Предатель. Двести дней до Победы...

     Я нашел его в пансионате для русских эмигрантов Лос-Анджелеса. 
     По происхождению – белорус, по паспорту – поляк, теперь – гражданин США.
     Тесная комната обставлена казенной мебелью, душ, два кабельных московских телеканала. На журнальном столике лежалые фрукты и початая бутылка водки. В тумбочке возле кровати  пистолеты, которые он время от времени перекладывает и протирает.
       ...В бою с финнами летом 44-го двадцатидевятилетний капитан артиллерии Красной Армии Александр Бужлевич получил  тяжелое ранение. Немцы таких достреливали. Но его подобрали финские санитары и выходили.
     Очнулся на больничной койке. Услышал передачу на русском. Речь шла об изречении Сталина о пленных, которых у нас нет, есть "только предатели". Его затрясло. Значит, ему лучше было бы сдохнуть! А, выжив, он стал предателем... Придя в себя, попросил перо и бумагу. Отповедь Верховному сочинилась сама собой... Уже вскоре перед ним предстал офицер финской разведки и предложил лично озвучить в радио-эфире написанное.
     …Так он стал врагом Сталина. По выздоровлении ему была предоставлена альтернатива: отправиться в концлагерь или записывать и выдавать в эфир рассказы военнопленных, выживших после ранения и неожиданно превратившихся в «изменников». Выбрал последнее. Конец трансляциям положила Красная Армия прицельным огнем заставившая замолчать радиостанцию.
     антисталиниста отправили в оперативный отдел разведки, где ему было предложено подобрать и готовить военнопленных для заброски в тыл советским войскам.  Решил: если таковые найдутся, возьмется. Таковых набралось поначалу десятка полтора, затем – до сотни. Подготовили и забросили несколько групп.   
      Красная Армия тем временем успешно наступала. Финляндия, осознавая неотвратимое, повернула оружие против Гитлера, взяв обязательство перед советским командованием о выдаче военнопленных и тех, кто сотрудничал с противником.
      Предатели срочно прятались, кто куда. Офицер разведки обещал содействие. Но едва унес ноги сам… Надо было убираться. Вместе с десятком таких же, как он отщепенцев, затаился в глуши – на далекой, спрятавшейся в глухой чащобе лесопилке.
      Не на долго. Как-то забрел к ним «заблудившийся» финский солдатик и поведал, что Красная Армия зовет пленных домой. Война с фашистами еще не закончилась, и у каждого оступившегося есть шанс искупить вину кровью и подвигом. Некоторые пошли вслед за ним…
       Животный инстинкт, наоборот, погнал предателя глубже в лес. Выкопал и оборудовал глубокую землянку. Хотел досидеть до зимы, до прочного льда и потом перебраться через залив в Швецию.
      Но холода не шли. Долго обретался он в своем склепе, питаясь неведомо как добываемыми припасами. Льда не было.
      Не раз был на грани отчаяния.
      ...В тот день чувство безысходности охватило все существо. Поднес пистолет к виску. Миг – и его землянка станет никому неведомой могилой. Но нажать курок не успел. Отвлекло свечение над головой. Перевел туда взгляд и обмер: сверху на него взирало лицо. Импульсивным движением  наставил на него пистолет и тут же опустил, заметив за плечами "лица" белые крылья. Решил, случилось то, чего он опасался: ведь это сумасшествие видеть то, чего нет и быть не может Помимо воли прошептал:
     - Все? По мою душу?
     - Нет, твой черед еще не настал, – гость ему. – Держись. Все у тебя наладится.         
     Бред, это бред, подумал, с недоумением всматриваясь в   огромные, неуместные в тесном логове крылья.
     - Это, чтобы ты палить не начал с перепугу, – с иронией изрек визитер, явно прочитав его мысли. И видение пропало.
     Долго не мог прийти в себя. Что это было? Галлюцинация? Плод больного воображения? Ангел-хранитель? Дьявол?
     Это произошло 9 – число стало зарубкой на судьбе – 9 января 1944 года.
     Через несколько дней и впрямь подступили морозы. И хотя лед, какого он ждал, еще не установился, он покинул свое прибежище. Шел, пока под ногами не раздался треск. Едва выбрался на ближайший, еще финский остров.
     От маяка, действовавшего на нем, к нему двинулся часовой. Но, увидев грязное, бородатое человекообразное существо, упал в обморок. Разоружив его,  каким-то чудом добрался до другого  острова. Срезал ножом бороду, кое-как почистился, и предстал перед  обитателями приграничного финского поселка  в качестве поляка, жителя Варшавы Андрея Полонского, скитающегося в поисках про-питания.
     Его задержали для установления личности и передачи Контрольной комиссии – финской "тройке", разыскивающей по договоренности между Сталиным и президентом Маннергеймом финских и немецких калоборантов и предателей. Чем это обернется для него, можно было не сомневаться….
      Но то ли потому, что своей "тройки" на острове не было, а чужие заглядывали редко, то ли потому, что из Варшавы никак не поступали сведения о несуществующем Андрее Полонском, то ли еще по какой-то другой причине, в тюрьме его продержали месяцы. Как-то не выдержав, взмолился: дайте сокамерника, не то повешусь.
     Подсадили молодого шведа, взятого за кражу. Правда, того скоро выпустили. Потом он несколько раз навещал капитана и однажды передал ему пилку по металлу, запрятанную в краюху хлеба.
     …В тот день, когда для побега было все готово – решетка подпилена, а юноша-швед поджидал в условленном месте, в камеру вошел охранник и сообщил: пана поляка требует начальник, будет освобождать.
     Два пути вели к свободе. Один – хватить охранника по голове и через окно – к новым скитаниям, неизвестности. Другой – законный, через кабинет начальника. Но если этот второй путь – ловушка. Если там поджидает его наряд НКВД?
     Загнав страх внутрь, двинулся за конвоиром. Распахнув дверь, услышал:
     - Получите ваш паспорт, пан Андрей Полонский. Вы – свободны.
     ... Позднее, размышляя о том, как могло случиться, что ему, подозрительному бродяге, выдававшему себя за поляка и знавшему на "родном"  языке лишь несколько фраз, в тюрьме, в   т ю р ь м е!  выправили паспорт, а по существу – право на жизнь, он пришел к заключению, что либо его судьбу вновь направила «рука»  пришельца «оттуда», либо сдержавшего-таки свое слово финского майора-разведчика.    
     …Вначале брался за любую работу. Потом устроился охранником в местную полицию.
     Вскоре женился на молодой финке – Элизе. Родился ребенок – сын. Вроде бы жизнь налаживалась. Но однажды в дом жены, где он поселился, явились двое с оружием. Пришли неожиданно, во время обеда. Предъявили распоряжение: немедленно пройти с ними  по вызову как раз той самой Контрольной комиссии "кое-что выяснить и уточнить". Явно выполняя заранее данные инструкции, не спускали с него глаз, следили за каждым движением.
     Чтобы усыпить бдительность конвоя, он собирался охотно, с готовностью. Сам же старался улучить момент, чтобы зайти в спальню, где прятал свой боевой арсенал. Жене сказал, чтобы со стола убирать не спешила, мол, через пару минут вернусь, дообедаем. Посетители переглянулись: ну и простофиля этот «поляк»...
     Выручила ничего не понимавшая теща, предложив служивым по чашечке настоящего бразильского кофе, присланного теткой из Америки. Те не устояли перед соблазном, на миг расслабились. Это все и решило. Метнулся в спальню и в следующий момент, приставив к носу одного  из посыльных пистолет, а другого – гранату, разоружил  и связал бедолаг.
     Быстро собрали  вещи. Элиза подхватила ребенка на руки: пойду с мужем. Ушли вместе, несмотря на протесты и слезы матери. С помощью все того же юноши-шведа нашли лодку-коротышку и вместе еще с тремя беглецами пустились в опасное плавание. Смертельно опасное, потому что в ту ночь разыгрался шторм невиданной силы  и даже большие суда не рисковали покидать гавань.
     Но их лодчонка, словно щепка перелетая с гребня одной волны на другой, доплыла до шведского берега.
     ...Но и на новом месте обосноваться не пришлось. Нашлись работа, жилье, родился второй ребенок – снова сын. Но он почувствовал: кто-то выслеживает «шведа», жившего по польскому паспорту, распевающего «под мухой» тягучие русские песни. Снова решили бежать. Теперь в Канаду. Подобралось человек двести, среди которых были люди при деньгах. В складчину купили потрепанное суденышко, наняли капитана – молодого эстонца – с  командой. Подкупили береговую охрану и таможню, не выпускавших столь непригодное для далекого путешествия плавсредство, к тому же заполненное нелегалами. И ночью  отчалили.
     Но капитан судна оказался проходимцем, плохо разбиравшимся в своем деле. Он быстро  налетел на камни, проломив днище отсека для пресной воды. Лишившись запасов питья, но все же оставаясь на плаву, кораблик кое-как дотащился до Ирландии.
     Снова проверки, допросы, следствие.
     Выручил польский паспорт. Он вышел на свободу. И даже нашел, чем  добывать хлеб в стране безработных, как тогда называли Ирландию, – публиковать в военном журнале историю своего предательства. Родился еще один сын. С работой было все так же туго. Оставалось одно – легально перебраться и осесть в Америке. Подал заявление. Но ему, столько раз уходившему от всевидящего ока вождя, было
отказано в визе как "красному"...
     В голову приходит мысль послать описание истории своей измены лично президенту США. Это срабатывает. Он получает разрешение на въезд в Америку. Но – один, без жены…
     Договорились:  она едет домой к матери, он с сыновьями отправляется  в путь. Устраивается, вызовет и ее.
     Увидев дату его прибытия в Америку, Элиза сникла: судно приплывало за два дня до его «зарубки» – 9  числа. Но задержанный штормом корабль причалил в порт назначения 9-го июня 1953 года.
     ...С трапа парохода на причал Нью-Йоркского порта вышел мужчина с детьми. На руках девятимесячный сын, за штанины брюк держатся еще двое. В кармане десять долларов. Ответив на придирчивые вопросы таможенников, мужчина отправляется в  близлежащий отель. Снимает один из самых больших номеров – другие  для детей не приспособлены. И, уложив уснувшее потомство в кроватки, отправился за провиантом. В окно одного из кафе замечает телевизор – диковинку для того времени – и толпу зрителей вокруг него. Захотелось взглянуть на чудо теле-техники. Вошел,  заказал рюмку водки. На голодный желудок захмелел.
     Но смотрел уже не на телевизор, а на человека за дальним столиком, лицо которого показалось знакомым. Тронул за плечо. Это был пассажир достопамятного "ирландского" парохода, севшего на мель, с которым вместе мыкались в поисках работы.
     Первое, чем тот поинтересовался после приветствий, как у новоэмигранта с финансами. А узнав, протянул купюру:
     - Возьми, вернешь, когда сможешь...
     Везло и дальше – с работой, жильем, семьей. Через год вытребовал в Америку Ритву. Она тоже прижилась: преподавала музыку, пела в ресторанах. Дети выросли, получили образование, одарили внуками.
     …Достигнув преклонных лет, овдовел – Элиза скончалась от рака. Заглушая боль алкоголем, неудачно упал, повредил зрение. Водить машину больше не мог, а это в Америке – остаться без ног.
     Конечно, дети приютили бы. Не хотел: это в Америке не принято.
     Но дело в другом. Жить как прежде, было невыносимо. С тем, что творилось в его душе. С запоздалым раскаянием за содеянное в годы войны, чувством своей вины, год от года все более обострявшемся. Он уже не мог носить его  в себе невысказанным. Требовалось оправдаться, выговориться.
     Выбрал русский пансионат при мемориальном фонде Святого Иоанна Кронштадтского, куда поселился. Чтобы, сокрушаясь, поведать соотечественникам, людям России, как, ослепленный обидой, попал в роковой переплет. Рассказать на родном языке и быть понятым.
     И прощенным. Если не законом, то их сердцами.
     Уже не раз посылал с возвращавшимися в Россию репатриантами просьбу (попавшую к автору этих строк вполне случайно) найти человека, который бы  предал гласности его пагубную историю. И еще, чтобы получить хоть какой-то ответ на мучивший его вопрос о лике, пригрезишемуся ему тогда в финском земляном склепе, – ангел тьмы то был или света…?   
     …Выслушав и записав покаянное повествование, я отправился к беглецу уточнить некоторые детали.
     Но отвечать на вопросы пришлось мне... полиции Лос-Анжелеса, которую вызвал владелец пансионата, обнаруживший в номере Бужлевича-Полонского уже остывший труп постояльца. Рядом валялся пистолет из коллекции, которую тот время от времени протирал и перекладывал.
     ...Предоставляю  читателям право самим судить его или миловать.   
    
                Лос-Анжелес – Пушкино.
                2020 г.               

                ***
     Мой дорогой читатель!  Спасибо за Ваш интерес к моей новелле, одной из сорока двух, собранных в книге «Причастие любви».
     В книгу вошли произведения:
     Адольф Петрович,
     В гости к Комарам,
     Дембель,
     Аркадия,
     Двое,
     Белая кость,
     Предатель,
     Курортный роман,
     От противного,
     Вирт-стори.
     Она разошлась, электронной версии нет. Но есть рецензия на книгу – просмотрите ее.
     И приятного Вам чтения!   
               ПОД МАСКОЙ ИРОНИИ         
     Я довольно искушенный читатель, меня трудно чем-то удивить. Но книги «Причастие любви» Николая Владимирова меня не только удивила, но и заставила задуматься о том, с чем раньше не приходилось близко сталкиваться, побудила сопереживать его героям, оказавшимся в нестандартных жизненных ситуациях.
     Интригующее название у сборника, не правда ли? Причастие – это таинство, снисхождение благодати. А разве любовь не благодать, не божественное начало в человеке? Все рассказы, новеллы и миниатюры так или иначе пронизывает всеобъемлющее, всепоглощающее, всепрощающее чувство любви. «Любви все возрасты покорны», – утверждал наш великий классик. Это изречение, как никому другому подходит Николаю Владимирову. Несмотря на богатый жизненный опыт, он молод душой, любопытен, ироничен. Одним словом, современен. Его рассказы придутся по душе как возрастным людям, так и молодежи.
     Все произведения, вошедшие в сборник, написаны живым, эмоциональным языком, изобилуют эпитетами, в частности, сдвоенными. Такими как «колюче-ворсистые носки», «страшно-зубчатое колесо», «стекло-металлический коридор». Динамику рубленным строчкам придают часто употребляемые междометия, особая свойственная данному автору пунктуация. Написанное кажется настолько откровенным, что у читателя возникает чувство сопричастности. Автор не отождествляет себя со своими героями, но и не дистанцируется от них. Высказывая оценку сложившимся ситуациям, он позволяет читателю сделать самостоятельные выводы согласно их миропониманию.
     Как показывают наблюдения, под маской иронии часто скрываются очень ранимые люди. К такому выводу я пришла, читая последнюю миниатюру Николая Владимирова «Березка», которая заканчивается словами: «Ах, как хочется любить господа! И быть любимым…». Так пусть же это вечное стремление не иссякнет, а надежда окрыляет и вдохновляет на написание новых искрометных произведений!   
 
Светлана Минеева
Член Союза писателей России.