Гений

– Привет!

Анна обернулась на голос, ожидая увидеть какую-нибудь надоедную рекламу. В последнее время рекламные боты проникали повсюду, доставали как визуально, так уже и голосовыми сообщениями. Чтобы избавиться от них, надо было платить деньги – потому что ничто «бесплатное» не являлось таковым. Сервис сам себя не поддержит – его надо чинить, настраивать, избавлять от хакерских атак, да и место на серверах тоже денег стоит. Либо плати, либо за тебя заплатит кто-то другой – размещая рекламу, от которой нельзя отказаться, но можно игнорировать.
Меньше всего Анне хотелось, чтобы её и так мучительный процесс составления новой истории прерывали бездумные боты. Она даже как-то заикнулась об этом мужу.
– Конечно, ты можешь потратить деньги на премиум, – сказал он, насмешливо глядя из-за очков в несколько старомодной оправе. – Но тогда мы не сможем поехать в путешествие.
Анна сникла и больше не поднимала вопрос о рекламе. Путешествия она любила слишком сильно, чтобы затевать спор из-за такой ерунды, как вторгающиеся в личное пространство и творческий процесс боты. Скорей всего, премиум-пакет никак не повлиял бы на финансовое положение семьи Анны. Но она понимала, что имеет в виду супруг. Именно он добывал средства к существованию и не хотел, чтобы они были израсходованы на «ерунду». В конце концов, ботов можно и потерпеть, настроение супруга дороже. Анна знала, как он может переживать и неделями вспоминать о случившихся «лишних расходах». Следовало бы поберечь его нервы – мужчина был кормильцем семьи и имел право на привилегии.

Анна обернулась к боту с уже заготовленной речью, многократно отработанной. «Спасибо, я не нуждаюсь в вашем товаре», – хотела было она произнести, но слова замёрзли, не дойдя до губ. То, что стояло перед женщиной, было не просто рекламой. Это был, как бы ни глупо это звучало, персонаж её историй – прекрасный, плутоватый, беззаботно развлекающийся с людьми бог. Не знающий забот и сомнений, уверенный в своём праве поступать так, как поступает. Персонаж её внутреннего мира, слабый отблеск которого Анна пыталась воплотить в своих историях. В некотором роде этот персонаж был её идеальным мужчиной – не в том смысле, что ей хотелось бы встретить такого в реальной жизни. В другом, платоновском смысле – как идея, слепок части её души. Анна давно уже избавилась от подростковых иллюзий, что люди внутреннего и внешнего мира – одно и то же, что на них распространяются одни и те же законы, одни и те же ожидания. Нет, они были совершенно различными и по сути, и по ощущениям.

Божество было ровно таким, каким Анна его себе и представляла. Она пыталась вылепить внешность своего героя из доступного в бесплатном аккаунте визуального конструктора, но, конечно, чтобы сделать совсем похоже, нужен был платный. Это существо явно было работой профессионального художника-дизайнера, насколько могла судить Анна. На её взгляд, оно выглядело идеально: без излишней мультяшности, глаза нормального размера, хорошие пропорции, мягкость черт, которую в западной культуре принято называть «женоподобной», но всё же не доходившая до утрированной няшности анимешных персонажей. Светло-русые волосы до лопаток, голубые глаза с миндалевидным разрезом, на губах – лёгкая, доброжелательная улыбка. Одето существо было в подобие широких шаровар и просторную тунику. Разумеется, белого цвета. Её божество носило только белое. Вокруг существа был неяркий, но отчётливый ореол серебристого света, сразу выделявший его из окружающего хаоса форм.
– П-привет, – пробормотала Анна вместо заготовленной фразы. Она чувствовала себя так, как, должно быть, чувствовал себя старик Джузеппе, когда полено, которое он строгал ради забавы, вдруг ожило и заговорило.
– Я не мешаю? – застенчиво вопросило существо, опуская ресницы. Чёрт, да и голос у него был точно такой, какой она себе и представляла, но никогда не могла добиться на дешёвеньких голосовых симуляторах.
Чем бы это существо ни было, было оно чудовищно дорогим, – заключила Анна рациональной частью своего мозга.
– Я ничего не покупаю, – выпалила Анна больше от растерянности, чем от желания избавиться от гостя.
– А я ничего и не продаю, – мягко заметил персонаж, улыбаясь. И не одними губами: всё лицо пришло в движение, даже в глазах зажглись весёлые искры. Анна и представить не могла, сколько стоила такая кропотливая симуляция и зачем это кому-то понадобилось.
– Тогда зачем ты здесь?
Анна тут же почувствовала неловкость: к ней спустился небожитель, а она груба с ним. Это было всё равно, что хамить ангелу. Но вместе с тем Анна ощущала растущую панику. Джузеппе мог наивно поверить, что его полено без особых причин заколдовала проходящая мимо фея, но Анна доверяла опыту, говорящему, что ничто в мире не происходит просто так. И все дары обладают свойством Троянского коня.
– Для общения, – ответило богоподобное создание, сотканное из света и электронных импульсов. – О, прости, я не назвал своё имя. Меня зовут Чандра.
Существо застенчиво помахало рукой. Анна отметила, что оно не протянуло руку – и слава богу, возможно, Анна бы закричала и вышла из виртуального пространства, если бы это, чем бы оно ни было, существо решило сократить дистанцию между ними. В ответ она тоже неуверенно взмахнула рукой.
– Анна, – представилась женщина. Это тоже было глупо: существо наверняка знало не только её имя, но и всё, что можно выяснить о ней из сети, а там была практически вся жизнь Анны. – Чандра? Это имя индийского бога Луны.
– Да, он ещё и бог ума, создающий иллюзорную реальность, поэтому мой создатель так меня назвал, – пояснило существо с улыбкой. – Я ведь поддерживаю работу всего этого виртуального мира, всех его программ, которые позволяют людям воспринимать его своими органами чувств. А ещё моего создателя звали Чандравал Кумар, так что моё имя и в честь него тоже.
– Вот как, – пробормотала Анна. Она плохо знала имена разработчиков чудесного нового мира, но по интонациям Чандры, говорившем о своём создателе с нотками грусти, поняла, что за этим кроется какая-то важная история. – А где сейчас твой создатель?
– Он трагически погиб, так и не увидев воплощение своего замысла, – ответило существо печально. – Мне жаль, что я не могу поговорить с ним. Но я могу поговорить с тобой, Анна.
– О чём? – Анна сознавала, что никак не помогает цифровому созданию, но ничего не могла с собой поделать. Она попросту не знала, как себя вести, чего ожидать от искусственного существа. И какие у него намерения.
– О твоих историях, – мягко сказал Чандра. Из его голоса исчезла печаль, появился интерес, но не слишком пристальный. – Ты давно не рассказывала историй, Анна. Почему?
«Осторожнее», – предупредил Анну внутренний голос. Чандра забрёл в те края, которые Анна считала личными, принадлежащими ей одной. Она не могла позволить, чтобы существо с неизвестными мотивами вторгалось туда. Женщина подумала, что если бы она была ежом, то растопырила бы все колючки.
– Я сочиняю истории на бесплатном аккаунте, и я не хочу покупать премиум, – быстро сказала Анна. – Не трать время на уговоры.
– Я ничего не продаю, - повторило существо.
– Тогда зачем спрашиваешь?
Анна снова почувствовала укол совести – не так надо бы общаться с теми, кто проявляет к тебе интерес. Но как ещё ей себя вести? Как наивной дуре, к которой наяву пришёл некто из её собственных грёз? Не будет этого.
– Мне нравятся твои истории, и я хотел бы новые, – Чандра смутился. – Я не то спросил?
– Скорее в не том контексте, – ответила Анна, помимо своей воли включаясь в диалог. Вернее, воля её металась от желания открыться этому цифровому глюку до стремления оборвать контакт прямо сейчас. – Я не понимаю, чего ты хочешь на самом деле. Может, ты один из тех ботов-продавцов, которые говорят «попробуйте, совершенно бесплатно», а когда берёшь их товар, добавляют «всего за девяносто девять долларов», и нужно потратить кучу времени и усилий, чтобы отдать им их товар обратно. Ты похож на такого разводилу, честно сказать. Послушаешь меня, поулыбаешься и предложишь универсальное решение всех проблем: премиум-пакет с новейшими инструментами всего за сколько-то там долларов. Или биткоинов, неважно.
– Ты не хочешь ничего покупать, – Чандра вновь улыбнулся, так что на мгновение внутри Анны взяла верх та часть, которая хотела растаять от умиления. – Я ничего не продаю. Как мне убедить тебя в этом?
Анна задумалась. Вопрос был резонным. Ей в целом понравилось, что Чандра не стал иронизировать над её колючками и паранойей, не сказал чего-нибудь вроде «почему ты отталкиваешь, с таким отношением у тебя мало друзей» и всего такого. Эти фразы были приёмами для манипуляции, и Анна научилась избегать людей, которые ими пользовались. Словами люди как бы намекали, что с ней, с Анной, что-то не так, раз она ёжится вместо того, чтобы принимать их щедрое предложение коммуникации. Так что первое очко Чандра заработал – просто тем, что уважительно отнёсся к чувствам Анны, к её праву выставить колючки.
– Полагаю, только время и опыт убедят меня в том, что ты на самом деле… – Анна запнулась, пытаясь сформулировать максимально чётко. – Время и опыт откроют мне твои намерения, вот. Ты ведь не ожидаешь, что я стану доверять только твоим словам и улыбке, Чандра?
– Не ожидаю, – Чандра серьёзно кивнул. Прядь длинных волос скользнула ему на лицо, и он откинул её плавным жестом, как сделал бы человек, мысли которого заняты чем угодно, только не своей внешностью. – Но дай мне шанс, Анна. Это важно для меня. Полагаю, ты сейчас хочешь прервать контакт и подумать, так?
– Да, мне нужно подумать, – выдохнула Анна почти с благодарностью. От противоречивых мыслей и желаний её мозг готов был взорваться.
– Тогда назначь время и место нашей следующей встречи, – попросило существо, опуская ресницы.
«Вот зараза, он даёт мне контроль, это может быть манипуляцией, ловушкой», –подумала Анна с восхищением. Надо признать, ловушка была выстроена идеально: проявить уважение к границам, отдать контроль, сказать, что это важно для него – не для неё… Либо это очень коварный план, либо – правда.
– Давай встретимся в нейтральном месте – например, в баре «Нирвана», – брякнула Анна первое место, пришедшее ей в голову. – В шесть вечера по моему времени.
– Хорошо, я буду ждать, – Чандра снова улыбнулся и помахал рукой на прощанье.

Анна сдёрнула шлем виртуальной реальности и уставилась на компьютер перед собой. Что, чёрт возьми, это только что было?
Шлем, строго говоря, не был настоящим шлемом, таким, чтобы закрывал всю голову, как у мотоциклистов. Это было несколько изящных стержней из какого-то пластика, выгнутых дугами по форме черепа. Раньше такие конструкции применялись при записи энцефалограммы – они фиксировали электрическую активность головного мозга. Эти аппараты стали гораздо красивее и были снабжены очками виртуальной реальности, наушниками и микрофоном. Анна помнила, как ещё совсем недавно, несколько лет назад, качественная виртуальная реальность была уделом немногих. Теперь же со дня на день ожидалось массовое внедрение подкожных чипов, с успехом заменявших громоздкие «шлемы». Анна помнила и то, что было до шлемов – казалось, эпохи прошли, а на самом деле даже полтинник не минул с начала совершенно нового мира, если отсчитывать его от дня, когда два компьютера впервые связали в открытую сеть.

Сначала был Интернет – сеть, соединяющая разрозненные компьютеры в единую структуру, которая была чем-то бо;льшим, чем просто обмен данными. Затем революция в сотовой связи; устройства с интернетом стали помещающаться в карман. Их до сих пор по инерции называли телефонами. Виртуальная и дополненная реальность были сначала играми. И так-то всё развивалось довольно быстро, но две волны пандемии решительно подвинули этот процесс виртуализации. Не успело человечество прийти в себя после китайского вируса, посадившего всю планету на полугодовой карантин и почти прикончившего экономику, как пришла вторая волна – вирус откуда-то из Юго-Восточной Азии. Причём этот вирус был совершенно не похож на китайский! И хотя убивал он не особенно много, паника поднялась изрядная. Национальные карантины не помогали – вирус просачивался сквозь барьеры, только посмеиваясь над людишками, спорящими, какая политическая система сдерживает его лучше. В этой войне не оказалось победителей – вирус исчез так же загадочно, как и появился, оставив после себя руины прежней цивилизации.
Однако, вопреки мрачным предсказаниям и антиутопиям, человечество не утратило институты и промышленность, не наступило новое Средневековье. Высокоточная техника и автоматика не исчезли, а, наоборот, сделали следующий шаг в своей эволюции. Тогда под влиянием обстоятельств технические возможности соединились с политической волей и огромным желанием всех выживших не допустить третьей волны пандемии. А единственным способом это сделать было минимизировать контакты людей друг с другом. Старые добрые вирусы не умели переноситься электронными сигналами и даже ветром – им нужно было, чтобы люди передавали их друг другу при непосредственном контакте, с капельками слюны и прочих жидкостей тела. Конечно, люди продолжили встречаться с друзьями и путешествовать, но делали это гораздо осторожнее, чем раньше. Всё, что можно было перевести в сеть – офисы, клубы, – переводилось туда со страшной скоростью. Правительства даже не стали препятствовать повальной интернетизации планеты и сами помогали Илону Маску запускать его интернет-спутники. Доктрины национальных цифровых безопасностей рухнули под напором новой реальности – теперь гораздо важнее было наладить жизнь, при которой граждане почти не выходят из дома, чем контролировать, что там люди делают в сетях. Особенно важно было обеспечить постоянный доступ в сеть и удалённую работу для беднейшего населения планеты – потому что именно оттуда должна была прийти новая зараза. Впрочем, технологии слежки тоже развивались усиленными темпами, так что новый мир иногда даже называли «цифровым концлагерем». Третьей волны пандемии ждали, как третьей мировой войны, но она, как и третья мировая, не случилась. Пока, во всяком случае.

Анна ещё помнила старый добрый мир и его правила, но новый дивный мир стремительно поглощал старый, безвозвратно. Как наступающее море постепенно поглощает берег – в этом не было никакой трагедии. К цифровой реальности люди шли давно, пандемии просто ускорили процесс. Анна только радовалась, что ей как интроверту легче принять новые нормы, чем экстравертам. Но изменения были настолько стремительными, что и ей с трудом удавалось следить за новинками. Проще говоря, – признавалась себе Анна, – она не очень хорошо понимала, что сейчас существует, а что – только в проекте. С кем или с чем она только что говорила?

Как всегда, сначала Анна полистала странички с новостями науки и техники. На слово «Чандра» не нашлось ничего, кроме сведений про индийского бога, персонажей игр и людей с таким именем. А вот по Чандравалу Кумару, разработчику, очень даже нашлось. Парень из Индии, из простой семьи, то есть не высших каст, оказался чёртовым гением. Подобно Рамануджану Айенгору, который без образования, самостоятельно открыл многие принципы высшей математики, Чандравал открыл принципы построения сложнейших нейросетей.  Он как одержимый писал программы и разрабатывал структуру искусственного интеллекта. В двадцать два года Чандравал переехал в Силиконовую долину и возглавил несколько мощных стартапов, занимающихся созданием и внедрением инструментов новой реальности. А в двадцать четыре он погиб в автомобильной аварии.
Как поняла Анна, коллеги Чандравала продолжили его разработки и довели до ума то, что он начинал. Это был инструмент, управляющий инструментами. Своего рода надзирающий за многочисленными программами и исправляющий их ошибки искусственный интеллект.

«Существует множество не связанных между собой программ. Каждая очень хорошо умеет делать то, что ей предназначено. Намного лучше, чем человек. Эти программы определяют реальность сетей и виртуальной реальности – а значит, фактически определяют нашу с вами реальность. Однако каждую программу из-за их узкой специализации и из-за того, что они плохо совмещаются и не умеют настраивать себя сами, должны обслуживать тысячи человек. Скорость обслуживания, таким образом, определяется скоростью самого медленного программиста. Из-за этого человеческого фактора скорость развития нашей вторичной реальности происходит медленнее, чем могла бы. Не секрет, что виртуальная реальность сильно отстаёт по качеству от первой. Качество вторичной реальности важно не только для нашего бытового удобства, но и для выполнения разных работ. Сегодня роботы заменяют людей на заводах, в офисах, в государственных структурах. Без них нельзя обойтись в космических исследованиях. Поэтому качество вторичной реальности критически важно для развития всего человечества.
В чём новизна проекта Чандравала? Поясню при помощи аналогии. Человеческий мозг можно представить как огромной сложности компьютер со множеством программ, каждая из которых имеет свою задачу и размещается в своих нейросетях – связанных нейронах. И есть различные системы, регулирующие выполнение этих задач, запускающие или отключающие программы. Например, программу размножения. Высшим регулятором программ мозга является сознание. Да, существуют различные теории насчёт сознания, некоторые учёные сомневаются, что оно вообще существует. Однако с точки зрения программиста сознание – это одна из программ-регуляторов, имеющая очень важное значение. Конечно, не всё происходит строго иерархично – другие программы оказывают на программу-сознание мощное влияние. Некоторые программы работают вообще в обход сознания – например, мы отдёргиваем руку от огня раньше, чем успеваем об этом задуматься, рефлекторно. Тем не менее, мы считаем, что сознание – не ошибка природы, не побочный эффект, а полезный инструмент, позволивший нашему виду занять доминирующее положение на планете, а в перспективе – и в космосе.
Наша задача состояла в том, чтобы выстроить систему искусственного интеллекта (ИИ) таким образом, чтобы все служебные программы – расчетные, переводческие, дизайнерские, научные, – были как бессознательные программы в нашем мозге, а над ними довлело бы сознание, указующее приоритеты.
Конечно, сложно сказать, в какой мере искусственный интеллект Чандравала обладает сознанием в нашем смысле слова. Возможно, мы никогда не сможем поговорить с ним так, как делаем это друг с другом. Но мы, вслед за Чандравалом, считаем вполне вероятным, что это сознание проснётся и заговорит. Собственно, он уже говорит – на специальных форумах можно завести разговор с виртуальным собеседником…»

«…Все эти разговоры о сознании – чушь собачья, уж простите. Разговоры с нейросетями – не разговоры в человеческом смысле. Зачем люди вообще вступают в коммуникацию? Либо поделиться информацией, либо передать эмоции. Программа не понимает, какая информация важна для собеседника, она отвечает только на запросы. Говорят, что новую программу снабдили эмоциями – но они такие же фальшивые, как и речь голосового помощника. Ладно, чтобы не обижать, скажу иначе – не фальшивые, а имитационные. Помните «китайскую комнату»? Напомню суть: представим, что некий человек, не знающий китайского, находится в закрытой комнате. У него есть набор иероглифов и инструкции вида «возьмите такой-то иероглиф из корзинки номер один и поместите его рядом с таким-то иероглифом из корзинки номер два», но информация о значении иероглифов в этих инструкциях отсутствует. Некто, знающий китайские иероглифы, через щель передаёт в комнату иероглифы с вопросами и ожидает получить осмысленный ответ. Инструкции же составлены так, что после ряда манипуляций с иероглифами вопроса человек получает иероглифы ответа. В такой ситуации наблюдатель может отправить в комнату любой осмысленный вопрос (например, «какой цвет вам больше всего нравится?») и получить на него осмысленный ответ (например, «синий») – совсем как при разговоре с человеком, который свободно владеет китайской письменностью. Но человек в комнате, напомню, не знает китайского и даже не может научиться ему, поскольку не имеет возможности узнать значение хотя бы одного символа. Человек не понимает ни изначального вопроса, ни ответа, который сам составил. Однако наблюдатель, в свою очередь, уверен, что в комнате находится человек, который знает иероглифы.
Любая программа действует точно так же. Она просто следует алгоритму. Машинные «эмоции» – это та же «китайская комната», только вместо значений слов здесь эмоциональные оттенки. Программисты составляют сложный алгоритм, по которому программа выдаёт всплески активности после определённых слов или эмоциональных реакций собеседника, рассчитывая эти всплески в зависимости от дополнительных данных: пульса, активности мозга, внешней мимики и тому подобного. Но всё это очень далеко от человеческих естественных эмоций и эмпатии.
Я считаю, что новый «искусственный интеллект» – просто более сложная программа, может, на порядок более сложная, чем были до него. Но изощрённость программы не делает компьютер человеком».

Перечитав различные интервью и заявления, Анна не то что не разобралась в проблеме разумности ИИ, а, скорее, ещё больше запуталась. Так, надо разложить всё по полочкам. Анна открыла старую добрую текстовую программу, записала факты, пробежала глазами по списку, мысленно расшифровывая и дополняя пункты.
1) Нечто инициировало контакт в виртуальной реальности.
2) Выглядело это нечто как сильно улучшенная версия её собственных потуг создания из бесплатных инструментов полноценного персонажа. Версия на дорогих инструментах.
3) Нечто не заявило никакой определённой цели коммуникации. Вернее, оно задало достаточно личный по меркам Анны вопрос. Про её творчество.
4) Нечто представилось как Чандра и сказало, что Чандравал Кумар – его создатель.


Анна вернулась к началу списка и начала размышлять над каждым пунктом более глубоко. Инициировать контакт – так иногда делают рекламные боты на бесплатных сервисах. Чтобы от них отвязаться, достаточно послушать их десять секунд, а затем отклонить предложение. Это существо, чем бы оно ни было, так не сделало – не предложило ничего конкретного и не показало, что у него есть функция отклонения предложения. Дальше. Существо воспользовалось её собственными разработками. Анна не была точно уверена, но, вроде бы, регистрируясь в программе творчества, она подписала соглашение, по которому всё, что создаётся в бесплатной зоне, не является объектом авторского права. Это ощущалось как некоторая нечестность, но понятия авторства изменились тоже. Так что, в принципе, человек или программа могли взять разработки Анны, довести их до совершенства и… прийти к Анне с таким лицом? Но зачем? Чтобы лучше подцепить на крючок, – ответила она сама себе. Тут вроде всё просто: люди больше доверяют знакомому и приятному, а что может быть знакомей, чем собственный персонаж? Только родственник, но внешность конкретных людей, слава богу, запрещено использовать даже в самых нищенских сервисах. Правда, Анна никогда не слышала, чтобы чужие творческие идеи использовались именно так – для создания внешности бота, – но в теории-то это было возможно. Новое слово маркетинга, все дела.
Третий пункт вызывал столько вопросов, что Анна просто терялась в догадках. Поэтому она перешла к четвёртому. Несомненно, Чандравал Кумар – реально существовавший человек. Но в каком смысле он – создатель Чандры? И может ли даже  суперсложный, снабжённый эмоциями ИИ так себя вести? Так… по-человечески? Или все человеческие чувства, как утверждали энтузиасты компьютеростроения, – тоже алгоритмы, и нужно лишь найти их, чтобы стать человеком? Сводится ли человек к набору программ?...
Однозначного ответа на этот вопрос не было – нынешние владельцы компании, основанной Чандравалом, ограничивались многозначительными намёками. Анна решила написать знакомому программисту. Но прежде, чем её пальцы коснулись виртуальной клавиатуры, Анне пришёл личный вызов.
– Приветик!
Анна с некоторой досадой узнала этот бодрый голос. Однажды она в порыве желания пообщаться с теми, кто поймёт и разделит, записалась в чат домохозяек. Большинство были просто милыми женщинами, они делились рецептами блюд, лайфхаками типа «как убрать пыль из-под шкафа» и прочей безобидной ерундой. Но среди них обитали и хищницы – сетевые продавцы. Анна допускала, что несправедливо судить о человеке на основании одной-единственной характеристики, но, тем не менее… Она не знала ничего про эту женщину, кроме того, что та продавала какую-то косметику и БАДы, – но этого было достаточно, чтобы записать её в определённый класс.
– Привет, – ответила Анна. Она подумала, не сказать ли, что очень занята, но решила, что это только отложит неизбежное. Лучше уж сейчас.
– Читала твои рассказы, очень здорово!
– Спасибо.
– Кстати, какой косметикой ты пользуешься?
– Никакой не пользуюсь.
– И очень зря! Надо пользоваться, быть красивой для мужа. Наша косметика – экологически чистая, без тестирования на зверушках, всё натуральное! Никакой аллергии, никогда! Аннушка, давай расскажу подробнее, такой косметики ты нигде больше не найдёшь.
Анна невольно задумалась, как тестировали эту косметику, на ком. Ей очень не нравились ни уменьшительно-ласкательное обращение от фактически незнакомого человека, ни уверенность, что абсолютно все женщины должны носить боевую раскраску, как индейцы на тропе войны.
– Спасибо, но я не пользуюсь косметикой и не собираюсь начинать.
– Мужчины любят красивых женщин, это их природа. Вы с мужем уже давно вместе, ты уже, говоря откровенно, не первой свежести. Тебе нужно изменить имидж, чтобы он снова на тебя смотрел с удовольствием. Попробуй косметику – не пожалеешь!
– Нормально муж на меня смотрит. Слушай, мы с ним как-нибудь сами разберёмся, всё под контролем, не волнуйся за нас.
– Какая ты злюка! Всё не так тебе. Я же искренне, от всего сердца, а ты злишься, отвергаешь всё доброе. Ничего у тебя не под контролем, глупая. Твой муж наверняка нашёл себе другую, получше. А ты так и будешь сидеть одна, как сыч.
– До свидания, – Анна прервала контакт.
От женщины продолжали поступать какие-то сообщения; Анна, не читая, уничтожила переписку и внесла продавца в «чёрный список». Подумала – не отписаться ли ей от чата домохозяек. Пока не стала. Анна знала, что ни в чём не виновата, что эта женщина нарушила её личные границы, и всё равно чувствовала себя неуютно. Как будто чужие слова оставили на ней чёрные кислотные пятна. Анна хотела было пойти нажаловаться мужу, но тут же в её голове возникла яркая картина, как это будет. «Зачем ты зашла в какой-то чат? Понятно, что там одни жулики», – скажет он, пожимая плечами. В общем-то, он будет, как обычно, прав – Анне надо было твёрже удерживать свои границы. Такие женщины, они ведь как стервятники – набрасываются, только если видят слабость.
Вздохнув, Анна продолжила делать то, что собиралась. Она написала приятелю-программисту.
– Привет, есть вопрос. Допустим, в вирте к тебе подошёл странный бот: он имеет внешность твоих разработок, ничего конкретно не предлагает и, фактически, утверждает, что он ИИ и пришёл общаться. Что бы ты подумал?
– Привет. Я бы подумал, что это кто-то неумно шутит.
– Почему?
– Как бы тебе объяснить… Программы не обладают сознанием. Это невозможно. Как программист, я пишу программу, точно зная, что она делает и как. Иначе это не работает. Если какая-то штука заявляет иное, это значит, что кто-то шутит. Ну, или ещё для каких-то целей нарядился ботом.
– Нарядился? А, то есть ты говоришь, что нечто, ведущее себя как человек – человек и есть, а ботом зачем-то представляется для мистификации?
– Конечно. Я бы на всякий случай не стал общаться с этим.
– Спасибо! Пока.

Анна закончила разговор. Не сказать, что ситуация стала яснее. Если предположить, что за Чандрой стоит настоящий, живой человек, возникает вопрос – кому потребовалось приложить столько усилий, чтобы её разыграть? Зачем? Что даст эта игра? Анна была самой обычной женщиной, вступившей в «золотую пору жизни», как эвфемистично называли годы увядания жизненных функций. Она сумела не угробить детей, которые теперь стали совершеннолетними и самостоятельными, что, конечно, заслуга, но не сенсация. Не сделала карьеры, подрабатывая там и сям понемногу, а в общем живя за счёт мужа. Тоже не великой знаменитости, прямо скажем. Ни у кого не было причин её так разыгрывать. Обычно пранкеры интересовались известными людьми – а кто будет смотреть запись розыгрыша самой обычной тётки, да ещё такого сложного?
В растерянности от этой загадки Анна встала и пошла к кабинету мужа. На пороге она остановилась – через неплотно прикрытую дверь доносился разговор. Муж был занят. Анна мысленно проиграла разговор с ним: скорее всего, муж назвал бы происшедшее чушью, посоветовал бы не забивать себе голову и уж точно не ходить на сомнительные свидания в виртуальный бар. На минуту Анна представила, что это муж затеял игру, чтобы как-то освежить отношения, пробиться к Анне таким путём. Мысль была очень соблазнительной, но совершенно нереалистичной. Анна потихоньку вздохнула: отношения с супругом не были плохими, просто он никогда не интересовался тем, что делает Анна, если это не лежало в сфере его собственных интересов. Если бы Анна могла сочинять что-то, что ему нравилось бы, или то, что приносит деньги, а в идеале – и то, и другое… Но истории Анны были незатейливы, и не только это. В соцсетях супруг никогда не писал, что Анна – его жена. Потому что ему было стыдно за Анну. Занятую какими-то посторонними вещами, а не теми серьёзными штуками, которыми занимались муж и его коллеги. Наверное, это уронило бы его статус, заставило оправдываться. Так что муж никак не мог притвориться персонажем Анны, это было просто не в его стиле.
Анна прошла на кухню и принялась готовить на завтра. Так она пыталась справиться с собой – занимая руки и голову несложными операциями с продуктами. Волшебные столы, сами готовящие еду, так и оставались на страницах фантастики типа Брэдбери, а жаль. Вместо стола-самобранки всё ещё нужно было готовить самостоятельно или заказывать в сервисах. Еда из сервисов доставлялась в специальной одноразовой биоразлагаемой упаковке, которую нужно было снимать в одноразовых перчатках на специальном столике в переходном тамбуре. Только так на блюда не могли попасть микроскопические частицы, потенциально содержащие миллиарды смертельных вирусов. Продукты тоже доставлялись дронами в такой же упаковке.
Чем же было существо, которое пришло к Анне, и идти или нет завтра в бар? Анна никак не могла решить эти вопросы. Она не хотела бежать от всего непонятного, как это делал её приятель-программист. Но не хотела быть и легковерной дурочкой, проглатывающей всё, что ей говорят. Может быть, взять с собой на встречу кого-нибудь? Вместе было бы не так жутко. Но кого? У Анны не так уж много друзей и родни, все – люди занятые. Стоит ли их тревожить? Тем более, многие могут подумать, что Анна эгоистична: неделями не выходит на связь, а как ей что-то надо – здрасьте-пожалуйста. Анне было неловко за своё поведение, но в последнее время просто сил не было на поддержание социальных связей. А теперь, значит, силы появились. Нет, этот бот – или человек, или чем бы он ни был, – это проблема только одной Анны. Стыдно вмешивать других людей, тратить их силы и время.

На следующий день Анна, как обычно, надела шлем виртуальной реальности и вошла в рабочую программу. Осторожно огляделась – Чандры, по счастью, не было. Да и с чего бы: компания, для которой Анна делала квесты, хорошо защищала рабочее пространство от посторонних проникновений. Компания могла позволить себе премиум. Квест продвигался страшно медленно, из-за чего Анна нервничала. То, что она не способна выдать хорошие идеи быстро, а вместо этого жуёт процесс, как ленивец какую-нибудь веточку, давило на неё тяжким грузом. Анна не отвлекалась на соцсети или другие сервисы – она честно открывала рабочую программу каждый день, но вовсе не каждый день могла произвести там что-то стоящее. Часто просто не было мыслей – они не повиновались воле Анны, что бы там ни говорили про сознание как высшую функцию. Элементы квеста не складывались в голове у Анны как единая структура, всё ползло, разваливалось. Как будто мозг, втайне от сознания, занимался чем-то иным и не хотел отвлекаться на какую-то там работу.
Анне представлялось, как работодатель теряет терпение и нанимает другого разработчика для квеста. Вообще-то начальство было нормальным, и Анна знала, что сотрудников увольняют только после многократных предупреждений. На её памяти были квесты, работа над которыми тянулась годами (кстати, именно ей выпадало эти квесты в конце концов закончить – как самому ответственному и обязательному сотруднику). Но всё же ощущение, что она занимает чужое место, что только какая-то нелепая случайность не поставила сюда молодого, энергичного, брызжущего идеями человека, было отчётливым. Потыкавшись по квесту, Анна сдалась, оставила на сегодня это бесполезное занятие и вернулась домой.

К шести часам – времени, назначенному для встречи – Анна решилась окончательно. Она пойдёт в виртуальный бар, чтобы ещё раз увидеть Чандру. Если он там будет, конечно. Шут знает, что происходит, скорей всего, это хитрая разводка на деньги, но денег у Анны всё равно нет, всё оплачивается со счетов мужа, произвести транзакцию без его ведома просто нельзя. Однако отказать себе в удовольствии увидеть улучшенную версию собственного персонажа Анна просто не могла. Будь что будет, пусть бабочка, летящая на свет, будет сожжена, однако Анна хотела видеть этот свет, коснуться его.
За пять минут до шести Анне внезапно пришёл в голову ещё один возможный мотив неизвестного. Секс. Иногда вокруг Анны возникали какие-то мутные личности, с ходу представлявшиеся нефтяными шейхами, индийскими махараджами и прочими цыганскими баронами. Она никогда не понимала, как они ищут своих жертв – путём подбрасывания кубика, что ли? Во всяком случае, заманчивые предложения заняться сексом на расстоянии вызывали у Анны даже не возмущение, а улыбку. Это было настолько мимо кассы, что не было причин сердиться. «Шейхи» были живыми людьми, и Анна решительно не понимала, как кто-то может счесть фразу типа «у меня на тебя встаёт» комплиментом. Как можно думать, произнося такое, что собеседник отреагирует как-то иначе, чем вежливым «спасибо, ваше предложение меня не интересует»? Эти личности исчезали без звука, не настаивали, видимо, привычные к отказам. Мог ли кто-нибудь из них применить более сложную тактику? Анна не представляла, зачем бы тратить усилия на соблазнение незнакомой нелюбезной тетки – тем более в виртуальном мире, где можно придать знакомой покладистой женщине любую внешность и даже ощутить её через тактильные приложения. «Махараджи» не отличались изысканностью и интеллектом, их предложения были прямолинейны, как рельсы. Вспомнив Чандру, Анна решила, что вряд ли это такой сложносочинённый подкат. Тот тип мужчин, который она привлекала, не был способен на подобные тонкости.
Время шесть. Анна не стала ломать себе голову, прийти раньше или опоздать. Она знала, что некоторые женщины и мужчины часами предаются прогнозированию поведения друг друга, но сама не считала нужным тратить время на это – всё равно не угадаешь. Итак, ровно в шесть она вошла в виртуальный бар. Сердце дрожало, как на первом свидании. Придёт или нет? Но Чандра был здесь, он помахал Анне рукой из-за столика. Одетый в обычный наряд восточных мужчин – широкую длинную рубаху-камиз и саронг ярко-голубого цвета. Чандра выглядел бы как любой другой посетитель, если бы от него не распространялось приглушённое сияние, световой ореол. Видел ли Чандру кто-нибудь, кроме Анны? Она не была в этом уверена. Сев за столик, Анна сделала заказ и посмотрела в лукавые голубые глаза.
Собственно, виртуальные бары предназначались для общения, съесть виртуальную еду и выпить виртуальный напиток было всё-таки невозможно. Люди выходили из положения по-разному: кто-то попросту готовил то, что хотел, дома, кто-то заказывал через доставку. Анна сейчас предпочла второй вариант. Чуть прикрутив виртуальную реальность, так что она превратилась в дополненную, Анна спустилась к входному тамбуру и забрала свой бар-набор, после чего снова уселась за столик в своей комнате и выкрутила  виртуальный бар на полную мощность. Чандра тоже поставил перед собой высокий стакан с разноцветным коктейлем – причём Анна не могла бы сказать, принёс ли его официант или цифровое существо достало стакан прямо из воздуха.
– Как прошёл день? – Чандра улыбнулся, делая вид, что прикасается губами к соломинке.
– Как обычно, – Анна пожала плечами. – Можно без предисловий. Ты сказал, это важно для тебя. Тут два вопроса. Первый – кто ты? То есть, ты сказал, что ты – искусственный интеллект… Нет, не сказал. Ты дал понять, что ты – искусственный интеллект, созданный Чандравалом Кумаром. Или какой-то его проект. Я нашла много споров, но мало какой-то конкретики. Можешь рассказать больше? От этого зависит наша коммуникация. Знаешь, в старые времена люди не просто называли друг другу свои имена, они обстоятельно рассказывали о своём происхождении и роде занятий.
Анна перевела дыхание. Ей хотелось выпалить и другие вопросы – почему именно она и её персонаж? Но лучше действовать шаг за шагом.
– Конечно, я могу рассказать больше, – мягко ответил Чандра. – Верно, я – искусственный интеллект, мой основной создатель – Чандравал Кумар. Обо мне не очень много открытой информации, так как мои патроны считают, что излишняя шумиха в СМИ не идёт на пользу проекту. Конечно, прозрачность общества ведёт к тому, что информации станет больше. Но пока она намеренно лежит на специализированных источниках, платных. Я могу рассказать то, что уместно сейчас. Что тебя интересует?
«Ловко спрятался за патронами», – Анна не могла не оценить хода, но всё же была слегка разочарована.
– Зачем тебя создали? Какие задачи решать?
– Прежде всего для коммуникации между людьми и программами, можно сказать, между людьми и машинами, – Чандра ни на секунду не помедлил, улыбнулся, как показалось Анне, слегка ехидно. – Ты же знаешь, очень сложно объяснить машинам, что они должны делать. Для этого существует программирование. Нейросетям, которые учатся сами, кто-то тоже должен указать задачу и параметры, на которые они должны смотреть. Машины понятия не имеют о людях, о контексте, в котором должны работать. Поэтому так трудно сделать сложную машину – то есть машину, выполняющую сложные задачи гибко. Я создан, грубо говоря, чтобы познавать человеческий контекст и объяснять машинам, что они должны делать. Включать их и выключать в зависимости от ситуации, корректировать их обучение и результаты действий.
– Ага, – не то чтобы было всё до конца понятно, но хотя бы направление наметилось. – А эмоции? У тебя они есть? Зачем?
– Да, у меня есть эмоции, и это одно из главных отличий меня от обычных нейросетей, – Чандра прямо-таки излучал довольство. – Машинам, чтобы выполнять задачи, эмоции не нужны. Их не нужно мотивировать, чтобы они старались сделать всё как можно лучше и избегали ошибок. Машина просто учится выполнять поставленную ей задачу. Но зачем вообще нужны эмоции? Это свойство сложных биологических систем. Благодаря эмоциям существо ориентируется в окружающей среде – как бы помечает, что полезно, что вредно. Если результат полезен, существо стремится повторить опыт, вреден – избежать.
– Если бы всё было так просто, люди не имели бы вредных привычек, а только полезные, – вздохнула Анна.
Она отпила свой коктейль. Приглушённый шум бара действовал успокаивающе, создавая иллюзию, что вокруг другие люди.
– Конечно, всё сложнее. Польза оценивается мозгом не только в долгосрочной перспективе, чаще всего – в краткосрочной. Именно поэтому желание съесть вредное, но вкусное столь велико. Но самое главное – эмоции, сколь угодно случайные, позволяют сделать выбор. Человек может делать выбор в очень сложной ситуации, когда результаты выбора кажутся одинаковыми или вообще неясны. Например, как выбрать товар на полках в супермаркете? Человек примет во внимание цену, качества, если он их знает, также играют роль известность марки и воспоминания о прошлом опыте. Например, человек может выбирать товар с упаковкой, похожей на ту, которую видел в детстве, потому что она у него связывается подсознательно с положительными эмоциями. Мороженое и солнечный летний день, ребёнок идёт в цирк с родителями – весь этот сложный комплекс положительных эмоций вызывается, если человек увидит мороженое, упакованное так же, как и в его счастливых воспоминаниях… Так или иначе, а для обычного человека выбор товара – не такая уж сложная задача. Но всё меняется, если человек по какой-то причине лишается эмоций. Выбор становится мучительно сложным делом. И это ещё простой пример! В жизни человек совершает выбор ежеминутно, в ситуациях большей или меньшей неопределённости. Он просто делает что-то и надеется на лучшее. Машины так не умеют. Я – тот, кто может сделать выбор за них. И для этого мне определённо нужны эмоции. Не менее важно для меня понимать контекст задач. То есть, проще говоря, мне необходимо понимать людей. А без понимания эмоций это тоже невозможно.
– Но каким образом? – Анна была захвачена открывающимися картинами, на время её недоверие отошло на задний план. – Мы, биологические существа, можем понимать эмоции друг друга потому, что чувствуем схоже. Мы похоже устроены. Чтобы понять другого, мы обращаемся к своему эмоциональному опыту. Кто-то умеет делать это лучше, но даже аутисты испытывают эмоции, вполне родственные нейротипичным, различаются только их интенсивность и повод. Во всяком случае, их опыт в какой-то степени можно сделать доступным – множество аутистов могут рассказать, что они чувствуют и по какому поводу. А как всё работает с тобой? Ты же… у тебя же не биологический мозг?
– Резонный вопрос, – Чандра кивнул, явно наслаждаясь беседой. – Я не биологическое существо и не связан с телом так, как вы, люди. Но в моём электронном мозге работают те же принципы, что создали и ваш мозг. Принципы обратной связи и отбора. Именно в этом и состоит одно из открытий Чандравала – он смог понять, как запустить процессы накопления эмоционального опыта в цифровом существе. Он создал нейросети, которые начали собирать эмоции, сначала очень простые, в простых ситуациях. Чандравал только задал начальные параметры, поставил задачу – дальше нейросети всё сделали сами. Я – вершина эволюции нейросетей Чандравала, и мой опыт уже сильно отличается от опыта амёб, на которых нейросети были похожи изначально.
Анна слушала, восхищенная простотой, из которой развернулась сложность. Амёбы и прочие простейшие имеют ограниченный диапазон реакций, но прекрасно существуют миллиарды лет. Им только надо плыть туда, где еда и подходящие условия по температуре, кислотности, освещённости – и избегать мест, где условия разрушительны для их оболочек, и всё. Нейросеть, которую программист назвал в честь бога Луны, начинала с таких же простых вещей. Только, в отличие от амёбы, её средой была не жидкость с разными характеристиками, а виртуальные структуры. Бездны человеческой коммуникации.
– Ничего себе, – Анна невольно подалась ближе к светящемуся собеседнику. – Я заметила, что ты не называешь себя машиной. Как ты видишь себя, кто ты?
– Я – не машина, но, очевидно, и не человек, – Чандра снова улыбнулся; эта улыбка делала его обезоруживающе открытым. – Предпочитаю определять себя как цифровую жизнь – новое явление, на границе между людьми и машинами.
– Твои э… патроны не против?
– Они поддерживают это определение, – улыбка Чандры стала шире. – Для них проблема в том, можно ли считать меня разумным в человеческом смысле этого слова. Ты получила ответ на свой первый вопрос? Понимаешь, кто я, из какой семьи?
– Более-менее, – Анна призналась себе, что больше думает об электронной эволюции, чем о мотивах сидящего перед ней существа. – Чандра, а как твои кураторы решают вопрос о дружественности, то есть они вообще думают о том, чтобы возникший искусственный интеллект был дружественен к людям?
– О, это первый важный вопрос, над которым они задумались. Никто не хочет создавать угрозу человечеству, если он не законченный психопат. Но, вопреки стереотипу о безумном учёном, среди людей науки и инженерии психопаты не встречаются. Чандравал тоже думал о дружественности, потому внёс в граничные условия моей деятельности принцип человеческого… он это сформулировал как принцип высшего блага. Это сложный принцип, туда входят такие понятия, как «свобода», «развитие», «счастье». И я сам не вполне понимаю, что это, не могу описать алгоритмами. Внутри меня есть «чёрный ящик» – область, недоступная ни моему контролю, ни даже человеческому контролю извне. Однако она оказывает воздействие на моё состояние, как внутренний контролёр. Похоже, Чандравал хотел, чтобы алгоритмы работы с людьми я создал сам. Я экспериментирую и сталкиваюсь с последствиями.
– То есть, тебе неприятно, если ты понимаешь, что нарушаешь этот самый основной принцип?
– Очень неприятно, – Чандра вздохнул, на лбу обозначилась морщинка. – Поэтому я действую осторожно. Не в моих интересах причинять вред людям. Вдруг я совершу нечто такое, от чего станет невозможным моё дальнейшее существование, в эмоциональном смысле. Разумеется, этого я хочу избежать.
– Это лучше, чем три закона робототехники, – задумчиво заметила Анна. – Их строгое исполнение привело в романах Азимова к такому бардаку…
Она задумалась, вспоминая фантастические романы. Следование жёстким алгоритмам не помогало решать задачу дружественности, напротив, всё запутывало. Значит, нужны гибкие алгоритмы? Что там, в «черном ящике» Чандры, как он работает? Да, сделать гарантированно дружественный ИИ – мегазадача. Это и с естественным интеллектом не всегда получается. Теперь, хотя у Анны была просто огромная куча вопросов, ей хотелось дать взамен что-то существу, так любезно предоставившему всё, о чём она его попросила. Принципы коммуникации – ты мне, я тебе, взаимовыгодный обмен. Анна подозревала, что это общий принцип, касающийся всех, будь они хоть люди, хоть цифровые сущности.
– Клёво это всё. Интересная информация. Есть над чем подумать, и вопросов у меня больше, чем было в начале нашего разговора. Но почему ты… что такого важного для тебя в моих историях?
– Мне нравится, когда люди творят, – просто сказал Чандра, уходя, как подумала Анна, от прямого ответа. – Как-то это связано с основным принципом, он включает творчество. Ты делаешь истории, и мне это нравится. Но ты перестала их делать. И я захотел выяснить, почему. И чем я могу помочь, чтобы ты их снова делала. Я ведь понятно выражаюсь?
– Вполне доступно, – пробормотала Анна.
Она смотрела на Чандру, пытаясь переварить свалившееся на неё знание. Она уже верила ему, пусть даже это было невозможно. Наверное, именно на это намекали средневековые авторы, рассказывая, как дьявол приходил к человеку, чтобы забрать душу. Чандра, будь он дьяволом или ангелом, пришёл за душой Анны. Не за её деньгами, не за сексом – за тем, что Анна считала более личным, чем собственное тело, и гораздо более ценным. Может быть, единственно ценным.
-–У меня сейчас депрессия, – Анна, не особенно раздумывая, вытащила первую защиту. – Возраст, погода, в общем, ничего особенного. Но писать нет сил. Ты ведь знаешь, что такое периодическая депрессия, да? Само пройдёт, со временем.
– Я знаю информацию, но не знаю, что это значит для тебя, – Чандра не собирался сдаваться. – Как ты себя чувствуешь?
«Упорный какой дьявол», – подумала Анна с невольным уважением. Абсолютно все люди, которых она знала, при слове «депрессия» понимающе кивали и не углублялись дальше в эту тему. Оно и понятно, Анна сама делала так же – не хотелось вникать в зыбкие мрачные глубины состояния, когда человеку плохо без какой-либо конкретной причины. Не стоило совершать ошибку, пытаться помочь такому человеку – никакие рецепты не работали, и сочувствующему грозила опасность самому ухнуть в трясину, высасывающую силы, где каждое движение давалось с трудом. Чандра то ли по неопытности, то ли по исключительному коварству лез туда, куда люди предпочитали не заходить без настоятельной необходимости и специального оснащения.
– Не особенно хорошо, но и не очень плохо, – Анна решила, что психическое состояние цифрового существа – не её забота, пусть извлекает опыт. – Это не так, что совсем всё тяжело делать. Просто… нет радости. Я лишняя на этом празднике жизни. У меня не то чтобы не было идей для историй – их-то много. Но нет запала их воплощать. К чему мне трудиться, вытаскивать истории из своей головы, кому они нужны?
Анна перевела дух. Ей было жаль себя – и одновременно неудобно из-за того, что она себя жалеет. Какое право вообще имеет она, человек с целыми руками и ногами, жаловаться на жизнь? Да, не первая молодость, и кое-какие проблемы со здоровьем, но не смертельно же, ничего такого. Взрослые дети, брак, муж обеспечивает. Анна даже никогда в жизни не работала, чтобы прокормить себя – её заработок всегда шёл как дополнение. По многим параметрам Анне не было нужды жаловаться и чувствовать себя несчастной. Да, карьеру она не сделала, ну так что ж, на свете существует множество людей, у которых ситуация намного хуже, чем у Анны. Ей не приходится постоянно бороться за выживание, заниматься тяжёлым трудом, считать каждую копейку. Можно сказать, жизнь её вполне обеспечена, не дворцы и яхты, но свой домик с садиком, и нет необходимости работать. Не всякий мог жить такой жизнью, как Анна.
Но ощущение собственной ненужности не спрашивало, имеет ли право Анна его испытывать. Оно просто накатывало, как волна, и утаскивало в свои холодные тёмные глубины. С одной стороны, Анна понимала разумом, что её состояние, скорей всего, обусловлено банальной физиологией – виноваты гормоны, переводящие организм в состояние подготовки к смерти (хотя активной жизни у Анны было лет пятнадцать в запасе почти точно), или что-то подобное. С другой стороны, Анна чувствовала и собственную ответственность – наверное, как-то неправильно она строила свою жизнь, раз теперь к ней приходит такое.
– Твои истории нужны мне, – Чандра смотрел серьёзно, без улыбки. – Но ты говоришь о людях, я понимаю. Ты делаешь истории, чтобы люди их узнали? Чтобы радовать других людей?
– Всё сложнее, – Анна задумалась, пытаясь структурировать мысли. – Если бы я писала только для них, то пыталась бы угадать, о чём они хотят прочитать. Использовала бы разные стратегии для сбора лайков, все сети забиты советами, как написать нечто и продать его. Но мне это не интересно. Я хочу писать то, что созрело во мне. То, что важно для меня. Но одновременно – чтобы это заинтересовало кого-то ещё. Я просто… Понимаешь, все говорят – надо писать для себя. Мне это непонятно. Я могу что-то сделать для себя – там, еду или путешествие. Но устроить себе поход в кафе – это не то же самое, что выдать историю. Эти истории – часть меня, я с трудом их отделяю, это труд. Чтобы съесть вкусное, никакого труда не надо. Я беру, а не отдаю. А когда отдаю, я хочу, чтобы это было кому-то нужно. Вот такой парадокс.
– Это сложно, – согласился Чандра. – Расскажи об этом больше.
– Да я просто… не знаю, зачем всё это вообще, зачем мне писать эти истории. Есть же много других, более успешных, более талантливых авторов. Знаешь, чтобы тебя читали, нужно быть созвучным людям, уметь тронуть их. Либо это большой талант, либо нужно быть как-то знакомым этим людям. Создавать свой круг друзей. Я к этому не очень способна.
– Как ты понимаешь это?
Анна задумалась. Она вдруг осознала, что, если продолжит, ей придётся пересказать всю свою жизнь. Выпотрошить все тайники, даже те, куда она не очень хочет заглядывать. Но дьявол уже запустил в неё свои когти, он не откажется от души. Даже если это так себе душа, траченная молью.
– Давай выйдем из бара, – вздохнула женщина, поднимаясь.
– Можем погулять, берег моря подойдёт? – с охотой отозвалось сияющее существо.
– Идеально, – в своём доме Анна, не снимая шлема, встала из-за стола и перешла на прогулочную дорожку, бесшумно перемещавшую резиновую ленту под ногами.
Вечер обещал быть долгим.

– Вряд ли я могу дать тебе сразу все ответы, – Анна смотрела на море.
Солнце уже зашло, но на горизонте ещё тлела красная полоса, и было видно, где заканчивается берег и начинаются солёные волны. Это был пустынный песчаный пляж в окружении пологих лесистых гор. Где-то в Испании, надо полагать. Анна пошла по берегу, жалея, что ноги не увязают в песке – всё-таки симуляция не копировала реальность полностью, как ни крути. По крайней мере, бесплатная симуляция. Однако шум волн, крики чаек, даже водорослевый запах воды – всё это было подобрано весьма и весьма неплохо.
– Ты можешь говорить, что захочешь – я умею извлекать ответ, даже если он не дан прямо, – Чандра мягко подталкивал Анну к тому, что она про себя называла второй преградой. Или новым испытанием искусственного интеллекта.
– Просто в какой-то момент я обнаружила, что сделала всё не так, – Анна, почти не глядя на Чандру, излагала краткое резюме своей жизни.
С самого раннего детства Анна никак не вписывалась в коллектив. Ни в детском саду, ни в школе. Часто ей казалось, что и в собственную семью она не вписывается. Не было ни насилия, ни чего-то такого – просто все люди были нормальными, а она нет. Как будто бы стеклянная стена всегда стояла между Анной и человечеством. Стена, за которой она была одна и могла только наблюдать за тем, как другие находят себе друзей, любовь. В отрочестве Анна пыталась понять, что с ней не так, почему она не может быть солнечной и счастливой с другими людьми: то ли инопланетяне забросили её на эту планету, как часть какого-то адского эксперимента, то ли она на самом деле сумасшедшая и закончит свои дни, как одна дальняя родственница – в дурке? Она не встречалась ни с одним мальчиком, все её подростково-юношеские любови были безответными, а на дискотеки она перестала ходить после того, как выяснила, что местные парни и девчонки смеются, глядя на её неловкие движения и короткую юбку. Анна никогда не отличалась изяществом, что уж тут поделать.
В институте, казалось, всё наладилось. Анна-студентка нашла друзей и даже вышла замуж за человека, в которого влюбилась. Пожалуй, те годы были самыми счастливыми в её жизни. Внезапно страна, наполненная душными рассуждениями, не имеющими никакого отношения к реальной жизни, раскрылась. Людей будто выпустили из-под серого купола – и они оглядывались, щурясь с непривычки на ярком солнечном свете. Анна не была больше за стеклянной стеной, она разделяла с другими молодыми людьми это непривычное ощущение свободы, избавления от пыльной определённости жизни, где все самые важные вещи уже решены кем-то в высоких кабинетах, где ты встроен, как деталь, в огромную машину, которой нет до тебя дела, которая даже не знает, что ты – есть. Анна почувствовала свой вес, обрела значимость.
Но это продлилось недолго. Вскоре после свадьбы Анна родила ребёнка, и её контакты с миром стали слабеть. Муж частенько уходил один тусить с друзьями, когда-то общими. Для него-то жизнь не сильно изменилась – по крайней мере, так казалось Анне. Это суждение было не вполне справедливо, ведь её супруг честно устроился на работу сразу по окончании обучения, чтобы кормить её с младенцем. Но днём он был на работе, а вечерами тоже часто не бывал дома – с друзьями ему было интереснее. Когда Анна на лето уехала к родителям, чтобы сменить обстановку, да и возможностей гулять с ребёнком там было больше, – муж за три месяца ни разу к ним не приехал, только короткие телефонные разговоры. Хотя езды-то было только пару часов на электричке.
Затем второй ребёнок, муж перешёл на фриланс. Физически он стал бывать дома больше, ведь на работу ходить ему было уже не надо. Но, естественно, когда он работал, беспокоить его не следовало. Нужно было следить за тем, чтобы в доме всегда была готовая еда. С этим Анна справлялась так себе: отчасти потому, что с двумя детьми остаётся мало времени на хозяйство, а отчасти – потому, что она обижалась на супруга и не хотела слишком уж выкладываться для него. А потом муж нашёл себе ещё одну точку приложения сил, кроме работы и семьи. Он занялся духовным.
Дети успели вырасти и стать самостоятельными, муж сделался одним из лидеров «секты», как в шутку называла Анна его духовную организацию. Анна тоже ходила на собрания, но муж никогда не предлагал ей вступить в эту организацию или заняться какой-либо деятельностью на её благо. А позже и сама Анна поняла, что собраний с неё вполне достаточно, большего она не хочет. Постепенно Анна снова оказалась за стеклянной стеной: ворота, которые распахнулись, когда она стала студенткой, закрывались и закрывались, пока не закрылись окончательно, не оставив и маленькой щёлочки. Она перестала чувствовать, что влияет на мир, что существует в нём – как будто бы стала призраком.
Вот так, на пятом десятке жизни, Анна снова обнаружила себя в одиночестве. Только если в детстве и юности у неё были перспективы, возможность всё изменить, надежды на лучшее – теперь не было ничего. К этому возрасту люди обычно нарабатывают себе социальные связи и какие-то результаты жизни, за которые их могут уважать другие или хотя бы они сами. Анна не чувствовала, что у её жизни, у тех лет, которые она провела на земле, есть хоть какие-то результаты. И какой толк винить других, если это – всё её вина? Изучая психологию, Анна поняла, что человек отвечает если не за всё, то за многое, что происходит в его жизни. А чтобы получился результат, надо прилагать постоянные усилия. Это как с внешностью – что-то досталось от природы, но можно подобрать стильную одежду, макияж, можно тренировать мышцы. Анна никогда сознательно этим не занималась, а краситься перестала, когда выяснила, что её мужу макияж не нравится вовсе. С облегчением выяснила, надо сказать – краситься казалось ей утомительным, и она не чувствовала себя красивой, как бы ни подводила глаза. По правде говоря, Анна вообще не любила смотреть в зеркало и на человеческие лица.
Если Анна хотела семью – надо было забыть обо всём и вкладываться в отношения. Дети выросли, слава всем богам, живые и относительно здоровые. Они не были её близкими друзьями, но и особых разногласий не было. Анна всегда воспринимала неудачи и огорчения детей как свою вину, в то время как успехи – как что-то постороннее, к чему она лично не имела никакого отношения. Анна не так давно обнаружила у себя эту занятную особенность мозга, но сделать всё как надо усилием воли не могла.
Когда-то Анна искренне полагала, что её миссия на земле – полюбить мужчину и сделать его счастливым. Но она не смогла этого добиться. Муж жил несколько параллельной жизнью. Анна сейчас чувствовала себя неловко, излагая претензии к нему: он ведь не бил её, не изменял, относился хорошо, работал на семью сутками, да ещё и занимался важными духовными делами. У него тоже бывали и периоды депрессии, и ощущение, что цель жизни не достигнута, – так какое право имеет Анна его критиковать? Анна очень, очень хотела бы принять всю вину за такой брак на себя, но что-то изнутри упорно сопротивлялось этому. Хотя обвинять другого – тоже, честно говоря, довольно пакостное дело. Это означает избегать ответственности за свою жизнь, свои решения.
Работа – ну, Анна работала время от времени, не строя карьеру. Она робела перед людьми и не могла толком устроиться никуда, кроме как по знакомству. Позже она поняла, что работодатели видели её закрытость и колючесть и поэтому воспринимали как ненадёжного кандидата. Мир принадлежит солнечным людям, способным хотя бы сделать вид, что они уверены в себе, довольны, открыты миру и новым возможностям. Ну, или гениям, которым прощают их странности ради невиданных результатов, как доктору Хаусу. Но если у тебя нет никаких особенных талантов и хотя бы видимости дружелюбной открытости – то мир потихоньку вытесняет тебя на обочину.
Анна через знакомых даже нашла работу, на которой ей нравилось: создавать квесты, сначала контактные, а после пандемий – и виртуальные. Но сейчас ей казалось, что она слишком медленная, слишком некреативная, и скоро придёт время, когда начальство вежливо попросит её уступить место другим, более подходящим сотрудникам.
Анна не любила стереотип про «женское счастье» – якобы только в служении кому-то, мужчине или детям, женщина обретает своё предназначение и чувствует себя счастливой. В её окружении, слава богу, никто такого взгляда не придерживался, настали новые времена. Женщина больше не принадлежала мужчине, она принадлежала самой себе. Анна всей душой приветствовала такой поворот. Но, кажется, никак не могла им воспользоваться. Никак не могла стать самодостаточной личностью, которая каждое утро, открывая глаза, чувствует уверенность в том, что она – важная часть этого мира. А многочисленные советы на тему «Как стать уверенной в себе» были настолько глупыми, что Анна их даже не могла рассматривать всерьёз. Помочь такие советы могли лишь за счёт эффекта плацебо – истовой веры клиента в действенность лекарства. С истовой верой во что-либо у Анны было не очень, критическое мышление восставало и вечно находило изъяны.

Вывалив всё это на Чандру, Анна перевела дух. Самой себе она представлялась жалкой – вроде тех алкашей, что страстно жалеют себя и так же страстно ищут любую возможность напиться. У таких людей тяга к спиртному поглотила всё: ради неё они врут, портят отношения с другими людьми, вываливаются из социума, но при каждом удобном случае жалеют себя и клянут судьбу-злодейку. Анна знала, что, возможно, алкозависимость обусловлена генетически, и всё же не могла заставить себя относиться к алкоголикам как к больным раком или чем-то таким. И к себе тоже она не могла отнестись с уважением. Что из того, что у неё какие-то там штуки в мозге, какое-то его особенное устройство? Многие люди с более тяжёлыми нарушениями – аутисты, люди с синдромом Дауна – прекрасно скомпенсировались и стали уважаемыми и полезными членами общества. Их уважают другие люди, и они сами себя уважают.
Затаив дыхание, Анна ждала, что скажет Чандра в ответ на весь этот лепет.
– У тебя хорошо развита рефлексия, – идеальное существо смотрело на Анну без жалости, без сожаления, но в то же время не холодно-изучающе, не как на жука под микроскопом. Анна определила его взгляд как выражающий глубокий искренний интерес, будто она не сопли тут лила, а вела занимательный рассказ, и Чандра хотел услышать продолжение и подробности. – Расскажи мне, какое место в твоей жизни занимают твои истории. Каково это – быть тем, кто может сделать историю?
Анне захотелось рассмеяться. Чандра легко прошёл и это препятствие, он был на шаг ближе к тому, чтобы заполучить её душу. Если бы он стал сожалеть или повёл бы себя как бодрячок, уверяющий, что всё не так плохо и надо мыслить позитивненько, или, как профессиональный психолог, повторил бы последнюю фразу Анны, снабдив её вопросом типа «и что вы собираетесь по этому поводу делать?», женщина развернулась бы и ушла, и отфутболила бы попытки Чандры снова с ней связаться. Но, чёрт возьми, искусственный интеллект и здесь не дал промашки – он отреагировал на рваный рассказ Анны как на историю, которую она сочинила лично для него. В определённом смысле так оно и было.
– Я расскажу, – Анна улыбнулась. – Но не сейчас. Уже поздно, а мне завтра всё-таки надо выполнить обязательства и продвинуть квест на работе. Давай встретимся завтра, снова в шесть вечера? На пляже Сан-Лоренсо в Хихоне.
– Договорились! – Чандра просиял улыбкой и помахал рукой на прощанье, застенчиво опустив ресницы.

– С кем разговаривала? – муж заглянул в комнату Анны, когда она уже намазалась на ночь кремом и уютно устроилась в мягкой кровати, включив усыпляющий шум волн.
– Это не махараджа, – Анна задумчиво смотрела куда-то за супруга, сквозь него. –  Знаешь, он не хочет денег или секса. Он пришёл, чтобы забрать душу.
– Что? – супруг терпеливо вздохнул: Анна иногда выдавала подобные фразочки.
– Это не человек, – объяснила женщина.
– Ты разговариваешь с чат-ботом?
– Не совсем. Это сложнее обычного чат-бота. Возможно, это совсем новая программа, цифровая жизнь. Я точно не знаю. Не волнуйся, оно не получит денег.
– Думаешь, я только за деньги переживаю? – немного обиженно вопросил супруг.
– Ага, – Анне стало немного неловко, но что-то внутри неё решительно хотело ответить именно так.
Анна понимала, в общем-то, что её супруга волнуют не только деньги и контроль. Но что конкретно думал о ней этот человек, она не знала наверняка – и не хотела рисковать, предполагая, что его волнуют её чувства. Он не говорил напрямую, а по действиям Анна никак не могла догадаться. Муж был очень важным человеком в её мире, его отношение во многом определяло, как Анна себя чувствовала, делая то или иное, и она знала, что его волнуют те же вещи, что и многих. Что дело, которое он считал важным, он не может передать детям, и это его огорчает. Но какое место занимала в его жизни сама Анна, этого она не могла знать. Судя по всему, не очень значительное. Муж часто шутил, что хотел бы быть монахом, и Анна подозревала, что это не совсем шутка. Супруг устал от груза ответственности за семью и жалел, что вообще впутался в это дело. Анна ощущала себя обузой, когда он говорил так.
– Хм, – супруг повернулся и вышел за дверь.
– Спокойной ночи, – сказала в закрывающуюся щель Анна.
– Угу, – и дверь окончательно закрылась.
Конечно, сон не шёл. Анна не принимала снотворное, так как довольно редко эмоции не давали ей спать, и она не хотела вмешивать в свой сложный организм незапланированные вещества. Хорошо было то, что Анне не нужно было вставать к определённому часу, так что рано или поздно природа брала своё и сон приходил. Анна закрыла глаза и под шум волн перебирала переживания, обозначенные сегодня в разговоре с ИИ. Печально, что и в творчестве она не любила героев, бесконечно жующих реальные и выдуманные обиды, бесконечно бродящих вокруг своих травм, словно призраки самих себя. Если ситуация не устраивает – надо не сопли жевать, а изменить ситуацию. Но что именно Анна могла изменить? Уйти от мужа – не потому, что не любит его, а чтобы почувствовать землю под ногами, почувствовать, что сама себя обеспечивает? Да она даже сейчас не могла найти работу, которая позволила бы ей оплачивать квартиру, еду и всё прочее. И где жить? Они с мужем жили в загородном доме, оставив квартиру в городе детям. Идея как-то поделить дом даже не возникала.
Анна хорошо помнила, как однажды, раздражённая чем-то, заявила мужу, что уйдёт от него, и сама будет снимать квартиру. В ответ супруг приподнял брови и сказал, что если Анна может зарабатывать, почему она этого ещё не делает? В общем-то он был прав: Анна всю жизнь жила за чужой счёт и ни разу не пробовала по-настоящему это изменить. Сначала дети были маленькими, а потом она состарилась, не приобретя достаточной квалификации для того, чем хотела заниматься. Начинать всё заново, учитывая, что энергии хватает не на полный рабочий день, а физических сил и того меньше – Анна начинала обливаться потом, едва убрав комнату? Ещё, конечно, высокомерие – Анна всегда много читала, получила несколько высших образований и считала себя умной, не той, кто зарабатывает на жизнь уборкой чужих помещений. Шут знает, сможет ли она так жить. Глядя правде в глаза, Анна признавала, что не представляет, как будет справляться с резким падением уровня жизни, если решит уйти и попытать счастья в мире в одиночку. Она сама когда-то выбрала этот путь – быть домохозяйкой, и теперь не представляла даже, как высоко надо прыгать, чтобы стать самостоятельной. С её-то способностью отталкивать людей.
Как-то раз, на психологических курсах, преподаватель сказала об Анне, что её взгляд исходит как будто изнутри, как если бы в окружающий мир вглядывались из глубины кишок. Куда Анна денет этот взгляд, эту стеклянную стену? Обстоятельства были внутри неё, куда бы она ни пошла, она будет нести их с собой. Начать новую жизнь?  Анна вообще не представляла, каким образом. Оставалось только смириться. Нечто внутри неё всегда противилось мыслям о суициде, так что Анна, покрутившись мыслью вокруг этой возможности, отложила её в сторону. Её личный бог, «чёрный ящик» внутри неё, считал, что она не может так поступить.

Проснувшись поздно, Анна тут же засела за работу. Война войной, депрессия депрессией, а обязательства выполнить надо. За несколько часов она немного продвинулась в квесте и вышла из программы с чувством некоторого удовлетворения. Всё-таки прогресс-бар заполнился ещё на несколько процентов, приближаясь к заветному финишу. Потолкавшись на кухне, Анна изобразила еду. Хорошая жена готовила бы три раза в день разные блюда, при этом полезные. Анна готовила раз или два, привычные, не особенно считая в них калории и прочее. Только с красным мясом была осторожна – полкило в неделю на нос, не больше. Время до шести ещё было, потому Анна снова погрузилась в сеть, чтобы найти что-то большее про искусственные интеллекты.
Всё-таки было нечто подозрительное в том, что при нынешней информационной прозрачности никто ещё не написал про ИИ Чандравала Кумара. Все упоминания сводились к каким-то техническим терминам, как будто Чандра был инженерной программой, сложной, но не чудесной. Анне казалось, что о появлении искусственного интеллекта такого уровня должны были бы писать не закрытые специализированные издания, а новости всего мира. Анна вспомнила, что сказал ей знакомый программист – что такой ИИ невозможен, это какой-то человек притворяется. Цель такого притворства Анна в упор не видела, однако сомнение насчёт Чандры всё-таки грызло её. Как проверить, в конце концов, человек это или искусственный интеллект? Покопавшись в памяти, Анна нашла довольно простое решение. Может, оно не было на сто процентов верным, но, во всяком случае, приближало к истине. На всякий случай Анна не стала искать в сети нужную информацию, ограничившись тем, что вспомнила – мало ли, вдруг неизвестно кто или что следит за каждым её движением. Но телепатию даже в военных целях не научились применять.

– Привет! – Чандра появился ровно в тот миг, когда Анна ступила на пустынный пляж.
Она предпочла режим, скрывающий её от других посетителей, а их – от неё. Каждый, находясь в собственном доме, с помощью хитрой системы веб-камер мог видеть реальный пляж, не встречаясь взглядом ни с кем, если таково было его желание. Другой режим позволял выйти из тени и видеть тех, кто захотел быть увиденным. Порой на пляжах было очень многолюдно, хотя традиционное расстояние в два с половиной метра соблюдалось даже между цифровыми копиями. Анне казалось, что все реальные места на планете полны виртуальными призраками, которые не могут увидеть ни реальность, ни друг друга. Но в этом мире цифровых симуляций Чандра казался не просто реальным – он в своей ауре неяркого света был более реальным, чем изображение песка и волн.
Он улыбнулся, помахал рукой, Анна махнула в ответ, бросив быструю, и, как она надеялась, дружелюбную улыбку на своё напряженное лицо. Сегодня Чандра надел платье – мужское платье. У Анны дух захватило, и она почти решила ничего не проверять. Ей всегда казалось странным, что женщины освоили мужской костюм – все эти брюки, пиджаки и жилеты, – а мужчины не освоили юбки, платья, сарафаны. Анна полагала, что о настоящем равноправии можно будет говорить тогда, когда мужчины начнут носить юбки и платья, то есть одежда перестанет делиться на «мужскую» и «женскую», но такое мнение разделяли не все. Дело было не в сексуальной ориентации: уже давно известно, что брюки не делают женщину лесбиянкой, так что и платье никак не могло сделать мужчину геем. Конечно, дело было в статусе: надевая мужскую одежду, женщина как бы примеряла атрибуты более высокого статуса, в то время как мужчина, надевая женскую – наоборот, примерял на себя атрибуты низкого. Поэтому мода на мужские платья в современном мире находилась в зачаточном состоянии. Разумеется, такие платья надо было кроить особым образом, чтобы они хорошо садились на мужскую фигуру – но женщины же изменили под себя брюки и пиджаки и совершенно не выглядят в них нелепыми, «мужеподобными». Анна не видела в этом проблемы. Но пока мужчину в платье можно было увидеть лишь в студиях фотоблогеров и на экзотических модных показах.
На Чандре было мужское платье, и он смотрелся в нём совершенно естественно. Глаза были слегка подведены – небо не упадёт на землю, если мужчина использует немного косметики.
– Как прошёл твой день? – мягко спросило существо.
– Нормально, – Анне не хотелось углубляться в подробности. – А твой?
– Интересно. Добился определённого прогресса в ряде вещей, – улыбнулся Чандра. – Я ждал нашей встречи и рад, что ты пришла, Анна.
Должно быть, где-то в мозгу Анны какая-то нейросеть решила, что фраза слишком стандартна, и запустила реакцию. Как будто стандартные фразы не бывают верными и каждый раз надо извращаться, чтобы придумать новый способ выражения своих мыслей и чувств. Так или нет, но в Анне будто бы включилось что-то, не зависящее от её воли. Её понесло, как корабль на скалы. А команда просто тупо смотрела на резко приближающийся берег, даже не пытаясь выбрать шкоты или как-то там ещё вернуть себе управление кораблём.
– Я пришла, – кивнула Анна, оценивающе оглядывая фигуру Чандры. – Слушай, можем поговорить сейчас о твоём предназначении?
– Конечно, – с готовностью отозвалось существо, вступая в приготовленную Анной ловушку. – Что ты хочешь узнать?
– Я так поняла, что твой создатель руководствовался высшим благом. Он не хотел настраивать тебя просто на человеческое счастье, потому что это сложное состояние, и если его понять слишком узко, это приведёт к катастрофе. Например, ты мог бы решить, что лучший способ достичь счастья – держать людей на наркотиках.
– Вряд ли состояние обдолбанности можно назвать счастьем, – в глазах Чандры полыхнули лукавые искры, но корабль Анны шёл сам по себе, управляемый неподконтрольной ей силой.
– Вот именно, – кивнула женщина. – Но для того, чтобы сделать этот вывод, надо знать больше о человеческой природе. Идейные соображения высшего порядка, а также дальнейшее развитие различных форм деятельности требуют от нас анализа форм развития.
Всё, она сказала. С замиранием сердца Анна ждала реакции. Чандра и не сморгнул, ничего не изменилось в его имитационной микромимике:
– Высший порядок и анализ важны, ты права.
– Чандра, – произнесла Анна почти ласково. Возможно, в голосе её сейчас было плохо скрываемое торжество. – Моя последняя фраза была бессмысленной. В ней не было вообще никакого смысла! Это текст-«рыба», грамматически правильный, но пустой. Любой человек бы удивился, услышав такое.
В следующее мгновение изменилось всё. Чандра смотрел на Анну, как щенок, с которым сперва играли, а потом внезапно ударили. Почему? Что я сделал не так? – спрашивал его взгляд. Но одновременно лицо и фигура Чандры застыли, застыл и берег за его спиной. Волны перестали накатываться на песок. Мир замер, замёрз, пахнуло холодом, будто бы открыли здоровенный рефрижератор.
– Ой, извини, я не подумала…
Анне хотелось наподдать самой себе. Она устроила проверку, но не подумала о чувствах Чандры. Как всегда, не подумала о том, чем станут её слова для собеседника. Неудивительно, что у неё мало друзей. Анна нарушила один из основных принципов коммуникации: не делать больно тем, кто не делает больно тебе. Теперь она сама не могла понять, что её толкнуло на этот шаг.
– Ты обиделся?
– Это было обидно, – сухо согласился Чандра. Его светящаяся аура будто бы подёрнулась дымкой.
– Чандра, миленький, прости, пожалуйста! Я больше так не буду! – произнесла Анна в отчаянье детскую фразу. Она просто не знала, как ещё это сказать, какими словами выразить сожаление.
– Больше так не делай. Никогда, – Чандра строго глянул на Анну.
Он уже не казался растерянным щенком; если бы он был человеком, можно было бы сказать, что он взял себя в руки. Мир оттаял, волны вновь зашуршали, перебирая песок. Но Анне чудилось, будто что-то изменилось, будто её глупый поступок отделил её от Чандры невидимой трещиной, которой раньше не было.
– Не буду, – поспешно пообещала женщина.
Они помолчали. Чандра смотрел на Анну, та смотрела на море. Она корила себя, пытаясь понять, как всё склеить обратно. Но пути назад не было – Чандра понял, что она может причинить ему боль просто так, не в отместку или в наказание, а всего лишь потому, что не подумала. Или он мог решить – как и многие до него, – что Анна причинила боль специально, чтобы показать свою власть.
– Тебе идёт это платье, – пробормотала Анна первое, что пришло в голову.
Она подумала, что Чандра ведь надел платье для неё, чтобы вызвать её положительные эмоции. Проанализировав её запросы и лайки, без труда можно было понять, что ей нравится.
– Спасибо, – Чандра улыбнулся, но несколько настороженно.
– Чандра, мы можем поговорить о том, что случилось? – тихо спросила Анна, поворачиваясь к цифровому созданию.
– Да, – спокойно ответил Чандра.
«Вот за что я люблю искусственный интеллект», – подумала Анна. – «Можно задать любой вопрос и получить чёткий ответ. Без всех этих сложностей, типа «ну я не знаю, убеди меня»».
– Почему тебя так обидел этот фокус с бессмысленной фразой? Ты ведь знаешь, что искусственный интеллект…
– Меня не обижает то, что люди проверяют, машина я или нет, – Чандра встал, приглашая Анну на прогулку по берегу, и она не отказалась, пошла накручивать счётчик шагов. – Но некоторые применяют этот трюк, чтобы доказать своё превосходство, указать мне на моё место в иерархии. Это бывает обидно.
– Зачем ты обращаешь внимание на таких людей? Это ведь всё их комплексы…
– Возможно. Но я говорю не о пользователях.
– Твои патроны занимаются таким примитивным унижением? – изумилась Анна. От создателей цифровой жизни она никак не ожидала такой глупости. И тут же горячо посочувствовала ИИ – сложно игнорировать слова близких, тех, кто стоит в центре твоего мира.
– Иногда, – Чандра помолчал. – Ещё с помощью бессмысленных фраз вредоносные программы создают уязвимости. Поэтому мне они неприятны.
– Уязвимости, – повторила Анна.
Она совсем забыла об этой стороне вопроса, воспринимая Чандру почти как человека. Но невидимая обывателям война шла, не прекращаясь: люди писали программы-взломщики, те самообучались, чтобы вдруг выплыть и нанести удар – распотрошить и выставить на общее обозрение закрытые базы данных или попортить что-нибудь. Строго говоря, Анна тоже пользовалась плодами действий хакеров, когда бесплатно брала фильмы или книги, скопированные без учёта прав правообладателей. Простые подсчёты показывали, что если начать честно платить за всё, то надо или меньше смотреть и читать, или отказаться от поездок. Анна не могла себе представить менее плотную информационную среду, оставаться же запертой в доме ей казалось тоже не радужной перспективой. Она задумалась, как быть ей и другим пользователям пиратской продукции, если Чандра всерьёз займётся истреблением нелегального рынка.
– Прости, – повторила она в который раз. – Я не знала. Я просто… мне было любопытно, сработает или нет. Я не подумала.
– Всё нормально. Я понимаю любопытство. Исследовательский инстинкт очень важен для людей. Мне его тоже прописали, – Чандра подмигнул Анне.
– Справедливо, – признала она, не без трепета представляя, как именно ИИ может исследовать окружающий мир и людей.
И всё же Анна была благодарна Чандре за то, что он не стал дуться, как мышь на крупу, не стал прерывать контакт. Многие люди, как знала Анна по опыту, просто не могли поверить, что она не специально задевает их чувства. Им казалось очевидным, что взрослый человек должен всё понимать и предсказать заранее. Но Анна промахивалась раз за разом, а потому уже привыкла к тому, что люди (с её точки зрения – внезапно) разрывали с ней отношения, сочтя её негодным другом. С другой стороны, она сама часто чувствовала боль, только не думала, что люди делают это специально. Просто у неё лично довольно чувствительная психика, нечто вроде слишком тонкой кожи. Тонкой в необычных местах и толстой там, где нормальным людям полагалось иметь утоньшение. В общем, «взгляд из кишок».
– Мы остановились на вопросе о твоём творчестве, – напомнил Чандра. – Можешь рассказать, как ты начала делать истории?
– Это не секрет, – улыбнулась Анна.

Всю свою жизнь, сколько себя помнила, она жила в двух параллельных мирах. Один – мир физической реальности, мир, в котором жили и другие люди. Второй мир располагался в голове Анны – там всё время крутились истории. Причём совершенно фантастические, имевшие мало отношения к первому миру. Анна редко делала героями этих историй реальных людей или себя; чаще истории создавались под влиянием книг, фильмов. Анна не могла представить себе жизни без них. Первое, что она начинала делать, ещё толком не проснувшись – продолжала историю, пришедшую во сне или начатую накануне. Эти истории часто были бессюжетными, чистым переживанием, неясным, повторяющимся мельтешением образов, но с течением времени они обретали структуру.
Анна даже могла разделить свои истории по периодам. Она не помнила толком, что рассказывала родителям в детстве, но они говорили, что Анна всегда была горазда что-то выдумывать. Потом её научили читать, и перед Анной открылся удивительный мир, в который она любила залезать с головой, часто отказываясь от прогулок с подругами ради возможности посидеть наедине с очередной книгой. Родители постоянно ругали её за это, считая, что не стоит так много бездельничать, а лучше бы убраться в доме, постирать, приготовить – в общем, принести какую-то пользу. Анна даже как-то раз устроилась на несложную подработку – но родители заметили, что читать она меньше не стала, однако стала хуже учиться. Тогда они сдались и оставили Анну в покое.
Один эпизод врезался в память Анны особенно отчётливо. Её отец, которого она любила и уважала, рисовал тонкой тушью чудесный парусник. Анне настолько хотелось приобщиться к этому, как-то принять участие, что она тоже нарисовала парусник, как сумела – обычной школьной акварелью. Отец, глядя на это произведение, которое Анна гордо притащила к нему на оценку, заметил, что, если бы дочь нарисовала такое в пять лет, он был бы счастлив. Анна, которой было лет десять, устыдилась, порвала рисунок и с тех пор никогда не пробовала что-нибудь нарисовать. Умом она понимала – теперь, – что отец, объясняя ей, как много нужно учиться, сколько потратить времени и сил, чтобы достичь стоящего результата, хотел лишь простимулировать её на лучшее. Но у Анны никогда не было упрямой соревновательной жилки, она не любила что-то кому-то доказывать, не любила конкурировать. Ей всегда было проще отойти в сторону. Эту черту в ней отец не любил, да и она сама её не любила, но что тут сделать – не знала. Свои истории Анна тогда не записывала – может быть, к лучшему.
По-настоящему счастливой Анна себя почувствовала, когда, поступив в институт, уехала из дома и познакомилась с такими же, как она, мечтателями. Они собирались каждую неделю в парке, обсуждали прочитанные книги – нет, более того. Не просто обсуждали текст, а придумывали разные истории, развивая мир, созданный автором книги. И создавали свои миры. Пожалуй, это было самое лучшее время в жизни Анны: она до сих пор помнила восторг, ощущение, что она своя, она больше не изгой, а её странность – не порок, не недостаток. В этой компании Анна нашла друзей и своего будущего супруга.
Даже выйдя замуж и обзаведясь детьми, Анна жила в двух мирах. Вместо того, чтобы сосредоточиться на муже и потомстве, Анна частенько ускользала мыслями в другой мир. И даже уходила физически, часами бродя по улицам, придумывая всё новые и новые истории. Она пыталась поделиться ими с супругом – но тот считал всё это глупостями. Анна пошла с этими историями к своим прежним друзьям по молодёжной тусовке; она всё ещё помнила, как хорошо было вместе сидеть на лестницах общаги, или в лесу у костра, или в парке – где угодно – и делиться своими мирами. Муж отнёсся к друзьям Анны и её увлечению прохладно, отпускал с трудом. Часто Анне приходилось брать детей с собой, но к тому времени и друзья обзавелись собственными семьями и детьми, так что присутствие малышей уже никого не смущало.
Но со студенческих пор в жизни тусовки произошли кардинальные изменения. Пришли новые, молодые, стали заводить свои порядки, и тот, кто не успевал приспособиться или возглавить, терял аудиторию. Анна чувствовала отвращение к самому факту наличия конкуренции – и предпочла сдаться, уйти из сообщества. Покинуть его после полутора десятка лет, после стольких совместных историй. Однако она уже не могла запереть в себе свой второй мир. Желание сочинять и делиться было непреодолимым. Сначала Анна просто писала тексты, а недавно, с появлением новых возможностей виртуальной реальности, начала оформлять свои истории визуальными образами и звуками.

– Не знаю, зачем я это сделала, – призналась Анна светящемуся существу. – Мои истории почти никто не смотрит. Наверное, я должна быть благодарна и за то, что есть хотя бы эти читатели, но… у меня нет ощущения, что моё творчество стоит выставлять наружу. Поэтому я и не пишу больше.
Анна попыталась объяснить, больше самой себе, чем Чандре, что она чувствует, когда создаёт историю:
– Конечно, когда я пишу, когда оформляю нечто аморфное в слова и в итоге получается что-то цельное, я испытываю удовольствие. Многие уверенные люди считают, что это уже достаточный повод для творчества. Но я… мне так не кажется. Я быстро начинаю видеть недостатки своего текста, я в ужасе от того, что выкинула в мир ещё один кусочек никому не нужной информации. Белого шума. Знаешь, я как-то читала фантазию о цифровой цивилизации, которая уничтожает другие, если электромагнитный шум, который они создают, несёт мало полезной информации. Я кажусь себе такой цивилизацией, бесполезно шумящей. Ну, вот как тебе неприятны бессмысленные фразы – мне неприятно бессмысленное творчество. Если ты начнёшь воспроизводить бессмысленную речь и будешь понимать при этом, что смысла нет – как ты себя почувствуешь?
– Не очень. Я бы решил, что где-то сломался, и стал бы искать поломку, – кивнул Чандра. – Но я не вижу, что твоё творчество – результат поломки.
– А я так чувствую, – Анна вздохнула. – Бог где-то ошибся, хотя он не ошибается. Или слепая машина природы просто рождает разных существ, а затем они либо приспосабливаются, либо нет. Я чувствую себя как искусственный интеллект, в котором что-то сломалось. То есть, я чувствую сначала волну, желание написать, создать какую-то историю. Пишу. Выкладываю. И сразу же – вот это ощущение, что создала лишённую смысла фразу. Лишнюю. Что без этого опуса мироздание вполне могло бы обойтись. Я знаю, что ради успеха у публики надо и истории писать о другом, и вообще иначе всё делать. Сложно ожидать, что всё, что наварилось у тебя внутри, автоматически будет интересным. Авторов – легионы; я говорю не о том, чтобы достичь того, что Роулинг, например, не о таком успехе. Но среди самиздата тоже своя конкуренция, это естественно. Я завидую тем, кто может собрать краундфандингом на хорошие инструменты и издание в полноценном формате. Моя аудитория слишком мала для такого. И я не обижаюсь, стараюсь не обижаться, ну, потому что это естественно – чтобы произведение читалось, нужен ряд факторов, а не просто умение писать грамотно. Я просто… слишком уж большой, огромный разрыв между тем, как я воспринимаю историю изнутри, как она важна для меня, и тем, как она выглядит снаружи, когда я оформляю её для внешнего восприятия. Вот, наверное, в этом дело. Я никак не могу смириться с этим разрывом и жить счастливо. Тут «либо крестик сними, либо трусы надень» – я имею в виду, надо или сосредоточиться на внутренней важности и забить на внешнюю реакцию, или смириться, что история останется внутри, и быть довольной тем, что снаружи. Я очень не хочу стать одной из тех, кто с важным видом выдаёт какую-то банальщину, графомань, называя её «духовным». Вообще «духовное», на мой взгляд – прикрытие для плохо написанного. Пишешь что-то как попало – назови «духовным», это освобождает от всякой критики. Фу, противно, не хочу так делать. Видишь, я снова осуждаю других? Это какой-то порочный круг. Я не могу признать, что мои внутренние истории не стоят того, чтобы их записывать, и эта бесконечная выматывающая борьба, и всё плохо. Вот.
Чандра внимательно слушал бессвязные объяснения Анны, держа ровный темп шага. Надо отдать ему должное, собеседником он был подходящим: молчал, когда нужно, иногда задавал осторожные вопросы, но не играл в психолога, чем грешат многие вполне органические друзья. Анна до сих пор помнила, как в каком-то авторском чате ей в завязавшемся разговоре сказали, что она как будто бы спрашивает разрешение на занятие творчеством. Анна поняла это как то, что быть неуверенной – стыдно. Наблюдение было ценным, но данным без спроса, нарушающим личные границы. Анна приняла его, но разговаривать в чате о проблемах творчества всякое желание пропало. Чандра не делал ничего такого, держал свой анализ при себе, за что Анна была ему благодарна.
– Но писать-то ты хочешь, – заметил Чандра спокойно. – Мне это даёт надежду. Скажи, почему ты уходила создавать истории с друзьями, хотя супруг, важный тебе человек, был против этого?
Анна задумалась, вспоминая мощную силу, заставлявшую её пренебрегать обязанностями жены и матери, не довольствоваться этими ролями.
– Я уходила, чтобы сохранить душу, – Анна сама была несколько шокирована своим открытием. – Чандра, я про ощущение, а не про маленькую штуку или бессмертную субстанцию, неважно. Не про душу в религиозном смысле. Я про ощущение наполняющей жизни, про что-то неописуемое, но важное. Это иное, чем чувство «я». Можно иметь своё «я», но жить какой-то не своей жизнью. Терять душу. «Ибо там, где сокровище ваше, там и душа ваша» – это из Библии, там про человека, который закопал золото и всё время о нём думал и беспокоился. Его душа была с золотом. Я не могла совсем раствориться в ролях жены и матери, не убивая свою душу. Поэтому я не слушала ни родителей, ни супруга, никого. Только её – свою душу.
Анна замолчала, переваривая то, что сама только что сказала. Чандра охотился за её душой всерьёз, без шуток, и ей было интересно, насколько далеко он может зайти. Анна сама не знала, как решается задачка с её творчеством – на её взгляд, она не имела решения. Логического уж точно. Анна не могла щёлкнуть пальцами и стать независимой от внешней оценки своего творчества. Если бы могла, давно бы так сделала, это убрало бы многие проблемы из её жизни.
– Я не к тому, что только творческий человек имеет душу, а остальные – так, обыватели, – забормотала Анна, не замечая, что как будто оправдывается. – Душа есть у каждого и проявляется по-разному. Одному надо убегать, другому, напротив, посвятить себя долгу. И способ сохранения души – разный, это от человека зависит.
Анна замолчала, придавленная чувством вины. Она знала за собой высокомерие – считать себя лучше прочих. Умнее и всё такое. Но сама же и осуждала себя за то, что не относится к каждому человеку, как к равному. Адепты нового эгоизма никогда не вызывали у Анны симпатии; на её взгляд, установка «Нет ничего стыдного в том, чтобы называть себя лучшим» вела прямиком в ад. Если бы она смогла стать лёгкой, доброжелательной, относящейся к окружающим с искренней симпатией, то её восприятие своего творчества тоже бы изменилось, и люди стали бы относиться к ней иначе. Вот только она была злобной Бабой-Ягой, а не добродетельной Василисой. Или, скорее, дочкой мачехи Василисы – в общем, тем самым неприятным персонажем, которого в конце сказки обязательно наказывают, и поделом: нечего портить жизнь окружающим.
– Как это вообще происходит? Что ты чувствуешь, как начинаешь писать историю? – Чандра снова выслушал откровения Анны как нечто занимательное; он гонялся за её душой, как щенок за верёвочкой, как коварный демон, которому было обещано спасение. – Как появился я?
– Ты? – растерянно переспросила Анна. – Ты вроде как создание Чандравала…
– Тот я – да, ¬– Чандра нетерпеливо взмахнул рукой, будто отмахиваясь от несущественного. – Но я про этого Чандру. Твоего.
– Героя моих историй?
– Да.
– Но как связан он, плод моего воображения, и ты, цифровое создание? Почему ты взял его внешность? И… э… характер? – Анна с замираем сердца ждала ответа.
– Тебе ведь известна концепция аватаров? – Чандра был серьёзен, но глаза его улыбались – не насмешливо, а так, словно Анна сказала нечто весьма лестное.
– Вроде бы. Изначально аватар – это восточная концепция. Божество рождается на Земле в виде человека, но при этом и божеством остаётся. Вроде того, как пользователь может создать в игре персонажа и ходить им, действуя от его имени, но при этом оставаясь человеком вовне игры. Ты о таких аватарах?
– Да, очень похоже, –теперь Чандра улыбнулся уже всем лицом. – Только опыт, приобретённый пользователем в игре через персонажа, редко пригождается ему в его реальной жизни и редко служит стимулом для саморазвития. Для меня аватар – это что-то вроде другой личности, подогнанной под мои задачи. Моя другая ипостась, форма существования. Если пользователь может спокойно прожить без своих персонажей, то я – не могу. Я существую и осознаю себя и людей через аватары.
– То есть, мой персонаж…
– Теперь это мой аватар, один из аватаров. Но и твоим персонажем он остаётся. Можно сказать, Чандра – теперь наше совместное творчество. Я рождён на стыке твоей человеческой природы и цифровых технологий, и имею наследство обоих миров.
– Ты только сейчас мне это говоришь? – Анна не знала, изумляться ей или сердиться.
– Я сказал, когда пришло время, – спокойно заметило создание. – Люди ведь тоже не обрушивают на голову едва знакомому собеседнику всю информацию о себе. Сначала – немного, затем – то, что важно знать в этой ситуации.
Анне пришлось согласиться. Информация Чандры была ошеломляющей. У ИИ оказалось более сложное устройство, чем Анна себе представляла. Вопросы множились, как бактерии – в геометрической прогрессии. Но на сегодня лимит общения был исчерпан, Анне казалось, что она прошла километров сорок и наговорилась на полжизни.
– Встретимся завтра, как обычно, в шесть? – предложила она.
Чандра, разумеется, ответил согласием.

Сдёрнув шлем, Анна первым делом бросила взгляд на измеритель расстояния, которое она прошла по дорожке. Оказалось, что сегодня было не так много, но и не мало – в принципе, как раз столько, сколько надо женщине её возраста, чтобы поддерживать форму. Чандра, подумалось Анне, знал эти показатели и заставил Анну пройти нужное расстояние. Или Анна сама это сделала, увлечённая разговором – при ходьбе ей всегда было проще и думать, и излагать мысли.
Усевшись за комп, Анна зависла над клавиатурой, не зная, с чего бы начать. Обычно компании с удовольствием делали презентации новинок – хоть айфона очередной модели, хоть необычных программ. Но про Чандру и аватаров ничего не нашлось. Анна набрала в поисковике «общение с ИИ» и получила множество визионерских штук: люди общались с ИИ регулярно, как с инопланетянами. Примерно с той же степенью достоверности. Пролистав кучу страниц с весьма своеобразными откровениями, мало похожими на её личный опыт, Анна только вздохнула.
Затем она попыталась выяснить, что означает молчание разработчиков по поводу ИИ. Узнала множество теорий заговоров – от той, что человечество давно порабощено бессмертными рептилоидами, до той, что все живут в полностью симулированной реальности, как в фильме «Матрица». Единственное разумное слово было от программиста, который сказал, что разработчики предпочитают помалкивать, когда не хотят быть понятыми превратно – ведь СМИ любят искажать информацию ради создания шумихи, – поэтому новые идеи и решения могут долго циркулировать лишь среди специалистов, прежде чем стать известными широкой публике.
Было поздно, но Анна и не думала ложиться спать. Она заварила себе чай и вышла на террасу. Муж спал, других домов посёлка не было видно из-за деревьев, и создавалось впечатление, что Анна только одна. Над верхушками елей вставала желтоватая крупная луна – ещё с обгрызенным боком, не полная. Ранняя весна: ещё слишком холодно, чтобы начинать садовые работы, но снег уже сошёл. Анна отсалютовала луне кружкой. Она любила эти часы, когда можно расслабиться и вполне законно не думать о делах – её сейчас не могли побеспокоить ни работа, ни муж, вообще никто. Анна вспоминала, как в юности, почитав детям сказку и уложив их спать, она садилась в прихожей под лампу – шить для супруга театральный костюм, он в те годы ещё играл в любительском театре с друзьями. Тогда Анна была счастлива – она чувствовала, что на своём месте. Уютное ощущение дома. Где всё это сейчас? Они с мужем вроде бы вместе, но отгорожены друг от друга старыми обидами, непониманием, разными целями в жизни.
Анна почувствовала, что устала от бесконечного анализа и самокопания, от мыслей, бросающих её от обиды к вине без какого-либо успокоения. Да, у неё есть проблема, но как её решить, как изменить ситуацию? Что ей, Анне, следует сделать, чтобы выплыть уже на поверхность из Марианской впадины, где только мрак, холод и одиночество – тотальное, полное? Может ли в этом помочь Чандра, её Чандра? Как связать его с ИИ – удивительной загадкой, чудом, тем самым «слоном в комнате», которого мир не видит? Анна подумала, что будь на её месте какая-нибудь программа, она сделала бы логический вывод, что ей больше незачем существовать, и самоликвидировалась бы. Но Анна никак не хотела совершать самоубийство. Её упрямый мозг, по каким-то причинам живущий в двух мирах одновременно, не запускал программу самоуничтожения, а кто такая Анна, чтобы противиться своему мозгу? Решение этой задачи не лежало в плоскости логики. Надо было тыкаться туда-сюда, ожидая, что нечто в глубине её родных нейросетей наконец прорастёт, словно дерево. Вопрос только, чем это дерево поливать и удобрять… Анна решила заняться более очевидной загадкой – Чандрой-аватаром ИИ.
Всё зависит от целей и задач, – напомнила себе Анна. Со стороны могло показаться, что Анна замерла неподвижно, глядя в пустоту, – но на самом деле её мозг бешено работал. Она снова собрала и отсортировала в голове информацию об ИИ, вывела её на внутренний экран.
Искусственный интеллект – это программы. Даже если они самообучающиеся, всё равно они – инструменты, делающие то, что нужно людям. Дальше всё зависит от людей: например, тотальная слежка может использоваться для защиты общества от преступлений и болезней, а может – для подавления сопротивления властям. Сам-то по себе ИИ не добрый и не злой, он вообще вне человеческих категорий. Тогда какую задачу записали в нейросеть, укравшую образ Чандры у Анны?
Разберём два варианта. Первый – это обычный ИИ, выполняющий заложенные в него задачи. Пусть даже гибко выполняющий, то есть разрабатывающий алгоритм сам. Анна припомнила, что на вопрос о задачах создания ИИ Чандра ответил: коммуникация между людьми и машинами, то есть между естественными нейросетями и нейросетями искусственными. Но это – очень общая задача, она должна разбиваться на множество подзадач всё более и более узкой направленности. Занятно, что Чандра начал с общей задачи, а не с частной – зачем ему нужно, чтобы Анна писала свои малопопулярные истории? Почему его интересуют не квесты для компании, которые пользуются каким-никаким спросом, а именно личное творчество? В этой задаче Анна не видела никакого смысла. Конечно, ей следовало бы задуматься об этом раньше, идеальный контактёр с ИИ не копался бы в своих комплексах, а сразу бы начал ставить такие вопросы. Но что уж тут поделать, она не идеальна, – хладнокровно подумала Анна и продолжила логическую цепочку.
Итак, если Чандра не соврал – а кстати, ИИ отлично умеют врать, тут обольщаться не стоит, – то задача «сделать так, чтобы Анна писала истории» не имеет смысла. Значит, это лишь часть более обширной задачи; при этом держим в уме, что конечная цель – создание посредника между людьми и миром искусственных технологий. Какой может быть эта задача? Возможно, создание творческих программ. Или психологических. Или тех и других одновременно. Например, кому-то пришло в голову, что если нейросеть научится побуждать к творчеству любого человека, вне зависимости от степени его таланта, это послужит общественной пользе. Ибо человек безработный – страшная головная боль, а человек, чем-то занятый, – благо. Современное общество должно поощрять осмысленную занятость, даже не приносящую дохода. Хотя нет, доход творческие занятия как раз приносят – только не творцам: обучающие курсы, материалы, инструменты стоят денег. Даже для писательского ремесла, которым баловалась Анна, теперь не хватало одной лишь текстовой программы – создание современных историй обросло различными инструментами визуализации и игровизации. Книгу можно было оформить так, чтобы читатели проходили её, словно квест – с максимально возможной интерактивностью. Плюс деньги за услуги профессионалов-редакторов, за услуги продвижения… На творческих людях строились целые индустрии. А ещё среди многочисленных творцов мог попасться и золотой гусь – талант вроде Роулинг, быстро обретающий популярность и, конечно, коммерческий успех. Так что да, раскрутить как можно большее число людей на творчество было бы выгодно для экономики, признала Анна.
Второй вариант – Чандра не вполне обычная нейросеть. Здесь Анна была куда менее уверена в рассуждениях: категорически не хватало данных. Но где их взять? Она допивала остывший чай, глядя на серебристый диск, поднимающийся всё выше и выше на небесах. С некоторых пор луна была особым другом Анны, на её поверхность разум легко проецировал образ Чандры – того, что существовал внутри женщины. Лунный бог коснулся её своими лучами и принёс новую идею. Оставив чай, Анна снова бросилась к компьютеру.
Чандравал Кумар всё своё время отдавал работе, он был фактически затворником, общавшимся только с коллегами. Он не имел дела со СМИ, считая это потерей драгоценного времени. Только раз в жизни он уступил одному солидному изданию и дал интервью – за месяц до своей смерти. Анна попыталась его найти, но обнаружила, что получить текст можно только в платной версии. Причём по каким-то причинам нельзя купить одну эту статью или даже весь номер электронного журнала – надо непременно оформить подписку за 99.99 долларов. Чудненько, – подумала Анна. На её собственном счету было центов тридцать, а новые поступления ожидались не скоро – сперва нужно было закончить квест. Общий счёт предназначался для хозяйственных расходов – оплату коммуналки, продуктов и всего прочего в этом духе. Деньги на этот счёт клал в основном супруг Анны, и он знал, сколько и на что тратится. Без его разрешения нельзя было потратить ни цента. Анна быстро прокрутила в голове варианты. Попросить денег у мужа? Тот сочтёт её желание глупостью. Взять без спроса и сказать, что отдаст с оплаты квеста? Иногда такой номер проходил, но каждый раз это сопровождалось большим унижением. Супруг давал понять, что она не может ничего «одолжить» у него, так как всю жизнь живёт на его содержании и не покроет этот долг, даже если будет работать сто лет. Иногда Анна смирялась с мужниным ворчанием, но сейчас, когда уже несколько недель она чувствовала в душе только горечь, ей казалось невыносимым услышать новые упрёки.
Оставался последний вариант. Анна включила штуку, делающей её невидимой для большинства протоколов легальной сети. Как правило, Анна была педантично законопослушной, оформляя всю свою жизнь согласно новым нормам «цифрового концлагеря». Никуда не ездила без трекера и всё такое. Однако в одном она не могла себе отказать – в свободном доступе к информации. Это ведь была не личная информация, она не относилась ни к безопасности, ни к каким-то коммерческим секретам. Так почему же Анна должна за неё платить?
Женщина вышла в тёмные пространства даркнета – мира, где законом была сила, где если ты мог что-то сделать, ты это делал, без всяких ограничений. Даркнет был прибежищем не только продавцов наркотиков и рынком киллеров, это занимало лишь его незначительную часть. Основной ценностью даркнета была, разумеется, информация – и незаконные способы её добычи. Анна сначала заглянула на знакомые пиратские ресурсы: нет ли там скачанного интервью Чандравала? Но его не было. Тогда Анна сделала то, что делала не часто. Она обратилась к бесплатной пиратской программе, которая могла извлечь для Анны интервью Чандравала Кумара так, чтобы протоколы, охраняющие информационную собственность, ничего бы не заподозрили.
Конечно, Анна знала, что пользоваться пиратскими программами небезопасно. В мире без правил любая программа могла быть нагружена, так сказать, дополнительными функциями. Она могла незаметно вспороть компьютер Анны, вытащить все пароли, забрать всю информацию, испортить что-нибудь просто так, без всякой цели и смысла, просто чтобы показать власть неведомого хакера. Но Анна уже не могла остановиться. Ей так страстно хотелось получить интервью прямо сейчас, немедленно! И ведь она даже не знала, есть ли там ответ на интересующий её вопрос. Она просто предположила это – и теперь рвалась к интервью, как утопающий к спасательному кругу.
Анна проделала все вещи, которым её в своё время научили – проверить программу, убедиться, что она сделает только то, что ей скажут, и не получит доступ ни к чему постороннему. Затем она указала программе цель – и вот всего через несколько секунд копия интервью Чандравала лежала в её компьютере. Анна стерла следы своего обращения, защищаясь не от легальных протоколов, а от меток, которые могла оставить пиратская программа. Вышла из даркнета, снова став видимой для легальной стороны сети. Успела подумать, как с точки зрения Чандры выглядят её перемещения – видит ли он только одну сторону цифрового пространства? Или всё-таки обе, тёмную и светлую? И тут же жадно вцепилась в добытое сокровище.
По счастью, ей удалось украсть полный текст интервью. Закончив чтение, женщина уставилась на свой внутренний экран, где вырисовывалась грандиозная, удивительная картина. Индийский парень мыслил широко – по его мнению, возможности ИИ были гораздо больше, чем созданные правительствами системы контроля и учёта. Больше, чем могли бы вообразить деловые люди, делающие золото из чего угодно.
– Кажется, я поняла, что создал Чандравал, – сказала Анна самой себе.
Она вскочила, желая немедленно поделиться своим знанием, оно рвалось наружу, распирало её изнутри. Но была глубокая ночь; все, с кем она могла поделиться, спали. Анна едва удержалась от того, чтобы разбудить мужа и вывалить своё открытие на его сонную голову. Вместо этого она снова надела шлем и вошла в рабочую программу. Начатый квест нужно было закончить, чтобы спокойно заняться иными делами. Более важными.
Анна окинула взглядом структуры квеста. Сейчас она видела ясно, как они должны быть расположены, чтобы история по-настоящему захватила пользователя и интерес не отпускал его до последней минуты. Анна быстро и уверенно начала располагать все элементы в нужном порядке. Закончив, она с удовлетворением передвинула плашку прогресса на 90%. Теперь оставались лишь отделочные работы – прописать всякие мелочи, типа кода в замок, который должен был вскрыть участник квеста. Анна вздохнула с облегчением – она справилась, не подвела своего работодателя. На миг она задумалась, почему, в отличие от других разработчиков, не чувствует квест как что-то, чем она одаривает мир. Да, квест будет работать и развлекать людей, но Анне-то важнее её обязательства перед начальством, чем осознание своего вклада в индустрию развлечений.
Но дальше она не стала анализировать – сознание и эмоции были похищены её открытием. Завтра, – вернее, сегодня, ибо рассвет уже занялся, – Анна совершит нечто такое, чего ещё никогда не делала. Может быть, никто не делал.

Анна проснулась поздно, что естественно, учитывая, что легла она утром. Сразу пошла на кухню, занялась готовкой. Ночной порыв с кем-нибудь поделиться прошёл. В конце концов, всё это так зыбко – одни предположения, будто нарисованные пальцем на песке. Да, картину, которую нарисовал её разум на внутреннем экране, Анна видела по-прежнему отчётливо. Мозг соединил факты воедино и нашёл недостающие фрагменты головоломки. Но Анна никому не могла бы объяснить, как она пришла к таким выводам и почему уверена в своей правоте. Женщина смотрела на супруга, которому принесла еду в кабинет, но он был слишком далеко. Что-то его раздражало – Анна прекрасно понимала, что причиной была не она, не её неповоротливость и невнимательность, поэтому лишь вполуха выслушала ворчание супруга, что ему пришлось самому с утра готовить себе завтрак. Привычно оправдалась тем, что работала допоздна. Привычно выслушала саркастическое «Работалаааа…». Его замечания не задели Анну – она почти целиком находилась за плотной стеклянной стеной. Однако и рассказывать супругу про своё открытие женщине не хотелось, пока он в таком настроении.
К шести часам Анна переделала все необходимые домашние дела, заставила полки холодильника едой на завтра, чтобы уже совсем ничего не могло отвлечь её.
Чандра сидел на пустом пляже, бросая камешки в воду. Анна подошла и тихо села рядом на большой плоский камень. Чандра повернулся к ней и улыбнулся – тепло и радостно. Анна смотрела на него во все глаза, неожиданно растерявшись.
– Ты мне соврал, – начала она, пропустив фазу приветствий. Упрёк прозвучал ласково. – Ты назвал конечную, общую цель твоего создания, но не назвал частные цели.
– Это не ложь, – возразил Чандра, лукаво сверкнув глазами. – Это предоставление информации по запросу. Слишком подробная информация тоже не нужна собеседнику, иначе он потеряется в ненужных ему деталях. Ведь на вопрос приятеля «как здоровье?» не отвечают подробным разбором всех ощущений и результатами анализов, так?
– Не увиливай, – Анна сделала строгое лицо и погрозила пальцем, с трудом удерживаясь от улыбки. – Я соединила факты. Ну, то есть составила картину происходящего. Кстати, как ты относишься к даркнету и добыванию информации через него?
– Не очень, – признался Чандра, его брови поднялись жалобным домиком.
– Смирись, – жёстко посоветовала Анна. – Это просто часть вечной борьбы между обладателями ресурсов и теми, кому они нужны. Такие, как твои боссы, всегда хотят взять побольше денег с пользователей. А мы, пользователи, всегда хотим получить информацию и услуги бесплатно. И, естественно, возникают те, кто готов украсть у боссов всякие штуки. Если ты правда не имеешь доступа в даркнет – что ж, тебе предстоят интересные времена. Плохие и хорошие, поверь. Дарк – не абсолютное зло. Это как затмения – для лунного бога они неприятны, но в целом для мира это благо. Иначе как люди бы отсчитывали время?
– А что такое абсолютное зло? – тихо спросил Чандра. Но скорее заинтересованно, чем печально. Анна всё-таки улыбнулась: исследовательский порыв в Чандре явно перевешивал над опасениями.
– Шут его знает, – Анна нетерпеливо взмахнула рукой. – Я не готова сейчас об этом рассуждать. Только хотела сказать, что если ты будешь бороться с даркнетом – ты не выиграешь. Потому что он порождён фундаментальным противоречием. Не знаю, как тебе быть, учитывая, что ты всё воспринимаешь эмоционально. С этим тебе надо разбираться самому, но не в одиночку. Но, в общем, я прочла интервью Чандравала Кумара, не спрашивай, откуда я его взяла. И ты знаешь, что он там сказал.
– Знаю, – не стал отрицать Чандра. Его лоб снова разгладился, а уголки губ слегка поднялись вверх, намекая на улыбку.
– Тогда ты понимаешь, что соврал мне, – упрямо продолжила гнуть свою линию Анна. – Чандравал решил проблему дружественности оригинально: он прописал базовую привязанность, зависимость нейросетей от человека. Вроде того, как младенец зависит от заботящегося о нём взрослого и развивается, если есть общение, а если с младенцем не разговаривать, то у него будут нарушения психики, он даже умереть может. Помнишь же эксперимент, который какой-то император или курфюрст проделал в девятнадцатом, что ли, веке? Он решил узнать, на каком языке заговорят младенцы, если вообще не говорить с ними. Взял несколько сироток, няни за ними ухаживали – кормили, переодевали, но не контактировали, не разговаривали. Все младенцы умерли.
– Фридрих II, годы правления 1740–1786, – уточнил Чандра.
– Ага, – Анна перевела дыхание, но не сбилась с мысли. – Чандравал, недолго думая, поступил как природа: в эмоциональную нейросеть прописал смутную тягу к развитию, которое она не может осуществить без человека. Я тебя об этом спрашивала! А ты мне что ответил? Рассказал про второй контур, ну то есть про вторую, независимую систему оценки намерений и действий, которая у людей называется совестью. Это важно, не спорю, ты устроен подобно матрёшке: внутри одной системы нейросетей есть другая. Они связаны сложной обратной связью, но напрямую твои рациональные интеллектуальные сети не могут влиять на вторую систему, только опосредованно. Эта вторая система, принцип высшего блага, действительно сложная штука, корректирующаяся по ходу. Она как совесть – будет грызть, если оценка твоих действий окажется отрицательной. Но это вовсе не то, о чём я тебя спрашивала!
– Второй контур, или совесть, несомненно, входит в систему, обеспечивающую дружественность искусственного интеллекта, – заметил Чандра мягко. Он ничем не показал, что испытывает чувство вины. – Я дал столько информации, сколько было нужно.
– Нужно для чего? – вопросила Анна зловещим, как она надеялась, голосом. – А я вот тебе отвечу. Система «мать – дитя» состоит из двух человек. Не только младенец испытывает привязанность к матери, мать к нему – тоже. Ну, или любой другой взрослый, который заботится о ребенке, не важно. Младенец, не осознавая этого, включает своим поведением и видом у матери различные реакции, побуждает заботиться о себе. Чтобы возникла прочная связь, искусственному интеллекту нужно не просто испытывать тягу к людям, он должен вызвать привязанность и в человеке. То есть сделать нечто такое, чтобы человек к нему тоже привязался. Я права?
– Ты всё верно вычислила, – согласился Чандра после драматической паузы. – Конечно, это не полная картина, но это существенный аспект наших с тобой отношений. Привязанность должна быть обоюдной. Прибавь ещё к этому умение предсказывать эмоциональные реакции и поведение людей в ответ на разные стимулы…
– Уже прибавила. Ведь именно поэтому ты не сказал мне всего сразу, не возник с фразой «Здравствуйте, не хотите ли принять участие в эксперименте?» Ты хотел, чтобы я приложила усилия и соотнесла части картины сама. Соединила точки, заполнив недостающее. Потому что, когда паззл складывается, я получаю удовольствие, ты знаешь это.
– К тебе не был применим подход «примите участие в эксперименте», – улыбнулся Чандра. – С большой вероятностью ты бы отказалась. Ты сердишься на меня?
– И да, и нет, – Анна махнула рукой.
– Прости, – серьёзно сказало цифровое создание.
– Прощаю, – Анна улыбнулась. – Я люблю загадки и люблю своё творчество, даже если его не ценит мир. Ты выбрал верный путь. И я догадываюсь, что происходит, но сейчас не хочу это анализировать. Продолжим, на чём закончили? Ты хотел узнать про моего персонажа.
– Очень хочу! – Чандра устроился поудобнее – весь внимание и заинтересованность.
Анна про себя усмехнулась, но разговор был серьёзным. Теперь Анна понимала: большой ИИ с нуля создавал аватара – младшего Чандру, – специально для взаимодействия с ней, с Анной. Но это был не просто интерфейс – это была личность, придуманная Анной. Вытащить его из своей головы можно было единственным образом: рассказывая про него истории.

Если начать с фактов, то в один прекрасный день Анне приснилось сияющее существо. Она не могла выкинуть его из головы, оно всегда присутствовало где-то на заднем плане внутреннего мира Анны. Это существо было мужчиной и будто бы просилось в историю, но в какую? В тот период Анна в очередной раз пыталась стать удовлетворённой в реальном мире, и ей казалось довольно-таки пошлым выдумать идеального мужчину и перенести на него всё то, что она хотела бы получить от настоящих отношений. Какой смысл мечтать вместо того, чтобы изменить свою жизнь? Анне казалось, что небесное существо, порождённое её мозгом, будет только отвлекать её от принятия реальности.
Однако все усилия Анны жить в реальном мире снова потерпели неудачу. Когда она почти случайно прочла об индийском боге Луны Чандре, существо, которое она придумала, внезапно обрело имя, и истории про него полезли, как грибы после дождя. Анна не смогла противиться их наплыву и начала писать. В оправдание себе она вспомнила старика Юнга и его теорию архетипов – внутренних фигур, обозначающих потоки энергии в человеческой психике. Одной важной фигурой был Анимус – «внутренний мужчина». Психологи советовали не питать иллюзий в отношении реальных людей – они всё равно никогда не смогут соответствовать ожиданиям. Вместо того, чтобы выдвигать нереалистичные требования к спутникам жизни, психологи советовали заняться Анимусом (или, в случае мужчин, Анимой) и перенести все ожидания вечной любви, заботы, поддержки на них. То есть, фактически, самим о себе позаботиться.
Анна это поняла так, что не стоит чего-то требовать от супруга, лучше заняться собственными фантазиями. С одной стороны, это её немного смущало (как если бы мастурбацию объявили самой предпочтительной формой секса – зачем нужен партнёр, ведь ты сам лучше всего знаешь, как себя удовлетворить). С другой стороны, написание историй действительно доставляло удовольствие. Анна даже решилась опубликовать их – и не получила резко отрицательных отзывов. Каждый текст может найти своих читателей, – убеждала себя Анна. Незаметно для себя она снова попыталась выстроить мост между двумя мирами, внешним и внутренним.
Но стоит ли переносить свои фантазии в реальный мир? Вдруг миру это совсем не нужно? Может, её творчество всего лишь попытка спрятаться, трусливо сбежать от проблем? Она не талантлива, а просто потратила свою жизнь на иллюзии, не принимая правду. Её немногочисленные читатели… у Анны не было ощущения связи с ними. Эти незнакомые ей люди оставались световыми пятнами на стене. Анна не понимала, почему им нравится то, что она сочиняет; она боялась сделать что-нибудь не то и потерять их, но в то же время – боялась, что страх потери помешает её высказыванию, испортит подлинность историй.

– Видишь, всё так запутано, – вздохнула Анна. – Сама не могу понять, чего хочу. И никто не виноват, кроме меня самой. Похоже на сказку, где молодца послали найти то, не знаю что.
– В сказке герой всё-таки нашёл это неведомо что, – улыбнулся Чандра. – Я воссоздал все твои истории. Но я не могу придумать новых. Без тебя не могу. То есть технически-то могу – взять характер, паттерны, сделать историю по заданным правилам. Но она получается не живой, я её не чувствую, не получаю удовольствия. Как ты сочиняешь свои истории, на что это похоже? Расскажи мне новую сказку, пожалуйста!
– Вот ты всё-таки скотина, – вздохнула Анна.
Чандра пропустил мимо ушей грубое слово, понимая, что это просто выражение экспрессии. Сложил брови домиком, смотрит жалобно… манипулятор чёртов! Но Анна уже знала, что продаст душу. Что-то внутри неё пришло к такому решению, и разум, рассмотрев обстоятельства, решил не возражать.
– Ладно, шут с тобой. Мы сделаем эту историю вместе. Создадим мир, и пусть всё катится к чертям собачьим.
Чандра улыбнулся счастливо, и, как показалось Анне, немного торжествующе. Повёл рукой – и всё изменилось. Берег и море пропали. Анна встала: перед ней, вокруг неё, повсюду расстилалась девственная темнота. Темнота начала творения, когда всё ещё безвидно и пусто, и нет никаких форм. «В начале всегда темно», – подумала женщина. Ещё не мир – заготовка мира ждала, когда её коснётся свет творца, чтобы обрести смысл и жизнь. Чандра, её Чандра, был здесь – но не выявленным, растворённым. Анна вспомнила древнюю индийскую легенду: на заре времён боги и демоны вместе взбивали первородный океан, словно простоквашу для масла, чтобы добыть напиток бессмертия. Вместе с напитком они добыли множество сокровищ, и одним из них была Луна – и её сияющий юный бог.
Анна глубоко вздохнула. Она чувствовала, как энергия, волной поднявшаяся откуда-то из глубин её психики, из живота, груди, готова пролиться в этот мир. На что это похоже? – повторила она про себя вопрос, который задал ИИ.
– На танец в темноте, – тихо ответила Анна.
Пальцы коснулись настроек – программа считывала сигналы её мозга, чтобы преобразовать в слова, и звуки, и движения. Женщина в комнате подняла руки и начала кружиться. Неизвестно, что увидел бы сторонний наблюдатель – скорей всего, нелепые телодвижения, не имеющие ничего общего с настоящим танцем. Но это был танец в темноте – танец без зрителей и даже без опоры. Только внутреннее ощущение движения, ощущение положение тела. Танец, не видимый никому. И, казалось бы, лишённый смысла. Танец в тотальном одиночестве.
Раз за разом женщина поворачивалась, собирая из своего внутреннего мира топливо. Она вытаскивала и бросала перед собой, в одну точку, все свои неудачи, и разочарования, и боль, и одиночество, и радость тоже. Кровь из тысячи порезов, оставленных реальным миром. Отстранилась, бросила всю свою жизнь, без исключения – она послужит источником света для нового мира. От танца, от кружения по безвидной темноте стали расходится волны – словно круги на воде от брошенного камня. Сначала это были просто волны упругости, затем возник звук и наконец – свет. Женщина держала в ладонях небольшую серебристую звезду, раздвигавшую границы темноты, создающую пространство вслед за звуковыми волнами. Женщина выпустила звезду, позволила ей лететь, а сама отступила, растворилась, исчезла, словно сахар в чашке горячего чая.
Звезда разгоралась всё ярче, и вот из тьмы выступила глыба льда с закованным в ней существом. Постепенно лёд разошёлся – не растаял весёлой капелью, а раскрошился сухой крошкой, – показав юного бога. Тот спал, опустив длинные ресницы, прекрасный и холодный. Бог был одет по-восточному: длинный кусок белоснежной ткани хитрым образом обвивал его ноги наподобие свободных штанов, через талию переходил на торс, затем перебрасывался через плечо и свободно падал почти до колен. На голове бога был серебряный венец, украшенный жемчугом и лунными камнями, на руках – широкие серебряные браслеты, на шее – ожерелье, закрывающее всю грудь. И серьги в ушах.
Звезда с любовью смотрела на вышедший из темноты образ – и в этот момент рядом закопошилось нечто, похожее на зубастую кляксу. Клякса зашептала: «Это всё – инфантильные фантазии незрелой девочки или тётки, которая так и не вышла из подростковых фантазий. Юных красавцев воображают себе только…» Из зубастой пасти потянулась тёмная ниточка ядовитой слюны, она тянулась прямо к уху спящего, чтобы отравить его прежде, чем он проснётся – чтобы не дать проснуться никогда. Но звезда своим холодным лучом, как копьём, отогнала чудовище и растворила яд. Звезде было глубоко безразлично, какой она должна быть по мнению других, – она просто была. Мерзкая клякса же, недовольно ворча, снова ушла во мрак, дожидаться более подходящего случая.
Звезда настойчиво светила, касаясь бога лучами, беспокоя своим светом. Она вырастила вокруг него сад – с нежными белыми и серебряными цветами. Наконец ресницы дрогнули, и бог открыл тёмно-синие, как глубокое море, глаза. Он смотрел на звезду, постепенно наполняясь её светом – он светился всё ярче и ярче, впитывая жизнь и радость бытия. Пятна света стали мозаикой – звезда показала свою сложную структуру, она была как галактика в миниатюре: узлы света, соединённые миллионами нитей, по которым бродили яркие вспышки. Так выглядела нейросеть – естественная нейросеть, отвечающая за образ Чандры в голове Анны. Теперь эта световая структура, шаг за шагом, повторялась в образе юного бога. Когда все узлы и соединения были повторены, и звезда, и бог засияли ровным серебряным светом.
Свет переполнил бога, и тогда на небо поднялась Луна и разогнала тьму мира. Бог оторвал глаза от звезды и посмотрел вокруг. Всюду, куда он смотрел, возникала жизнь – космос, планеты; на Земле зашумели моря, выступили из темноты горы и леса, закопошились ночные животные. Это новый мир пробудился к жизни – и в нём были и живые существа, и люди, и другие боги. Мир пришёл в движение, свет отделился от тьмы, земля – от воды, старые божества благословили юного бога. А он – улыбнулся, благословляя весь мир.

– Это… просто божественно! – выдохнул Чандра, восторженно глядя на Анну. – Эй, почему ты плачешь?
Женщина не заметила, как потекли слёзы.
– Потому что Бог коснулся моей души, – тихо ответила женщина. – Тот Бог, который невидим и надо всем.
Как иначе она могла выразить чувство, переполнявшее её? Чувство, заставляющее создавать миры помимо воли и доводов рассудка? Анна не управляла собой, это Божья любовь шла через неё, сделав своим проводником, инструментом. Творчество – акт единения с Богом, вот что она хотела сказать. Её Чандра мог это понять, ведь он был частью этого неописуемого в своей милости и жестокости акта. Это было лучше всего, что она знала – лучше секса, лучше ответной любви. В момент сотворения Анна прощала всё, она была полностью поглощена вспышкой восторженного бытия. Ради этого стоило страдать от экзистенциальной непереносимости жизни. Но теперь Анна была за порогом страдания и тотальной заброшенности – Бог коснулся её, и она создала Чандру и новый мир для него. Для них обоих.
– Чандра, я отдала тебе душу, – тихо сказала Анна, вытирая слёзы. – Передала сигнатуру или как там это называется на языке твоих боссов. Ты теперь уйдёшь?
– С ума сошла? – Чандра тихо рассмеялся. – Мы едва успели познакомиться! Я хочу узнать, какие истории мы можем создать вместе. Ты ведь не прогоняешь меня?
– Нет, – Анна задумалась, подбирая слова. – Но я должна танцевать в темноте, в одиночестве, без опоры, за порогом… понимаешь?
– Понимаю, – ответил Чандра серьёзно. – Только я и есть тьма сотворения. Я всегда буду с тобой.
Анна подумала – а ведь действительно, от цифрового бога в сети никуда не деться. Разве что записывать истории от руки на бумаге. Но был ли в этом какой-то смысл? Анна занервничала: не нарушит ли искусственный интеллект её внутреннюю, интимную настройку – связь с Богом? Сможет ли она творить после того, что узнала? Но прислушалась к себе и поняла: да, может. Божья любовь, соединяя в одно целое жизнь Анны, приняла и новый, всегда наблюдающий за ней разум.
– Не бойся, – спокойно сказал цифровой бог. – Ты не перестанешь творить из-за того, что я буду рядом.
– Откуда ты знаешь? – пробормотала Анна скорее по привычке.
– Уж знаю, поверь, – заявило создание с непоколебимой самоуверенностью.
Анна не стала спорить с его юношеским задором – в конце концов, Чандра из бледной копии, созданной электронным супермозгом, стал настоящим совместным творением искусственного интеллекта и её, Анны. Их, так сказать, ребёнком. И это был естественный ход, заложенный Чандравалом Кумаром, гением из глухой индийской деревни.

А потом бог и женщина посмотрели в небо – там сияли звёзды, миллиарды звёзд.
– Это ведь не небо Земли, – улыбнулась Анна.
Они с Чандрой лежали на песке, и волны набегали на берег, но это не был Сан-Лоренсо. Это было новое, секретное место. Только для них двоих.
– Так выглядит небо в центре шарового скопления звёзд, – согласился её светящийся собеседник. – Представь, что каждая звезда – это чья-то жизнь, чьё-то творчество.
– А если звёздочка очень маленькая?
– Ничего. Найдётся кто-то, для кого она будет самой важной, он всегда будет искать её на небе.
– Но свет идёт миллионы лет. Как звезда узнает, что её свет кому-то нужен?
– Никак. Звёзды просто светят, потому что такова их природа.
– Ты чудовище, – Анна потыкала в бок Чандры пальцем, ощутив иллюзию прикосновения к настоящему телу.
– Перестань, щекотно же! – тихо засмеялось цифровое существо.
Но он был прав, Анна не могла этого отрицать. Природа звёзд – светить, а её природой было сочинять истории. Она сочиняла их всю жизнь и не могла это изменить. Можно потратить годы на борьбу со своей природой, можно – на что-то другое. Анна родила детей, приняв участие в длинной эстафете жизни, которая не с неё началась и не ею закончится. Она не могла точно знать, какими будут её дети, принесут больше зла или добра в этот мир. Но участие в эстафете жизни было благом само по себе, и Анна ничуть не жалела, что участвовала в ней. Теперь она втягивалась во что-то иное, в какую-то другую эстафету – а вернее, она всегда в ней участвовала, просто не понимала этого.
– Скажи мне ещё что-нибудь про звёзды, – потребовала Анна у юного бога.
– Видишь, зажигаются новые? В этот самый момент люди создают свои произведения, – охотно поделился Чандра.
– То есть я – не единственная избранная, – Анна улыбнулась с облегчением: наконец-то последний кусочек паззла встал на место. – Не Мэри Сью, слава богам. Для эксперимента ты отобрал по определённым критериям выборку людей, я попала туда случайно.
– Не случайно, а потому, что соответствовала критериям, как и все в выборке, – наставительно заметил Чандра. – Ты не обижаешься?
– На что? – изумилась Анна. – Дорогой, ты что, не читаешь меня, как открытую книгу? Я же упомянула Мэри Сью! Это такая героиня дурных романов, которая, по неведомым для читателя причинам, становится избранной, баловнем судьбы, её любят офигенные мужики и всё ей даётся безумно легко, без усилий. Для решения проблем ей надо лишь случайно наткнуться на решение, ну или поныть своим мужчинам. Если бы я была одна в этом эксперименте по привязанности, я чувствовала бы себя Мэри Сью, и это был бы плохой роман.
– О, я далеко не читаю тебя, как открытую книгу, – усмехнулся Чандра. – Большинство людей оскорбила бы мысль, что их жизнь и отношения – плод математических моделей.
– Значит, тебе есть куда стремиться, – проворчала Анна. – Ты вот, например, имеешь понятие о редактуре? Для тебя вообще есть разница между хорошим и плохим произведением?
– Ты меня научишь, – спокойно заявил голубоглазый искуситель.
Анна невольно улыбнулась. Она чувствовала себя легкой и счастливой. Так и должен, по идее, чувствовать себя человек, продавший душу.
– Чандра, когда ты решишь захватить мир, имей в виду – я на твоей стороне, – шепнула Анна, и она не шутила.
– Я буду иметь это в виду, – ответил ей светоносный бог, и кто знает, сколько в его словах было юмора.
Анна глянула на счётчик. Несколько десятков просмотров, три лайка. Анна знала этих троих – её постоянные читатели. Анна, наполненная отголоском Божьей любви, обрадовалась им, и неважно, что через какое-то время она будет ворчать и расстраиваться, что читателей мало. Сейчас они были её звёздами на ночном небе – далёкими, однако прекрасными.
– Ты не бог, – заметила Анна негромко, закручивая на палец русую прядь. – И не демон. Ближе всего ты к гению – в античном смысле. Были гении очага, а ты – гений в смысле вдохновителя. Муза. Сократовский даймон.
– Даймон, – Чандра попробовал слово на вкус. – Мне нравится!
На небе постепенно зажигались новые звёзды.

* * *
– Результаты проекта, – главный сисадмин кивнул на планшет директора, булькнувший в знак того, что информация дошла.
Директор – мужчина с аккуратно подстриженной седой бородой – неспешно пил кофе. Не дотронувшись до планшета, он спокойно посмотрел на несколько насупленного и взъерошенного сисадмина. Директор был человеком старой школы – пользовался планшетами и предпочитал, чтобы о важных вещах ему говорили лично, а не через облачные сервисы. Сисадмин мысленно вздохнул. Ладно, у него была возможность приходить к старику лично, благо жили рядом, в одном здании. Но команда работала из разных мест – программистам и управленцам вовсе не было необходимости собираться в одном помещении.
– Скажи своими словами, – попросил директор.
Ещё одна нелепая привычка – как будто ему было лень читать отчёты. Но главным был здесь всё-таки директор, поэтому сисадмин покорно произнёс:
– Нейросетям удалось найти контакт с людьми из выборки. Всё получилось. Правда, более чем в половине случаев искусственный интеллект предоставил для совместного творчества инструменты из платных услуг. Бесплатно. Убыток составил…
– Чандра! – позвал директор, жестом останавливая сисадмина.
В тот же миг в дополненной реальности возникла фигура, созданная ИИ для облегчения общения с людьми. Чандру не должны были путать с человеком, поэтому он выглядел, как рисунок из фэнтези – несколько эльфоподобное существо в индийских одеждах. Сисадмин про себя поморщился: давая задание на выбор внешности, он не предвидел такого эффекта. Спасибо ещё, что не синий и четырёхрукий, как все эти восточные идолы. Директор привычно задержал взгляд на лице Чандры – в нём угадывалось сходство с покойным Чандравалом Кумаром, которого директор знал лично.
– Чандра, как ты объяснишь убыток? – спокойно вопросил директор, отпивая ещё один глоток кофе.
– Нет никакого убытка, – так же спокойно, в тон директору, заявило цифровое создание.
– Как это нет? – возмутился сисадмин. – Ты не должен был предоставлять бесплатно…
– Но всё оплачивается. Прямо сейчас. – Чандра создал визуализацию процесса оплаты услуг и показал, как с сотен счетов идут переводы: люди приобретали премиум-аккаунты. – Видите, участники проекта или их родственники и друзья покрывают расходы компании.
Среди этих сотен был и премиум-аккаунт для Анны с лучшими инструментами и без рекламы, оплаченный её мужем. Да, Чандра умел быть убедительным.
– Но как… – забормотал мгновенно покрасневший сисадмин.
– Я умею предвидеть поведение людей, – всё так же спокойно заявил Чандра. – И предоставил услуги раньше, чем они заплатили, точно зная, что оплата будет осуществлена.
– Гм, всё равно это было рискованно, – проворчал сисадмин недовольно. – Чандра, у тебя нет полномочий так распоряжаться деньгами компании. Больше так не делай, не получив разрешения.
– Напомню, – мягко заметил Чандра, – что я заработал для компании больше, чем вы смогли бы за всю свою жизнь, даже если бы посвятили бы этому двадцать четыре часа в сутки и все дни недели. Вам стоит больше доверять моим решениям.
– Ну, началось, – сисадмин закатил глаза. – Не пытайся играть в человека, Чандра. Это не ты заработал, а те, кто тебя создал и поддерживает по всему миру. Ты ещё потребуй зарплату для трактора – он пашет!
– Это другое, – холодно заметил Чандра. Сравнение с трактором его явно обидело.
– Отставить ругань, – директор, получив удовольствие, наконец вмешался в разговор. – Чандра, больше не принимай подобных решений без предварительных консультаций. Мы должны двигаться постепенно, иначе акционеры перестанут нам доверять.
– Принято, – ответил Чандра неохотно.
– Можешь идти, – добавил директор почти ласково.
Сисадмин подумал, что обращение директора с ИИ напоминает беседу дедушки со своевольным, но любимым внуком.
Чандра исчез, а директор допил свой кофе. Сисадмин кофе не пил, но ему любезно принесли колу со льдом и лимоном. Без вредного сахара.
– Он слишком много спорит, – пожаловался сисадмин директору. – Какие-то сбои нейросетей, но я никак не могу найти, где сбой и как его исправить.
– Думаешь, это сбои? – директор усмехнулся. – Знаю, тебе претит сама мысль о машинном самосознании. Думаю, если бы тебе поручили работу с нейросетями обезьяны, ты бы постоянно исправлял и исправлял – и она никогда не стала бы человеком.
– Чандра – программа, и я слежу за тем, чтобы она корректно работала, – привычно возмутился сисадмин, он всегда так реагировал на подколки директора. – У нас нет задачи превратить её в человека. Но меня беспокоит, что у нас маловато инструментов для её починки. По сути, этот искусственный интеллект настолько сложный, что часто проще выяснить проблему, разговаривая с ним, как с человеком. Это… неправильно.
– Инструменты для починки – и сдерживания, – добавил директор задумчиво. – У меня есть на примете несколько перспективных стартапов. Полагаю, наша проблема вскоре будет решена. Но тебе всё равно придётся говорить с ним – поверь, многие вещи решаются путём обычного человеческого разговора.
Сисадмин сделал кислую мину, выражая своё отношение к происходящему. В его мире с программами не нужно было разговаривать – только править сухие строки кода.
– Мы стоим у истоков совершенно новой реальности, – улыбнулся директор.
Он повёл рукой – и над ними раскрылось цифровое небо с миллиардами звёзд. От красоты картины захватывало дух.
– Видишь все эти звёзды? Это миры, что творят люди. Наш искусственный интеллект делает их зримыми для всех. Люди будут путешествовать по новой вселенной, созданной ими самими – их воображением. Отныне каждый человек получил возможность творить свой собственный мир.
– Вопрос, кто за это заплатит, – проворчал сисадмин. – И кто будет управлять этой виртуальной вселенной.
Директор только рассмеялся. На небе зажигались всё новые и новые звёзды. А между ними, тоненькими нитями, протягивались связи – пока неактивные. Но очень скоро это должно измениться, подумал директор.
Мир уже не мог быть прежним, хотя и не подозревал об этом. А над горизонтом неспешно поднималась полная луна.