Случай на дороге

Часть 1.
Загородное поместье средней руки. Пятнадцатое апреля две тысячи двадцатого года. Шесть часов вечера. Юлиан Эрастович Пестель выговаривает обиду своей возлюбленной жене Пульхерии Львовне (фамилия та же).
                * * *
А теперь, драгоценный читатель, объясните автору, как такое возможно! Почему некто третий (сволочь – иначе не назовёшь!) омрачает дивное супружеское многолетие, вливая ушат свежих ароматических помоев в хрустальный ручей взаимной любви добрых и отзывчивых собеседников?
И ещё. Раз в неделю эта дрянь со звериным удовольствием вываливает терпкий перегной в весёлое щебетание бегущей по склону жизни ключевой супружеской влаги...
Юлиан Эрастович неоднократно пытался воспрепятствовать подобным актам «анонимного экологического вандализма», но все его действия сметал безжалостный сель взаимного супружеского умопомрачения.
Согласитесь, подобные нелепицы нелепы там, где умами правит любовь и взаимное уважение!
                * * *
Кто-то скажет: "Конечно, так не должно быть – но нелепица-то какова!" Из крохотного разногласия милые Юлиан и Пульхерия всякий раз выращивали (вот уж горе-садоводы) столь крикливую брань, что казалось, жизнь и смерть сошлись в смертельном поединке, и что-то изменить или вернуть назад уже невозможно.
Ругались до тошноты, способной, как стенной морок, уничтожить дивные фрески взаимного обаяния жизни. Гадкий поток мелочных притязаний не останавливали ни тяжкие обстоятельства бушующей пандемии, ни личные обязательства перед Богом – никогда не унижать друг друга.

И всякий раз случайная размолвка, под стать коронавирусу, развивалась стремительно и лавинообразно. Минут через десять-двенадцать после первого неосторожно сказанного слова, супруги, переполненные отчаянием, переходили на крик.
Так случилось и на этот раз:
- Дура! Ты полная дура, Пуля! Твои куриные мозги не способны решить эту простейшую пространственную задачу – нельзя сажать дерево здесь, его надо посадить вот тут! Тут лучше!
- Сам дурак! – визжала в ответ Пульхерия. – Ты не подумал, что солнце ходит вот так!
Она вскинула руки и распушила в небе тонкую белую полосу, подобно пролетающему самолёту.
- Солнце?! – Эраст даже поперхнулся от подкатившей откуда-то снизу волны негодования. – Да ты проспала своё солнце! Оно ходит не так, а вот так!..
Далее следовала драматическая развязка, ведь драма по пустякам – это, в сущности, забава зла, иначе говоря, сценический обман, доведённый до совершенства.
Юлиан Эрастович, как водится, хлопал наотмашь дверью и уходил куда глаза глядят, выкрикивая через плечо несвойственные потомственному интеллигенту матерные ругательства.
- Иди-иди!))) - визжала вслед Пульхерия, запирая на ключ крыльцо и, выбрасывая (зачем-то?) ключ в мусорное ведро, стоящее между входной дверью и вешалкой.
Вот и сегодня всё произошло согласно обкатанному на многочисленных дублях сценарию. Хотя нет, назвать очередным сценическим дублем состязание двух человеческих душ, повернувшихся спиной к жизни и лицом к смерти – согласитесь, непростительно!
                * * *
Юлиан был человеком состоятельным, поэтому фразу «ушёл, куда глаза глядят» надо понимать так: он распахнул ворота и, оседлав гнедого мерина (Mercedes-Benz W140), помчал по раскисшей после дождя просёлочной дороге, повторяя, как заведённый: «Всё, хватит! Ноги моей здесь не будет!..»
И ладно бы. К обеду следующего дня отверженный герой непременно вернулся бы к своей Пулечке с бутылкой шампанского. А Пулечка встретила бы своего Юлечку нежным поцелуем, не требуя (как требуют иные женщины) покаянных слов и долгих любовных заверений. И всё бы на этот раз, как прежде, закончилось миром и ладом, не случись в действиях Юлиана одного непредвиденного обстоятельства…
                * * *
О пандемии наш герой был наслышан достаточно. Именно эпидемия заставила его пару дней назад покинуть уютную московскую квартиру и переместить драгоценную Пульхерию Львовну на загородную дачу, как говорится, от греха подальше. Однако с отъездом Юлиана события стали разворачиваться, говоря словами столичного градоначальника, «непредсказуемым образом».
Озабоченное распространением коронавируса, руководство страны объявило тотальную самоизоляцию (САМОизоляция, да ещё в приказном порядке – какого!). И пока милая пара героев нашего рассказа углубляла ямки для будущих посадок, в Москве, а через два дня по всей Московской области был объявлен новый распорядок человеческой, вернее, нечеловеческой жизни.
                * * *
Однако вернёмся к событиям 15-го апреля. Юлиан благополучно промчался по деревенскому большаку и через полтора километра сносной грунтовки выехал на трассу.
Полное отсутствие машин удивило его. На календаре значился вторник и Домодедовская трасса, обыкновенно загруженная до степени абсолютной непроходимости, на этот раз выглядела пугающе пустой.
Ничего не понимая, то и дело растерянно вглядываясь в зеркала, Юлиан погнал машину в город. Километра через четыре, на первом же разъезде его остановило существо в белом комбинезоне, с респиратором на лице и патрульным жезлом в правой верхней конечности. Юлиан остановил машину, но как только «снежный» человек (это в апреле-то!), помахивая жезлом, стал приближаться, он непроизвольно нажал на газ и поднял мерина с места в галоп.
«Боже мой, что я делаю!» – ужаснулся Юлиан, выжимая на спидометре цифру «190». Он посмотрел в зеркало заднего вида – дорога была пуста. Это его несколько успокоило.
                * * *
Впереди показался въезд в столицу и нависший над ним многоярусный каскад путепровода. Дорога была заблокирована грузовиками, возле которых стояли многочисленные группы снежных человечков. Очевидно, его ждали.

Юлиан огляделся. Он походил на волка, затравленного красными флажками. Оставалась единственная возможность свернуть с Домодедовской трассы на боковой съезд, который мог бы вывести его то ли на МКАД, то ли в обратную сторону. Но чтобы воспользоваться съездом, следовало сбросить скорость и перенаправить машину практически под прямым углом.
В этот момент от баррикады грузовиков в спешном порядке отъехал полицейский УАЗик. Юлиан заметил, что УАЗ имеет целью перекрыть спасительный съезд, и если его мерс сбавит скорость, менты окажутся у путепровода раньше.
                * * *
…Скрипя зубами, Юлиан вжался в руль и, не снижая скорости, вошёл в поворот. Мерин, гонимый центробежной силой, накренился и встал на два колеса, будто задумал сбросить седока. Огромная сила вцепилась в Юлиана, пытаясь оттащить его от спасительной баранки.
Одновременно со страхом и отчаянием наш герой ощутил вброс адреналина и дикий разрушительный восторг. Грозная половецкая песнь ворвалась в его тело, и сердце, как вакхический бубен, повело певца по собственным кровотокам, как по плясовому кругу.
- А-а-ать-твою мать, б-блин! – орал Юлиан, с упорством самурая направляя единственное рулевое колесо в сторону съезда.
Интересное дело, несмотря на возбуждение, он перестал волноваться и потакать собственному страху. Казалось, дерзкий холодный покой усмехнулся и стеганул его по лицу белым погребальным саваном.
«Радуйтесь, вы уже мертвы!» - донёсся до Юлиана голос Максимуса из фильма «Гладиатор».
Мерин чиркнул холёным боком о бруствер путепровода, отскочил, как ужаленный, от бетонного ограждения и рухнул на четыре колеса, под стать сумоисту, встающему на дохё в боевую стойку. Устойчивость придала цилиндрам силу, и гнедой беглец помчался по извилистому путепроводу, оставляя далеко позади ментовский УАЗ и, как показалось Юлиану, всю его прежнюю жизнь.
                * * *
Спасительный съезд вёл на МКАД. Но попасть на окружную магистраль оказалось невозможно. В торце съезда, аккурат в контражуре заходящего солнца плотно стояла росгвардия, блокируя все возможные повороты и грунтовые обочины.
«Оперативно работают…»
Боковым зрением Юлиан зыркнул по сторонам. Впрочем, оглядываться и лихорадочно искать выход особого смысла не было – за него всё решила оперативная обстановка – двусторонний бетонный бруствер путепровода гнал мерина прямо на блок-пост.
- Шш-штоб вас!.. – прорычал он в ветровое стекло, юзом обрезал скорость и задрал на максимус заднюю передачу.
Он не понимал своих действий. Полностью потеряв над собой управление, он действовал механически, будто исполнял некую чужую волю. Его поникшее сознание куталось в агрессивное, чуть сладковатое безумие. Оно, как облако, обжимало Юлиана со всех сторон, наделяя тело бессознательной моторикой ловкача-юзера, способного быстро и нестандартно управлять устройством.
                * * *
Заметив манёвр Юлиана, гвардейцы поначалу растерялись, но уже через мгновение, по команде «Боевая тревога!», встрепенулись и пришли в движение. Две легковушки одна за другой, пришпорив цилиндры, помчались вверх по путепроводу вдогонку убегающему мерседесу.
Раздув выхлопные ноздри, мерин пятился задом и неистово фыркал. Справа по борту показалось ответвление дороги. Юлиан приметил его, когда мчался в сторону МКАДа. Перепостив заднюю передачу на «драйв», он съехал на спасительную околицу.
Секунд через пять-шесть Юлиан почувствовал, что удача вернулась к нему – легковушки с рёвом проскочили поворот и умчались по путепроводу, не заметив его внезапного манёвра.


Часть 2.

Юлиан ехал в неизвестном направлении и на душе у него пели ангелы! Вдруг лицо победителя исказила гримаса страдания, а из глаз брызнули горячие, как кипяток, слёзы.
- Что! Что я им сделал?.. – взвыл он белугой.
Боль сердца как результирующая многих болезненных причин, случившихся за день, сжала грудную клетку Юлиана, из гортани вырвался немой сдавленный хрип. Казалось, вот-вот пойдёт горлом кровь и тогда – пиши пропало.
Наш герой сделал глубокий вдох и усилием воли перевёл мысль о погибели на тему спасения. Действительно, он совершил невозможное - одолел системные кордоны, оказался ловчее и изворотливее натасканной бульдожьей стаи! Вольная мысль покатилась, как клубок Ариадны, обгоняя запыхавшегося мерина: «Я сделал это!»
Он вдруг понял, что за сорок минут, за те самые сорок минут, которые прошли с его первой встречи со «снежным человечком», он наконец почувствовал самого себя, да-да, того с;мого себя, который десятилетиями ускользал от его пристального внимания ми пугливо прятался в глубине широкой и обстоятельной натуры. «Да ты бандит, Юлька! – Расхохотался Юлиан, снисходительно оглядывая себя в зеркало заднего вида. – Ладно, ладно, не бандит – орёл! За сорок минут отдать всю оставшуюся жизнь, Пулечку отдать…»
Упоминание о жене тотчас усмирило коварную весёлость Юлиана.
– Пуля, милая, что я наделал!.. – горестно прошелестели его пересохшие губы.
Он хотел сказать ещё, но в это время из-за поворота дороги «выкатился» Т-образный перекрёсток, в центре которого, не обращая внимание на скопившиеся с двух сторон пробки, томился новенький бронированный Урал, и десятка два гвардейцев молча стояли цепью поперёк проезда. Молодой лейтенант (видимо, командир группы), заметив машину Юлиана, сделал предупредительный выстрел из ракетницы.
                * * *
Юлиан втопил педаль тормоза в потный хребет изрядно уставшего мерина. Положение казалось безвыходным, и это успокаивало. Когда нет выбора и нет надежды на случайность, человеческий мозг начинает работать размеренно и хладнокровно. Слабак, не таясь, проявляет все свои нижайшие качества и не считает это зазорным – иного выхода у него просто нет. Человек же, наделённый внутренней волей, поднимается с колен и бросает в лицо палачу слова: «Ты можешь меня убить, надругаться над памятью обо мне, но ты не в силах причинить мне зла».
С улыбкой, достойной «кисти великого художника», гражданин России Юлиан Эрастович Пестель коснулся педали газа и с минимальной «крейсерской» скоростью (пять километров в час) двинулся на гвардейцев…