Rip current. Кольцо Саладина. 4

Сначала мне было даже почти весело, я, забыв про усталость и голод, резво обгонял пешеходов.
Но через какое-то время горячка моя начала проходить, я одолел уже довольно много пути, уже проплыл справа по борту мой дом, а красной буковки впереди и не намечалось, я пошёл медленнее. Голова тихо остывала. Нет, всё-таки, бессмыслица это - сесть на проспекте Вернадского, чтобы доехать до Юго-Западной. Хорошо, но ведь кто-то же сел? И не одна она, народ вокруг неё бурлил, садился тоже...
Я пошёл ещё тише. До меня стал, наконец, доходить ведь абсурд моего плана. Я вспомнил, что на Юго-Западной тоже не один выход в город, и совершенно никому не ведомо, через какой именно выйдет из подземелья девушка в белой шапочке.
Я остановился, посмотрел на часы. Прошло уже двадцать минут после нашей встречи. Конечно же, она уже доехала и вышла в город. Надо возвращаться домой и не разыгрывать Ромео. Я постоял ещё немного на ветру, привыкая к разочарованию и чувствуя, как иссякают последние силы, потом развернулся и неуверенно пошёл обратно.
Единственным плюсом моего кретинского марш-броска было то, что по дороге мне попался нужный магазин, и теперь я точно знал, куда идти за хлебом.


В булочной было тепло, пахло свежей выпечкой, народ резво разбирал буханки и батоны, и я подумал, что Вероника совершенно правильно выпроводила меня пораньше, иначе приехали бы, как и вчера, к ночи, и остались бы без хлеба. И на Нору надежды мало. Несмотря на то, что мы с ней под одной крышей, я видел её за это время от силы раза три. Вчера она пришла под утро и не факт, что появится и сегодня.
В тепле и тесноте очереди меня потянуло в сон и опять закачало, только уже от усталости. Теперь мне страшно было подумать, что я собирался тащиться два километра, или сколько там получалось между станциями. Хотелось уже домой, хотелось есть, пить… Чёрт, когда же я так уставал в последний раз – если только в армии. Но в армии не надо было заботиться о хлебе насущном… Да, вот такая она московская жизнь, Чеслав Радивилов, это тебе не под крылышком у тёти Маши сидеть с её сырниками и грибными запеканками… При мысли о запеканке у меня даже голова закружилась.

Я вышел на улицу, ветер тут же кинул мне в лицо горсть мелкого снега и одновременно тёплый хлебный запах. Я не выдержад, вцепился зубами в буханку – она была мягкой и потрясающе ароматной. Что здесь прекрасно, так это хлеб, у нас дома совсем не такой. Я отодрал клок от буханки – хлеб на свежем воздухе вдвойне вкусен. Ещё бы сольцы… Через пять шагов я понял, что буханку до дома не донесу. Чем я думал, интересно, надо было брать две… Тьфу, хорошо ещё недалеко ушёл…
Проклиная всё на свете, я вернулся, отстоял уже из последних сил вторую очередь и взял ещё буханку и батон. Хорошо хоть дом недалека отсюда…
А Вероника придёт поздно, ляжет устало на диван, прикрыв глаза, а я обещал ей нормальный ужин… Что ж мне приготовить-то для неё, что у нас там дома, я даже не посмотрел, что у девчат запасено… Вот олух, надо было хоть банку килек захватить, вроде стояло там что-то такое на витрине, или это «Завтрак туриста» был? Кстати из «Завтрака туриста» вполне неплохой супец можно быстро забабахать…
В лифте меня опять качнуло, но я уже больше никуда не провалился, жевал краюшку и хитро щурился на панель с кнопками и только что не грозил пальцем – врёшь, не возьмёшь. Вывалился из лифта на втором дыхании. Теперь только дверь открыть…
И это как раз оказалось самым сложным. Упершись левой рукой в стену, я тщетно тыкал ключом в узкую замочную скважину, елозил дрожащей рукой – и вдруг дверь неожиданно  распахнулась передо мной.
На пороге – вот удача - стояла Нора в весёленькой косынке на голове и с ложкой в руке. Меня обдало прекрасными обеденными запахами, и я даже глаза смежил от блаженства. Впал в прихожую, опустился без сил на банкетку, и сразу меня словно выключило. Последними усилиями я стащил с себя куртку и даже повесить не смог, уронил на пол.
- Эй, ты что, дрался, что ли? – пригляделась ко мне Нора.
- Дрался, как лев, сударыня… - пробормотал я с закрытыми глазами, не двигаясь.
- Вроде, целый, – констатировала Нора. - Хотя и бледноватый. Не жравши, небось, – догадалась она. - Давай быстро в кухню, я суп сварила. И давление смерим.
- Запах… - пробормотал я блаженно, – как у тёти Маши…
- Сейчас расскажу, откуда запах, - засмеялась Нора, пропихивая меня в кухню и устраивая на табуретке.
– Рукав задирай! А, дай сама… И не делай мне панику… лебедь умирающий…
Она тащила тонометр, командовала, ставила тарелку, резала хлеб – всё это одновременно – и при этом не умолкала ни на минуту.
- Иду я по Пятницкой, – рассказывала она, работая грушей, - и вижу здоровенную очередь за тушёнкой. Дают по пять банок. И впереди – Вовка Воронов с нашего факультета. Такой импозантный стал… А у нас с ним на третьем курсе… а, ну, ладно, неважно, что там у нас было, но он меня сходу хватает и ставит рядом с собой, представляешь? Тут что началось – ор, вопли, истерики. В меня вцепляется несколько рук, Вовка кричит: это моя жена! Очередь орёт: знаем мы этих жён! Девяносто на шестьдесят, – оповестила она, – пациент скорее мёртв, чем жив. Трескай суп, а я кофе сварю, сейчас полегчает. Короче, бабы меня выпихивают пинками, а шуба моя вообще же, как красная тряпка. Хорошо, он близко стоял, сразу отоварился, а то бы меня в клочья порвали.
Она подлила мне ещё и села рядом.
- Ну, я конечно две банки Вовке обратно отдала за труды, он только жену из роддома привёз, её ж кормить надо, а у них под Москвой вообще пусто. Обнялись с ним, как на поле боя, он так рад был этой тушёнке… А сюда приезжаю – возле метро арахис. Очередь в километр. Я очередь заняла, в Гастроном сбегала, там, конечно, голяк везде, но в одном углу, можешь себе представить – та же тушёнка! Но на этот раз по три банки. Ну, и так и бегала между двумя очередями, зато мы теперь и с тушёнкой, и с орехами. Вот так-то в столице жить, учись…
Под воркотню Норы я смёл три тарелки супа, выпил две кружки кофе с забугорным печеньем и уснул чуть ли не за столом. Пока Нора прибиралась, я дополз до дивана в комнате и отрубился, не успев коснуться щекой синей подушки.

Но всё-таки, прежде чем я окончательно отрубился – она мелькнула перед моими глазами – сначала вдали, а потом ближе - девушка в белой шапочке, такая знакомая и нужная, такая остро необходимая, и на сердце стало тепло, а потом горячо и нежно…
А потом она обернулась – и я оказался с ней рядом в вагоне, и вагон плавно катился в подземелье, а мы шли с ней за руку, и иногда останавливались и обнимали друг друга, и дневник был с нами, ничего мы не потеряли, всё мы нашли, и сами мы нашлись, только вот что там было впереди, где тускло светился серый свет?.. Не знали мы совершенно, что ждало нас впереди, да и неважно это было. Важным было то, что мы были вместе, рядом, и какая там разница, что впереди, если мы вместе…

Я уснул под воркотню и проснулся тоже под воркотню. Нежное женское шелестенье лилось мне в уши нескончаемой сладкой мелодией. Я приоткрыл один глаз.
В комнате горел розовый ночник в виде луны. Я был укрыт лёгким пледом, обе девочки сидели у меня в ногах в своих домашних халатиках, лакомились орешками и аккуратным шёпотом переговаривались.
- Вы здесь слишком опекаете мужчин. Я тоже поначалу пустилась его опекать. А он взрослый человек, армию прошёл…
- Армию прошёл, это ещё не значит, что ему ничего не надо. Он живой и жрать хочет. И в чужом городе. И между прочим – недавно из больницы.
- Слушай, что с ним всё-таки было такое?
- Ну, это ты у него сама спрашивай.
- Но может быть, какие-то последствие остались? Может быть, ему вредны нагрузки?
- Ой, я тебя умоляю. Какие в таком возрасте у мужика могут быть последствия? Жрать надо вовремя…
- Элен… ну, я сама на одном кофе с утра…
- Что ты с собой равняешь, ты пыльцой питаешься…
- Но наши танцоры тоже все…
- Ваши танцоры тоже пыльцой питаются. А он нормальный малый без отклонений. И ты не забывай, это у вас там на каждом углу то хот-дог, то биг-мак. А у нас сама видела... Ты совсем уж его загнала, он так в гипогликемическую кому впадёт. Девяносто на шестьдесят у такого верзилы…
- Я же его отпустила домой раньше времени. Нет, ты всё-таки избыточно его опекаешь… Совершенно не нужно его так опекать…
- А кто мне шмоток навёз целый шкаф? – не выдержал я. – Обе вы меня опекаете.
Они повернули, как по команде, ко мне свои лица. Два женских лица, знакомые, родные, красивые, чуточку загадочные в свете розовой луны…
- Вот как съеду от вас, – мстительно сказал я, - и некого будет опекать. Поплачете тогда…
Они обе засмеялись. Вероника протянула руку и похлопала по моему колену.
- Завтра у тебя выходной, – сказала она, успокаивающе улыбаясь. - Отдыхай, отсыпайся. У меня организационные дела, я уеду. А Элеонора пусть тебя тут опекает.

продолжение следует  http://proza.ru/2020/05/19/2117