Служение всей стране

Отклик на книгу: Козлов С.А. "Служение интересам всей страны": Московское общество сельского хозяйства (1820 -- 1930 гг.) в 3 тт. Т. I -- III. М., СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2020, 250 экз.

Уважаемый Сергей Алексеевич!
        Я начал с молниеносной быстротой перелистывать Вашу гигантскую книгу, но при этом всё чаще выхватывал для чтения отдельные абзацы, а в конце второго тома прочитал почти всё о МОСХ в советские годы, потому что очень интересуюсь историей ХХ века, бо'льшая часть которого прошла при моей жизни. Содержание Вашей книги гораздо шире озаглавленного и объявленного; в ней кроется объяснение многого, что произошло с Россией в ХХ веке.
        Насколько я понял, виновницей российской революционной катастрофы (1917 – 1921) Вы считаете либеральную интеллигенцию, которая увлеклась не подходящими для России западными понятиями (в частности, о классовой борьбе) и сделала ставку на придонный слой крестьянства, тогда как деятели МОСХ уповали на всесословное сотрудничество при мирной модернизации, продолжающей российские традиции и отрицающей только архаичное самодержавие с его бюрократическим и полицейским аппаратом. С таким мнением я полностью согласен.
        Вы обвиняете вышеупомянутую интеллигенцию в отходе от православия как  главного хранителя традиций и опоры российской национальной идентичности. Вы признаёте эту роль и у сегодняшней РПЦ, цитируя декларации её руководителей. Духовность, гуманизм, совесть, нравственность и мораль для Вас невозможны без религии. Я – не теист и привержен светскому гуманизму.
        Я согласен с тем, что дворяне-помещики были во многих отношениях ближе своим крестьянам, чем городские революционеры-разночинцы. Помещик жил среди крестьян, жил с крестьянскими девушками; многие крестьяне были его биологическими родственниками. Разрушение такой «семьи» не могло остаться без негативных последствий.
         Согласно моим, для меня самого не убедительным представлениям, русский народ (этнос) по своей природе не земледелец. (Сравните его с корейцами). Возделывание земли – проклятие, навязанное аборигенам теми, кто отнял у них рыболовные и охотничьи угодья. Миф о народе-пахаре раздут литераторами-помещиками, которые сами были земледельцами. Важнейшая часть Центральной России – междуречье Оки и Клязьмы – была фабрично-ремесленной. Российская фабрика родилась в старообрядческой деревне. Крестьяне делали все предметы домашнего обихода – от обуви до музыкальных инструментов, работали в городах на стройках и в сфере обслуживания. Садоводство и овощеводство, даже молочное животноводство в этом крае было занятием горожан. Коровы с Арбата паслись на лугах в пойме реки Пресни. Если «сельское хозяйство» – это хозяйство села, то в сёлах Иванове и Вознесенском это были фабрики. А в Палехе, Холуе и Мстёре – иконы и другие художественные изделия. Советская власть загнала художников в колхозы, заставила пахать и сеять.
        Я разделяю мнение, что самой большой революцией в нашей стране была коллективизация. Она запустила агонию деревни и крестьянства и привела к их почти полному исчезновению в конце ХХ века. Сегодняшняя деревня в Центральной России – место сезонного проживания городских дачников и обладающих городской пропиской потомков местных крестьян, преимущественно пенсионеров.
        Я, как и Вы, оплакиваю русскую усадьбу. Я несколько лет ездил на экскурсии с Обществом изучения русской усадьбы (ОИРУ) в первом десятилетии XXI века. Это были мои последние путешествия по российской сельской глубинке. С тех пор мои представления о России несколько устарели. Теперь я полагаюсь на то, что говорят и пишут мои младшие коллеги-географы – Владимир  Каганский, Татьяна Нефёдова, Ксения Аверкиева.
        Свой ли у России особый путь или она должна следовать неким «общемировым стандартам»? Напрашивается третий, а на самом деле первый и главный путь. Россия, как и каждая страна, должна развивать своё культурное и природное наследие, обогащая, но не ломая его внешними заимствованиями. Ключевое слово для меня – географическая специфика. Экономистам и социологам оно неведомо. Трагедия нашей страны – перерывы преемственности. Был суд присяжных и красноречивые адвокаты, была кооперация, были деятельные общества, вроде МОСХ…
         Вопрос «Почему Россия – не Америка» мы (я и В. Каганский) заменяем вопросом «Почему Россия – не Финляндия?». (Ну, не вся Россия, а её С.-З. регион). Будем сравнивать православие с лютеранством? Или нам финны скажут то же, что сказали Татьяне Заславской местные жители при её поездке по Прибалтике в поздне-советское время? (Вот я какой дотошный – даже это у Вас в примечаниях  прочитал).
         Замечательной особенностью Вашей книги являются многочисленные и огромные примечания-сноски. Они заключают в себе и библиографию, и длинные цитаты, и Ваши рассуждения. Похоже, что Ваша концепция российской истории наиболее полно выявляется только из этих сносок. Если их несколько тысяч, а в каждой – множество библиографических описаний, то получается, что в библиографическом списке Вашей книги насчитывается несколько десятков тысяч источников! Это меня потрясло! Я не могу представить, как такая работа оказалась посильной одному человеку. И как автору удалось справиться с редакторами, корректорами, прочими техническим помощниками!
        Я – не исследователь, не эрудит, в библиотеках не бываю, с архивами вообще не имел дела. Идеи приходят ко мне невесть откуда – наверно, непосредственно от окружающей среды. Но я восхищаюсь способностью историков работать с документами, как обыватель, не обладающий талантами, испытывает восторг от  художников и артистов.
        Изучение Вашей книги далось мне нелегко. Я потратил на это три дня. Очень утомил свой правый глаз. На него теперь ложится вся нагрузка. Левый глаз уже не может читать. Ну, ничего, осталось недолго. Это, наверно,  последняя книга, с которой я ознакомился.
        Я немало польщён тем, что в сносках нашлось место и для трёх моих сочинений. На с. 96 в томе третьем Вы приводите длинный отрывок из моей статьи «Российский ландшафт против волюнтаризма власти». В нём говорится о постоянном насилии государства над деревней. Но как Вы относитесь к самой идее, что государству сопротивляется именно ландшафт? В какой степени это метафора или какая-то мистика? Я обычно  не бываю уверен в правоте и правильности своих высказываний; нуждаюсь в подтверждении со стороны читателей.
        Огромное «Заключение», находящееся в начале третьего тома, я прочитал целиком. Оно может заменить всю книгу и достойно публикации в виде отдельной статьи (что, наверно, Вами и осуществлено).
        Подвижнический стоицизм деятелей МОСХ служит и для меня вдохновляющим примером. Я – пессимист, но, погружаясь в свою научно-литературную деятельность, об этом забываю. Я не ищу смысла жизни, но, продолжая своё привычное дело, тем самым спасаюсь от депрессии. Служение делу на своём месте...
        Направляя мне свою книгу, Вы вероятно рассчитывали на нечто большее, чем простую похвалу. К сожалению, из-за преклонного возраста (89 лет без одного месяца) я уже не сумею  использовать Ваши материалы в научной работе. Прекрасное впечатление от Вашей книги я не смогу взять с собой в загробный мир за неимением (веры в существование) такового.
 
Борис Родоман 30 апреля 2020 г.