Изоляция напомнила о Чехове

Религия Чехова - состояние влюблённости. Он обиделся на людей за то, что они так небрежны с этим прекрасным чувством. Они предают влюблённость, изменяют ей - ради разврата, денег или карьеры, то есть ради пустого.

Вместе с нею в сердце проживает мечта. Люди изменяют и мечте под воздействием тех же пошлых соблазнов. Наверно, мечту следует рассматривать как подкатегорию влюблённости, поскольку мечтают именно и только влюблённые. Любовь окрыляет нас, и тогда нам открывается небо в алмазах. На короткое время.

Враги влюблённости - неверие (в себя и в чувство), недоверие, трусость. Из-за них влюблённый теряет своё счастье и окунается в скуку.

Скука - это океан, омывающий остров жизни человека. Вода камень точит, и океан размывает остров - остаётся песок. А потом волна смерти смывает и песок. И ничего не остаётся. Все пьесы Чехова про тоску о влюблённости; это нытьё и раскаяние перед нею, как будто влюблённость это единственное просветлённое состояние человека. Робкая философия. Недаром он о ней прямо нигде не заявлял, ибо стеснялся показать нищету своей сентиментальной «религии». У него тонкий слух на слова; там, где слова не звучали красиво, он просто молчал.

Слова Антона Павловича выдают нам одну и ту же картину - банкротство героев перед любовью. Он любит Её, Она любит ещё Кого-то, которому не нужна. По Чехову, любовь безответна, у неё не бывает взаимности. Если бы она была древнегреческой богиней, она разочарованно отвернулась бы от людей, от нас.

У Чехова наша жизнь - это хронические похороны изначально чутких сердец, их омертвение. Чехов не открыл, не угадал ничего интересного во Вселенной и в сознании, ничего светлого, помимо влюблённости. Он не отважился верить выше. Он упёрся в романтическое сердечное чувство, как упёрся бы очнувшийся летаргик, зазря похороненный, в стену склепа.

Как скучно, как тесно влачить свои дни в таком унылом мире! Поневоле начнёшь острить налево-направо, иначе... пойти, что ли, повеситься или чаю попить?

Влюблённость его героев быстро завершалась обманутой надеждой, а сам человек неизменно оказывался духовным банкротом, поскольку Чехов предлагал ему только влюблённость как средство спасения от пошлой рутины. (Рутину создают невлюблённые прагматические сухари: купчики - вырубщики вишнёвых садов, конторские чинуши, строгие мещанские мамаши). Как же он, зоркий, не углядел ничего выше гормонально-мечтального морока?! Тонкий живописатель обречённых на скуку людей... если увидел, сколь важна мечта, отчего же сам так испугался настоящей мечты: не социально-чувственной, а небесной мечты?! Отчего не осмелился всмотреться во что-то выше тропы, что ведёт из родильного женского места на кладбище?!

Скучал, тосковал. Он страдал от беспросветной жизни и отшучивался. Но ни себе, ни персонажам своим не посоветовал ничего путного, ибо не включил фонарь веры. Увы, не включился у него (обмотанный медицинской марлей) волшебный фонарь, а выдумывать и привирать Чехов не мог. Сплошная драма получилась. Жизнь оказалась нудной болезнью. Он поначалу хотел провести время этой болезни в статусе доктора, но отвлёкся на описание больных. Впрочем, ничего страшного: он всё равно умер.