Глава 22. Метнул гранату и погиб

или
ВСЕ НА ШТУРМ ГОРОДА!
( Окончание цикла, но не повести )


О боевых действиях штурмовых групп первого марта 1945 года достаточно подробно говорится в журнале боевых действий первого батальона 946-го полка 142-й дивизии:

«...На левом фланге батальона действовала штурмовая группа второго взвода третьей роты старшего лейтенанта Быстрова. Один из двух ДЗОТов противника был прикрыт завалами домов, поэтому его не смогли подавить орудия прямой наводки. Сильным фланкирующим огнём из станкового пулемёта противник не допускал форсирования канала в секторе своего обстрела.

Прикрываясь сильным встречным огнём наших пулемётов, прицельно бившим по амбразурам ДЗОТа, двое огнемётчиков подползли на близкое расстояние и тремя выстрелами из ранцевых огнемётов заставили пулемётчика прекратить огонь.

Штурмовая группа лейтенанта Тушинича без промедления стремительным броском через мост успешно форсировала канал и вышла из зоны артминобстрела противника, стрелявшего по мосту с северо-восточного направления из глубины квартала. Разделившись на две части, группа Тушинича обошла ДЗОТ с флангов и в гранатном бою уничтожила огневую точку.

После чего третья рота старшего лейтенанта Быстрова, ведя сильный огневой бой основными силами, начала продвижение вглубь жилого квартала и заняла несколько домов. Остальные роты батальона ведут бой на северном берегу канала с целью прорыва к домам и проникновению внутрь жилого квартала.

При форсировании канала действия мелкими группами оказались наиболее эффективными. Под прикрытием артиллерийского, миномётного и пулемётного огня роты мелкими группами бойцов начали просачиваться на северный берег канала. Затем они снова объединялись в штурмовые группы для дальнейших действий. Используя рельеф местности и прикрываясь хозпостройками для занятия исходных позиций, штурмовые группы вначале делали разведку жилых зданий, после чего организованно атаковали их и упорно продвигались вперёд».

Это – сухие фразы официального документа.
А ведь за ними скрывается не только героизм, но и смерть. Причём, – смерть только что реально действовавшего человека. И не одного. Только при штурме канала (рува) Германа и жилых домов на его северном берегу в батальоне погибли девятнадцать человек: младший лейтенант Петров, три сержанта и пятнадцать красноармейцев.
Одним из погибших был Иван Коваль…

*   *   *

Ванька Коваль с детства любил и умел далеко и очень метко швыряться камнями с кулак величиной. В селе это часто выручало пацана, росшего только с матерью и братьями-сёстрами. Потому что батька их как уехал в Винницу «гроши зароблять», так и пропал у кого-то под юбкой. Так мама говорила. Поэтому из-за Ванькиных метких и дальних бросков даже самые отчаянные задиры опасались лишний раз его цеплять.

Об этом рядовой Коваль вспомнил в тот самый злополучный вечер, когда видел первый весенний и последний в своей жизни очень красивый закат солнца. И успешно применил своё умение с детства метко бросать. Но теперь он метал боевые гранаты.

В районе набережной Вислы севернее порта действовавшая в опускавшихся сумерках штурмовая группа лейтенанта Тушинича столкнулась с глубоко эшелонированной обороной противника. Оказалось, что в этом месте были построены не два, как это было выявлено в начале боя, а три вражеских ДЗОТа. Два из них были в районе моста, а один – в глубине обороны.

Первый ДЗОТ вначале был подавлен, а затем уничтожен полковыми артиллеристами из 76-милиметрового орудия прямой наводки. Второй ДЗОТ подожгли огнемётчики, а затем его гранатами добили штурмовики из группы Тушинича. Кстати, уже тогда Иван Коваль отличился меткостью при дальнем броске своей гранаты. Но в горячке огневого боя на этот факт никто не обратил особого внимания. Да Коваль и сам тогда больше по привычке бросил гранату издалека. Бросок получился метким – вот и ладно. Но хвастаться этим делом некогда было, ведь штурм продолжался.

А третий ДЗОТ находился сразу за небольшой площадью, образованной в месте схождения трёх улиц – Портовой, Рыбацкой и Братской. Полной неожиданностью стало то, что огнём из станкового пулемёта враг внезапно начал поливать штурмовую группу лейтенанта Тушинича. Под его огонь попало и шедшее по левому флангу отделение младшего сержанта Сабирова. В только что закончившейся короткой схватке штурмовики выбили противника из ближнего к мосту двухэтажного дома в один подъезд. После чего быстро зачистили здание и заняли места у окон для круговой обороны.

Если бы пулемётчик начал вести огонь хотя бы на минуту раньше, мало кто из отделения Сабирова остался бы в живых. Поэтому Алексей не знал, какому богу сейчас мысленно молились его товарищи. А сам он истово благодарил милостивую богиню Фортуну, которая подарила ему прекрасный шанс выжить в виде заклинивания пулемётной ленты с патронами или заедания какого-то механизма у этой машины для скоростного производства смертей.

Тут он непроизвольно глянул на небо. Над горизонтом вдали прочистилась от сплошных туч полоска ярко синего неба, и солнце из-под туч залило всё вокруг таким нестерпимо приятным багряным светом, что стало очень странно понимать, что он, Алексей Удалов, сейчас не на рыбалке сидит на берегу Вислы, а держит в руках винтовку с оптическим прицелом. И жить молодому человеку захотелось – просто отчаянно...

У отрезанной от основных сил группы не было возможности зайти во фланг мощной огневой точки для её подавления или уничтожения. Она очень надёжно прикрывалась стрельбой автоматчиков из ближних домов за улицей справа и группой прикрытия, ведшей огонь из небольшого окопа, примыкавшего к ДЗОТу слева. Здания в этом месте располагались далековато друг от друга, поэтому перед пулемётчиком было довольно большое открытое и хорошо простреливаемое через площадь пространство.
Так штурмовая группа неожиданно и накрепко упёрлась в непреодолимое препятствие.

Но рядом со следующим, на треть разрушенным трёхэтажным домом виднелся образовавшийся на улице завал из кирпичей и обломков стен здания. Высотой он был примерно по грудь и ранее, видимо, использовался противником в качестве баррикады. От завала до ДЗОТа было метров тридцать, но у них не было ни ПТР, ни огнемёта, чтобы под прикрытием завала подавить ни на минуту не замолкавший пулемёт.

В полуразрушенном доме немцев не было, как об этом доложили Цымбалюк с Уваровым после разведки здания. После того, как Толян выручил Сеню от удушья немцем при зачистке леса вблизи железнодорожного переезда Дроздово, они крепко сдружились. Сеня почти боготворил своего спасителя, а Толян немного снисходительно покровительствовал ему. Но в бою они прикрывали друг друга очень надёжно и, по мере возможности, всегда старались действовать вместе или рядом.

Штурмовая группа через дворы переместилась в это здание, откуда было удобнее вести огонь по прилегавшим к площади домам. Присмотревшись к обстановке, Иван Коваль вдруг заявил:
- Товарищ лейтенант! Я попробую закидать ДЗОТ гранатами.
Всем бойцы вместе с Тушиничем удивлённо и недоверчиво посмотрели на него.
- Я редко промахиваюсь, даже если кидаю издали, – немного смущённо сказал он.
И объяснил командиру взвода, как собирается метать гранаты, используя завал в качестве прикрытия.
- Действуй! Только возьми не менее трёх гранат, – дал добро комвзвода. – А мы огнём прикроем тебя.

Иван разделся до гимнастёрки, оставил Цымбалюку свои вещи и оружие, сунул в карманы галифе по гранате, а третью взял в руки. Выскочил во двор и из-за угла дома стал ползком пробираться к завалу.

Цымбалюк с автоматом и Уваров с карабином вместе с ещё двумя стрелками из укрытий на первом этаже зорко следили за ДЗОТом и домами в районе площади и прикрывали Коваля огнём. То же самое делали на втором этаже Сабиров с двумя автоматчиками и Удалов со своей снайперской «моськой».

После первого взрыва гранаты в ближних оконных проёмах углового дома, стоявшего за площадью, показалась группа автоматчиков. Они открыли огонь явно по Ковалю, поэтому Алексей Удалов первым же выстрелом убрал одного из них, а вскоре смог снять и второго. Остальные скрылись, прекратив стрельбу. Довольный Алексей вместе с Серёгой и автоматчиками поспешил вниз, услышав разрыв второй гранаты и команду лейтенанта Тушинича приготовиться к штурму здания, из которого только что стреляли немецкие автоматчики.

И каково же вначале было изумление Удалова с Сабировым, и какая тут же на них нахлынула боль, когда они увидели, что Коваль убит и лежит навзничь на камнях завала, из-за которого только что метал гранаты.

Оказалось, что его убил снайпер, стрелявший с чердака всё того же углового дома, только немного правее. Увидеть его Алексей не мог физически из-за более близкого трёхэтажного дома, стоявшего немного впереди и справа от них в самом начале улицы Брацкой. Этот дом и скрыл от него немецкого снайпера.

К сожалению, никто в группе не подумал о прикрытии Коваля из этого дома. Потому что он был уже зачищен одновременно с ними действовавшей по ту сторону улицы штурмовой группой командира роты, старшего лейтенанта Быстрова. Для этого нужно было всего-навсего вернуться к каналу Германа и под мостом пробраться на ту сторону улицы и выдвинуться вперёд на пятьдесят метров. Подумав об этом, Удалов перенёс на себя главную часть вины за смерть Коваля: как же было не додуматься до этого раньше! Сразу же стало очень тяжко на душе. Эх, был бы он со своей винтовкой в этом доме!..

Пребывая в удручённом состоянии во время штурма проклятого углового дома, Алексей вначале действовал на автопилоте, как теперь говорят. Опомнился только тогда, когда рядом со щекой пуля вжикнула так близко, что он даже почувствовал ударную волну воздуха по щетине. Никогда не думал, что такое может быть: и что пуля может образовывать ударную волну, и что она так близко пролетела, и что он не брит, и что до сих пор ещё жив, недотёпа…

*   *   *
После боя Цымбалюк рассказал, что уже с первой попытки Иван почти попал в амбразуру, но только немного разрушил и расширил её. Вторая граната легла точно в цель, и пулемёт сразу же замолчал, как оказалось, навсегда. Но едва Иван выглянул посмотреть на результат своего броска и даже успел оглянуться на Толяна с довольной улыбкой, как тут же слева сзади получил пулю прямо в шею. Вошла она в основание черепа немного ниже каски. Умер он мгновенно. Так и лежал с умиротворённой улыбкой на губах.

Сеня рассказывал о земляке и без стеснения горько плакал. Не сотрясался плечами, как баба, конечно, а застывши каменно. Крупные слёзы градом катились из его уставленных в пустоту глаз. И никто не посмел осудить его за такую слабость. Сами сдерживали слёзы. На фронте терять хороших товарищей всегда было мучительно жаль, а земляков – и того более...

Тело Коваля не отдали бойцам из похоронной бригады, занесли в одну из квартир на втором этаже углового дома. Назавтра после обеда сами похоронили Ивана в отдельной, своими руками вырытой могиле рядом с другими свежими могилами на большом городском кладбище. Оно начиналось метрах в пятидесяти дальше и через улицу наискосок от ДЗОТа, при уничтожении которого погиб Иван Коваль.

Ночью продолжали выполнять ставшую привычной работу – овладевали жилыми многоквартирными домами и зачищали их от врага. С рассветом штурмовая группа лейтенанта Тушинича участвовала в зачистке территории кладбища, расположенного внутри этого квартала, а также большого и тоже внутриквартального сквера, а заодно и всех захваченных с ночи домов.

Ближе к обеду зачистили длинный и узкий припортовый квартал с пакгаузами, а также неподтопленную часть длинного дебаркадера в районе взорванного в двух местах деревянного моста через Вислу. Дебаркадер здесь зарос кустарниками и деревьями, среди которых были пустые огневые ячейки противника. В полуразрушенной землянке обнаружили одного довольно молодого солдата. Он был близорук, но без очков – потерял в бою. Воевать он явно не хотел, сдался без боя и безучастно.

Только после этого группа получила трёхчасовую передышку, во время которой смогли похоронить Ивана Коваля.
Его тело завернули в плащ-палатку. Цымбалюк с Уваровым спрыгнули в могилу и приняли на руки тело Ивана, аккуратно уложили головой на запад – всё соблюдали, как исстари положено. Сеня одному ему ведомыми путями где-то раздобыл и принёс небольшой, но добротный крест с табличкой. Присел на корточки, прислонил крест к коленке и, слюнявя химический карандаш, крупными печатными буквами вывел фамилию, имя и отчество погибшего односельчанина. Оказалось, что Иван был Гавриловичем.
Тут Сеня виновато посмотрел на товарищей:
- Он на два года старше меня… И я не знаю, когда у него день рождения… был…
Расстроился, склонился и дописал на табличке нижнюю строку: 1912 – 1.3.1945.
Алексей невольно вздохнул:
- Возраст Христа…
Поставили на могиле крест. Из одной кружки по кругу помянули Ивана прямо над его последним пристанищем. И сделали залп из оружия. Сделать этот ритуал предложил Сеня, и все поддержали его: Иван был достоин такой почести.

Перед уходом с кладбища ефрейтор Цымбалюк передал сведения о рядовом Иване Ковале представителю тыла полка, подъехавшему с похоронной командой и – здесь язык не поворачивается произносить эти слова, но во время войны они были обычными – очередной партией тел погибших солдат. Старший сержант записал сведения в журнал учёта захоронений с номером очередной могилы на очередном дивизионном кладбище, только что возникшем и быстро растущем в юго-западном секторе городского кладбища.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2020/05/06/1924