Путями Витуса Беринга и Алексея Чирикова

На фотографии автора 1991 года: Экипаж яхты "Тарпон" на Кадьяке: в гостях у "потомицы" украинских эмигрантов Флоренс Данилюк. Слева - направо, стоят: 1) старпом яхты Владимир Тарасов; 2) второй помощник капитана Евгений Панченко; 3) капитан "Тарпона" Зигмас Жилайтис; 4) повар Виктор Титов; 5) Сменный капитан (капитан яхты "Фиолент" из Севастополя) Олег Ветров; 6) боцман Юрий Соколов. Сидят: 1) Флоренс Данилюк, в ллойдовской капитанской фуражке Ярослава Отрока; 2) механик Валерий Федоренко; 3) штурман Ярослав Отрок.

                ПУТЯМИ ВИТУСА БЕРИНГА И АЛЕКСЕЯ ЧИРИКОВА

                250 ЛЕТ СПУСТЯ
                (Исторический очерк)

         Я иду по оголившемуся при отливе каменистому берегу Авачинской бухты у подножья Никольской сопки. Пахнет морской свежестью, йодом и выброшенными на прибойную полосу водорослями. У батареи Максутова сворачиваю наверх и, перевалив сопку, спускаюсь к ковшу, где располагается морской рыбный порт. Два с половиной века назад отсюда отправились на поиски западных берегов Северной Америки и достигли их, пакетботы «Святой Пётр» и «Святой Павел», ведомые Витусом Берингом и Алексеем Чириковым.
       Через несколько дней мы, группа яхтсменов из Петропавловска: Зигмас Жилайтис, Олег Ветров, Владимир Тарасов, Евгений Панченко, Геннадий Струначёв-Отрок, Валерий Федоренко, Юрий Соколов и Виктор Титов отправимся на яхте «Тарпон» по пути, которым ходили наши предки – через Тихий океан и Берингово море на Алеутские острова и Аляску. Жители Камчатки и Аляски будут отмечать юбилейную дату открытия Русской Америки.
       А тогда, выйдя из Авачинской губы пакетботы легли на зюйд-вест и двинулись на поиски якобы открытой недавно испанцами на 46-м градусе северной широты земли Жоао-де-Гама.
            После восьми дней пути Чириков писал в судовом журнале: «... и потому открылось, что земли Иан де Гамы нет, понеже мы место, где надлежало ей быть, перешли всё через. И 13-го числа июня поворотились для искания американских берегов в направлении на северо-восток.»
            Ещё через неделю в тумане и жестоком шторме суда потеряли друг друга из виду и далее стали искать Америку по отдельности.
            Первым 15 июля к её берегам на широте 55 градусов 20 минут, у нынешнего острова Бейкер (архипелаг Александра) подошёл «Святой Павел» под командованием Алексея Чирикова. Установив по астрономическим наблюдениям, что вышли к Северной Америке, моряки пошли вдоль её берега на норд. Дошли до 58-го градуса северной широты и с наступлением хорошей погоды отправили на берег флотского мастера Дементьева с 10 членами экипажа на ялботе. Когда в назначенное время они не вернулись, решено было послать на их поиски ялик с боцманом Савельевым и тремя матросами. Они тоже не вернулись к установленному сроку. Это было 24 июля. А 25-го у берега были замечены две туземные лодки, которые к пакетботу подойти не решились.
             Судьба пропавших без вести навсегда осталась загадкой.
           Оставшись без плавсредств для сообщения с берегом и учитывая, что запасы воды и провизии подходят к концу, мореходы 27-го июля повернули в обратный путь. При возвращении они открыли ряд островов Алеутской гряды. В сентябре, отстаиваясь на якоре у острова Адах, встретились с местными алеутами, подплывавшими к ним на байдарах.
             12 октября 1741 года «Святой Павел» благополучно вернулся в Петропавловскую гавань. Из 75 членов команды на Камчатку вернулся 51 человек.

           Экипаж «Святого Петра» и сам пакетбот ожидала более трагическая судьба. Следуя на норд-ост, моряки увидели берега Америки спустя полутора суток после пакетбота «Святой Павел». Они подошли к небольшому острову Каяк, расположенному в самой северной части залива Аляска, неподалёку от устья реки Медной. Для осмотра открытой земли на берег были посланы флотский мастер Хитров с командой из 15 человек и натуралист Георг Стеллер в сопровождении казака Лепёхина.
            На этом острове они пополнили запасы пресной воды, видели летние лагеря аборигенов, юкольники, но самих туземцев не наблюдали. За десять часов пребывания на острове Стеллер сделал ряд ботанических и орнитологических открытий – описал 160 видов неизвестных растений и 10 видов птиц.
            21 июля отправились в обратный путь. Беринг заболел цингой и пакетботом в основном управлял лейтенант Свен Ваксель. Маршрут пролегал теперь вдоль полуострова Аляска и островов Алеутской гряды, берега которых им приходилось огибать мористее, чтобы не быть разбитыми о прибрежные скалы. От недостатка свежей пищи один за другим стали болеть и прочие члены экипажа. Начались смертельные исходы.
            Погода наступила штормовая и, по выражению Вакселя, «корабль носило, как кусок мёртвого дерева, почти без управления». В начале ноября ураганным ветром пакетбот вынесло к неизвестной земле и штормовой волной перебросило через каменную гряду в тихую бухту. Бросив якорь, мореходы думали, что попали на Камчатку, но потом поняли, что ошиблись. Спасительная земля оказалась необитаемым островом.
              28 ноября очередным ураганом пакетбот был сорван с якоря и выброшен на берег. 8 декабря скончался командор Витус Ионассен Беринг. Один за другим умирали мореплаватели. Девять месяцев провели мореходы на суровом острове, борясь за жизнь. И если бы не свежее мясо крупного морского млекопитающего, которое также описал Стеллер, и которое назвали потом «морской коровой Стеллера», оставшейся части экипажа едва ли удалось бы выжить.
              В мае 1742 года оставшиеся в живых, под руководством Вакселя, Овцына и корабельного плотника Стародубцева приступили к строительству одноимённого гукора «Святой Пётр» из остатков пакетбота. А 13 августа отплыли на Камчатку, и в конце месяца благополучно добрались до Петропавловской гавани. Из 77 членов экипажа в живых осталось 46 человек.
            Впоследствии остров, на котором они провели зиму, был назван островом Беринга. Гукор «Святой Пётр» длиной 22 метра, шириной 3, 7 и осадкой 1, 7 метра ещё долгие годы служил мореходам-промышленникам и камчатским казакам. По пути, проложенному Витусом Берингом и Алексеем Чириковым, промышленники устремились к берегам Северной Америки. Они открывали новые острова в океане, создавали поселения на Алеутской гряде и Аляске. Русская Америка – так стали называть они эти земли.
               И вот спустя 250 лет мы пойдём туда по маршруту наших предков. Какие они, эти земли? Сохранились ли там следы их пребывания? Что ждёт нас впереди?

                НА ОСТРОВЕ УНАЛЯСКА

       Из Авачинской губы, порта Петропавловска-Камчатского, вышли 27 июня 1991 года. Планировали войти в Капитанский (Уналяска) залив, на берегу которого расположился Датч-Харбор, 13-го июля в 22 часа, а заходим ровно на сутки раньше.
       На границе территориальных вод, у мыса Веселова, нас догнала яхта "Байкал" иркутских яхтсменов. Американского присутствия нигде не видно. В залив вошли парой. Виктор Титов не выпускает из рук микрофона радиостанции УКВ. Твердит в него словно Попка:
               – Датч-Харбор рэдио, Датч-Харбор рэдио! Ит из рашен ёт "Тэрпон"! Овэр!.. – А в ответ – тишина.
              Зовём лоцмана на лоцманской частоте... Аналогичный результат. Впрочем, сегодня суббота – выходной день. Ёлки-палки! У нас бы... не дай Бог, объявись у мыса Маячного американская яхта и доложи, как мы, о своём присутствии – вся б военная эскадра выскочила в море брать в плен "нарушителя". А тут... Никому мы не нужны, никто нами не интересуется. Даже обидно стало.
              Прошли в глубь залива, вошли в бухту Иллюлюк. "Байкал" обогнал нас и уже стал на якорь напротив входа в гавань Датч-Харбор. Мы подошли к нему и прицепились с кормы (стали на бакштов). Безответные потуги установить связь прекратили, стали озирать окрестности.
            Бухта Иллюлюк располагается в юго-восточной части Капитанского залива. С востока и юга её ограничивает берег острова Уналяска, а с запада и северо-запада небольшой остров Амакнак, делящий залив на две части. С северной части острова, от мыса Улатка, ведьменной клюкой спускается до середины бухты узкая песчаная коса длиной 1, 2 мили со светящим знаком Спитхэд на её южной оконечности. В этой акватории острова и располагается гавань Датч-Харбор.
              Острова в южном направлении прорезает узкий извилистый проливчик, соединяющий бухту Иллюлюк с бухтой Капитанской (прошу не путать с заливом Капитанским). В средней части проливчика образована уютная гавань Иллюлюк. Здесь с острова Амакнак на остров Уналяска перекинут автомобильный мост. Он соединяет жилую часть посёлков Уналашка и Иллюлюк с деловой частью Датч-Харбора. По проливчику, по узкому фарватеру под мостом могут проходить только мелкие суда – катера и яхты, которые и отстаиваются в упомянутой гавани, вблизи делового центра. Средние же и большие траулеры в Капитанскую бухту из залива попадают, обходя остров Амакнак с западной стороны.
       В Капитанской бухте располагаются заводы рыбодобывающих компаний. Самый её аппендицит – южная часть носит название Порт-Левашов. Такое название этому природному водному закутку дал морской исследователь, капитан второго ранга Гаврила Сарычев по имени описавшего её ранее Михаила Дмитриевича Левашова. В феврале-марте 1792 года Сарычев обследовал остров, наносил на карту подробные уточнения и составлял «Журнал описи острова Уналяска...». В те годы здесь существовало алеутское селение Тычекала, которое русские называли Веселовским. Сам же Левашов называл её Гаванью Святого Павла, по имени гукора, на котором прожил здесь голодную зиму с 1768-го на 1769 год, проводя по указу Екатерины Второй картографические работы на Алеутских островах и Аляске.
       С сопок на залив наползают сумерки. В разрывах облаков замерцали звёзды. Природа – в точности камчатская, вернее, командорская: такие же сопки, покрытые мхом, скалы и галечные пляжи у кромки воды, как на острове Беринга. И погода, как у нас на Камчатке, соответствующая этому времени года.
       В советской лоции вычитываем, что в гавани Датч-Харбор располагается авианосная военно-морская база США. Однако вокруг никакого видимого намёка на военное присутствие. Какого же года наши данные в ней опубликованы?
       Перед сном организовали праздничный ужин за удачный переход через Берингово море. Развели "для сугреву" некоторое количество "шила" (спирта с водой), пригласили к столу экипаж "Байкала". Настроение у всех возбуждённое и вдохновенное. Даже не верится, что смогли вырваться в Америку.
За разговорами не заметили, как забелело предрассветное небо. Летом в этих широтах светает рано. Разошлись по яхтам спать.

       ...Утром 17 июля я, Валера и Виктор решили выбраться в посёлок, чтобы осмотреть его обстоятельно. Побродили по деловому центру "Юниси" в Датч-Харборе на Амакнаке, перешли через мост на Уналяску, с каким-то местным рокером, единственным встреченным нами на улице Уналашки бездельником обменялись значками, сфотографировались у церкви Святого Вознесения, в которой смотрителем служит  алеут с русской фамилией Лиханов.

       В 1823 году по указу Священного Синода была учреждена особая миссия на Уналяске и Алеутских островах. А в следующем году на корабле «Константин» в существующий на острове посёлок, именуемый в среде русских промышленников Гавань, прибыл направленный сюда из Иркутска отец Иоанн Ёвсеевич Попов, крещённый Вениаминовым, года рождения 1797-го. В то время на Уналяске жило 500 алеутов, да на прилагающих Лисьих островах и Прибылова – до 1000 человек. Работая энергично и много, молодой миссионер Вениаминов возвёл с прихожанами и освятил 29 июля 1826 года небольшую церковь во имя Святого Вознесения Господня. Лес для этого строительства специально был привезен с острова Ситха. На Уналяске деревья не растут, кроме небольшой рощицы лиственниц на островке Амакнак, над гаванью Иллюлюк, в защищённом от северных ветров распадке. Эту рощицу посадил в 1805 году отец Макарий, в миру Матвей Александров, сын крестьянский из Орловской губернии. Он прибыл сюда в 1794 году из Коневского монастыря, с первой православной миссией. Ему были определены приходом Лисьи острова с центром в Уналяскинской гавани. Рощица радует здесь людской глаз и доныне, и является в Датч-Харборе местной достопримечательностью.
              Однако вернёмся к Вениаминову. Отец Иоанн выучил алеутскую речь, составил букварь алеутской письменности, открыл приходскую школу для детей и перевёл на алеутский язык многие важнейшие молитвы. Его полюбили аборигены – прихожане всех церквей православной Аляски и уже при жизни стали почитать за святого. Недавно Вениаминов причислен к лику святых и Русской православной церковью. Вклад Вениаминова в православную христианскую веру нельзя переоценить. Он был епископом Камчатским, Курильским и Алеутским. Затем, с присоединением епархии Якутского края и Амурской стороны, в 1850 году, приняв монашеский сан, стал именоваться архиепископом – владыкой Иннокентием. В 1858 году перенёс свою резиденцию из Ново-Архангельска в Якутск. А незадолго до смерти стал митрополитом Русской православной церкви.
              В настоящее время в Датч-Харборе и в других селениях прихода (на других островах) осталось всего около девяти десятков верующих. И чтобы как-то существовать и содержать семью, священник вынужден трудиться ещё и на другой, мирской, работе.
              Стены церкви увешаны старинными, изрядно подпорченными иконами.
            – Во время второй мировой войны японская авиация нанесла несколько воздушных ударов по Датч-Харбору, где располагалась база авианосцев США, – рассказал Лиханов. – Церковную утварь и иконы пришлось раздать на хранение прихожанам. Сама церковь сгорела, и её после войны пришлось восстанавливать заново. А когда в новую церковь снесли хранившиеся у прихожан ценности, иконы в большинстве своём оказались отсыревшими и облупленными. Чтобы они дальше не подвергались порче, пришлось покрыть их лаком. И вот теперь они потеряли свой первоначальный вид.
              ...В дневное время деревни как будто вымирают: все жители на работе. Только изредка пролетают по гравийной дороге, обдавая нас пылью, спешащие куда-то автомобили.
            Прошли через Иллюлюкъ к виднеющемуся на сопке старому островному кладбищу. Побродили между могил, где ещё сохранилось много крестов и надгробий с русскими фамилиями. Набрели на захоронение мэра фактории Уналяска по имени Пётр, родившегося в 1845 году и прожившего здесь до 1919 года.

  ГОРОД КАДЬЯК – БЫВШЕЕ ПОСЕЛЕНИЕ РУССКИХ ПРОМЫШЛЕННИКОВ «ПАВЛОВСКАЯ ГАВАНЬ»

             21 июля. В шесть утра снялись с якоря. Туман. Холодно. Промозгло. Пошёл отлив. Завели мотор, выскочили из бухты и, подхваченные попутным течением, понеслись в залив Аляска. Благополучно миновали «переливы», оставили с левого борта острова Креницина и легли на курс 70 градусов с таким расчётом, чтобы оставить острова Санак, Шумагина, Чирикова и Тринити также с левого борта. Погода мерзопакостная. Волнение моря не прекращается все шесть дней перехода. Увидели и удивились: сколько рыбы в заливе Аляска. То и дело встречаются кипящие, как в котле, на поверхности косяки сельди. В наших водах такое стало редкостью. А красная рыба постоянно вокруг яхты петли вьёт – плавниками поверхность моря расчерчивает и периодически из воды выпрыгивает.
              Валера вытравил за корму леску с блесной. Пока длился переход – два раза варили уху из горбуши. Это блюдо очень даже органично вписалось в наше скудное меню.
              26 июля, на рассвете, миновав острова Тугидак и Ситхинак, заштилели вдруг на траверзе входа в пролив Ситхалидак, ведущий в бухту Трёх Святителей у южной оконечности острова Кадьяк. Впервые за весь поход попали в солнечный день.
    
               В середине августа 1741 года в эти места вывел пакетбот «Святой Пётр» и лейтенант Свен Ваксель, когда первооткрыватели возвращались после посещения острова Каяк на Камчатку.  Беринг к этому времени уже был болен и старался не покидать своей каюты. Остров Кадьяк был второй землёй, которую они видели за время своего плавания. Прошли мимо, вблизи, но не высаживались, торопясь вернуться домой до наступления штормов. А у нынешнего острова Чирикова, расположенного к юго-западу от Кадьяка, они чуть было не потерпели крушение, в тумане, в опасной близости, на глубине семи саженей проскочив мимо, назвав его Туманным островом. Вот что писал тогда Ваксель в судовом журнале:
            «На обратном пути нам встречались огромные трудности, ибо как только мы намеревались направить курс на дальнейшее продолжение путешествия..., так всякий раз вперёдсмотрящий докладывал о том, что впереди земля. Приходилось каждый раз поворачивать в открытое море».
         
       Первым к берегам острова Кадьяк (Кыктаю), населённого эскимосами-конягмиутами, причалил галиот «Святые Андреян и Натальям» кампании соликамского купца Ивана Лапина и лальского купца Василия Попова, приведённый мореходом Степаном  Гаврииловичем Глотовым, значащимся в истории яренским посадским человеком, в конце агуста 1763 года.
        Пришедший в экипаже толмач-алеут совершенно не понимал речи «конягов». Переговоры с кадьякцами начались только после того, как последние привели пленного мальчика-алеута, захваченного ими ранее на Лисьих островах. Русские сразу стали склонять конягов к переходу под покровительство высокой самодержавной руки Её императорского величества Екатерины Второй (имя которой ни о чём не говорило аборигенам). Они требовали платежа ясака, выдачи аманатов в заложники и беспрекословного подчинения команде приплывшего галиота. Кадьякцы были возмущены подобного рода притязаниями пришельцев на их вольную жизнь. Понимания между ними не произошло. А, насмотревшись за последующие два месяца на бесцеремонные отношения экипажа галиота к природе острова, укладу их жизни и женщинам, напали на охотившихся промышленников, пытаясь перебить и сжечь судно. Нападение, однако, было отбито яростным ружейным огнём команды. Четвертого октября коняги в количестве 200 человек снова попытались овладеть судном, но снова были отбиты. Двадцать шестого октября они в третий раз ринулись на штурм, неся теперь перед собой специально подготовленные, пуленепробиваемые деревянные щиты. И в третий раз атака захлебнулась. За свой галиот промышленники стояли насмерть. Он был единственным средством спасения их жизней и возврата на родину.
       После таких налётов глотовцы боялись уходить далеко от судна. Стало невозможно добывать достаточное количество морских зверей в пищу. В экипаже начались заболевания цингой. За зиму умерло девять русских промышленников.
       В конце мая 1764 года с незначительным количеством пушнины Глотов был вынужден покинуть Кадьяк и отправиться к обжитым русскими Лисьим островам, на остров Умнак.

       А приплывшие 3 августа 1784 года на галиотах «Три Святителя» и «Святой Семион Богоприимец и Анна Пророчица» русский купец-мореход Григорий Иванович Шелихов с промышленниками заложили в здешней удобной бухте первое русское селение и назвали его Трёхсвятительской Гаванью, а бухту, по названию флагманского галиота, стали называть: Трёх Святителей. Примечательно то, что в этом длительном плавании Шелихова сопровождала жена Наталья Алексеевна с двумя малолетними детьми.
       Заложив поселение в бухте Трёх Святителей, Г. И. Шелихов отправил 10 января 1786 года 11 работных людей на северо-восток острова, в залив Чиниак, для заготовки елового леса на строительство шлюпок. Задание было успешно выполнено и близ селения конягов Чинигат было заложено зимовье, давшее начало основанию на этом месте Павловской Гавани.

       ...С восходящим солнцем выползло из глубин наших прозябших душ и хорошее настроение. После обеда весь экипаж выбрался на палубу. Расстелили вдоль бортов одеяла, сбросили с себя влажные одежды, разделись до трусов и разомлели под горячими солнечными лучами – стали загорать. Море блестит, как зеркальная поверхность, аж глазам больно. Штиль полнейший. Паруса обвисли. Яхта совсем потеряла ход. До порта Кадьяк (если идти под двигателем) ещё сутки ходу. А бензину осталось на несколько часов работы. Посему дрейфуем – экономим горючее, ждём ветра.
              Юра прожарился под солнцем и решил искупаться. Бултыхнулся за борт, кричит благим матом от холода, а из воды не вылезает. Обплыл яхту, по прикреплённой к транцу металлической лесенке вскарабкался на палубу, прыгает от избытка чувств и бодрости, – согревается. Затем снова улёгся загорать. Мне тоже жарко, но за борт прыгать не рискую – зачерпываю ведро воды, иду на бак и там обливаюсь с головы до ног. Хорошо! Всегда бы такая погода для путешествий!
       Ближе к полднику, когда немного спала жара, Зигмас организовал учение по постановке спинакера. Я смотрел-смотрел на их мышиную возню с лёгким парашютообразным парусом и пошёл за секстаном. Решил лучше потренироваться в астрономических определениях.
             Сел на рубку, сажал-сажал солнце на горизонт – умаялся. Вроде и зыбь слабенькая, а яхту всё равно качает -- солнце выскакивает из окуляра. Руки онемели держать их всё время поднятыми. Плюнул на это дело -- отнёс секстан на место.
             – Правильно, – говорю, – что на иностранных судах секстаны держат только для того, чтобы орехи колоть. Одни русские всё ещё используют их для навигационных наблюдений.
               К вечеру потянул бриз, и до утра 27 июля мы всё-таки покрыли оставшееся расстояние до залива Чиниак, в вершине которого расположился порт Кадьяк. А утром у входа в залив, у мыса Толстого, снова попали в такую же историю. Видимость прекрасная. До города – миль пятнадцать. Строения какие-то на сопках видны, а яхта – как приклеенная к зеркальной глади воды. Мы уже и Бога, и чёрта поминали... Бесполезно. За пару часов, правда, течением нас продвинуло ещё на пару-тройку миль, на траверз входного мыса Чиниак...
              Наконец, часов в 10 утра, Бог как бы услышал наши молитвы и послал нам лёгкое попутное дуновенье. Медленно-медленно поползли в сторону виднеющегося вдали города.
              Сижу за румпальником – рулю. Из салона выбирается Зигмас, проходит мимо меня на корму, спускается по лесенке до воды, снимает штаны и умащивается на корточки… Задумчиво обозревает окрестности впереди по курсу. Солнце до того живописно окрашивает этот чудесный зелёный остров, что нам кажется, будто мы находимся не в заливе Аляска, а у побережья Адриатического или Эгейского моря. И жарко так же, и такая же голубая дымка окрест.
              Поворачиваюсь к Зигмасу, чтобы выразить своё восхищение природой и – замираю в ужасе: позади него двухметровая серая акула медленно всплывает из глубины, догоняет яхту и пристально смотрит мне в глаза своим ледяным немигающим взглядом. Будто приказывает: тихо, не шуми. Внутри у меня всё похолодело от такого осмысленного взгляда. Затем стала переворачиваться на левый бок, оскалив зубы, как это обычно делают акулы при нападении, и перевела зрачки на голый белый зад Зигмаса. Тут я как возопил:
            – Зигмас! Акула сзади!
         Тот, видимо, по голосу понял, что это не подколка – в момент перемахнул через леерное огражденье, даже штаны забыл подтянуть. Встал на палубе и таращится в недоумении. А акула, видя, что добыча ускользнула, снова перевернулась спинным плавником вверх и, лениво вильнув хвостом, медленно пошла в глубину.
             Немного успокоившись, Зигмас "пришёл" к мысли, что не мешало бы двигатель запустить. Застегнув штаны, тут же дал «ЦэУ» Валере: оставшийся бензин не жалеть, потому что по приходе в Кадьяк всё равно будем пополнять запасы.
           Через шесть секунд наш моторчик взревел, и "весело хлопая парусами", "Тарпон" помчался в залив города Кадьяк, бывшую Павловскую Гавань.

                "КРИК ДИКОГО БАРАНА"

       2 августа в Кадьяке началось празднование 250-летия открытия Северной Америки экспедицией Витуса Беринга и Алексея Чирикова. В национальном Кадьякском парке «Крик дикого барана», ставилась массовая костюмированная пьеса Франка Бринка о первом управляющем Аляски -- Александре Андреевиче Баранове. У себя на родине мы, в сущности, ничего о нём не знаем. Здесь же его почитают примерно так же, как мы на Камчатке Витуса Беринга. Пьеса также носит название «Крик дикого барана». В наш приход кадьякцы ставили её 25-й раз.
       Александр Андреевич Баранов родился 3 марта 1746 года в Каргополе. На Аляску попал по неприятному стечению обстоятельств, но ему выпала завидная судьба основывать здесь первые две столицы Северо-Западной американской территории, Русской Америки: вначале поселения Павловская Гавань (Кадьяк), затем Ново-Архангельска на острове Ситха (Баранова). В Кадьяке многие улицы названы по русским фамилиям. Есть улица Резанова, Баранова, Кошеварова, Митрохина, Семёнова... Существует дом-музей Баранова, в котором собраны орудия производства и быта русской общины тех времён. Здесь хранятся топоры, двуручные пилы, ружья, фальконет, флаг России, котлы, подсвечники, прялки и многие другие вещи.
           Но вернёмся к «Крику дикого барана». Представьте себе театр под открытым небом. На крутом, обильно поросшем деревьями и травой склоне, амфитеатром к заливу врыты обыкновенные скамейки. Внизу большая поляна, отгороженная от залива смешанным лесом. На ней отстроены три русские избёнки с разбирающимися на время представления передними стенками, чтобы зрители видели игру артистов одновременно, как внутри домов, так и около них. Перед домами – стойбище алеутов с кострищем. Слева – мачта с развивающимся флагом Русско-Американской компании. За ней – скалистый берег и кусочек бухточки Монашки в заливе Евражечий.
       Вместе с самодеятельными артистами, коренными жителями Кадьяка, гостями, приплывшими сюда на яхтах и катерах, прилетевших на самолётах специально для принятия участия в празднике, народу собралось большое количество. Перед началом спектакля все гости Кадьяка сделали записи в книге посетителей, а затем (хорошая традиция, считаю) на установленную на столбах большую всепогодную, неразмокаемую карту Мира наклеили синие кружочки на те места, кто откуда прибыл.
       Клеили австралийцы, американцы из других штатов, гости других стран, но, надо сказать, территория СССР, до нашего визита сюда, была не охвачена. И мы с удовольствием клеили метки к местам, в которых родились или живём, начиная с общего табора – Петропавловска-Камчатского.
       После нашего ухода с Кадьяка на территории СССР осталось красоваться восемь синих кружочков. А после нас там побывало ещё несколько владивостокских яхт и два туристских теплохода с пассажирами.
       Праздник этот, надо заметить, был большим торжеством нашей культуры в Америке. Девушки в русских сарафанах, в венках с разноцветными лентами водили на площадках хороводы, везде распевались наши родные песни, работали буфеты, где продавали русскую водку.
       Началась пьеса засветло, а закончилась при луне, и всё это сопровождалось разведением костров, стрельбой из пушек и ружей холостыми зарядами, факелами, фейерверками, взрывами, сабельными боями. К тому же о середине спектакля с полчаса лил дождь. Но это никого не омрачило, и все с удовольствием досмотрели спектакль до конца,
       Содержание пьесы нам переводила Георгина Синк – журналистка «Кадьяк дейли миррор» – по ходу спектакля. Потом, уже дома, я скорректировал жизнь Баранова по датам с «Историей Русской Америки» академика Н. Н. Болховитинова и выяснил, что художественный вымысел автора немного не соответствовал действительности.
       В лето 1790 года Александр Баранов – опытный каргопольский купец, обладающий недюженным умом и способностями, достаточно образованный для своего времени и сословия, большой патриот России, жаждет попасть на Аляску. К этому времени его дела в Сибири, в силу неблагоприятных обстоятельств, пришли в совершенное расстройство. Но для переезда нужны деньги, коих он не может раздобыть в достаточном количестве. Тогдашний совладелец Северо-восточной компании «Голиковы и Шелихов» – рыльский купец Григорий Иванович Шелихов не раз предлагал Баранову перебраться на Алеутские острова, но в то время у Александра Андреевича своё дело шло прекрасно, и он отказывался от этого предложения. И вот теперь, в отчаянии, он ищет в Охотске встречи с Шелиховым. От безделья становится завсегдатаем кабачка «Охотская девушка». (Был ли такой в действительности – сомневаюсь, но в пьесе это название присутствует. Г. С-О.)
          Наконец ему повезло: Шелихов как раз собрался снаряжать на Аляску экспедицию и прибыл из Иркутска в Охотск. Здесь, в кабачке, они и встречаются. 15 августа 1790 года ими подписывается контракт, по которому Баранов на срок в пять лет становится «хозяйским главным правителем Северо-Восточной компании». Получает обширные полномочия, 30 полупаёв от прибыли компании, нанимает себе в помощники Ивана Александровича Кускова и 19 августа отплывает в Уналяску на галиоте «Три Святителя» под командованием Д. И. Бочарова.
              Перед отплытием Баранов получил секретные государственные инструкции от начальника Охотского порта И. Г. Коха о необходимости расширять владения империи не только по американскому берегу к юго-востоку от Кадьяка, но и к северу от него, вплоть до Берингова пролива.
              В октябре 1790 года галиот «Три Святителя» при входе в залив Уналяска разбивается о скалы и тонет. Экипажу удаётся спастись. Спасается и большая часть груза. Людям приходится зимовать на необжитом острове в тяжелейших условиях. Посланный в Кадьяк на байдарах с местными алеутами за помощью А. Молев, был встречен на полуострове Аляска воинственными южными эскимосами и, потеряв убитыми пятерых алеутов, еле убежал с остальными людьми на остров Унга. Здесь они и провели зиму, до прихода за ними самого Баранова. К весне, из обломков потерпевшего крушение галиота Баранов построил три вместительных байдары и перебрался с оставшимися в живых членами экипажа и промышленными людьми на Кадьяк, в бухту, названную ранее по галиоту, Трёх Святителей. Здесь он сменил прежнего управляющего грека Е. И. Деларова.
              Селение Трёхсвятительское к этому времени стояло почти полностью разрушенное сильным землетрясением и цунами, прошедшими 11 июля 1788 года. Баранов был вынужден искать более подходящее место на острове для закладки новой столицы Аляски. Таким местом стало весной 1792 года северо-восточное побережье острова в заливе Чиниак, которое Баранов назвал Павловским селением, в честь наследника престола. Впоследствии оно стало именоваться «Павловс       Далее сюжет пьесы Франка Бринка разворачивается в такой последовательности: Все его товарищи переженились на алеутках и обзавелись детьми. Но жизнь их среди аборигенов проходила трудно: во-первых, они не привыкли жить в первозданной природе; во-вторых, никакого снабжения из России не поступало; в-третьих, они тосковали по цивилизации.
              Вся жизнь проходила в постоянных стычках с аборигенами, поисках пропитания, строительных материалов, одежды, изготовлении орудий труда и прочих средств производства. Они часто болели и многие умерли от цинги.
              И вот как-то зашёл к ним корабль из России. Сотоварищи Баранова побросали местных жён (сыновей и дорогие вещи попрятали в большие сундуки, будто везут домашний скарб) и стали грузиться на судно.
              Баранов с оставшимися промышленниками и казаками стал отбирать детей и уговаривать друзей не уезжать отсюда. Обещал отослать с этим кораблём петицию царю, чтобы Россия прислала священников для обучения русских переселенцев и их детей грамоте и для обращения алеутов в православную христианскую веру.
             В конце концов, ему удалось уговорить большую часть друзей остаться на Кадьяке.
              Через пару лет к ним приплыли священники.
              Согласно историческим датам, миссия сия прибыла в Павловскую губу 24 сентября 1794 года на новом, выстроенном Шелиховым в Охотске галиоте «Три Святителя: Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст». С этой миссией приплыли: архимандрит Иосоаф; иеромонахи Афанасий, Ювеналий, Макарий; иеродиаконы братья Нектарий и Стефан, и самый молодой послушник Герман. Увидев их чёрные рясы, алеуты в страхе разбежались. Сначала было большое пиршество по поводу приезда новосёлов, потом – крещение аборигенов и обучение их русскому языку.
              Священники думали, что едут в обжитые земли, а когда ступили на берег и увидели, что здесь для них не приготовлены ни церкви, ни жильё – приуныли. Однако делать ничего не оставалось, как вместе с прихожанами браться строить и благоустраивать приходы по всему Кадьяку и далее – по «матёрой земле» Аляксе.
              Баранов стал налаживать жизнь на осваивающихся территориях Кадьяка и материковой части Аляски вплоть до залива Принс Вильямс на северо-востоке. Ему пришлось приложить неимоверные душевные и физические усилия и выдержку, чтобы усмирить начавшиеся ещё до его приезда распри между алеутами, эскимосами и многочисленными племенами индейцев, а также среди промышленников-старожилов – партий конкурирующих купцов Шелихова и Лебедева-Ласточкина. И между теми и другими вместе.
         Добившись заметных успехов в колонизации завоёванных земель, он в лето 1804 года, следуя заветам данной ему в Охотске инструкции, на небольшом паруснике «Ермак» со 120 русскими (вооружённой командой судна, казаками и промышленниками) и партией из 900 аборигенов на 400 байдарах отправляется на завоевание непокорного гнезда индейцев-тлинкитов (колошей) – острова Ситха. К этому времени сюда подошёл и совершавший первое кругосветное плавание под командованием Ю. Ф. Лисянского шлюп «Нева».
       Видя такую армаду плавсредств и воинства на их бортах, тлинкиты сбежали с оседлого места. Пока Баранов на месте индейского поселения строил будущую столицу Ново-Архангельск, они на другом конце острова соорудили свою, хорошо укреплённую деревянную крепость. И стали готовиться  к войне с бледнолицыми, периодически нападая на ещё не огороженный острог. Переговоры с воинственными тлинкитами ни к чему не привели. И тогда Баранов отдал распоряжение штурмовать индейскую крепость и сбросить колошей в море.
      1 октября (по новому стилю) партнёры по военной акции пошли на приступ, как со стороны берега, так и со стороны моря. В боевых действиях принимал участие и шлюп «Нева», поддерживая наступающих огнём судовых батарей, а затем высадив десант под командованием лейтенанта П. П. Арбузова.
       Шесть дней Баранов с переменным успехом штурмовал крепость, но 7 октября индейцы бежали с острова. В этой осаде погибло 8 русских, в том числе 3 матроса с «Невы», 10 тузевцев-союзников и 16 конягов-кадьякцев. Раненых было более двух десятков русских, в том числе сам Баранов и лейтенант Повалишин, и 6 туземцев. (Эх! Забытые страницы истории! Вот где русские вестерны писать! Получше бы американских были. Но назывались бы «остерны» Г. С-О.)
       Индейцы так и не могли отвоевать Ситху, сколь ни пытались впоследствии это сделать. А в один из дней вождь тлинкитов-ситхинцев привёл к Баранову своих детей и говорит: «Земля эта наша, но вы её завоевали. Теперь нашим детям жить негде. Мы должны их убить». Потом вывели за ворота острога и поубивали.
       Вождь другого племени колошей привёл Баранову свою дочь и предложил в жены. Баранов ответил, что уже имеет жену в России. Однако товарищи уговорили его жениться на индеанке, чтобы избежать вражды с местным племенем.
       От индеанки, наречённой после крещения Анной, родились сын Антипатр и дочь Ирина. Антипатра потом Баранов отправил с Головиным в Санкт-Петербург на учёбу, где тот стал морским офицером.
27 лет Баранов успешно управлял Русской Америкой. За это время ему присвоили звание коллежского советника, наградили именной медалью на Владимирской ленте, а за «реконкисту» Ситхи по ходатайству графа Н. Л. Румянцева от императора Александра-1 в 1806 году был вручён орден Святой Анны 2-й степени. Несколько раз Баранов просился в отставку, ссылаясь на то, что стал стар для подвижнических беспокойных дел, но удовлетворили его ходатайства только в 1818 году.
       В конце июля 1817 года в Ново-Архангельск пришёл из Петербурга корабль Русско-Американской компании «Суворов» под командованием лейтенанта З. И. Понафидина, а 20 ноября – 12-пушечный корабль «Кутузов», возглавляемый капитан-лейтенантом Леонтием Гегемейстером с товарами и припасами для колонии на полмиллиона рублей. Гегемейстеру было поручено сменить Баранова на посту Управляющего Русской Америкой. Но, ознакомившись с положением вещей в этой «дыре», он с тоской представил себе собственное положение и не решался объявить о своём намерении Баранову, хотя тот слёзно умолял Гегемейстера забрать его в Россию. Решился он на этот шаг только после того, как произошло сватовство лейтенанта с «Суворова» Семёна Яновского к дочери Баранова Ирине. Обрадованный таким стечением обстоятельств, Гегемейстер уговорил Яновского принять на себя после свадьбы хлопоты по управлению этим обширным краем вместо него. Тот дал согласие и 11 января 1818 года Гегемейстер официально объявил Баранову о смене его на этом посту и предъявил соответствующие документы на свои полномочия.
       27 ноября 1813 года Баранов на корабле «Кутузов», возглавляемом всё тем же Гегемейстером, сдав бразды правления Яновскому, оставил свои колонии.
       Проводить его пришло всё население Ново-Архангельска. Приехал даже некогда враждебный тойон тлинкитов Катлиан в сопровождении своего воинства. Одному из индейских вождей, старому другу (по-видимому тестю), Баранов подарил свою кольчугу, которую постоянно носил под одежами.
       По пути на родину, корабль зашёл в порт Батавию (Джакарта) на острове Ява и простоял целый месяц, осуществляя внеплановый ремонт. Александр Андреевич тяжело заболел и 18 апреля 1819 года скончался. Для 73-х летнего Баранова оказался смертельным экваториальный климат. Тело его по морской традиции и завещанию было предано воде по пути следования в Зондском проливе. А сундук с документами по недрам Русской Америки, везомый Барановым в Россию, для предъявления царю, бесследно исчез.
       На дату окончания правления А. А. Баранова на Аляске и Алеутах проживало 391 человек русского происхождения, 256 креолов и 8448 туземных жителей.

       За четыре часа спектакля, половина которого проходит при дневном свете, а половина – в сгущающихся сумерках, перед тобой проходит вся жизнь нашего великого земляка. И всё это в сопровождении русской символики и атрибутики, с фейерверками, кострами, пожарами и стрельбой из ружей, мушкетов и мелких старинных чугунных судовых пушек.
       Вы не можете себе представить ощущения гордости за своих пращуров после просмотра этого спектакля.
       Хлопали мы артистам долго и от души. Отфотографировали весь спектакль. Кричали «браво» и после выступления пожимали руки в знак благодарности знакомым кадьякцам, занятым в некоторых ролях.
       После спектакля выступил мэр острова Кадьяк Роберт Броди: «Это очень здорово, что на нашем юбилейном, двадцать пятом спектакле присутствуют русские гости!..»
       Празднование Русской Америки у них проводится с 1966 года, и мы были первыми русскими, присутствующими на премьере спектакля 25-го сезона в 1991 году. Эти представления продолжались несколько дней. С экипажем яхты «Авача» мы распевали в окружении кадьякцев песни под гитару и балалайку на русском языке. Помогали ремонтировать крышу на декоративных домах сцены-арены природного театра, а потом от души хлопали артистам-энтузиастам, занятым в спектакле.
       Удивительно то, что русские песни они учат по своей транскрипции и поют, не понимая слов, зато с искренним наслаждением выводя раздольные и разудалые музыкальные рулады.
       Когда их маленький оркестр русских народных инструментов заиграл «Яблочко», я сорвался с места, выскочил на сцену-поляну и стал плясать этот популярный у нас матросский танец. Пляшу я его довольно-таки профессионально, потому что выступал с ним в ранней юности в школе, а потом четыре года в мореходке на всех концертах. Когда перешёл  к присядке – американцы пришли в неописуемый восторг, а сделанное в заключение полусальто привело их в бурный экстаз. Громкие аплодисменты сопровождались одобрительными выкриками.
       Американцы, оказывается, очень темпераментные зрители.
       А в следующем, 1992 году, спектакль показали в последний раз, Я несколько раз спрашивал Георгину, когда она в 1993-ем  году прилетала на Камчатку: почему его перестали ставить, но вразумительного ответа так и не получил. «Автор снял его для переработки, потому что после общения с русскими увидел в нём много недостатков и упущений», – говорила она.
       За неделю кадьякских празднеств «Крик дикого барана» посмотрело большое количество русских туристов. После нас сюда, по пути в Ситку, заходили два пассажирских теплохода, набитых советскими делегациями, учебный фрегат «Паллада» и несколько владивостокских яхт. И вы представьте состояние американцев и их властей, когда подвыпившие русские мужики после просмотра спектакля, бия себя в грудь, со слезами на глазах от умиления к увиденному, убеждённо вещают: «Ведь это наша земля! Эх! Дураки! Продали Русскую Америку!» А тут ещё группа «Любэ» голосом Николая Расторгуева безапелляционно голосит из динамиков круизных теплоходов, обращаясь к Америке: «Отдавай-ка землицу Алясочку!..»
      Поневоле задумаешься: пускать ли в следующий раз вот так свободно русских в Америку.

                ЗОЛОТЫЕ КУПОЛА ПРАВОСЛАВИЯ

      Всего на острове Кадьяк семь русских православных церквей, две из которых – в городке Кадьяк, одна – на островке Спрусайленд.
      В одну из кадьякских церквей – церковь Святого Воскресения, мы и отправились с Георгиной третьего августа, в последний день нашей стоянки. Отвёз нас туда её муж Чарли. Пока шла служба, мы сели на лавку в стороне от людских глаз, и я стал осматривать помещение. Просторный, хотя и небольшой зал заставлен двумя рядами лавок с высокими резными спинками на манер обстановок католических церквей. На маленьком пространстве перед алтарём, посередине, стоит большой сундук, обитый красным бархатом, в котором покоятся мощи Святого Германа. На стенах и иконостасе яркие, не русского письма иконы: Пресвятая Богородица Троеручица, Иисус Христос, Николай Угодник, Святой Василий Великий, Святой Тихон – Патриарх Московский и Всея Руси, Святой Преподобный Серафим Саровский, Святой Преподобный Ксенофон, Святой Феодор, Святой Юлиан, Святой Архангел Гавриил. В гладких современных окладах. Всё позолочено. Ярко, броско, но смотрится бедновато. Потому, что написано без души.
      По окончании службы, распрощавшись с прихожанами, к нам подошёл настоятель церкви Святого Воскресения отец Иоан Забинко и протянул для приветствия сразу обе руки. Небольшого роста, пухленький, розовощёкий улыбающийся мужчина средних лет. Стали с ним разговаривать. Георгина переводит.
           В основании этой церкви самое активное участие принял Святой Преподобный Герман, мощи которого здесь и покоятся. Приплыл он на Кадьяк с первой Духовной миссией из Охотска в сентябре 1794 года. Был он послушником Валаамского монастыря, находившегося в те годы на территории русской финляндской колонии, а родился в Серпухове в купеческой семье. Восемь священников-миссионеров прибыли тогда сюда по приглашению Александра Андреевича Баранова. «Убогий Герман», как он сам себя называл, был самым младшим среди них. Он стал незаменимым носителем и пропагандистом Православной веры в Америке. Смело заступался и бескорыстно помогал всем униженным и оскорблённым, как аборигенам, так и русским. И ещё при жизни стал почитаться населением Аляски Святым.
           Обладая некоторыми гипнотическими и медицинскими способностями, взял на себя обязанности целителя и лечил русских и туземцев от различных болезней. А также обучал при церкви детей аборигенов русскому языку и обращал местные племена в христианскую веру.
      О его благодеяниях и сверхъестественных способностях сохранилось много легенд. Вот некоторые из них:
      Когда они ещё только плыли на Аляску, в Беринговом море разыгрался жестокий шторм. Судно лишилось парусов, а вместе с ними и управления, и несколько дней носилось в пене окатывающих волн. Команда и пассажиры надели чистое нательное бельё и приготовились умирать, но молодой тогда ещё посланец Валаама Герман пробрался на нос судна и стал усердно молиться Господу о спасении. Молился до тех пор, пока буря не утихла.
           По прибытии на Кадьяк, когда они проживали в первом русском поселении в бухте Трёх Святителей, на острове произошло сильное землетрясение с последовавшим затем цунами. Вода стала резко уходить от берега, среди поселенцев и алеутов началась паника. Своим спокойствием и хладнокровием он помог организовать быстрое перемещение людей на более возвышенные места, а сам взял икону Пресвятой Богородицы и пошёл с ней на берег. Поставил на песок в некотором отдалении от прибойной полосы и объявил, что вода не зайдёт за икону. И точно: волна цунами докатилась до установленной им иконы и, поплескавшись перед ней, стала отступать.
      Потом священнослужители переселились в Павловскую Гавань, на северо-восток острова, куда Александр Баранов перенёс в 1792 году свою резиденцию. Здесь архимандрит Иоасаф, прибывший во главе миссии (в миру Иван Ильич Болотов 1757 г. р., погиб вместе с отцом Стефаном при крушении судна «Феникс» на Аляске в 1799 году) основал церковь Святого Воскресения. Освящена она была в начале 1796 года, и Убогий Герман стал её настоятелем, А за несколько лет до смерти (умер 13 декабря 1836 года) уединился на небольшом, лежащем через проливчик от посёлка островке Еловом (Спрусайленд), где построил скит, часовню и дом-приют для туземных детей-сирот, которых сам обучал грамоте и молитвам. Это своё поселение он назвал Новым Валаамом. Здесь и отошёл тихо, мирно в молениях за великую Православную державу и её покорных рабов.
       9 августа 1970 года Святой Герман был канонизирован Американской Христианской Православной Церковью и стал первым православным Святым в Западном полушарии.
       В 1943 году при неизвестных обстоятельствах церковь сгорела. Вместе с ней сгорели и все оригиналы старинных икон. Почему-то время последней войны и период налётов японской авиации на Алеутские острова сопрягается в истории аляскинского христианства с массовыми пожарами Православных церквей.
       В 1946 году отстроили новую, похожую церковь, и нарисовали новые иконы: такие же, но не источающие православного дыхания. Какие-то... с налётом католицизма.
       Настоящим открытием для меня было то, что в церкви первого русского поселения на Кадьяке – Трёхсвятительском покоятся ныне мощи Святых Иоанна Златоуста, Григория Богослова и Василия Великого, привезенные сюда по настоянию Международного Православного Собора в 1984 году из Рима.
            На мой вопрос – остались ли при церкви старинные реликвии времён Русской Америки, Иоанн Забинко молча вынес большой серебряный кубок, сделанный в виде рюмки. «Одна тысяча восемьсот третьего лета министр коммерции граф Н. Румянцев чашу спасения послал в Америку», – прочитал я гравированную вязь на стенке сосуда.
           Затем отец Иоанн указал на почерневшую от времени, обрамлённую витиеватым, действительно славянским, позолоченным окладом икону «Собор Архангела Михаила», и ещё какую-то, название которой я не успел записать.
            Вот и все реликвии, которые остались сегодня от Матушки России в Православной церкви Святого Воскресения на Кадьяке.
           8 августа намечалось большое паломничество с привлечением множества плавсредств на остров Спрусайлэнд, к последнему приюту Святого Германа. Как рассказал отец Иоанн, поминовение это начнётся в его церкви 7 августа и затем продолжиться 8 и 9 августа по всем православным приходам Аляски. На эти торжества съедутся настоятели всех островных церквей. Будет проведена большая служба и литургия. Приедет Епископ Аляски Григорий, отец Николай Харис из Анкориджа, протодьякон Парфений Плетников из села Никольское, отец Иосиф и многие другие, рангом ниже. Намечалось большое стечение верующих христиан.
            Мне было жаль, что завтра уходим, и я не смогу увидеть этого исторического  крестного хода и переезда на судах верующей братии к обители Преподобного Германа.
            На прощание Иоанн Забинко передал со мной привет и письмо священнику Камчатской церкви Святых Петра и Павла – отцу Ярославу Левко, и изъявил искреннее желание в братании наших двух приходов.
           – Если вам нужна будет помощь в строительстве и восстановлении церквей, многие православные американцы готовы помочь своим братьям в России как материально, так и своим личным участием. Только приглашайте, – пожал мне на прощанье руку отец Иоанн.


                СТАРОВЕРЫ В  МИРУ И ДОМА

            Молодой парень, капитан и владелец рыболовного бота «Кир» Арсений Николаевич Кузьмин сидел в салоне яхты в плотном кольце нашего окружения и обстоятельно, с окающим старорусским выговором рассказывал о житье-бытье русской общины староверов в Хомере – городе на Кенайском полуострове, находящегося по карте чуть выше острова Кадьяк.
       – ...А американы к нам не лезут. У нас нет полиции, это наша земля. Они знают, что в своём доме мы сами порядок сможем навести.
       Бот «Кир», принадлежащий русским переселенцам, зашёл на Кадьяк на сдачу рыбы. Увидев развевающийся над ошвартованной в гавани яхтой советский флаг, Арсений поспешил к нам в гости.
       – У нас под Хомером пять русских деревень построено: Кочемак, Долина, Вознесенка, Раздольное и Николаевск. Где-то с тыщу жителей в них проживает. В школах русские учителя детей русскому языку обучают. Все староверы. Живём общинами. В каждой деревне народ выбирает старосту и настоятеля. Староста дела общественные блюдёт, а настоятель за духовной жизнью наблюдает.
       Если кто напакостил, собирается собор (совет старейшин) и выносит хулигану меру наказания. В основном – это публичная порка. Постановляют так, чтобы пакостник пакостника выпорол. Меня тоже по молодости пороли, – смущённо улыбается Арсений, – дык ничё: на пользу пошло. А теперь я женат. Жена из Канады. Приезжали оттуда русские к нам в гости, здесь и познакомились. Дочь родилась... В основном, рыбной ловлей занимаемся. Построили в деревне маленькую судоверфь, и каждому по очереди боты делаем. В армию нас американы не берут, а только регистрируют по достижении 18-летнего возраста...
            Арсению 21 год. Роста он среднего, коренаст, широк в кости, медлителен в словах и движениях. Славянские черты лица обрамляют чуть волнистые белокурые волосы на голове и редкая юношеская борода  (законы общества запрещают мужчинам брить бороды). Живёт с отцом, впрочем, как и все десять его братьев и сестёр. Один брат утонул, и теперь его именем, Кир, назван рыболовный бот. Отца зовут Николай Захарович. Мать – Гликерия Полиэктовна, урождённая Конёва. Познакомились и поженились они в Орегоне (там тоже много русских поселений), а потом приехали сюда: здесь места богатые. Имеют двухэтажный дом, огород, баню, несколько коров и лошадей (впрочем, как и все жители русских деревень в Хомере), два катера. На путину в экипаж нанимаются ближайшие родственники.
       Откуда, из каких мест России выехал их род, Арсений не знает. Дед ещё маленьким был, когда прадед покинул Русь. Сначала жили в Харбине в Манчжурии, потом переехали в Орегон (прадед там и умер несколько лет назад), потом сюда, на Аляску. Здесь места привольные, травы густые – коровам и лошадям раздолье. «Бегают сами по лесам. Захочешь помать – не помашь». Каждая семья автосенокосилку имеет, чтобы для скота сено на зиму заготавливать.
       – Ну а какие праздники вы здесь отмечаете? И как вам староверская религия пить и курить разрешает? – задал кто-то из наших вопрос, как только Арсений на секунду смолк и перевёл дыхание.
       – Ну, Пасху, само собой, – продолжает Арсений, – Рождество, Успения, Богоявления… чё ишшо? Ну, все религиозные христианские праздники. Нашу русскую культуру здесь, почитай, только староверская религия и спасала, потому что мы жили общинно и дедовские законы блюли. Вот, пока я отсутствую дома, – я в миру нахожусь. Как только дома объявлюсь – меня собор на шесть недель от семьи отставит, пока я не очищусь. Спать буду отдельно, питаться из отдельной посуды. И так всем, кто на какое-то время из общины уезжает.
       Курить... наши мужики не курят, а пить... бывает на свадьбе так нагулясси, дык ого-го! Брагу варим, однако самогон гнать собором запрещено. Ну и... матерятся наши мужики... ишшо как!
            В магазине мы покупаем только сахар, соль и специи – остальное всё сами делаем: своё мясо солим, варим, парим, консервируем... Свои овощи...
       – Ну а как у вас с рыбной ловлей дела обстоят? Кто вам разрешение на лов даёт? Что вы за выловленную рыбу получаете? Куда сдаёте, и во что обходится содержание бота? – не выдержал я.
             – Бот «Кир», например, стал мне 200 тысяч долларов. Ежегодный доход от рыбы в среднем получается 100 тысяч долларов. 60 тысяч из них я трачу на содержание бота: ремонт, топливо, продукты, налог полторы тысячи заплатил... Остальные 40 тысяч – это мой чистый доход. Лицензию на рыбу покупаем у государства в кредит. На красную рыбу, например, стоит 138 тысяч долларов, и ловишь, сколько выловишь за разрешённый период. Рыболовный билет даётся на все воды Аляски. Можешь передавать его по наследству, можешь продать. Кошельковым неводом ловим селёдку, крючками – красную, палтус, угольную. Сдаём на Кадьяк на кенари (небольшие номерные рыбозаводы), для себя морозим во фризерах (холодильные помещения в русских деревнях на 6-7 кубов). Рыбу сдаём по фунтам. Фунт (454 г.) стоит 85-88 центов.
         ...После беседы на «Тарпоне», пошли в гости к Арсению на «Кир». Команда его вместе с капитаном составляет 4 человека – все родственники: Василий Акимович Барсуков, Пётр Акакьевич Конёв, Лазарь Николаевич Кузнецов. Лазарь с Василием – мужики молодые, лет по тридцать от роду – играли в салоне в шахматы. Петро – самый молодой, ему 17 лет, читал книгу. На моё предложение рассказать что-нибудь о себе шахматисты отозвались без энтузиазма: «А чё рассказывать-то?» Петро оказался пошустрее. Но потом, видя, что капитан не против: чтобы они поведали мне свои семейные «тайны», понемногу разговорились.
         В принципе, почти у всех американских русских биографии идентичны. Предки после революции эмигрировали в Китай, после становления в Китае коммунистического строя – в Америку: Канаду, США, Бразилию, Боливию. Большинство переехало в Бразилию, в штат Парана, около города Пантагроса, где образовали русские поселения-деревни, которые так и назывались: «Деревня первая», «Деревня вторая» и т. д. Всего пять деревень. И в штате Матугросу – одна деревня.
              За границей, особенно на американском континенте, славяне очень дружно живут между собой. Держат постоянные связи, обмениваются новостями, ездят друг к другу в гости (благо, там это свободно), женятся только на русских девушках. Так что, в каком месте лучше живётся, потомки русских эмигрантов узнают очень быстро. Поэтому-то лет 10-15 назад и начался массовый отъезд русских из Бразилии в США, сначала в штат Орегон, а затем на Аляску. И остались сегодня в Бразилии в штате Парана всего две русские деревни,
         Петро, например, родился в Орегоне в 1974 году, а когда ему было 9 лет, родители захотели пожить в Боливии и уехали в штат Санта-Крус, в местечко Тоборочи, где тоже располагалось пять русских деревень. Прожили б лет и переехали в Хомер, на Аляску, где у них живут родственники по линии матери Арсения – Конёвы.
         – А что же, – спрашиваю, – есть у вас родственники в России и не хотите ли  посмотреть на свою прародину?
         У Василия Барсукова отыскались родственники по матери в Хабаровске – дальние братья и сёстры Рахмановы.
          – Так, изредка переписываемся, – говорит он, – а чтобы ездить... Некогда нам разъезжать: зимой в России делать нечего, а летом мы заняты. В основном родственники из России к нам приезжают.
          Оно, конечно, понятно: хоть и говорят на русском языке, да родина-то их здесь, в Америке, а Россия – отголосок прошлого.
          – Ну как же так? – на полусерьёзе возмутился я. – Неужели вам не хочется взглянуть на страну, где родились ваши деды, на чьём языке вы разговариваете и чьи традиции чтите?
         Они молча пожали плечами.
       – Ну ладно, – похлопал я весело Петра по плечу, указывая глазами на Арсения, Лазаря и Василия, – они уже семейные люди, их жёны не отпустят за океан, в Россию, а ты обязательно должен побывать на земле пращуров. Иначе, какой же ты русский, если не подпитаешься от своих корней?
       Он согласно заулыбался:
        – Вообще-то это идея, хотя я раньше об этом не думал.
       На прощание я пригласил их сфотографироваться на память. Василий отказался, а Арсений, Лазарь и Петро вышли со мной на палубу на солнечный свет.
       А когда мы собрались уходить, Арсений махнул рукой, чтобы я подождал, и пошёл в салон. Через минуту вышел с большим куском сала.
       – Давеча кто-то из ваших сказал, что вы по салу соскучились. Вот, возьмите, нашего соления, – сказал он, протягивая завёрнутый в белую тряпицу шмат.



                ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ НА КАДЬЯКЕ

       Перед отходом лучшие кадьякские друзья «Тарпона», Мэри и Бред устраивали нашей команде прощальный ужин с неотъемлемым  штрихом цивилизации – помывкой в душе.
       Мы впервые побывали в их доме. Они считают себя средними американцами. Живут же люди! Трёхэтажный дом – на троих. У них ещё дочь полтора годика. Ванная комната – это просто оздоровительный мини-комплекс: парная, большая душевая кабина за матовыми задвижными стёклами, бассейн на три метра, по стенам – зеркала, на полу белый кафель. Чистота, как в больнице.
       В прихожей – футбол гоняй. Сразу от входа одна четверть прихожей отгорожена барной стойкой, а за ней – печи, духовки, конфорки, мойки, шкафчики, полочки... О такой кухне ни одна советская женщина, даже избалованная роскошью, не мечтала никогда.
       На втором этаже – зал для отдыха, на третьем – спальные комнаты.
       Когда я с Георгиной и Чарли приехал от Иоанна Забинко, наши мужики досматривали заряженный Брэдом видеофильм «Красный Октябрь» – про нашу и американскую подводные лодки, снятый американскими кинематографистами.
            Не могу судить о содержании фильма – видел только концовку. Но когда наши его досмотрели, то начали «плеваться», особенно Юра. Они убеждали хозяев, что это абсолютная чепуха и что такого на нашем флоте не бывает. Это чистейшей воды идеологическая «настройка» американского обывателя против русских.
            Но убеждать наших американских друзей в этом вопросе долго не пришлось. Они умные люди и прекрасно понимают, что нужно правительству на политической арене.
       После ужина, весь вечер допоздна, разговаривали с Чарли о каратэ; с Брэдом – о рыбе и крабах, которые ловят на Камчатке. Георгина переводила, аж голова заболела от перенапряжения. Зато довольна, что практика хорошая получилась за время общения с нами.
           Я смеюсь: «У тебя практики ещё видимо-невидимо впереди: «Паллада» подойдёт, на ней только пятьсот человек русских, два пассажирских теплохода с туристами, несколько яхт из Владивостока».
            – Нет, – отвечает, – с ними я буду общаться строго, как корреспондент, не так, как с вами.
            Потом пристально посмотрела мне в глаза и доверительно произнесла:
            – Я буду скучать без тебя.
            – Я тоже, – отвечаю, – ты так много сделала для нас.
            – Это не то, – недовольно махнула она рукой, подыскивая слова, разочаровавшись в моей недогадливости.

                Журнал «Дальний Восток» № 5 2011 г., г. Хабаровск.