Блок. Стихи о Прекрасной Даме. Вступление

                Вступление



Даниил Андреев:
     «Вся огромная исследовательская литература об Александре Блоке возникла в специфических условиях, всем нам слишком хорошо известных. Не удивительно, что проблемы внутренней эволюции Блока еще почти не поставлены. Существует, конечно, официальная версия, будто бы Блок явился выразителем мирочувствия упаднической эпохи с неотделимым от нее мистицизмом, присущим якобы только подобным эпохам; что он носил в себе, вместе с тем, и ростки новых, здоровых начал, которые обусловили его присоединение к революции 1917 года, но что силы его были уже надломлены и в этом, дескать, следует искать причину его творческого безмолвия в последние годы и его преждевременного конца. При этом стихи автобиографичнейшего из поэтов рассматриваются не как документы, зачастую совершенно буквально отображающие события и процессы его личной жизни, а как некие художественные величины, смысл которых – только в высоте их чисто поэтического качества да в заключенных в них отзывах на внешнюю действительность эпохи…»

Ал. Блок. Из примечаний к первой книге «Собрания стихотворений» 1911-ого года:
    «— Сознательно избегая переделки ранних стихов, я довольствовался редкими внешними поправками, чаще – сокращая или восстановляя первые чтения, стараясь хранить верность духу тех лет.
     — Точно указано время и место писания под стихотворениями, которые я хочу подчеркнуть.»

Ал. Блок. Из наброска предисловия к неосуществленному изданию сборника «Стихи о прекрасной даме» 1918-ого года:
     «…”Стихи о Прекрасной Даме” дали плохой урок некоторым молодым поэтам, потому что технически книга очень слаба…».

Ал. Блок. Из письма Андрею Белому от 6 июня 1911 года:
     «… все стихи вместе – «трилогия вочеловечения» (от мгновения слишком яркого света – через необходимый болотистый лес – к отчаянью, проклятиям, «возмездию» и… – к рождению человека «общественного», художника, мужественно глядящего в лицо миру, получившего право изучать формы, сдержанно испытывать годный и негодный матерьял, вглядываться в контуры «добра и зла» – ценою утраты части души). Отныне я не посмею возгордиться, как некогда, когда, неопытным юношей, задумал тревожить темные силы – и уронил их на себя.»

Ал. Блок. Из предисловия к «Собранию стихотворений» 1911-ого года:
     «…многие из них, взятые отдельно, не имеют цены; но каждое стихотворение необходимо для образования главы; из нескольких глав составляется книга; каждая книга есть часть трилогии; всю трилогию я могу назвать “романом в стихах”».

     «Вочеловечивание»…  Блок объясняет этот термин А. Белому как рождение «человека “общественного”»… Но вот как воспринимали его современники (Корней Чуковский):
     «…Но что ему до шумных народов! Бывший ангел, брошенный из зазвездного края на землю, разжалованный серафим, чужой среди чужих на чужбине, он брезгливо озирался вокруг, смутно вспоминая свою зазвездную родину, свои «родные», как он говорил, «берега», и воистину его тогдашние стихи были мемуарами бывшего ангела»
     Да и само «вочеловечивание» заимствуется Блоком из христианского "Символа Веры":
     «Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася»).
     «…от Духа Святого и Девы Марии… и вочеловечившегося…» 

     Романы можно писать по-разному. Можно, как Лев Толстой: 
     «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
     Все смешалось в доме Облонских…»
     Можно, как Пушкин:

                «Мой дядя самых честных правил,
                Когда не в шутку занемог…»

     Но Блоку скучно было описывать всех этих Облонских или Онегиных, писать все эти бесконечные «он пошел», «она сказала». Блок – кинематографичен: вот одна сцена, вот другая, вот третья, а как они меж собою связаны – догадывайтесь сами.
Да и разрисовывать картину, насыщать ее подробностями – Блоку часто недосуг тоже: он описывает не событие, а свои чувства, вызванные этим событием, он описывает, он делится своими настроениями, он заставляет читателя ощущать свои эмоции…
Он возгордился тем, что «неопытным юношей, задумал тревожить темные силы – и уронил их на себя». И рассказал, и показал, и дал почувствовать нам – каково это!

Ал. Блок. Из статьи «О современном состоянии русского символизма»:
      «Золотой меч, пронизывающий пурпур лиловых миров, разгорается ослепительно – и пронзает сердце теурга. Уже начинает сквозить лицо среди небесных роз; различается голос; возникает диалог, подобный тому, который описан в «Трех Свиданиях» Вл. Соловьева; он говорит: «Не трижды ль Ты далась живому взгляду? – Твое лицо явилось, но всю Тебя хочу я увидать». – Голос говорит: «Будь в Египте».»

     «Стихи о Прекрасной даме» – это и есть описания его «пути в Египет».
И, глядя из Советской России на своё прошлое, на свои стихи, Блок был уверен…  или Блок надеялся… что из всего его творчества уцелеют, будут востребованы именно «Стихи о Прекрасной Даме», потому что в них – правда.
     …потому что они не придуманы, потому что в них не «написание», а описание: «…к моим же словам прошу отнестись как к словам, играющим служебную роль, как к Бедекеру, которым по необходимости пользуется путешественник. Определеннее, чем буду говорить, сказать не сумею; но не будет в моих словах никакой самоуверенности, если скажу, что для тех, для кого туманен мой путеводитель, – и наши страны останутся в тумане. Кто захочет понять, – поймет; я же, раз констатировав пройденное и установив внутреннюю связь событий, сочту своим долгом замолчать».

     Блок дважды прозой описывал, что с ним творилось в 901-902 годах – в статье «О современном состоянии русского символизма» и в дневнике за 18-ый год. И в стихах, конечно, и в стихах. В сотнях стихотворений первого тома.
     Свой первый сборник и раздел в своём трехкнижии «вочеловечения» он с подачи Брюсова назовет: «Стихи о прекрасной даме», но в этом названии есть некое лукавство: да, эти стихи вдохновлены, вызваны, а иногда наверняка прямо продиктованы Прекрасной Дамой, но всё-таки в подавляющем большинстве своём – это стихи не о Даме, а о Её рыцаре.
     Но сам он… 

   
Из Примечаний в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блок. Вступительная статья:
    «…я бы хотел поместить такое: "О вечноженственном". В сущности, это и есть тема всех стихов».
    Символика предложенного Блоком заголовка восходит к Вл. Соловьеву: "Знайте же, Вечная Женственность ныне / В теле нетленном на землю идет" ("Das Ewig-Weibliche", 1898), а через Соловьева - ко II части "Фауста" Гете.»
      
     Впрочем, термин «рыцарь» тоже неточен. Рыцарь – это воин. А Блок… «Символист уже изначала – теург, то есть обладатель тайного знания…». Не тайного оружия – Экскалибура какого-нибудь – тайного знания. Знание, которое есть повод для действия. Ибо  «теургия есть действие человека совместно с Богом – богодейство, богочеловеческое творчество» (Бердяев).
     Повторю: «…обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие».   Дело поэта – слово. Дело демиурга тоже – Слово.  И поэт начинает богочеловеческое действо – творчество.






    
                Отдых напрасен. Дорога крута.
                Вечер прекрасен. Стучу в ворота.

                Дольнему стуку чужда и строга,
                Ты рассыпаешь кругом жемчуга.

                Терем высок, и заря замерла.
                Красная тайна у входа легла.

                Кто поджигал на заре терема,
                Что воздвигала Царевна Сама?

                Каждый конек на узорной резьбе
                Красное пламя бросает к тебе.

                Купол стремится в лазурную высь.
                Синие окна румянцем зажглись.

                Все колокольные звоны гудят.
                Залит весной беззакатный наряд.

                Ты ли меня на закатах ждала?
                Терем зажгла? Ворота отперла?
                28 декабря 1903







А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
«
Заглавие
               а                как в основном. тексте (1)
               б                Ante Lucem

(1) – не зачеркнуто
»
    
     Ante Lucem – “до света” – термин Данте. Для Блока “светом” была встреча с Тобой – и небесной, и земной. То есть это стихотворение о скорее о предчувствиях, чем о реалиях

Из дневника 18-ого года:
     «…началось хождение около островов и в поле за Старой Деревней, где произошло то, что я определял, как Видения (закаты)».

     В этом стихотворении Блок и дает картинку своего Видения: закат, который не астрономическое явление – снисхождение центрального светила за окоем земного диска с разнообразными дифракциями и интерференциями солнечных лучей, а чистая физика – метафизики Зова, Вызова, Призыва.
     Стихотворение переполнено ощущениями юности: ликования, восторга, света, ощущениями собственного всесилия. Ну, ещё бы, когда поэту не «в очах души», а наяву, прямо  из закатной оптики являют «купола» и «терема», когда к нему – прямо к нему! именно к нему! – «каждый конек на узорной резьбе   красное пламя бросает…», когда тем самым уравнивается он и Царевна Сама.  ( «Ты рассыпаешь кругом жемчуга», Ты – это она, «Красное пламя бросает к тебе», ты – это он).
     Правда, посреди всех этих экстазов и упоений поэт не уточнил, с какой стороны ворот в той, явленной ему, реальности  сам  он находится: он  по крутой тропе поднялся  к терему: «Я уже здесь, впустите!», или из-за запертых ворот глядит  на  дорогу, на горящие в зарёвом пламени терема и молотит  по доскам: «Хватит мне отлёживаться – выпустите!» 
     Самый интересный вариант, если здесь – трансгрессия, то есть сосуществование двух потоков. И работают  оба этих варианта – то есть, читать их надо, держать перед очами своей души  –  одновременно…

     И последние две строки…  Из дневника: «Началось то, что "влюбленность" стала меньше призвания более высокого, но объектом того и другого было одно и то же лицо»:

                Ты ли меня на закатах ждала?
                Терем зажгла? Ворота отперла?

     Одно и то же лицо…  Вот это изумление: «Терем зажгла? Ворота отперла… Ты?!»
(Спустя пару лет, Зинаида Гипиус:
     «На мой вопрос кому-то:
     – Вы знаете, что Блок женится?
     Ответ был очень спокойный:
     – Да, на Любочке Менделеевой. Как же, я знал ее еще девочкой, толстушка такая»)

 Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
Заглавие "Ante Lucem" приписано в Т3 красным карандашом сбоку, в отличие от основного заглавия, вписанного карандашом в центре над текстом.

– «... Ты рассыпаешь кругом жемчуга.» – Сложная символика жемчуга в мировом фольклоре обычно связана с представлением о женском начале и о воде (слезах). Ближайший источник образа – русская свадебная лирика и обряд; в песнях предсвадебной недели упоминаются невеста, рассыпающая жемчуг, и жених, подбирающий его.

– «Терем высок ...»  – Мотив пребывания героини в "терему", кроме фольклорно-песенных источников, восходит к стихотворению Я.П. Полонекого "Царь-девица" (1876):

«И жила та царь-девица
Недоступна никому,
И ключами золотыми
Запиралась в терему».

Стихотворение "Царь-девица" в статье Вл. Соловьева "Поэзия Я.П. Полонского" характеризуется как воплощающее образ Вечной женственности: «Все истинные поэты так или иначе знали и чувствовали эту "женственную Тень", но немногие так ясно говорят о ней; из наших яснее всех – Я.П. Полонский» (Собрание сочинений В.С. Соловьева. СПб., б.г. Т. 6. С. 620).
[
Об отношении Блока к Полонскому. Корней Чуковский (на тот момент модный успешный журналист) «Александр Блок»
(Источник:
«…я помню, было изумительное стихотворение Полонского, которое кончалось такими, вроде как бы неумелыми стихами:

К сердцу приласкается,
Промелькнет и скроется.

Такая «неудавшаяся» рифма для моего детского слуха еще более усиливала впечатление подлинности этих стихов. Блок был удивлен и обрадован. Оказалось, что и он помнит эти самые строки (ибо в детстве и он тоже был читателем «Нивы») и что нам обоим необходимо немедленно вспомнить остальные стихи, которые казались нам в ту пору такими прекрасными, каким может казаться лишь то, что было читано в детстве. Он как будто впервые увидел меня, как будто только что со мною познакомился и долго стоял со мною невдалеке от аптеки, о которой я сейчас вспоминал [он считал, что она та самая, которая «Ночь, улица, фонарь, аптека…»], а потом позвал меня к себе и уже на пороге многозначительно сказал обо мне своей матери, Александре Андреевне:
— Представь себе, любит Полонского!
И видно было, что любовь к Полонскому является для него как бы мерилом людей…»
]
Так же осмысляется это стихотворение в незавершенной статье Блока о русской поэзии (декабрь 1901 -январь 1902), дошедшей в составе его дневника 1902 г. Список стихотворения "Царь-девица" имелся в альбоме матери Блока (ИРЛИ. Ф. 654. Оп. 7. Ед. хр. 2. Л. 15а..:16). Цитаты из него часто встречаются в цикле СПД.

– «... Заря замерла ~ Синие окна румянцем зажглись.»  – Ср. отождествление Царь-девицы и зари у Полонского: "Раз она( ... )// Зарумянилась в окне"; ср. также характерное для славянской народно-поэтической традиции сближение Зари и Богородицы .

– «... терема, // Что воздвигала Царевна Сама?» – Функция "воздвижения" терема сближает Вечную Женственность с образом Премудрости-Софии ("Премудрость построила себе дом"- Притч. IX, 1), встречающимся в поэзии Вл. Соловьева ("У царицы моей есть высокий дворец ... ", 1875).

– «Ты ли ... // Терем зажгла? Ворота отперла? – Ср. в "Царь-девице" Полонского: «Красота в свой тайный терем// Мне откроет ворота».

Впервые: I1. С. 7, в отделе "Неподвижность".
Публикации: I2. С. 192, "28 декабря 1903", под загл. «Вступление к "Стихам о Прекрасной Даме"»; l3. С. 59, "1903" и I4. С. 46, "1903"– в качестве вступления к циклу СПД; I5. с. 51.
»

   
     Приведу упомянутое стихотворение Полонского полностью:

ЦАРЬ-ДЕВИЦА

                «В дни ребячества я помню
                Чудный отроческий бред:
                Полюбил я царь-девицу,
                Что на свете краше нет.

                На челе сияло солнце,
                Месяц прятался в косе,
                По косицам рдели звезды,—
                Бог сиял в её красе…
               
                И жила та царь-девица
                Недоступна никому,
                И ключами золотыми
                Замыкалась в терему.
               
                Только ночью выходила
                Шелестить в тени берез:
                То ключи свои роняла,
                То роняла капли слез…
               
                Только в праздники, когда я,
                Полусонный, брел домой,
                Из-за рощи яркий, влажный
                Глаз её следил за мной…
               
                И уж как случилось это,—
                Наяву или во сне?!
                Раз она весной, в час утра,
                Зарумянилась в окне: —
               
                Всколыхнулась занавеска,
                Вспыхнул роз махровых куст,
                И, закрыв глаза, я встретил
                Поцелуй душистых уст.
               
                Но едва-едва успел я
                Блеск лица её поймать,
                Ускользая, гостья ко лбу
                Мне прижгла свою печать.
               
                С той поры её печати
                Мне ничем уже не смыть,
                Вечно-юной царь-девице
                Я не в силах изменить…
               
                Жду, — вторичным поцелуем
                Заградив мои уста,—
                Красота в свой тайный терем
                Мне отворит ворота…
                1880»