Срок возмездия

 С утра моя лестница отдавалась шагами детей, уже подросшими с незапамятных времен, а во второй половине дня раздавались грубые мужские и не так уж грубые женские шаги. Лестница на этой неделе вообще была как запруженная лошадь, с которой уже никто не спускал вожжи.

  На моей площадке жила доктор наук, профессор Шейда Юсубова, уже прославившаяся за рубежом своими исследованиями в области  восточной, в частности, азербайджанской миниатюры, книгами и монографиями, публиковавшимися не только на родине, но и за рубежом. 

  В возрасте 60 лет, еще крепкая, здоровая и не по летам свежая, она неожиданно  для всех заболела.  И в тот день, когда я решила зайти к  своей соседке Шейде-ханум, проживающей на одной площадке со мной, оказались её последними часами пребывания на этой бренной земле.

Все родственники, знакомые и близкие ей люди спешили отдать дань своего уважения и почтения, кроме многочисленных завистников на её работе в Академии наук.  Она, на зависть всем коллегам из отдела, целыми днями трудилась, создавая себе имя, да и заодно, по её словам, успела написать тринадцать кандидатских своим аспирантам, разумеется за хорошие деньги. 

 Ведь не шутка, своими книгами она успела прославить азербайджанскую живопись и рассказать об азербайджанских умельцах в области еще и коврового мастерства. 
Чтобы не беспокоить знаменитую соседку, я практически никогда не заглядывала к ним, да и времени всегда было в обрез.  Однако в свое время, когда до этого она серьезно простудилась и врачи никак не могли сбить высокую температуру, я придя домой, заранее  отложила целых пятьдесят манатов на ее поминки.

Она жила со свекровью, мужем и двумя сыновьями. Благодаря её усилиям и трудам семья ни в чем не нуждалась. Свекровь, носившая старинное азербайджанское имя Хуррият, приходилась ей родственницей, родной тетей по отцу, «биби». Она была из знатной семьи, в которой еще в  дореволюционные времена была своя обслуга, вплоть до поваров, но от которых им пришлось отказаться, когда народ вошел в  свои права, начав подряд все отбирать  у богатых. Хуррият ханум была еще девушкой, но в результате удачного сватовства, успела все-таки выйти замуж за какого-то поляка, который удачно занимался добычей нефтью.  Вот за одного из её сыновей, Фуада она вышла-так замуж, приехав из Ленинграда.

  Шейда вечно ходила в какой то неряшливой одежде, любила носить чужие обноски. Часто сквозь прорези одежды виднелась ее непривлекательная грудь, но ей было все равно. Как и ее муж, часто ходивший в трусах, наверно, в силу природной жадности. Я постоянно посмеивалась над этой ее странностью, но она не обращала на это никакого внимания. Однажды, заглянув к ней по делу, для которого мне нужен был чистый стол, я машинально взяла мокрую тряпку с краю стола и стала быстро протирать стол, когда вдруг зашла Шейда и увидев это, заорала:
- Что ты делаешь, ты зачем осквернила стол, это же трусы Фунтика, мне некогда было их повесить. Теперь мне придется отмывать стол.- с раздражением добавила она.
Шейда многократно обращалась ко мне с просьбами:
– Дай мне что-нибудь красивое одеть, меня вызвали на телевидение на передачу. Я давно уже поняла, что она  была очень жадная, как говорят азербайджанцы, «писняфис».   Вспомнилось, что как-то, сидя на скамейке под балконом своей трехкомнатной квартиры, отдыхала моя соседка Шейда, как обычно после напряженной работы над своими и чужими рукописями. Я села рядом с ней и со смехом стала ей рассказывать, что когда появились первые признаки её болезни, я ей отложила на похороны пятьдесят манат. На что она удивленно засмеявшись, спросила:

– А почему так мало, только пятьдесят? На что я промолчала, мне не хотелось ничего обьяснять.  Я подумала только, что такому человеку как она, жаль даже двадцати. К ней часто приходили аспиранты, за консультацией, с полными руками. Об этом случае я никогда почему-то не забывала, тем более, что была на неё обижена за её советы знакомым, типа:
– Не ходите к ней, она увлекается черной магией. И это вместо спасибо, за то, что я предупредила её мужа, что его ожидает операция и ему срочно надо обратиться к врачу. А может за то, что не раз настойчиво советовала, что ей не следует носить шубу покойной свекрови, умершей от инфаркта. Черная неблагодарность была присуща скорее ей, чем мне.

   Её рассказ, о том, что с ней случилось в годы студенчества, слишком сильно запечатлелся в моей памяти. Возможно, он никогда не был бы написан, если бы то, что случилось в тот день, загруженный шагами по лестнице, не заставил бы меня вспомнить об этом. Рассказ, в назидание всем тем, кто в своей жизни хотел бы совершить необдуманный поступок для собственной выгоды. Хотя прошло много времени с её рассказа, вся её жизнь была у меня словно на ладони.  Он мне снова пришел на память. Случай о том, что с ней случилось в бытность её учебы в Ленинграде на  факультете живописи.

  Она была маленькой, полненькой, смуглой, без какой бы то ни было привлекательности, на фоне статных русских девушек и думала, что став первой на курсе, тем самым привлечет внимание сокурсников. Уже тогда она лелеяла в душе мечту стать большим ученым. Вернувшись из Ленинграда в родной город, она еще не знала, где и кем будет работать. И только благодаря своей свекрови, обладающей знатной родней, она оказалась в Академии наук. Оказавшись в Институте искусства, она уже с первого дня поняла, что и здесь ей придется завоевывать место под солнцем. На все соглашающаяся, и все выполняющая, сумела-таки получить и утвердить тему для своей кандидатской работы. Прекрасно владея французским языком, на деньги свекрови она не раз ездила во Францию за сбором материала. Днями просиживала в библиотеках, писала, снимала, фотографировала, снимала ксерокопии, собирала ценный материал по миниатюре, не жалея при этом денег, думая о будущей славе.

   Но семейная жизнь отнимала у нее много времени. Свекровь, с детства барыня по натуре, часто разъезжала по гостям, не утруждая себя домашней работой. Шейда так и не стала хорошей хозяйкой, продолжая быть неряхой и отвратительной кухаркой. Её интересовала только собственная слава ученого. Несмотря на все усилия, к написанию докторской она приступила только через 10 лет. Жадная до денег,  бралась за любую конъюнктурную работу, заодно оттачивая свое мастерство. Нельзя сказать, что она была счастлива, когда в один прекрасный день свекрови стало плохо.

Мужа дома не было, и она сделала вид, что не слышит, как та стала вдруг задыхаться и не поторопилась вызвать скорую помощь, борясь между ангелом и бесом в своей душе. Зная прекрасно, что многим обязана своей свекрови, она возненавидела ее с того дня, как открылась её тайна. Именно с того дня ей приходилось ей прислуживать. Та была требовательна и к себе, и другим. До конца своих дней свекровь оставалась ухоженной женщиной. К тому, что натворила Шейда в Ленинграде, прибавился еще и грех за смерть свекрови.

  Дни текли, как обычно, и вот совершенно неожиданно, вскоре после смерти свекрови, Шейда слегла в постель Я тоже решила зайти  к соседке, чтобы с ней попрощаться, зная, что ее дни сосчитаны. Войдя в её спальню, тесно набитую уже только родственниками, увидела симпатичную статную русскую девушку с длинными светлыми распущенными волосами, с тонким и гибким станом в тот момент, когда она стала наклоняться над умирающей.

   Увидев её, Шейда, прикладывая свои последние усилия, неожиданно попыталась приподняться, словно ей хотелось рассмотреть, кто к ней пришел, и вдруг она громко закричала:
 –Возмездие, пришло мое возмездие. В доказательство сказанному, она пыталась еще почти символически поднять руку, словно угрожая кому-то в воздухе.  Но её обессиленная рука упала на постель:
–Это она, это она пришла за мной. Я ждала тебя. Зачем ты сегодня при шла ко мне? Отомстить  мне за все, что я сделала?
–Алёна, как ты….. узнала, что я тут живу? Её речь стала бессвязной.  Родственники стали переглядываться, ничего не понимая. Шейда опять закричала:
– Возмездие мое пришло. Я знаю, это ты ко мне пришла, пришла забрать меня, чтобы отомстить.

Слова её снова стали путаться, речь сбивалась. Она еще пыталась что-то добавить, но ей уже не хватало дыханья и сил и она  резко оборвала свою непонятную никому речь,  замолчала,  продолжая тяжело дышать. Муж побежал на кухню за стаканом воды.

  Все вновь переглянулись, а девушка от неожиданности явно испугалась и сразу же отошла в сторону. Почти навзрыд, обращаясь ко всем присутствующим,  она стала объяснять:
–Я её соседка по даче. И я никогда её не обижала. Это точно не про меня. О ком идет речь, было непонятно для всех. Её объяснения остановились на полуслове:
–  Я не такая..И меня зовут Ириной. Она попыталась еще раз подойти к соседке, но та, оживившись, снова стала кричать:
– Уходи, убирайся, ты рано пришла. Я еще не сделала все задуманное для науки. Продолжая свой крик, она пыталась объяснить этой ни в чем неповинной девушке, которую она явно приняла за другого человека, что она не виновата перед ней.
Ирина снова попыталась объяснить уже почти умирающей женщине:
–Это я, Шейда ханум, это я, ваша соседка по даче.

В комнате застыла гнетущая тишина, которая обычно возникает от недопонимания происходящего вокруг. Из всех присутствующих, только мне был ясен смысл услышанного. Только я одна поняла, что здесь происходит.
   Родственники бросились к Шейде,  утверждая наперебой, что это её соседка с дачи, и пришла со своей матерью её навестить, узнав о её болезни. Но Шейда никого не слышала, продолжая говорить никому непонятное признание:
– Что вы мне говорите, это она, это она, это Алена, я её узнала.  Она пришла отомстить мне за все, что я ей сделала. Все родственники опять переглянулись. Но снова никто ничего  так и не понял. Посчитали это бредом умирающей женщины, но недопонимание  того, что происходило с Шейдой,  её слова о мщении и  мольба о прощении  отпечаталась в их сознании.

  Так и не попрощавшись лично с соседкой, я вышла из комнаты. Боковым зрением я увидела, что следом за мной друг за другом встали все родственники. Стали прощаться и уходить, так и не поняв, что это такое  было. Ушла и я, ничего не сказав её супругу, тихому скромному лаборанту, работающему в АЗИ в отделе каких-то технологий. В доме осталась одна старушка. Она стала что-то шептать обеспокоенному горем мужу уже покойной жены. Я тихо закрыла за собой дверь, мысленно прощаясь с соседкой и её зловещей тайной, о которой до сих пор никто, кроме меня ничего не знал.

   Прикорнув от усталости и впечатлений в своем кресле на широком балконе и закрыв глаза, я стала вспоминать слова соседки о прощении, и попыталась вновь восстановить  в памяти события  той ночи, когда Шейда, в возбужденном состоянии, пришла ко мне пооткровенничать. Она попросила меня посмотреть, что её ожидает дальше в её семейной жизни и когда я только успела открыть рот и сказать, что однажды что-то очень неприятное с ней случилось в годы учебы, она неожиданно меня перебила и сказала:

– Да, ты права, когда я возвращалась поздно вечером с учебы, кто-то набросился на меня в парадной подъезда с высокими потолками, и, закрыв мне широкой ладонью рот, стал меня насиловать.

– И сколько я не звала на помощь, меня никто так и не услышал.
 Честно говоря, я не стала её переубеждать, зная что это неправда. Приехав с Ленинграда после завершения учебы, она стала покуривать, потихоньку попивать, скрывая это от всех своих домочадцев.

  Я не поверила в историю её изнасилования; зная ленинградскую богемную среду художников, живо смекнула, что это произошло в очередной компании с выпивухой и куревом, на которые собирались обычно все сокурсники по субботним дням.
  –Нет, Шейда, не об этом речь, сказала я, выслушав её рассказ.  Я не об этом случае, и не об этом я спрашиваю.  Я знаю, что ты сделала что-то плохое и это, как заноза сидит в твоем сердце и часто тебя беспокоит:

– Скажи мне, не бойся, признайся, расскажи, что ты сделала там в Ленинграде, иначе это тебя будет мучить до конца твоих дней и не даст тебе покоя.
Убежденная в её виновности, я стала настаивать, чтобы она мне призналась в том, что она успела натворить в Ленинграде. От испуга того, что я точно угадала то, что давно её мучило, она наконец то решила признаться мне, как на духу.
 Выдавливая из себя слова, Шейда стала рассказывать, что с ума сходила от того, что на факультете одна из сокурсниц, какая-то Алёна, училась лучше нее и была отличницей, а Шейде никак не удавалось стать одной из лучших на курсе:

   – Однажды я пожаловалась пожилой хозяйке, у которой снимала комнату и та решила мне помочь. Попросила принести ей зеркальце и сказала, что надо делать.  Я сильно обрадовалась и, не задумываясь о последствиях, тут же выполнила какой-то магический ритуал со всеми указаниями «сердобольной» хозяйки квартиры. Того, что случилось позже, никто не ожидал, естественно и я в том числе. И лучше мне об этом не вспоминать. Прямо во время очередной сессии,зимой,Алёна поскользнувшись на ровном месте, упала; стала инвалидом и бросила учебу.
Как сложилась в дальнейшем её судьба, Шейда даже побоялась узнать. С этим грузом в душе она вернулась в родной город.

- Родственники меня быстро засватали и когда мой муж узнал, что я не девственница, в мою первую брачную ночь, бросил свой матери упрек:
–Забирай свое добро, я женился   по твоему приказу. Вот любуйся, кого ты мне подсунула. Забирай обратно свое «добро», свою хваленную родственницу.
   Шейде ничего не оставалось, как встать на колени и умолять свою свекровь о помощи. Та думая, как выкрутиться из этой ситуации, ведь ей нужно предъявить родне доказательство чести невестки. Она твердо знала, что родители её не приняли бы обратно.  И так она сделала все, что было можно, чтобы замять позор своей же родственницы.  Но все это меня уже не интересовало; это было мелочью по сравнению с тем, какой грех она совершила ради славы и любви к науке.
  Я понимала, что Шейда совершила большой грех и что рано или поздно к ней придет за это расплата. Стакан, который принес заботливый муж Шейде в тот день, ей так и не понадобился….