Послание Тюркского языка Азербайджанскому Гагашу

Девочка-подросток со странным именем Тюркский язык, отданная фиренгскому мусью, в ночь под Новруз не ложится спать. Тюркский язык — бледная, худая, миниатюрная и смуглая девочка с загрубевшими от непосильной работы руками, запавшими щеками некогда круглого лица и тем страдальческим выражением, которое образуется у неизлечимо больных. Когда-то, верно, она была разбитной и веселой деревенской девчушкой, бойкой на речь и резвой. Теперь же от ее прежней чудной красоты остались лишь большие, лихорадочно блестящие глаза.
 
Дождавшись, когда хозяин и веселые клерки ушли на тедбир она крадучась, словно побитая собака, достает блестящий планшет из ящика стола и торжественно ставит его перед собой. Затем несколько раз пугливо оглядывается на пластиковые двери и окна, и начинает говорить прямо в темный экран планшета, временами всхлипывая:
 
—Милый эмиоглу, Азербайджанский Гагаш! Поздравляю тебя с праздником Новруз и желаю тебе всего наилучшего от Аллаха Великого. Нет у меня ни папы, ни мамы, только ты у меня один остался...

Тюркский язык переводит глаза на сверкающий огнями за гламурными окнами ночной город и судорожно вздыхает. Азербайджанского Гагаша она представляет очень живо: вот он, такой красивый, идет по махалле и садится в свою чудесную машину под удивительным названием Жып. А вот он небрежно стоит у забора и курит длинные странные сигареты. Однажды он даже дал ей затянуться, но она закашлялась, вдохнув ядовито-желтый дым. Азербайджанского Гагаша это очень развеселило и он выучил ее нескольким странным словам, услышав которых строгий отец дал ей по шее и пообещал подвесить эмиоглу за уши к его любимому забору.

Но это было давно. У нее на самом деле не осталось ни отца, ни матери — только эта комната, щетка, синий халат и ежедневные побои.

Очнувшись, она продолжает говорить:

— Дорогой мой, Милый Азербайджанский Гагаш. С тех пор, как ты отдал меня мусью Жордану, я веду ужасную жизнь. Меня заставляют чистить ботинки и пальто мусью, плохо кормят, называют азхейванкой и каждый день пинают надраенными сапогами.

Тюркский язык кривит рот, и вытирает грязным рукавом халата слезы, льющиеся из глаз:

— А вчера мне выволочка была. Мусью меня в карты на три дня проиграл своему приятелю, другому мусью, по имени Алекпер ага. А тот меня отвел куда-то в страшную квартиру, и там меня ужасно мучил вместе с другим мусью, его Животным зовут. Они меня раздели, что-то со мной делали, написали мне на лбу нехорошее слово, поставили на колени и били по голове. А Животное смеялся и говорил: "вот уродина!". Алекпер мусью покачал головой и тоже говорит: "даже на это не годится, ничтожное существо".

Тюркский язык истерически смеется, и начинает громче говорить в планшет, делая странные жесты:

— Это я-то уродина?! Меня называли самой красивой девушкой в селе, помнишь? Какие платья дарил мне папа и как баловала мама! А сейчас...

Она втягивает голову в плечи и с ужасом озирается.

— Клерки надо мной насмехаются, называют маленькой обезьянкой, тупой, малоумной. Еще они требуют, чтобы я крала для них деньги у работников этого места, Офис зовут. Они часто напиваются и оставляют деньги на столе, а я не могу хорошо воровать а они меня за это снова бьют и делают разные нехорошие вещи. Хозяин, мусью Жордан, в после того, как ему вернули меня от мусью Алекпера поставил меня посередине комнаты, где он пил вино вместе с другими мусью и мадам и сказал: "...конечно, она недостойна жить!". А все смеялись и одна мадам сказала: "конечно, недостойна, я ее в свой веселый дом даже уборщицей не возьму!". А мусью Жордан сказал нехорошие слова и добавил: "Пермете-пермете, надоела она мне: только ради коллэкции уродцев держу, да и все что хочешь делает, мы ее уже давно сломали".

Она беззвучно встает на колени и продолжает, сложив худые ладони перед собой:

— Милый, дорогой эмиоглу, возьми меня отсюда, сил моих больше нет. Ты ведь сказал, что мне надо учиться и работать, чтобы не быть дармоедкой. Но я больше не хочу учиться нехорошим вещам, а работать я смогу! Вот увидишь, могу! Я могу убирать дом, готовить еду, буду делать все, что ты велишь, ведь я была у тебя первая, и ты говорил, что любишь меня. Помнишь, говорил? И смогу выучиться хорошим вещам, ты только покажи!

Тюркский язык говорит со все большей страстью:

— Милый Азербайджанский Гагаш, мне нужно, чтобы меня любили! Я не смогу жить, если меня не будут любить, я умру! А если ты меня возьмешь из этого ужасного места, все будет хорошо. Тогда я снова стану красивая и сильная, и выучусь всему, что ты хочешь, нарожаю тебе много красивых ребятишек. Только умоляю, забери отсюда и люби меня.

Она заламывает руки и тихо шепчет:

— Умоляю, спаси меня!

Затем заговорщицки подмигивает и добавляет:

— Только сюда не отвечай, а то меня изобьют до смерти! Жду тебя!

После чего она осторожно берет планшет в руки и ударяет пальцем по темному экрану. Она много раз это видела: мусью Жордан что-то говорит в экран, потому ударяет пальцем и сообщение уходит. Конечно, Азербайджанский Гагаш получит письмо, и увезет ее. Затем, успокоенная, она идет в свою каморку и засыпает со счастливым выражением, странно дисгармонирующим с ее изможденным, худым телом.

И видит она сон:

Азербайджанский Гагаш приезжает за ней на белом Жипе, выносит ее из каморки на руках, бьет подлого-преподлого мусью Жордана по шее, подлого-предподлого мусью Алекпера тоже бьет и увозит ее домой, в отцовский сад, где расцветает айва — она подписала какие-то бумаги, что сад теперь Азербайджанского Гагаша, так что все хорошо. Тогда он на ней женится, потом у что он добрый и она такая хитрая: кто же может устоять, когда красивая девушка просит спасти ее? Надо будет купит белое платье: она видела, когда давеча вытирала окна офиса, как из дома напротив вышла чудная невеста в белом платье.

Да, белое платье нужно.

Это ведь так красиво.

Баку, май 2020 года.