1900. Отрочество Вани Суворова

В 1900 году Ивану Суворову, сыну Егора Ивановича Суворова, исполнилось 11 лет, он ещё переживал своё трудное крестьянское детство, быстро превращаясь в расторопного деревенского отрока, смышлёного паренька и отцовского помощника. Сама организация естественного традиционного натурального крестьянского сельского хозяйства и быта быстро «воспитывали» детей, делали из них посильных помощников и работников по хозяйству. Автор сам в 60-х годах XX века на себе испытал все «прелести» деревенского детства:
участвовал домашних делах и в играх деревенской ребятни;
пас гусей, свиней и был «в ночном»;
праздновал с парнями и девками языческие праздники: «Петров день», «день на Ивана-Купала», «сторожил солнышко» и играл в «игрушечные свадьбы»;
играл «в лапту», «в догонялки» и «в прятки»;
лазал по садам и «кормился» огурцами и горохом с колхозных полей;
помогал взрослым на сенокосе и на току, кидая зерно на тряские поддоны зерносушилки;
помогал деду Аркадию делать его знаменитые деревянные грабли и вилы для ворошения сена;
помогал своему отцу ремонтировать колхозный токарный станок, водопровод на ферме и даже старый-престарый паровой локомотив.

Несомненно, 11-летний Ваня Суворов в своё время 64 года тому назад, в 1900 году XIX века, точно так же, как 11-летний автор в 1964 году XX века, помогал, работал, играл и баловался. Отличие заключалось лишь в том, что после 3-4 класса школы грамотности Ваня Суворов вряд ли продолжил учение в других школах, а Саша Суворов, его правнук, учился в Суворовской средней школе №1 ещё 6 лет до 1970 года. Главной задачей крестьянского детства и отрочества в XIX веке было выжить, остаться в живых. Каким же было детство и отрочество крестьянских детей 120 лет тому назад?

Далее, как пример, следует изложение книги «Жизнь Ивана» - главного труда Ольги Семёновой-Тян-Шанской (1863-1906), дочери знаменитого исследователя и путешественника, «большую часть жизни прожившей в имении своего отца под Рязанью, где наблюдала за жизнью живущих по соседству крестьян».

Автор уже сообщал, что в XIX веке в России было статистической нормой рождение 7-8 детей в крестьянских семьях. При этом с 1870-х годов и до 1911 года детская смертность в России никогда не опускалась ниже 25%. В некоторых губерниях, например, в Пермской, число детей, умерших до 5 лет, составляло 67% от общего числа умерших. На третий или четвёртый день после родов женщина-крестьянка уже начинала выполнять свои привычные обязанности и работы по дому. Через неделю после родов ей уже не было никаких послаблений.

Рождённых детей (младенцев), как правило, клали в «зыбку» на старую «панёву». Панёва (понёва, понява, поня, понька) — это женская шерстяная юбка замужних женщин из нескольких кусков ткани (как правило, тёмно-синей клетчатой или чёрной). Иногда под панёву подкладывали солому, которую меняли один раз в два дня. Пелёнки из старой тряпицы, проложенные душистым сеном, заменяли современные памперсы. От мух и недобрых взглядов младенца защищали ситцевые занавеси или цветастые женские платки. Зыбку (люльку) подвешивали на длинную гибкую и прочную жердину, которую качали за верёвочку. Эту работу, как правило, выполняли старые деды, бабки или другие дети в возрасте от 7 лет. Пеленали и укрывали младенцев всем, чем было можно, в том числе и выделанными шкурами.

Младенцев крестьянские женщины-матери до 1,5-2 лет кормили своим грудным молоком. По обычаю считалось, что грудью ребёнка нужно кормить «три поста» (имелись в виду Рождественский и Великий пост). Разница в календарном времени этих постов приводила к тому, что младенцев кормили грудным молоком полтора или два года. Причём прикармливать грудничков начинали с 2-3 недельного возраста, в некоторых местах России – в 5-6 недель, а в третьих – в 2 месяца от роду (разные были традиции). В качестве прикорма использовали коровье молоко и жидкую кашку, сваренную на молоке из пшеничной муки или молотого пшена. Молочной кашкой ребёнка кормили до 2-летнего возраста, это была его основная пища. Кроме этого, малолетним детям давали соску.

Крестьянская соска XIX века была такой же, как в Древние и Средние века, в XII-XVIII веках, – мягкая тряпочка, в которую завёртывался жеваный сухарь или крендель с сахаром (в богатых домах) или просто сладкая кашка или ржаной хлеб (в бедных домах). Эту тряпочку-соску давали сосать даже только что родившемуся младенцу. Как только ребёнок переставал сосать и мог самостоятельно глотать «с ложечки», он переходил на «взрослую пищу» - молоко и молочную кашку из коровьего рога («рожка»). Стеклянные бутылочки для кормления младенцев появились на рубеже XIX-XX веков.

Коровьи «рожкИ» - это знаменитый «рог изобилия» Каменного века, известный по наскальным изображениям и фигуркам «палеолитических венер». С коровьим рожком связано выражение «А рожна горячего не хочешь!?», потому что коровий рожок-соска с горячей молочной кашей, естественно, мог обжечь рот младенцу. Автор ещё застал настоящий коровий рожок-соску, держал его в руках, слушал воспоминания отца, его старшей сестры Марии Ивановны Головкиной (Суворовой) и её мужа Максима Прокопьевича Головкина о том, как они в младенчестве тоже кушали сладкую кашку из этого рожка. Рожок был старый, потрескавшийся, неказистый, с облупившимся концом и еле заметным валиком, выцарапанным на кончике рога. За этот валик держалась соска, сделанная из коровьего или козьего соска…

Как я жалею, что не сохранил этот старый рожок, эту реликвию рода Суворовых! Вместо того, чтобы его беречь как зеницу ока, мы с моим старшим братом использовали его как охотничий рог и «трубили» из него в наших играх и баловствах. Так он и сгинул где-то в лопухах и бурьяне в саду дяди Максима и деда Аркадия в деревне Дальнее Русаново…

Выживание младенцев в крестьянских семьях Древней, Старой и Новой Руси-России XIX – начала XX века прямо зависело от времени рождения ребёнка (зимой, осенью, весной или летом), потому что, если ребёнок рождался весной во время посевной или летом во время сенокоса и жатвы, то выжить ему было трудно, почти невозможно. Женщина-мать должна была работать, чтобы вместе с мужем и другими работниками-родственниками вырастить и собрать урожай – основу благополучия и выживания всей семьи, всего рода. На долю женщин в крестьянских семьях, кроме обычных домашних дел (топка печи, стирка, готовка, выпечка хлеба, приготовление запасов на зиму) был уход за скотом, птицей, выращивание овощей на огороде, участие в пахоте земли, в посевной, на сенокосе и жатве (сбор урожая). Так что кормить ребёнка грудным молоком весной, летом и ранней осенью было некогда.

Вот почему весенние, летние и рождённые ранней осенью дети были на искусственном вскармливании, сосали соку и кушали кашку из рожка. Как правило, когда женщина-мать уходила на работу в поле, в огород, в хлев, то с младенцами в избах оставались бабушки, иногда дедушки, а чаще всего – старшие дети, отроки и подростки. Вот почему уже с 7-8 лет дети могли ухаживать за грудничками, контролировать младших сестёр и братьев, играть с ними, кормить и учить всему, чему успели научиться сами. Деревенские дети очень рано научались жить и выживать в крестьянском мире и работать в натуральном сельском хозяйстве.

Часто в крестьянских семьях и родах, если одновременно было две или несколько молодых матерей, то другая женщина-мать с младенцем могла кормить двоих, если родная мать работала, и её не было дома. Также «кормилицы» грудным молоком приглашались и кормили чужих детей за деньги или иное какое-либо вознаграждение. Однако кормилицу или няню могли нанять далеко не все в деревенских крестьянских семьях. Вот почему чаще всего практиковался самый древний вид кормления – «жёвками» изо рта в рот.

Именно в деревне Кошелёвка автор во время путешествия на «малую родину» на мотоцикле «Урал» с коляской, ведомом моим отцом Сергеем Ивановичем Суворовым, в 60-х годах XX века видел своими глазами молодую мать работающую в огороде на прополке овощей и её старшую дочь, которая кормила маленького ребёнка, сначала разжёвывая хлеб и смачивая слюной до жидкой кашицы, а потом, как птица, передавая эту кашицу изо рта в ротик младенца. Всё это было так естественно и просто, что я тогда даже не удивился, а понял, что это нормально.

Много позже, летом 1983 года, гуляя со своим сыном Кириллом, которому исполнился 1 год, я привёз его в коляске в севастопольский пришкольный миндальный сад. Орехи миндаля уже давным-давно были собраны, но на самых верхних и гибких веточках ещё сохранялись сухие орешки. Чтобы не оставлять сына в коляске, я взял его с собой на дерево, а когда уже не справлялся одной рукой, то держал его за кофточку зубами. Кирилл с интересом смотрел, как мы лезли вверх по веткам дерева, а потом с нетерпеливой требовательностью потянулся ко мне, когда я жевал вкуснейшие и приятно пахнущие миндальные зёрнышки. Вот тот-то я и вспомнил Кошелёвку, и кормление ребёнка «жёвками», и инстинктивно сделал то же самое. Кашица из пережёванного мной миндаля очень понравилась сыну, и мы ещё раз слазили с ним на дерево. Нам было очень хорошо вместе, мы ничего не боялись и никого не стеснялись…

Русские народные традиции. Из каких глубин памяти вы всплываете в умах современных людей? Отец автор, Сергей Иванович Суворов, часто говорил, что главным законом жизни он считает верность русским народным, читай крестьянским, традициям. Он говорил нас с Юрой, что их русская крестьянская семья-род были уникальным союзом родных и близких, в котором дети воспитывались как бы сами-собой, на основе примера и подражания взрослым. Причём всеми без исключения Суворовыми в роду свято соблюдался неписаный свод законов, удивительно простых и мудрых. Например, все младшие называли старших исключительно по имени-отчеству, отца – батюшка, мать – матушка, а деда и бабушку – деда и баба. В семье-роду Суворовых особо не рвались в вере Богу, но свято соблюдали все религиозные традиции, правила и праздники. При этом, дед Егор Иванович Суворов и отец Иван Егорович Суворов также просто и свято соблюдали все природные (языческие) праздники, приметы, пословицы, поговорки. Более того, именно пословицы и поговорки на любой случай, вопрос или задачу были определяющими поведение и выбор решения. И дед и отец доверяли народной мудрости, выраженной в русских народных пословицах и поговорках. Кстати, Иван Егорович Суворов знал их на память (наизусть) великое множество.

Детство и отрочество Ванечки Суворова (будущего деда рода Суворовых) было типичным для крестьянской семьи из глухой русской деревни Кошелёвки. Ванечка не был «лишним ртом» и, вероятно, родился в расчётном 1889 году не в разгар посевной, сенокоса или уборки урожая; он был любим своими родителями и родственниками, которые заботились о нём, потому что он выжил. 7-8 месяцев 1889 года после рождения Ванечка Суворов спал и жил в зыбке – плетёной люльке, подвешенной на жердине, а потом встал на ножки и перебрался на земляной пол родительской избы. Чтобы ему не было холодно, на утрамбованный веками глиняный пол постелили чистый, но старый мешок. Уход и присмотр за ним был минимальный, потому что родителям и взрослым всегда было некогда. Часто, когда Ванечка после кормления засыпал в люльке, его обкладывали тряпицами. Тепло в люльке сохранялось близостью печки и занавесью (балдахином) из большого ситцевого платка.

В 1890 году в возрасте 1 года Ваня Суворов, как все крестьянские дети в то время, начал ходить своими ножками и его миром обитания стала родительская изба. В конце XIX века крестьянские дети по древней традиции до 7 лет имел только одну рубашку, длинную, до колен, но рубашку, без белья или штанов. Из обуви карапуз Ваня Суворов имел на осень, зиму и весну только маленькие валенки, летом он бегал босиком. Всё раннее детство за ним присматривали дед и баба, старшие братья и сёстры, родные и близкие (кто был свободен), но свободу Ванечки Суворова никто особо не ограничивал (только инстинкт самосохранения). С 1893-1894 годов уже Ваня Суворов в возрасте 4-5 лет от роду мог приглядывать за своими младшими братьями или сёстрами.

По воспоминаниям отца автора и его старшей сестры Марии Ивановны Головкиной (Суворовой) основу их детского питания составляло молоко матери, коровье молоко (реже козье, которое считалось целебным), молочная каша и хлеб. Своих кормилиц они не помнили. Вероятно, то же самое было и с их отцом, Ваней Суворовым, в его раннем детстве. Зато они хорошо помнили их «коровий рожок» и «жевку» - мягкую чистую тряпочку с завёрнутым в неё жёваным мякишем хлеба. Ещё они помнили вкусную протёртую гречневую кашу с молоком, а когда им исполнилось по годику – вкуснейшую похлёбку. Такое традиционный режим детского питания был заведён в роду Суворовых издревле.

В 1892 году 3-летний Ваня Суворов впервые уже кушал за общим столом вместе с родителями и членами семьи-рода Суворовых. Здесь он впервые научился кушать из общей большой глиняной миски своей собственной деревянной ложкой щи, да кашу, не роняя при этом ни крошки хлеба, ни капли на стол. Обучение порядку и поведению за столом было максимально простым и эффективным: провинился – получай шишку в лоб от удара ложки деда или родителя.
Спал 3-летний Ваня Суворов вместе с другими детьми на полатях или на печи, когда в избе было люто холодно. В остальном он вёл, как и все члены семьи-рода Суворовых, относительно самостоятельную жизнь. С раннего утра, получив шматок солёного сала, луковицу и краюху хлеба, скушав горячую варёную картофелину с солью и выпив кружку густого парного молока, он с утра до позднего вечера мог играть на улице, бегать с друзьями по деревне, лазить в сады и огороды, участвовать в ребячьих играх и приключениях. Крестьянские дети сызмальства были предоставлены самим себе.

В 1893-1894 годах 4-5-летний Ваня Суворов вместе с ребятами и девчонками деревни Кошелёвка играл в самые распространённые уличные игры XIX века: «лепки-ляпки», «горелки», «пятнашки», «царя», «прятки». В 1896 году семилетний Ваня Суворов впервые получил свои законные штаны (порты) на широкой лямке с пуговицей на поясе и перестал бегать по деревне Кошелёвке в одной рубашке на голое тело. Теперь он мог играть вместе с друзьями во «взрослые» игры, например, «в лошадку» (скакать верхом на палке) или стрелять в прохожих коровьим навозом с помощью гибкого орехового прута. Только на игры уже не было времени, потому что с этого года отрок Ваня Суворов начал работать по домашнему хозяйству и начал брать уроки кожевенного мастерства у своего отца Егора Ивановича Суворова. Семилетний Ваня Суворов пасёт свиней, гусей, уток, выдаёт корм курам, участвует вместе с парнями «в ночном», помогает отцу в шорном деле. Конечно, работу ему давали по его силам и умениям, но точно так же, как взрослым, без пощады спрашивая результат. Традиционно в русских крестьянских патриархальных семьях-родах авторитет деда и отца был непререкаем.

В 1899 году 10-летний Ваня Суворов уже самостоятельно боронил вспаханное отцом поле, выполнял несложные шорные работы, умел запрячь и выпрячь лошадь, ловко управлял телегой и даже тяжёлыми санями, помогал отцу и родственникам на мельнице. С 1900 года 11-летний Иван Егорович Суворов начал работать (помогать, подрабатывать) в артели родных и родственников рода Суворовых по изготовлению крестьянских и городских транспортных средств на конной тяге. Он также исполнил приказ своего отца Егора Ивановича Суворова и начал изучать устройство механических веялок, сушилок, сенокосилок, прялок, ткацких станков и других сельскохозяйственных механизмов с целью их обслуживания и ремонта. Некоторые из этих механизмов и устройств автор успел увидеть своими глазами и пощупать своими руками, настолько они были добротно сделаны нашими предками.

На картинке: «Уставший крестьянский отрок» (1900). Фотография Сергея Александровича Лобовикова (1870-1941), известного русского фотомастера, основоположника русского пикториализма. Пикториализм – течение в европейской, американской и русской фотографии второй половины XIX – начала XX веков, использующее изобразительные и технические приёмы, сближающие фотографию с живописью и графикой таких направлений, как импрессионизм, символизм, модерн, живопись прерафаэлитов и другие. Сергей Лобовиков сблизил фотографию со стилем живописи русских художников-передвижников, сделал документальную фотографию живописной, реалистичной, живой. Сергей Лобовиков родился в семье сельского дьячка в селе Белое Глазовского уезда Вятской губернии. Несколько лет Сергей учился в сельской школе, затем поступил в духовное училище. После смерти родителей 13-летний Сергей был отправлен в Вятку, отдан «за харчи и жильё» учеником владельцу фотоателье, купцу Петру Григорьевичу Тихонову. Пётр Тихонов был мастер фотографии – по его негативам издавались открытки с видами города. Сергей Лобовиков был помощником Тихонова 5 лет. Лобовиков работал и учился, много читал – книги по истории, философии, анатомии, психологии, истории и теории искусства. Ездил по российским городам, за границу (1900-1903), бывал на фотовыставках. В Германии он познакомился со студийной фотографией, в Париже позаимствовал умение дать нужное освещение модели. При этом Сергей Лобовников отрицал западноевропейский стиль фотографирования ретушированных, обезличенных куклообразных моделей. Он искал и создал свой путь в фотоискусстве, свои темы, новую технику съёмки и печати, средства художественной выразительности. Специальные способы печати: пигментная, гуммиарабиковая, масляная и некоторые их разновидности позволяли Сергею Александровичу стилизовать изображение «под живопись» и «под гравюру». В 1900 году фотоработы С.А. Лобовикова признаны на всероссийском и европейском уровнях. Его успех и победы признаны на международных выставках проходивших в Москве и Санкт-Петербурге, Ницце и Киеве, Будапеште, Дрездене и Гамбурге. Стереоскопические жанровые снимки С.А. Лобовникова (более 500 стереонегативов), сделанные вераскопом – самым совершенным в то время специальным аппаратом для стереосъёмки, являются уникальными свидетельствами времени, истории России начала XX века. «Учитесь всему, чему позволяет время, средства, способности, не тратьте жизнь впустую!» (С.А. Лобовиков).