Часть III. От судьбы не уйдёшь 1

ПИТЕРСКАЯ ПОЭМА
Часть Третья
От судьбы не уйдёшь
------------------
Глава первая. Фильдеперсовы чулочки
------------------

(Апрель 1938 года, поезд на Мурманск, между Волховстроем и Петрозаводском)

Проснулся Вася под утро. Душный вагон, верхняя полка. Поезд переползал по стрелкам, голова Васи моталась из стороны в сторону. Он почувствовал, что сейчас его стошнит - и спешно пополз вниз, цепляясь за выступы жёстких полок. Мешали чужие колени, ноги, чемоданы на полу. Не найти места, куда наступить. Тут ещё взметнулась девица в красной косынке.

- Товарищ! Вам плохо?

От её горячего участия стало совсем тесно. Соколов неловко повис, непроизвольно громко сглотнув.

- Укачало, - пожаловался он.

На полу разом стало свободнее, народ поджал ноги, девица шарахнулась назад, упав на коленки к тощему очкарику у окна.

- Спасибо! - буркнул Вася, вываливаясь в проход вагона. Вместо того, чтобы пробираться к туалету, он прижался лбом к холодному стелу окошка. Полегчало. Даже курить захотелось, но папирос он не догадался купить.

Дымный перегар наполнял воздух, без того густой от испарений усталых тел, кислого привкуса капусты, запахов картофельной шелухи, самогонки, чего-то жареного. Соколова опять затошнило, он ринулся по чужим ногам и вещам, под писк, ворчание и мат в свой адрес. "Да куда они все прутся из Ленинграда?!" - с досадой подумал он, дёргая ручку двери. Туалет оказался занят, зато от злости Васе полегчало.

- Т-твою... - выругался он, отпихнул какого-то подростка и вывалился в тамбур. - Мужики! Закурить есть?

На него уставились двое парней бандитского вида. Почему именно бандитского? Сработала привычка быстро оценивать то, что видит: у одного карман подозрительно топырится, другой сунул руку под полу кургузого пиджака. "Я - не я, если у парней не финки", - определил Соколов, но вспомнил, что он уже не на службе.

- Башка трещит!.. Так что, курева нет?

- Держи, - расслабился один из бандитов, протягивая ему зеленоватую пачку "Беломорканала", решив, что тощий, помятый хмырь с перекошенной рожей и признаками глубокого похмелья, им не противник.

Вася благодарно ухмыльнулся, вытаскивая вожделенную папироску. Второй бандит, оставив свою финку, дал ему прикурить. Соколов затянулся, кашлянул, скривился ещё больше, но заставил себя кивнуть больной головой.

- По гроб обязан, мужики! Не дали помереть!

Бандиты отвлеклись от него. Наверное, ждали станцию. Вася постоял с минуту и затушил остатки папиросы, сунув за подкладку рукава.

- Потом ещё покурю. Бывайте, мужики!

В вагоне он носом к носу столкнулся с девицей в красной косынке. Способность соображать к Соколову уже вернулась, он обратил внимание на крашеный локон за ухом бабёнки и откровенный вырез кофточки под жакетом. Посторонившись, чтобы пропустить, мельком взглянул на ноги и чуть не крякнул: фильдеперсовые чулки! Вася их бы ни с чем не спутал. Пару таких чулок он вырвал из рук обезумевшей женщины - супруги одного обвинённого в измене офицера. В квартире шёл обыск, дамочка увидела, как вытряхивают из ящика её бельё и вцепилась в ажурные чулочки, словно от них зависело, осудят её мужа или нет. С тех пор, как миновал НЭП, купить такие можно лишь за баснословную цену, да ещё поискать, где и у кого. Партийные модницы ухитрялись доставать, если не везло разжиться шёлковыми. Бумажное убожество, доступное простым смертным, привилегированных дам не устраивало.

Общий вагон, давка, бандюганы в тамбуре - и эта, в простой косынке и дорогущих чулках! Соколов решил, что он бредит. Девица скрылась за дверью. Поезд тащился еле-еле, за окошком проплыла будка стрелочника. Васю оттолкнул с прохода мужик с двумя мешками. За ним потянулось к выходу ещё несколько человек. Просочившись мимо них, Соколов уцепился за край своей полки и закарабкался наверх, подальше от чужой суеты.


* * *


Путешествовать без документов - рискованно. На любой станции может зайти патруль и проверить пассажиров. У Васи в кармане лежала справка. Украл у пьяного колхозника. Тот надрался до невменяемости в пивной неподалёку от вокзала. Как раз там, где Соколов, как заправский уголовник, подстерегал свою жертву. Пришлось "проводить" мужичка: заволочь за угол вокзального туалета и быстро обшарить карманы. Нашлась справочка о том, что парня отпустили из родного колхоза на две недели, к родне в Ленинград, билет на поезд и немного денег. Вася оставил колхозника отсыпаться в вонючем углу, за кучей битого кирпича, прихватив с его головы новую кепку. До поезда было время и Соколов успел прикупить на ближайшем рынке ношеную одежду почти по размеру.

Так Соколов оказался в поезде под чужим именем, где спустя ночь, столкнулся с девицей в косынке и фильдеперсовых чулках. Бандиты и их подружка мало интересовали Соколова. Он раздумывал о том, как поступить дальше. Колхозник, оставшийся в Ленинграде, проспавшись, может заявить в милицию, что его ограбили. Ещё скорее - его подберёт вокзальный патруль и отправит в ближайший вытрезвитель. Сможет ли мужик доказать, что его действительно ограбили? Не факт! Мало ли бродяг без документов попадает в милицию? Поди докажи, что ты не из их числа. Как там ни повернутся события, Васю Соколова они уже не касались. Никто не станет искать его, потому что пьяный колхозник не то, что запомнить - разглядеть его толком не смог. Иное дело, со справкой, срок которой истекает через полтора дня, путешествовать по стране не получится.

Поезд миновал Оять. Ещё несколько станций - и они проедут Лодейное Поле. Самое время вспомнить, сколько за последний год расстреляно железнодорожников-лодейнопольцев. Соколов этим направлением не занимался, но прекрасно знал, что происходит: очередная чистка, под которую рано или поздно мог попасть любой - на Волховской ГЭС, в Лодейном Поле, Ояти, Петрозаводске, Москве, Вологде, Новосибирске, Ленинграде.

Колыбель революции! Сейчас эту "колыбель" основательно почистят от тех, кто её устроил. На всякий случай. Чтобы не пришла идея затеять ещё одну смену власти. Соколов перебил сам себя. Он-то заслужил, чтобы его поставили к стенке, но успел удрать, бросив младшего брата Михаила в руках бывших сослуживцев. Кто он после этого? Хам, сволочь и предатель. А что он мог сделать? Наверное, что-то мог, но не захотел...

От мрачных дум отвлекли голоса внизу. Вернулась девица в косынке. Соколов слышал, как пассажиры ойкают, ругаются, потом захихикал женский голос и в ответ кто-то пробубнил:

- Ничего-ничего, я уже подвинулся.

Вася аккуратно переместился на край, посмотреть. На нижнем сидении тощий очкарик его лет вжался в простенок у окна, а крашеная красотка втиснула свой круглый зад между ним и тёткой с корзиной, подсевшей в вагон на станции.

- Куда ты лезешь?! - агрессивно заворчала тётка.

- Не ругайтесь, - философски пропищал очкарик. - Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Вася потерял интерес к попутчикам, улёгся поудобнее. Прошлым вечером он отвоевал верхнюю полку, предъявив след недавнего ранения. К нему не приставали, хотя на противоположной полке, свесив ноги, угнездились двое. Один из двоих с особенной завистью посматривал на Соколова. Состав шёл переполненный, общие вагоны забиты до потолка, а этот потёртый хмырь занял целую лежанку! Но поди сгони: Вася огрызался, как человек, который сам убьётся и другого убьёт, но место не уступит.

Внизу шуршали бумажками, жевали, переругивались, завоняло протухлым луком. Тошнота отбивала аппетит. Вася полежал неподвижно минут десять, потом задремал. Даже не понял, что ему приснилось, но очнулся он от того, что в голове навязчиво крутилось:


"Я купил жене и дочке,

бжик-бжик-бжик,

Фильдеперсовы чулочки,

бжик-бжик-бжик..."


Стишок-считалку притащил со двора сын, лет в шесть. Соколов не помнил, что там дальше, но эти четыре строчки впечатались в память. Внизу очкарик шушукался с девкой в косынке. Сквозь шум общего вагона и стук колёс до Соколова долетали отдельные междометия. Потом громко заворчала тётка с корзинами:

- По ногам-то! По ногам! Куда лезете?!

- Извините, простите... - буркал голос очкарика.

- Поджали бы, - громко высказалась девка.

Соколов придвинулся к краю. Увидел спину очкарика. Мелькнула красная косынка - и парочка исчезла по направлении к тамбуру.

"Куда это они? - подумал Вася. - Фильдеперсовы чулочки... Бжик-бжик... Тьфу! Дурак!"

Он уцепился за железку, на которой висела полка, и быстро спустился в проход. Спина очкарика маячила уже на уровне туалета. У Соколова что-то спросили, но он не обратил внимания и двинулся следом за парочкой. Народ копошился с сумками, уминал нехитрые завтраки, не обращая внимания на тех, кто проходит мимо. Вася нащупал за подкладкой перешитого из шинели пальто остаток папиросы. Бандиты в тамбуре и девка в фильдеперсовых чулках заодно, это он точно знал. Очкарик наверняка не с пустыми карманами. Если девка предложила ему перебраться в вагон-ресторан, а он согласился, значит, у него есть что красть. "Какого чёрта ты катаешься в общем вагоне? - думал Вася про очкарика, ощущая себя без оружия как без рук. - Билетов не было? Или это принцип такой, чтобы "не выделяться"? Ехал бы в купе, эти бы к тебе не прицепились. Такие только по общим вагонам работают. Но тебя-то разделают, будь уверен. Пока народ жрёт свои завтраки..."

Перед дверью Вася притормозил. Он один, с дыркой в голове, против двоих вооружённых мужиков и девки, которая бросится помогать своим подельникам. Шансов - ноль!

"Шансов было ноль, когда ты в собственный висок пальнул", - напомнил он себе и нажал дверную ручку...


* * *


(Ленинград, коммунальная квартира на Верейской)


- Три звонка. Вовка! Это к вам! - прокричала соседка, тётя Клава, высовываясь в коридор.

- Да слышу я, - буркнул подросток, проходя мимо неё.

- С приятелями мог бы на улице встречаться, - заворчала тётя Клава, расслышав его ответ.

Ворчала она и тогда, когда Иверин отвечал "спасибо" или молчал. Внутри тёти Клавы жил некий тайный включатель, который щёлкал и переходил в рабочий режим сам по себе, по поводу и без оного, заставляя тётю Клаву ворчать и ругаться. Так Вовке объяснял Родион Соколов. Подросток представлял себе этот включатель, похожий на гигантскую запятую, неизвестно кем вставленную под язык соседке. Остановить его мог один единственный человек - Василий Викторович. Его присутствия в квартире хватало, чтобы тётя Клава теряла дар речи и никакие включатели у неё не срабатывали. Но оба Соколова бесследно исчезли.

Вовка открыл двери и отступил на шаг, когда навстречу двинулась высокая фигура в расстёгнутом пальто поверх знакомой формы офицера НКВД. Пришельца Иверин видел впервые.

- Владимир Иверин? Говорят, ты дружил с Родионом Соколовым, - произнёс мужчина, снимая фуражку и потирая коротко стриженный затылок. - Да не пялься за двери, никого там нет.

Тон его не казался агрессивным, но Вовка всё равно замер, словно его поймали за кражей чужой картошки из чулана. Что ответить? Зачем этот человек пришёл? Откуда он знает про их дружбу с Родькой? "Какая-то зараза языком трепет, - сердито подумал Вовка. - Оторвал бы!" Отрицать очевидное не следовало и он честно ответил, справившись с первым испугом:

- Ну, дружил.

Александр Авдеевич Бессмертов, начальник отдела, в котором ещё недавно служил Вася Соколов, явился в коммуналку на Верейской улице по собственной инициативе, о которой никому не сказал. Ему захотелось поговорить с Ивериными. На интерес к этой семье у Александра Авдеевича были причины. Он прикинул, когда старшая Иверина на работе, а её сын должен вернуться из школы - и пришёл. Понаблюдав, как подросток переминается на пороге, Бессмертов прошёл в коридор и подсказал:

- Закрывай. Пойдём к вам.

Вовка спохватился, хлопнул входной дверью и повёл гостя в комнату. Ноги неприятно ослабели, хотелось сразу сказать, что ничего не знает и разговаривать им не о чём. Вместо этого он впустил опасного человека в комнату, перегороженную шкафом на две неравные части. Ничего особого Бессмертов у Ивериных не обнаружил: круглый стол под скатертью, тряпичный абажур с кистями, комод, чайник на подоконнике, отодвинутая ширма. В задёрнутом виде она дополняла шкаф, образовывая нечто вроде второй маленькой комнатки. Бессмертов оценил уголок подростка: узкая кровать, тумбочка, лампа, под ней кучка тетрадок и учебников.

- У меня и такого угла в детстве не было.

Александр Авдеевич кивнул на отодвинутую ширму. Вовка тут же её задвинул.

- Так когда ты последний раз виделся со своим другом Родионом? - спросил Бессметров, обошёл стол и положил широкую ладонь на гнутую спинку стула.

- А я помню? - буркнул Вовка.

- Ты комсомолец! Должен понимать, что комсомолец не врёт члену партии. Распустили вас в последнее время, всё ваше начальство насквозь прогнило. Устроили малину вместо молодёжной организации! - Он говорил спокойно, совсем не как на собрании, даже не напирал. Просто озвучивал факты. - Танцульки, рестораны...

- Я не хожу в рестораны, - оправдался Вовка, сердито глядя на энкэвэдэшника.

- Ты нет, - согласился Бессмертов и сел на стул. - На твоё счастье, мы вовремя поотрубали этой гидре головы. Теперь можешь быть спокоен, комсомолец. В рядах твоих товарищей остались лишь надёжные, честные ребята. Поэтому давай поговорим на равных. Я к тебе пришёл, потому что знаю, что ты тоже честный парень, несмотря на нехорошую историю с твоим отцом.

Вовку аж передёрнуло. Он быстро отвернулся, вцепившись в чайник на подоконнике.

- Чаю хотите? - предложил он.

- Потом. Может быть.

- Да не помню я, когда с Родькой виделся последний раз! - Вовка повернулся к нему с несчастным выражением на лице. - Он как исчез, а потом после него и Василий Викторович. А они что, враги народа?

Тут передёрнуло Бессмертова. Статус бежавшего Соколова вышестоящее начальство до сей поры не утвердило, поэтому он ответил ворчливо и неохотно:

- Это не твоё дело, Владимир! Лучше скажи, кого ещё знаешь из его знакомых? Может, к ним приходил кто перед... исчезновением? Может, слышал что-то от соседей по квартире? Комнат тут у вас много, несколько семей живёт. Наверняка с кем-то из них у Соколовых были хорошие отношения. Кому он доверял?

Вовка задумался. Он дал дяде Васе слово, что будет отнекиваться до последнего. Нарушать обещание Иверин не видел причины. Он не верил этому высокому, строгому человеку в форме.

- Не приходил, - ответил он, мотнув головой. Потом поставил чайник обратно на подоконник. - Если только утром, когда я в школе бы. Да тут за ним другие лучше меня наблюдают. Боятся.

- Вот как? - оживился Бессмертов.

- А что? Дядя Вася - человек серьёзный, к себе никого не подпускал. Мамка моя от него вообще шарахалась. Да и остальные тоже.

- А ведь я знаю, что дядя Вася помог твоей мамке в этой комнате остаться, - прямо сказал Бессмертов. - И работу ей нашёл. Разве не так? И это ваша благодарность: "дядю Васю все боятся"!

Вовка надулся, но Бессмертов уже собрался уходить. Он не хотел, чтобы его отсутствие вызвало вопросы коллег. Явиться сюда снова или вытащить Иверина к себе на допрос он мог в любой момент. Эти-то вряд ли исчезнут, как Соколовы. Иной вопрос - знают ли они хоть что-то? По поведению Вовки Бессмертов не сделал определённого вывода.

- Ладно, комсомолец, не тушуйся. Знаю я... дядю Васю. Любил, чтобы ему прислуживали, ради этого мог и помочь бабе. Но коли ты от меня что скрыл - учти: это не по-комсомольски! Дай листок, запишу свой телефон. Мало ли, что интересное вспомнишь.

Когда он ушёл, Вовка закрыл дверь на оба замка и прислонился к створке, переведя дух. Ему было противно и страшно. Но самое главное - он не проговорился! Почему он безоговорочно верил Василию Викторовичу Соколову, Вовка объяснить не мог. Но выдавать бывшего соседа, комната которого стояла перевёрнутая вверх дном и опечатанная, юный Иверин не собирался.

Продолжение http://proza.ru/2020/04/28/1565