Сороковины. Цикл Милая старина

    Меланья Изотовна, безутешная вдова коллежского советника Курочкина Ореста Титыча, созвала на сороковины его немногочисленных ближайших приятелей, дабы еще раз почтить память усопшего.
    Из Самары приехал важный сановник, статский советник по почтово-телеграфному ведомству Спотыго Порфирий Онуфриевич, человек значительный, степенный и до щепетильности положительный. Также отметили своим присутствием дом покойного местный полицмейстер Развозжаев Парамон Трефилович, крупный мужчина с лицом, подходящим скорее бандиту, чем блюстителю законности, и старый друг семьи землемер Девицын Афанасий Ардалионович, или просто Афоня, - подхалим и лизоблюд, обладающий вредным писклявым голосом, типичный навозный жук. Прибыла и неизменная участница всех застолий в этом доме вечно стремящаяся навязаться в подруги хозяйке соседка-помещица Брюханова Домна Никоновна, дама неопределенного возраста с бородавкой на носу, воспитывающая великовозрастного недоросля Гаврилу.
    Пока ждали жареного поросенка, довершающего убранство накрытого стола, гости в отсутствие вдовы заинтересованно вели беседу о жаре, не оставляющей в покое уже второй месяц и дурных видах на урожай, ежели сия кара небесная не прекратится. На правах друга семейства Афоня услужливо подливал в бокалы разные домашние наливки, которые, хваля хозяйку, гости вкушали изрядно и с видимым удовольствием. 
    Когда все расселись, первым взял слово, как и положено по рангу, гость из Самары Порфирий Онуфриевич. Лицо статского советника от принятого горячительного несколько побагровело, но это лишь придало его облику внушительности.
    - Что можно сказать о незабвенном покойном Оресте Титыче… - начал он. – Мы все тут свои люди, обойдемся без красивых выкрутасов. Это был человек слова и дела! Главное, что ценилось в нем - кристальная честность, которая и была отличительной чертой моего друга. Усопший никогда не брал взяток и не принуждал к ним. Но… – как видно, что-то вспомнив, Порфирий Онуфриевич улыбнулся и потеплел взглядом. – Но, чего нельзя отнять, любил Титыч, и не отказывался от подношений, сделанных от чистого сердца. К тому же, покойник знал с кем и как надо делиться. Поэтому все коллегу уважали, а ответом было его движение по служебной лестнице. Так что помянем незабвенного друга еще раз добрым словом! Вот с кого надо пример брать! Царство ему небесное, а у нас пусть не переводятся подобные ему слуги народные!
    Следом поднялся полицмейстер, икнул и предложил снова наполнить до краев рюмки. Как всегда Парамон Трефилович был прямолинеен и немногословен:
    - Я вполне солидарен с уважаемым Порфирием… - тут он запнулся, и хозяйка тихо подсказала, - …Онуфриевичем. Надо знать, как прятать концы в воду, а наш почтеннейший Орест Титыч это умел, за что ему вечные уважение, память и покой!
    Не успели гости закусить тост, как, слегка качнувшись, вскочил Афоня, и запищал свой панегирик:
    - А знали бы вы, господа, как покойник-c любил рыбалку! Запасусь я заранее рыбкой, и поедем рыбачить. Сидит наш Титыч с удочкой, мечтает, а я подплыву да на крючок рыбку и одену. Вытащит он и как ребенок радуется! «Молодец ты, Афоня, - говорит, - хорошая у нас ушица будет!» А однажды я, ради смеха, галошу рваную прицепил. Он вытащил, и молчит… Ну, думаю, убьет! Другой на его месте разозлился бы и убил, а он  нет, мудрый человек, подозвал к себе и говорит: - «Открой, шутник, рот. Я эту галошу туда заткну!» - Вот какой он был – справедливый и добрый! А как наш почивший в бозе друг любил и понимал толк в карточной игре, знали бы вы! Особенно обожал выигрывать, аж расцветал весь. Любимым у него было правило, которое всем внушал: карточный долг – святое дело. И никому долгов карточных не прощал! Хотя… Пусть покойник-c меня простит, частенько сам забывал... Вот и по сей день за Орестом нашим  Титычем должок хороший числится. Но я знаю добрую душу его любимой вдовицы…
    «Врешь ты все, Афонька, перекинул с больной головы на здоровую! Погоди, вытрясу из тебя все, что муженек не успел!» – мысленно пообещала землемеру Меланья Изотовна, криво улыбаясь честной компании. Она уже открыла рот, намереваясь увести беседу со скользкой темы, как в разговор вмешалась тихо как мышка общавшаяся с графинчиком наливки раскрасневшаяся Домна Никоновна. Поводя носом с бородавкой и неизвестно кому весело подмигивая, та подтвердила:
    - Ардалионыч-то прав! Забывчивым был наш Орест Титыч. И про сынка своего, моего Гаврюшку, вконец запамятовал!
    - А каким же образом твой недоносок его сынком вдруг оказался? – не сдержалась после этакого афронта безутешная вдова и вперила взор в нахалку, сузив глаза.
    - Ты что, Мелаша, не знаешь, как делаются дети? Не за столом будь сказано, могу и объяснить!
    Тут на помещицу, под хмельком отмочившую не то глупость, не то гадость, зашикали.
    Сдержав эмоции, полная благородного самообладания поднялась скорбящая хозяйка дома:
    - Господа, благодарствую, что пришли и не сочли за труд помянуть незабвенного Ореста Титыча! А особенная моя признательность вам, почтеннейший Порфирий Онуфриевич, за теплые и справедливые слова в адрес моего богоданного супруга, безвременно оставившего всех нас. Орест Титыч верой и правдой служил отечеству и народу, и немало осталось таких, которые многим ему обязаны. Помните об этом, как помню и я, и простите покойному долги, как и я его прегрешения прощаю. - Меланья Изотовна обвела присутствующих полным достоинства взглядом.
    - Уф, ну и парит сегодня, просто адская сковородка! – нашелся в нехорошей коллизии землемер Девицын. – Господа, попробуйте, какой деликатный квасок брусничный ставит хозяйка этого дома! Я вот-c продегустировал, и словно прояснение в умах наступило.
    Тема жары не оставила никого равнодушным, и беседа, ко всеобщему удовольствию, приняла тихое, благопристойное течение. Меланья Изотовна, услышав похвалу в свой адрес, смягчилась, но про себя подумала: «А ты, бородавка, не волнуйся, должок с меня еще получишь!»