Почти Маяковский

             Мешков хлебал чай из треснувшей чашки и морщился. Жизнь- г…всё не так и не этак. Жена давно ушла, правда оставила его жить в квартире. Наверное, надеется, что он ещё сделает из себя человека.
             Мешков вздохнул. Да, жизнь не удалась. Мечтал стать писателем, точнее, поэтом. Чего-то там кропал, в газетке местной его печатали. Копейки какие-то платили за его труды, а он мечтал книгу стихов издать. И чтобы…
           Подошёл к окну. Светило солнце. Нет, сука, оно не светило!  Оно нахально таращилось сверху и насмехалось над Мешковым. Типа, что, бездарь, зря только белый свет своим присутствием омрачаешь? А я вот, свечу!
         Мешков недовольно  поджал губы. Как же, свечу! Задумался, а есть такое слово? Светить- есть. А если в единственном числе? Свечу? Да ну на фиг! Свечу всегда…свечу везде…Мешков подпрыгнул. Стоп!
         Кинулся к компьютеру. Пальцы забегали по клавишам.
-В сто сорок солнц закат пылал…
        Вскочил. В сто сорок солнц закат пылал… Это же шедевр! Вернулся на место.
В июль катилось лето…
         Ладони вспотели. Ё-моё! Мешков, ты гений!
Плыла жара, жара плыла…
         И дальше пальцы сами закончили.
На даче было это.
        Горло перехватило. Перечитал написанное и замер. Это он написал? Он? Качнул головой. С такими стихами не только в местную газетёнку сунуться не зазорно. Тут надо брать выше. Это…это… всемирное признание!
           Пробежался по комнате, вернулся в кухню. Торопливо плеснул в чашку остывший чай. Хлебнул. На чашку глянул совсем другими глазами. Он, признанный поэт и пьёт из треснутой чашки! Непорядок!
           Да он теперь! Да богемский хрусталь ему теперь попутчик! С такими стихами и мейсонский фарфор должен петь ему дифирамбы! Да…кроме хохломской росписи больше на ум ничего не шло. Да ну на фиг!
          С таким талантом  и пить из хохломы! Себя не уважать! Мешков кинулся в спальню. Там стоял большой шкаф с зеркалом. Встал  напротив, рука сама потянулась за отворот пиджака. Но Мешков был в растянутой  майке.
          Распахнул дверцу шкафа, трясущимися руками сорвал пиджак с плечиков, натянул на себя. Так…рука за отворот… гордо вскинутая голова…волосы…они должны быть пышными и зачёсанными назад…
          Почему-то именно этот  образ вставал перед глазами. Глянул в зеркало…да уж…мятые трусы, пиджак, как на вешалке…мешки под глазами…Мешков вздохнул. Встрепенулся, гордо расправил плечи. Прокашлялся.
-В сто сорок солнц закат пылал,
В июль катилось лето…
            Покосился в сторону. Что-то было не так! В сто сорок солнц…блин! Что не так? Глянул в зеркало.  Там, сдвинув брови, стоял совсем другой человек! Высокий, с полными губами, он показал Мешкову кулак и тот  резко отпрянул в сторону.
           Ударился головой об распахнутую дверь…очнулся на полу…в сто сорок солнц…кинулся к компьютеру. Так…в сто сорок солнц…тут же высветилось готовое стихотворение. Эх! Не пить  ему из богемского хрусталя и не есть на мейсонском фарфоре.
           Маяковский…в сто сорок солнц…Мешков стянул пиджак. Пойти к Толяну, что ли…напиться…говорят, Маяковский тоже пил…или это Есенин? Какая разница! Мешков тоже будет пить, а потом…как напишет…