочковатом тумане  какие-то пятна. Пятна то прерывались, то тянулись по тропинке  прямиком к ногам дворника. Палыч согнулся вопросительным знаком и  хрипловато ругнулся.  Поводок зацепился в его же левой мусорной куче, собственноручно накиданной за текущий календарный период, и поэтому собачка никак не могла выскочить наружу.

- Понятен пень, - дворник попотрошил кучу метлой. Но поводок где-то глубоко зацепился – пришлось-таки нагибаться, чтобы освободить псинку. И дворник совершенно случайно ухватил в листьях что-то липкое и прохладное.

- Тьфу ты-нуты, теперь еще и руки мыть, - у него в голове сложилась завершённая картина, как он ухватил чьи-то экскременты. Может и этой самой, в комбез одетой, скотинки.  Палыч невыносимо захотел  оттереть руку о траву.  Не нюхать же её в конце-то концов! Только он собрался было вытащить  из листьев свою руку,  и начать процедуру очистки, отвернувшись в сторону и не глядя на неё из чувства природной брезгливости, как к нему со стороны ближних кустов подошли двое молодых людей. Он резко выпрямился, пряча руку за спину от любопытных взглядов. Парень и девка. Где-то шлялись всю ночь, под глазами синеет, не спали. И что тут в парке осенью делать всю ночь? В дождь после грозы…  Когда каплет со всех сторон…  Дальнейшее течение торопливых мыслей в дворницкой голове прервала девушка.

- Это слёзы Космоса, дядя, - она как-то чуднО помахала перед ним рукой, как бы прихватив что-то в воздухе, и белозубо ему улыбнулась. Палыч обратил внимание: так улыбаются в кино. В американском, там чаще всего. Или как французский Фернандель, будь он не ладен – давно  его не показывали. Чаплин – тот не улыбался. Или улыбался? В голове продолжилась карусель образов.  Он не успевал за ними следить в своем утреннем состоянии. На автомате  глазами проводил молодых людей до проема в заборе. И парочка легким шагом свернула на выметенную только что дорожку, исчезнув за частоколом забора. У дворника на душе заскребли кошки, каким-то мелким ознобом пробежали мураши по телу, и захотелось передернуть плечом. Но не передернулось.

- Какие нахрен слёзы, дура, - промычал под нос Палыч по старинной  привычке ворчать на выходки молодежи. И в задумчивости перевел взгляд на левую руку. Она была в крови. Густым гранатовым соком капающей с пальцев на тропинку и его фартук.  Сухие поломанные листья прилипли к ладони, сделав её похожей на  троечный гербарий советского первокласника. 

 

«Комната»

             Когда она откинулась в его руках, он приник губами к её лицу, осыпая его нежными касаниями,  покрывая ими шею, уши, переходя на брови, глаза… Нежность, нежность, нежность… Парень зарылся в мятный аромат её волос, и его накрыло …

             Она позволила этому молодому телу целовать себя, осыпать касаниями чувственных губ свою тонкую шею, ямочку между ключицами, держать себя крепкими руками в тесных объятиях вырвавшейся наружу сексуальной юношеской волне. Парень был очень страстен.  Ей всё больше нравилась необузданная сила его желания. Его энергичность окутала их томными волнами, заклубилась оранжево-красными полосами, завертелась  вихрем, протыкающим пространство снизу вверх. Включившись в этот поток, вампирша рассмотрела своего поклонника более внимательно. Она смогла увидеть в нем всё, что хотела бы увидеть. И темноту свойств недозревшей души, и правильность в её понимании мотивации при выборе влияющих на судьбу решений. Словом, многое в раскрывшейся сути было гармонично и достойно её пристального внимания. Внимания, отказывающегося служить ей с каждым вдохом высокой груди, с каждым новым ударом её древнего сердца. Страсть молодого почитателя захватила, закружила и вырвала из оков сомнений, в которых древняя вампирша пребывала с момента знакомства с юношей. Махнув правой рукой, растопырив пальцы, она обратила пространство под деревом, где она назначала свидания со своими жертвами, в сомнамбулическую спальную комнату. Если быть точнее -  она перенесла их обоих в другое место, где предавалась утехам своего тела. Место это было таким же древним как его хозяйка и много чего видело на своем веку. Взмахом левой растопыренной руки она сбросила с них одежду – шмотки кубарем отлетели в разные углы помещения. Энергии, что изливались молодым человеком в порывах его страсти к ней,  усиливали эту «комнату», делали более реальной, чем сама Вселенная. На некоторое время, конечно. Краски похоти  окутали пространство этого  места и плескались волнами, укачивая ложе. Её ложе.  Она давно не испытывала такого прилива силы в свою сущность. Это был явно ещё  неиспорченный развратом молодой  человек. Но выбор он уже сделал, и ему оставалось лишь подтвердить своё право жить рядом с ней. Или умереть в конвульсиях здесь же, отдав ей себя без остатка, до последней капли крови. « Это будет решаться только твоей удачливостью, только твоей силой. Давай же,  откройся мне, стань моим любовником, молодой человек!» - вслух она лишь тихо засмеялась. Ирония имела смысл –  жажда съедала её изнутри последние полгода. Не выпей она свежей крови в ближайшие дни  -  подступившая к самым границам её сущности давняя глубокая депрессия затянет  в себя на несколько тяжелых лет. И простого выхода,  типа консервированных кровяных субпродуктов из медблока, где она работала, или тяжелых наркотиков, которые ещё надо достать - простого выхода из этого состояния не будет.   Они давно не спасали. А мелкие покусывания  «поклонников» на редких свиданиях под деревом, с последующим стиранием из их памяти, не давали ей всей полноты жизни. Нужен был полноценный глоток. На всю катушку - до глубокого поглощения жизненных сил жертвы. Иначе… Иначе упадок. Нужно будет провести множество ритуалов, дополнительных жертв и прочих тонкостей. Тратить  на это время - за прожитую тысячу с приличным гаком лет не один раз проведенные ритуалы  ей надоели. Просто устала. А тут новый поклонник её молодого тела, жаждущий овладеть  им искренне, без оглядки. Это подкупало куда больше, чем просто полностью иссушающий жертву укус и последующее за этим мумифицирование трупа, необходимого для поедания в минуты слабости или болезни. Старая вампирша не имела прав на большие тайные пространства как иные сильные мира сего, но свою интимную спальню она подпитывала всегда. А сейчас этот молодой просто затопил её «комнату» лет на пять. Что будет, если сделать его своим любовником? Или просто другом? Друг вампир много лучше, чем просто любовник, теряющий свою жизненную силу от встречи к встрече. Она-то знает, каково это – любить вампиршу. Скоро молодое тело иссякнет и сдуется как воздушный шарик. И зачахнет. А чтобы наполнять молодого новыми силами, надо его включить. Это не сложно, но ответственно. Уже случалось в её жизни. Расставание неизбежно. Вопрос времени. Это нормально. Но юноша должен сначала всё покрыть.  Все её потребности в страсти, поделиться с ней своей энергичностью. «Так что давай, молодой! Скачи во весь опор, жми и дави! Трепещи как листья на ветру,  плавно плыви, как речная вода, бейся, как морские волны о скалы!» Тело молодого человека, имя которого она старалась удержать в памяти, чтобы не назвать его каким-либо другим, случайно всплывшим из прошлого. Так вот, тело это было отзывчивым и послушно резким. Юноша словно всё позабыл - где он, кто он и как здесь оказался. Вращение и освещение «комнаты», куда он неожиданно попал, вполне устраивали его. Отрыв сознания от реальности ему тоже нравился. Он давно мечтал о таком приключении, о такой девушке, о свободном и ничем не сдерживаемом сексе. Секс и страсть к этой красивой черноволосой девушке утаскивали, вплетали его сознание  в сложную гармонию чувственности и оргазмов. Гормоны нашли выход из тела и наращивали своё присутствие в нём. Карусель непрерывного удовольствия, чувственной любви и ответной страсти включила гормональную машину его организма.  Молодость начала свое наступление. Свою игру. О, как  соскучилась её сущность по такой буре желания.  Она сама уже перестала ловить ускользающий и, наконец, окончательно  вырвавшийся  из её сознания  конец петли контроля над своим телом. Оно стало неумолимо превращаться в то, чем была время от времени старая вамп. Но парень не чувствовал этого или не хотел этого видеть. Он только периодически кончал в это тело, столь жадно его обвившее своими ногами, отзывающееся ему внутренними движениями, освобождая его сознание от сомнений своими постанываниями. Он только еще больше хмелел от излившегося из него семени и продолжал гонку, приносящую ему жгучую радость свободного полета над бездной, открывающейся под ним. «Да ты же мой!» - закричала она, проваливаясь во тьму угара, царапая его спину  выпершимися ногтями из скрюченных страстью пальцев. «А-а-а!!а-ах!!!» Сдвоенный стон разорвался вибрацией клубящихся энергий, стихая, почти физически зашипел потным паром остывающих от бешеной скачки тел. Разметал их по скомканным простыням.  Отдышавшись, парень стал гладить благодарными руками тело своей возлюбленной. Проступившая чешуя, почти видимая  сквозь истаявшую в долгой череде оргазмов кожу,  вначале вызвала в нем удивление. Он заглянул в глаза возлюбленной.  Она ответила ему взглядом вертикально прорезанных глаз. Улыбкой дьявольского рта она притянула, приковала его внимание к себе. Высокая грудь её часто дышала, приподнятые над черными подушками  плечи  звали примкнуться к ним руками. Он окинул взглядом изменившуюся избранницу. Тонкая линия обнаженного тела в гладкой чешуе на черных простынях светилась в сумеречно-желтом свете помещения. Она  призывно приоткрыла  рот. Молодой человек прильнул губами к этому кроваво-алому цветку, а её узкий раздваивающийся на кончике язык проник в открывшуюся перед ним глубину. Легкий укол в мягкие ткани верхнего нёба юноша не почувствовал.  Страха, что судорога сожмет челюсти, и он просто откусит ей язык, она избежала с легкостью – опыт отращивания потерянных тканей позволял ей совершить включение самым быстрым и надежным способом. Тем не менее, язык втянулся  помимо её воли сразу же после свершившегося. Юноша откинулся на спину и застонал от  ощущаемого физически, как расширение вовне, непознанного блаженства. Или всё же это была просочившаяся через всё тело жгучая боль? Яд быстро достиг его мозга.  Смешанный с её слюной он стал инъекцией включения, а не парализатором. Опьяненный дурманом нового для него состояния, но не теряя самообладания твердой рукой он обнял её за тонкую талию. Притянул другой рукой к себе за ягодицы, и вошел в неё мягко и нежно. Всё закружилось и завертелось новыми оранжево-красными потоками.  Добавился желтый, а затем и зеленый туман. Сидя в разноцветной пене фонтанирующей вокруг них энергии, она снова почувствовала себя королевой. Почти забытое ею ощущение.  Корона буграми роговой ткани пробила кожу головы – она не заметила этой боли! Реальность и Нереальность смешались в круговороте вращения, вот-вот готовые распасться на составные части. Королева опять теряла над собой контроль. Изогнувшись, откинув голову,  она застонала. Держа за спиной вытянутыми руками  ноги партнера, вамп продолжила скачку.  Как когда-то давно, очень давно - в годы своей вампирской молодости… Счастье снова посетило её.  Долгожданное, женское, такое ранимое и ненадежное ощущение…

 

В темноте.

                Когда  собачница привалилась к стволу дерева и без чувств на время затихла,  темная масса, та самая на которую она наткнулась,   зашевелилась и распалась на два  бликующих мелкой чешуёй тела.  Тела зашевелились, приходя в себя из оцепенения. Одна из фигур выпрямилась, оставаясь на коленях.  Слезла с некоего подобия высокого подиума на траву. На  чернеющей в ночи шее оловянно блеснул кругляш медальона. Если бы Варвара Аникеевна открыла глаза, чтобы подойти и внимательно его разглядеть, то  она увидела бы поясное изображение крылатого Зверя, криво ухмыляющегося в ореоле стрел и невнятных рунических вязей. Но Варвара Аникеевна не могла это увидеть или подойти ближе, пошевелить рукой или ногой. Она просто сидела, медленно приходя в себя от увиденного в свете фонарика. 

              Белые клыки неожиданно распахнулись в холодном свете дальнего фонаря.  Фигура с оскалом в улыбке подняла вверх сжатые кулаки и  издала зычный рык. Шавка, привязанная к руке хозяйки, и до сих пор молчавшая, внезапно для самой себя заскулила, истерично подвывая.  Тень с медальоном резко припала на руки к сырой земле.

- Мы с тобой вместе сейчас кое-что сделаем, - сказала вамп, поворачивая увенчанную буграми голову  к лежащему на ложе парню, - ты никогда не пожалеешь об этом. Теперь не пожалеешь. И мы продолжим нашу встречу, любимый, – она  выпрямилась и засмеялась серебряным смехом, как звенит колокольчик. - До утра еще далеко.  Я тебя научу.   

         Лежащий в темноте молодой человек повернулся на бок и, подперев голову рукой, стал наблюдать за движениями грациозной фигуры своей избранницы.

- Слезы Космоса  - не иссякнут - никогда!

        Правило прозвучало негромко, но достаточно торжественно для безлюдного ночного парка. Тонкий силуэт на длинных, широко расставленных  ногах нагнулся над несчастной Варварой Аникеевной, зажмурившейся от страха и ощущения полного онемения тела.

- Я отпущу тебя, собачка. Только тебя, - вамп прильнула к бледной шее собачницы, освобожденной чешуйчатой рукой от шелкового платка. Прошел десяток секунд, голова вампирши откинулась назад вверх, и она победно засмеялась. Нагая опять нагнулась и что-то страшно захрустело. Животное, тихо повизгивая, кинулось наутек, с шорохом увлекая откушенную часть своей хозяйки.

 

Эпилог

Петля.

        Когда собачонка вырвалась из плена  кучи листьев, на глазах Палыча  за ней потащилась на ремешке человеческая рука.  Первое, что подумал вмиг протрезвевший дворник – что он чудом жив. В голове был сумбур и осознанный им испуг. Отрывая  усилием воли  липнущие к его душе дурные  и черные мысли, резко постаревший  и почти немощный,  Дмитрий Павлович медленно  поднял лицо к свинцовому небу, открывшемуся в  проеме забора. Невыносимая тоска, всегда избегаемая через водку, опутала темным покрывалом его  душу,  легла на его тело физически тяжким грузом. В мути памяти мужчины тонкой жёлтой нитью проросла трещинка. Она прочертила тьму наискось, принеся этим краткое облегчение. Светлой вспышкой трещинка расползлась по черному  полю и, широко распахнувшись, открыла взору Дмитрия Павловича картину из  раннего  деревенского детства: солнце прошивает окошки потоками света, седой бородатый отец Михаил в золотых одеждах с крестом в руке проходит мимо него, маленького и восхищенного внутренней красотой деревянной церкви. Священник, наклонившись, пронзительно посмотрел в глаза Дмитрия Павловича, разгоняя тёплый и сладкий церковный дымок тлеющим кадилом. Видение из детства сложилось тетрадным листом и  свернулось обратно в трещинку, проваливаясь в черную воронку бездонной памяти. Голову сдавило тисками тупой боли.  Дворник  столетним стариком поднял свою правую руку, налившуюся чугунной гирей. Стиснув табачно-желтые зубы,  провел ею по линии, забытой  почти навсегда -  ото лба до пупа, и по обоим плечам справа налево. Вверху уже засерела пелена низких осенних облаков между пятиэтажками, куда он смотрел, откинув назад   голову,  ломающуюся от боли на куски.   Через тысячу лет, тысячу минут, тысячу веков протекших перед его глазами,  сквозь  железную тяжесть неба проявился бледный круг.  Черная пелена, почти поглотившая его существо,  ожившим спрутом скрутилась вокруг  утреннего светила, став  длиннющей трубой, изгибающейся в разные стороны  и с бешеным ускорением вращающей звезды. И тогда мужчина упал на колени, неожиданно больно ударившись подкошенными слабостью ногами.  А его  голос, осипший и тут же пропавший совсем,  страшно закричал на всю Вселенную.

 

P.S. 

         Прижавшись к крепкому плечу,  девушка улыбнулась своему кавалеру, заглядывая ему в лицо широко раскрытыми глазами.

- Пусть Космос плачет, - она залилась колокольчиком счастливого смеха. – И мы дальше будем двигаться к Совершенному Злу.

Легкий ветерок  обдувал их лица, нежно касаясь деревьев прохладными потоками,  отрывал  желтенькие и красные листья. Вокруг была тишина осеннего утра. Так долго длится миг непрозвучавшей звуковой волны, замершей в задумчивости о смысле своего существования.  Остановившейся вдруг после побега из-под невидимых крепких ладоней, решивших столкнуться в хлопке аплодисмента, но застрявших в сетях времени. Облачное небо  неожиданно  расступилось, и бледный блин светила полыхнул огненным шаром.  Луч пробежал по лицам молодых людей. Они непроизвольно подняли руки - закрыться от яркого света.  Каким-то непонятным образом, против их желания и воли,  они увидели в раздвинувшемся небе  по-рублевски прописанный образ  растерянного и плачущего  дворника, одетого в чистый старый длинный фартук. Идущего в компании двоих  неизвестных  в серебряных одеждах, с лицами полулюдей-полубогов, засвеченных сиянием белых крыльев. Группа шла по облакам, мимо иконописного изображения лежащих внизу то ли створок дверей, то ли сплющенных страшным ударом гробовых досок. С небесной плоскости источался тонкий аромат, непостижимо изливающийся в окружающее  пространство. Облака неожиданно сдвинулись навстречу друг другу, затягивая картину ухода дворника. Видение свело к простым изгибам небесных форм. Тусклый блин занял своё место над крышами кирпичных пятиэтажек. Аромат же остался в воздухе, среди домов и деревьев. Птицы, молчавшие всё утро,  зачирикали и защелкали забытые  песни теплого лета. Деревья зашумели остатками былой роскоши, окна домов блеснули открываемыми створками окон и форточками.  Уплотнившийся запах окутал молодых людей в плотный кокон, и они, задыхаясь и  кашляя, кинулись бежать по выметенной дворником дорожке. Неожиданно девушка споткнулась, парень подхватил её за плечи. Открывшееся его взгляду   молодое лицо подруги покрывалось паутиной  мелких трещин и морщилось  старческими складками. Парень отшатнулся и неожиданно для неё остановился. Она выскользнула из его рук и плашмя упала лицом вниз. Тёмная кровь пошла горлом на подсыхающий серыми пятнами асфальт.  Молодой человек попытался поднять её, но  процесс распада уже включился, цепная реакция превращала тело в трухлявую плоть, выпадавшую кусками из легкого женского плаща и сапог.  Тысячи толстых и мелких мух темным роем всплыли над одеждой. Их разметало утренним ветром, вынося в пасмурное небо, откуда они посыпались  сухими трупиками. Юноша непроизвольно нагнулся  рассмотреть что произошло с его подругой, но тут же отшатнулся. Кости скелета, рассыпанные по дорожке седые волосы заволоклись легкой  дымкой и за десяток секунд растаяли, превратившись в вонючее облачко, растекшееся туманом по придорожной траве. Парень собрался убежать от страшного места с разбросанной женской одеждой, но ноги  отказались его слушаться. Он почувствовал, что его крутит, скручивает как отжимаемое руками белье.  Желудок свело в твердый узел и толкнуло к горлу. Его вырвало красным на  светлую клетчатую юбку, оставшуюся от его подружки.  Он согнулся в судорогах рвоты, несколько раз желчь обожгла его горло. С трудом выпрямившись, огляделся. Привлекая и переключая внимание испуганного трясущегося молодого человека на себя, круглый медальон на кожаном шнурке матово  заблестел в лужице, куда вещица отскочила и закатилась при падении тела.  Аккуратно блеснул солнечным лучом в сетчатку его глаза. Раздался громкий хлопок невидимых ладоней, включивший обычный бег времени и туго ударивший укушенного кавалера по барабанным перепонкам. Сидевшая на дереве большая птица испуганно каркнула, очнувшись от короткого забытья, и резво замахала крыльями покидая улицу.  Оглушенный, размазывая по подбородку кровавые слюни и топая  непослушными ногами, бывший любовник побежал прочь по асфальту. Потеряв всякий интерес к медальону,  испытывая лишь животный страх и ужас отвращения к себе. Упало несколько капель, сорвавшихся с хмурого неба. Не имея силы сопротивляться собственной  энтропии, не получив физического доступа к человеческому теплу, вещица размякла, распалась на кусочки и растворилась в лужице, сделав её дорожной грязью. Ветерок подхватил золотистый лист, упавший на любимую дорожку  Дмитрия Павловича,  и, покручивая его на бегу, засмеялся и взмыл вверх.

         Новое утро плавно перетекало в новый осенний день.

P.P.S.   Слёзы Космоса -  это наша кровь, проливаемая в бессмысленности Жестокости людей, стремящихся к Совершенному Злу

Москва. 29.09.2015 - 29.04.2018