Из плеяды победителей. Гл. 3

начало - http://proza.ru/2020/04/27/1027, http://proza.ru/2020/04/30/413, http://proza.ru/2020/05/01/520

Глава 3. Николай Николаевич Гогин

Воинское звание  - старший лейтенант. Воевал на Юго- Западном, Сталинградском, Западном, 3-м Белорусском фронтах. Участвовал в защите Сталинграда, освобождении Курска. Смоленска, Орши, Витебска, Борисова. Минска, Каунаса. Вильнюса, взятии Кенигсберга. Награждён двумя орденами Красной Звезды, медалями "За отвагу", "За оборону Сталинграда", "За взятие Кенигсберга", "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг."
С 1949 г. сорок пять лет работал на предприятии, пройдя путь от инженера-лаборанта до начальника отдела, старшего научного сотрудника. Руководил разработками двух уникальных изделий и был заместителем главных конструкторов четырёх радиолокационных станций. Удостен звания "Изобретатель СССР" и "Почётный радист СССР", награждён медалью "За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина".

В год 40-летия Великой Победы были опубликованы его воспоминания, которые  представлены в этой главе.
«Когда началась война, я учился в Горьком в институте по специальности "Геология и поиск цветных и благородных металлов". О вероломном нападении фашистов нам стало известно с запозданием – 28 июня. В это время мы проходили практику, связи со своей базой не имели. Узнав о войне, тотчас уехали в институт. Вечерами, собираясь вместе, говорили о том, что пройдёт 2 - 3 месяца, и мы врага разобьём. Так верили мы в нашу победу.

20 августа 1941 г. я подал заявление о добровольном вступлении в армию и начал службу на курсах радиотелеграфистов. По окончании курсов, как хорошо разбирающийся в радиотехнике, был направлен на учёбу в Мурманское военное училище связи. Окончив его в марте 1942 года в звании младшего воентехника, я получил направление в г. Ворошиловград, на Юго-Западный фронт. Послали меня в резервный командирский полк.

В конце апреля к нам в полк прибыли "купцы". Так мы называли представителей войск, которые отбирали командиров для своих частей. Вместе с рядом своих товарищей я попал в 24-й танковый корпус 24-й мотострелковой бригады. 24-й танковый корпус состоял из трёх танковых бригад: 4-й Гвардейской. 54-й и 130-й; 24 МСБр, зенитно¬артиллерийского полка, дивизиона ракетных установок (так называемых "Катюш"), батальона связи и других спецслужб.

4-я танковая бригада в ту пору уже побывала в боях и носила звание Гвардейской, которое ей было присвоено за освобождение г. Ростова- на-Дону. У этой бригады было славное прошлое. Во время гражданской войны ею (тогда она была кавалерийской) командовал Г.И. Котовский. В её рядах сражался писатель Н.А. Островский. Командиром 24 ТК был назначен генерал-майор В.М. Баданов, впоследствии - командующий танковой армией. Командиром 24 МСБр являлся полковник В.Л. Савченко.

Я попал в роту технического обеспечения на должность командира взвода по ремонту радиоаппаратуры. Почти все радиостанции были переносные: 12РП, РБМ. Две станции РСБ-Ф, смонтированные в спецфургонах. были установлены на машинах ГАЗ-3А. Все эти станции выпускались в г. Горьком, в основном, на заводе им. В.И. Ленина. Работы было так много, что мы работали с утра до позднего вечера. В наши обязанности входили проверка, комплектация, обучение радистов условиям эксплуатации. Время торопило нас.

Уже в июне 1942 года наш корпус завязал ожесточённые и кровопролитные оборонительные бои в районе Старого Оскола. Враг рвался к реке Северный Донец. Мы сдерживали наступление противника, превосходящего нас в живой силе, технике и авиации.

Обороняя нашу землю, мы держались за каждый клочок земли. Я видел, как горели наши деревни, полыхали хлеба, гибли люди. На дорогах лежали животные со вздувшимися животами. Стояло знойное, жаркое лето. Наши гимнастёрки покрывались потом, который, высыхая, оставлял на них солевые разводы и пятна. Немцы пытались воздействовать на нас разными способами: сбрасывали десантные части в тыл, разбрасывали с самолётов листовки с призывами о сдаче в плен, сопровождая атаки артподготовкой. Кругом - дым, смрад, пожарища.
Безнаказанно в воздухе кружились немецкие самолёты. Они расстреливали не только войсковые части, но и толпы беженцев. Но, хотя мы отступали, дезорганизации, которой добивались немцы, не было. Порой немецкие лётчики гонялись за отдельной машиной, отдельным человеком.

С такими тяжёлыми оборонительными боями наш танковый корпус отходил под прикрытием артиллерии. В районе сёл Селявное и Петропавловка находился единственный мост через реку Дон, который фашисты хотели во что бы то ни стало разрушить. А нашим войскам он был крайне необходим для переправы. В Петропавловке немцы, наведя переправу, прорвались на восточные берег и тем самым создали угрозу окружения нашего корпуса и других соединений. Комкор В.М. Баданов прекратил переправу через мост, очистил его и пустил по нему наши танки с задачей очистить восточный берег. Танки, вступив в бой, смяли немецкие войска и разрушили переправу.

Во время боя через мост мчались машины, повозки, "санитарки", артиллерия. В воздухе кружили самолёты, летели бомбы: наши зенитки, не обращая внимания на разрывы бомб, беспрерывно отражали налёты вражеских лётчиков, не давая им осуществить прицельное бомбометание. В ту пору я впервые увидел, как с немецких самолётов сбрасывали железные бочки с отверстиями. При падении эти бочки создавали визг, грохот: казалось, это летит не одна бочка, а тысячи бомб. Мы падали на землю, старались слиться с нею и замирали от страха.

Из роты технического обеспечения меня перевели в роту управления, которая подчинялась штабу 24 МСБр (работал я в ту пору на одной из станций РСБ-Ф). Мы передали шифрограмму в штаб фронта с просьбой о помощи в переправочных средствах, которые, к нашему большому сожалению, прибыли намного позднее. Части 24 ТК. действовали смело и решительно, обеспечивали отход войск на восточный берег, сковывая и приостанавливая продвижение противника, который пытался сходу форсировать реку. Корпус удерживал мост и позиции до прихода новых общевойсковых частей, а затем всё, что осталось от танкового корпуса, было отведено в тыл, в резерв Ставки Верховного Главнокомандования.

Осенью 1942 г. страна переживала крайне тяжёлое положение фашисты захватили обширную территорию Советского Союза, были взяты города Севастополь, Одесса, шли бои в Сталинграде, на Главном Кавказском хребте. Находился в блокаде Ленинград. Враг стоял в 150-200 км от Москвы. 6 ноября мы все слушали выступление по радио И.В. Сталина на торжественном собрании, посвящённом годовщине Октябрьской революции. Обращаясь ко всему советскому народу, он сказал "Недалёк тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!"

В это время части нашего корпуса пополнились новой техникой вооружением и людскими резервами. В батальоны МСБр прибыли моряки с берегов Амура. Парни были бравые, от них веяло здоровьем, силой, оптимизмом. Перебрасываясь шутками, они постоянно создавали весёлую и жизнерадостную обстановку вокруг. Воротнички гимнастёрок у них были расстёгнуты, и оттуда виднелись тельняшки, а под руками они всегда держали бескозырки с ленточками Амурской флотилии. Форсирование частей, комплектование их было быстро закончено и 1 декабря 1942 г. корпус начал свою знаменитую операцию, которая прославила наш 24-ый ТК.

Операция проводилась под кодовым названием "Сатурн". В районе Воронежского Калача, через реку Дон по специально укреплённому льду (укладывали брёвна, обливали их водой и замораживали) потянулась длинная вереница техники: машины, танки, артиллерия, "Катюши", бензовозы, "санитарки". Весь корпус был на колёсах. И всё это двигалось, катилось, ехало прямо по речному настилу, петляя и извиваясь, пропадая и появляясь. Наши машины и танки были окрашены в чёрно-белый цвет, имели отличительный знак - белую стрелу. 24 МСБр имела знак ромба со стрелой. "По грозным ударам, по белой стреле враги узнавали тацинцев!" Это - о нас.

И вот слева и справа послышалась стрельба - впереди был враг. Наши танки добивали немцев, оставшихся в живых после артподготовки. Сокрушая и опрокидывая противника, наш корпус вырвался на простор, в тылы фашистских войск. Мы все были хорошо одеты и обуты - в полушубки, валенки, тёплое белье; однако мороз продирал до костей, так как температура воздуха доходила до 35 градусов ниже нуля. Выданные нам карты показывали направление в сторону станций: Твердохлебовки, Маньково, Калитвинской, Большанки, Ильинки, Скосыревской. Конечный пункт - станция Тацинская.

Декабрьские дни коротки, ночи - длинны. Двигались, в основное днём. Снег был спрессован морозом так, что по целине могли двигаться машины, танки. Небо, затянутое облаками, было какое-то серое. Мела позёмка. Самолёты почти не летали. Мы сидели в фургоне, в котором находилась станция, и дежурили на ней в режиме "приёма". На передачу было приказано выходить только в крайнем, исключительном случае. В наушниках слышались писк, треск помех, порой врывались немецкие голоса - враги не боялись разговаривать открытым текстом. И вдруг: "Стрела! Стрела! Я - Дон. Я - Дон. Как слышите? Приём". Мь ответили, приняли сообщение в цифровой системе. Расшифровав донесение по переговорной таблице, мы остановились, подождали когда подъедет машина с офицерами связи, и передали сообщение. И снова - в путь, и снова - "на приёме". И так постоянно: приём, передача - работа и работа...

Прошли два дня и две ночи нашего рейда. Были небольшие, короткие бои с тыловыми немецкими войсками. Мы для них были полной неожиданностью. В конце третьего дня, когда ещё не наступил вечер и темнота не сковала наше движение, мы - часть штаба МСБр - подъехали к небольшой деревушке. Приказ - остановиться. Открыв дверь фургона, вошёл старший лейтенант и сказал, обращаясь к нам: - Остановка. Здесь ночуем. Можно поесть и поспать.
- Товарищ воентехник, разрешите разведать? - обратился ко мне моторист.
Разрешив, я приказал, чтобы и старший сержант (радист) пошёл вместе с ним. Я остался дежурить.
- Пожалуй, и я посмотрю, - сказал офицер связи. - может, кухня рядом.
По истечении некоторого времени прибежал старший сержант и сказал: "Вас просят в избу". Я сдал ему дежурство. Вошёл в дом. В комнате посреди избы стояли стол и две лавки. Четверо наших солдат и офицер связи сидели за столом. Кроме них, здесь находились две женщины, повязанные белыми платками так. что были видны только нос и глаза - не разберёшь, молодые они или пожилые. Они уговаривали нас: "Кушайте, кушайте на здоровье!", войдя с мороза, я прежде всего протёр очки, осмотрелся. Мне освободили место. Я сел. На столе стоял чугунок с картошкой, от которой шёл пар. В мисках лежали горы варёного мяса, рядом - лук и горкой, прямо на столе, хлеб. Всё было настолько аппетитно и пахло так вкусно, что захотелось поскорей что- нибудь съесть. Мы пригласили женщин отужинать вместе с нами. Пошёл оживлённый разговор.
На войне как на войне. Поесть, покурить, поспать - три заповеди солдата, на которые мы имели право после тяжёлого воинского труда. Было около 12 часов ночи. Усталость брала своё. Женщины догадались: бросили какие-то подстилки прямо на пол. и мы. накрывшись полушубками, быстро заснули. Шофёр спал в кабине, старший сержант дежурил у рации, а моторист - в доме.

Сколько прошло времени - не знаю, только мы услышали, как моторист будит нас и говорит: "Вставайте. Вас всех вызывает комбриг". Мы вскочили и побежали к домику, в котором размещался штаб бригады. Было утро четвёртого дня нашего рейда. Ещё не рассвело. Спросив разрешения, мы вошли. Василий Лукич, наш комбриг, посмотрел на нас сурово, пошевелил усами: отставив свою палку с сучками, приказал построиться. В глубине комнаты я увидел женщину, с которой поздним вечером мы совершали трапезу. Справа от меня - офицер связи, слева - наша команда, в том числе и шофёр.
- Козла ел? - опросил он офицера связи.
- Ел, - ответил тот.
- А ты ел? - спросил он у меня. Что мне было отвечать? Однако, ответил: "Ел". Поочерёдно опросив каждого и подкрутив ус правой рукой, он сказал, как отрезал:
- С командиров - половину денег, с остальных - поровну. Скажите, спасибо - кухня пропала. Разойдись!
Мы быстро ретировались и. когда уже были на улице, я спросил, что это за козла я ел. Ребята дружно засмеялись. Моторист, этот разбитной парень из-под Смоленска, считая, что отделались мы лёгким испугом, начал пояснять:
- Козёл принадлежал той женщине, у которой остановился наш комбриг. Откуда мы знали, что она его хватится. Вчера вечером мы прибили его, разделали и сварили у нашей хозяйки, а она, чтобы не скучно ей было одной, пригласила свою соседку - не всегда мясо едим. Утром та пошла кормить козла. Ан, а его - нет. Дела! Деньги им отдали. Наша кухня так в этот день и не пришла.
Темнота стала рассеиваться, и мы услышали команду: "По машинам!" И снова - вперёд. Движение колонны началось.

Прошло несколько дней. На ходу завязался бой с пехотными частями Румынской дивизии. Разбили мы их напрочь. Захватили склады с продовольствием, обмундированием и другим военным имуществом. Радиостанция наша работала напряжённо - мы боялись пропустить важное сообщение из штаба корпуса.

Как-то мы подъехали к одному из хуторов перед станцией Ильинка. Был поздний вечер. Морозило. Небо всё в звёздах. Получаем приказ остановиться. В нашей будке - фургоне можно было устраивать холодильник - так было зябко. Позднее, в 1943 г., имея опыт работы в зимнюю стужу, мы оборудовали фургон: поставили печку-буржуйку, обшили внутри одеялами. Остановившись, мы вышли, осмотрелись. Под ногами поскрипывал снег. Оставаться на улице не было смысла. Шагах в пятнадцати-двадцати стояли дома. Избы как избы: стены, окна, а трубы торчат прямо из перекрытий - крыши исчезли. Сами дома напоминали нам каких-то сказочных, необъяснимых животных. Мы четверо вошли внутрь: когда открыли дверь, нас обдало теплом. Керосиновая лампа тускло освещала людей, разместившихся во всех углах комнаты. Кое-как втиснувшись, стали отходить от холода. Как всегда, достал свой вещмешок моторист и предложил закусить. Этот жизнерадостный парень заряжал нас бодростью, шуткой. Всегда под руками он имел то, что было необходимо в дороге: продукты, ножик, иголки, нитки, пуговицы и прочее. Достав хлеб, мясные консервы, сало, вдруг я услышал откуда-то справа тоненький детский голосок:
- Дяденька, дай кусочек.

Наши глаза уже успели привыкнуть к царившему полумраку, и мы увидели сидящую женщину и двух девочек лет шести и восьми, одетых весьма живописно. Присмотрелись и увидели, что это - цыганская семья. Моторист вытащил ещё буханку хлеба, банку тушёнки, сахару, отрезал сала и передал этой семье. Женщина стала благодарить нас за продукты. Теплота в избе сделала своё дело - нас клонило ко сну.

Засыпая, я услышал голос цыганки:
- Командир, красавец, дай руку - погадаю.
Подумав о себе, что я далеко не красавец, так как очки меня явно не украшали, руку всё-таки подал. Женщина стала шептать:
- Вот линия жизни.
Я подумал о том, как же это в таких сумерках она видит на руке "линию жизни". Меж тем цыганка продолжала:
- Выпадет тебе большая и дальняя дорога. Пройдёшь ты все беды и несчастья, но останешься живым. Минует тебя казённый дом, в скором времени ты встретишься с любимым человеком.

И так в течение нескольких минут она говорила и говорила, пока я не заснул. Проснулся я от того, что кто-то трогал мою голову. Услышав команду: "По машинам!", я схватил шапку и выбежал из избы. Было начало следующего утра.
Мы продолжали наступление на Запад. Опять работа и работа. Слушаем эфир " на приёме". Освободив один наушник (одновременно со мной слушал "приём" наш радист), я услышал хохот. Смеялась наша команда.
- Цыганка-то нашему командиру нагадала дальнюю дорогу. Потеха и только. Дальняя дорога - куда ещё дальше идти - прошлёпали двести пятьдесят, а дальше - до границы... Живой командир! Ха-ха-ха! Дай бог нам выбраться всем живым... С любимой встретится - ну даёт цыганка...  Так с юмором говорил смоленский паренёк, наш моторист.
- Да, топаешь, топаешь, а конца не видно... А до границы тысяча вёрст будет... Нескоро домой вернёмся, - отвечал сержант.
- Вернёмся, - сказал я. - Будем живы - не умрём.
- Не умрём. - ответил моторист. - А вещевой мешок с продуктами взяла Ваша цыганочка, что Вам гадала.
- Вот уж и моя.
- Ваша - не Ваша, а взяла, - и он начал перечислять всё, что она взяла.
- Ну, взяла, так взяла. Мало ли что у нас пропадало. Скоро Тацинская
- Пополним, - сказал я, и разговор как-то сам по себе утих... Мы продолжали свою работу.

И только в июле 1943 г., когда нам разрешили постирать бельё и привести себя в порядок (это случилось перед Прохоровским сражением у знаменитой Курской дуги), услышали мы от нашего балагура - моториста:
- Помните цыганку... ну, ту, что встретили зимой под Ильинкой?
- Конечно, помним. - отозвался кто-то.
В это время никому не хотелось говорить о чем-либо. Светило солнце, мы загорали, было тихо. Ветер доносил запахи разнотравья, стрекотали кузнечики... Одним словом, как в Горьком за Волгой, на лугах...
- Ну и что же? - лениво ответил я, перевернувшись со спины на живот.
- А то, что харчи вместе с вещевым мешком я им сам отдал! Жалко девочек стало... И он стал рассказывать довольно печальную, но обычную историю о том, что у него на Смоленщине остались жена и дочка, как он их любит и как скучает. Нам, тогда холостякам, это понять было не под силу. Но это - просто краткое отступление от той операции, которая называлась "Сатурн".

Двигались мы по дорогам, обочинам, равнине, по целине, двигались к конечной цели. Танки - впереди, слева, справа, сзади, а в центре - машины, артиллерия, бензовозы, штабные машины. И вся эта колонна двигалась и катилась на запад. Действуя смело, уверенно, дерзко и оперативно, наши части безжалостно громили ненавистные фашистские войска, освобождая хутора, станицы, возвращая людям веру в победу справедливости. Мы нагоняли страх, ужас на врага и верили в справедливое возмездие за пожарища, за смерть и за поруганное наше Отечество, за смерть наших матерей, детей, за всё то, что дорого каждому человеку. Пройдя более 300 км по тылам и разгромив базы и склады противника, уничтожая живую силу и технику, которая встретилась нам на боевом пути, 24 ТК внезапным ударом овладел крупным железнодорожным узлом - станцией Тацинской! Это было 24 декабря 1942 года.

На аэродроме в Тацинской. в результате прорыва наших танков, у немцев возникли паника и неразбериха: горели склады, горючее, горели самолёты. Были случаи, когда самолёты, взлетая в воздух, сталкивались друг с другом. Наши танки Т-34, как огромные утюги, двигались по аэродрому, круша самолёты и превращая их в хлам и груды ненужного лома. Над аэродромом полыхало огромное зарево, освещая окрестности Тацинской.

Это была настоящая победа! Крупнейшая военно-воздушная база;немецких войск, снабжавшая 6-ю армию Паулюса всем необходимым, была ликвидирована полностью. Были захвачены следующие трофеи: 350 самолётов на аэродроме, более 50 новых, ещё не собранных самолётов - истребителей, в эшелоне железной дороги - склады с военным обмундированием, горючим, продовольствием. В плен был взят весь лётный состав и технический персонал, обслуживающий самолёты. Не было такого в истории войн - танки взяли в плен самолёты! Таких потерь гитлеровская армия и авиация ещё никогда не знали!

И, как стало известно уже после войны, помощь, которую хотел оказать армии Паулюса фельдмаршал Манштейн (он был в то время в 40-50 километрах от Сталинграда), не могла подойти. Пришлось снять эти танковые дивизии из-под Сталинграда, Котельникова и перебросить их против нашего 24 ТК с целью полного уничтожения.

"Гитлер, узнав о катастрофе в Тацинской, пришёл в ярость и приказал расстрелять бывшего начальника гарнизона Тацинской, а советских танкистов, прорвавшихся сюда, всех до одного - казнить. Бесноватый фюрер начальника гарнизона - расстрелял, но для казни советских танкистов у него оказались руки коротки." ("Боевой путь 2ГвТТК". стр.10). В своих воспоминаниях фельдмаршал Манштейн и начальник управления кадров 6-й армии полковник Адам вспоминают, что потери складов снабжения и самолётов в Тацинской лишили фашистов возможности оказать помощь 6-й армии Паулюса в Сталинградском котле...

По радио нам было сообщено: "Идёт подкрепление в виде пехотных соединений. Держитесь". Немцы, подтянув резервы танковых дивизий, взяли нас в прочное кольцо. Начался планомерный артобстрел Тацинской. Танковые атаки велись при поддержке пехоты. Наши самолёты ТБ-3 сбрасывали нам снаряды для танков и артиллерии.

Пять дней и ночей не смолкала канонада, велись жестокие, не на жизнь, а на смерть, оборонительные бои. но наши части прочно удерживали свои позиции и свою оборону. "Ни шагу назад!". Передачи наши шли напрямую - голосом, шифровать не было времени и не было смысла.

29 декабря 1942 г. штаб фронта, выполняя приказ Верховного командования, отдал распоряжение прорвать окружение и соединиться с частями нашей армии, которые шли на помощь танковому корпусу. Танки, выдвинутые вперёд, прорвали оборону и, завязав бой с флангами, проделали в них брешь. Войска устремились в этот коридор. Приказ был выполнен. Потери при прорыве - всего 4 танка!

продолжение следует