Витамины и лекарства. Часть I

Спросите у любого врача: "Чем витамины отличаются от лекарств?". В абсолютном большинстве случаев вы не получите однозначного и внятного ответа. Это связано с тем, что в последнюю сотню лет людям целенаправленно вправляли мозги, распрямляли извилины, искажая представление о роли медицины, сводя эту роль в основном к правильному назначению искусственно синтезированных лекарств. Профессия врача – это не просто профессия, это - миссия, заключающаяся в том, чтобы в первую очередь предотвратить заболевание пациента, поскольку профилактика, как правило, намного проще лечения, не наносит необратимого вреда здоровью и, конечно, же обходится намного дешевле.

Как это не печально, но автор этой статьи (http://ru-an.info//---------/) конечно же права: "Медицина сегодня везде одинаковая: главная цель - вытащить из людей деньги. Медицина заинтересована в том, чтобы число клиентов постоянно росло. Поэтому медики занимаются не лечением людей, а увеличением числа больных, способных оплачивать имитацию лечения как можно дольше, до самой своей смерти... Вспомним деятельность участкового терапевта. Когда он уходил домой? Когда перед кабинетом не оставалось ждущих пациентов. Значит, какая стратегия была в интересах участкового врача? Чтобы больные поскорее выздоравливали!" Очень точное наблюдение.

Современный врач не имеет пагубной привычки глубоко задумываться. Он отправляет пациента на анализы, смотрит на результаты, рядом с которыми приведены значения средней нормы, определенные "методом измерения средней температуры по больнице", находит в карманном медицинском компьютере, какие лекарства и в каких дозах прописать пациенту и на этом считает свою миссию исчерпанной. От потребления лекарственных препаратов, легально прописанных врачами, в США и в Европе умирает довольно высокий процент людей. Но у врача при этом проблем не возникает. Его алиби - средние нормы, рассчитанные для всех людей. По оценкам Института медицины, медицинские ошибки обходятся США от 17 миллиардов до 29 миллиардов долларов в год. В эти суммы входят выплаты и за неправильно выписанные лекарства, и за побочные действия легальных лекарственных препаратов, которые невозможно предусмотреть из-за индивидуальной восприимчивости. Исследователи установили, что только 2-3% пациентов, пострадавших в результате халатности, подают иски, и только около половины из них получают компенсацию в судебном порядке (https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC2323054/).

А начиналась фармахимия - наука о целенаправленном синтезе лекарственных препаратов - с того, что в 1906 году фрау Франциска Шпейер - вдова крупного банкира - пожертвовала великому учёному Паулю Эрлиху ("Пауль Эрлих - зачинатель фармахимии" - http://proza.ru/2018/01/17/292) очень крупную сумму денег на постройку института имени Георга Шпейера, нацеленного на разработку новых красителей. Находясь во главе этого инстутита, Эрлих руководил целой армией химиков. Как-то ему попалась на глаза статья о препарате "атоксил", содержащем мышьяк. Атоксил излечивал мышей, больных сонной болезнью, позволял очистить кровь этих мышей от трипаносом, оставаясь безвредным для животных. Трипаносомы - род паразитических одноклеточных организмов из семейства трипаносоматид, которые паразитируют на различных хозяевах и вызывают многие заболевания как у людей (сонная болезнь, болезнь Шагаса), так и у животных. При испытании атоксила на чернокожих людях в Африке, подвергшихся укусам мух це-це, которые переносили трипаносомы, они полностью слепли, не успев даже умереть от сонной болезни. Эрлих решил видоизменить препарат атоксил, с целью чего под его руководством было синтезировано 606 мышьякорганических соединений. Как раз синтезированный в 1907 году "препарат 606", диокси-диамино-арсенобензол-дигидрохлорид, и оказался активным в действии на трипаносомы и безвредным для мышей и людей.

После этого открытия Эрлих вспомнил, что на трипонасому похожа спирохета - Treponema pallidum - возбудитель сифилиса, который в то время массово косил людей. Это был начальный период индустриализации, когда жители сельских местностей массово ринулись переселяться в города, где можно было легко получить неплохо оплачиваемую работу. Города в конце XVIII века в Европе невероятно быстро росли, а с ними по понятным причинам рос уровень венерических заболеваний и других инфекционных болезней. Эрлих решил проверить свое лекарство на людях, больных сифилисом. Сифилис с те премена считался неизлечимым. Так великий ученый и создал лекарство от сифилиса, которое впоследствии было названо сальварсаном. С этой работы Эрлиха и началось новое направление синтетической химии - фармахимия. Толчком к возникновению этой науки явился не только талант и труд Пауля Эрлиха, но и косвенно - филантропическое деяние Франциски Шпеер.

Этот успех в целенаправленном синтезе лекарственного препарата вызвал взрывной интерес к фармахимии. До этого в качестве лекарственных препаратов использовались вещества растительного и животного происхождения и природные минеральные вещества. Дело в том, что с начала быстрого роста городов, особенно в Германии и Франции, и упрощении путей передачи инфекций от человека к человеку в условиях плотного заселения впервые работа врачей превратилась в хорошо и систематически оплачиваемую профессию. Соответственно, фармахимия стала превращаться в перспективную отрасль экономики. Нацеленный на промышленное производство химический синтез лучше всего был налажен в Германии в области синтеза красителей - основного продукта компании IG Farben. Именно по этой причине Пауль Эрлих в контакте с этой фирмой начал исследования в области использовании красителей в качестве антибиотиков. В 1908 году при попытках синтезировать хороший краситель для текстильных материалов, родственный известным в то время анилиновым красителям, был впервые синтезирован сульфаниламид, а через двадцать лет на его основе был синтезирован азокраситель пронтозил.

Герхард Домагк работал на должности директора Института патологии и бактериологии компании Bayer, где продолжил исследования Джозефа Клярера и Фритца Мицша, основанные на работах Пауля Эрлиха по использованию красителей в качестве химиотерапевтических препаратов. В 1934 году он обнаружил, что красный краситель сульфаниламид пронтозил является эффективным средством против стрептококка. С помощью протонзила он вылечил свою дочь, предотвратив ампутацию её руки. За это открытие Домагку была присуждена нобелевская премия. Впоследствии выяснилось, что протонзил разлагается в организме с образованием сульфаниламида, и именно сульфаниламид обладает противомикробным действием. Пронтозил назвали красным стрептоцидом, а сульфаниламид - белым стрептоцидом. Широкое применение в медицине получил именно белый стрептоцид.

Вскоре было выяснено, что стрептоцид обладает широким спектром противомикробного действия. Он оказался активным как бактериостатик в отношении патогенных кокков, кишечной палочки, шигелл, холерного вибриона, клостридий, возбудителей сибирской язвы, дифтерии, катаральной пневмонии, чумы, а также хламидий, актиномицетов, возбудителей токсоплазмоза. Воздействие стрептоцида приводило к нарушению синтеза нуклеиновых кислот у микроорганизмов. Его стали применять для лечения инфекционно-воспалительных заболеваний, вызванных чувствительными к препарату микроорганизмами, в том числе: ангин, рожистых воспалений, циститов, пиелитов, энтероколитов, инфекционных заболеваний кожи и слизистых оболочек, дыхательных путей, ЛОР-органов, мочевыводящих путей, раневых инфекций. Потом пошли антибиотики... Словом, у человечества загорелись глаза. Но здесь важно понимать следующее. В начале в глазах горело сердобольное желание излечивать людей от двух десятков тысяч болезней, но через сравнительно небольшой срок оно сменилось жаждой денег. Почему это произошло я в кратце расскажу.

До Пауля Эрлиха лекарства добывались в основном только из природных источников. Обмен веществ людей, прапрапредок которых жил четыре миллиона лет тому назад, адаптировался к разложению веществ природного происхождения, поскольку по своему происхождению человек - животное растениеядное. В основе обмена веществ всех живых существ от бактерий до человека много общего, поскольку всё живое образовалось из одной единственной клетки (http://systemity.livejournal.com/4661963.html, https://proza.ru/2016/03/06/2564). Всюду энергия переносится с помощью комплекса АТФ с окисью магния, хотя в обмене веществ активное участие могли бы принимать и иные нуклеозидтрифосфаты и иные двухвалентные металлы. В структуре нуклеиновых кислот у всех живых существ участвуют одни и те же нуклеозиды. Белки абсолютного большинства живых существ состоят преимущественно из двух десятков биогенных аминокислот, хотя возможное разнообразие их достигает в 20 с лишним раз большего числа. В хлорофиллах микроорганизмов, низших и высших растений обязательно присутствует магний. В подавляющем числе живых существ эукариотического строения клеток состав жиров сходный... Наш прапрапредок был вечно голодным и пробовал всё, что попадалось ему на глаза. В итоге эволюционной модификации обменных процессов человек научился катаболизировать (разлагать) большую часть веществ природного происхождения, за исключением некоторых ядовитых веществ растительного и животного происхождения.

Синтез новых лекарств типа синтезированного Эрлихом сальварсана и открытого Домагком стрептоцида не входил в категорию веществ, катаболизм которых коррелирует с естественным катаболизмом (разложением) обмена веществ. Организмом человека в большинстве случаев нормально разлагаются вещества природного происхождения, которые синтезируются с помощью биохимических реакций, разработанных Природой, а не человеком-химиком. Практически любые вновь синтезированные веществ являются чужеродными для человека и никакие предварительные испытания на подопытных животных и добровольцах не в состоянии выявить тех, для которых их индивидуальные физиолого-биохимические особенности могут оказаться жизненно несоместимыми с вновь искуственно синтезированным лекарственным препаратом.

Хотя спрос на сальварсан не удовлетворялся, а Эрлих лично наблюдал, как создатся промышленное производство нового препарата, полемика вокруг предложенных Эрлихом методов лечения в то время сильно бушевала. Наряду с выраженным лечебным эффектом отмечалось множество отрицательных последствий применения сальварсана. Противоречивая оценка препарата привела к так называемым " сальварсановым дебатам " в германском рейхстаге 10 марта 1914 года. Дебаты закончились решением о необходимости дальнейшего изучения препарата и призыву врачей к осторожности. В первые же годы применения стрептоцида, наряду с его выраженной пользой были отмечены отрицательные последствия его применения при лечении отдельных людей: тяжелая почечная недостаточность, заболевания крови, дефицит глюкозо-6-фосфатдегидрогеназы, нефрозы, нефриты, острая порфирия, базедова болезнь, осложнения в I и II триместры беременности, влияние на  процесс лактации, повышенная чувствительность к сульфаниламидам. В ряде случаев отмечалась тошнота, рвота, диарея, кожные аллергические реакции, редко - нефротоксические реакции, наиболее вероятные у пациентов с нарушениями функции почек, эозинофилия, тромбоцитопения, лейкопения, гипопротромбинемия, агранулоцитоз, в единичных случаях - нарушение зрения, головная боль, головокружение, периферические невриты, гипотиреоидизм, атаксия, ангионевротический отёк.

Отдельным людям применение первых фармахимически созданных лекарственных препаратов - сальварсана и стрептоцида - ничего кроме пользы не приносило. Я в детстве и в юности съел немалое количество красного и белого стрептоцидов и ничего отрицательного не чувствовал. Но оказалось всё же, что это проклятье фармахимии проявилось на самых первых шагах её возникновения. Причина оказалась в том, что, при безвредности для абсолютного большинства те или иные лекарственные препараты оказываются опасными для отдельных пациентов, организм которых оказываются неспособными к разложению искусственно синтезированных лекарственных препаратов на безвредные низкомолекулярные осколки, удаляемых с продуктами выделения. Особую роль могут играть в патологии приёма лекарственного препарата наличие двух или нескольких заболеваний у человека одновременно. Если одно из заболевание данным лекарственным препаратом хорошо излечивается, то может случиться таким образом, что для другой болезни продукты разложения лекарств могут значительно усугубить патологическое состояние больного. При том, что биохимические механизмы, на которых базируется жизнь, у всех людей одинаковы, отношение к искусственно синтезированным веществам у людей может очень заметно отличаться. Эта аксиома, заключающаяся в том, что все мы биохимически, физиологически и генетически отличаемся друг от друга, сыграла и играет ужасную роль в фармахимии. Не нужно забывать, что обмен веществ человека представляет собой космического масштаба сложность.

Если в середине прошлого века фармахимики увлекались теорией подбора лекарств на основе химического строения препаратов, то в вскоре по больше части плюнули на теорию и поставили синтезы и фармакологические исследования на конвейер: тысячи, многие тысячи лекарств, которые нужно было синтезировать и испытать для того, чтобы среди них найти одно действующее. Работы стали принимать всё более гигантские объёмы. Получить новое перспективное лекарство, продажа которого бы окупила гигантские затраты, становилось всё труднее и труднее. Речь порой шла о многих миллиардах, которые получали по большей части от инвесторов. Их надо было сначала основательно заинтересовать, а потом - по полной удовлетворить, т.е. вернуть им их затраты. Всё это было очень непросто и маленькие лаборатории перестали увлекаться большими фармахимическими планами. Роскошь увлечения расширенными поисками стала достоянием лишь гигантов фармахимии. В общем по большому счёту особой абстракции по части классификации лекарственного действия веществ не получилось. Это вам не кашрут какой-то, придуманный за тысячелетия до того, как до людей дошло, что такое молекулы и как они друг с другом взаимодействуют.

Таким образом под ноги фармацевтической промышленности природа подбросила неподъёмный куль. Этот куль представлял собой человеческую индивидуальность, которую в мечтах фармахимиков всегда хотелось бы не видеть. В розовых мечтах любого труженника фармахимического конвейера человечество представляется собранием клонов. Оказалось, однако, что лекарство, совершенно высокоэффективное и безвредное для миллиона пациентов, одного из них способно преспокойно убить. И тут появились страховщики и юристы, которые с суровым видом стали протягивать руки со словами: "А нам, а нам?!" Когда им вынужденно стали выделять небольшую часть прибыли, их ладони начали быстро расти в размерах.

Ныне на этих ладонях сидит вся медицина и фармахимия. Страховщики и юристы своими хищными взглядами пронизывают практические все сферы действия медицины, для них переработка трупного яда в денежные знаки - самое любимое из занятий. Становится понятным, почему медицина всё больше и больше ненавидит копеечные метаболиты, которые вызывают у их потенциальных пациентов столь нежелательное для медицинского бизнеса практически на голом месте возникающее здоровье. "А мы что? Не люди? Вы практически бесплатно здоровеете, а мы при этом беднеем! Нечестно это!" - говорит медицина или так думает. И если не говорит и не думает, то машинально давит всех потенциальных конкурентов, которые мешают профессионально заниматься делом, богатым компартментами, которые вслух не называются из-за явной их аморальности.

(Окончание следует)