Часть первая
Пересечение параллельных
1. Домовой пришёл
Михаил Владимирович невысок, но широк, со спины похож на небольшой платяной шкаф, наверх которого положили «отлитую в граните» квадратно-лысую голову, без шеи переходящую в плечи — как у профессионального борца, завершившего спортивную карьеру. В детстве Михаил Владимирович обижался на свою голову за её крупность. Но мама успокаивала: «В большой голове много ума».
В юности у Михаила Владимировича начинался приступ эмоциональной аллергии, когда он замечал, что кто-то, прикрывшись безразличием, рассматривал его нестандартную голову. Но время шло, он стал зарабатывать. Учитывая борцовский характер, стал зарабатывать много, а потом — очень много. Большие деньги вылечили его от аллергической реакции на любопытные взгляды. Точнее, взгляды перестали быть любопытными, завяли, превратились в уважительные и даже в подобострастные, какими положено смотреть на человека, наличием больших денег обречённого на большую власть.
У Михаила Владимировича, как и положено, была квартира в столице, загородное поместье приличествующей площади и архитектуры в Италии. И родительская дачка на тихой речке, в которой водились бобры, ондатры и огромные караси, по берегам которой бродили цапли и на которую залетали лебеди. Здесь он провёл детство, здесь изредка скрывался от цивилизации, от безнес-партнёров, от надоедающих просьбами «друзей», которые «дружат», пока ты им нужен, и которые запросто продадут, если того потребует их бизнес или политическая карьера.
Уединяться на дачке удавалось один-два раза в год. Но день-два тишины на берегу, ночь у костра под пологом плакучей ивы, умиротворяющие скрипичные концерты сверчков, сольные выступления соловьёв и других, неведомых ему птичек, на фоне бэк-вокала сводного хора лягушек дарили мозгам и душе отдохновения больше, чем недельное пребывание в пятизвёздных отелях Мальдивов.
После смерти матери у него хватило прозорливости не продавать дачу. Более того, он прикупил соседние участки, убрал заборы со стороны речки. Получилась территория соток в тридцать.
Несколько лет назад, когда он косил траву на берегу, раздумывая, не нанять ли бригаду бомжей, чтобы навести порядок на дичающей территории, к участку подошёл пожилой мужичок, спросил через забор:
— Хозяин, работник нужен?
Спросил негромко, уверенно, без заискивания.
Михаил Владимирович взглядом оценил подошедшего: в людях он разбирался хорошо, чины и должности обязывали. Мужичок стоял независимо, без подобострастия, одёжка потрёпанная, но не грязная. Лицо заросло седой чистой бородой. Взгляд открытый, не вороватый, со скрытой житейской хитринкой.
— Работники всегда нужны, — согласился Михаил Владимирович. — Вопрос: в качестве кого? Если «сторожем», спать под ивой, то не нужен.
— В качестве домового, — вроде без шутки сказал мужичок.
Профессий Михаил Владимирович знал много, поэтому и этой не удивился, но предписал:
— Поясни.
— А чего яснить, — обыденно пожал плечами мужичок. — Домовой в доме — чистота в доме, порядок на территории, хулиганы дачу стороной обходят.
— Нужен, — кивнул Михаил Владимирович. — Контракт предлагаю долгосрочный, возможно — постоянный. Жить тебе, похоже, негде…
Михаил Владимирович испытующе посмотрел в глаза мужичка.
— Жить есть где, — возразил мужичок, едва заметно усмехнувшись. — Но там не нравится.
Михаил Владимирович кивнул, подтверждая, что разъяснение принимает, и продолжил:
— Жить будешь здесь постоянно, потому что я приезжаю редко. Питание за мой счёт, овощи для себя можешь на огороде выращивать. Территорию обихаживать. Зарплату назначу, когда увижу, как работаешь. За хорошую работу заплачу — не обижу.
— Жить на даче, питаться за хозяйский счёт, да ещё и необидную зарплату получать… Кто узнает — обзавидуется! Согласен, барин, — усмехнулся мужичок. — Петровичем меня зовут.
Ни в усмешке, ни в том, что мужичок назвал его барином, Михаил Владимирович негатива не почувствовал.
Жить Петрович стал в домике на прикупленном участке, за территорией ухаживал прилежно. По распоряжению хозяина закупал в питомниках деревья и кустарники, рассаживал в саду и на берегу. Финансовые дела вёл пунктуально, расходы записывал в специальную тетрадку, туда же вклеивал чеки и квитанции. Хозяина звал Владимирычем, обращался к нему на «ты», но субординацию блюл и обихаживал в редкие приезды заботливо, почти как взрослого сына.
***
Перед вступлением на новую, очень хорошую должность, Михаил Владимирович решил провести два-три дня на малой родине. Из Москвы — тысячу километров самолётом, от областного аэропорта до дачки — двести километров на такси.
Неожиданность приезда хозяина Петровича не обескуражила: территория была ухожена, сам трезв.
— Здорово, Владимирыч, — поздоровался «домовой», будто они расстались не прошлым летом, а вчера. — Щас баньку истоплю, ушицы сварганю.
— Давай закусим для начала, с утра маковой росинки во рту не было, — попросил Михаил Владимирович.
— Ушица через полчасика будет. Ты пока скупнись-освежись в речке, да костерок растопи. У костерка посидеть для городского жителя — лучшая психотерапия, — распорядился Петрович и, погромыхивая железным ведром, заторопился к речке, где в камышах у него была притоплена верша — мелкобраконьерская снасть из ивовых прутьев, формой напоминающая чернильницу-непроливайку. Хороша верша тем, что заплывшая в неё рыба живёт внутри, как в садке, и использовать её можно по мере надобности.
Михаил Владимирович усмехнулся: «Психотерапия»… Петрович любил поучать да подсказывать, чем походил на старого учителя. Но на вопросы про былую жизнь отшучивался и с темы умело соскальзывал.
Жрать хотелось. Михаил Владимирович пошёл в домик, где стоял облупленный и поцарапанный холодильник марки «Саратов-2», производства времён советских, оставшийся ещё от прежних хозяев. Аппарату давно перевалило за полвека, а морозил он отменно. Надёжную технику делали в Советском Союзе!
В отсеке дверцы стояла непочатая бутылка неплохой водки. На полке лежал длинный обрезок копчёной колбасы с незаветренным концом.
Михаил Владимирович посмотрел дату изготовления водки. Улыбнулся: для хозяина Петрович припас, стоит с прошлого лета, не прокисает. Ну а колбаска — лакомство самого «домового».
Михаил Владимирович отрезал тоненькую дольку колбасы, плеснул в чайную чашку граммов пятьдесят водки, выпил, положил на язык деликатес.
Холодная водка, скользнув по пищеводу, разлилась горячим в голодном желудке, теплом всплыла в голову, окутала сознание благодатью. Пряно-копчёный, с перцем, вкус тонюсенькой дольки на языке добавил физической приятности. Лепота!
Михаил Владимирович достал из дорожной сумки начатую пачку пятитысячных, бросил на холодильник: зарплата Петровичу и дачные расходы на будущий год. Старик почему-то кредитными карточками не пользовался. Снял с левой руки часы, подумал, положил на пачку денег: хорошие часы, швейцарские, но на новой должности мало носить часы на левой руке, положено и фирму выбрать — как у Шефа. Пусть «домовой» часами пользуется — ему таких ни в жизнь не купить. Презент за хорошую службу.
Разделся до трусов, босиком вышел из домика. Потоптался на месте, приучая босые ноги к дачной траве. Поёжился от щекотания севшей на живот какой-то мошки, смахнул живность ладонью. Глубоко вдохнул насыщенный травяными и речными запахами воздух. Огляделся.
Трава аккуратно скошена, в подросших деревьях песенно чирикали и свистели птички. На высоченном тополе рядом с пустым гнездом молча сидела ворона.
— Привет, соседка! — помахал вороне Михаил Владимирович. Ворона жила здесь много лет, вела себя тихо. Даже птенцы, которых она выводила в начале каждого лета, молчали, когда она приносила в гнездо пищу. Воспитанное семейство.
На берёзе отсчитывала года кукушка… Считала не переставая. Молодец, службу знает.
Участок располагался в самом конце дачного массива. Соседи напротив, через дорогу, и с дальней, восточной стороны закрыты кустами и деревьями. Так что впечатление безлюдности полное.
Приторопился Петрович с уже почищенной рыбой, укорил:
— Владимирыч, костёр разводи! Ты ж сказал, что голодный!
— Да я заморил червячка… Твоими прошлогодними запасами, — расслабившись, с ленцой проговорил Михаил Владимирович.
— А… Ну, тогда иди, освежись, искупайся. Сам всё сделаю, — отпустил хозяина Петрович.
— Я там тебе денюжков положил на холодильник. И часы хорошие. В подарок. Здесь, — Михаил Владимирович небрежно указал рукой вокруг, — таких не найдёшь. Водонепроницаемые, противоубойные и с автоматическим подзаводом, никаких батареек не надо. Лет сто будешь носить — не сломаются.
— Спасибо. Пусть лежат, потом приберу. Часы — это вам, чиновному люду, чтоб расписания блюсти. А я по солнышку живу: солнце встало — подъём, солнце село — отбой.
Крохотный пляж — три камаза песка, засыпанные на илистый берег и в воду — не зарос травой. Судя по неслежавшемуся песку, Петрович регулярно пропалывал и перелопачивал пляж. Нимфеи, саженцы которых Михаил Владимирович привёз из Москвы, разрослись по обеим сторонам пляжа, оставив дорожку свободной воды. Обычные нимфеи цвели белым, а эти, сортовые, плавали великолепными оранжевыми и бордовыми бутонами.
Михаил Владимирович сел, загрёб ладонью горячий песок. Крупный, редкой чистоты, почти белый. Привезли с литейного завода, а туда — для промышленных нужд — откуда-то с другого конца страны.
Солнце приятно грело спину. Влажный воздух, напитанный запахами рыбы, тины и речных пряностей, насыщал организм здоровьем лучше тайландских целебных курений.
Огромная синекрылая стрекоза прошуршала в воздухе, опустилась на бордовый цветок нимфеи, раскинула целлофаново-прозрачные крылья подобно лопастям вертолёта. На широкий лист неуклюже вылезла брюхатая зелёная лягуха, оглядела стрекозу, ворочая глазищами, сочла добычу слишком большой для употребления, с лёгким «плюхом» скользнула в воду.
Далеко на той стороне, на краю луга, у опушки леса Михаил Владимирович различил силуэт небольшого домика. Неужели хозяева не знают, что каждую весну на той стороне всё до горизонта накрывает половодье, вода поднимается на несколько метров? Так что домик однозначно с крышей уйдёт под воду.
Искупавшись, Михаил Владимирович вернулся к костру, где Петрович уже снимал пенку с закипевшей ухи. На столике в тени навеса стояла тарелка с огурцами и помидорами, нарезанными крупными дольками, пучками лежали петрушка, укроп и ещё какие-то травы-пряности. Опущенная донышком в ледяные кубики, накрытая салфеткой, в деревянной бадейке «под старину» возлежала початая Михаилом Владимировичем бутылка водки.
— Минут через десять ушица поспеет, — сообщил Петрович, сортируя молодые луковички, сочно-красные редиски, и указал на запотевшую бутылку: — Прими пока граммульку для аппетита.
— Давай за компанию, — выстроил рядом два стакана Михаил Владимирович.
— Ты ж знаешь, Владимирыч, я не пью. В такой благодати от чистого воздуха приятности больше, чем от водки и коньяка.
Петрович глянул в небо, вздохнул радостно, утвердительно кивнул, разрешил:
— А тебе можно чуток с устатку.
Михаил Владимирович налил себе, выпил одним глотком, захрумкал душистым огурцом.
— За наше здоровье! — отсалютовал запоздало пустым стаканом. Вздохнул сожалеюще: — Эхе-хе-е… Работа-неволя… Знаешь, Петрович, а я иногда завидую тебе. Думаю вот… Закончу бодягу со службой… Не поеду ни в Италию, ни во Францию, приеду сюда жить. Ты уж старенький будешь…
— Я давно старенький, — снисходительно усмехнулся Петрович, сходил к костру, принёс котелок, принялся разливать уху в тарелки.
Михаил Владимирович безнадёжно махнул рукой, тяжело вздохнул.
— Нет, Петрович, не получится. Жена не пустит. Ей цивилизация нужна, паркетный пол, унитаз с подогревом и этот… Как его… Биде. А дочь вообще без Интернета и хоровода лицемерных оболтусов вокруг себя жить не может.
Петрович сыпанул в свою тарелку перцу, размешал, попробовал из деревянной ложки, одобрил:
— Наваристая ушица получилась. Не то, что из городской свежемороженой трески.
— Это точно, — задумчиво согласился Михаил Владимирович. Подумал, что он-то свежемороженую даже стерлядь не ест, ему живую в ёмкостях привозят. Но промолчал. Потому как стерлядь та, похоже, с рыбзаводов, а значит, на комбикормах взращенная, и вкус у неё от речной так же отличается, как вкус бройлера от деревенской курицы. Хлебнув ухи, спросил: — Что за домик на той стороне? Там же луга заливные, вода на три-четыре метра поднимается.
— Где?
— На краю луга, у самой опушки.
— О-о… До края луга мои глаза не достают. Мне ближнего мира хватает, — Петрович широким жестом очертил территорию вокруг. Лицо его словно осветилось солнцем. — Берег речки с парковой зоной, можно сказать, в собственном пользовании… Дачу не собираешься продавать, Владимирыч?
Петрович спросил вроде бы в шутку, но короткий взгляд бросил испытующе.
— Нет, Петрович. Хоть и редко я здесь бываю, но… Здесь часть моей души. Если там, — Михаил Владимирович неопределённо махнул за спину, — всё рухнет, я сюда приеду. А если не рухнет… Потихоньку буду родные места обустраивать.
— Да-а… — согласился Петрович. — У тех, кто о родных местах не заботится, душа плесневеет.
— Душа… — Михаил Владимирович усмехнулся, глядя на траву меж босых ступней, недоверчиво качнул головой. Много он перевидел люду с выгоревшими в девяностые годы душами, которые сейчас кроме выгоды, ничего не признают. И места для них «родные» те, где можно купить лучшие удобства и развлечения.
— Устал я, Петрович. Крутишься, как белка в колесе, без перерывов на сон, обед и туалет. Даже поспать толком… Как тонко шутит мой шеф: в земле отоспимся.
Михаил Владимирович примирительно вздохнул, с удовольствием поглядел на речную гладь за ивовыми кустами, налил водки, отсалютовал Петровичу, выпил. Замер на мгновение, кивнул одобрительно, успокоил:
— Живи, Петрович, не беспокойся ни о чём. Человек ты хороший, работящий… Вон как территория от твоих трудов похорошела! Я, думаю, лет двадцать ещё поработаю.
— Строя планы на будущее, не забывай добавить: «Если на то будет воля Божья», — тихо, будто для себя, проговорил Петрович.
Но Михаил Владимирович услышал:
— Ты прав. Если на то будет воля Божья. — И добавил, подмигнув: — А здоровье подведёт, медицина поможет.
— Землю обихаживать — здоровье и силы нужны… — согласился Петрович и потёр запястье левой руки.
— Петро-ови-ич! Человек ты мой дорогой! Ежели тяжело, рабсилу найми — это ж не проблема! А вот… — слегка захмелевший с устатку Михаил Владимирович указал Петровичу в грудь, покрутил пальцами, подбирая слова, — такого, как ты… Надёжного… Что здесь, что в столице… Трудно найти.
Михаил Владимирович с любовью посмотрел на реку.
— Нимфеи как разрослись, а?! Надо сфотографировать, жене да дочке показать… Они такую красоту не видели. Может, вживую захотят посмотреть.
— Да, я по реке прошел, нигде таких нет, — подтвердил Петрович.
Взгляд Михаила Владимировича скользнул по лугу вдаль, к опушке, где неясным пятнышком просматривался домик.
«Странный домик, — подумал Михаил Владимирович. — Зачем ставить, если весной утонет? Передвижной, если только: привезли-увезли… Пчеловоды, может? Или какой-нибудь «бригадирский вагончик»…
***
Подремав часок в шезлонге под ниспадающим покрывалом ветвей плакучей ивы, Михаил Владимирович отправился на пляж. Полюбовавшись в очередной раз на красоту нимфей, зашёл в воду по… на две четверти выше колен, визгнув по бабьи, окунулся, поплыл, отфыркиваясь, как тюлень. В верхних слоях вода была приятно-тёплой, внизу, если опустить тело вертикально, освежающе-холодной. Наверное, на дне били ключи.
Переплыв речку и поднявшись на берег по прогалине, расчищенной в камышах рыбаками, Михаил Владимирович отправился смотреть на плотину бобров в протоке. Следов прошлогодней плотины не нашёл: наверное, половодьем унесло. А, может, браконьеры бобров угробили.
С высокого бережка с удовольствием оглядел просторы заливного луга. Взгляд снова зацепился за силуэт избушки. На сократившемся расстоянии можно было различить, что это настоящая, рубленая из брёвен, маленькая изба, поднятая над землёй метра на полтора сваями. В тени восточной стены дымился костерок, у костерка кто-то сидел.
Михаилу Владимировичу померещилось, что это домик на курьих ножках, а у костра ссутулилась баба Яга. Не хватало забора из заострённых брёвен с насаженными на колья черепами людей и животных.
«Построил хозяин домишко, не зная, что в половодье вода поднимается не на полтора, а на все четыре-пять метров», — в очередной раз удивился бесхозяйственности рачительный по долгу службы Михаил Владимирович. — И уплывёт его домик по весне.
До избушки оставалось меньше километра, Михаил Владимирович решил прогуляться и предупредить неразумного хозяина, что весной его избушку затопит.
Послеобеденное солнце теряло пыл, грело голую спину, но не жарило. Влажный воздух, напитанный запахами луговых трав, вдыхался, как оздоравливающий аэрозоль в комплексе с ароматерапией в спа-салоне. Вокруг летало множество охотящихся за комарами стрекоз, может быть поэтому кровопийцы не надоедали.
Михаил Владимирович, шагая по заросшему довольно высокой травой лугу, успел запыхаться и вспотеть, но интересуемое строение не приближалось. Возникла мысль, а не вернуться ли назад… Но, как научила его жизнь: сделал полдела, надо его доделать, чтобы не сожалеть потом о потраченных впустую усилиях.
Михаил Владимирович шёл, опустив очи долу и поджимая пальцы на стопах, чтобы не наступить босыми ногами на случайную колючку и не поранить нежную кожу под пальцами. Спотыкался, потел… Но это было приятное приключение, помогавшее забыть служебные проблемы.
Подняв голову в очередной раз, увидел, что странная избушка, крытая сухим камышом, заметно приблизилась. И, на самом деле, выглядела как избушка на курьих ножках. Разве что стены не успели покрыться вековым мхом.
Михаил Владимирович чуть не рассмеялся, когда в тени избушки у костра узрил сидящую спиной к нему пожилую, судя по сутулости, женщину в длинном, выцветшем балахоне, перехваченном в талии пояском.
Подходил, намеренно шумно ступая по траве, вполголоса покрякивая и бормоча что-то неразборчивое, чтобы не испугать внезапным появлением в безлюдном месте пожилую женщину.
«Безлюдье… И вдруг — мужик в трусах… — с думал с юмором. — Тут и пожилая женщина заподозрит непотребное!».
Он даже покашлял, чтобы привлечь к себе внимание.
Женщина, не реагируя на покашливание, подбрасывала веточки в костёр, над которым на треноге висел закопчённый котелок.
Михаил Владимирович предупредительно хмыкнул, остановился поодаль:
— Извините… Прошу прощения… У меня дача на той стороне речки… Решил, вот, поинтересоваться, что за домик здесь появился… В прошлом году его не было.
Женщина чуть повернула голову, из-за плеча покосилась на гостя.
Голова покрыта платком и завязана на лбу «заячьими ушками», как у гоголевской ведьмы Солохи.
«Если на бабу Ягу и похожа, — подумал Михаил Владимирович, — то на не старую. Лицо приятное».
— Садись, мил-человек, — произнесла женщина чистым, красивым голосом и кивнула на пенёк, стоящий сбоку от костра. — Любопытство не порок, а движитель прогресса. Далеко шёл. Да ещё плыл. Я чай на травах готовлю, как раз твою жажду утолю.
— Прошу прощения, что неглиже…
— Да ладно… Дело дачное… Кто ж плавает во фраке и при бабочке, — улыбнулась женщина.
Михаил Владимирович сел на пенёк и, как человек, привыкший сразу решать деловые вопросы, заговорил без экивоков:
— Я, конечно, в основном из любопытства… Но… Вдруг не знаете. Это, ведь, луг заливной. В половодье вода здесь поднимается метра на четыре. Затопит избушку, да унесёт. Избушка-то ваша? Или хозяина?
Женщина улыбнулась.
— Спасибо за заботу, мил-человек. Не поленился предупредить… Моя избушка. После половодья поставили — перед половодьем уберём… Технологии позволяют.
Михаил Владимирович как бы случайно скользнул взглядом по женщине: на бизнес-вумен она не походила. На ведьму Солоху, которая способна флиртовать с почтенным руководством хутора Диканьки — запросто. И домик её, крытый камышом, похож на домик бабы Яги.
— Нравится домик? — снисходительно спросила хозяйка, заметив оценивающий взгляд Михаила Владимировича. — На домик бабы Яги похож… Только забора из заострённых брёвен не хватает с насаженными на них черепами. И мох на брёвнах не успел нарости.
Михаил Владимирович глянул на выдающийся вперёд конёк крыши. Кажется, он называется охлупень. У бабы Яги на нём должна сова сидеть. Или филин.
— Да, архитектура стилизованная, — хозяйка сдержанно улыбнулась. И указала на охлупень, протянув руку вверх: — Вон там ночью филин сидит. Я его Яшкой зову. Днём на чердаке прячется, света не любит.
Михаил Владимирович потрясённо уставился на золотого аспида, обвивающего обнажившееся предплечье указующей руки женщины. Драгоценный браслет, на который мастер не пожалел золота, украшали инкрустации платины, на голове змеи сверкал рубин в виде короны, а нежно прозрачные сапфиры голубизной превосходили небо.
«Да уж… Такой браслет не для руки деревенской бабушки, — изменил своё мнение о хозяйке Михаил Владимирович. — Жена не каждого магната может похвастать таким украшением».
— Семейная реликвия, — пояснила хозяйка, заметив восхищённый взгляд гостя. — Как говорится, из тьмы веков.
— Не опасно такое носить… в безлюдном месте? — Михаил Владимирович неопределённо шевельнул рукой.
— Браслет заговорённый, — улыбнулась хозяйка. — Только я им могу пользоваться. Злой человек ни продать, ни носить для бахвальства его не сможет. Он даёт силу тому, кто владеет им по праву, и несчастье тому, кто завладеет им нечестно.
«Понятно, — разочарованно подумал Михаил Владимирович. — Подделка цыганских мастеров из стекла и мельхиора, гадалками заговорённая».
Хозяйка едва заметно усмехнулась, подняла с чистой белой тряпицы, лежавшей на земле, пучок разнотравья, принялась разбирать травинки, по одной бросая в закипевшую в котелке воду, то ли приговаривая на манер ведуньи, то ли поясняя:
— Это цветы вербены… Вербена способствует исполнению желаний, наделяет даром ясновиденья и защищает от чар. Это шалфей, сорван в полночь на кладбище, где похоронен умерший от меча воин… Помогает от всех болезней, потому что спас деву Марию от царя Ирода. Ветка клевера о четырёх лепестках из следа грабителя, убившего несчастного прохожего — символ удачи и богатства… Трава тимьян. На ней слёзы голодной волчицы, растерзавшей собственного детеныша…
— Откуда здесь умерший от меча? — не сдержался от усмешки Михаил Владимирович.
— Беда молодых: не знают истории отечества, — ни капли не смутившись, вздохнула хозяйка. — Были в тех местах, где я собирала травы, и погибшие от меча, и убиенные прохожие…
— Знай, не знай — беды мало: молодёжь печётся об удачном будущем, а не о забытом прошлом.
— Незнающих историю будущее наказывает.
— Кого наказывает, кого радует. Будущее непредсказуемо. То покажет мираж пленительного оазиса в пустыне, — Михаил Владимирович мечтательно закатил глаза и театрально воздел руки к небу. Но тут же уронил голову к земле, изображая то ли кающегося Отелло, то ли сомневающегося Гамлета: — То явит чёрную тучу у горизонта, извергающую смертоносные молнии… Никто не знает будущего. А хотелось бы знать. Хотя бы своё, — закончил он прагматично.
Михаил Владимирович, конечно же, «прикидывался», как сказала бы молодёжь. Он был твёрдо уверен, что будущее человека зависит только от собственного упорства и вложенных в будущее сил и средств.
— Не стоит заглядывать в будущее… Зачем себя расстpаивать? — усмехнулась хозяйка, помешивая траву в котелке длинной деревянной ложкой.
Михаил Владимирович облизнул сохнувшие губы. После наваристой ушицы с водочкой, после изрядной прогулки по лугу под жарким солнцем, не привыкший к физическим нагрузкам организм одолевала жажда. Пригрезилась полулитровая пузатая кружка советского банного образца, холодная, запотевшая, накрытая щедрой охапкой душистой пены. Но донёсшийся из котелка дух травяного чая перебил пивной дух, Михаилу Владимировичу захотелось «туристического», как в молодости, чая.
— Горячий чаёк в жару хорошо жажду утоляет, — с улыбкой проговорила хозяйка. — Не зря в Средней Азии в полдень чай пьют. А холодное пиво… Им жажду не утолишь. Пропотеешь только… А то и простуду подхватишь. Опять же — спиртное… А тут — травки натуральные, никакой химии, никаких удобрений… Для здоровья полезно.
Хозяйка сняла котелок с огня, поставила рядом с костром, накрыла крышкой.
— Минутку настоится, и попьём чайку. Небось, давно не пил с травками-то?
— С прошлых молодых времён, — подтвердил Михаил Владимирович. — В этой жизни ни разу не довелось.
— Да-а, — согласилась хозяйка. — В молодости одна жизнь, в зрелости — другая… Жизнь в молодости похожа на тесто с избытком дрожжей: прёт через край, жаждет попасть в печь, чтобы стать сладким калачом. Да только у одних торопыг недопёк — сырой кирпич — получится, свиньям потребный. У других, любителей «горячей жизни», бок подгорит — на выброс. Мало у кого калачом выходит.
Хозяйка укоризненно покачала головой.
«У меня, вроде, калачом выходит, — подумал Михаил Владимирович. — Карьера в космические выси прёт, жена приличная, дочь пристроена».
— У меня, вот, старость… — вздохнув, продолжила хозяйка. — Чудаковатый возраст, когда человек начинает понимать, что высший кайф не от обладания крутой машиной или обалденной женщиной, а от наслаждения тонким запахом ландышей весной, бездонностью голубизны неба летом, умиротворяющим шуршанием дождя осенью и незамысловатым теньканьем синиц зимой… Как мне сказал один умный дедушко с четырьмя классами образования, в старости одни становятся философами, другие… Другие — ненавистниками жизни: пенсия маленькая, врачи не лечат, молодёжь не уважает, всё плохо, одна радость — выпить…
Хозяйка умолкла, словно задумавшись.
— А зрелость? — поинтересовался определением своего возраста Михаил Владимирович у пожившей женщины.
— Зрелость? Это промежуток между глупой невинной юностью и мудрой бесполезной старостью, заполненный терзаниями на тему: «И ради чего я всю жизнь мучился?». Шучу, конечно. Зрелость, она у всех разная. У одних созидательная. Созидатели строят дом, семью, жизнь… Строят незаметно, невидимо для других. Есть потребители, которым надо всё и сразу. Им не нравится чужой скромный быт, чужие семейные отношения… Им нужна картинность в семейных отношениях, как в америкосских фильмах о счастливых семьях. Они путают скромную заботливость любви с показушностью киношных отношений... Не нравится им, что камень в фундаменте дома торчит криво… И они походя вышибают тот «кривой» камень… А, оказывается, на том камне держался угол здания… И дом, возведённый усилиями созидателя, кренится под «праведными» ударами любителя показушности… Который не умеет созидать, но умеет быть недовольным, умеет критиковать созидателей и который, по сути своей — разрушитель. Есть откровенные паразиты и хищники…
Хозяйка сорвала широкий травяной лист, прихватила им крышку котелка за ушко, положила на землю чистой стороной кверху. Взяла железную кружку армейского образца из пяти, стоявших на чистой тряпице рядом с костром, пояснила:
— Пятеро нас сегодня чай пить будут.
«Гостей ждёт», — подумал Михаил Владимирович.
Хозяйка зачерпнула травяного настоя, поддержала кружку другим травяным листком под донышко, подала Михаилу Владимировичу:
— Отведай, мил-человек, чайку, не погребовай. Кружка мытая, водица чистая, травки нетоптаные, полезные…
— Спасибо.
Ощутив искреннюю благодарность в душе, Михаил Владимирович принял кружку, вдохнул горячий запах. Почувствовал приятное, своё, доброе, пробудившее волнующие воспоминания из молодости: походы в лес, ночи у костра, песни под гитару, чистые девичьи губы…
Прихлебнул настой.
— Хорошо…
— Да, милок, у себя хорошо, — по-матерински улыбнулась хозяйка. — Природа своя, душа в ней нашенская. Всё своё. Не то, что на каких-то Мальдивах. Там лоск, синтетика, обслуга… Сладко до приторности, да чужое всё, целлофановое.
— Бывали на Мальдивах? — полюбопытствовал Михаил Владимирович, почти допуская, что бывала.
— Где только я ни бывала… Красиво и мёртво там. Как очищенная газированная вода с добавлением искусственного сиропа. А я люблю русский квас на живой родниковой водичке.
— Согласен. Там — для массового потребления.
— Для массовой продажи, — поправила хозяйка.
— Да… Упаковка красивая, да вкус… Как у огурца из «промышленной» теплицы, синтетический. А здесь… Как домашний пирог: внешне непритязательный, но вкуснющий и душистый! Меня Михаилом звать, — спохватился Михаил Владимирович, подумав, что нехорошо, попивая чаёк у хозяйского костра, и не представиться. — А вас как величать?
— Величать — не привечать… Мой дедушка был образованным человеком, читал Вольтера и Шекспира в оригинале. Во времена, когда сторонники Великой Октябрьской революции называли своих детей Тракторами и Революциями, он из протестных соображений дал своему сыну, моему папе, имя Яго. В честь известного литературного героя, посоветовавшего мавру Отелло задушить якобы неверную ему Дездемону. Чтобы со временем выросший и образованный сын смог посоветовать какому-нибудь могущественному «мавру» придушить «гидру октябрьской революции». Не знакомой с произведениями Шекспира чиновнице, регистрировавшей ребёнка и засомневавшейся в странном имени, он пояснил, что имя происходит от заглавных букв «Я Горжусь Октябрём», чем вызвал её революционное уважение. Через двадцать пять лет, когда меня регистрировали в ЗАГСе, сотруднице показалось, что отчество Яговна неблагозвучно. Поэтому она записала меня Ягеевной. Так что я, будь у нас не отчества, а «матьчества», была бы Ягеевной, дочкой бабы Яги. А назвали меня Яной в честь жены Януса, бога входов и выходов. Так что, разрешите представиться: Яна Ягеевна.
Хозяйка с задумчивой улыбкой поковыряла длинной веткой угольки в костре, вздохнула.
— Платок ношу как ведьма Солоха, — с хитринкой покосилась на гостя хозяйка. — А при таком домике на курьих ножках, точно, за бабу Ягу сойду… Только нос у меня поприличней…
Хозяйка добро рассмеялась и завершила:
— Не важно, какое у меня имечко… Возраст изрядный, таких без имени зовут, бабушками. Вот и ты зови меня бабушкой.
— Возрасту вашему мне трудно поверить, потому как, не сочтите за лесть, выглядите вы больше на тётушку, чем на бабушку.
— Спасибо за искренность, мил-человек. Чистый воздух, чистая вода, травки-муравки помогают здоровью. Мать-природа, если к ней с уважением, человека хранит и оздоравливает. По крайней мере, медленнее других стареешь. Да-а… И я когда-то молодой была. Густые, рыжие волосы, зелёные очи, походочка… Мужики глаза вывихивали, когда мимо шла. Таких, умных, соблазнительных да недоступных в средние века в ведьмовстве обвиняли… Считали, что мудрость красивой женщины — признак связи с дьяволом. Сколько невинных девичьих душ рассталось со своими красивыми телами на конце веревки палача или воспарили в очистительном огне из поджарившейся до хрустящей корочки соблазнительной плоти! Мой род ведёт историю от тех жертв средневековой инквизиции…
— Инквизиция — сыскное подразделение католической церкви… Это не в России, — осторожно проговорил Михаил Владимирович, стесняясь уличить пожилую женщину в незнании азов истории.
— Естественно, — подтвердила хозяйка. — В наших семейных сказаниях упоминается некая прародительница из Франции, которая знала Орлеанскую деву….
Признаться честно, кто такая Орлеанская дева, Михаил Владимирович не знал.
— Жанну Д’ Арк, — подсказала хозяйка. — В годы Столетней войны она возглавила французскую армию и освободила страну от английских оккупантов. Ей было всего семнадцать лет. Подобное не под силу и большинству взрослых. А в наше время и вовсе нереально: несмотря на прожитые годы многие современники остаются детьми. Правители предали Жанну, она была сожжена на костре заживо, как еретичка.
Хозяйка грустно улыбнулась.
— Такова судьба героев. Потом мои предки жили в Речи Посполитой. Потом на Украине Богдана Хмельницкого. Потом в России.
— Получается, корни у вас католические! — вроде бы как подшутил Михаил Владимирович.
— Русская я… — как ребёнка, убедила гостя хозяйка. — У евреев, к примеру, если ты захочешь стать иудеем, должен соблюдать заповеди Торы, пройти определённый обряд, после чего суд раввинов определит, достоин ты стать евреем или нет. А у русских… Хочешь быть русским — будь им. Сколько французов осталось в России после поражения Наполеона и стали русскими! Сколько иноземных учёных, военных пропитались русскостью и стали истинно русскими… Человек той национальности, на языке которой он мыслит. Я мыслю на русском языке. И родители мои мыслили на русском.
Михаилу Владимировичу показалось, что хозяйка, вспоминая историю, ещё помолодела. Несмотря на «дачную» хламиду, фигура выглядела грациозно-аристократичной, лицо не портили мелкие морщинки. Михаил Владимирович видел зрелую, но по девичьи привлекательную женщину.
Хозяйка вздохнула, покачала головой, безнадёжно махнула рукой.
— Средневековая Европа времён Реформации походила на сумасшедший дом, в котором нездоровые на головы лекари «прижиганиями» и повешениями лечили народ от «неправильных мыслей». Двести лет, а в некоторых странах и все триста, были запрещены праздничные песни и пляски, яркая одежда. Любая беда вызывала подозрения и доносы: неурожай хлебов — ведьмы наколдовали, корова не даёт молока — ведьма сглазила, виноград повял — ведьма порчу наслала. На ведьм возводили самые чудовищные обвинения: они, мол, выкапывают трупы младенцев из могил и пожирают их…
Хозяйка недоумённо покачала головой.
— В качестве улик суд принимал собственные признания в ведьмовстве или показания соучастниц и соучастников. Признания в колдовстве и имена сообщников добывали изощрёнными пытками: поливали тела кипящим маслом, жгли калёным железом, рвали сухожилия и вывихивали суставы на дыбах, ломали руки и ноги металлическими прутами, дробили стопы в тисках, рвали в клочья груди и промежности. После очередной пытки женщине давали оклематься и пытали вновь. В одном протоколе записано: пытали более полусотни раз! В «выяснении истины» инквизиторы — «псы божьи» — соревновались не с человеком, а с дьяволом, которым была одержима пытаемая. Чтобы избавиться от нечеловеческих мук, женщины сознавались, что вызвали голод, мор скота и людей, пожары и солнечное затмение, сознавались во всём, в чём бы их ни обвинили. Финал был один: костер. Впрочем, реформатор Кальвин был оригиналом: замуровывал женщин. Тем, кто не сознавался в связях с Сатаной, устраивали «суд Божий»: связанными бросали в воду. Выплывет — дьявол помог, на костёр её. Утонет — невиновна, хоронили с соблюдением церковных обрядов.
— Вы хорошо знаете историю Средневековья. Имеете отношение к науке?
— Историю Средневековья знаю хорошо, — кивнула хозяйка и продолжила: — В немецком городке Оснабрюке в шестнадцатом веке за год сожгли и замучили четыреста ведьм. А женского населения в городе насчитывалось семьсот душ вместе с младенцами. Да что там, за год… В саксонском Кведлинбурге за один день на костре сожгли сто тридцать три человека! Красивые женщины во многих западных странах стали редкостью! Даже сейчас на Западе признают, что в России женщины красивее западных. В Испании инквизиция свирепствовала триста лет и поколение за поколением истребляла «еретиков» — наиболее мужественных и образованных людей. Испания, населённая тупыми обывателями, превратилась в третьеразрядную страну, не влияющую на европейскую экономику и культуру.
Толпы горожан собирались смотреть, как ведьм на грязной телеге живодёра везут к месту казни на рыночной площади, как палачи привязывают ведьм к столбам, обложенным сырыми дровами: костер должен гореть медленно, чтобы колдуньи умирали долго. Пережившие адские пытки «ведьмы» жалостно стонали или выли из-за мучительных болей. Одни взывали к богу о спасении, другие богохульствовали и призывали дьявола к мщению. А толпа зрителей — важные особы и беднота, молодежь и старики — глядели на представление, насмехаясь и осыпая руганью несчастных женщин, признанных ведьмами…
Хозяйка укоризненно покачала головой и после недолгого молчания продолжила:
— Семейные предания рассказывают, что моя прапрабабушка, несмотря на жесточайшие пытки, не оболгала невинных, не обрекла их на мучения инквизиции в этом мире и вечные муки в аду. Неизвестно, каким чудом она избежала смерти на костре…
Хозяйка вновь замолчала, задумчиво глядя в огонь костра.
Михаил Владимирович отпил травяного настоя, подождал. Чтобы прервать неудобное молчание и сменить не особо приятную тему, спросил:
— Не сочтите за нахальство, хозяйка… Нельзя ли посмотреть вашу избушку изнутри? Я свою дачку перестраивать собираюсь. Проект замыслил стилизованный под старину. Может, из вашего интерьера пользу для себя найду.
— Полюбопытствуй, милок, не жалко. Я за погляд денег не беру.
Хозяйка молодо встала, подошла к ступенькам крыльца и, обернувшись, жестом позвала гостя.
«Симпатичная женщина, — подумал Михаил Владимирович. — Грациозная… Если не фантазирует с возрастом, то выглядит несравненно лучше, чем Пугачёва после многочисленных косметических операций».
Прихлёбывая из кружки, он поднялся на высокое крыльцо, вошёл в домик.
Помещение, несмотря на единственное оконце, оказалось на удивление светлым, будто освещалось люминесцентными лампами. Справа от входа, на расстоянии метра от стены, красовалась небольшая русская печь с лежанкой, задёрнутой ситцевой шторкой на верёвочке. В простенке стояли кочерга, рогачи разных калибров, метёлка. У окна стол, два табурета и лавка.
Михаил Владимирович с удивлением заметил, что противоположная стена располагалась как бы вдвое дальше, чем позволяли видимые снаружи размеры дома. Стена едва заметно плыла, словно подёрнутая знойным маревом.
«Может, угарный газ от печки?» — забеспокоился он.
И вторая дверь в противоположной стене. Куда она ведёт, объяснить себе Михаил Владимирович не мог: когда шёл через поле, второго крыльца и двери у глухой стены не заметил.
«Не может же домик внутри быть больше, чем снаружи! — думал Михаил Владимирович. — Или чай такой… Со «специальными травами», от которых, как от «травки» чудеса мерещатся?»
— Чай у меня нормальный, — словно услышала его мысли хозяйка. — Травки есть «спесифичские»… Но не вредные для здоровья, а для психики и вовсе полезные: способствуют доверительной беседе.
Михаил Владимирович вопросительно посмотрел на хозяйку.
— А что ты удивляешься? Сам, небось, не гнушаешься угостить компаньонов напитками, которые стимулируют расположение и уважение.
— Что за напитки? Хотел бы я своих партнёров на переговорах такими угощать,
— Ну как же… Часто угощаетесь! Примете изрядную дозу в ресторации, и пытаете друг друга: «Ты меня уважашь?» — «Уваж-жаю-у!».
— А-а… «Стимулятор» золотых отношений в виде водки-виски-коньяка…
Михаил Владимирович рассмеялся и отпил чаю.
— Чтобы наладить золотые отношения, надо иметь золотую душу. А в пустой, захламлённой душе откуда взяться богатству отношений? В древние времена вино вдохновляло восточных поэтов на создание чудесных стихов. В советские времена мужчины сбрасывались по рублю, чтобы посидеть за душевной беседой — им хватало поллитры на троих. Теперь для хорошего настроения мужику поллитры «на нос» не хватает, он от выпитого дуреет, тупеет и обессмысливается до скотского состояния.
— Наверное, дело не в «стимуляторе».
— Не в стимуляторе. Человеку нужно богатство души. В противном случае, как бы хорош ни был «чудесный напиток», он снимет «тормоза» с запретных желаний, высвободит дьявола первобытных инстинктов и обернётся бедствием.
— Питие есть гуманный вид самоубийства, — согласился Михаил Владимирович.
— И от скуки помогает, — усмехнулась хозяйка.
Михаил Владимирович знал бизнесменов, которые угробили свой бизнес, потому что пили лишнего. Да что там, «лишнего»! Попросту спились. Потому что пили «для снятия стресса», понемногу, но регулярно. Незаметно для них эта «регулярность понемногу» выросла в невозможность жизни без выпивки.
— Эта половина, — хозяйка указала перед собой, — как раз такая, как и положено горнице быть внутри домика. А за серединой — порубежье в другой мир.
— В какой… другой?
— Можешь назвать его инопространством, потусторонним миром. Или параллельным измерением. Вон дверь, как раз в параллельное измерение… Некоторые называют такие двери порталами.
«Ну вот и сказки, адаптированные к современной фантастике, начались, — подумал Михаил Владимирович. — Начиталась хозяйка тайных доктрин мадам Блаватской и прочих мистиков-теософов. А, может, и вовсе, на почве параллельных измерений… того…».
Михаил Владимирович устыдился нехороших мыслей о, возможно, нездоровой психике пожилой женщине.
2. Иные там
Потихоньку смеркалось. Уютный костерок в сумраке, чистый луговой воздух с влажной речной пряностью, стрекотание сверчков, щебетание птиц, периодические «выступления» хоров лягушек… Тело Михаила Владимировича ловило флюиды живительной природы, душа очищалась от мусора «столичной цивилизации», как организм больного очищается от ядов тяжёлой болезни.
— Параллельные миры, порталы… Это фантастика, нереальность, — осторожно возразил он хозяйке, задумчиво глядя в пламя костра. — Сверхъестественное невозможно.
— Да, для нас естественны объективная реальность, существующая независимо от сознания, единство трехмерного пространства и равномерной непрерывности времени, — словно бы согласилась хозяйка.
Михаил Владимирович подумал, что полемику с оппонентом, свободно оперирующим постулатами философии и физики, он не осилит.
— Учёный-материалист, увидев приведение, скажет, что его органы чувств воспринимают иллюзию, а не реальность, — продолжила хозяйка. — И не захочет признать, что приведение есть непознанное явление, в сути которого учёные пока не разобрались. Но неразумно отвергать существование чудес, если они происходят. Например, до определённого времени люди не знали, что такое гипноз. Предположим, заговоры… Глупое бормотание? Но ведь, услышав некие «пусковые» слова, человек, подвергшийся нейро-лингвистическому программированию, неосознанно выполнит самые невероятные приказы: прыгнет из окна, взорвёт себя в теракте…
Хозяйка развела руками, как профессор, доказавший студентам некую теорему.
— Или, спустимся в обыденность. Твои родители живы?
— Умерли.
— Мои тоже. К сожалению, родители не вечны. У тебя, наверняка, есть видеозаписи родителей. А, представь, что человеку средневековья ты показал видеозаписи его умерших родственников. Тебя признают колдуном, оживившим мертвецов, и сожгут на костре. А что, если и душу человеческую можно каким-то образом запечатлеть и воспроизвести в виде фантома после смерти тела?
— Ну… Теоретически… — нехотя признал такую возможность Михаил Владимирович. О том, что душа — понятие необъективное, он не подумал.
— Есть непосредственное воздействие через прикосновение. Есть психическое воздействие — гипноз. Есть передача информации с помощью электричества — радио, телевидение и прочее. Без сомнения, есть и другие способы передачи информации и воздействия на материальные объекты, которых люди пока не знают. Как сказал фантаст Артур Кларк, хорошо развитая технология неотличима от магии. Пройдёт время, люди научатся передвигать людей не как шестьдесят или восемьдесят килограммов молекул, запакованных в консервную банку автомобиля, а как некие электрические или другие волны, из которых состоят электроны, протоны, бозоны и какие-нибудь гравитоны. Или опишут материальность привидений, леших и домовых.
— Ну, в материальность домовых я вполне верю, — пошутил Михаил Владимирович. — У меня на даче живёт вполне реальный домовой, Петровичем кличут.
Шутку Михаила Владимировича хозяйка проигнорировала.
— Мы живем на крохотном островке невежества в океане непознанного, — продолжила она уверенным тоном профессора, читающего лекцию. — Обыватели думают, что учёные достигли глубин в познании Вселенной, а на самом деле учёные едва вышли на околоземную орбиту — и весьма смутно представляют, что творится в ближайшей Галактике. А за ближайшими Галактиками — бездна непознанного.
— И у бездны есть дно. Доберёмся и до него.
— Ну да, ну да… Только каждый раз, достигнув очередного «дна», мы с удивлением узнаём, что внизу есть ещё что-то интересное. Древние учёные, достигшие «дна» в изучении мира, считали, что молекулы есть мельчайшие и конечные кирпичики мироздания. Но оказалось, что молекулы состоят из более мелких атомов, а те из электронов, которые кружатся вокруг ядра, состоящего из протонов и нейтронов, которые состоят из ещё меньших частиц. Физика Архимеда с его рычагами перестаёт действовать в микромире, который не воспринимают наши органы чувств. Там действуют законы квантовой физики, которые противоречат здравому смыслу людей. Пространство и время элементарных частиц настолько искривлены и переплетены, что теряют смысл понятия «реальность» и «время». Не существует способа определить наверняка, в какой точке пространства находится в данный момент та или иная элементарная частица, каков её заряд или масса. Ее характеристики такие или сякие, а точнее — и не такие, и не сякие. Она находится здесь, но может быть и там, а может и не быть нигде. Так существует ли она вообще? Насколько элементарны известные нам элементарные частицы? Можно ли разделить их на «ещё более простые»? Если две частицы в ускорителе столкнуть, мы получим три совершенно одинаковые частицы. Один плюс один — получаем три!
Михаил Владимирович разбирался в экономике, в бизнесе, в политике, но о квантовой физике не имел даже общего понятия, поэтому слушал импровизированную лекцию с интересом.
— Казалось бы, с определением элементарных частиц наука достигла дна. Ан нет! Из-под дна нам играет неведомую мелодию теория струн. Кварки, конечные микрочастицы из квантовой физики, состоят из невообразимо крошечных нитей энергии, которые напоминают струны. Вибрации струн придают частицам их уникальные свойства — массу, заряд и всё остальное. То есть, элементарные частицы отличаются друг от друга только количеством струн и особенностями их колебания. Со времен Древней Греции учёные считали, что всё в мире состоит из крошечных частиц. А теперь нам предлагают сыграть гимн мирозданию на энергетических струнах… Учёные утверждают, что каждый объект обладает волновой функцией, распространяющейся на всю вселенную. Мы с вами сидим здесь, разговариваем между собой, мыслим, а наши слова и мысли отражаются на всю вселенную. Мы мечтаем слетать на какую-нибудь Андромеду. А зачем на неё летать? Кванты любого человека уже достигли Андромеды! Всё это настолько необъяснимо, что многие ученые, «побарахтавшись» в квантовой механике, ударились в религию, занялись богоискательством.
Михаил Владимирович молчал. То, что всё материальное состоит не из корпускул, а из энергетических струн, для него было новостью. «Энергия… Это… Это молнии, радиоволны… Они же прозрачны! Мы тоже должны быть прозрачны!».
— После того, как учёные поняли, что в квантово-механическом представлении о мире есть какая-то глубокая истина, они задали классический древне-греческий вопрос относительно себя: «А кто есть я?». С точки зрения квантовой механики ответ может быть один: «Я есть нематериальная волновая функция, которая тянется до края вселенной». То есть, душа. А тело — это вспомогательная оболочка для существования души в материальном мире.
Михаил Владимирович молчал. Вывод был удивительным и возразить было невозможно.
— Как ты думаешь, просто так ли Президент Путин, бывший коммунист, нерядовой сотрудник КГБ, а значит, материалист, атеист и прочее, вдруг стал способствовать возрождению веры и церкви в России? Наверняка, не для того, чтобы перетянуть на свою сторону электорат стареньких бабушек и слегка свихнувшихся на библии некоторых молодых. Многие учёные, занимающиеся проблемами микромира, признали, что они ничего не понимают в строении микромира. Никто в этом мире не понимает, что такое квантовая физика, квантовая механика. Ученые всё больше убеждаются в том, что квантовые эффекты — это непонятная магия, проявление наших психических процессов, что законы физики и сознания дополняют друг друга.
Своей логикой христианство — не католичество и не протестантство, а именно наша восточная православная традиция — идеально описывает картину мира, в которой действует квантовая механика. Мы с вами говорим, а наше слово отзывается во всей Вселенной. Мы можем воздействовать на всю Вселенную, но не ведаем, что творим, не контролируем своего влияния. Здесь нам Господь Бог в помощь, как говорится, чтобы не натворили бед. Иногда мы имеем благие пожелания, хотим сделать что-то хорошее, а выходит ровно противоположное. Благими намерениями прокладывается дорога в ад.
— Ну… То физика микромира… — невпопад возразил Михаил Владимирович.
— Хорошо, отставим в сторону физику микромира. Рассуждая о возможном и запредельном, поднимем голову вверх. Над нами миллионы звёзд. Мы их видим в реальном времени? Сейчас?
— Естественно.
— Ничего подобного! До края нашей галактики сто тысяч световых лет. То есть, звезду с окраин галактики мы видим такой, какой она была сто тысяч лет назад. А звёзды из других галактик, которые мы наблюдаем в супертелескопы, вообще прекратили своё существование миллионы лет назад. А к нам доходит их свет, излучённый ещё до появления жизни на Земле. В супертелескопы мы наблюдаем прошлое!
Хозяйка сделала паузу и пытливо посмотрела на Михаила Владимировича, выжидая, когда он осознает невероятность сказанного ею.
— Что, на твой взгляд, есть вакуум Вселенной? — спросила она. — Пустота?
— Ну… Вакуум, он и в электрической лампочке вакуум, — попытался пошутить Михаил Владимирович. — Пустота, раз там ничего нет.
— Пустота, это в параметрах пространственно-временного континуума, который описывает механика. Но там, где кончается физика Архимеда и Ньютона, начинаются иные пространства, описываемые теорией струн. Мы видим пространство в трёх измерениях: длина, ширина, высота. Четвёртое измерение — время. Учёные предполагают наличие ещё шести измерений. В дополнительных измерениях — мирах — всё существует в волновом виде, в виде сгустков энергии. Вакуум Вселенной заполнен иными мирами, сквозь которые проходят реальности нашего мира. В наш мир иногда проникают реальности иных миров. Ты видел шаровую молнию?
— Да, один раз. Молочный шар чуть меньше футбольного мяча, который переливался блёклыми цветами. Я видел, как он возник неоткуда, прокатился по валявшейся на земле рельсе и беззвучно исчез. Учёные, кажется, до сих пор не разгадали природу шаровых молний.
— И не разгадают, пока не постигнут сути пятого и шестого пространств. Измерений, если хочешь. Потому что шаровые молнии, это нечто, прорвавшееся в наш мир из пятого или шестого пространства-измерения. Это сгусток чистой энергии, согласно теории струн, который визуализируется нами в виде полупрозрачного шара. А, представь, если это «образование» из шестого измерения явится к нам в образе человека… Что ты увидишь?
— Призрак… — ошарашено произнёс Михаил Владимирович.
— Что и требовалось доказать.
Хозяйка удовлетворённо помолчала.
— Да, в этом что-то есть, — признал Михаил Владимирович.
— «Что-то» есть всегда. Мы не знаем сути сознания. Мы не знаем сути души — но некоторые учёные утверждают, что душа есть. Мы не знаем, когда у человека появляются сознание и душа: когда он ещё в утробе матери, или ещё раньше, когда он в форме крохотного зародыша… Может, и не надо знать, пока есть медицинская процедура под названием «аборт»? Или же душа и сознание даётся человеку свыше при рождении?
— Людям хочется вечности, — снисходительно вздохнул Михаил Владимирович.
— Да, людям хочется вечности… Но когда люди говорят о душе, они пытаются подавить страх смерти, который довлеет над ними. Мысли о вечной душе — компенсация бренности тела, надежда на вечность хотя бы бестелесной составляющей человека. Без надежды человек подобен лошади, которая тащит телегу со своими скорбями.
— И в чём же суть сознания? В передаче через синапсы и фиксации электрических импульсов нейроклетками головного мозга? Или в существовании некоей нематериальной мыслящей субстанции, описываемой теорией струн?
— В существовании нематериальной субстанции, когда сознание и душа, как освободившаяся энергия, уходят в иные пространства.
— Значит… В этих «дополнительных» пространствах существует разумная жизнь? — с опаской предположил Михаил Владимирович.
— Ох, боже ж ты мой! — всплеснула руками хозяйка. — О чём я тебе весь вечер и толкую. Человек не единственная разумная субстанция на Земле! Не следует обольщаться, что человек — царь природы и владыка мира. Были, есть и будут иные разумные субстанции. Они существуют в параллельных мирах и между мирами. Невидимые для глаз человеческих, приходят в наш мир. Привидения, духи… зомби.
— Ну, насчёт того, что трупы можно оживить, в это поверить невозможно. Человек умирает — и тут же начинаются процессы разложения органики тела. Чтобы активно существовать, двигаться и мыслить, трупу нужно восстанавливать белки, вырабатывать энергию и так далее. Даже я, не биолог, это понимаю. Чтобы восстанавливать белки, нужна генетическая информация, а гены у трупов, грубо говоря, сгнили…
— Ты что-нибудь слышал о прионах?
— Это от которых «коровье бешенство» и болезнь Альцгеймера? Ну, что-то, краем уха.
— Микробы, вирусы имеют генетическую информацию, поэтому их считают живыми организмами. Прионы — белки с аномальной структурой без генетической информации, поэтому их относят к неживой субстанции. Но, попав в организм, они запускают синтез себе подобных белков. Неживые — неживых! Всё это сложно, я не буду читать тебе лекции о прионах. Но энергетические существа пятого или шестого пространства, или, как их называют в сказках, «духи», вселившись в мёртвые тела, запускают прионный синтез белков и прочие механизмы, не работающие в живых телах, и превращают мертвецов в зомби. «Иные» из других миров сильнее человека.
— Люди разные: слабые, сильные, очень сильные… — попробовал оспорить первенство «царя природы» Михаил Владимирович.
— Я имею в виду силу не отдельно взятого человека, а силу человека, как среднего представителя сообщества. Наш мир прост по сравнению с иными мирами. Он вроде ясельной группы, где сознания и души людей доращивают и переводят в более серьёзные миры. И хорошо, что людям неведом вход в параллельные миры. Потому что прошлое, настоящее и будущее едины между мирами. Ведая место перехода, можно перейти не только в параллельные миры пятого и шестого пространств, можно перейти в прошлые времена или в будущие. А к этому люди не готовы. Когда человек научится проникать в пятое или шестое пространства, он сможет свободно и мгновенно передвигаться в любую точку Вселенной, путешествовать в прошлое и в варианты будущего…
— В варианты?
— Ну конечно! Будущее не может быть одним! Оно, как дерево, от ствола настоящего разветвляется на множество вариантов-ветвей, которые мы определяем своими поступками.
— Вы говорите о пятом и шестом пространстве… А десятое?
— Десятое… — хозяйка усмехнулась. — Десятое пространство — это Высший Разум. Это Бог. Он может всё. Сатана может почти всё. Бог низверг его в девятое пространство. Если люди достигнут десятого пространства, они получат неограниченные возможности и уподобятся богам.
— Бога нет, — скучно, как упрямый школьник, стоял на своём Михаил Владимирович.
— Только невежды пытаются доказывать, что Бога нет. Умный учёный всегда знает границы своей компетенции. К примеру, сравните компьютер с биологической клеткой. В клетке есть всё, что есть в компьютере: блок питания, считывающие устройства, вход, выход, генетические программы, в соответствии с которыми компьютер выполняет определённые функции. То есть, клетка — это сложнейший кибернетический объект. И эта микроскопическая клетка фантастически сложнее любого компьютера величиной с железный кубометр. Скажи, может суперкомпьютер, каких в мире единицы, создаться случайным образом в «питательном бульоне» океана, как описывают учёные возникновение одноклеточных? «Питательный бульон океана»… — хозяйка усмехнулась, качнув головой. — Каша из случайно попавших в воду химических элементов… Представь: огромная свалка столичного мусора, которую ворошат порывы ветра… И вот в результате этого «ворошения» случайным образом собирается простенький компьютер, подключается к случайно оказавшейся рядом батарее… Случайным образом набираются нужные для его работы программы, потому что на клавиатуру случайно падают нужные камешки… Ты можешь в это поверить?
Хозяйка вяло отмахнулась.
— Клетка сложнейший объект, который может быть только продуктом Разума с большой буквы.
— Ну, хорошо… Допустим, параллельные миры — реальность. Допустим, приведения, лешие и прочая «иная» нечисть — жители параллельных миров. Значит, черти тоже жители параллельных миров? А ад — это тот самый параллельный мир, из которого приходят черти? Соответственно — есть и рай? Или в параллельных мирах живут только языческие лешие с бабами-ягами и им подобные «иные» с «нехорошими характерами и намерениями»?
Хозяйка тяжело вздохнула. Так вздыхает учитель, в который раз растолковывая тупому ученику простейшую для него теорему о пифагоровых штанах.
— Совершенно верно, Рай и Ад — одни из многих параллельных миров высшего порядка. Из которых «иные» попадают в наш мир. Иногда по собственному желанию. Но чаще человек призывает своего «иного». «Плохие иные» — порождения человеческих страстей, пороков, материализовавшегося обмана… «Плохие иные» — это умершие люди со всеми их недостатками, перенесённые в параллельные миры. Материализовавшиеся проклятия. И пожелания. Мысль материальна, поэтому с желаниями надо быть осторожнее, формулировать их яснее. Дело в том, что одни пожелания исполняет Бог, другие — Дьявол. Причём, Дьявол наши желания исполняет чаще, чем Бог. Но исполняет слишком буквально, до извращения точно. Например, устанет человек от глупого начальства, склочного коллектива, тупого общества, взмолится: «Надоели все! Хочу ни от кого не зависеть, и вообще… чтоб один!». И Дьявол пунктуально выполняет его желание: у него умирают родители, его выгоняют с работы, индивидуальное предпринимательство не приносит доходов, общество отторгает… И остаётся он один в точнейшем понимании этого слова. Как просил.
— Почему же Бог реже исполняет наши желания?
— Бог даёт людям свободу выбора между плохим и хорошим. Иногда — между неизвестным и другим неизвестным.
— Это игра в кости, выбор случая, а не свобода выбора. Подчиняя свои решения случаю, броску костей, свободы не обретешь. Может, надёжнее указать людям верный путь?
— Верный путь указан в заповедях: не укради, не убий и так далее. Но люди просят Бога помочь им по мелочам. Просить об исполнении желаний, а не добиваться их воплощения самим — проявление слабости. Сказано же: кого Бог любит, того испытывает.
— Чтобы проверить силу веры в него? Как приверженность к «Единой России»?
— Думаю, он проверяет, на что человек будет годен, попав в иной мир.
— То есть, согласно вашей теории, Бог и Дьявол — жители параллельных миров.
— Они не просто жители, они властители параллельных миров. Сильнее их нет никого.
— Своего рода двухпартийность, — усмехнулся Михаил Владимирович. — Партией власти руководит Бог, оппозиционной партией руководит Дьявол, он же — Сатана. Их электорат — ангелы и черти. Земной электорат вправе выбирать себе партию. Интересно, а там… в параллелях, есть право выбора «партии»?
— Конечно. Только голосование происходит не методом бросания бюллетеней в урны, а делами своими. Как кредо у спикера Володина: «Верь только делам!». Творишь благие дела — принадлежишь партии Бога. Творишь богопротивные дела — принадлежишь партии Дьявола.
— То есть, ангел может стать чёртом, а чёрт — ангелом?
— Не всё так буквально. Чёрт, по рожденью чёрт. Он не может стать ангелом. Ангел может стать падшим, и тогда их командируют на землю, дают равные с людьми права. Некоторые падшие ангелы организуются в толпы под радужными флагами, претендуют на ангельские привилегии. Но, они — тупиковая ветвь жизни. Став смертными, не задумываются, что между ног у них так же гладко, как и подмышкой. И что размножение почкованием на земле ещё не придумали, а клонирование в зачаточном состоянии. Ну, а наиболее согрешившие ангелы превращаются в бесов и низвергаются в Ад.
— Может, там и правительство есть? — хмыкнул Михаил Владимирович, указав пальцев вверх.
— Монархия.
— Ну, кто монарх, понятно. А остальные?
— Ранжир по степени приближенности к Богу. Младшие чины наставляют простых смертных на праведный образ жизни. Средние чины помогают людям бороться с дьяволом, творят чудеса и делятся благодатью с людьми. Архангелы — небесные учителя, снисходят до наиболее святых людей. Личные ангелы-хранители людских правителей обучают их мудрому управлению.
Михаил Владимирович недоверчиво крутанул головой:
— Складывается впечатление, что не у каждого правителя есть личные ангелы-хранители. Или они плохо наставляют правителей.
— Ангелы-хранители есть у всех. Другой разговор, что иные правители не слушают их наставлений и подписывают договор с Сатаной, соблазняющим их властью, деньгами, удовольствиями.
Помолчав, словно раздумывая, хозяйка продолжила:
— К высшим небесным чинам относятся престолы — секретари Бога, которые помогают ему на Суде…
— Ага, как Песков помогает Путину на конференциях, — улыбнулся Михаил Владимирович.
— …Херувимы — своего рода управленцы. Серафимы — гвардия Господня, силовики.
— Всё, как у нас!
— Серафимы — сильнейшие и могущественнейшие ангелы. Они исполняют поручения Бога на земле, борются с силами тьмы, карают грешников, уничтожают падшие города, как Содом и Гоморру, например, и истребляют безнадёжные народы. Ангелы Люцифер, Асмадей, Левиафан и Вельзевул были серафимами. Они предали Бога. Люцифер стал Сатаной. Сатана — князь тьмы, правитель тёмного мира. Оружие Сатаны — ложь. Он обещает людям всё, но, забрав их души, лишает всего.
— Среди политиков он бы пользовался успехом. Они тоже перед выборами обещают всё, а, собрав голоса, забывают о своих обещаниях.
— Сатана, он же Люцифер — князь гордыни, главный над демонами в аду. Бельфегор прельщает людей богатством. Маммон — демон жадных. Его страсть — золото. Ну и тьма бесов, падших ангелов, слуг Сатаны. Бесы ненавидят людей, совращают их, заставляют усомниться в Боге. Человек для них — средство умножения зла, умножения власти Сатаны в мире. Но против воли человека они бессильны.
— А вот, предположим, ведьма и баба Яга. Обе представители «тёмных сил»…
— Нет. Ведьма — это чёрт в юбке, творит только чёрные дела, на добрые неспособна. Она продала душу — и собственных детей Сатане продаст. А баба Яга — обычная женщина, наделённая знанием. Она вхожа в иные миры, может провести туда человека. Характер у неё, скажем, не сахарный, но, если к ней с уважением, она помогает людям. Я, например, стараюсь помогать хорошим людям.
Хозяйка улыбнулась.
— Вы — баба Яга, что-ли? — в шутку спросил Михаил Владимирович, но ответа услышать не успел. Дверь избушки открылась, на крыльцо вышел невысокий упитанный мужчина чиновничьего вида в старомодном светлом костюме, правда, без портфеля. Неловко пятясь задом, держась одной рукой за перила и опираясь другой о колено, спустился по высокой лестнице вниз.
— О-о, у нас гости! — словно встречая зашедшего с улицы в дом знакомого, известила хозяйка.
— Гостей обычно ждут в доме с улицы, — заметил Михаил Владимирович. — А у вас как-то наизнанку: из дома на улицу. Вроде, в дом никто не входил, и я, когда дом осматривал, никого там не видел.
— То обычные гости, а у меня необычные, — улыбнулась хозяйка и пригласила мужчину: — Садись, дорогой, к нашему очагу.
«Может, на печке за занавеской спал, когда я комнату разглядывал, — подумал Михаил Владимирович. — Или на чердаке. А, может, в заднюю дверь вошёл».
— Сатановский, замначальника, — снисходительно представился мужчина, подав вялую ладошку Михаилу Владимировичу словно для лобызания.
— Михаил. Начальник, — скептически представился Михаил Владимирович. — Подобных «больших замов» в старомодных костюмах, из «Саратова, из глуши», он в столице встречал немерено. И решил шутить дальше: — Сатановскому Евгению Яковлевичу не родственник?
— Кто такой? — без интереса спросил местный Сатановский, присаживаясь на невысокое полено, стоящее у костра.
— Ну как же… — почти укорил местного Сатановского Михаил Владимирович. — Известный учёный, эксперт по экономике и политике Израиля.
— А, — без интереса отозвался местный Сатановский. — Нет, не родственник. Израиль для нас, как бы это сказать, объект маленького подотдела в нашей конторе.
— Ого! Впечатлили! А чем занимается сама контора, если не секрет?
— Не секрет. Общество с неограниченной ответственностью «Преисподняя». Филиалы по всему миру. Своего рода монополисты.
— Смелое название… И насчёт мирового монополизма крупная заявочка. Бизнес в похоронной области?
Формулировку «с неограниченной ответственностью» Михаил Владимирович принял за профессиональный юмор.
— Точнее, в постпохоронной, — буркнул Сатановский. — Я, если можно так сказать, выполняю роль Харона, перевозившего на лодке души умерших через Стикс в мир мёртвых.
Но разъяснять специфику работы не стал.
«Хороший бизнесмен рассказал бы подробнее о своём бизнесе, — осудил неразговорчивость Сатановского Михаил Владимирович. — Распространение информации среди других бизнесменов есть бесплатная реклама. Постпохоронный… Ухаживают за могилами, что-ли?».
Ему показалось, что от Сатановского исходит несильный, но достаточно резкий запах. Что-то знакомое, но вспомнить запах не получалось.
— Наша работа в рекламе не нуждается, — задумчиво проговорил Сатановский. — Поставки непрерывные, клиентура нескончаемая…
Михаил Владимирович в очередной раз заметил, что у этого костра собеседники словно читают его мысли.
— Сопровождаем грешников в Ад, — негромко, словно для себя, пояснил Сатановский.
«Пошутил насчёт преисподней», — догадался Михаил Владимирович. И уточнил с улыбкой:
— УФСИН?
Сатановский вопросительно посмотрел на Михаила Владимировича.
— Служба исполнения наказаний?
— А… Ну да… Препровождаем для исполнения наказаний…
— Это вы правильно сказали, что клиентура нескончаемая. Желающих жить вопреки нормам и законам общества у нас не убавляется. В тюрьмах, похоже, скоро мест свободных не останется.
Помолчали немного, глядя в мятущееся пламя на углях костра.
— Народ думает, что Ад — это гигантская тюрьма в глубинах Земли, — вдруг рассердился Сатановский. — Из всех тюрем — самая ужасная. Думают, что в ней томятся грешные и злые души, а Сатана служит кем-то вроде разнарядчика, отпускающего наказания согласно грехам. Господи, как всё упрощённо!
«Тюрьма и есть ад, — подумал Михаил Владимирович. — По-крайней мере, для нормальных людей. Серой от Сатановского пахнет!» — вспомнил он. Петрович иногда в дачном домике жёг серные свечки, чтобы вытравить мышей и насекомых. Так же пахло. Вероятно, в местах заключения для санобработки пользовались такими же серными свечками.
Сатановский безнадёжно махнул рукой.
— Взять, к примеру, вас, русских грешников…
— А вы, извините, какой национальности будете? — обиделся нетолерантности
Сатановского Михаил Владимирович.
— Я? Я никакой национальности. Я — человек мира.
— Еврей, — уточнил Михаил Владимирович.
— Почему еврей? — не обиделся Сатановский.
— Ну, во-первых, фамилия... Во-вторых, только евреи скрывают, какой они национальности.
— А… Нет, не еврей, — абсолютно безразлично отнекнулся Сатановский и, подумав, спросил: — Вот, Адам, к примеру, какой национальности?
— Еврей, наверное… Как и Христос.
— Ошибаетесь, уважаемый. Первоисточники плохо изучали. Согласно Новому Завету, евреями рождены Иисус и его апостолы. А в Ветхом Завете сказано, что Адам сотворён Богом, а, значит, его гены не содержат меток национальности. Так что, успокойтесь: я такой же еврей, как русский, и такой же немец, как араб.
— Хотите сказать, что вы ровесник Адама? — скептически спросил Михаил Владимирович.
— Нет, не хочу, — пожал плечами Сатановский. — Верить или не верить мне, дело хозяйское. Проводить генетический анализ мне недосуг, примите заявление как аксиому, без подтверждающей справки из лаборатории. Так вот, взять, к примеру, русского грешника. Все думают: попал он в Ад… Кипящая смола, раскалённые сковороды и прочее… Вечно… Вечно — значит, второй раз не умрёшь. А русский человек ко всему привыкает-приспосабливается. Ну, помается год… два… десять… век! Вечность — штука долгая. По сравнению с вечностью и год, и век — пылинки. Привыкнет! Поймёт, что второй раз ему не умирать. Начнёт обустраиваться. Обязательно высмотрит какого-нибудь слабодушного чертёнка, уговорит на нарушение внутреннего распорядка. Отлучусь, мол, на недолгое время… Обязательно вернусь, зуб даю! И вернётся, как честный человек! Ага, с мешком яблок, по случаю приобретённых в Райских Кущах. Заквасит бражку… Угостит чертей… И всё: Ад, как налаженное предприятие, можно закрывать!
Сатановский безнадёжно махнул рукой.
Михаил Владимирович улыбнулся. Это точно: русские где угодно обустроятся, даже в аду.
— Ты думаешь, Ад внизу, под землёй? — требовательно спросил Сатановский. — Наверху тоже Ад. Какой из них хуже? Хуже тот, из которого нет возврата.
— Ад там, где нет Бога, — поправила Сатановского хозяйка.
— А если не веришь в Бога? — задал провоцирующий вопрос Михаил Владимирович. И подумал, что прав Сатановский: наверху, во власти, для большинства сущий ад — каждый норовит сожрать каждого, только успевай поворачиваться, чтобы остаться наплаву. И никто там не верит ни в бога, ни в чёрта. Но Дьяволу души продать подороже каждый готов.
— Ты думаешь, что не веришь в Бога? — хозяйка посмотрела на Михаила Владимировича снисходительно, как на ученика. — Вера постигается сердцем, а не разумом. И обнаруживается, когда её не ищут. Но, если на самом деле ты не веришь в Бога, тогда Ад там, где нет Высшего Разума. И в Высший Разум не веришь? Тогда ещё проще. Ад там, где нет разума. Только этот Ад — для разумных. Который устраивают им безумные. Ты не обращал внимания, какие законы-указы придумывают депутаты и министры для народа? Точнее, для своего электорального быдла… Безумные!
Михаил Владимирович молчал. Потому что слово «министр» для него было не заоблачным, а вполне обыденным словом. И электорат… тоже.
— Много разных тварей на свете, — тяжело вздохнул Сатановский. — Например, медведка. Противная, но безобидная для человека. Рассаду только жрёт. Чёрная мамба, самая ядовитая змея на земле. Жутко агрессивная. Ползает со скоростью двадцать пять километров в час. Не убежишь. Укусит, можешь раздавать вещи прохожим и, не отвлекаясь, топать на кладбище, дабы не утруждать близких расходами на катафалк. Мир кишмя кишит желающими съесть человека: клопы, глисты, волки... Ты слышал что-нибудь про сомика Кандиру? Живёт в реке Амазонка малюсенькая рыбка, похожая на прозрачную зубочистку. Почуяв в воде мочу, проникает в мочеиспускательный канал, растопыривает жабры с острыми шипами, и начинает сосать кровь. Извлечь сомика невозможно. Боль такая мучительная, что аборигены предпочитают отсечь себе пенис. А предусмотрительные, прежде чем зайти в реку, туго перевязывают крайнюю плоть бечёвкой.
Сатановский скривился: вот так вот, мол.
— Люди считают себя высшими существами на Земле. Но уретральному сомику плевать, что люди придумали компьютер и космические корабли. По мнению клопов, глистов и уретральных сомиков люди просто очень вкусные…
Сатановский помолчал и подвёл неожиданный итог:
— Но самая ужасная тварь — человек…
«Не зря говорят, что работа накладывает отпечаток на человека, — подумал Михаил Владимирович. — Человек, работающий с преступниками, думает, что весь мир преступен».
— Раньше как? Человек умрёт, его душу, согласно наличию или отсутствию грехов, распределяли в Рай или в Ад. Порядок был.
Сатановский удовлетворённо кивнул, и тут же возмущённо всплеснул руками:
— В рай теперь — по звонку, по протекции. Нынче богатому грешнику купить лучшее место в Раю — как два пальца об асфальт! В Ад — по желанию.
— Странные желания — попасть в ад, — засомневался Михаил Владимирович. Рассуждения об аде он воспринимал, как чисто теоретические. Так сказать, литературная метафора применительно к реальным местам заключения.
— Людьми управляют желания, точнее, жажда чего-то. Люди жаждут пищи, спиртного, любви, власти, славы… Отличаются друг от друга только соотношениями этих желаний. Одних непреодолимо влечёт еда, и они становятся безобразно толстыми обжорами. Для других главное секс — и они становятся маньяками. Есть любители однополой любви, любители извращённо потрахаться и натурально поширяться. Одержимые стремлением властвовать становятся тиранами. Но есть и исключения. Святые утверждают себя в милосердии. Гениев ведёт по жизни неутолимая жажда творчества и открытий. А есть любители резаться и вешаться. Вы же не удивляетесь, что есть садисты и мазохисты? Вот и в Аду: есть извращенцы, желающие послужить. Мучить людей в самой извращённой форме, да ещё и благодарности от начальства получать. Где приятнее работу найдёшь?! Но Ад теперь не тот. Ад превратили в коммерческое предприятие. За деньги в Аду чем хочешь можно заниматься… Согласно перечню в лицензии, естественно. И занятия эти отличаются богатством выбора и изощренностью, по сравнению с которыми жизнь в Раю скучна и безрадостна. В Аду теперь нет такого греха, который бы не прощался. Плотские наслаждения возведены в ранг извращений, они совершенствуются и не знают пределов. Желающие насилуют совращённых ангелов — в Аду нет границ, запретов, осуждения. Мучения падших ангелов обыватели в Аду воспринимают, как выступления талантливых артистов и сопровождают аплодисментами. И доска с девизом «Jedem das Seine» («Каждому своё» — надпись над входом в концентрационный лагерь Бухенвальд), начертанный над входом, заменена лозунгом: «Ад прекраснее Рая!». И знаешь, что это такое по большому счёту? Это концентрация свободы, толерантности и прочих либеральных ценностей в форме предельного освобождения от любых условностей до уровня постоянного оргазма, вечного экстаза. Мир, в котором нет ни запретов, ни ограничений. Торжество гедонизма, когда получение удовольствий — высшее благо для человека.
Сатановский покачал головой, будто сожалея о чьём-то нехорошем поступке.
— Какая чушь! Одних привозят туда в чёрных лимузинах с зеркально-тёмными стёклами. Другие плетутся сами, запинаясь, как наркоманы под кайфом. Мужчины, женщины, молодёжь с пустыми глазами. Принимают всех, двери вместилища беспредельной свободы наслаждений распахнуты настежь. И знаешь, что их всех объединяет? Они все слепы!
Сатановский безнадёжно перечеркнул пространство перед собой.
— Для «хозяев жизни», «хозяйчиков» и их прихлебателей пребывание в Раю — как постная кутья триста шестьдесят дней в году. Хочется чего-то остренького, греховного, соблазнительного… А на сковородке жариться вместо себя они всегда желающего купят. Или уговорят «на идеологической основе». Найдутся толерантные любители мучиться за других и по принципу: «Если не я, то кто?». Врачи, к примеру… Их клянут, бьют, судят, зарплаты смешные платят… А они: «Если не я, то кто их лечить будет?». Есть любители резаться и вешаться. Так что, и любители мучиться есть: жарят их на сковороде или окунают в кипящую смолу… Варёное мясо свисает с костей, здоровья никакого… Бр-р! Не понимаю я таких.
Сатановский натурально передёрнул плечами. Вздохнув, добавил:
— А иным не надо выбирать, куда идти. Для одних и здесь рай, а для других вся их жизнь — сущий ад.
— Да уж… — буркнул Михаил Владимирович.
— Состав ваших правителей по большей части оттуда. Не из Рая.
— То, что «оттуда», все знают, — бросила реплику хозяйка.
— Никто и не говорит, что у наших правителей чистые, безгрешные души… — оправдался Михаил Владимирович. — Все мы не без греха.
— Не даром чиновничью партию в народе называют партией жуликов и воров, — усмехнулась хозяйка. — Правящая верхушка состоит из властолюбцев. Места в правительстве захватывают алчущие власти, а не специалисты, которых заботит решение общественных проблем.
— И правители, по причине глупости, не заботятся об уважении электората к власти. А неуважение к власти обессиливает её, — чмокнув, будто высасывает из зуба остатки пищи, добавил Сатановский. — Стоит раструбить о невежестве правителей, и их рейтинги катастрофически падают.
— Нет, нами правят не дураки, — продолжила хозяйка. — Как организаторы масс, они достаточно умны, но слишком невежественны за пределами политики. К тому же в помощниках у них недалёкие чиновники, головы которых забиты инструкциями. И мыслят чиновники либо штампами, либо никак. И практически все алчут власти, чтобы получить удобное место у кормушки. Частенько греша влиянием своей должности на получение выгоды.
Михаилу Владимировичу, как чиновнику высшего разряда, хотелось бы возразить, но… Всё сказанное было правдой.
— К сожалению, нет в мире людей не ошибавшихся. Нет безгрешных, — вздохнула хозяйка и словно поддержала Михаила Владимировича.
— А как же святые? — усмехнулся Михаил Владимирович.
— И святые не безгрешны. Апостол Пётр отрёкся от Христа, когда того взяли иудейские первосвященники, чтобы отдать на суд римского префекта Иудеи Понтия Пилата. Но теперь Петра называют первоверховным апостолом и считают лучшим из апостолов, потому что он больше других сделал для становления и развития христианских церквей после смерти Христа. Апостол Павел, до крещения носивший имя Савл, был воинствующим фарисеем, активно участвовал в преследовании первых христиан. Есть грешники заблудшие, избегающие Дьявола и согрешившие по недомыслию и слабости своей, а есть ищущие греха, дабы, вступив в сделку с Сатаной, получить максимум привилегий.
Михаил Владимирович вздохнул, но промолчал. Хозяйка опять была права.
— Складывается впечатление, что нынешняя так называемая аристократия — из числа вторых, в большинстве своём всплывших со дна общества, — с кряхтением признал Сатановский. — А что плавает и не тонет, все знают. Эти «аристократы» ведут себя, как мужичьё с повадками скотины. И результаты деятельности этих рулителей напоминают продукты жизнедеятельности той скотины.
Сердито посопев, он продолжил:
— Да, все мы не без греха. Но Бог даёт правителям истинные знания и умения, а Дьявол — ложную уверенность в том, что они знают и умеют управлять страной, людьми. Уверившись в том, правители презрели добродетель и творят зло, прекрасно зная, что творят, уверенные, что они не «твари дрожащие» и «имеют право».
Михаила Владимировича покоробили сравнения Сатановского: он сам был сыном родителей «от сохи, от бороны», но в верхние эшелоны власти не «всплыл», а поднялся трудами праведными. Как ему казалось. Поэтому довольно сердито возразил:
— Раз «всплыли», значит, в них заложены соответствующие гены и они способны быть наверху. Всем давали возможности. Те, кто их не использовал, обречены быть на дне.
— Ну, подобное мы уже слышали. Как сказал рыжий «прихватизатор» при смене социалистического строя на капиталистический: «Вымрут миллионов тридцать. Сами виноваты — не смогли перестроиться». Этот деятель пренебрежительно и походя обрёк на смерть тридцать миллионов… В Великую Отечественную погибло меньше! Ты ещё скажи, что бедность передаётся по наследству, — усмехнулся Сатановский. — И что численность бедняков надо держать под контролем, прирост и состав населения регулировать, поддерживать баланс между элитарной и трудящейся частями человечества. О евгенике и попытках создания арийской расы мы тоже слышали…
— А, может, улучшение жизни бедняков приведёт к рождению улучшенного потомства? — предположила хозяйка.
— Регулирование численности низших классов приведет к росту их уровня жизни, — согласился Михаил Владимирович. — Но увеличение бытового комфорта вряд ли повысит их умственные способности. У женщины, прожившей всю жизнь в Пруссии, вырастет ребёнок с характером пруссака. Именно таким образом национальные особенности сохраняются столетиями, несмотря на многочисленные исторические события. И совершенно нереалистично полагать, что бедняки в этом отношении чем-то отличаются. Нельзя смотреть на человечество, как на единый вид: эмоциональные итальянцы отличаются от чопорных англичан, а русским раздолбаям всегда будет поперёк горла немецкий орднунг. Человек, пропитанный «культурой быдлянства», не поймёт хорошей литературы и музыки. Люди, которые самогон заедают картохой с луком, не поймут, почему к рыбе подают белое вино, а к мясу — красное, и не захотят омаров запивать шампанским. Только «Балтикой» повышенного спиртосодержания! Потому как омары — те же раки, только росшие в солёной воде.
— Да уж… Народ перестал быть народом, — проворчала хозяйка. — Правители превратили народ в крепостных, в рабов. Те, которые всплыли со дна из вонючей тины и летают с должности на должность на «золотых парашютах», называют народ электоральной биомассой. Может, они правы? Ведь, когда рулители через зомбиящик пригласят «народ» голосовать за нового князя тьмы, народ пойдёт и тупо проголосует. Одни — как живые мертвецы, другие — как партийные мутанты.
— Все мы рабы, — брюзгливо проворчал Сатановский. — Одни — рабы страха, другие — рабы наживы, третьи — рабы инстинкта. Все кому-то или чему-то служим.
— Все служат, — согласился Михаил Владимирович. — Учёные служат науке, чиновники и военные — государству. Только учёные-рабы наживаются на науке, а истинные учёные посвящают себя служению науке. Рабы-военные поддерживают агрессию правителей своей страны, а военные-защитники посвящают себя защите Отечества. Важно — чему ты посвящаешь себя: служению правде или лжи, свету или тьме, к чему стремишься, что видишь впереди, и что оставишь позади себя.
— Не так важно, что позади тебя — прошлые ошибки можно исправить, не так важно, что впереди — цели могут меняться. Важно, что внутри, — возразила хозяйка. Внутренняя свобода определяет вектор движения человека.
— Внутренняя свобода имеет смысл лишь в том случае, если за неверный выбор человек расплачивается болью, — возразил Сатановский. — А боль рождает зло. Люди часто ошибаются, поэтому в мире столько зла. Всё зло идет из нутра человеческого, из тёмного колодца, где примитивные инстинкты довлеют над разумом — именно инстинкты заставляют человека делать неверный выбор.
— Ценность свободы — в самой свободе, — протестующее поднял руки Михаил Владимирович. — Не только в духовной, но и в материальной, политической. Наш парламент, например, работает над изменениями в Конституции. Поправки сделают нашу жизнь более свободной. Наши парламентарии — слуги народа…
— Депутаты — слуги народа? — удивлённо спросил и язвительно рассмеялся Сатановский. — Смотрю я на ваших думцев, министров, чиновников… Трудно найти людей, столь цинично и озлобленно относящихся к народу.
— Они не наши, они общие, — возразил Михаил Владимирович. — И ваши тоже.
— Я их не выбирал, поэтому они не мои. А вот те, кто выбирал, умудрились выбрать в Думу даже антропофагов…
— Что за… партия такая, антропофаги? Партия любителей пива, помню, в девяностые была.
— Это не партия. Это порода людей. Их описал ещё древнеримский писатель Геродот. Внешность у антропофагов специфическая: головы утоплены в грудные клетки, только темечко между плеч, как донышко котелка, выпирает. Представь гориллу, которую ударили бревном так, что голова провалилась в грудную клетку. Количество субстанции, которой люди думают, у антропофагов не больше кулака ребёнка. И сознание на уровне шимпанзе. Общаются с помощью весёлого хрюканья, удивлённого мычания и протестующих жестов, как приматы. Умеют совать карточки в щёлки для голосования. Питаются живыми людьми. Если живых нет, не брезгуют мертвечиной.
Михаил Владимирович усмехнулся: двух-трёх депутатов подобного типа он знал.
— Всё ваше правительство из подобных «пришельцев» состоит, — продолжил Сатановский. — Кто в правительстве за здоровье народа отвечает? Кащей. Женщины в правительстве — ведьмы из параллельных миров. Самодовольные физиономии, обесцвеченные мёртвые волосы. Кожа на лицах натянута операциями и накачана лекарствами от морщин так, что улыбки напоминают оскалы Ехидны. Да только дряблая кожа на шее выдаёт старость. Не зря говорят: хочешь узнать возраст женщины — посмотри на её шею. Желания похотливы, как у старух, возжелавших молодых любовников. Только жаждут они власти и богатства. Рты в обрамлении бескровных, крашеных губ смакуют глупые фразы. Обещания благоухают сладостнее фимиама, пьянят души слушателей и звучат соблазнительнее любовного вздоха юной, но много повидавшей на своем веку девы. Змеиные языки источают яд более ядовитый, нежели яд гадюки. Очи исторгают влажное пламя похоти… А приглядись внимательнее — из глаз у них смерть выглядывает. Они склоняют головы с неподражаемым изяществом, обольщая легковерный электорат ласковой улыбкой коварной маски, за оживлёнными чертами которой скрываются восторг злодеяния и уродство смерти. У большинства, — Сатановский тряхнул руками, словно сбрасывая что-то неприятное, и брезгливо сморщился, — двойное гражданство: в левой подмышке печать светлого мира, в правой — тёмного.
— И все блондинки, — пошутил Михаил Владимирович.
— Не обязательно быть тёмным, чтобы принадлежать злу, — почти огрызнулся Сатановский. — В тёмном мире они у себя, здесь — на работе. Их дети учатся в лучших «ненаших» университетах, получают разностороннее образование «мирового уровня». Чада считают себя гениальными и всю жизнь не могут выбрать занятие, достойное их «гениальности». Поэтому «золотые детки» наслаждаются жизнью, покупая всё, что продаётся. А что не продаётся, пытаются взять без спроса. Во времена дедушки Сталина таких сочли бы врагами народа и расстреляли. Но их показывают по зомбиящику, как представителей бомонда, как светских львов и львиц…
Сатановский тяжело вздохнул, безнадёжно махнул рукой и добавил:
— Внешняя тьма зачастую менее страшна, чем тьма внутренняя, которая таится в человеческих душах. Сон разума, как сказано, рождает чудовищ.
— Будь к ним снисходительным, — усмехнулась хозяйка. — В узких головёшках «гениальных деток» мыслишки убогонькие, страшненькие, страдают клаустрофобией, поэтому лезут из тесных черепных коробок недоразвитыми… Больны они на головы, а на больных не обижаются.
— Не все ж такие… — без уверенности в голосе оправдал «элиту» Михаил Владимирович. — Есть и нормальные люди…
Сатановский скептически покосился на Михаила Владимировича, хмыкнул.
— Ага… Одна молодая чиновница изрекла, что макарошками можно нормально питаться, другая: «Мы вас рожать не заставляли»… А на чьи налоги ты живёшь, глупая?! Вампирши-полукровки молодые… Им от роду-то лет по двести! Маманьки, небось, были секретутками у знатных вампиров, да залетели по глупости. И получились дочки — людей презирают, а до вампиров по чистокровности не дотягивают. Таких раньше в цивилизованном обществе бастардами называли. Ублюдками, если по-русски.
Переполненный эмоциями, Сатановский встал, широко махнул руками вокруг:
— В этом мире ужасы стали «не очень ужасными». Обитатели тёмного мира, в былые времена внушавшие страх, сегодня демонстрируют романтические стороны своей природы: оборотни нацепили погоны и работают в правительственных организациях, церберы ведают наведением порядка на улицах и площадях, ведьмы тусуются в обликах великосветских львиц, гомункулусы стали олигархами, а упыри — топ-менеджерами в их компаниях, призраки разрабатывают вакцины на основе трупного яда, а ходячие мертвецы подались в министры и руководители крупных ведомств.
— У нас демократия. Народ разберётся, кто есть кто, — вяло возразил Михаил Владимирович.
— Народ… — Сатановский посмотрел на Михаила Владимировича так, будто услышал от него страшную глупость. — Ваш народ — демос — легко превращается в охлос — чернь. Так называемая демократия — власть народа — это власть визжащего стада, почувствовавшего силу — топтать слабого. Демократия — это возможность охлоса самому выбирать себе хозяев с «правильным» кнутом.
Посопев и сердито поковыряв пяткой землю, Сатановский продолжил:
— Охлос — неразумное сборище охло…мэнов, готовое следовать за любым красиво жонглирующим словами демагогом или раздающим подачки богачом. Охло-мэны — неразумные дикари, радующиеся так называемой демократии и вверяющие судьбу страны крикливым политиканам, готовым ради власти торговать честью, совестью и славой предков.
Сатановский до того распалился, что нервно задефилировал вокруг костра.
— Своры ваших чиновников продают и разворовывают государство. И чем выше чин, тем безразмернее воровство. В старину для благородных людей страшно было бесчестье, одно из худших — лихоимство, влекущее проклятие благородного рода на поколения вперёд. Представители теперешней же «элиты» лихоимствуют без меры, считают, что у них с Всевышним доверительные отношения, уверены, что после достойного и безболезненного ухода из жизни на роскошной кровати в загородном доме на ста гектарах «прихватизированной» территории природоохранной зоны им предстоит экскурсия в рай. Может, конечно, время от времени кому-то в голову и закрадывается мысль, что мерзкий, жадный, злобный хорёк, подобный ему, протискиваясь в райские врата, встретится с таможенными трудностями, и упрямый ключник Пётр, усмотрев в таможенной декларации сверхнормативный груз в виде десятка тонн грехов, не пропустит их на вожделенную пятизвёздочную территорию Рая. Но эта слабенькая мыслишка тут же вянет, как помидорный росток под палящим солнцем: у него же тонны «зелени» в забугорном банке! Деньги всё уладят!
— По телевизору показывают, как перекрасившиеся в новые партийные цвета фарисеи высокого ранга с постными физиономиями крестятся в лучших церквях, — печально усмехнувшись, посетовала хозяйка. — У церквей попроще толпятся мерседесы и лексусы христопродавцев помельче. Согласно твёрдым расценкам, новые выкресты (прим.: выкрест — перешедшие в христианство из другой религии; чаще всего употребляется по отношению к крещёным евреям) ставят разной толщины свечки во искупление грехов. Одни молятся усердно, надеясь докричаться до Небес. По их молитвенному рвению можно судить, кто сколько нагрешил за прошедшую неделю. Другие, взирая на проповедника, как на модного рэпера, отстукивают ногой в такт его, призывающим к благочестивости, словам. И, если приглядеться, можно заметить, что крестятся они не по-христиански — сверху вниз, а по-сатанински — снизу вверх.
Хозяйка сделала вид, что негодующе плюнула в сторону.
— Они забеспокоились о благах после смерти! Засомневались в заключенной сделке с «чёрным господином», стали мучительно думать, как увильнуть от выполнения условий договора. Они не прощали долгов своим должникам — на том стоит бизнес! Но не могут понять, что, несмотря на их усиленные молитвы, Дьявол придёт минута в минуту и потребует расчета по долгам.
Хозяйка развела руками, подтверждая неминуемость расплаты.
— А, когда приходится отдавать концы по-настоящему, — продолжил Сатановский, — отдают их, обливаясь предсмертным потом в немецких или израильских клиниках, проклиная отечественную медицину, которую сами же загубили, и умоляя забугорных врачей за любую цену избавить их от смерти — так им не хочется превращаться в забальзамированную тушку выпотрошенного хряка. Достигли высот, пресытились возможными и невозможными наслаждениями, ощущали себя богами с Олимпа, но, завидев приближающегося к ним «жнеца с косой», умирают, терзаемые мучительным вопросом: кому оставить «нажитое непосильным трудом». Потому что их «золотые и гениальные» дети могут только жрать и кайфовать, и не способны к продолжению, хоть и нечестного, но, тем не менее, бизнеса родителей. Этим жизнь ранит их сильнее смерти.
Сатановский воздел указующий перст к небу.
— После смерти для них наступит забвение — а это хуже смерти. Память спасает людей от небытия. Человек не умрёт, пока кто-то помнит о нём, а их дети быстро выхлебают из кормушки, переполненной сытной жрачкой, называемой в обиходе наследством, и забудут своих родителей.
— Плохие дети… — решил Михаил Владимирович.
— Плохие родители, — поправила его хозяйка. — За редким исключением, дети вырастают такими, какими их растят родители.
— Такие не дорожат чистотой душ, не заботятся о безгрешности жизней, — продолжил Сатановский. — Вечность для праведных душ, по их мнению, слишком далека. Они здоровы, в аптеке им нужны только презервативы — и уверены, что здоровье у них вечное. Думая, что делают лучший выбор, по собственной воле идут в собственноручно сотворённый ад. Как сказано в Библии: «Есть скопцы, которые сами себя сделали скопцами». Мне таких хочется ободрить: «Жизнь коротка, потерпи немного». Ничего не достигнув и завидуя более успешным, они варят свою ненависть к народу на медленном огне, и умирают от ненависти к жизни. Сатане не нужно соблазнять их, они сами становятся к нему в очередь, чтобы заложить души почти даром, за бес-бургеры и грех-доги в красивых американских суперупаковках.
— Почему американских? — спросил Михаил Владимирович.
— Потому что Штаты — страна снобов и потребителей. Для них не важна суть — важно, как выглядит. Америка — гигантский котёл, в котором зерно человеческих ценностей разводится огромным количеством воды и варится дешёвая потребительская бурда. Да и сами люди — они тоже перевариваются. Белые, чёрные, желтокожие превращаются в однородную серую массу лицемеров. Бог создал людей разноцветными, дьявол же смешал краски в однообразную серость. Америкосы кричат о либеральных ценностях, о демократии — и растаптывают страны. Разносчики демократии… Как в рекламе про тайд: «У вас ещё нет демократии? Тогда наши авианосцы идут к вам!». Их писатели пишут в книгах слезливые посвящения: «Посвящаю любимой мамочке… Дорогим друзьям… Бесценным детям…» — а «бесценные дети», начитавшись их «бестселлеров» и насмотревшись их боевиков про героических киллеров, приходят в школы с дробовиками и расстреливают вчерашних друзей.
— Америкосы, конечно, умные… Но почему-то считают, что все остальные дураки, — согласился Михаил Владимирович. — Но весь мир хочет быть таким, как Америка. Таким наш мир создал Бог.
— Мир создавал Бог. Но «доделывал» его Дьявол, — вздохнула хозяйка.
— Такое впечатление, что многие люди достигают зрелого возраста телом, но остаются в подростковом возрасте разумом и душой, — задумчиво произнёс Сатановский. — Их интересует не взрослая жизнь, а игра в жизнь. Не книги и фильмы — образцы творчества и искусства, а дешёвые поделки-развлекалки. Политики занимаются не государственным строительством, а политическими играми. У людей происходит онемение и атрофия душ, у правителей души покрываются плесенью и отмирают вследствие гангрены.
— Тяга к презренному злату, бьющая через край жажда сладкой жизни побуждает их заключать союз с демонами мрака. Природа и добрый Бог одарили их душами — но они продают свои души Сатане, — добавила хозяйка.
— Легко ли продать душу? — с улыбкой, понимая шуточность вопроса, спросил Михаил Владимирович.
— Машину, к примеру, продать трудно, — вполне серьёзно пояснил Сатановский. — Хочется продать подороже, утаив от покупателя имеющиеся дефекты. С машиной понятно, она большая, на ней ездят. А душа… У многих, может, её и нет вовсе. Ты её в руках держал? Какого она цвета, видел? Она эфемерна. Она… никакая. Ни веса, ни вкуса, ни запаха. Никто же не кричит на площади: «Продам душу! Недорого! Непользованная совсем! Невинная!». Человек и не собирался продавать, но как-то вдруг объявляется покупатель. Возьму, говорит. И цену предлагает. За то, что у тебя то ли есть, то ли нету… И в обиходе вроде бы ненужное. А цена за ненужное заманчивая. Ну, возьми… Я её не ем, я на ней не езжу. Душу продать легче, чем машину.
Сатановский поднял руку, словно желая сказать что-то важное, но замер с открытым ртом. Вяло махнув рукой, завершил:
— А вместе с душой уходит и непременное её приложение — совесть. Того, кто продал душу, совесть не поймает с поличными, не упрекнёт в безнравственности.
— Ну, вот вы сами сказали: ни цвета у неё, ни веса. Никакая. А как тогда определить, есть она или нет её? — с прежним скепсисом спросил Михаил Владимирович.
— Глаза — окна в душу человека, — вздохнула хозяйка. — Ты не обращал внимания, что одному человеку легко смотреть в глаза, а другому… не хочется. Одному человеку смотришь в глаза — и оторваться не можешь, будто в жаркий день родниковую воду пьёшь. А другому заглянул через силу — и будто в нехорошее вляпался. Потому что у одного душа чистая, как родниковая вода, а у другого — грязь болотная. Ты давно в глаза жене смотрел? Какого цвета глаза у твоей жены?
Михаил Владимирович задумался и… И оторопел: а и правда, какого цвета глаза у жены? Потом вспомнил: лет… много тому назад глаза у жены были жёлто-зелёные. Наверное, и сейчас такие же. Цвет глаз у людей, вроде, не меняется. Да-а… Не смотрел он в глаза жене. А почему? Потому что боялся увидеть в них неискренность. Да что там — ложь он боялся увидеть.
— А иным смотришь в глаза — и будто в пустоту. Потому что окошки открыты, а за ними — ничего. Души нет.
Помолчали, задумавшись. Михаил Владимирович допил остывший чай и покачивал кружкой, продев в её ручку палец.
— Есть люди, продающие душу за выгоду, — добавила хозяйка. — А есть, которые служат Сатане, как сейчас говорят, по идеологическим соображениям. Например, ведьмы. Те даже присягают Сатане в верности.
— Дают торжественное обещание? — усмехнулся Михаил Владимирович.
— Вроде того. Я не присутствовала на подобных обрядах, так что могу судить о них только по картинкам из древних книг. В одной на иллюстрации изображены коленопреклоненная женщина в юбке с голым торсом и повернувшийся к ней задом обнаженный дьявол: атлетическая фигура, чёрные крылья, козлиная голова с рогами и лапы с длиннющими когтями. Улыбающаяся женщина, обнимая дьявола за ноги, уткнулась носом под задранный хвост. Присягающие Сатане обязаны целовать его в «коричневый глаз».
Михаил Владимирович брезгливо поморщился.
— Дьяволы, ведьмы, потусторонний мир… Сказки всё это.
— Раньше считали сказками. А теперь засомневались. Ты что-нибудь слышал об организации ЦЕРН? — спросила хозяйка.
— Может, и слышал. Аббревиатуру не помню. Я демонологией не увлекаюсь.
Хозяйка усмехнулась.
— Ну, о большом адронном колллайдере точно слышал. ЦЕРН владеет коллайдером. Организация основана 29 сентября 1954 года, на иудейский праздник Рош ха-Шана в первый день библейского еврейского календаря. Учредители — двенадцать стран, далеко не сподвижников. Иран и Штаты, например, непримиримые враги, но выступили, как соучредители этой организации. На глубине ста метров под землей в кольцеобразных туннелях длинной в двадцать шесть километров в поле огромных магнитов коллайдер разгоняет протоны почти до скорости света, сталкивает их… В общем, пытаются дойти до глубин строения Вселенной. Учёные выяснили, что есть невидимые антиматерия, негативная и тёмная материи, и их количество во Вселенной гораздо больше количества материи. Ученые всё больше убеждаются, что силы, удерживающие структуру материи, — из духовного измерения, из того, что мы называем сверхестественным.
Михаил Владимирович недоверчиво посмотрел на хозяйку.
— Да, предполагают, что материя связана с положительной духовной энергией, исходящей от Бога, а антиматерия — с отрицательной энергией, то есть с демоническим миром. И есть подозрения, что намерения ученых ЦЕРНа движимы не святым духом. В Сети появились видеозаписи, на которых сотрудники приносят жертвы, танцуют ритуальные танцы. Кому они приносят жертвы и для кого танцуют?
Хозяйка вопросительно посмотрела на Михаила Владимировича и изобразила мимикой: «Вот так вот!».
— О неслучайной дате открытия организации я уже упомянула. Место, где построен коллайдер, тоже весьма интересно. Эта территория во времена Римской империи называлась Аполлиакум. Здесь располагался храм Аваддона, демона истребления, разрушения и смерти, ангела бездны и царства теней. Индуисты называют его Шивой, богом разрушения и воссоздания. Мы называем его Антихристом.
Антихрист заперт под землёй и путь его в мир закрыт навеки. Но есть пути мёртвых, по которым он может выбраться на свободу. Ключи от врат, преграждающих каждый из этих путей, хранят привратники, имена которых есть великая тайна. Но Князь тьмы с помощью подкупа и коварства может узнать их имена.
Древний храм демона бездны Аваддона находился прямо в центре коллайдера. На логотипе ЦЕРН видны три сопряженных шестёрки и две девятки. Три шестёрки — число Зверя, имя Антихриста. Три девятки символизируют духовное совершенство, которое невозможно описать словами, оно выше нашего понимания. Рядом со штаб-квартирой установлена статуя Шивы. ЦЕРН единственная корпорация в мире, имеющая в качестве своего талисмана божество. Божество разрушения. Не в числе ли учредителей ЦЕРНа купленные Князем тьмы превратники, в чьих руках ключи от путей мёртвых?
Сталкивая потоки частиц, учёные организации ЦЕРН пытаются открыть портал в пространственно-временном континууме, открыть чёрную дыру в Мир Тьмы, в Измерение Смерти, в котором живут ужасные обитатели, злобные, голодные монстры, которые отделены от нас только «стенами измерения». В библии сказано, что в конце времен из кладезя бездны выйдут демонические существа. Чёрная дыра — дверь в темницу Антихриста, в Страну Смерти. Если её откроют, в наш мир хлынет орда демонов из Страны Смерти, ведомых Антихристом. Мир познает ужас и заполнится мерзостью. Те, которые ищут возможности открыть чёрную дыру, надеются, что смогут контролировать демонов и Антихриста, смогут заставить их делать то, что захотят. Глупые, слабые людишки…
Злые духи управляют человечеством, трудятся в интересах падших ангелов, которые находятся в кладезе бездны. Они манипулируют разумом людей, давая им эти технологии, чтобы вскрыть бездну и выпустить Антихриста. Судя по всему им кое-что удалось, наш мир заполняет нечисть. И они планируют построить коллайдер с длиной туннелей в сто километров, чтобы через образованную с его помощью чёрную дыру впустить в мир Зверя, Антихриста. Сказано в Откровении: «…сатана будет освобождён из темницы своей, и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, и собирать их на брань. Число их как песок морской».
— Зачем строить многомиллиардные коллайдеры, если портал уже есть? — скептически улыбнулся Михаил Владимирович, указывая на избушку.
— Это портал, дверь. Они хотят сотворить чёрную дыру. Чем отличается дверь от дыры в стене, ты понимаешь. Порталом пользуются жители параллельных миров на, так сказать, паритетных условиях. Их возможности в чужих мирах сильно ограничены, как возможности гостей в чужой квартире. Чёрная дыра коллайдера — дьявольское творение, через которое, как через пролом в стене крепости, в этот мир хлынут захватчики из тёмного мира.
— Сказки всё это. Детские ужастики в переложении для взрослых. Как можно верить в нечисть и страшного нехорошего дядю с рогами и хвостом?
— «Нехороший дядя»… — задумчиво повторил Сатановский. — Сатана — не дядя с рогами. Это метафора пустоты, небытия, символ переходящей в бунт тоски по жизни иной, нездешней. Так многие тосковали перед развалом Советского Союза по жизни красивой, западной. Кто подписал соглашение о развале великого Советского Союза? Ельцин, Шушкевич и Кравчук? Нет, соглашение подписали Израил, Азазел и Вельзевул. Это их восторженный свист и вой, радостные крики и визг их приспешников, жуткие подземные голоса, которые не может издавать ни одно живое существо, с трепетом ужаса слышали оказавшиеся тогда в Беловежской Пуще. Неслись они из пещеры, найти которую можно лишь с помощью чёрной магии, а вход в неё упрятан под правительственной резиденцией, и отворить его дано только Дьяволу. Странные запахи, повергающие всё живое в обморок, витали в воздухе того зала, где подписывалось соглашение с Дьяволом об уничтожении великой империи. Подписав соглашение, Ельцин-Израил, не поставив в известность президента СССР, в первую очередь позвонил Сатане в Фашингтон и доложил, что великая империя расчленена на куски, как труп в секционном зале.
Несколько лет крики козодоев во всех лесах империи раздавались громче обычного. Эти птицы ожидали вылета душ умирающих, и ритм своих ужасных криков приравнивали к хриплому дыханию обречённых. Если козодою удавалось овладеть душой в момент её выхода из тела, он взмывал в небо, оглашая окрестности демоническими воплями от радости, что несёт добычу Сатане. Каждый год после сатанинского соглашения в России вымирало по миллиону человек…
— Умирали слабые, лишённые способности что-либо творить, — Михаил Владимирович упрямо смотрел в костёр и в языках пламени видел мятущиеся души обречённых на вымирание. — Слабые здоровьем, слабые духом. Быть слабым или быть сильным, зависит от самого человека. От того, насколько он готов противостоять обстоятельствам, творить — и наслаждаться плодами труда своего или же безвольно влачить существование — и исчезнуть без следа.
— Человек ничто, если не может ничего сотворить. — Хозяйка согласно кивнула. — И подобие Божие, если он творец, Мастер. Надо верить во что-то большее, чем мы сами, иначе не преодолеть трясины обыденности. Только человек-творец может противостоять обстоятельствам. Но и слабый человек — существо, имеющее право на существование… И «оздоравливать» нацию так, как её «оздоравливают» теперешние правители, уничтожив здравоохранение — по принципу «слабое звено выбывает» — это сатанинский способ.
— Каждый может быть сильным: завести своё дело, чтобы творить, получать доход с бизнеса и жить в достатке, заниматься умственным трудом, если не можешь заниматься физическим, — отрицательно покачал рукой Михаил Владимирович. — Мы живём в демократической стране, и каждый волен выбирать, быть ему действенным творцом или безвольным существом, выбирать депутатов для законотворчества, и Президента, который руководит страной… У нас демократия!
— Демократия… — хмыкнул Сатановский. — Демократия — это непрерывная грызня за власть, дозволенная законодательно. Это свара, которую не унять призывами к мудрости и благоразумию. Ваши кандидаты во власть беззастенчиво лгут перед выборами, обещая народу всяческие блага — и забывают об обещаниях после выборов. Ваши правители — демагоги, лгущие ещё больше…
— Кто в этом мире не лжёт… — примирительно буркнул Михаил Владимирович. И тут же заговорил оптимистично: — Но, согласитесь, обман обману рознь. Ложь, порожденная необходимостью, сильно отличается от лжи, порождённой глупостью. Есть обман во благо. Полководца, обманувшего противника на войне и выигравшего битву, считают героем.
— Обман на войне называется военным искусством, — проговорил Сатановский. — Обман во благо — тонкое понятие. От него очень легко отрывается понятие «во благо» и остаётся банальный обман.
— Расскажу я вам притчу, — подняла руки вверх хозяйка, останавливая спорщиков. — Некий чёрт проникся праведностью, решил бежать из Ада, прекратить чёрные дела и заняться творением добра. Сомневаясь кое в чём, за идеологической помощью обратился к священнику:
«Отче, вразуми, в чём состоит добро?».
Священник перечислил ему десять заповедей Христовых: не убий, не лги, не воруй и так далее. Стремление чёрта к добру было искренним, существом он был дотошным, любил докапываться до корней проблемы.
«Но люди оправдывают убийства во время войн, — засомневался он. — И приговоры судов к смерти считаются правомочными. Можно ли считать убийцей и грешником того, кто, например, убил, защищая себя от убийцы?».
Священник подумал и ответил:
«Сложно всё в жизни… Нельзя назвать убийцами воинов, защищающих Отечество. Нельзя назвать убийцей человека, защищавшегося от убийцы…».
«Ладно, — продолжил чёрт. — Ты сказал, что нельзя лгать. Но не благом ли будет скрыть от тяжело больного приближающуюся к нему смерть и дать ложную надежду на жизнь? И будет ли лжесвидетельство в суде, спасающее невиновного человека, грехом?».
«Ложь во благо нельзя назвать грехом».
«Можно ли считать греховной сострадательную любовь одинокого мужчины к жене соседа, который бьёт её и не заботится о семье?».
Так в стремлении понять природу добра чёрт усомнился во всех священных заповедях. И, разочарованный, что нет чётких критериев добра, бежал в родное ему пламя Ада.
— Да, — согласился Михаил Владимирович. — Нет общей и неизменной нормы блага. Каждому человеку нужно открывать эти нормы в себе.
— А правителям отличать благо для общества, для страны от блага для отдельного человека, — подхватил Сатановский. — Потому как благо для общества нередко оборачивается неблагополучием для индивидуума.
— Только не в силах обрести меру добра и зла тот, у кого нет души, — добавила хозяйка. — Всякое начинание правителя, задуманное без души, может оборотиться злом для страны и принести горькие плоды народу.
— Но если поступки ясно не разделены на добрые и злые, тогда и в полезных для страны указах правительства народ может отыскать злые для себя умыслы, — попытался защитить власть Михаил Владимирович. — Негатив люди усматривают во всём очень даже легко, а вот благотворное влияние указов на жизнь страны скрыто от глаз народа.
— Что-то не вижу я у наших властителей большого желания улучшить жизнь народа. Умение и желание «пилить бюджеты» есть… Одно радует: время для властителей бежит быстро, часто опережает жизнь, — проигнорировала замечания Михаила Владимировича хозяйка. — Не успеет оглянуться такой, а он уже не властитель, а раб.
— Президент разберётся во властителях. Уберёт лживых, назначит достойных, — пробормотал Михаил Владимирович. Он подумал про оч-чень заманчивое предложение, сделанное ему на днях. — Чтобы навести порядок в стране, Президенту нужны мудрые и сильные помощники.
— Казалось бы — да, — с нескрываемым скепсисом проговорил Сатановский. — А с другой стороны… Кто силён и мудр, тот самостоятелен. Зачем Президенту думающие подчинённые, которых надо убеждать в правильности своих решений? Ему проще иметь дело с людьми покорными и послушными. С безропотными исполнителями.
Подумал немного и продолжил:
— Не зря его называют темнейшим. То ли он шестикрылый серафим (прим.: серафимы — верховные ангелы, наиболее приближенные к Богу, обладающие колоссальными силами и возможностями, практически равными божественным. Сатана ранее был одним из них). То ли он Кащей Бессмертный. Трудно сказать. Не зря он — «темнейший»!
— Каков на ваш взгляд премьер? — Михаил Владимирович вопросительно посмотрел на Сатановского. Ему были интересны зрелые суждения Сатановского о политике.
— Этот гномик-то? Царь Горох, радующийся красивым айфончикам. И подчинённые у него соответствующие. Министр здравозахоронения с косой, взятой напрокат у Смерти. Ну и куча ведьм в правительстве. Вурдалаки-олигархи. Чиновники-вампиры, оборотни в погонах, «распиливающие» бюджетные деньги и берущие взятки не борзыми щенками, как в старину, не миллионами и миллиардами рублей, а тоннами и кубометрами долларов.
— А в умирающей деревне старуха считает копейки пенсии, чтобы хватило на кусок чёрного хлеба и капли корвалола «от сердца», который лучше помогает «от печали», чем от болезни, — вздохнула хозяйка. — Смотрит длинными вечерами в холодной избе новости по подаренному внуками ненужному им старому телевизору, и думает, что ей крутят фильмы про колдунов и волшебников. А обсудить новости «про колдунов и волшебников» не с кем: их, стариков, осталось трое — и все живут в разных концах мёртвой деревни, не дойти друг до друга по заросшим чертополохом улицам. А в качестве развлекалова — зомби-юмористы, несменяемые полстолетия.
— Да, в телевизоре зомби! — согласился Сатановский. — Нестареющие старые блондины и звёздные павлины, веселящиеся и молодящиеся короли кривых зеркал, хвастающие друг перед другом жёнами возраста внучек и «мужьями» возраста сыновей.
— Говорящие зомби-головы занимающиеся пожиранием человеческих мозгов, — согласно кивнула хозяйка. — А сидящие на диванах зомби-обыватели тупо пялятся на их кривляния. И неважно, что изрекают «говорящие головы». Обыватели не хотят думать. Думать — это труд, напряжение мысли, а напрягаться не хочется. Они оживляются, слушая, как на ток-шоу, где полощут грязное бельё известных личностей, эти «личности» с интеллектом не закончивших начальную школу домохозяек, визжат и непотребно ругаются, таская друг друга за волосы. Слушают пошлые буффонады юмористов-шутов и восторженно смеются, как смеются шестилетние мальчики, соревнующиеся в том, кто выше пописает. И тот, кто «пописает выше головы», считает себя героем.
Михаилу Владимировичу, весьма приближённому к высоким политическим сферам, стало неприятно обсуждение политических тем: здесь, у костра, «представители народа» отзывались о высокой политике весьма нелестно. Он решил поменять тему разговора.
— Вы говорите: параллельные миры… Бог, Сатана, зомби, вурдалаки, рай, ад… Я что-то не пойму: эти лешие, вурдалаки и прочая нечисть, они тоже живут в Аду, подчиняются Сатане? Бог, Аллах — это один бог, или разные?
— Что такое Рай и Ад? — спросил Сатановский и тут же ответил: — В понимании обывателя Рай — это Райские Кущи… Ну, дачный участок наподобие твоего, где благоустройством занимаются назначенные на то ангелы, а попавшие туда праведники ничего не делают, вроде тебя, трескают яблочки и наслаждаются вечной жизнью. В мусульманском раю мужчин ещё и гурии обслуживают…
— А женщин… Кто-то обслуживает? — улыбнулся Михаил Владимирович.
— В Раю не существует понятия «нет», — с лицом пропагандиста, читающего привычную лекцию, пояснил Сатановский. — Ад, по мнению обывателя, это вроде подземного доменного цеха, где грешников купают в расплавленном железе и жарят на огромных сковородах, не жалея кипящего маслица, чтобы не подгорали. В реальности «всё не так, ребята!», как пел Высоцкий…
— Любите Высоцкого?
— Его творчество афористично, за шутовством прячется мудрость. Так вот, подобное понятие о загробном мире — упрощённое и неверное. Рай и Ад — это параллельные миры, в которые души людей попадают в основном после смерти…
— В основном?
— Да, в основном. Потому что в параллельные миры люди могут попасть и при жизни. У каждой религии свой параллельный мир: лешие, ведьмы и им подобная нечисть живут в языческом мире, христианские боги в своём, мусульманские в своём. Несмотря на параллельность, между мирами есть точки соприкосновения, их принято называть порталами. В стародавние времена из тех миров в этот перемещались довольно свободно. Домовые, ведьмы, вурдалаки, русалки — это пришельцы из параллельных миров. Ну и из этого мира в те люди похаживали. В сказках всё описано: Иван-царевич ходил в тридевятое царство или в царство Кащея Бессмертного, чтобы умыканную невесту вернуть… Но те миры оказывали слишком большое влияние на этот. В лесу власть забрал леший, в болоте — кикиморы, по ночам вампиры людям жить не давали. В общем, с целью наведения порядка в вашем мире порталы для прохождения прикрыли.
— Но вы же утверждаете, что в нашем правительстве есть ведьмы и прочие… не от мира сего! — Михаил Владимирович решил поймать на слове «знатока потустороннего мира».
Сатановский не смутился и пояснил:
— Предположим, вы приехали в некий город. Чтобы жить в городе, вам нужно или забронировать номер в гостинице, или снять квартиру. Вы будете жильцом, но не хозяином жилплощади. И настоящие хозяева в любой момент могут вас турнуть из места проживания. «Иные» сейчас попадают в этот мир на правах гостей. А им очень хочется быть хозяевами.
— Думаю, мало кто из этого мира пожелает переместиться в параллельные миры, где живут ведьмы и вурдалаки, — покрутил головой Михаил Владимирович. — Их миры считаются мирами мёртвых. А смерти люди боятся.
— Боятся. Но есть, например, среди богатеньких извращенцы, которые всем пресытились, им осталось только на мир мёртвых поглазеть… Опять же, ненормальные исследователи паранормальных явлений.
— Есть такие, — согласился Михаил Владимирович.
— В момент смерти бессмертные души одних людей покидают тела и устремляются блаженствовать в небеса. А у других с отчаянным воплем низвергаются в преисподнюю, обреченные на вечные муки. Индусы утверждают, что их души, выпроставшись из поношенных и потерявших товарный вид жалких мешков, наполненных жиром, мясом, костями и потрохами, совершив некие кульбиты в небесных сферах, попадают в новенькие тела и возвращаются в бренный мир. Другой вопрос, в чьей шкуре кто возродится? Как пел незабвенный Высоцкий: «Если туп, как дерево, родишься баобабом». Примерно такова, в общем и целом, обычная схема. У нас смерть — расплата за грехи или вознаграждение за добродетель. У индусов — возрождение.
— Ну, пусть индусы думают, в чьём теле они возродятся после смерти… А вот насчёт смерти, как вознаграждения за добродетель, тут я не понимаю, — засомневался Михаил Владимирович.
— Люди боятся смерти от незнания, — пояснил Сатановский. — Страх —незаконнорожденное дитя неведения и воображения. Самый древний и всеподавляющий страх — страх неведомого. Неведомый мир прячет в себе неведомое зло. Дети всегда боятся темноты, а взрослые ёжатся, просматривая фильмы о неведомых мирах с жизнью, не похожей на земную, или, представив жуткие миры на нашей планете, населённые мёртвыми и сумасшедшими. Самое худшее, думают люди, что может случиться с человеком, это смерть. А смерть — всего лишь шаг в другую жизнь. Это переход в иной мир, в параллельный. В неведомый. Это, как в Антарктиду поехать. Или в Африку, если ты там никогда не был. Как поменять профессию. Был ты, к примеру, поваром. Умел варить, зарабатывал хорошие деньги. И вдруг тебе предстоит стать токарем. Жалко расставаться с привычным, чтобы познать неведомое? Жалко. Страшно? Страшно. Перемены несут в себе страх.
Михаил Владимирович понимал постулаты Сатановского. Ему не единожды довелось шагать по ступенькам новых должностей. Больших должностей! И каждый раз перед принятием решения на него накатывал страх: «Справлюсь ли?».
— После смерти каждый выбирает себе личную параллельную вселенную. А некоторые, при их возможностях, могут вернуться назад. Например, у одной ведущей центрального телеканала, кстати, живущей в гражданском браке с миллиардером, есть яхта за четыре миллиона… Долларов, естественно. Загородные дворцы в стране и за пределами страны… Не буду говорить, за сколько кубометров долларов, чтобы ты не упал с пенька. Люди смертны, померла болезная от несчастного случая. Но разве захочет эта телеведущая после смерти маяться в какой-нибудь адской Тьмутаракани? Естественно, она купила себе приличное место в Раю. Но, едва у господ с видом на райское жительство появилась возможность — за большие деньги, конечно — вернуться в бренный мир, к яхтам-дворцам, она тут же умчалась из скучного Рая, чтобы маяться греховными наслаждениями в бренном мире. А, чтобы узаконить своё пребывание надолго и основательно, явившаяся с того света телеведущая купила неприкосновенное депутатское место.
— А как же они, которые вернулись… Помнят, наверное, как были в Раю, как туда попали… Хоронили же их… В могилы закапывали!
— Ничего они не помнят. У мёртвых памяти нет. Не помнят они, где родились и жили, что ценили и где умирали их родители, чему радовались в детстве, и кто им помогал. Живут теперешним, не маясь от прошлого и не заботясь о будущем. Да и нельзя им помнить прошлого. Представь, вспомнит такой, что когда-то он умер, его кремировали или закопали… Таких воспоминаний врагу не пожелаешь. Да, в общем-то, и не было кремации с закапыванием. Для окружающих её мытарства по параллельным мирам было обустроено, как пребывание в реанимации в состоянии искусственной комы.
Сатановский тяжело вздохнул и укоризненно покачал головой.
— Жил в этом мире… Умер — ушёл в другой мир… Вернулся из параллельного мира… Движение в пространственно-временном континууме… Для людей в этом мире время имеет только одно направление: из прошлого в будущее. А на самом деле временное измерение аналогично пространственным измерениям. У пространства есть длина-ширина-высота. У времени… Сегодня что у нас, суббота? Взять, к примеру, пятницу. Только позавчера она была «завтра», а сегодня уже «вчера»…
— Чего? — Михаил Владимирович не понял «с разбегу» замысловатых рассуждений про вчера-сегодня-завтра.
— Да это я так… Вектор времени так же изменяем, как и вектор пространства. Да бог с ним, с вектором… Мертвецы, о которых мы говорили… Кроме того, что они без памяти, они ещё слепые и глухие: не видят, как живут другие, не слышат их стенаний… Народ жалуется, что на пенсию не прожить, а они не понимают этого, советуют питаться дешёвыми макарошками. Им говорят, что на такие зарплаты детей не вырастишь, а они говорят, что никого не заставляли рожать…
— Они не понимают, что значит быть бедным, — вздохнула хозяйка. — Быть бедным той бедностью, на которую некоторые люди жалуются, досыта питаясь макарошками и уверяя, что едва-едва сводят концы с концами, не трудно. Ужасно, отвратительно беден человек, когда хлеба не на что купить. Гнусно и унизительно бедным быть, когда носишь одно и то же платье до полной ветхости, и нет чистого белья, чтобы сменить заносившееся до дыр старое. Безнадёжно беден человек, когда не на что купить ребёнку порвавшиеся сандалии. Такая бедность лишает человека самоуважения и заставляет стыдливо скрываться на задних улицах вместо того, чтобы независимо гулять там, где гуляют нормальные люди. Такая бедность, как проклятие, подавляет благородные стремления, гложет сердце человека подобно нравственному раку и делает его завистливым и способным причинить зло тем людям, которые живут лучше. Когда истинно бедный видит самодовольную женщину «высшего общества», вылезающую из роскошного авто у дверей ресторана, и сопровождающего её одетого с иголочки мужичка, курящего дорогущую сигару и окидывающего невидящим взором текущее мимо «быдло», на котором они с жёнушкой сделали своё благо, тогда кровь бедняка превращается в желчь, вскипает гневом, а страдающая душа вопиёт о несправедливости: «Почему недостойный вор-олигарх и чиновник-взяточник имеют закрома золота, кубометры валюты, когда другие, работая без устали с утра до ночи, едва в состоянии иметь обед?». И зреет бунт, бессмысленный и беспощадный.
— Вот ты упомянул Ад, — возмущённо произнёс Сатановский и пальцем едва не ткнул в грудь Михаилу Владимировичу. — Раньше Ад был местом наказания грешников, своего рода вечной тюрьмой, и обслуживали его профессионалы. А что теперь? Демоны и бесы нашли возможность проскользнуть сквозь порталы сюда, здесь для них раздолье. В Аду теперь всем управляет совет грешников. Изгнанные из рая падшие ангелы творят непотребное в надежде, что будут изгнаны и из ада. Ходят слухи о расформировании Ада. На должность праведного Всевышнего претендует либеральный Порок. Желающие изменить мир в хорошую сторону и делающие ставку на добродетель явно проигрывают. Потому что верх всегда одерживают те, кто делает ставку на пороки.
— В каждом из нас хорошее перемешано с плохим, — смягчая пессимистическую тираду Сатановского, проговорила хозяйка. — Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил. Но даже когда порыв толкает людей в крайности — заставляет проявить героизм или трусость, уступить страсти или алчности — мы стараемся вернуться к некоей середине.
— Перемешано, — согласился Сатановский. — Многие черты характера одних людей вызывают неприязнь у других. Одни из неприятных черт можно назвать слабостями, другие — недостатками. Третьи — злом. На злые поступки толкает человека страсть, овладевшая душой человека. И зло есть воплощение пороков. Но нет единой меры Порока — и влияние отрицательных черт человека на его судьбу непредсказуемо. Безобидная слабость, укоренившаяся в характере и подчинившая его себе, может сыграть роль более роковую, чем застывшая в неразвитом состоянии порочная наклонность. А зловещее качество натуры может быть подавлено положительными свойствами характера. Дорогу в Ад следует искать в сердцах человеческих.
— Есть поговорка: «Не буди лихо, пока оно тихо», — вздохнула хозяйка. — А что мы видим? Детские игры, кино провоцируют жестокость, бескультурье. Реклама провоцирует алчность. Законы поддерживают стяжателей и снисходительно относятся к коррупционерам…
— Такое впечатление, что Бог перестал сдерживать грешников, перестал контролировать распространение порока. Может, Бог умер? — усмехнулся Михаил Владимирович. — Я могу высказывать такие крамольные мысли, потому что я атеист и в Бога не верю. Я не видел ни его самого, ни его ангелов, ни его чудес.
— Посмотри вон туда, — Сатановский указал в сторону леса. — Видишь зайца?
— Нет, — недоверчиво ответил Михаил Владимирович, вглядевшись в сумрак.
— А он есть. Если не здесь, то в другом месте. Так и с Богом: не важно, веришь ты в Бога или нет. Он есть. И Бог не умер. Просто для некоторых Бог-Спаситель перестал быть нужным. Те, которые всплыли «из грязи в князи», считают его старым снобом (прим.: снобизм — претензия на принадлежность к элите, на интеллектуальное превосходство и авторитетность в вопросах искусства, надменное отношение к тем, кто лишён этих достоинств. Снобизм позволяет почувствовать себя тем, кем вы не являетесь, но хотите быть)…
— Но они же ходят в церкви, крестятся с постными лицами…
— Точно подметил: с постными… Изнурёнными отнюдь не напряжением мыслей. Они делают это для публики, дабы показать благочестивость. А на самом деле считают, что Господь портит им жизнь, заставляя сомневаться в способах добывания благ, уродует их разглаженные ботоксом лица, вынуждая изображать гримасы раскаяния. Они жаждут одного: взять из этого мира всё. Им плевать на то, что людям будет плохо, а ограбленный ими человек заболеет, не сможет вылечиться в разрушенном ими здравоохранении, и даже умрёт. Такие голодному, просящему хлеба, подадут камень, как сказано в Евангелии. Они считают, что в мире бизнеса Господь никогда не бывает прав, потому что в бизнесе действует закон: обмани ты — или обманут тебя. Они выбрали себе нового бога. Имя ему — Порок. Но, отказавшись от Бога, они отказались и от Божьего мира. У божка по имени Порок нет ни рая, ни ада. Есть только быстро приедающееся наслаждение, купленное в долг под большие проценты, затёртые эмоции и потерянные души здесь — и забвение там. Где «там» — никто не знает. Для многих, поклонявшихся Пороку и потерявших души, мучение неведением и неуверенностью, когда они почувствуют, что переступили черту пресыщения, хуже ожидания мучений в Преисподней, которых они ожидали бы за свои грехи. Нагрешив, каждый надеется покаяться и быть прощённым… Господь добрый, он прощает всех истинно раскаявшихся… Идол по имени Порок долгов не прощает. Тысячи бездушных тел бродят по земле, вроде бы живые, но… негодные ни для Ада, ни для Рая. Бродят неприкаянными. Они уже не из этого мира, но и в тот не приняты. Мёртвые не умирают.
— Со временем умирает даже смерть, — возразила хозяйка. — Умрут и эти. Попадут в Небытие.
— Что такое Небытие? — спросил Михаил Владимирович.
— Трудно осознать бесконечность Вселенной — по нашим понятиям у всего есть границы, всё конечно. Небытие в тысячу раз непонятнее бесконечности Вселенной.
3. Иные здесь
— Рай, ад… Нет ничего этого, — с ленцой слушателя, не верящего в охотничьи или рыбацкие рассказы, упорствовал Михаил Владимирович. — Я есть. Есть реальность с реальными радостями и горестями, есть реальные люди, иногда праведные, а чаще греховные.
— Люди есть. Я и ты есть. Есть Ад и Рай. Веры нет, — негромко, словно для себя, проговорила хозяйка.
— Ну почему веры нет? — усмехнулся Михаил Владимирович. — Я верю в своё дело. Бизнесмены верят в свой бизнес…
— Бизнес… Это не вера, это алчность. Хапают, хапают… Верят, что всех обманут и всё захапают… Радугу купят…
Горевшая в костре ветка «стрельнула» в Сатановского угольком.
— Ч-щёрт! — выругался он со змеиным шипением, отряхиваясь и разглядывая, не попортился ли костюм.
— Не поминай всуе имя господина своего, — чуть улыбнувшись, проговорила хозяйка.
Сатановский сердито посмотрел на хозяйку, но ответить не успел. Дверь избушки скрипнула, на крыльце появилась едва различимая в сумраке, похожая на приведение фигура в белом. Михаилу Владимировичу стало немного не по себе: очередное явление из пустого дома!
— Это Саша, наш ангелочек, — с любовью пропела хозяйка. — Иди к нам, Саша. Гостем будешь.
«Явление» по имени Саша спустилось с крыльца, приблизилось к костру, вежливо поздоровалось то ли высоким юношеским, то ли низким девичьим голосом. Остановилось рядом, смиренно сложив руки на груди.
— Ангел Саша… Юноша или девушка? — снисходительно уточнил Михаил Владимирович.
— Ангелы, мужского рода… — ласково проговорила хозяйка.
— Ангелы бесполы, всем известно. Гей, что-ли? — не скрыл пренебрежительного подозрения Михаил Владимирович, оценив голос и позу.
— Говорю же, ангелочек наш! Праведник… Ты, вот, сейчас ляпнул: «Гей! Гомик!»…
— Про гомика я не ляпал…
— Зато подумал. Он не гей и не гомик. Он такой, какой есть. Любовь для него — всё. Но без секса. Вот ты — человек пьющий? Я имею в виду спиртное.
— Ну… Без пристрастия. По праздникам и по поводу.
— Самогонку пьёшь? Или, палёную водку?
— Не-е-ет…
— А есть люди, которые пьют всё, что горит. И желание общаться с другими у них зависит не от качества образования, а от количества выпитого «горючего». С другой стороны, есть люди, которые ничего не пьют. Не потому, что нельзя, а потому, что этого им не надо. Встречал таких?
— Бывало…
— В пьющих самогон компаниях таких считают ненормальными.
— Верно.
— Вот и ты сейчас к Саше отнёсся, как пьющий самогон барыга относится к интеллигенту-трезвеннику.
— Да я ничего… Я ко всем толерантно отношусь, — оправдался Михаил Владимирович. — Но вот никак не пойму… Избушка пустая была, а второй гость из неё уже выходит…
— Я ж тебе говорила: дверь там у меня в параллельные миры. Портал, по-научному. А я при том портале вроде смотрительницы.
— Впускаете всех: и из Рая, и из Ада, — с долей иронии осудил Михаил Владимирович.
— Мне не дано осуществлять «отбор контингента». Я смотрительница портала. Ограничиваю проход из этого мира в параллельные миры — потому что человек, по глупости ушедший «туда», может навлечь на себя беду. И принимаю тех, кто «оттуда».
— А «пришелец» из Ада не будет конфликтовать с «пришельцем» из Рая, учитывая их разногласия на идеологической, так сказать, основе? — улыбнулся Михаил Владимирович, покосившись на Сатановского и ангела Сашу.
— Мы, своего рода, чиновники, — пояснил Сатановский. — Наше дело — делать дело. Мне своё, ему — своё. У нас ни сферы деятельности, ни обязанности не пересекаются. Нам конфликтовать не из-за чего.
— Черти, ведьмы, оборотни, вампиры, упыри на чиновников не похожи, их люди боятся. И мест, где они обитают, боятся. А здесь… Не причинят ли они нам вреда? Вылезет откуда-нибудь оборотень, голову мне … ам! А я без головы работать не смогу. Или друг с другом схватятся врукопашную.
— Здесь вроде зоны неприкосновенности: никто никого не трогает, из какого бы мира ни пришёл, — пояснила хозяйка. — Сатановский, например, приходит из тёмного мира. Он сопровождает грешников… туда. А Саша приходит в наш мир из Рая. Он помогает людям здесь.
— Райский волонтёр, значит.
— Можно и так сказать. А можно сказать: агнел-хранитель.
— А вы, молодой человек, родились таким? Или, как у нас говорят, своими силами положения в Раю добились?
Михаил Владимирович почувствовал неудобство от того, что молодой человек стоит рядом, смиренно сложив руки на груди в положении мраморного надгробья на кладбище. К тому же белую хламиду, в которую он был одет, сзади топорщил довольно заметный горб. «Убогий», — с неприязнью подумал Михаил Владимирович.
— Присаживайтесь, в ногах правды нет.
Михаил Владимирович привык к посетителям обращаться на «вы», поэтому и молодому снисходительно «выкнул».
— Спасибо. Я привык незримо стоять рядом с людьми… Нет, я родился нормальным ребёнком. Здоровым… И не отличался праведностью. Даже, более того… Но в юности что-то во мне изменилось. Глубоко в душе. Ну, и в сознании тоже. Я почувствовал, что у меня растут крылья…
Ангел Саша пошевелил плечами и под хламидой у него заметно шевельнулись два «горба».
— И как оно… Что чувствует человек, когда у него растут крылья? — не скрывая несерьёзности вопроса, спросил Михаил Сергеевич.
— Больно ему. Жутко больно. Похлеще, чем когда зуб мудрости наружу лезет. Обыватели не любят, когда в их среде вырастают ангелы. Неудобства от них.
— От ангелов? Или от людей?
— Людям от ангелов. Но ангелы от людей страдают сильнее.
— Интересно, а у ангелов есть возраст?
— Конечно. Даже два: человеческий — возраст, в котором душа праведника вознеслась на небо, и фактический — сколько времени он пробыл ангелом.
— И какой возраст у вас, если не секрет?
— Не секрет. Убили меня в возрасте семнадцати лет, когда я пытался защитить… Ну, неважно… А ангелом я существую более двухсот лет.
«Ничего себе! — поразился Михаил Владимирович. — За двести лет опыта в жизни и мудрости он накопил поболее моего!».
Ангел Саша скромно улыбнулся, будто услышал мысли Михаила Владимировича.
— Моё сознание основывается на чувствах, на любви убиенного две сотни лет назад юноши. А, значит, я хорошо понимаю молодёжь, действиями которых повелевают чувства, в жизни которых огромное место занимает любовь.
— Там, где властвуют чувства, разум спит. Любовь, как принято считать — сильнейшее из чувств, ослепляет и делает людей глупыми. Не позволяет видеть очевидного, — Михаил Владимирович снисходительно посмотрел на ангела Сашу. Он в своё время женился на девушке, которая подходила ему по определённым стандартам: не модель, но красивая, с высшим образованием и приличными родителями, не дура. Всепожирающей страстью к ней он не страдал. Она, собственно, замуж тоже выходила за «достойного кандидата».
— Не могу с вами согласиться. Есть любовь, как высокое чувство. Здесь преобладает разум с заботой и прочее. А есть любовь, как страсть — неудержимая и сокрушающая всё разумное. Любовь к искусству, любовь к родителям, любовь к детям, любовь к мужчине и к женщине, как высокое чувство, возвышает людей. Она от Бога. Любовь-страсть сжигает души, часто губит людей. Она — подарок дьявола. И дьяволу не обязательно появляться собственной персоной, чтобы завладеть душой человека. Более того, нечистый постарается сделать так, чтобы человек уверовал в то, что дьявола не существует. Его присутствие проявляется в страстях, которые обуревают людей. Не зря их называют демоническими. В каждом человеке есть частица сатанинского семени — в том есть двойственность человеческой натуры.
— Ну, хорошо… Почему тогда Бог не уничтожит Сатану? Или не лишит его возможности соблазнять людей? — спросил Михаил Владимирович. — На земле столько зла… Иной раз думаешь, что добро в мире кончилось.
— Значит, надо делать добро из зла, если больше не из чего. Бог не принуждает человека: «Будь, как я хочу!». Он даёт ему право выбора: быть с ним и обрести вечную благодать, или получить дьявольскую выгоду и наслаждение сейчас — и мучения в геенне огненной после смерти... Чтобы видеть белый рисунок на чистом листе бумаги, нужны контуры, тени рисунка. Как судить о Добре, если нет Зла и не с чем сравнивать? Только познав вкус зла, можно узнать добро.
Возможно, суть Сатаны и есть «оттенение» Бога, выделение добра на фоне зла. Звезды сияют ярче для тех, кто видит их отражение в болоте. Достоевский говорил, что путь к Богу открывается из бездны: чтобы вознестись к Богу, необходимо очень сильно пасть. Героини Достоевского неизменно падшие, но поднявшиеся во святые. А, может, потому и святые, что были падшие. Бог и Сатана выступают как воплощения Порядка и Хаоса, силы, организующей Вселенную, и энтропии — Вселенную разрушающую. Для противодействия энтропии необходимы постоянные созидательные усилия, иначе процесс разрушения поглотит всё, не прикладывая для этого никаких сил. Точно так же и борьба со Злом, воплощаемым Сатаной, должна быть постоянной, иначе наше бездействие станет его сильнейшим орудием. Чтобы восторжествовало Зло, достаточно бездействия хороших людей.
Ангел Саша распростёр руки, как величайшая статуя Иисуса Христа в Рио-де-Жанейро.
— Страшна не совершённая ошибка — ошибки осознают и исправляют. Страшна утрата понятия греха, утрата стыда, представления о том, что чего-то нельзя трогать, что есть святыни, которые нельзя пачкать... Помните девиц, которые отплясывали в храме Христа Спасителя? Они переступили границы морали, запачкали святыню. Потеряв это чувство, они сорвали тормоза: дальше можно всё, что угодно! Оглянувшись в прошлое, мы увидим, как люди последовательно вышибали одну из главных опор морали — авторитет Бога, превращая мораль в бездейственные мёртвые штампы. Люди, отринув Бога, остались один на один с Сатаной — и путь у них один, в Ад. Ад — это отсутствие Бога. Страшно, когда человек, закрыв глаза, шажками мелкого Порока идёт к пропасти, успокаивая себя, что может остановиться в любой момент. Так успокаивают себя, например, любящие выпить люди. Но однажды момент настанет: человек сделает ещё один шажок… А опоры под ногой нет. И он рухнет в пропасть. Мелкий порок, вскармливаемый постоянно, вырастает в Порок-чудовище, который уничтожает человека.
— Коммунистический режим сделал много для уничтожения морали Бога, — вздохнул Михаил Владимирович.
— Зато теперешний либерализм преуспел в уничтожении зла, — усмехнулась хозяйка. — Только не в плане искоренения злых поступков, а в плане «переквалификации» их в «незлые». Каннибалы носят костюмы от кутюр и заседают в Думе и в правительстве. Убийц в кино показывают романтиками и красиво называют «киллерами», проституток — воспитанными «путанами» или нежными «ночными бабочками»… Это уже не грех отдельно взятого человека. Это — взявший верх над душами людей Порок, высшее проявление греха, поразившее огромную часть человечества.
— Стоит ли тогда кричать о добре, о морали, если в мире властвует уничтожающий людей Порок? — недовольно проворчал Михаил Владимирович.
— Люди, не слышащие гласа Истины подобны мертвецам, — тихо проговорил ангел Саша. — Но если кричать изо всех сил, можно докричаться и до мертвецов. Истины, как и огня, не завернуть в саван мертвеца.
Помолчали, глядя на играющее в костре пламя.
— Складывается впечатление, что Дьявол в нашем мире властвует над людьми больше, чем… — Михаил Владимирович умолк, не договорив.
— Боги покинули этот мир, — вздохнул и с сожалением признал Сатановский. — А оскверненное место, как известно, пусто не бывает — Аду позволено бесчинствовать на земле. Как говорят служители этой тёпленькой кочегарки: «Если вам что-то не нравится, этого у нас много».
— Люди будто перестали отличать добро от зла, — посетовала хозяйка. — Не видят очевидного, будто спят вечным сном. Ходячие мертвецы. Зомби.
— Те, кто спят вечным сном, не обязательно мертвы, — возразил ангел Саша. — Придёт время, проснутся.
— У многих часть сознания, часть души мертва, — продолжила рассуждение хозяйка. — В человеческом представлении Дьявол всегда ассоциируется со смертью. Демоническая энергия — мёртвая энергия, а человек, отдавший душу и спознавшийся со злом, обретает статус мертвеца. Демоническая энергетика — энергетика смерти и хаоса. Подписание договора с Дьяволом означает прекращение развития человека и мира, в котором он обитает. В итоге, в остановившемся мире люди становятся лишними, им вынесен приговор вымирания.
— Сатановский, ты знаешь о смерти больше, чем любой человек, — с откровенным скепсисом, показывая, что ни на грамм не верит в реальность потустороннего мира и его обитателей, проговорил Михаил Владимирович. — По долгу службы, наверное, встречался с самыми разными мертвецами: и грешившими, и праведниками… А, может, и с непосредственным начальником встречался? Он тебе кандидатов на продажу душ подыскивать не поручал?
Михаил Владимирович подмигнул заговорщически.
— Я работаю не с мертвецами, а с их душами, — обыденно поправил Михаила Владимировича Сатановский. — Я своего рода экспедитор, моя работа заключается в том, чтобы препровождать доверенный мне контингент в Ад, а не объяснять за чашкой чая, как они будут маяться после смерти. Тем более, я не ищу желающих что-то продать или купить. А насчёт Сатаны, Князя Тьмы, Князя преисподней, у меня особое мнение, отличное от вашего.
Умолчав о том, встречался ли с ним, Сатановский помолчал некоторое время, задумавшись, и продолжил:
— Некоторые думают, что Сатана — своего рода коммивояжёр, который является к тем, кто хочет что-то продать или купить. Нет, это всё вторично. Первичность в том, что Сатана — первый противник автократии, символ бунтарства и непокорности, но не носитель мирового зла. Это ясно описано в Ветхом завете.
Люцифер был первым ангелом, созданным Богом — самым любимым и прекраснейшим из всех ангелов. Господь поставил его рядом с собою и сделал главным над позже созданными ангелами. Но Люцифером овладели сомнения: неужели могущество дано ему лишь для того, чтобы рабски исполнять чужую волю? Зачем быть слугою, когда при своём могуществе он может стать господином? Он бессмертен, но это ужасное бессмертие: вечность покорности и тяжкого труда во имя другого! Гордыня одолела Люцифера и породила самолюбивое стремление управлять миром. Люцифер решил сбросить иго небесного самодержца. «Нас много, — убеждал он сомневающегося ангела Азраила. — Повелитель один. Он могуч, но Он распределил между нами большую часть своего могущества… Мы сами можем пожинать плоды и славу своих подвигов. Когда я стану главою Вселенной, ты получишь в обладание отдельный мир, где будешь царем и богом».
Треть ангелов поддержала Люцифера. Азраил же засомневался: «Люцифер силён, его крылья покрывают полмира. Но Творец сильнее: Он наполняет мир. Я честолюбив, но знаю своё место. Люциферу мало быть вторым в мире, мне же и вторым быть довольно. Припаду к стопам Творца и расскажу Ему о происках отступника. Вдруг отдаст Он мне в награду власть и милость, которыми обречён Люцифер?».
Люцифер был низвергнут в Ад, и стал называться Сатаной — противником Бога. Но в искренность Азраила Творец не поверил и назначил его ангелом смерти, который ходит по земле с косой и отделяет души от тел умерших, чтобы предать их суду Божьему.
Сатановский задумчиво глядел на пламя костра, постукивая пальцами по колену.
Михаил Владимирович скептически молчал, ожидая продолжения библейской истории.
— В основе любого бунта лежит позитивное начало — свободолюбие, и негативное — тщеславие и гордыня. Сатана призывает вкусить познание и тем пойти наперекор Богу. Он борец с культом личности Бога. Он лидер тех, кого Бог изгнал из рая или недопустил в рай по идеологическим соображениям.
— Вроде нашей либеральной оппозиции, — рассмеялся Михаил Владимирович. — Они тоже борются за свободу обездоленного человечества. Чтобы и бездомный нищий, и миллиардер-олигарх имели равные права выбирать, где им провести холодную, дождливую ночь: под мостом, прикрывшись драной рогожкой, или в пятизвёздочном отеле, под одеялом с электрообогревом.
Сатановский пожал плечами и промолчал.
— А много в партии Сатаны ангелов? Не может же быть такого, чтобы при свободе выбора ни один из них не перешёл в оппозицию? И как выглядят ангелы, перешедшие в оппозицию? Парят на облаках над чанами с кипящей смолой?
— Да, и в аду ангел, наказанный за грехи, парит на облачке. Только то облако не голубое и не розовое, а чёрное и смердящее. Демоны — это падшие ангелы, существа исключительных страстей. Например, демоны инкубы в облике фантастических любовников соблазняют женщин, а суккубы, воплотившись в тела неотразимых дев, занимаются любовью с мужчинами. Устоять против их страсти практически невозможно.
— Да уж… Таких в нашем мире тьма, — согласилась хозяйка. — Молодые врачи, отучившись шесть лет в институте и работая органом, расположенным между ушами, получают зарплату в размере прожиточного минимума. А молодая сук…кубица, едва окончив школу, устраивается на работу к главврачу секретуткой и, получая удовольствие органом, расположенным между ног, получает зарплату в десять раз больше многоопытного врача.
— Не все секретарши суккубы, — защитил секретарш Михаил Владимирович.
— Конечно, не все, — усмехнулась хозяйка. — Есть и простые девочки, наделённые красотой, но обделённые умом, которые, распахнув коленки, успешно решают проблемы по благоустройству личной жизни.
— Есть и сорокалетние, вполне серьёзные сотрудницы, — проигнорировал сарказм хозяйки Михаил Владимирович.
Его секретарше было тридцать восемь. И она отлично знала делопроизводство.
— …и не все врачи, несмотря на то, что в белых одеждах, ангелы, — добавил Михаил Владимирович.
— По крайней мере, подавляющее большинство из них не слуги дьявола, — подняла руку вверх, словно прекращая прения, хозяйка. — И уж точно, они ближе к сердитым ангелам, чем к добрым дьяволам. Но они обрекли себя на жизнь в ожидании приговора. Ты не представляешь, как это мучительно, ждать исполнения приговора… Большинство ждёт, когда их посадят. Некоторые допускают, что их покалечат или убьют родственники больных, которых они лечили.
— Значит, плохо лечили, — буркнул Михаил Владимирович.
— Нормально лечили. Как позволяли обстоятельства, лекарственное обеспечение, дурацкие законы-приказы… Раньше ведь как было? Больные умирали от старости и неизлечимых болезней. Сейчас «потребители медицинских услуг» считают, что они и их больные родственники умирают от некачественного оказания медицинских услуг. «Мы же бабушку привезли в больницу живую! Она такая шустрая была! Всё по дому делала! А вернули мёртвую!». А то, что бабушку везли на скорой с мигалкой и сиреной, что бабушке под сто лет и у неё все органы по старости отказали, это мало кого интересует. Врач спас сотни больных — но не спас столетнюю старуху… Виновен! Уставший после суточного дежурства врач ругает пациента, что он не выполняет его назначений… Грубиян! У врача зарплата меньше, чем у слесаря-сантехника… А за что ему платить?! Он не всех спасает!
Хозяйка безнадёжно шевельнула рукой.
— Врачи не боги, они всего лишь пытаются выполнить его работу: спасают людей от смерти, избавляют от болезней. Но они не всесильны — спасти и излечить всех не могут. И за это обыватели ненавидят их.
Сатановский подбросил дров в костёр. Пламя воспряло, шевелящимися тенями оживило лица.
— Скоро врачей не будет, — помолчав, вздохнула хозяйка. — Молодёжь не хочет работать врачами.
— А бывает, что чёрт, уверившись в справедливость и правоту Господа, переходит в «партию Бога»? — спросил Михаил Владимирович, глядя на Сатановского.
— А бывает, что депутат, министр или чиновник с миллионными доходами отдают свою зарплату на лечение тяжело больного ребёнка, или судья — на улучшение содержания исправляющихся заключённых? — с усмешкой спросил Сатановский.
— Чёрт — по рождению чёрт, — ответил за Сатановского ангел Саша. — Он чёрен не только снаружи, но и внутри. Он мог бы попытаться притвориться, чтобы получить какие-то блага для себя. Но Бог всевидящ, не позволит обмана.
— Да, — согласился Михаил Владимирович. — Чёрного кобеля не отмоешь добела. Жаль, у нас нет всевидящих, и многие, у кого чёрные души, притворяются белыми и пушистыми. А начальники притворяются, что не видит черноты их душ.
— Потому что сами черны, — Сатановский раздражённо ткнул веточкой в костёр.
— Сатановский… А, между нами… Каков он, Дьявол? — как мальчик, выпытывающий секрет у приятеля, спросил Михаил Владимирович.
Сатановский удивлённо посмотрел на Михаила Владимировича.
— Ну… В общении… Как человек.
Михаил Владимирович понимал несерьёзность своего вопроса, но ему было интересно, а как оно было бы… пообщаться с таким… партнёром?
Сатановский усмехнулся.
— Каков Дьявол?
Он задумчиво, будто сомневаясь, покрутил головой.
— Во-первых, он не человек. Нет смысла рассказывать, как он выглядит. Он выглядит… как угодно, и ни в этом суть. Ты любил когда-нибудь?
— Ну… Наверное. Давно это было, — Михаил Владимирович вежливо улыбнулся.
— Наверное, любил. Все мы в юности любили. А что такое страсть, знаешь?
— Ну, это сильная любовь…
— Сильная любовь — это сильная любовь… А страсть… Невозможно рассказать о страсти, не испытав страсти — всепожирающей, неукротимой, ненасытной, как огонь… Дающей неизъяснимое наслаждение и… уничтожающей тебя.
Сатановский вяло, словно без сил, шевельнул кистью.
— Страсть… Главное — непонятно, почему и… откуда.
— Самая большая опасность дьявола в том, — задумчиво проговорила хозяйка, — что вы действительно можете найти его, даже, если не нужны ему.
Стрекотали сверчки, нескончаемо горланили лягушки. Изредка постреливали дрова в костре.
Сидящие у костра приятно молчали.
Дверь избушки резко хлобыстнула о стену. Из двери на крыльцо вышел, как показалось Михаилу Владимировичу, пьяный — настолько движения его были нечётки.
— Ну, явился, не развалился, — недовольно проворчала хозяйка.
— Это кто? — спросил Михаил Владимирович. Он почувствовал запах мертвечины, пахнувший от домика. По мере того, как новоявленный приближался, слабый запах превратился в отвратительную вонь мерзкой гнили, в смрад разлагающейся злокачественной опухоли. Вонь грязной бойни не могла соперничать с этим мерзким запахом гниения живой смерти.
Сатановский усмехнулся.
— Нежить, — поморщившись, сообщила хозяйка. — Зомби, говоря по-современному.
Фигура в штанах неверными, будто пьяными шагами приковыляла к костру.
Смрад разложения усилился.
Михаил Владимирович брезгливо скривился, прикрыл нос и рот ладонью. На душе у него стало тревожно, захотелось уйти куда-нибудь, спрятаться.
— А чё ты рожу-то кривишь, морщишься, будто в какашку вляпался, — подобно гопнику в подворотне, ищущему скандала, сиплым голосом выразил недовольство пришедший. — Будто ты из графьёв, а я — отбросы… Запах мой не нравится? Экие они чуйствительные… А, ежели разобраться, это не запах гадкий, это у тебя нюхалка дефективная. Вот ты сейчас почувствовал тревожность и желание сбежать. А это молекулы кадаверина и путресцина трупного запаха вызывают у тебя ощущения тревожности и возбуждают желание сбежать. А мой запах гексанала, который даёт аромат свежескошенной травы, твой недоразвитый нос не улавливает. И триметиламин не ловит, который пахнет свежей рыбой. Индол и скатол, выделяемые моим телом, ты чуешь, как запах фекалий. А то, что в небольших концентрациях они имеют цветочный аромат и похожи на запах жасмина, твой нос уловить не может. Так что, это я должен кривиться от твоего убожества, а не ты от моего.
— Ну ладно, — подняв руку, сердито остановила пришедшего хозяйка. — Ты чего припёрся? Чего на скандал нарываешься? Тебя, вообще-то, здесь не ждали.
— Только вот не надо сегрегации! — сильно хриплым, каким-то шелестящим голосом возмутился пришедший и тоже изобразил останавливающий жест. — Мы, недавно усопшие и погребённые… а иногда и непогребённые… Мы — меньшинства, подвергаемые гонениям. При виде нас кричат от ужаса. От нас шарахаются. Нас не любят! Это дискриминация по признакам жизни! Ксенофобия мёртвых. Разве справедливо, что мы разлагаемся в могилах, когда остальной мир поёт, смеётся и танцует? Разве справедливо, что другие влюбляются, когда мы мучаемся в земле от одиночества. Другие наслаждаются ласками друг друга и сексом, а мы ощущаем только прикосновение к нам сырой земли и проникновение в нас червей. Почему мы должны гнить? На нас наваливают каменные надгробья, думают, что радуют нас, сунув бумажные цветы в старую консервную банку на могиле. Меняют выцветшую от солнца, дождя и ветра «красоту» раз в год… Как я ненавижу живых! Они наслаждаются едой, вином, любовью, в то время как мы, покинутые всеми… вынуждены лежать глубоко под землёй на крохотном пятачке, ограниченном оградкой... Разве это справедливо? Мы требуем толерантности! Мы будем бороться за свои права!
— Ладно, успокойся, — отмахнулась хозяйка. — Те, кто борется за права, должны оформить заявку, указать количество митингующих и прочее… В общем, оформляйся, а как получишь разрешение, приходи всем меньшинством в дозволенном количестве в указанное для общественного выступления место. А сейчас иди… Больно уж от тебя смердит.
Борец за права меньшинств повернулся и, недовольно хрипя что-то, скрылся в домике.
Сатановский помахал рукой, отгоняя вонь, покачал головой, усмехнулся.
— Как проходит время у человека? Он рождается, взрослеет, стареет, умирает. Всё по заведённому порядку. Как проходит время у мертвеца? Он начинает смердеть. У него сгнивают губы, он начинает улыбаться, радуясь, что он труп. Потом у него выпадают зубы… Он проглатывает их, если лежит, или роняет на колени, если сидит, как египетская мумия или мусульманин. Потом колени его превращаются в пыль — и зубы падают вниз… Всё должно идти по заведённому природой порядку. И если что-то в этом порядке нарушается, ничего хорошего не получится. Всему своё время: время жить и плодиться, время умирать и прахом становиться…
— И только у души нет времени — она витает в вечности… — завершила хозяйка.
4. Владыки этого мира
Вдали, где опушку пересекало шоссе, заметались, запрыгали беспорядочно лучи фар автомобиля, едущего по бездорожью.
— Рыбаки, что-ли? — наобум предположил Михаил Владимирович. — Поздновато для рыбаков.
— Мутант к нам едет, — обыденно сообщила хозяйка.
— Все гости к вам через портал, а этот со стороны, — скептически заметил Михаил Владимирович.
— Он местный. Генетически человек, а по сути… Бизнесмен-мутант. Со склонностью к вампиризму. Людскую кровь попивает, партнёрами питается. Счастлив!
— Если цена счастья у таких — несчастье других, то что же нужно для счастья тех, кто несчастен попасть в «другие»? Ну и коллективчик собирается… Мутант со склонностью к вампиризму… Не противно с таким общаться?
— Я служительница портала. Помогаю проходящим через портал. Предупреждаю об опасности, если таковая грозит. Таксист, например, не может отказать в перевозке пассажиру, если тот ему не понравится. Но может предупредить, что пассажир едет в бандитский район.
— И зачем он едет сюда?
— Ну… Он построил этот домик.
— Дорого домик обошёлся? А то и я у него закажу для своей дачи.
— Не знаю. Я не заказывала. Спонсорская постройка.
— Какая ему польза от вас?
— Тут для него вроде клуба, где он может встретиться с нужными партнёрами. С той стороны. Сказано в Евангелии: где будет труп, там соберутся стервятники.
К домику подъехал внедорожник, резко остановился.
С водительского места на землю спустился невысокий, но объёмный мужчина в камуфляжном зелёно-коричневом костюме с животом, похожим на бурдюк с пивом. Михаилу Владимировичу подумалось, что с прокисшим.
Мужчина неторопливо подошёл к костру, вальяжно сел на пенёк, буркнул, словно сделал одолжение:
— Приветствую.
— Здравствуйте, — поздоровался ангел Саша.
— Здорово, — ответил Сатановский.
Михаил Владимирович молча кивнул и чуть поднял руку в знак приветствия.
— И тебе здоровьица, касатик, — поздоровалась хозяйка и упрекнула в шутку: — А брюхо-то растёт! Ремень, небось, ещё на две дырки распустил. Хоть бы бегом, что-ли… от инфаркта… занялся.
— Физические нагрузки мне противопоказаны, — недовольно проворчал бизнесмен. — Ясность мысли от них убывает.
— А она у тебя есть? — усмехнулась хозяйка.
— Ясность?
— Мысль… Чайку налить? — предложила, не дожидаясь ответа, хозяйка.
— Налей, ежели коньячка нету, — снисходительно разрешил бизнесмен.
Бизнесмен, взглянув на Михаила Владимировича, узрел в нём значимого человека, протянул руку для знакомства:
— Чуваков. Строительство, торговля, поставки.
Михаил Владимирович ограничился обозначением имени и отчества, умолчав о роде занятий.
Круглое лицо Чувакова обтянутое ровной и блестящей, словно вощёной, кожей, походило на невкусное толстокожее польское яблоко. А, может, у бизнесмена, представленного хозяйкой мутантом, метаболизм (прим.: обмен веществ) вызывал толстокожесть.
«Раньше мутантов называли уродами, — подумал Михаил Владимирович. — Любое отличие от общепризнанных норм считалось неправильным, мутанты прятались. Времена изменились. Теперь мы толерантны, принимаем людей, какие они есть. Даже тех, которые не совсем люди. Теперь они гордятся, что они «не такие, как все».
— Как бизнес? — задал вежливый вопрос Михаил Владимирович, почувствовав, что желания разговаривать у присутствующих почему-то нет, и что напряжённая пауза затягивается.
— Если бизнес не приносит дохода, это не бизнес, — менторским тоном изрёк Чуваков. — Я занимаюсь серьёзным бизнесом.
Мол, об остальном догадывайся сам.
Голова Чувакова горделиво качнулась назад, губы снисходительно покривились.
— Я слышал, вы спонсировали строительство домика? А ведь эти места половодье накрывает водой метра на три-четыре. Жалко, если ваши деньги весной «уплывут».
— Не жалейте чужих денег, заботьтесь о своих. Всё просчитано. Я денег на ветер не бросаю, благотворительностью не занимаюсь. Благотворительность — развращение тех, кто не хочет работать или добывать средства на достойную жизнь.
— Есть люди, которые не могут работать вследствие физических недостатков. Другие не могут научиться вследствие… недостатка интеллекта…
— Было бы желание. Масса примеров, когда даже паралитики добивались высот в жизни. Жизнь, где бы её предприимчивый человек ни коснулся, есть чей-то актив.
Чуваков очертил рукой горизонт.
— Даже ваши дети — чьи-то проценты. Производство детских товаров — бездонные закрома для предприимчивых людей. Ваша любовь — чья-то реклама. Мы рекламируем туалетную бумагу или дезодорант от вонючего пота, а рекламируют их красивые девушки, которых народ любит. Государство — потенциальные возможности для тысяч стартапов! Крутись — и у тебя будет всё. Можно мечтать о благоденствии и радости, питаясь объедками «спонсоров». А можно покрутить шариками и добыть деньги головой, если у тебя нет сил добывать их кувалдой. Или найти «крышу», которая обеспечит стабильными доходами.
— Судя по интерфейсу, деньги вы добываете не кувалдой, — пошутил Михаил Владимирович. — Головой? Или «крышей»?
— Я много чего перепробовал в бизнесе. Поняв малоуспешность потуг, долго и мучительно раздумывал. Признаюсь честно, мыслей в мою голову приходило немного, поэтому я берёг и приумножал каждую. Взвесив всё, принял мужественное решение и купил золотую чашу под названием «жизнь», до краёв наполненную вином марки «блаженство». Здесь все в курсе… А тебе скажу. Я продал эфемерное счастье в туманном будущем за полновесное удовольствие в настоящем. Жизнь, состоящую из рабского труда в надежде получить предполагаемую свободу и возможные блага по прошествии века, я поменял на реальную власть и полную свободу сейчас. Я подписал пергамент, давший мне право наслаждаться жизнью по полной программе.
— Не вступая в противоречие с уголовным кодексом? — насмешливо уточнил Михаил Владимирович.
— Я слишком полезный для государства гражданин, поэтому законы не позволяют уголовному кодексу притеснять меня. Силы тёмного мира обеспечивают мне успех в любом бизнесе с помощью существующих законов. Моя жизнь наполнилась роскошью. Я имею возможность удовлетворить все прихоти. Я могу всё купить, могу развлекаться до умопомрачения, потому что я богат. Не подумайте, что я богаче эмиров и шейхов — мне лень копить кубометры «зелени»… Я заурядный отечественный миллионер, на таких, как я, государство держится.
— Когда все желания будут удовлетворены и хотеть будет нечего, жизнь станет пресной. Сладость — в жажде, радость — в процессе достижения. Наслаждение тем сильнее, чем меньше возможность его удовлетворить.
— Когда наступит пресыщение, я прикажу сотрудникам организовать необычные удовольствия. Они у меня спецы изобретательные.
— Какова цена за такие… возможности? За всё ведь надо платить.
— Он продал душу, чтобы есть хлеб беззакония и пить вино хищения, — с безразличием фаната, которому неинтересен результат встречи Спартака с Зенитом, потому что он болеет за Динамо, сообщил Сатановский. — Его грехи переживут его правнуков, как грехи Калигулы пережили Римскую империю.
— Люди грешны от рождения и первородный грех определяет человеческую природу, — покривил губы в презрительной усмешке Чуваков.
— Господин бизнесмен утверждает, что его деятельность не вступает в противоречие с законом! — улыбнулся Михаил Владимирович, делая вид, что защищает Чувакова.
— Можно грешить, не преступая законов, — Сатановский вяло шевельнул рукой и чуть скривился. — Все об этом прекрасно знают.
— К тому же, как сказал забугорный писатель: «Людей переживают их грехи, заслуги хоронят с усопшими», — со смехом оправдал себя Чуваков.
— У современных «безнесменов» хоронить нечего: хитрость они путают с мудростью, изворотливость с мастерством, продажность с удачливостью. Под интеллектом они подразумевают высшее образование в виде купленных дипломов. Им чёрт в глаза плюнул: они все грязные мысли людей видят, на том и покупают всё и всех, — продолжил Сатановский, совершенно не стесняясь, что высказывает презрение к сидящему рядом Чувакову.
Чувакова пренебрежительные речи не задели ни в малой степени. Он был абсолютно уверен в правильности своих поступков, тщеславен, а в голове тщеславного человека нет места для чужого мнения.
— Избыток знаний вредит человеку больше, нежели их недостаток, — усмехнулся и скептически качнул головой Чуваков. — У меня голова меньше лошадиной, всё не упомнит. Да и вообще… От мозговой переработки крыша дымится — уши от копоти потом не отмоешь. Не обязательно много знать, лучше многое уметь: где что подешевле достать и как подороже продать. И вообще… Лучше быть владыкой от Ада, чем слугою от Неба!
Хор лягушек в речке разразился громкой какофонией: будто огромный симфонический оркестр настраивали инструменты, а оперная труппа распевалась перед выступлением.
— Люди в большинстве своём хотят преступить законы, ограничивающие их поступки и желания, — Чуваков продолжил прерванную речь. — Не страх перед преступлением останавливает их, а страх перед наказанием. Люди хотят совершать преступления — но безнаказанно. Я нашёл способ преступить закон, не совершая преступления. Научился у наших политиков — гнуснейшего сословия общества. Они мать родную продадут — и обоснуют свой поступок массой законов. А если законов не хватит, примут дополнительные.
— Это безнравственно… Должна же быть какая-то мораль, — попытался возразить Михаил Владимирович. То, что политика грязное дело, он знал прекрасно. Но здесь, на природе, на своей малой родине, ему хотелось быть справедливым и нравственным.
— Мораль — выдумка толпы, дабы покрыть слабость человеческую. Людям нравится думать, что правила, придуманные ими, должны соблюдаться всеми. Нет никакой морали, кроме морали данного мгновения. Мы, люди нового поколения, свободны от глупой нравственности.
Чуваков хлебнул чаю. Скривился, показывая, что чай — не коньяк, много не выпьешь.
— Да, для людей «нового поколения» понятие, что нравственно, а что аморально, относительно, — усмехнулась хозяйка. — Люди «нового поколения» ненавидят тех, кому причинили зло, и любят тех, кого облагодетельствовали. Благодетели надеются на получение благ в будущем от того, кого одарили. Облагодетельствованные же предпочитают избегать своих благодетелей. Обещания никогда не забывают те, кому их дают, и постоянно забывают те, кто их даёт. Плохое, случившееся с хорошими людьми — беда. Но то же, случившееся с плохими людьми, считается хорошим.
— Люди наглы, когда безнаказанны, и покорны тем, кто сильнее их, — продолжил Чуваков. — Преступление есть грех, скажут верующие. А я скажу: грех нужен. Потому что без греха нет Бога. Потому что, не зная, что такое грех, что такое зло, человек не познает добра, потому что не с чем сравнивать добро. Добро происходит от зла. Философия, однако! Философия — вещь приятная, особенно под коньячок.
— Слуха нет, но петь любит, — усмехнулся Сатановский, покосившись на Чувакова.
— Да, я отдал душу Дьяволу, — снисходительно признал Чуваков. — А что такое душа? Ты её видел? Руками щупал?
— Душа — самое дорогое, что есть у человека, — несмело изрёк ангел Саша.
— Самое дорогое? — скривился Чуваков. — Душу не надо содержать, не надо тратить деньги на лекарства — она не болеет раком. Да и не деньгами оценивается самое дорогое. Самое дорогое для меня не то, что стоит огромных денег, а то, что невосполнимо, что заканчивается против моей воли — моя жизнь. Поэтому я спешу насладиться жизнью, чтобы, как сказал поэт, «не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
— Только писатель сказал это в другом контексте, — усмехнулся Михаил Владимирович. — Он как раз имел в виду, что не надо тратить жизнь на гонки за удовольствиями. Движение к высоким целям, вот в чём смысл жизни. Не у всех жизнь заканчивается быстро. У некоторых смысл их существования — прожигание длинной бессмысленной жизни.
— А некоторые ради смысла жертвуют жизнями и становятся героями, — добавила хозяйка.
— Не все умирают героями… — буркнул Чуваков, но его перебил Сатановский:
— Некоторые живут до тех пор, пока не становятся негодяями.
— Бессмысленные жизни у тех, кто внизу, — огрызнулся Чуваков, вонзив указующий перст в направлении ботинок. — Это их жизни в нашем мире ничего не стоят, такие жизни нынче лишают за просто так. А я не только получаю удовольствие от жизни, но и о своём потомстве забочусь: будущее детям в долларовом эквиваленте обеспечиваю.
— Все о своём потомстве заботятся. А душа у человека самое дорогое, — повторил ангел Саша. — Человек, бывает, лишается всего — и у него остаётся только душа… У многих душа – это единственное, что есть.
— Когда людям не с чем больше расставаться, — презрительно фыркнул Чуваков, — чтобы не признаваться в абсолютной никчемности, они хвастают очень ценными душами, с которыми не расстанутся ни за золотые коврижки, ни под какими пытками… Но частенько и без пыток закладывают души, чтобы вернуться к благам цивилизации.
— Души народа и души «избранных», таких, как наши правители, или как ты — сильно разные вещи… — заметила хозяйка. — Цивилизация постаралась. Городской воздух цивилизации чистым не назовёшь. Как и ваши души. Простому человеку с рождения бывает не с чем расставаться. И как раз «хозяева жизни», потеряв блага, приобретённые «во власти», готовы отдать душу, чтобы вернуть потерянное… Если не отдали её раньше.
— Человек без души — раб, — стоял на своём ангел Саша. — Хуже! Тела без душ превращаются в ходячих мертвецов, сознание едва теплится в прокисших мозгах живых трупов. Сознание — это воспоминания, мысли, эмоции. Тело без души отстраняется от воспоминаний и эмоций, перестаёт мыслить. Есть только «базовые потребности»: жрать, заниматься сексом, балдеть.
Ангел Саша с неприязнью посмотрел на Чувакова.
— Да, быть рабом с душой сложно, — согласился Михаил Владимирович. Но мысль свою закончить не успел, его перебил Чуваков:
— Нынешняя электоральная масса — как раз та самая рабская масса. Люди ни к чему не стремятся, у них нет целей в жизни. Только жрать и бездумно пялиться в зомбиящик. Я думаю, скоро возродится новый рабовладельческий строй. И это будет правильно.
— И самое печальное, что нынешний электорат не станет бороться против рабства, — признал Сатановский. — Правители, политики через зомбиящик убеждают электорат совершать бесплатные социалистические подвиги, «исполнять свой долг» во имя капиталистического блага олигархов, высокооплачиваемых чиновников, жирующих думцев, сенаторов — современных рабовладельцев, скромно умалчивая о том, что социалистический героизм остался в прошлом, и наступило время прагматичного капитализма. Что значит «исполнить свой долг»? Выполнить за других то, что тебе, в общем-то, не особо нужно. Правители возлагают на плечи рабов неподъёмное бремя, убеждая, что нести бремя — их почётная обязанность. Изощрённое издевательство! Но беда даже не в этом. Беда в том, что рабы, чувствующие причастность к большому делу — счастливые рабы.
— Есть категория людей, которые уничтожают свои души по причине незрелости мозгов. Современная молодёжь, например, — добавил Михаил Владимирович. — Жрачка и секс — больше для таких ничего не надо. Впрочем… Ещё — пиво. Днём работа, чтобы вечером пить пиво. В выходные пива в четыре раза больше. Бесцельно тянут лямку, ни к чему не стремясь.
— В каждом молодом есть потенциал… — оправдал молодёжь ангел Саша.
— В теперешних молодых есть только потенциал рвущегося наружу либидо, — безнадёжно отмахнулся Михаил Владимирович. — Юнцы зациклены на сексе.
— Не они в том виноваты, — подняла руку, словно остерегая, хозяйка. — Интернет напичкан порнухой, фильмы без секса считают плохими фильмами.
— Они — ходячие трупы. А трупам не нужно искусство, — констатировал Сатановский. — Вместо прекрасной скульптуры Венеры Милосской или загадочного портрета Джоконды в музеях у молодых сторонников «современного искусства», как пример творения, как образец искусства — пришпиленный к стене «биеннале» банан, олицетворяющий орган, которым они чаще всего пользуются. Это в их мёртвых мозгах называется инсталляцией. Нашёлся адекватный, отлепил тот банан и съел. На претензии охраны пояснил: «А это мой перформанс. Называется «Голодный художник»: один художник поедает произведение другого художника, потому что хочет есть». Хаотичное нагромождение пёстрых квадратиков и кружочков они, с видом знатоков, называют абстракционизмом и пытаются увидеть в этом хаосе что-то заумное. А в чёрном квадрате — нечто, спрятанное за чернотой. Они понятия не имеют, что такое красота души. Их забота — красота пёстро раскрашенных ногтей на ногах. Трупам не нужны умные слова и красивая музыка к песням, им достаточно невнятного бормотания, называемого клёвым рэпом, или отключающая остатки мозгов отпадная ритмика техно в стиле галопа. Они так торчат от однообразного «Дум-дум-дум», что не могут справиться с эрекцией.
— Подумаешь, техно… — пренебрежительно похвастал знанием современной «музыки» Чуваков. — Сейчас в моде поп-рок-группы, играющие в стиле «электронный шум»: соло на поломанной гитаре, вместо медиатора используют мобильник.
— Поп-группы… От слова «попка», — усмехнулся Михаил Владимирович. — Это когда девочки на сцене демонстрирует единственное своё музыкальное достоинство — попки в трусиках, не прикрывающих ягодицы… А голоса им делает компьютерная программа.
— Раньше искусство тащило охлос из грязи вверх, в культуру. Теперь культуру опускают в грязь, якобы, ближе к народу. Трупам не нужна высокая, зовущая парить в небесах, любовь — им достаточно технического исполнения половой функции под модным названием «секс», — вздохнула хозяйка. — Партнёр пользуется половым органом партнёрши, а партнёрша — мужским органом. Это, как жвачку пожевать. Желательно, свежую. Но сойдёт и жёваная — хочется же! А сам человек становится второстепенным приложением к половому органу, которым пользуется его напарник. Их даже самцами и самками назвать нельзя, потому что они исполняют половые функции не ради продолжения рода, как у кроликов или овечек, а, чтобы ублажить похоть.
— Сейчас в трэнде уменьшение численности людей, — пользуясь случаем, ввернул модное слово Чуваков. — Билл Гейтс сказал, что шесть миллиардов людей на Земле — это много. Поэтому рекламируется транс… верс… тизм, — с трудом выговорил он ещё одно умное слово. — В недоразвитые страны гонят пальмовое масло, которое приводит к бесплодию. Говорят, америкосские благотворительные общества в конце прошлого века поставляли в Африку прививки, в которые был встроен ген бесплодия. И молодёжь в тех странах теперь чуть ли не поголовно привита бесплодием.
— Да, в нашу страну в восьмидесятые-девяностые годы тоже шли «благотворительные» прививки. Не потому ли в последние десять-двадцать лет проблема бесплодия у нас растёт пугающе?
— Чтобы эффективно управлять обществом, гражданина надо выращивать, обучать и формировать, — изрёк Михаил Владимирович. — Бесплодие — очень эффективная мера борьбы с ненужным увеличением электоральной биомассы. Даруя электорату «счастье» искусственного оплодотворения, можно закладывать в это «счастье» необходимые нам программы: невозможность дальнейшего размножения, послушание, ограничение умственного развития…
— Низшие классы воспроизводятся эффективнее аристократии, — подхватил тему Чуваков. — Но простолюдинам не хватает интеллекта. Скудоумие плодит само себя: женщина, родившаяся на дне общества, производит на свет дитя, обреченное на повторение её судьбы. Если же учесть большую плодовитость низов, то наша нация рано или поздно превратится в скопище болванов.
— А вы сами, позвольте спросить, чьих господ будете? — с подчёркнутым скепсисом спросил Чувакова Михаил Владимирович. — Ваши родители из графьёв? Или, как у меня, от сохи, от бороны?
— Какая разница? Я добился, чтобы мою фамилию писали с большой буквы, этим всё сказано, — огрызнулся Чуваков.
— Корона на мозги не давит? — разозлился Михаил Владимирович.
— Создания, не имеющие души, не должны размножаться, — вставил своё ангел Саша. Непонятно было, относились его слова к «простолюдинам» или к «всплывшим наверх», но заложившим души Дьяволу.
— Тем, которые подвергаются ЭКО, помогают родить, кого надо, — сердито продолжил Чуваков. — Мне один профессор сказал, что ЭКО — производство рабочих особей «на заказ». Те, у которых получается оплодотворение с первого раза, рожают стандартных работников, исполнителей. В тех, которые рождаются после двух попыток — сначала «прививают» более качественным набором генов, а потом оплодотворяют для зачатия нужного плода. Из них получаются более умные специалисты. А уж те женщины, у которых оплодотворение наступает с третьей попытки, рожают детей с особо подобранным набором генов для науки, управления обществом и прочих высоких задач.
— Да уж… Сейчас научились манипулировать и генетическим материалом, и процессом обучения, — согласилась хозяйка. — Современные «воспитатели» умеют корёжить детские мозги. Раньше педагоги с мировым именем утверждали, что воспитание — это принуждение. В принуждении к хорошему. Если ребёнка не принуждать, он не будет учить уроки, а зависнет в Интернете на играх, откажется от здоровой и не очень вкусной пищи, и будет питаться чипсами и сладостями. Вместо соков пить энергетики. Курить травку, потому что кайф. Либеральные «воспитатели» придумали, что ребёнка нельзя привлекать к домашнему труду без его согласия. Нельзя шлёпнуть по заднице за его истерики.
— Нынешняя молодёжь не знает, что сильные мужчины когда-то боготворили возвышенную женщину, — продолжил ангел Саша. — У них нет в понимании, что слабую женщину должен защищать герой-мужчина. Женщины теперь пьют водку и дерутся между собой, как мужики, а мужчины чураются физических нагрузок, пестрят нарядами, как дамочки. Мужчины не занимаются спортом, предпочитают джин-тоники, синтетические сигареты и натуральные травки, которые бодрят без напряжения, а ощущения от них — будто принимаешь ванну с пеной из взбитого кайфа. Жизнь на «колесах» расслабляет каждый дергающийся от напряжения нерв, каждую усталую мышцу в теле, даёт ощущение умиротворяющего парения в облаках… Там, где трезвые глаза видят помойку, их окружает перформанс «неземной красоты».
— Сейчас наркош и токсикоманов стало меньше, — заметил Михаил Владимирович и усмехнулся: — Горсть червей не сожрут радугу.
— Всё равно их много, — покривился Сатановский. — Мёртвые нужны правительству. Мёртвыми легче править. Мир перестал быть нормальным. Теперешний мир болен. Диагноз: шизофрения мира. В моде «однополая любовь», и даже родителей пытаются называть не отцом и матерью, а родителем номер один и два. Понятие ответственности родителей за своих детей исчезло. За здоровье детей отвечают врачи. За поведение — полиция. За умственное развитие — школа. Посмотрите на поведение молодых мамаш, «выгуливающих» детёнышей: сидит, уткнувшись в айфон, а безнадзорный ребёнок ползает по земле, ест какашки, может упасть в яму, порезаться.
— Раньше людей учили думать, — покачала головой хозяйка. — Теперь учат запоминать. Но вызубренное имеет свойство забываться… А есть спецы, которые помогают забыть ненужное — и заставляют запомнить нужное правителям.
— Пропасть между богатыми и бедными достигла катастрофических масштабов, — сердился Сатановский, — совесть стала пороком, свобода превратилась в рабство… Бизнесмены уподобились наёмникам, ведущим войну: уничтожь ты — или уничтожат тебя. С помощью Дьявола они обеспечили себя благами этого мира…
— Если в окружающем только плохое видеть, — прервал «обличителя» Чуваков, — придётся в «жёлтом доме» спасения искать.
— Нормальных в нашем мире тоже много, — вяло оправдался Михаил Владимирович. Он прекрасно понимал, что всё сказанное хозяйкой, Сатановским и ангелом Сашей — чистая правда.
— Всё равно ненормальных много. Там, наверху, — Сатановский показал пальцем в небо, — решили, что болезнь этого общества неизлечима. На вашем мире поставили крест. Убедившись в невозможности сделать из вас людей, наверху решили превратить ваш мир в помойку для тамошних изгоев. В выселки для нечисти. Не той, сильной, героической нечисти, типа Змея-Горыныча или Соловья-Разбойника, а в выселки для уродов, которых выгнали из параллельных миров.
5. Владыка того мира
Первым уехал Чуваков, недовольно буркнув:
— Ладно, некогда мне…
— Этот лыс не только снаружи, но и изнутри головы… — хмыкнул Сатановский, криво улыбнувшись. — Бизнесмен… Вместо того чтобы быть кормильцем нации, сделался её сосальцем… Его давно в аду с фонарями ищут.
Но вскоре тоже встал и, сославшись на дела, ушёл в домик.
Ангел Саша помаялся некоторое время, чувствуя себя почему-то очень неудобно, многословно поизвинявшись и оправдавшись, что его, как ангела-хранителя, ждёт подзащитный, ушёл следом за Сатановским.
Михаил Владимирович подумал, что Сатановского и ангела Сашы, наверное, в домике уже нет. Сидя у догорающего костра, он слушал звонкие скрипичные концерты сверчков, вдыхал свежий, живительный воздух, и будто здоровел телом и душой. Он не чувствовал, что его присутствие в тягость хозяйке.
— Ну хорошо… — Михаил Владимирович будто продолжил замершую на мгновение дискуссию. — Предположим, вы убедили меня в реальности параллельных миров, в то, что дверь в вашем домике — портал в иные миры… Но я материалист. Нет, я, подобно нашему Президенту, крещён, хожу в церковь… по большим праздникам. Должность обязывает. Но это для меня как… как условие функционирования в большой политике. Положено чиновнику-едросу носить на лацкане значок с белым медведем — он носит. Так и я ношу крестик, как знак принадлежности к тому, к чему обязан принадлежать. Всё это условности.
— Вы верите в Бога? — прервала гостя хозяйка. Михаилу Владимировичу показалось, что за интонацией вопроса «как бы между прочим» таилась полная серьёзность.
— Скажем так: раз есть создания, то должен быть и Создатель, — постарался увильнуть от серьёзности Михаил Владимирович.
— А в Судьбу?
Михаил Владимирович хмыкнул.
— Я жизнь построил и всего добился своей головой, своим усердием и упорством. Поэтому уверен, что идея предначертанности противоречит здравому смыслу. Только от воли человека зависит, в каком направлении разовьётся его жизнь. Только воля человека в состоянии изменить ход вещей.
— Судьба каждого человека в руках Создателя, — задумчиво произнесла хозяйка и отрицательно покачала головой. — Он указывает место всякой вещи и всякой твари в этом мире…
— Чуваков, вон, тоже добился, чего хотел. Я в институте учился, в библиотеках, а потом на службе пропадал, достигая всего упорным трудом. А Чуваков конкурентов топил, продавал и предавал… А теперь всё, что хочет, покупает. Вплоть до амнистии за возможные преступления. Наверняка, может купить больше, чем я.
— Можно предать кого угодно и продать что угодно, но судьбу не продашь и не купишь. Предначертаное можно только отсрочить. Избежать и спастись — разные вещи. Любые потуги Чувакова бесплодны, любое количество денег бессильно: не сможет он изменить предначертанного финала своей судьбы.
Хозяйка подобрала несколько веточек вокруг себя и бросила в костёр. Огонь вспыхнул, высветил задумчивое лицо Михаила Владимировича.
— Даже фаталисты, убеждённые, что всё предопределено и невозможно изменить данной тебе судьбы, смотрят по сторонам, переходя дорогу. Я материалист, — Михаил Владимирович поднял руку, словно останавливая кого-то. — И до тех пор, пока не прикоснусь пальцами, пока не увижу собственными глазами, причём, реально, а не в виде неясного облачка, пока не учую своим носом, я не смогу поверить в полной мере в реальность всего этого… параллельного. Если ваш портал реально функционирует, проведите меня… туда. Ну… не обязательно на экскурсию. Хотя бы постоять на краешке и увидеть что-то… «параллельное»… своими глазами.
Хозяйка испытующе, с лёгкой усмешкой посмотрела на Михаила Владимировича.
— Не могу обещать, что подобные «путешествия» безобидны. Чем такая «экскурсия» обернётся, предсказать невозможно. Всё зависит от… наполненности души «путешественника», от того, с какими помыслами он пройдёт через портал.
— Но это реально — пройти через портал?
Ветер шумел над деревьями. Таинственно. Мрачно.
— Реально, — как-то обыденно сказала хозяйка и пожала плечами. — Но рискованно.
— Тогда я… настаиваю. Иначе всё это… — Михаил Владимирович обвёл вокруг рукой, — для меня останется не более, чем некачественное шоу. А услышанное —дискуссией в кружке любителей эзотерики.
Хозяйка посерьёзнела и задумалась.
— Ну… Самым «киношным» в плане экскурсии было бы провести тебя в мир нечисти…
— К чертям, что-ли? — усмехнулся Михаил Владимирович.
— Нет. Черти в аду. А нечисть… К нечисти причисляют «жить» и «нежить». «Жить» — вполне живые существа, но сильно голодные, жаждущие человеческой плоти. Вампиры и оборотни, например. «Жить» свирепа, быстра и изворотлива. В их мир без пулемёта лучше не ходить, если хочешь вернуться живым. «Нежить» — непонятные для нас организмы, из разряда мертвяков. Воняют смрадно. Как они существуют, науке неведомо. Да ты видел сегодня одного.
— Откуда они берутся? Размножаются, что-ли?
— Кто?
— Ну, те и другие.
— Которые «жить» — плодятся. И живых людей заражают своей кровью. А «нежить» размножаться не может. Мёртвые они. Умер человек, или убили его. По каким-то причинам не попал ни в Рай, ни в Ад…
— Ну, покажите мне Рай или Ад… Так… Со стороны.
— Рай или Ад…
Хозяйка задумалась.
— Рай и Ад находятся в одной параллели. Ну, как бы, на одной планете. Но отдельно друг от друга. Разделены, как две страны.
Хозяйка снова задумалась.
— В принципе… Можно тебе показать… Вроде как со смотровой площадки… Издали. Но только что-нибудь одно. Что бы ты выбрал? Рай или Ад? Я имею в виду, для кратковременного знакомства?
— А как это, вообще, будет выглядеть? Что я увижу?
— Что увидишь… Во-первых, увидишь персонажи в чистом виде, так сказать, без антуража. Ты увидишь человека как бы в чёрном пространстве. Важны его чувства, его эмоции и реакции на них, а не декорации в виде шипящих сковородок и кипящих котлов.
— Например…
— Ну… Можешь увидеть правителей, играющих в детскую игру «Солдатики». Только солдатики у них не оловянные, а живые. И конница с живыми лошадьми и конниками. И сабли у конников натуральные. И пушки стреляют снарядами. Но правители с самозабвенностью детсадовцев играют в свои игры… Они счастливы!
— Да уж… Игры детские, а кровь людская… В компьютерной игре такое изображают элементарно. А уж лазером спроецировать куда угодно — проще простого.
Михаил Владимирович подумал, что устроить такое шоу для него, государственного чиновника высочайшего класса, специалистам не представится сложным. Только кто может быть заказчиком и с какими целями шоу? Развлечь? Или как-то воздействовать на его мысли и желания?
— Или, предположим, можешь увидеть министра, который, наподобие Остапа Бендера, вешал народу лапшу на уши по поводу строительства межгалактического космопорта в Нью-Васюках… Ты можешь увидеть его, счастливого от воплощения своего проекта… с лопатой в руках, роющего канал, соединяющий Тихий океан с Атлантическим.
— Какой же это рай? Это ад…
— Ну-у… Воплощение мечты — рай. А труд, конечно, адский, вечный. Я же тебе говорила, что Рай и Ад соприкасаются очень тесно.
— А народ попроще?
— Можно и попроще.
Хозяйка шевельнула рукой, изобразив жест фокусника. Неподалёку на тёмном фоне неба проявилось изображение, словно на экране кинотеатра. Голая женщина в неюном возрасте, с непривлекательным, мягко выражаясь, телом, плавала в бассейне, подставив рот под льющуюся из фонтана струю.
— Она всю жизнь жаждала вина и пива. Вот… Попала в рай… Плавает в пиве, пьёт вино.
— Но она же алкоголичка! Я знал её! Муж, дети страдали от её пристрастия.
— Алкоголичка. Но это болезнь, а не зло. Человек-то она хороший! Попала в Рай. А родственники страдали… Куда деваться, болезнь! Когда человек болеет раком — родственники тоже страдают.
— Да уж… Питие есть самый гуманный вид самоубийства, — грустно процитировал мудрость Михаил Владимирович. — И от скуки помогает. Самое страшное, что все алкоголики приходят к одному финишу, уподобляются животным, у которых все думы, все потребности сокращаются до одной: жрать спиртное. Но она могла же не пить! И родственники не страдали бы.
— Могла… Вон ещё один: сидит, развалившись в кресле, механическая рука ему в рот заливает выпивку, он только на педаль успевает нажимать. А перед ним родственники, к их головам и сердцам провода подключены, каждое движение механической руки с выпивкой сопровождается ударом тока родственников. Алкоголик может не нажимать на педаль. Но ему безразличны страдания родственников, для него важнее собственная страсть. Неодолимая страсть.
— Для алкоголика рай, но для родственников — ад.
— Ну да. В мире всё взаимосвязано. И понятие наказания условно. Говорят, на одном из японских предприятий провинившихся на целую смену запирали в пустой комнате и не позволяли ничего делать. Это для них было мучительным наказанием.
— Для русского Емели это было бы праздником… А можно взглянуть на что-то… натурально адское? — попросил Михаил Владимирович. — Во всём, так сказать, адском величии…
— Ужастики любишь смотреть? — усмехнулась хозяйка.
— По-молодости любопытствовал. Сейчас потерял интерес. Но всё это, — Михаил Владимирович показал туда, где только что были образы алкоголиков, — похоже на лазерные картинки. Они меня не впечатлили и не убедили.
— Адское во всём величии? — усмехнулась хозяйка. — А не страшно со вселенским злом встретиться?
— Ну… Что такое страх? Всё, о чём вы рассказываете, я считаю выдумками. Я, материалист, не могу испытывать страх, а тем более, ужас, думая, что выдумки могут причинить мне физическую боль. Так что, до тех пор, пока я реально не увижу чего-то по настоящему адского, я в ваши рассказы не поверю.
Глядя в землю, хозяйка раздумывала о чём-то.
— Он всегда идёт к тому, кто желает увидеть его… И даёт всё, что ты пожелаешь… от ада.
— Он… Это кто?
— Сатана. Ты ведь его хочешь увидеть. Не отвечай ничего, чтобы не врать. Но с того момента, как ты его увидишь, ты не сможешь от него уйти. Он будет звать тебя, и в его голосе ты почувствуешь такое влечение, что захочешь к нему пойти. Насыщаясь, ты будешь умирать от голода. Он, как терпеливый охотник, будет перебирать наживки и приманки, пока не найдёт ту, на которую позарится добыча. Ты. Он испытает тебя искушением. Он знает твоё самое слабое место. Он тронет его мягко и ласково, и ты не заметишь, что поддался ему. И, когда ты этого меньше всего ожидаешь, вдруг окажешься в его железной хватке без надежды на спасение… Подняв на запредельные высоты, он обрушит тебя в невообразимые пропасти. Он подведёт тебя к воротам рая, и низвергнет в последний круг ада. Он сокрушит твою волю, порвёт твоё тело. И, даже когда он будет пожирать тебя, ты будешь радоваться его празднеству. Ты ещё не слышал его зова.
Михаил Владимирович подумал, что в своей жизни он встречался с очень влиятельными политиками, с фантастически богатыми олигархами, которые соблазняли его и миллионами денег, и неимоверно доходными должностями… Против всех искушений он устоял.
— Я материалист, не верю ни в чертей и ангелов, ни в их хозяев. И потом, я же не прошу провести меня по аду. Так… Глянуть издали… Но, чтобы это было убедительно.
— Ну что ж… — хозяйка тяжело вздохнула. — Я служительница портала, и не могу отказать тому, у кого желание переполнило душу. Я тебя предупредила. Ты не дитё неразумное… Решай.
Насторожённая тишина словно притаилась за кваканьем лягушек и скрипом сверчков. Жирная и мрачная.
— Я решил.
— Ну, пойдём.
Хозяйка встала.
— Куда? — удивился Михаил Владимирович.
— Ты же просил показать реально? Вот и идём… Реально… Через портал.
Всё ещё не веря в реальность параллельных миров, Михаил Владимирович поднялся на крыльцо вслед за хозяйкой. Скептически хмыкнул, сомневаясь, какое ещё шоу она устроит ему, после лазерного.
Прошли через середину комнаты… Тело будто обволокла тончайшая паутина. «Статическое электричество, — подумал он рационально. — Точно, какие-нибудь современные шоу-технологии».
Хозяйка остановилась у двери противоположной стены.
— Дальше пойдёшь один. Если ты решил взглянуть и вернуться назад, запомни главное: войдёшь туда, закроешь за собой дверь, но ни в коем случае не отпускай дверной ручки. Отпустишь — можешь остаться там навсегда.
— Портал — в виде банальной двери с ручкой, которую нельзя отпускать?
— Тебе слово «зажигание» понятно?
— Естественно. Всю жизнь на машинах езжу.
— Зажечь костёр, значит собрать хворост, чиркнуть спичкой и так далее. Но никто не говорит, что «зажигание» применительно к автомобилю значит поднять капот и спичкой поджечь бензин в поршневой системе мотора. Так и применительно к порталу в моей избушке. Дверь — это антураж. Суть портала не в дереве, из которого она сделана.
— Хорошо, хорошо, — Михаил Владимирович едва сдержал улыбку, наблюдая, с какой серьёзностью хозяйка разыгрывает спектакль.
— Ты крещёный? — с правдоподобным волнением спросила хозяйка.
— Крещёный, — пряча иронию, ответил Михаил Владимирович.
— С Богом! — хозяйка перекрестила Михаила Владимировича, и потребовала: — Положи ладонь на мой браслет.
Михаил Владимирович глянул на руку женщины… и вздрогнул: руку обвивала живая змея! Изо рта у неё периодически показывался раздвоенный язык.
Хозяйка испытующе смотрела на Михаила Владимировича.
Преодолев отвращение, Михаил Владимирович накрыл змею ладонью. Почувствовав под ладонью холодное шевеление, едва не отдёрнул руку.
— Это последний тест. Так сказать, проверка на твою решительность.
Хозяйка вздохнула, разыгрывая волнение, и указала на дверь:
— Иди! Ни в коем случае не отпускай дверной ручки с той стороны. И… если что, сразу назад!
Михаил Владимирович улыбнулся, открыл дверь, шагнул через порог… И очутился в полной темноте. Замер, ожидая неожиданности в стиле комнаты ужасов приезжего цирка. Но ручки двери не отпускал, предполагая, что цирковая «нежданка» может лишить его устойчивости.
Ничего не происходило. Было так темно, будто перед ним возвышалась чёрная непроницаемая стена.
Едва заметно повеяло чем-то холодным. Не тем холодом, который бывает от сухого льда на сцене, с помощью которого шоумены делают туман, а каким-то… мистическим холодом. Тревожным.
Не отпуская ручки двери, Михаил Владимирович обеспокоено переступил с ноги на ногу. Услышал шуршание босых ступней.
Звуки, которые он слышал у костра, словно всосались в трубу. Исчезли. Почему звуки пропали?
Михаил Владимирович прислушался. Тишина. Мрачное безмолвие бесконечного тёмного пространства. Было так тихо, что он услышал, как тикают часы на его руке... Какие часы?! Он оставил их Петровичу! Тикало в его груди… Тикало в напряжённом ожидании.
Нет, это окружала не темнота, не тьма. Во тьме бывают проблески, мерцания, тени или иные нюансы отсутствия света. Его же окружала непроглядная чернота. Не было света, не мерцала ни одна звёздочка. Чернота торжествовала над тьмой. С мрачной важностью она пропитала всё. Под прикрытием такой черноты совершаются убийства. Может быть, подумал Михаил Владимирович, конкуренты устроили этот цирк, чтобы убить его? Извращённым способом, в науку другим…
Чернота скрывала в себе нечто большее, чем пустоту. Сознание ждало чего-то необъяснимого, опасного, жуткого, непостижимого.
Сквозь живую, вязкую субстанцию черноты просочились приглушённые, невнятные голоса, странные скрипы, шорохи.
Накатила волна густого давящего эфира, мерзкого и злого. Из самых его недр исходил едва слышный ноющий звук. Похожий на мучительный стон. И далёкие крики запредельного ужаса. Ужаса истязаемых женщин. В то же время они были настолько близки, что Михаил Владимирович мог протянуть руку и коснуться женщин, вопивших то ли от мучений, то ли от страха. Звуки не распространялись в чёрном вязком пространстве, они поглощались, едва покинув свой источник. И обрывались, когда невидимые грязные лапы стискивали губы несчастных жертв.
Это были страшные звуки — звуки небытия.
Михаил Владимирович понимал, что человеческий мозг способен вообразить всё, что угодно. Представить то, чего нет. Все его опасения — иллюзия страха. Иллюзия чьего-то присутствия. Человек способен вообразить то, с чем он никогда в жизни не пожелал бы столкнуться. Или желал?
Михаил Владимирович почувствовал абсолютное одиночество в бесконечной пустоте. Один во тьме. В бездонных глубинах кромешного мрака. В кладбищенской, траурной ночи без единой живой души. Ощутил случайность бытия своего немощного тела.
Темнота страшна только потому, что мы теряемся в ней, убеждал он себя. Не видим пути, не видим себя. Но стоит хотя бы одному лучу света появиться, и страх исчезнет, словно его и не было. Превосходство света над тьмой очевидно. Ведь тень в солнечный день не наводит ни на кого ужас.
Но… Ни лучика…
Чернота осязаемо сгущалась, концентрировалась, становилась ощутимо плотной, тяжёлой… Нависала, подобно невероятной глыбе антрацита… Шевельнётся такая — не удержать! Придавит — и брызнут в разные стороны жидкости, наполняющие бренное тело человека.
Боже, как хрупок человек!
Михаил Владимирович почувствовал себя слепцом на краю чёрной бездны. Ступи вперёд, подвинься вправо, влево — падёшь в ничто. Ни пола, ни стен… Ни звука, способного подсказать… Что подсказать? Он услышал, как в его голове шептали предостерегающие голоса: «Не упади! Вытяни руки вперёд!».
Но вытянуть руки — значило отпустить ручку двери… Нет!
«Осторожнее! Руки вперёд, а то упадёшь!».
Нет!
Темнота заполняла всё. Даже его душу.
Он почувствовал себя заточённым во тьму. Обречённым на молчание без сочувствия. На кару за несовершённые преступления. Ему показалось, что он окунулся в потоки тоски и страха. В океан горя. Навечно.
И нет часов, чтобы определить, сколько времени прошло с момента, когда он ступил в черноту. Нет календаря, чтобы посчитать, сколько времени осталось до конца вечности. А нужен ли календарь? Если от вечности отнять столетия или тысячелетия — вечность не станет меньше!
И нет надежды на спасение. Чернота — олицетворение гибели.
Как бы он обрадовался, если бы чёрная бездна осыпала мир искрами леденящих звёзд!
Что-то огромное материализовалось совсем близко. Он почувствовал существование в темноте неописуемой массы, разрушительной силы. Появилось неприятное ощущение, будто за ним наблюдают.
Он уловил едва слышимое, едва различимое, очень низкое снисходительно-насмешливое: «Ге…», как шевеление неприятно холодного воздуха. Но это «Ге…» было слишком зловещим, чтобы показаться природной случайностью.
Напрягшись изо всех сил, он вглядывался в бездонную черноту. Но разве можно что-то увидеть в глубине циклопической глыбы антрацита?
Нечто могущественное и беспощадное, недосягаемое для его зрения, вольно обитало в своей черноте. В близкой к нему черноте.
Михаил Владимирович вспомнил, что он гол. И испугался обнажённости. Он испугался, что неведомо-мерзкое может коснуться его. И даже ядовито укусить. Больно укусить. За любую часть тела.
Чувствуя беззащитность перед неведомой силой, он глупо прикрыл свободной рукой низ живота.
Михаил Владимирович ощутил шевеление огромного и агрессивного. Жуткого. Михаилу Владимировичу почудилось, что притаившаяся рядом едва различимая бесформенная, уродливая тварь, протянула к его коленям сатанинские когти, чтобы вцепиться в низ живота. И стало невозможно бороться со страхами, ранее гнездившимися в глубинах подсознания... А теперь пожиравшими его мозг. Он почувствовал на бедре горячую струйку. Лишённый сил страхом, смятый стыдом, он почувствовал себя ничтожеством.
Ему представилось чудовищно уродливое, бесформенное существо с раздутыми щупальцами, которое, подобно гигантскому слизню, окутывало его с ног до головы. Сосущие, хлюпающие звуки вырывались из жуткого тела. Михаил Владимирович наяву услышал как бесформенные губы этой твари, истекая зловонной слюной, сосут кровь и пожирают его плоть…
Михаилу Владимировичу почудились взирающие из тьмы чёрные глаза. Мелькнули отражением далёкого света и исчезли. Очень внимательные глаза, понимающие беззащитность и слабость стоящего пред ним человека. Глаза хозяина чёрной ночи, внушающего ужас всем сразу и каждому в отдельности. Презрительная усмешка на лице повелителя Смерти. Михаилу Владимировичу погрезились протянутая к нему мохнатая лапа.
Воздух стал обжигающе холодным. Невыносимо холодным. Каждый вдох — тысяча иголок в лёгких. Невыносимый холод обледенил внутри него мертвящий ужас. В глотке застрял крик. Скомкался, прилип, не давал дышать. Дрожащие губы онемели, лёгкие отказались принимать кислород.
Кожа превратилась в наждачную бумагу, тело покрылось мурашками, одеревенело и стало непослушным. Волосы на затылке неприятно вздыбились, сердце затрепыхалось перепуганным галопом. В паху стало щекотно, всё сжалось… Мочевой пузырь окончательно опорожнился…
Но он ещё достаточно владел рассудком, чтобы осознать стыдливую мысль, что криком ужаса он испугает хорошую женщину, стоящую по ту сторону двери — и не закричал. Умоляя рассудок поверить, что страшное ему грезится.
Схватившись пальцами за рот, за отвердевшие от мороза, непослушные губы, Михаил Владимирович вглядывался в мертвящую бездну. Кто там? Кто тот невидимый и неосязаемый, кого невозможно описать словами?
У Михаила Владимировича был опыт переговоров с очень сильными партнёрами… Даже тогда он не пасовал. Но сейчас почувствовал себя не слабым партнёром, а… пылью под Его ногами. Под ногами Хозяина Преисподней.
Михаил Владимирович попытался заговорить, уверить Хозяина, что он пришёл с миром, что не хотел беспокоить, что уже уходит, что… Но спазмы перехватили напрягшееся в отчаянной попытке горло, лишили голоса. От обуявшего ужаса он перестал дышать. Он ощутил полную беспомощность перед нечеловеческой мощью, которая превосходила его волю, волю очень опытного государственного деятеля, в той же степени, в какой шторм или землетрясение превосходят силу грешного человека.
Холодный пот выступил на верхней губе, капельки влаги скатились со лба на крылья носа.
Но разум материалиста, привыкшего манипулировать реальными людьми, товарами и ценностями, подхлёстываемый осознанием своего высокого должностного положения, подстегнул спрятавшуюся куда-то гордость: кошмарное видение — это иллюзия, нечего её бояться! Из глубин подсознания вылезла подленькая мысль: «Вот под руководством какого начальника надо работать… Перед таким по стойке смирно встанут даже мертвецы… С таким ни Европы, ни Америки не страшны…».
«Гы…» — словно ухмыльнулась тёмная сила. Едва слышно, очень низким, словно из трубы-геликона, пугающим звуком, от которого кровь перестала циркулировать в конечностях, и они словно покрылись инеем.
Сердце замерло. Остановилось. Объятый ужасом, Михаил Владимирович шарахнулся назад, ткнулся спиной в дверь. И… У него отнялись руки, ноги перестали чувствовать опору.
Михаил Владимирович хотел дёрнуть ручку двери, за которую он держался, чтобы бежать из пугающей черноты в родную звёздную ночь… Но не смог шевельнуться! Тело отказалось повиноваться. При мысли о том, что стоит в темноте наедине с порождением Тьмы, неодолимая сила которого ощущалась так явственно, из груди Михаила Владимировича взвился ужас и набросился на рассудок. Он старался убедить себя, что бояться нет причин, уговаривал себя: «Там нет ничего, это ветер пахнул». Но тщетно — ужас уговорить невозможно. Демонические глаза чёрной тенью маячили над ним, сатанинский взгляд обволакивал трепетавшую душу. Томительный гнёт бесплотной, но страшной тени заставлял его ощущать своё ничтожество. Он услышал дробь: будто дятел долбил дерево. То от страха случали его зубы.
Губы и присохший к гортани язык ещё раз попытались издать крик, но лёгкие сдавило, словно на грудь ему взвалили неподъёмную тяжесть, Михаил Владимирович задыхался, каждый глоток воздуха требовал неимоверных усилий.
Он услышал слабый стон — это был его стон. Ни от боли, ни от горя так не стонут… То был глухой, сдавленный звук, какой вырывается из самых глубин души, когда ужас затопит её так, что уже невмоготу, стон смертельного и безотчётного ужаса, от которого кровь приливает к сердцу. Он услышал неясный, неровно-торопливый звук, словно тикали часы под подушкой. Тиканье нарастало, с каждым мгновением становилось басовитей, раскатистей и громче! То барабаном застучало его сердце. Ритм убыстрялся, как убыстряется ритм там-тамов в ритуальных танцах шаманов. Барабан грохотал всё сильней. Ещё несколько мгновений он сдерживал себя, стоял не шелохнувшись. А бой все громче, громче! И боль в груди всё сильнее… От дикого стука давление ужаса росло, как в паровом котле с забитым намертво предохранительным клапаном. С таким ужасом не совладаешь. Ту степень муки и то бездонное отчаяние, которое он сейчас испытывал, было самым тяжким изо всех испытаний, когда-либо выпадавших на долю смертного. Такие муки могли испытывать разве что погребённые заживо. Ужас достиг апогея. Таких мук сердце не выдерживает, разрывается.
Михаил Владимирович почувствовал, что ещё секунда — и он лишится чувств. А значит, оторвётся от ручки двери… И останется во власти ужаса навсегда… Оцепенев во власти наваждения, Михаил Владимирович боялся признать, что то, чего он со страхом хотел коснуться, сбылось. Коснулся… Но… Малейшее движение — и он погиб.
Он почувствовал, что ручка двери разогревается… Жжёт ладонь подобно раскалённому металлу. Михаил Владимирович почуял запах горелой плоти.
Но если он отпустит ручку, то не сможет вернуться назад!
Отчаяние, подобное отчаянию подходящего к виселице безвинно осуждённого, не давало ему шевельнуться.
Но если пригнуться к полу и попытаться ускользнуть… уползти… Тихо, незаметно...
— От него не уползёшь, — услышал он и почувствовал, как его руку, испытывающую мучительную боль, заживо горящую, накрыла прохладная ладонь. Он почувствовал, что за спиной у него стоит кто-то добрый.
— Я не смогу избавить тебя от боли. Но помогу перетерпеть её. А дальше — сам.
«Что есть боль в руке твоей? — услышал он голос в голове. Голос низкий, чуть насмешливый. Тихий, но неимоверно мощный. — Плотская боль ничто. От неё анальгин поможет. Боль постоянных сомнений, боль душевных терзаний, боль осознания жизненного тупика и безнадёжности — вот где истинные мучения! И я могу избавить тебя от этих мучений».
Да, Михаил Владимирович знал, что такое мучения от сомнений, душевные терзания от принятия несправедливых решений и осознание безнадёжности.
— Не верь ему, — услышал он голос за спиной. — Он научит тебя побеждать свою совесть — и ты лишишься душевных терзаний. Он наградит тебя безмерным самомнением и самоуверенностью — и ты перестанешь сомневаться, не сможешь видеть свою неправоту и потеряешь способность признавать правоту оппонентов…
«Прав тот, кто сильней, — услышал он у себя в голове убедительно мощный голос. — А силён тот, кто неимоверно богат. Потому что тот, кто богат, обладает властью денег. И, соответственно, могуществом власти».
Да, признал он, богатые обладают властью и могуществом… У него есть определённые счета в банках, он обладает определённой властью… Но ему захотелось могущества.
— Гы… — едва слышно, но могущественно дыхнуло из темноты.
Неимоверным напряжением сил Михаил Владимирович протолкнул воздух сквозь застывшую глотку и родил бессмысленный звук, похожий на едва слышный хрип в агонии, когда жизнь уже покинула тело, а тело о том ещё не догадалось.
Скорее безволие, чем напряжение воли помогло ему опуститься на пол. Что-то щёлкнуло в коленном суставе. Михаил Владимирович испугался, что тот, в темноте, услышит щелчок и поймёт, что жертва замыслила побег. С замершим, как ледяной кусок, сердцем и сдерживаемым дыханием он потянул ручку двери… Хорошо, что онемевшие от потустороннего холода пальцы не смогли разогнуться… Увидев полосу света в открывшейся щели, потянул уже осознанно… Проваливаясь в освещённую комнату, оглянулся…
Смутная тень, словно сгусток мрака… Неясная усмешка… Внимательные, снисходительные глаза... Глаза, источающие жуть…
Михаил Владимирович понял, что он не сбежал — его отпустили. Пока.
6. Домовой ушёл
— Не спи, мужик, замёрзнешь! Царствие небесное проспишь…
Михаил Владимирович очнулся от незнакомого мужского голоса и несильного тычка в бок.
В глубине сознания всплыло ощущение физической мощи и непреклонной воли, с которой он столкнулся и… от которой бежал.
Михаил Владимирович открыл глаза. Он лежал на траве, животом вниз, на противоположном от своей дачи берегу. Радостное солнышко висело над лесом. Судя по высоте, было утро.
Опираясь на руки, Михаил Владимирович поднялся на колени, будто приготовился к намазу.
Рядом стоял мужик в камуфляжном костюме, сапогах, с удочками на плече.
— Выглядишь, как куча дерьма. Похоже, болен на голову… после изрядного возлияния, — констатировал мужик.
Похож на Чувакова. Костюмом.
— А где старуха?
Слова с трудом покинули его глотку и остановились где-то в метре от рта. Но мужик, тем не менее, услышал.
— С косой? — ухмыльнулся он. — Похоже, потопталась около тебя и ушла. Ты откуда?
— Оттуда, — Михаил Владимирович мотнул головой в сторону дачи.
— Ты назад не плыви, лучше вокруг обойди, по плотине.
— Обойду…
Михаил Владимирович с трудом встал, пошёл вдоль берега в направлении плотины. Взглянул на луг. Осмотрел опушку леса от края и до края. Избушки на курьих ножках не было.
Вспомнил ночной ужас. Привиделось? Ощущения были настолько яркими, что он передёрнул плечами. Или попал под гипноз специалистов, подосланных конкурентами? Неизвестно, что они могли ему внушить! Да уж… Его шеф, конечно, силён психически… Но, судя по тому, что у него масса оппозиционеров, недостаточно силён. А тот, вчерашний… Там чувствовалась мощь вселенская. У такого ни оппозиционеров, ни противников быть не могло. Такой всех сомнёт. Служить такому — и самому стать неодолимым.
Михаилу Владимировичу показалось, что воздух едва заметно, но мощно дрогнул. Так, вероятно, шевелится масса воздуха и кубические километры тверди планеты при зарождении землетрясения. И будто бы снова послышалось — или померещилось? — насмешливо-самодовольное, почти в диапазоне инфразвука, который вызывает внутренний страх у человека и останавливает сердцебиение: «Гы…».
Михаил Владимирович испуганно огляделся. Чертовщина какая-то… Привиделось!
Мысли его перескочили на дела обыденные.
«Остаться здесь или ехать на Средиземноморье, — думал он, — где жена присмотрела поместье, принадлежавшее члену бывшего правительства, карьера которого после отставки пошла под откос»…
«Там вся наша элита! — убеждала жена. — Не можешь же ты противопоставлять себя обществу!».
Обществу… Обществу оборотней, вампиров и бесов? Ехать на тёплый берег чужого моря, чтобы тусоваться среди «сильных мира сего»? А, случись фиаско по службе или в бизнесе, срочно сбагривать тёплый средиземноморский участок, потому как, потеряв место и бизнес, ты автоматически становишься изгоем… Или остаться здесь, на поросшем ивами и берёзами берегу крохотной речки, из земли которой ты, как растущие здесь берёзы, напитался силами…
Президент предложил высокую должность… Очень высокую… Что выбрать: тёплые края, где властвует граф Дракула, или тихий берег речки с домиком, о котором заботится русский Домовой?
Если бы ему покровительствовал тот, вчерашний… С такой «крышей» сам чёрт не страшен… Только где его, вчерашнего, найти?
Михаилу Владимировичу вдруг вспомнились слова Пузатого Пацюка из «Вечеров на хуторе близ Диканьки»: «…Тому не нужно далеко ходить, у кого чёрт за плечами».
***
Хлопая себя ладонями по всем частям тела и размазывая кровяные тельца неисчислимых комаров, Михаил Владимирович пробирался сквозь кусты к плотине, чтобы перейти на ту сторону речки, к своей даче. От длительной ходьбы с непривычки он устал, вспотел и запыхался. Крапива жгла голые ноги. Тело покрылось зудящими волдырями от укусов комаров.
— К чёрту эту «девственную природу», — бормотал он. — То ли дело на Средиземном море: комары вытравлены, заросли вычищены, терренкуры для прогулок фонарями освещены…
Злой, как чёрт, добрёл, наконец, до дачи. Зашёл на пляж, чтобы искупаться, смыть с себя грязь и комариный зуд. Попробовал ногой воду… Слишком холодная. Крикнул:
— Петрович!
Надо распорядиться, чтобы Петрович нагрел воды для купания.
Тишина.
Помолчал, прислушиваясь.
— Петрович!!! Чёрт тебя возьми…
Не отзывается.
Пошёл в домик.
На холодильнике лежала нетронутая стопка денег и дорогие подарочные часы.
Отлучиться, когда хозяин на даче, Петрович не мог. Значит, ушёл. Совсем.
«Продам всё, к едреней фене!» — разозлился Михаил Владимирович.
«Гы…» — едва ощутимо шевельнулся воздух.
Часть вторая
Время дожития
1. Проект «Ледяной червь-2»
Транспортный вертолёт «Блэк хоук» UH 60 «Чёрный ястреб» поднялся с американской базы Туле, расположенной на северо-западе Гренландии, и направился вглубь ледяной пустыни. Пассажирские сиденья вертолёта занимали вооружённые пистолетами солдаты из охраны базы под командованием сержанта в возрасте «уже не молодой, но ещё не старый». Стриженные под «ежик» волосы цвета соли с перцем придавали ему вид голливудского киногероя. Одетые в лёгкие, но тёплые комбинезоны белого цвета, с рюкзаками, верёвками и ледорубами, его подчинённые походили на альпинистов. Солдат в них можно было узнать только по армейским шевронам на рукавах.
В грузовой отсек солдаты загрузили две зачехлённые электропилы, сапёрные лопаты, складные нарты. В проход между сиденьями бросили три пенала, похожие на пусковые трубы противотанковых управляемых снарядов.
В салоне на начальских местах за кабиной пилотов сидели два «ботаника», как между собой называли их солдаты: начальник экспедиции восьмидесятилетний Френк Шваб и двадцатисемилетний научный руководитель экспедиции Роберт Мэлоун.
Френка Шваба «упаковали» в красный арктический комбинезон с капюшоном, отороченным серым оленьим мехом. Яркий цвет нужен был, вероятно, чтобы легче искать старика, если тот затеряется по причине склероза. Капюшон обрамлял изборождённое глубокими морщинами лицо с типичной профессорской бородкой. В салоне вертолёта было довольно холодно, поэтому старик не снимал капюшона. Если бы не борода и морщины, его лицо походило бы на лицо младенца, выглядывавшее из конверта для грудничков: так невинны были его глаза, взирающие на окружающий мир.
В конце шестидесятых двадцатилетний Фрэнк Шваб служил рейнджером в военном лагере «Сжатый кулак» проекта «Ледяной червь». Во время службы общался с биологами и сотрудниками исследовательского центра по изучению климатических изменений, работавшими в лагере, тогда и заинтересовался наукой. После увольнения из армии окончил биологический факультет университета. Армейское пристрастие к Арктике не покинуло его, он занялся изучением вирусов, упрятанных в вечной мерзлоте. А теперь летел с экспедицией, как один из немногих участников проекта «Ледяной червь», оставшихся в живых и знавших расположение ледяных пещер военного объекта.
Роберт Мэлоун выглядел моложе своих двадцати семи лет: нескладный, очкастый, рассеянный «ботаник» из поколения детей «индиго». В вирусологии Мэлоун был шахматным гроссмейстером: только ему известным передвижением фигур проводил выбранный вирус-пешку до нужного поля, превращал в ферзя и ставил мат противнику-природе. И совершенно не интересовался, во что воплотятся результаты его научной деятельности.
Мэлоун время от времени мельком поглядывал в иллюминатор. Несмотря на то, что в Штатах, откуда они прилетели на военном самолёте, сейчас жаркое лето, снежные поля внизу не возбуждали его любопытства.
Фрэнку Швабу, как и любому старику, хотелось поговорить. Диалог с молодым коллегой не налаживался, но Фрэнк изливал из себя информацию, не заботясь о том, слушает ли его сосед.
— Восемьдесят процентов территории Гренландии покрыто ледниковым щитом с наибольшей толщиной в три тысячи четыреста метров, — объяснял Фрэнк, стараясь слабым голосом пересилить рокот вертолётного мотора. — Авиабаза Туле, откуда мы летим, самая северная военная база Штатов, находится на тысячу километров севернее полярного круга. Зимой здесь полярная ночь с арктическим климатом. Средняя температура января на авиабазе под тридцать градусов мороза, плюс очень сильный ветер. На ледниковом щите, куда мы летим, зимой температура и вовсе ужасная, ниже шестидесяти, а летом не поднимается выше двенадцати градусов мороза. Погода, как в космосе.
Шваб по-детски хохотнул, радуясь удачной шутке.
Мэлоун рассеянно глянул в иллюминатор и удивился:
— О-у!
— Что там? — с удовольствием полюбопытствовал Шваб. Ему прискучило безразличие молодого коллеги.
— Космический корабль.
Шваб не понял, шутит Мэлоун или всерьёз констатирует факт, и глянул в иллюминатор.
На снежном фоне подобно бабочке раскинуло крылья гигантское сооружение на сваях, похожее на нефтедобывающую платформу в открытом море. Центр его, высотой с девятиэтажный дом, венчал громадный белый шар во всю крышу, на концах «крыльев» по два полушария чуть меньше. Подъездных путей к зданию не было видно.
— Станция раннего обнаружения советских бомбардировщиков, — пояснил Шваб. — На острове таких несколько. Все заброшены. Их построили в середине прошлого века. С территории острова через северный полюс самый короткий путь в Советский Союз для ракет и бомбардировщиков с ядерным оружием на борту. Здесь, в Гренландии, базировались наши средства противовоздушной обороны, самолеты-разведчики, стратегические бомбардировщики. Военное значение острова настолько велико, что наше правительство пыталось купить его у Дании. Первый раз после второй мировой войны, второй раз при президенте Трампе. Датское правительство отказалось от сделки, но позволило размещать на острове военные базы.
— Подлетаем! — перекрывая шум двигателя, крикнул один из пилотов, повернувшись к учёным.
Вертолёт слегка накренился и выписал широкую дугу над снежным полем. Пилот внимательно вглядывался в экран GPS-навигатора. Машина зависла над малозаметными на белом фоне неровностями и медленно пошла вниз.
— Здесь должна быть вертолётная площадка! — прокричал пилот.
Колёса вертолёта медленно погружались в снег. Наконец, судя по лёгкому толчку, нащупали опору. Моторы заурчали спокойнее, будто удовлетворённые посадкой. Корпус неровно подрагивал, словно машина утаптывала место под собой. Наконец, мотор умолк.
— Выходим! — скомандовал сержант.
Солдаты открыли люк, сбросили лестницу, один за другим десантировались, выгрузили рюкзаки и оборудование.
Учёные сошли последними. Старика Шваба спустили под руки, как антикварную вазу, которую надо оберегать от случайных ударов.
Солдаты топтались на месте, уплотняя снег для базовой площадки рядом с вертолётом. Снега было выше колен, поверхность обледенела, толстая корка ломалась с громких хрустом.
Шваб оглядывался, пытаясь узнать места, где он служил более полувека назад.
— В конце пятидесятых годов в Пентагоне разработали проект секретного города в вечной мерзлоте Гренландии, — рассказывал Шваб, обращаясь к молодому коллеге. Но старика с большим интересом слушали расчищавшие снег солдаты. — На территории, в три раза превышающей площадь Дании, запланировали оборудовать две тысячи пусковых площадок для межконтинентальных ракет с ядерными боеголовками. Площадки, расположенные через шесть километров друг от друга, должны были соединить четыре тысячи километров подлёдных тоннелей. Эти ракеты могли уничтожить восемьдесят процентов советских целей и нанести Советскому Союзу непоправимый ущерб. Советы не могли засечь перемещающиеся по тоннелям ракеты.
В толще льда планировали оборудовать жилые помещения для гарнизона в одиннадцать тысяч человек, запустить питающие базу электричеством и горячим паром ядерные реакторы. Для снабжения базы требовалось построить на побережье Гренландии несколько крупных портов и создать флот ледоколов для проводки судов. Транспортировать грузы из портов к секретному городу планировали грузовыми дирижаблями и тяжёлыми вертолётами.
Мощные снегоочистители прокопали в толще снега и льда траншеи шесть метров в ширину и два с половиной метра в высоту. В траншеях установили деревянные домики и дизель-генераторы. Траншеи накрыли стальными арками и засыпали снегом. Оборудовали водопровод, отопление, электроснабжение.
— Где-то там, — старик махнул рукой в сторону, — должен быть вход в подлёдный лагерь «Сжатый кулак», который начали строить первым.
Предполагалось построить несколько подобных лагерей, связать их тоннелями и превратить в разветвленную систему «Ледяной червь».
В шестидесятом году в двухстах сорока километрах от Туле начали строить второй лагерь под названием «Столетие».
В лагерь санным поездом доставили четырёхсоттонный атомный реактор в разобранном виде.
Водоснабжение АЭС и жилых помещений обеспечивали водяным насосом, погруженным в ледяной колодец. Лёд топили горячим паром, поступавшим от парогенератора. Вода, по сути, была получена из снега, который выпал в Гренландии два тысячелетия назад, когда жил Иисус Христос.
В лагере «Столетие» под снегом построили жилые домики и склады, кухню и столовую, душевые, туалеты, парикмахерскую и прачечную, залы отдыха, библиотеки, магазины, театр, лазарет на десять коек и операционную, научную лабораторию, центр связи, административное здание и даже часовню. В лагере проживало две сотни человек.
По тоннелям пустили колесные поезда — прототипы перевозчиков баллистических ракет.
Международной общественности секретный объект представили как исследовательский центр по изучению климата. В лагере на самом деле бурили лёд, учёные получили ледяные керны, позволившие проследить климатическую историю Земли на протяжении ста тысяч лет. Результаты работ публиковали в научных журналах.
Но подвижки льда на острове существенно превышали расчётные. Из тоннелей «выгребали» сотни тонн обваливавшегося льда. При увеличении сети тоннелей работа по их очистке становилась невыполнимой.
Лагерь «Столетие» с круглогодичного режима работы перешёл на летний, а в конце шестидесятых военные законсервировали его.
За время реализации проекта «Ледяной червь» в ледяную шапку Гренландии слили около двухсот тонн радиоактивной воды, сотни тысяч литров дизельной «отработки», химических остатков, миллионы литров биологических отходов. Предполагалось, что снегопады и двигающиеся ледники похоронят базу. Но льды Гренландии начали таять. Если таяние продолжится, это дерьмо попадёт в окружающую среду.
— Хорошо червячок нагадил! — хмыкнул Мэлоун. Но сочувствия в его голосе не чувствовалось.
— Если ничего не предпринимать, лет через пятьдесят негативное воздействие вредных веществ, оставшихся от проекта «Ледяной червь», невозможно будет обезопасить, — со вздохом проговорил Шваб и расстроено покачал головой. — Скоро нашу планету так загадят, что чистого места не найдёшь. И о человеке, как о здоровом биологическом существе, можно будет забыть.
— Лично меня это не касается, — пожал плечами Мэлоун. — Да и тебя тоже. Ты до экологического апокалипсиса не доживёшь, а я сумею найти местечко с чистой окружающей средой.
— Вон там главный вход в тоннели, — недовольно нахмурился старик и махнул рукой в сторону невысокой возвышенности с едва прослеживающимся силуэтом залепленного снегом входа в пещеру.
***
Вход в пещеру располагался в нескольких сотнях метров от вертолёта, старый учёный вряд ли добрёл бы туда по глубокому снегу. Поэтому солдаты смонтировали нарты, в задок сложили тяжёлое оборудование, а впереди усадили старика, зафиксировав его ремнями к нартам.
Пятеро солдат пошли вперёд пробивать дорогу, двое тянули нарты за лямки, один подталкивал сзади и следил, чтобы нарты не завалились на бок. Мэлоун и сержант молча шли арьергардом. Сержант не заговаривал из субординации, а голова Мэлоуна была занята чем-то своим, «ботаническим».
Пришли ко входу в пещеру, «распаковали» старика, разобрали инструменты.
— Вход ангарного типа, — похлопывая по бёдрам замёрзшими руками, рассказывал Шваб. — Здесь ворота, в них въезжали грузовики и трактора. Чтобы откопать ворота, нужен эксковатор. А вот здесь должна быть дверь для персонала.
Старик показал на занесённую снегом малозаметную выемку высотой метра в два.
Взрезав лёд электропилами и поработав лопатами, солдаты расчистили часть металлической стены. Дверь вскрыли листком подрывного заряда M118, приклеенного над внутренним запором.
Сразу после глухого взрыва услышали громкое шуршание.
— Вероятно, снег внутри обвалился, — предположил Шваб.
Насторожённо осматриваясь, поочерёдно вошли в искорёженную взрывом дверь.
Лучи налобных фонарей, отражённые и рассеянные ледяными стенами, высветили помещение высотой около трёх метров и шириной метров семь. С одной стороны перекрытия из металлического профнастила прогнулись под массой льда и снега почти до пола. Ледяная стена с этой стороны обрушилась. Если бы киношники захотели снять фильм о землетрясении в заполярье или о бомбардировке города зимой, место в качестве декорации подошло бы идеально.
С противоположной стороны проход был относительно свободный.
— Садись, дед, на нарты, — предложил Швабу сержант.
— Да ничего… Тут недалеко… Прогуляюсь, — отказался Шваб. — Оставьте санки здесь, чего их с собой тащить!
Сержант хмыкнул, качнул головой, выражая сомнение, жестом приказал солдату тащить нарты с собой.
Переступая через отломки льда, покрытые густым инеем, и освещая путь фонарями, экспедиция двинулась вперёд.
— Сколько идти до места? — спросил Мэлоун.
— С километр… Или чуть больше… — отдуваясь, ответил старик. Его с обеих сторон поддерживали два солдата. Иногда, чтобы не отставать от авангарда, они поднимали учёного под руки и, как большую куклу, переносили через завалы.
Проход немного сузился. В левом верхнем углу тянулись похожие на гигантскую анаконду коммуникации, закрытые толстой фольгой. Рядом провисали кабеля, покрытые инеем. По полу справа тянулись рельсы для узкоколейки.
Вышли к деревянному щитовому домику с плоской крышей, похожему на утеплённый вагончик. Точнее, к его остаткам. Домик раздавил ледяной пресс: стены, сломавшись на уровне окон, разошлись-ощерились, распахнув нутро. По бокам домика проход засыпал обрушившийся лёд. На стене дома сиротливо висела заиндевелая куртка.
— Здесь жила охрана, — пояснил Шваб. И посетовал: — Куртку кто-то забыл…
Солдаты осмотрели нутро домика.
— Противоположная стена проломлена, — крикнул солдат. — Через домик можно пройти дальше!
Преодолели несколько завалов. Через одни пробирались чуть ли не у потолка. Другие пришлось резать пилами и расчищать лопатами.
— Ну вот, — тяжело дыша, остановился у очередного наполовину засыпанного домика Шваб. — Здесь жил персонал лаборатории. Метров через двести будут помещения лаборатории. Дальше идти легче, дорога пойдёт под уклон.
Старик без сил опустился на вовремя подставленные нарты.
Солдат, помогавший старику идти, жестом показал сержанту, что «объект к самостоятельному передвижению не способен».
— Вот что, дед, — решительно скомандовал сержант. — Садись на нарты… Мы под горку двинемся трусцой, с ускорением, чтобы быстрее.
Дорога и вправду пошла с лёгким уклоном.
Быстрыми шагами прошли метров двести, фонари высветили очередной домик. Чуть дальше виднелся ещё один.
— Во втором домике пеналы, — сообщил Шварц и попытался встать.
— Сиди, дед, — скомандовал сержант. — Сами найдём.
Жестом указал двум солдатам идти в дом. Следом за солдатами заторопился Мэлоун.
В одном из помещений, похожем на обледеневший чулан, обнаружили три запечатанные с торцов трубы.
— Вот они, драгоценные! — обрадовался Мэлоун.
— Что там? Если не секрет, — спросил один из солдат. — Целую экспедицию организовали. С такой работой и пара туристов справилась бы.
— Не секрет. В пеналах керны льда, возраст которых около ста тысяч лет. По этому льду топтались люди каменного века.
— И что там хотят найти? Отпечатки ног неандертальцев?
— Нет, в глубине льда мы хотим найти микробы, современники неандертальцев.
Мэлоун любовно похлопал по одному из пеналов.
— Дело, можно сказать, сделано… Возвращаемся… от греха подальше.
Вышли из домика. Радостно улыбаясь, Мэлоун показал большими пальцами, что всё о-кей.
Упаковали пеналы в привезённые с собой тубусы, положили на нарты сзади Шваба.
— Ну что, возвращаемся? — вопросом скомандовал Мэлоун.
Непонятный басистый звук донёсся из глубины ледяной пещеры: словно по бетонному полу протащили тяжело гружёную металлическую ёмкость. Все замерли. Солдат, пристёгивавший тубусы к нартам, выпрямился. Освещая налобным фонарём пространство, насторожённо вгляделся в темноту пещеры.
Что-то разноголосо и звучно треснуло. Пол вздрогнул. Дёрнулся. Люди пошатнулись, едва не упав. Нарты, повернувшись передком под уклон, набирая скорость, покатились прочь. Старик Шварц испуганно вскрикнул.
— Тубусы! — заорал Мэлоун. — Спасайте тубусы!
Солдаты кинулись вслед за убегающими нартами. Удалось выхватить два тубуса. Третий за что-то зацепился…
Шваб словно оцепенел и молча катился на нартах в поток рушащегося в проход льда и снега…
Тяжело ухнув, многотонная ледяная масса осела, накрыв нарты.
— Бежим! — заорал Мэлоун. — Спасайте тубусы!
Все кинулись прочь.
Пробежав метров двести и чувствуя, что новых подвижек льда нет, остановились, тяжело дыша. Оглянулись.
— Надо откопать старика, — вопросительно глянув на Мэлоуна, предложил сержант.
— Старик труп, — огрызнулся Мэлоун.
— Труп откопать, — развёл руками сержант. По его понятиям, раненых и убитых в бою положено выносить.
— Нет смысла, — пробормотал Мэлоун, внимательно оглядывая и любовно поглаживая спасённые пеналы. — Нам труп без надобности. А кому надо, приедут и откопают. Тело во льду будет храниться вечно. Наша задача: доставить на большую землю эти контейнеры. Как ответственный за их сохранность, приказываю немедленно приступить к эвакуации.
2. Три года спустя. Совет безопасности
Совещание Совета безопасности проходило в режиме видеоконференции.
Где находился Президент в данный момент — сложный вопрос. Обычно говорили: в бункере. Бункеров у Павла Павловича несколько по всей стране. Сколько — неизвестно. Кабинеты всех бункеров, откуда Павел Павлович вёл конференции, обставлены одинаково, так что, находился Президент в резиденции на Чёрном море, в Кремле или за Уралом, знало только руководство службы безопасности. Для рядовых сотрудников секретные бункеры были спецобъектами неизвестного назначения под номерами, и кто выходил из лимузина, вертолёта или из двери бункера, прикрытый глубоким зонтом, они не знали.
Быть руководителем страны и раньше было опасно, а теперь стало смертельно опасно. Нанороботы с пылинку — так называемая «серая пыль» — могут тайно следить за Президентом. Не поддающееся обнаружению химическое оружие от противников-олигархов, генетическое оружие от забугорных «партнёров» могут атаковать президентский организм. Клонированные животные — например, залетевший на правительственную дачу голубь — могут быть живыми бомбами.
— Что там Большой брат из Америки, наш «заклятый друг» и партнёр Спящий Джо? — чуть покосив губы в доброй улыбке, негромко спросил Павел Павлович. Он всегда разговаривал негромко, поэтому некоторые подчинённые называли его Тишайшим. Другим неофициальным именем Павла Павловича было Павел Второй. Потому что профиль его напоминал профиль английской карикатуры императора Павла Первого. Павел Павлович, как и император Павел, любил всё военное.
Павел Первый был великим магистром Мальтийского ордена, в связи с чем к его императорскому титулу было добавлено: «… и Великий магистр ордена св. Иоанна Иерусалимского». Ходили настойчивые слухи, что Павел Павлович тоже масон и занимает очень высокое положение в масонской иерархии.
Став Президентом, Павел Павлович способствовал возрождению Церкви в стране. А, как известно, вера в Бога — обязательное условие для тех, кто собирается стать масоном.
Павел Павлович сидел за письменным столом, облокотившись о поверхность и чуть пригнувшись, словно намеревался вскочить. Напротив, почти во всю стену, светился огромный экран, разделённый на квадраты. В каждом квадрате «сидел» член совета безопасности: в верхней половине постоянные члены, в нижней — сменяемые.
— Спящий Джо опять уснул на пресс-конференции, Павел Павлович, — серьёзно пошутил министр иностранных дел Сергей Викторович Лаврентьев, чётко выговорив «Павел Павлович». Фамильярного «Пал Палыч» в общении с Папой, как его между собой шёпотом называли подчинённые, категорически не допускалось. Оговорившийся рисковал не только должностью, но успешным бизнесом, получением выгодных заказов, дотаций и доступом к распределению бюджетных средств в свою пользу.
— Наши партнёры выразили озабоченность увеличением численности наших войск у западной границы. Его «природовед» намекает, что количество пожаров у нас в Сибири увеличится, — буднично продолжил Лаврентьев, словно сообщал, что ветер на той неделе чуток усилится. Лицо его, словно грубо высеченное топором из дубового полена, безэмоциональностью очень подходило к должности главного дипломата страны. Даже голос Лаврентьева был «дипломатский»: низкий баритон, которым он пользовался очень убедительно.
— Где на нашей территории количество наших войск увеличивается, а где уменьшается, наша забота. А, чтобы их «природоведы» не намекали, подожгите им Калифорнию, — пожал плечами Павел Павлович. — Зря мы, что-ли, лазер в космос запустили?
— Уже сделано. Восприняли индифферентно.
— Ну… На их «союзников» надавите… Западную Европу показательно притопите. Сможете?
— Конечно.
— И намекните Спящему: мол, и у вас может такое приключиться. Шепните, что по нашим данным, северокорейские хакеры готовят кибератаку, которая может обесточить восток США.
— Сделаем, Павел Павлович.
— Внешняя разведка, есть что-то новенькое?
— Есть, Павел Павлович.
Директор службы внешней разведки Ярышкин, как и положено разведчикам, лицом был прост и неприметен, разговаривал негромким тенором.
— Наши источники сообщают, что в секретной микробиологической лаборатории — военной, естественно, — ведутся работы над гигантскими вирусами, добытыми из кернов льда Гренландии возрастом в сто тысяч лет.
— Я не ослышался? — тоном учителя, услышавшего глупость от ученика, уточнил Павел Павлович.
— Лёд добыли из скважины, пробуренной в ледниках Гренландии. Возраст полученных проб сто тысяч лет, — подтвердил Ярышкин.
Павел Павлович хмыкнул и пошутил:
— Гигантские вирусы… С кулак, что-ли?
— Гигантские относительно размеров вируса. В оптический микроскоп можно увидеть.
— И какой нам вред от тех древних микробов? Или польза. Или бесполезность.
— С древними вирусами работает американский вирусолог Роберт Мэлоун. В вирусологии он считается гением. Естественно, они готовят биологическое оружие.
— Что-то конкретное известно?
— Это будет возбудитель респираторного заболевания. Похож на грипп-испанку, которая прокатилась по Европе сто лет назад, во времена нашей Гражданской войны. Смертность от него большая. Америкосы поработали с геномом вируса и модифицировали его так, что он будет опасен только для славянских народов.
- Что... Русских и белорусов он будет заражать, а англичан и американцев - нет?
- Если у тех американцев англо-саксонские корни. Сейчас генетики могут так модифицировать микробы и вирусы, что они будут избирательно заражать, скажем, только голубоглазых людей. Или только лысых. Современная генетика всесильна.
— Всесильна… — Павел Павлович хмыкнул и удивлённо покрутил головой. — А в сороковых годах прошлого века академик Лысенко говорил, что генетика — продажная девка империализма… Мы можем что-то предпринять для защиты славян от… извращений «продажной девки империализма»?
— Уже предприняли, Павел Павлович. Нам удалось узнать, с каким вирусом работает Мэлоун. И из проб вечной мерзлоты в Якутии добыли этот вирус.
— Отлично. Пусть фармацевты поработают и придумают какой-нибудь антибиотик против этого вируса.
— Антибиотик против вируса придумать невозможно, Павел Павлович. Вирус, по сути, это не живой организм, а некая информация, написанная на отрезке нуклеиновой кислоты. Своего рода флэшка, которая вставляется в компьютер живой клетки, и заставляет клетку производить вредные для организма вещества. Нельзя убить неживое.
— Вы хотите сказать, что мы беззащитны перед американской разработкой?
— Ни в коем случае, Павел Павлович. Мы уже защищены.
Павел Павлович с интересом глянул на клеточку экрана с портретом Ярышкина.
— Мы выяснили, что у гигантского вируса есть своего рода враг. Крохотный вирус, который может размножаться только в присутствии вируса-хозяина — гигантского вируса, с которым работает Мэлоун. Науке известны бактериофаги, которые уничтожают бактерии. Этот вирус по аналогии назвали вирофагом. Ну, а потому, что этот микровирус-фаг сопровождает гигантского вируса-хозяина, учёные назвали его «спутником».
— Ну и что, что сопровождает…
— Для собственного воспроизводства вирус-спутник использует «фабрику» гигантского вируса. «Спутниковая» инфекция приводит к тому, что среди гигантских вирусов появляется много уродцев — вирусных частиц с патологическими изменениями.
— Новых штаммов, — кивнул Павел Павлович, показывая, что и он не профан в вирусологии.
— Наши учёные воспользовались этой особенностью вируса-спутника, — скромно улыбнулся Ярышкин. — Археологи-генетики выделили ген, характерный для западной цивилизации.
— Для всей западной цивилизации — общий ген? — Павел Павлович удивлённо и недоверчиво взглянул на экран.
— Да, Павел Павлович… Имеется в виду общий ген англосаксов. Неприятие нас, славян, заложено в англосаксах на генетическом уровне — поэтому так настойчиво западная цивилизация отторгает славянские племена. В общем, наш чуточку подправленный вирус-спутник, произведённый в виде вакцины, заставит гигантский вирус, над которым работает Мэлоун, измениться, и болезнь, вызванная американским гипервирусным биологическим оружием, будет опасна только для западной цивилизации.
— А для России — не опасна.
— Не опасна.
— Для Африки?
— Не опасна.
— Для арабов?
— Не опасна.
Павел Павлович хмыкнул, качнул головой.
— То есть, вы их оружие развернули в их же сторону… Молодцы. Не зря вирофаг «спутником» назвали… Наш парень. И как мы эту «вакцину» привьём Западу?
— Мы не будем прививать её Западу. Мы вакцинируем наше население. Поголовно. Люди, не имеющие «западного» гена, переболеют в лёгкой форме, станут носителями инфекции. Движение народов между странами сейчас интенсивное. Мы, например, можем объявить локдаун на пару недель по всей стране…
— Ну да… Чтобы народ безвылазно сидел дома, — усмехнулся Павел Павлович.
— Павел Павлович…
Ярышкин хотел укорить Папу, что тот не знает менталитета своего народа, но вовремя остановился: укорять Папу вредно для собственного здоровья.
— Павел Павлович, менталитет нашего народа таков, что, получив две недели внезапного отдыха, народ хлынет на курорты, в путешествия и прочие поездки. Это и будет нашим «биологическим оружием» в ответ на американское.
Павел Павлович склонил голову и сдержанно улыбнулся.
— Изящная ответка на грубость «партнёров».
— Можно, Павел Павлович? — испросил разрешения говорить министр финансов Селянов Аркадий Борисович.
Павел Павлович кивнул.
— Если инфекция управляема, её можно… разумно приспустить. Акцентируя на старых и слабых. Провести своего рода чистку популяции. Опять же, нагрузка на пенсионный фонд и госбюджет уменьшится.
— Чистка популяции? В смысле…
— Ну… Оздоровление электората естественным путём. Как в ток-шоу «Слабое звено выбывает». Почему бытовало мнение, что поколение людей Второй мировой войны очень крепкое? Потому что слабые вымерли.
— Оздоровление электората… Вы имеете в виду народ? Хм…
Павел Павлович склонил голову, скрывая усмешку. Трудно было догадаться, одобрил он предложение министра финансов или осудил. Но патриотически заметил:
— Не знаю насчёт стран, участников Второй мировой, а наше поколение Великой Отечественной на самом деле было крепким.
— Мы можем извлечь из всеобщей вакцинации и другую пользу, — напомнил о себе министр внутренних дел Набатов.
Павел Павлович с интересом посмотрел на экран.
— Вместе с вирусом-спутником можно поголовно чипировать население страны. Наши учёные разработали так называемые нейрозёрна, которые мы уже опробовали на интересующем нас контингенте. Это микрочипы, размеры которых соразмерны с величиной крупных микробов. Их вводят в организм с помощью уколов в виде водной взвеси. Сейчас мы отслеживаем их с мобильных станций. Но данные по каждой «прививке» из прививочных кабинетов через компьютер можно внести в реестр госуслуг. Считывающие аппараты, установленные в метро, в госучреждениях и прочих местах скоплений народа, сканируют, а компьютеры обнаружат любого нужного государственным службам человека.
— Вы хотите сказать, что сможете чипировать всё население страны?
— Это будет не чипирование, а вакцинация от опасного инфекционного заболевания. А также от нарушений общественного порядка и выступлений против руководства страны. О поголовной вакцинации позаботятся наши коллеги из правительства, ответственные за социалку.
— Что скажет правительство? Михаил Владимирович…
Павел Павлович взглянул на квадратик экрана, отображающий портрет Председателя правительства, похожего на бюст борца-тяжеловеса с широкой уплощённой головой, без шеи переходящей в накачанные плечи.
— Мы позаботимся, чтобы вакцинация прошла массово и в кратчайшие сроки. Татьяна Александровна Голина, мой заместитель по социалке, выполнит задачу.
— Мы можем её заслушать?
— Да, она в режиме ожидания на рабочем месте, Павел Павлович.
— Коллеги, подключите Татьяну Александровну, — попросил службу обеспечения Павел Павлович.
В центре большого экрана высветился новый квадрат с широколицей, явно «синтетической» блондинкой. Грим, инъекции и периодические подтяжки молодили лицо, но шея, изборождённая морщинами, выдавала «позднебальзаковский» возраст, отягощённый нездоровым образом жизни в молодости. Несмотря на то, что они с мужем были одной из самых богатых семей в правительственных кругах, левый резец на её верхней челюсти торчал криво, будто его делал неопытный сельский стоматолог.
— Уважаемый Павел Павлович, — усталым, почти вымученным голосом, намекающим, что подчинённая круглосуточно надрывается на работе, заговорила чиновница, — мы успешно провели запланированную вами операцию по перенаправлению недовольства электоральной массы с чиновников на учителей и медиков…
— Чиновники наша опора, — вставил реплику Павел Павлович. — Не всё у них получается — народ, естественно, недоволен. Но нам, кроме как на партию «Ядро», состоящую в основном из чиновников, опереться не на кого.
«Чиновники наша опора», — невесело подумал Павел Павлович. Службы донесли ему, что «опорную партию» в народе называют «яд России».
— Мы провели широкомасштабную операцию под негласным названием «Врачи-убийцы»…
— Ну-ну-ну… Это нехорошее название! Не надо его употреблять, — пожурил Павел Павлович чиновницу.
— Конечно, Павел Павлович. Это негласное название. Мы подключили средства массовой информации. На телевидении раскрутили ток-шоу, где недовольные пациенты и родственники рассказывают о преступлениях медиков. Множество статей о халатности и ошибках врачей разместили в газетах и Интернете. В следственном комитете организовали специальный отдел по борьбе с врачебными ошибками…
— Вообще-то, врачебная ошибка не юридическое понятие. Это добросовестное заблуждение врачей по причине недостатка информации или нестандартного течения болезни, — проявил эрудицию Павел Павлович. Он на самом деле был эрудитом.
— Мы переставили акценты. Теперь врачебная ошибка считается преступлением. Мы организовали несколько показательных процессов над врачами…
— Ладно, я в курсе… Мы вот тут получили информацию, что на нас надвигается эпидемия… Возможно, пандемия. Необходима стопроцентная вакцинация населения.
— Прошу прощения, Павел Павлович… Насколько выраженная эпидемия? Я имею в виду заболеваемость, смертность.
— Заболеваемость… Смертность… — Павел Павлович склонил голову над столом, словно разглядывая на его поверхности что-то мелкое. Взглянув на экран, спросил: — Что скажет по этому поводу внешняя разведка?
— Кхм… — обозначил себя Ярышкин. — Заболеваемость и смертность не больше, чем при обычном гриппе. Но электорату надо внушить, что заболеваемость страшная, смертность большая и эпидемия ужасная.
— Задача ясна, Татьяна Александровна?
— Так точно, Павел Павлович.
— Что можете сделать по этому поводу?
Голина задумалась лишь на мгновение.
— Подключим, как обычно, средства массовой информации, создадим новостной поток об известных людях, умерших от эпидемии…
— Где возьмёте умерших?
— Ну… Любую причину смерти можно определить, как осложнение нужного заболевания.
— Разумно.
— Какой-нибудь профильный институт профинансируем, и он в срочном порядке разработает вакцину от этой болезни. Директору сделаем предложение, от которого трудно отказаться — он будет говорить то, что нужно нам…
Павел Павлович кивнул. И заметил:
— Нужна вакцинация абсолютно всего населения.
— Сначала вакцинируем работоспособное население. Потом, как особо подверженных инфекциям, пенсионеров. Потом, заботясь о подрастающем поколении, детей.
— Наверняка будут отказники.
— Ограничим допуск отказников в общественные места… И на работу…
— Хорошо, Татьяна Александровна, приступайте к работе, вы свободны.
Квадратик с Голиной мигнул, уменьшился в размерах и спрятался за спины постоянных членов Совбеза.
— Как я понял, — подвёл итог Павел Павлович, — планирующуюся против нас эпидемию гипервируса мы с помощью вирофага-спутника развернём в обратную сторону. И одновременно решим кое-какие важные проблемы с нашим электоратом. Посему соответствующим ведомствам поручаю разработать операцию под названием «Спутник против гипервируса».
3. Наставления «вашингтонского обкома»
Не даром у нас говорят про вашингтонский обком. Но есть ещё лондонский ЦК и политбюро, находящееся в Брюсселе — источники идеологических указаний для «проводников американской политики» в России и других странах.
Но не президент США принимает решения по санкциям против России. И обстреливать Новороссию заставляет не геополитик Бжезинский, член Трехсторонней комиссии, Бильдербергского клуба и рыцарь Мальтийского Креста, который в своей книге «Великая шахматная доска» призывал отделить Украину, чтобы сокрушить Россию.
Люди, правящие миром, незаметны и не любят гласности. Они выявляют мировые тенденции и одни аккуратно тормозят, нажимая на нужные экономические и политические рычаги, а другим помогают разрастаться. Дешевеет доллар? Свои долги Соединенные Штаты не смогут погасить, даже если распродадут всю страну? В неприметном месте тихо собираются непримечательные дяденьки и решают спасти падающий столп мировой валюты. Механизм отработан: если развязать большую войну, можно перечеркнуть долги и начать всё с белого листа. Только нужна война не на уровне Югославии или Ближнего Востока, нужна мировая бойня с участием России, Китая и всей Европы.
Европейские лидеры не хотят войны? Масонская дисциплина заставит их действовать по указке старшего масонского брата в ущерб собственным народам. А Соединенные Штаты будут наблюдать со стороны и помогать то одним, то другим печенюшками...
Ни вашингтонский обком, ни лондонский ЦК, ни брюссельское Политбюро не посвящены в истинные цели настоящих хозяев.
***
Великого канцлера Единой Великой ложи России, отвечающего за внешние сношения и взаимодействие с великими ложами других юрисдикций, вызвали в Вашингтон для встречи с Первосвященником Ордена Первосвященства, руководителем очень высокой степени посвящения, которую в Штатах давали братьям-масонам за особые заслуги перед Орденом. И перед страной, если заслуживающий был масоном, а заслуги считались полезными для Ордена.
Масоны до тридцать третьего градуса выполняют ритуалы и распоряжения и не обладают сакральными знаниями. Истинные хозяева — от шестьдесят шестого градуса до девяносто девятого — мягко и незаметно двигают мир в нужном направлении.
У Первосвященника был семьдесят пятый градус посвящения. У Великого канцлера Единой Великой ложи России, одного из влиятельнейших лиц правительства России, двадцать девятый. Карл Маркс и Фридрих Энгельс были масонами тридцать первого градуса, а Керенский, руководитель Февральской революцией тысяча девятьсот семнадцатого года и Председатель временного правительства, масоном тридцать второго градуса.
Первосвященник свободно владел русским языком, так что разговор шёл с глазу на глаз.
— Нас уверяют, что «холодная война» закончилась, что мы в этой войне победили. Нет, «холодная война» не закончилась. Она продолжается. Распад Советского Союза — первый раунд. О победе можно будет говорить, когда мы разрушим Россию.
Кабинет Первосвященника располагавшийся на десятом этаже здания Группы Всемирного банка, был обставлен антикварной мебелью: хозяин сидел за массивным письменным столом, за спиной у него высились шкафы из тёмного дерева, гость сидел в глубоком кожаном кресле. У посетителя, впервые попавшего в кабинет, складывалось впечатление, что он перенёсся во времена Гражданской войны «Север против Юга».
Сам Первосвященник выглядел вполне современно: чисто выбрит, аккуратно причёсан, одет в костюм «от кутюр».
— Я родился и вырос в Советском Союзе. По советскому паспорту я Евгений, по американскому — Джон, можете меня так и называть. Я прекрасно знаю и народ, и так называемую «элиту» России. В своё время я плотно контактировал с Новодворской, в курсе теперешней политики и состояния дел в вашей стране, — рассуждал Первосвященник, похлопывая вытянутой рукой по поверхности стола. — Бог, препятствуя возведению людьми башни до небес, создал хаос при строительстве Вавилонской башни. Наши политтехнологи, препятствуя «возведению до небес» России, взяли пример с бога и проводят спецоперацию «Вавилон».
Первосвященник вышел из-за стола и медленно прошёлся по кабинету, как прохаживаются профессора перед студентами во время лекции.
— Реальность несовершенна. Выделив отдельные несовершенства и нужным образом соединив друг с другом, на месте реальности в сознании «пипла» мы строим виртуальную антиреальность. И натравливаем «пипл» на эту антиреальность. «Бой с тенью» порождает хаотизацию сознания «пипла».
Великий канцлер Единой Великой ложи России, утонув в глубоком кресле, ощущал себя если не студентом перед профессором, то младшим научным сотрудником — точно.
— Например, ваши врачи убеждены, что люди умирают от тяжёлых болезней и от старости. Раньше и народ так думал. Но наши политтехнологи через средства массовой информации внушили вашей электоральной массе, что их родные умирают от «некачественного оказания медицинских услуг» и спровоцировали вражду между врачами и пациентами. Общественное сознание вошло в противоречие с врачебным сознанием, здравоохранение и общественное здоровье погрузились в хаос. То же сотворили с учителями и родителями учеников, погрузив в хаос систему образования. Управляя этим хаосом политтехнологи двигают развитие общества в нужную сторону.
Первосвященник подошёл к окну и с любопытством посмотрел в небо. Не увидев ничего интересного, продолжил:
— В телевизоре убийства, ужас, копание в «грязном белье», вместо культуры — убогие «бьеннале» и «инсталляции», опошление истинной культуры. Новости по принципу: «Если в новостях нет информации про убийства и катастрофы — это некачественные новости». В Интернете противники власти пугают коррупцией и тиранией, сторонники власти пугают терроризмом и сепаратизмом, те и другие — разрушением государственности, одни пугают прививками, другие — отказом от них, третьи — дистанционкой, четвёртые — цифрофашизмом… Сплошная безысходность.
Повернувшись к русскому гостю, требовательно указал ему в голову:
— Вы спросите, почему же власть не придавит своих противников-оппозиционеров, почему не запустит через СМИ положительную информацию, которая даст народу надежду на будущее? Отвечу. К примеру, Советский Союз народ строил с небывалым подъёмом энтузиазма. Потому что была ИДЕЯ счастливого будущего. Люди знали, к чему стремятся, и не боялись трудностей. Позитивные мысли миллионов людей объединялись в энергию созидания светлого будущего. Но власти не нужен народ, верящий в будущее, сильный народ опасен для власти. А оппозиционеры нужны власти, чтобы лить в сознание обывателя поток негатива, вызывающий нервозность, страх, агрессию, умственную и духовную деградацию. И мы поддерживаем этот поток, чтобы раздробить общество на категории и группы, противостоящие друг другу. Старинный принцип: разделяй и властвуй.
Первосвященник покачал головой, соглашаясь с собой:
— Что ваши, что наши политтехнологи управляют обществом по законам психотехник: травмирование сознания людей, стирание памяти и перепрограммирование их в послушных и управляемых существ.
Вернулся за стол, решительно положил раскрытые ладони на поверхность стола:
— Ваша задача на ближайшую перспективу — насекомизация общества: создание социума, где самосознание полностью утрачено, где каждый — не более, чем винтик в огромном механизме-муравейнике.
Откинувшись в кресле, покрутил ладонью у головы, будто вращал бокал вина, продолжил рассуждать менторским тоном:
— Человек склонен к потере самосознания, и люди зачастую поступают неразумно. Понимают, что ими манипулируют, осознают, что поступают неправильно… А потом оправдываются, что были загипнотизированы и не могли противостоять воле манипулятора.
Первосвященник вяло махнул рукой, обиженно отвернул голову чуть в сторону.
— Но человеку нельзя внушить то, что идёт вразрез с его убеждениями. Гипноз не взламывает волю. Жертва подсознательно желает быть жертвой. Манипулятор лишь помогает ей сыграть роль несчастной жертвы. Которая потом будет наслаждаться состраданием окружающих. Вспомните поликлиники, где люди в очередях со сладострастием рассказывают о своих болячках и соревнуются, кто страдает сильнее.
Этим надо пользоваться. В информационном обществе, где все подключёны к Сети, а кто не подключён — пялится в зомбиящик, легко добиться внушения даже самой абсурдной идеи. Сетью и зомбиящиком человек интегрируется в общую массу «насекомых» и теряет своё «Я», становится зависимым от сетевого и телевизионного «Мы». Массе «насекомых» в легкопотребляемой форме «пипл схавает» мы сможем подсунуть любое наше авторитетное мнение.
Первосвященник, сбросив маску официальности, потянулся, вытянув ноги под стол и забросив руки за голову. Даже сладко простонал.
— Придёт время, на всех людей — не только на ваших, на всех! — нанесут идентификационные номера, как на товар. Персональное досье каждого человека будет храниться в компьютерах Мирового Правительства. Все учреждения Единого Мирового Правительства будут иметь мгновенный доступ к досье любого человека. К примеру, если женщина забеременеет после того, как родит двух детей, информация из женской консультации тут же поступит в Сеть, компьютер обяжет женщину сделать аборт, а после аборта её стерилизуют. Члены парламента не будут ответственны перед избирателями. По приказу парламентских руководителей они проголосуют за те законы, которые напишет Мировое Правительство. Все руководители получат двойное гражданство. Не для того, чтобы обеспечить «запасной аэродром», куда можно свалить, если запахнет жареным, а для того, чтобы стать членом масонской ложи другой страны, от заданий которой нельзя отказаться.
Первосвященник расслабился, забросил ногу на ногу, сделал жест рукой, будто рассказывал об эпизоде удачной рыбалки:
— Избыток населения России будет перемещён в отдалённые районы Сибири и Заполярья, а те, кто откажется уехать, будут истреблены «прививками» и организованными эпидемиями смертельных быстропротекающих болезней. Сельское хозяйство и производство будут в руках Мирового Правительства, разрешающего производить ровно столько продуктов питания и услуг, сколько нужно для питания работников в лагерях массового труда. Уже сейчас сельхозпроизводителей снабжают семенами «одноразового пользования»: выращенные культуры не способны давать потомство. Время от времени будет искусственно создаваться дефицит пищи, воды и медицинской помощи, чтобы напоминать массам, что их существование всецело зависит от доброй воли Правительства.
— Уничтожение народа собственной страны? — вскинул удивлённые глаза русский.
— Нет, не уничтожение. Принесение в жертву быдломассы во имя высших целей элиты. Ну, например… В любой стране есть фермы, где выращивают свиней, бычков, другую скотину. В назначенное время их везут на бойню. Скотину растят, чтобы сделать из них колбасу, бифштексы и прочие деликатесы для питания хозяев. В человеческом обществе аналогично: те, кто наверху, «выращивают» электорат, чтобы во исполнение своих целей вести их на бойню. Как сказал ваш… наш «рыжий масон-прихватизатор»: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом — новые вырастут».
Первосвященник вскинул руку, взглянул на часы, всплеснул руками:
— О, Сергей! Время обеденного перерыва, а мы заговорились. Пойдёмте в ресторан, там и продолжим разговор.
Хозяин встал, жестом пригласил гостя к выходу.
По мягкой ковровой дорожке в коридоре прошли к лифту, спустились на какой-то этаж. Первосвященник вышел из лифта первым, жестом пригласил гостя следовать за ним.
Вошли в небольшой зал: барная стойка, длинный стол вдоль одной стены, пять столиков у другой стены. Два столика свободны. Быстро подошёл официант, жестом пригласил к свободному столику.
Сели. Первосвященник, не спрашивая предпочтений русского и не заглядывая в меню, сделал заказ на английском языке, спросил гостя:
— Виски? Джин? Коньяк?
— Сто грамм коньяку, — согласился гость.
Первосвященник продублировал официанту на английском.
— Наша… и ваша задача: сделать из думающего народа бездумное быдло, — продолжил он прерванный разговор. — Выдавить из людей человечность, потушить свет в их душах. Потому что в светлых душах тёмные сущности находиться не могут. Мы всеми способами опошляем и дискредитируем моральные ценности аборигенов, поддерживаем контркультурные движения: сатанистов, колдунов-целителей, панков, рокеров… Вместо патриотизма проповедуем гедонизм, суть которого в идее получения максимума удовольствия от жизни, отгораживаясь от государственных, национальных, семейных и иных проблем. Мы легализуем «восстанавливающие силы» наркотики. Марихуана уже сейчас разрешена в Канаде, Австралии, Бельгии и других странах. Наркотики будут свободно продавать в магазинах и аптеках. Наркотики, изменяющие сознание с заданной целью, будут добавлять в пищу или в питьевую воду. Повсеместно будут созданы бары с энергетическими и наркотическими напитками. Электоральные массы будут низведены до уровня легко подчиняемых и управляемых Мировым Правительством животных.
Мы раскрутим рекламу «свободного», разнузданного секса, что в совокупе с эпидемией наркомании отвлечёт быдломассу от реальности.
«Живые секс-шоу» в престижных развлекательных клубах станут обычным зрелищем — идет процесс создания респектабельного имиджа для этого вида «развлечения». Зачем прятать это, если все этим занимаются? Публичная демонстрация секса — это нормально! В кинотеатрах будут показывать порнофильмы, гомосексуальную и лесбийскую порнографию. Знаменитости Голливуда и мира развлечений станут пропагандировать «живые секс-шоу» с половыми актами по принципу состязаний, которые в прессе будут обсуждать спортивные комментаторы. Фешенебельные клубы, посещаемые богатыми и известными людьми, превратят публичные сексуальные представления в «художественную» форму развлечения.
Официант принёс заказ, расставил блюда на столике.
Первосвященник поднял бокал:
— За жизнь! (Прим.: самый популярный в Израиле тост)
Жестом предложив гостю обедать, первосвященник, прерываясь на то, чтобы прожевать и проглотить пищу, продолжил говорить:
— Женщин развратим «эмансипацией». Браки отменим, уничтожим семейную жизнь в теперешнем её понимании. Ювенальная юстиция под надуманными предлогами будут отбирать детей у родителей, чтобы надзиратели в государственных приютах воспитывали их как государственное имущество. Подобное уже опробовано в Третьем рейхе по программе «Ребёнок для фюрера». И, если бы не поражение Германии в войне, программа могла принести хорошие плоды.
Мы подвергнем обработке и настолько оглушим население контркультурными шоками, что народ смирится с мыслью, что любой протест бесполезен. Любовь заменит мастурбация, мир заполнит одиночество. Новые фильмы с элементами порнографии уже не вызывают протеста и считаются нормой. Мы изменим мир.
— Времена уже изменились… — проворчал гость. Одобрения в его голосе не чувствовалось.
— Времена не меняются, их меняют. Все изменения тщательно рассчитаны и запланированы.
— Может и наши судьбы уже просчитаны в каком-нибудь гроссбухе? — со скепсисом и каплей скрытого возмущения едва заметно вскинулся гость.
— Просчитаны. И гроссбухи имеются, — кивнул Первосвященник, словно привычно отмахнулся от пролетавшего мимо комара.
Оплатив карточкой обед, Первосвященник пригласил гостя к выходу.
— Мы ведём войну. Сегодняшние успехи — тактические успехи рядовых солдат. О стратегических задачах, которые принесут полную победу в будущем, думают военачальники. Работа со взрослым населением — это тактическая задача. Стратегическая задача, которая принесёт полную победу в будущем — это работа с молодёжью.
Раньше молодёжь читала книжки, занималась спортом. Большинство современной молодёжи сидит за компьютерами, общается в сетях, играет в «стрелялки-догонялки», в основном «кровожадные». В некоторых герой стреляет в монстров. В других игрок «мочит» обычных людей на фоне обыденной обстановки. Хорошая графика создаёт иллюзию реальности, игрок отождествляет себя с компьютерным героем.
Предположим, герой берёт штыковую лопату. Но фишка в том, что этой лопатой он может зарубить человека, но не может выкопать яму и посадить дерево. Его «свобода выбора» ограничена заданными программой садистскими вариантами.
Дети отождествляются в играх очень глубоко. В результате обиженные ученики всё чаще возвращаются в школы с оружием и стреляют в сверстников и учителей.
Каковы игры — таково общество. После Великой Отечественной советские дети играли в фашистов и разведчиков. Никто не хотел быть фашистом. И дети вырастали патриотами.
Дети, которые «мочили» людей в играх, вряд ли станут солдатами, защищающими свой город от оккупантов. Они привыкнут к сценариям, в которых их страна оккупирована чужими, но «хорошими парнями». Они становятся не просто «Иванами, не помнящими родства». Они становятся быдлом, которому без разницы, в какой команде оказаться, лишь бы в команде победителей. Украина тому пример. На баррикады за общее дело быдло не пойдет и Родину защищать не станет. Потому что Родины у быдла нет.
Первосвященник вошёл в кабинет первым, сел за стол, подождал, пока гость сядет в кресло, продолжил:
— Чингиз Айтматов в своей повести рассказывает о рабах-манкуртах, которым отбили память. Манкурт не знает своего имени, не помнит мать и отца. У него нет прошлого. Он покорен и безопасен. Общество, потерявшее память, подобно манкурту: способно только выполнять приказы хозяина. Общество без высших ценностей, не знающее своей истории и культуры, не может быть опорой государства.
Психология молодёжи такова, что им требуются герои для подражания. И если нет положительных героев, молодёжь будет подражать отрицательным. Наши оргоружейники отменили лётчиков, первопроходцев, полярников, разведчиков и прочих коммунистических героев. Подменили понятия: убийцы стали благородными киллерами, проститутки — высоконравственными путанами. Молодёжи внушили «новые ценности»: индивидуализм, отсутствие жалости к слабым, успех любой ценой. Обрушили ценность образования: можно хорошо зарабатывать и без знаний. Главное — личный успех в высокооплачиваемых и «коррупционно прибыльным» сферах. В социологических опросах девяностых годов в школах крупных городов на первые места в списке престижных профессий выходили валютные проститутки и рэкетиры. Мораль советского общества не могла возвышать проституток и бандитов. Мораль перевернули с ног на голову, на «шоке» взрывая, осмеивая и уничтожая нормы советской жизни. В ход шли дегероизация труда, «стеб» над великими событиями русской и советской истории, демонстрация успешности разодетых проституток и «братков в навороченных тачках».
В маргиналы были отброшены техническая и гуманитарная науки, которые считаются «мотором» развития любой страны. Педагоги и врачи на свои заработки не могут купить квартиру, дать детям образование, обеспечить нормальное медицинское обслуживание, не могут воспроизводиться как социальные общности, унижены и деградируют.
Со временем имидж бандитов и проституток потускнели. Однако массовое сознание молодежи уже изменилось фундаментально. И по сию пору проститутки и бандиты — «неслучайно желанные» положительные герои российских фильмов.
— Россия сильно изменилась, — негромко проговорил гость. — У нас нет коммунистической идеологии, наука и культура Запада для нас — образец развития. Мы перестали быть врагами Запада.
Первосвященник снисходительно улыбнулся.
— Толкиен во «Властелине колец» создал образ орков — носителей зла. А сороковой президент США Рейган назвал Советский Союз «империей зла» — «Мордором», градом зла, страной монстров. Вы скажете: Советского Союза уже нет, мы избавились от империи зла. С международной помощью, разумеется.
Первосвященник усмехнулся и погрозил гостю пальцем:
— Нет, дорогой! Нельзя разом очиститься от того, что пропитало тебя до мозга костсей. Бывшему советскому народу этот «Мордор» из себя сто лет по капле надо выдавливать. Потому что они орки.
Ваши теперешние миллиардеры думали, что они-то никак не орки. Орки! Только богатые орки. Одни лояльны к Западу, другие не вполне, но все — орки! И лояльные орки посоветуют нам, как удобнее расправиться с нелояльными орками. Им понятнее — они ведь орки!
Первосвященник радостно развёл руками, мол, вот такой фокус!
Гость подумал: «А сам-то ты, выросший в Советском Союзе, давно ли перестал быть орком?».
Первосвященник довольно расслабился и снисходительно продолжил:
— Какой-то русский либеральный журналист написал: «Мой идеал — американский президент Рейган. Он обрушил империю зла — Советский Союз».
Первосвященник взметнул указательный палец вверх и, словно требуя ответа, спросил гостя:
— Рейган обрушил империю зла или Отечество этого журналиста? Этот недалёкий журналист не понимает, что рождённый орком будет орком до смерти. Этот журналист не понимает, что для тех, кто обрушил «империю зла» — его Отечество — он сам орк.
— Да… Русофобия… Откуда что выросло…
— Русофобия — не сорная трава, сама по себе не растёт. Её взращивают.
4. Высший Капитул
= 1 =
В Тронном зале Павловского дворца проходил Высший Капитул (прим.: совет) Единой Великой ложи России. Единая Великая ложа России — часть мирового масонства, учреждена Великой национальной ложей Франции и признана комиссией по признанию «Конференции великих лож Северной Америки».
Зная симпатии Павла Павловича относительно императора Павла I, обсуждалось проведение Высшего Капитула в Михайловском замке — бывшей главной резиденции императора в центре Петербурга.
Михайловский замок — одно из самых таинственных мест Санкт-Петербурга: призрак Павла I до сих пор ходит по замку со свечой в руках — ищет своих убийц.
Рассказывают, что в подземельях замка спрятан сундук с реликвиями Мальтийских рыцарей, Великим Магистром ордена которых был император Павел. Якобы, у человека, который заполучит этот сундук, откроется дар ясновидения.
Несмотря на распоряжение Павла Павловича с помощью новейших средств обследовать Михайловский замок до последнего кирпичика, сундук так и не найден.
Великий Мастер Церемоний отверг предложение:
— Император Павел увлекался нумерологией и считал своим сакральным числом четверку. Он царствовал четыре года четыре месяца и четыре дня, замок строили четыре года. Через сорок дней после «новоселья» императора убили в его же спальне. Со дня объединения мы собираемся в шестнадцатый раз, что есть четырежды четыре… Нехорошее предзнаменование. Высший Капитул состоится в Тронном зале Павловского дворца, где император проводил торжественные приёмы.
Архитектор планировал разместить в этом зале Большую парадную столовую. Но Павел I приказал установить в зале трон, и помещение из столовой превратилось в Тронный зал парадной императорской резиденции.
Огромный зал выглядел торжественно и изысканно. Стены с высоченными арочными окнами и дверьми из красного дерева украшали золоченые львиные маски и орнаментальная лепка цветов, овощей-фруктов и музыкальных инструментов. Углы зала оформляли широкие ниши с печами, похожими на толстые невысокие колонны с богатыми лепными украшениями. Середина каждой стены прорезана арочными проёмами. Торжественность залу придавали монументальные скульптуры кариатид, поддерживающие арки окон. Роспись плафона зрительно увеличивала высоту зала: колонны уходили в нарисованное голубое небо.
На потолке изображение мальтийского креста: император Павел был гроссмейстером, главой Мальтийского ордена — Ордена госпитальеров.
На фоне задрапированного окна против западного входа стоял императорский трон, похожий на массивный стул с подлокотниками, богато украшенный золочёной резьбой и увенчанный резной же короной. Спинка, подлокотники и сиденье из красного бархата.
Готовясь к Высшему Капитулу, середину стены позади трона задрапировали голубыми тканями, подвешенными на золотом шнуре, связанном большим кафинским узлом, символизирующим братство и единение масонов всего мира.
Посвящённые в масоны называют друг друга братьями. Все братья независимо от степени своего посвящения и своих должностей, прежде всего, братья.
Дресс-код мероприятия — белые перчатки и белые запоны, фартуки из кожи ягнёнка. С давних времен в Персии, Египте, Индии и Древнееврейских Царствах белый фартук из кожи ягнёнка — символа непорочности — был знаком чести и чистоты помыслов. Передник символизирует чистое сердце, перчатки — чистые руки.
Все места заполнили негромко переговаривающиеся братья.
В зал входит Великий Мастер Единой Великой Ложи России, Великий Командор. Во время заседаний братья, согласно вековым традициям, называют его «весьма достопочтеным Великим Мастером».
Великий Мастер одет должным образом — в чёрном фраке, белых перчатках, голубых с золотыми вензелями нарукавниках и запоне, с соответствующими градусу и должности талисманом и эмблемой ложи на груди.
Запон Великого Мастера украшен множеством девизов и символов. Чем младше по градусу брат, тем меньше на запоне украшений. У новопринятых братьев запоны чисто белые.
На цепи из золотых квадратов-блях в три пальца шириной висит масонский знак: наложенные друг на друга циркуль и угольник, между ними запечатана буква «G». Это первая буква из слова «Geometry», а также первая буква слова «God» — Бог. Буква символизирует веру в Бога и науку.
За Великим Командором следует Коллегия Великих Офицеров, руководящая Великой Ложей: два главных офицера — Великий Старший и Великий Младший Надзиратели, которые следят за соблюдением законов ложи и исполнением приказаний Великого Мастера, Великий Секретарь и Великий Казначей — Хранитель Сокровищ, прочие избранные офицеры Великой Ложи.
Великий Мастер становится у трона, Великие Офицеры справа и слева от него у центрального стола овальной формы.
Присутствующие в зале замолкают, те, кто сидел, встают, поворачиваются к Коллегии Великих Офицеров.
Члены Коллегии медленным движением прикладывают правые ладони к сердцу, лёгким наклоном головы приветствуют зал. Братья аналогично приветствуют Великих Офицеров.
Великий Мастер Единой Великой Ложи России садится на трон. Члены Коллегии — справа и слева от него.
За спиной Великого Мастера на голубом фоне раскинул крылья двуглавый орёл. Под ним штандарт с бело-сине-красным полотнищем.
Над двуглавым орлом Лучезарная дельта и Всевидящее око — око, помещённое внутрь треугольника на фоне другого, перевёрнутого треугольника в светящемся ореоле. Два треугольника — символ двубожия: треугольник вершиной вверх — это Адонай, бог зла, вершиной вниз — Люцифер, бог добра и ангел света. Но в трактатах по оккультизму треугольник, обращенный вершиной вниз, — символ Сатаны. Око — древний символ, означающий вечное присутствие, наблюдение и провидение Великого Зодчего Вселенной — Бога. Шестиугольная звезда, образованная наложением двух треугольников — большая государственная печать всемирного масонства.
Несведущие могут подумать, что у Великого Мастера за спиной двуглавый орёл и триколор современной России. Но у этого орла на груди не щит с изображением Георгия-Победоносца, а циркуль, угольник и дельта — символы масонов.
Триколор составлен из масонских цветов. Цвет белый — цвет кандидатов в масоны. Голубой — Иоанново масонство, члены которого проповедники, надеющиеся путём совершенствования личности достичь рая на земле.
Андреевское, или шотландское, масонство называют красным. Члены красных лож — борцы за идеи с девизом: «Победить или умереть!»
Большая шестиконечная звезда из золочёной бронзы спускается с потолка над ковром на золочёной цепи из ромбовидных звеньев с блестящими острыми гранями. В каждом луче звезды цифра шесть. Шестёрки дважды задают число зверя 666
За длинными боковыми столами, охватывающими зал наподобие рукавов, разместились Провинциальные Мастера. Каждого из них Великий Обрядоначальник проводил до места, положенного брату сообразно градусу и должности в Великой Ложе.
На центральном столе перед троном красуется музейный «Парижский сервиз», изготовленный Севрской фарфоровой мануфактурой в шестнадцатом веке. На боковых столах, охватывающих зал рукавами, музейный же «Золотой сервиз», изготовленный петербургским Императорским фарфоровым заводом в семнадцатом веке.
Музейные сервизы бесценны, из них ели господа на приёмах императора Павла. Для Единой Великой ложи России по случаю Великого Капитула доступно всё.
Перед центральным столом напротив трона возвышается престол — масонский жертвенник, укрытый лазоревым шёлковым покрывалом с золотой бахромой, испещрённый золотыми звёздами. На престоле древняя Библия, раскрытая на первой главе от Иоанна. Обнажённый меч, золотой циркуль и наугольник резко выделяются на потемневших листах святой книги. Меч положен сверху, он словно не допускает перевернуть страницы или закрыть Библию. Рядом с библией книга с белыми листами без текста. Она символизирует священную книгу для человека любого вероисповедания, будь он христианином, мусульманином, иудеем или сатанистом. Поэтому масоны не говорят Бог, Аллах или Шива. Масоны верят в Великого Архитектора Вселенной.
***
Рассаживающиеся за столы братья негромко переговариваются. В зале стоит сдержанный гул, как на поминках, когда смеяться и восклицать нельзя, а поговорить хочется.
В назначенное время Великий Мастер, Великий Секретарь и Великий Казначей надевают широкие голубые ленты: Мастер через плечо, как орденскую, его помощники — спускающиеся с плеч углом до пояса.
На стол перед Великим Мастером ставят и зажигают свечи в подсвечниках, инкрустированных масонскими эмблемами. Свечи поставлены как бы в вершинах треугольника.
Великий Мастер вытягивает перед собой руки с раскрытыми вниз ладонями и выпрямленными навстречу друг другу большими пальцами. Это «жест порядка» — знак, призывающий к тишине и вниманию. Гул в зале стихает.
На середину зала, лицом к Великому Мастеру, выходит Великий Младший Диакон. Мастер торжественно спрашивает:
— Какая первая обязанность Великого Младшего Диакона?
Голос Великого Мастера гулко раздаётся в огромном зале.
— Смотреть, чтобы ложа была закрыта.
— Исполните свою должность.
Великий Младший Диакон идёт к западной двери, ударяет в неё кулаком три раза. Брат, стоящий на страже у двери с другой стороны отвечает также тремя ударами. Великий Младший Диакон докладывает Великому Мастеру:
— Весьма достопочтеный Великий Мастер, ложа закрыта.
— Скажи, где место Младшего Диакона в ложе?
— Позади Старшего Надзирателя или по правую руку от него, если он позволит.
— В чем состоит твоя обязанность?
— Передавать поручения от Старшего Надзирателя Младшему, чтобы они могли быть сообщены ложе.
Следуют вопросы и ответы, повторяемые четыре сотни лет при открытии заседаний масонских лож. Непосвящённому ритуал покажется бессмысленным. Но ритуал повторяется неизменным для того, чтобы осталась неизменной суть масонства.
Наконец, Великий Мастер объявляет:
— Эта ложа открыта во имя святого Иоанна. Отныне я запрещаю брань, клятвы, шёпот и все профанирующие разговоры какого бы то ни было рода под страхом того наказания, которое сочтет нужным наложить большинство.
Великий Мастер трогает корону, лежащую на столе у его правой руки. Венец мудрости он возлагает на голову лишь в особо торжественных случаях.
— Каноники! Братья! — приступает к деловой части собрания Великий Мастер, — Великий Секретарь Единой Великой ложи России прибыл из Вашингтона, где он участвовал в консультативной ассамблее Великих Мастеров — сынов солнца, коим открыто Великое знание тайн бытия. Я собрал Высший Капитул в связи с тем, что от Великого магистра Великих лож Северной Америки поступил капитулярий (прим.: инструкция. Члены капитула именуются канониками). Сейчас май, в связи с этим я назвал указания майским капитулярием…
= 2 =
Её должность в Великой Ложе — Великий Дародатель. Или Великий Брат-попечитель. Несмотря на то, что она женщина, её называли братом — так повелевал древний Устав, менять который не позволялось. Брат или Великий Дародатель, никаких имён.
Женщин в единой Великой Ложе России было всего две: она и Великий Казначей. Она, как Великий Брат-попечитель, контролировала провинциальные масонские благотворительные органы, следила за благополучием членов ложи и их семей, помогала братьям в случае их нездоровья поддерживала вдов усопших братьев, если те в чём нуждались. В обязанности Великого Казначея входило ведение всех финансовых вопросов ложи.
***
В масонстве три степени духовного развития и уровня полученных знаний: ученик, подмастерье и мастер. Высшая степень — мастер. Глубину же посвящения в тайны и уровень управления различается градусами. Первым, вторым и третьим градусами отмечаются ученики и подмастерья. Нееврей может быть масоном от первого до тридцать третьего градуса. До шестьдесят шестого градуса — только евреи. Масонами высших градусов, вплоть до девяносто девятого, могут быть только левиты — евреи-служители храмов.
Все американские президенты за исключением убитого Джона Кеннеди были масонами. Президент Барак Обама был масоном тридцать второго градуса. Как и Джо Байден. У европейских лидеров градус масонства ниже. Поэтому, стоит американскому брату поднять руку с масонским перстнем, как лидеры Англии и Евросоюза отвечают: «Есть!».
Как сказал президент Рузвельт, в политике ничего не происходит случайно. Если что-то случилось, то так было задумано. Миром правят тайные общества.
Все президенты развитых стран — масоны. Главное условие приема в ложу — слепое повиновение старшему брату. Отсюда абсолютная управляемость президентов: попавший в масонскую ложу не принадлежит себе, он обязан выполнить то, что ему прикажут старшие братья.
К примеру, бомбили Югославию, гибли женщины, дети, старики. Но ни один рулитель-масон не усомнился в правильности бомбёжки. Сегодня в Донбассе от обстрелов гибнут мирные жители, но на Западе говорят не об обстрелах жилых районов, а о «террористах-сепаратистах, раскалывающих Украину». Откровенных нацистов объявляют демократами.
***
Знания, которые хранят масоны уходят корнями в глубокую древность. Большинство знаний недоступны для рядовых братьев. И только самая верхушка масонских лож посвящена в некие откровения.
Её влекло в масонство желание проникнуть в «масонские тайны», жажда владеть ключами, позволяющими повелевать силами Вселенной и дающими власть над миром и людьми.
Она, взыскующая «масонского света» и решившая вступить в ложу, должна была пройти ритуал инициации и посвящения в первый градус. Как проходит инициация, представляла смутно. Коллега из правительства, оказавшийся масоном в степени мастера, и предложивший ей «стать братом», рассказывал о посвящении уклончиво: «Древний обряд…».
На посвящение она надела строгое платье от французского кутюрье, приобретённое на прошлой неделе для деловой встречи с Павлом Павловичем.
…Ей разрезали юбку, обнажив правое колено. Жалко было дорогого платья… Ну да, ладно. На левую ногу поверх туфли надели убогую сандалию, завели в «комнату для размышлений», которую охраняли изнутри и снаружи по два «брата», вооруженных мечами. Комната походила на подвальное помещение замка: стены из натурального крупного камня, мощёный пол, сырость, как в подвале. Тусклый свет от древнего керосинового фонаря. В тёмном углу стоял скелет, похоже — не пластиковый или гипсовый слепок. У стены лежанка, покрытая простеньким, армейского образца, старым байковым одеялом. Рядом убогий столик, на котором стоял прибор наподобие песочных часов, но вместо песка в нём капала вода. Рядом кусок чёрствого хлеба и кувшин с водой.
«Брат», рекомендовавший её в ложу, завязал ей глаза платком и усадил на лежанку. Предупредил, что разговаривать в комнате для размышлений запрещено.
— Пока течёт вода в древних часах, ты должна окончательно решить, уверена ли в желании вступить в масонскую ложу. Выход из масонства живым не предусматривается. В масонство есть только вход.
Судя по звуку шагов и шелесту одежды, сам сел неподалёку.
По прошествии достаточно длительного времени неожиданно спросил:
— Осталось ли твоё желание вступить в масонскую ложу неизменным?
— Да, — ответила она сдавленно и прокашлялась.
Её взяли под руки. Она почувствовала на шее петлю из толстой грубой верёвки. Не сняв повязку с глаз, её куда-то повели. Остановились.
— Кто это? — спросил некто перед ней.
— Это бедный кандидат, пребывающий во тьме, достойным образом рекомендованный и одобренный к принятию в ложу, — ответил сопровождающий справа. — Он пришел сюда по доброй воле и смиренно просит о приобщении к таинствам и преимуществам, даруемым принадлежностью к франкмасонству.
Кто-то взял её руку, приложил к вертикальной поверхности и велел трижды громко стукнуть кулаком. Она поняла: это дверь.
Из-за двери раздались три удара молотком и вопрос:
— Кто там?
Повторяя за сопровождающим, громким, срывающимся от волнения голосом, она проговорила:
— Некий профан, который молит разделить с вами часть благодати, излившейся на сию ложу Святого Иоанна, кою разделили с вами столь многие Ученики и Подмастерья до него.
Судя по негромкому скрипу и шевелению воздуха, дверь открыли. Потягивая за верёвку, её вели по кругу. Судя по звукам — покашливанию, шелесту множества двигающихся людей, это был зал собраний. Её подвели, как она потом поняла, и поставили лицом к Великому Мастеру.
— Прошу дать мне света, ибо я слепа, — повторила она вслед за подсказкой, которую прошептал кто-то у неё за спиной.
— Где ты изначально готовилась к посвящению в вольные каменщики? — спросил Великий Мастер.
Голос Великого Мастера показался ей знакомым. Но она не могла поверить, что Великий Мастер — это тот, голос кого она узнала. Голоса, как и лица, бывают похожи.
— В своем сердце, — запоздало повторила она подсказку за спиной.
— Кто привел тебя к вольным каменщикам?
— Коллега, оказавшийся «братом».
— Почему тебе завязали глаза?
— Чтобы в случае, если бы я отказалась пройти испытания, предусмотренные ритуалом, меня могли бы вывести из ложи, не раскрыв её местонахождения и лиц, заполнивших её.
— Другая причина?
— Чтобы мое сердце уверовало до того, как глазам будет позволено увидеть.
— Преклони колени и прими благословение масонской молитвы.
Она опустилась на колени.
Зазвучал голос, как она потом узнала, Великого Священника Храма:
— О, Всемогущий и Высший Правитель Вселенной, дозволь кандидату в вольные каменщики, смиренно преклонившему пред Тобой колени, быть посвящённым, стать достойным братом всем нам, чтобы отдать жизнь свою служению Тебе. Одели его Своей провидческой мудростью, которая даст ему возможность раскрыть красоты высшей Божественности во славу и честь Твоего святого имени. Да будет так!
— Кому доверишься ты в любой опасности и беде? — спросил Великий Мастер.
— Великому Архитектору Вселенной.
— Я рад, что вера твоя тверда. Поднимайся и следуй за своим проводником, вооружившись твердой, но смиренной уверенностью, что там, где на помощь призвано имя Великого Архитектора Вселенной, не таится никакой опасности.
Её провели по залу по неведомой ей траектории и снова подвели к Великому Мастеру.
— Можешь ли здесь и сейчас честью своей поклясться в том, что не принуждаема к посвящению каким-либо противным твоему намерению влиянием со стороны своих друзей, и не находишься под влиянием каких-либо иных недостойных причин, а, наоборот, предлагаешь себя по доброй воле и собственному желанию кандидатом к посвящению в тайны и приобщению к преимуществам, даруемым франкмасонством?
— Клянусь.
— Уведомляю тебя, что масонство свободно по своей сути и нуждается в полной свободе выбора каждого, кто желает познать его таинства. Членство основано на принципах уважения и добродетели, располагает великими привилегиями, и для сохранения привилегий только для достойных требует принесения обетов верности. В этих обетах нет ничего противного к выполнению тобой нравственных, религиозных или гражданских обязанностей. Желаешь ли ты принять на себя твердые обязательства, основанные на принципах, которые я только что сообщил, и сохранять в глубочайшем секрете таинства ордена?
— Да.
Её принудили стать на левое, обнаженное колено, и положили её правую руку на Книгу Священного Закона. Рванули платье и обнажили левую сторону груди. Что-то острое прикоснулось к области сердца.
— Зачем к левой стороне твоей груди приставили острие циркуля? — спросил Великий Мастер.
Она растерялась, не зная, что ответить.
За неё ответил голос стоящего справа:
— Циркуль есть символ мук твоего тела, мысли о которых должны неизменно сопровождать тебя, если ты окажешься неверна нашим законам и откроешь какие-либо из масонских таинств, сохранение коих будет доверено тебе.
— Дай великое и торжественное обещание Ученика вольного каменщика на «кубке возлияний».
Великий Мастер зачитал торжественное обещание, которое она повторяла за ним слово в слово:
— Здесь и сейчас по доброй воле и без принуждения, я чистосердечно обещаю и клянусь перед лицом Великого Архитектора Вселенной и этого достопочтенного собрания, что никогда не раскрою тайн и таинств масонства и масонов, которые будут доверены мне, кроме тех случаев, когда я говорю о них с братом или же в достопочтенной и совершенной ложе, если меня должным образом примут её братья.
Я клянусь, что не запишу эти тайны, не напечатаю их, и не послужу причиной их написания и напечатания, а также не буду соучастником подобного, исполняемого кем-то другим, если в моих силах будет предотвратить это, считая за выявление даже любой видимый след или признак следа буквы, который только может появиться где бы то ни было под небесным сводом в результате нарушения нашего закона.
Эти обязательства я клянусь соблюдать непреклонно, не допуская даже мысленных разночтений или изменений по своей воле, полностью сознавая, что в случае нарушения какого-либо из них кара будет ужасной и я буду опозорена как вероломный изменник, которому чужды понятия нравственности и чести и который никогда не будет принят в любое сообщество людей, ценящих честь и добродетель выше внешних почестей вроде титулов и материального преуспевания.
Да будет Великий Архитектор Вселенной мне порукой, и да утвердит Он меня в этом великом и торжественном обещании Ученика вольного каменщика!
— Целуй Библию, — велел голос за спиной.
Не видя, она наклонила голову, ткнулась лицом в книгу, ощутив холодные листы, изобразила губами поцелуй.
— Произнесённые слова — серьёзное обещание. Печать твоих уст на Книге Священного Закона — залог твоей верности торжественной клятве, — проговорил Великий Мастер. — Поскольку тебя долгое время держали во тьме, чего более всего желаешь ты в сердце своем?
— Света!
— Да узрит она свет!
С неё сняли повязку.
Она с удивлением узнала Великого Мастера.
Великий Мастер взял её за правую руку и произнес:
— Встань, новопосвященный брат наш, вольный каменщик!
Встала.
— Проведите ритуал испития крови!
Принесли большую керамическую чашу, наполненную тёмно-красной жидкостью… Кровь? Она внутренне содрогнулась.
Служитель одной рукой крепко взял её за правое запястье, поднял руку над чашей. В другой его руке блеснул лезвие ножа. Она едва сдержалась, чтобы не отдёрнуть руку… Служитель сделал надрез на подушечке её большого пальца. Кровь закапала в чашу.
— Испей! — приказал Великий Мастер.
Чашу поднесли к её лицу. Сдерживая рвотный рефлекс, она припала губами к краю чаши. Едва сделала глоток, чашу убрали. Вино!
Чашу понесли по кругу, каждый брат делал по глотку. Остаток слили в особый сосуд до следующего посвящения — таким образом смешивалась кровь всех масонов. Чистейший сатанизм.
— Ты мой брат! — торжественно произнёс Великий Мастер. — Брат, кротким и искренним поведением, которое ты продемонстрировала сегодня, ты избежала смертельных опасностей, именуемых уколом и удавлением. Когда тебя ввели в ложу, к твоей груди был приставлен кинжал, так что если бы ты попыталась рвануться вперед, то стала бы сама для себя палачом, погибнув от укола. Потому что брату, который держал кинжал, было приказано оставаться неподвижным. На твоей шее была петля со скользящим узлом, и твоя попытка повернуть назад была бы сопряжена с риском умереть от удушья. Третья опасность, которая будет ожидать тебя до последнего мгновения жизни, называется карой за нарушение клятвы: ты умрёшь, если посмеешь раскрыть таинства франкмасонства.
Великий Мастер Церемоний вручил ей белый запон Ученика без каких-либо символов и орнаментов, и белые перчатки.
— Теперь, когда ты принесла торжественную клятву Ученика вольного каменщика и заслужила доверие, была облачена в совершенный запон вольного каменщика, который древнее римского орла, достойнее ордена Подвязки или какого-либо другого из существующих орденов, можешь украсить присутствием сей зал.
Через два года она получила степень Ученика. Ещё через три года спросила Великого Мастера, может ли надеяться на получение степени Мастера.
= 3 =
К ней пришли без предупреждения. Одели в серый грубый балахон, босой посадили в фургон без окон. Она не спросила, куда везут, потому что знала: ответа не будет. Перед тем, как вывести из машины, завязали глаза, так что она не видела, куда её вели. Спускаясь вниз по лестнице, босыми ногами чувствовала грубые камни мощения. Странный запах… Запах отсутствия цивилизации, запах дикого огня. Потом и вовсе чад горящего масла. Такой она однажды чувствовала, проезжая мимо горящей машины, потерпевшей аварию на шоссе.
Когда сняли повязку, увидела полутёмный зал, неровно освещаемый чадно горевшими факелами в руках неподвижно стоящих вдоль стен рыцарей в натуральных доспехах. То, что это люди, а не куклы, заметила по живым рукам, державшим древки факелов.
На стенах — черепа и кости, надпись: «Помни смерть», на полу чёрный ковёр с нашитыми золотыми слезами. Посреди ковра открытый гроб, трехсвечные светильники поддерживались тремя человеческими скелетами. Несколько человек, одетых в чёрные длинные балахоны с опущенными на лица глубокими капюшонами, как у куклуксклановцев, стояли вокруг гроба.
Человек, лицо которого скрывал глубоко накинутый на голову капюшон, в одной руке держал воняющий красным пламенем факел, другой рукой накинул ей на шею петлю грубой «верви» и медленно повёл в центр зала, к гробу.
Она чувствовала себя обречённой на казнь. Понимала, что её могут казнить — они всесильны, а грехов она натворила немерено: и против чужих, и против «своих». Невозможно жить во власти и не грешить: во власти все и всех предают и продают.
Раздалось негромкое бряцанье мечей и тут же смолкло, подчёркнутое эхом пустого пространства: это рыцари вынули и вложили в ножны мечи. Возможно, это было приветствием. Или знаком к началу чего-то?
Все замерли. Загустевшую до черноты в дальних углах помещения тишину нарушало лишь редкое потрескивание огня факелов.
— Брат-наставник, всё ли готово к посвящению Подмастерья в степень Мастера?
Она вздрогнула. Мрачный негромкий голос прозвучал неожиданно.
— Да, Великий Мастер.
Да, это был он, Великий Мастер. Только она не поняла, какой из фигур он принадлежал.
— Приуготовьте Подмастерье должным образом для возвышения в третью степень.
Одна из фигур в балахоне подняла руку и разрешающе шевельнула кистью.
Она поняла, что это Великий Мастер.
К ней подошли два «балахона», ножами разрезали рукава на платье, обнажив обе руки, располосовали платье на груди и распахнули одежду в стороны. У неё мелькнула мысль, что теперь у неё груди не то, что тридцать лет назад… Ушами американского спаниеля трудно прельстить приличного мужчину. Платье она не жалела, обнажение рук, ног и груди уже было при посвящении её в степени Ученика и Подмастерья. Предполагая и в третий раз порчу одежды, оделась не лучшим образом. Ей располосовали юбку, обнажив колени. Уронили под ноги грубые сандалии. Она ступила в сандалии.
Давлением на плечи её опустили на колени.
Брат-наставник опустился на колени рядом, остальные — где стояли.
— Всемогущий Архитектор и Управитель Вселенной, единым словом Которого сотворено всё, — сложив руки на католический манер, возвёл очи вверх и заговорил Брат-наставник. — Мы, бренные чада Твои, коленопреклоненно молим Тебя ниспослать милость Твою этому рабу Твоему, который предложил себя кандидатом для участия в постижении вместе с нами таинств, сокрытых в степени Мастера. Ниспошли ему твердость духа, дабы не оступился он в час испытания, и, прошествовав под Твоей защитой долиной мрака и смерти, восстал из могилы греха и воссиял, как вечные звёзды. Да будет так!
Её трижды провели по кругу, остановили перед Великим Мастером.
— Тебя ожидает великое испытание в крепости духа и верности, — с мрачной торжественностью произнёс Великий Мастер. — Готова ли ты доказать крепость духа и верность делу мастеров-каменщиков?
— Да, Великий Мастер.
— Брат-наставник, проведите обряд испытания!
Брат-наставник поднял руку и приглашающе шевельнул кистью.
Откуда-то из темноты принесли и поставили перед ней жаровню с ярко светящимися угольями, наподобие мангала, какой стоял у неё в саду в загородном поместье, только изготовленную более искусно и надёжно.
У неё мелькнуло дикое видение, что она голой рукой разгребает горящие угли. Мурашки пробежали по спине и стянули кожу холодом.
Посреди жаровни стояла посудина наподобие глубокой четырёхугольной сковороды.
— Это расплавленный свинец, — указал на «сковороду» Брат-наставник. И приказал: — Докажи крепость духа и свою верность делу мастеров-каменщиков: бестрепетно опусти руку в расплавленный свинец!
Она подняла руку… и замерла. Опустить руку в расплавленный свинец? Рука же сварится… Сгорит! Она представила чёрную, похожую на лапу вороны, кисть, торчащую из рукава её платья…
— Что значит рука в сравнении с жизнью, посвящённой делу мастеров-каменщиков? — заметив нерешительность испытуемой, негромко, чуть презрительно проговорил Брат-наставник. — В сравнении с великими возможностями, которые ты получишь, став Мастером?
Она заставила себя поднять руку над «мангалом», но, почувствовав жар, отдёрнула её.
— Безграничная вера даст тебе безграничные возможности, — проговорил Брат-наставник и опустил руку в жидкий металл. Подержав недолгое время кисть под серебристой поверхностью, спокойно поднял руку.
Она не почувствовала запаха палёной плоти. И кисть, только что погружённая в расплавленный металл, выглядела совершенно здоровой, не обожжённой! Магия? Масонские тайны? Сверхвозможности?
Вспомнила, как читала в Интернете о сталеварах, на мгновение опускающих руку в кипящий металл. Но Брат-наставник опустил руку в металл не на мгновение, а на несколько секунд! А если она… на мгновение… В конце концов, ради тех преимуществ, которые она получит со степенью Мастера, можно многим пожертвовать. Даже одной рукой. Женихов ей не выбирать. А ради власти, которую она получит, став на верхнюю ступеньку масонства, можно пожертвовать даже одной рукой…
Принудив себя, она подняла руку над «мангалом». Почувствовала жар, поднимающийся от красных углей…
Её тело покрылось холодным потом. Ноги ослабли. Напрягши все силы и сдерживая тошноту, она едва устояла на ногах. По лбу, щекам и верхней губе ползли огромные капли пота.
Она не обладает сверхвозможностями, наверняка кисть её обгорит. Но если она не пройдёт испытания, её уничтожат. В масонстве одна дорога — вверх. Назад — только вперёд ногами. Пожертвовав рукой, она получит часть тех сверхвозможностей, которыми обладает человек в капюшоне. Плюс власть Мастера над теми, кто ниже градусом посвящённости, власть над непосвящённым обществом… Наверняка ей помогут с лечением руки. Даже, если она изуродует руку — не землю же ей копать, не стены класть! Наверху во власти можно жить и с одной рукой…
***
Даже получая степень Мастера, она не осознавала, что один из символов масонства — пирамида. Многие вступающие в ложу ищут в масонстве демократии, равенства и братства. Масоны-новички, наполняющие основание пирамиды, считают себя элитой, а непосвящённых — толпой. Но масоны нижних ступеней не имеют представления о замыслах тех, кто находится в пирамиде выше их, своих руководителей. Масоны любых ступеней знают только то, что внизу. Для верхних уровней масонской пирамиды все нижестоящие — толпа. А сами они для ещё более высших — часть такой же толпы.
По мере продвижения вверх «нижние братья» убеждаются, что цели и знания, которые им дают на новом уровне, часто противоречат тем, которые давались внизу: все братья всегда находятся в состоянии ложного знания. Не зря говорят, что высший властитель масонов — Люцифер-сатана, лжец и отец лжи.
***
Неимоверным усилием воли она продавила ставший плотным слой воздуха между кистью и расплавленным свинцом… Налегла плечом и с мученическим криком утопила кисть в расплавленном металле… И отдёрнула кисть, не почувствовав мучительной боли, не учуяв запаха горящей плоти, с удивлением глядя на неизменившуюся кисть… По коже прокатился серебристый шарик жидкого металла… Не горячий… Как в детстве, когда разбивала градусник…
Не осознавая движения, она тронула пальцем жидкий металл в «сковородке»… Не горячий! Да это же ртуть!
Она растерянно оглянулась.
— Самое тяжёлое и самое мучительное — преодолеть себя, — негромко проговорил Великий Мастер. — Ты прошла испытание.
Она ослабла окончательно, ноги её подкосились. Двое, стоявших по бокам, подхватили её, положили в гроб, стоящий на ковре посередине комнаты.
Мастер-наставник что-то рассказывал о Хираме, первом Великом Мастере, который жил более трех тысяч лет назад, и которого убили ученики, чтобы познать искусство мастера. Временами сознание покидало её. А иногда она видела трепещущее пламя факелов, но не слышала происходящего вокруг.
— Разбудите и поднимите её! — скомандовал Великий Мастер.
Смотрители по очереди прикасались к ней, накладывая «руку на руку, ступню на ступню, колено к колену». Один из присутствующих распахнул балахон у себя на груди и, наклонившись к гробу, прильнул к её обнажённой груди. Это странным образом подействовало на неё отрезвляюще.
— Встань! — услышала она тихий, но властный приказ у себя над ухом. И произошло чудо: она легко села в гробу!
Под радостные приветствия участников церемонии Мастер-наставник помог ей выйти из гроба.
= 4 =
Коллеги по бизнесу в шутку называла её распорядительницей народного здоровья. Народ, здоровьем которого она распоряжалась, называл её «мадам Барбитол»: по названию таблеток, которые она усиленно продвигала в рекламе для производства на фирме пасынка и фирмах друзей. У неё был патент на это лекарство, который давал право на огромные отчисления с произведённого товара. Препарат, в общем-то, древний. Но сейчас любой древний препарат легко превратить в новейший: достаточно в старые рецепты включить безвредный сахар или крахмал и добавив к старому названию приставку «плюс» или «нео». Вот подчинённые ей химики и добавили к рецептуре древнего барбитурата, лекарства от бессонницы, чего-то безвредного, и её фармацевты стали выпускать «новейшее лекарство, снимающее депрессию». Депрессию электоральной биомассы.
Друзей у неё не было. Потому что у таких, как она, друзей не бывает. Не позволяет положение заместителя Папы. Потому что очень многое в стране от неё зависит. Как сказала Екатерина Вторая: «На троне друзей нет. Есть повелители и подданные».
Она, конечно, не царица, но очень близка к вершине власти. И здоровье электоральной массы, как таковое, от неё зависит. Тут нормально всё пошло: оптимизировали врачей, больницы, бюджет… Кого не смогли «оптимизировать», тем создали имидж врачей-убийц и взяточников в средствах массовой информации, организовали запредельные нагрузки при минимальной зарплате на местах, мудрёную систему повышения квалификации. Перевели стрелки гнева электоральной биомассы с недоработок чиновников на плохо оказывающих медицинские услуги врачей. Врачи-пенсионеры, не умеющие прислуживать, побежали из профессии, а молодые специалисты, перепугавшись рабских условий труда и карающего меча следственного комитета, шарахнулись от работы, как черти от ладана…
Слишком много развелось пенсионеров — нахлебников госбюджета? В результате пенсионной «реформы», допуск к бесплатному корыту повысили на пять лет. Раньше половина мужиков не доживала до пенсии, теперь — две трети. И экономия пенсионного фонда! Плюс оздоровление нации естественным путём: слабое звено выбывает, как говорилось в популярном ток-шоу.
Духовное здоровье электорату поправили, через зомби-ящики впаривая быдлу безголосую и косноязычную поп-эстраду, заменив ценные картины дешёвыми инсталляциями, вместо высокохудожественных выставок устраивая поп-биеннале и прочие попугайные массовки, сносящие культуру, но приносящие хорошее бабло. Кривляку из телешоу, например, впихнули на главную роль в Большом театре. Кому нужны оперные дивы с восхитительным сопрано? Пиплу интересно, как на сцене главного театра страны жеманится девочка по вызову. Девка. Пипл хавает попсу.
Папа всегда говорил: «Дай электорату хлеба и зрелищ, если не хочешь, чтобы народ из старого Зюгана сделал нового Ленина. Электорат ест макарошки без масла? Приправь макарошки зрелищами!»
Ну да, чёрт с ним, с электоратом. Он нам нужен к выборам в качестве антуража. И не важно, за кого электорат проголосует. Важно, как голоса посчитают. А считать назначенные люди научились.
Вовремя раскрутилась «гигавирусная» катавасия. Деловые люди поимели хороший гешефр. Её личный доход за год увеличился с пятнадцати до сорока миллионов. Её последний муж, раньше «курировавший» важные отрасли страны, увеличил годовой доход с пятидесяти до почти трёхсот миллионов. Самый богатый муж из окружающих Папу мужей и жён! Можно сказать, самый богатый муж страны, не считая олигархов. Мелочь, а ей, как жене, приятно.
Её пасынок — один из основателей и президент биофармацевтической компании. «Фарма» ныне — золотые копи: черпай бабло, пока руки не отвалятся. Главное — доходное место застолбить. Дочь — владелица фирмы, производящей снадобье от новораскрученной заразы. Пора замуж девочку отдавать за достойного кандидата. С приданым, так сказать, не ударили в грязь лицом ни перед родственниками «спящего Джо», ни перед английскими пэрами, ни перед арабскими шейхами. Сочтут за честь…
Так что… жизнь удалась!
= 5 =
Она прогрезила всё заседание, словно в полусне вспоминая былое. Очнулась, когда Великий Мастер закрывал ложу соответствующими словами.
Все встали. Великий Мастер раскинул руки в стороны, остальные рукопожали соседей скрестив руки, образовав масонскую цепь, символизирующую всеобщее братство и дружеские узы масонов.
Зазвучала тёмная, мистическая музыка. Братья запели масонскую песнь, одновременно поднимая и опуская руки. Пели заунывно, покачиваясь из стороны в сторону, притопывая, будто почётный караул на похоронах высокого чина.
Коль славен наш Господь в Сионе,
Не может изъяснить язык.
Велик Он в небесах на троне,
В былинках на земле велик.
Везде, Господь, везде Ты славен,
В нощи, во дни сияньем равен.
Чтобы гимн звучал более величественно, не умеющих петь братьев поддерживала запись церковного хора, звучащая из динамиков.
О Боже, во Твое селенье
Да внидут наши голоса,
И взыдет наше умиленье,
К Тебе, как утрення роса!
Тебе в сердцах алтарь поставим,
Тебе, Господь, поем и славим!
Великий Мастер объявил о закрытии ложи и, окинув жестом столы, пригласил братьев отведать, «что бог послал».
Братья-стюарты торопливо разносили по столам пунш, морс клюквенный, квас лимонный, вина и крепкие напитки самого высокого качества. В меню, как и во времена застолий императора Павла, значились: черепаховый бульон, донская стерлядь в шампанском, спина белорыбицы, семга глазированная, окуни с ветчиной, фазаны с фисташками, куропатки с трюфелями, суфле из гусиной печёнки, холодное из рябчиков и гусиной печёнки по суворовски, пудинг из телячьих мозгов, слойка с бараниной, гурьевская каша, кулебяка с красной рыбой, гречишные оладьи с лисичками и треской.
На десерт было предложены профитроли (прим.: заварные пирожные) с вареньем из арбузных корок, горячие ананасы с мороженым, медовое мороженое.
5. Ещё три года спустя. Врач
«Светя другим, сгораю сам». Ха-ха-ха… Антон Викторович давно ощущал себя люстрой, купленной на новоселье полвека назад. В те стародавние времена люстра была шикарным приобретением на зависть гостям: висела в зале, блистала позолотой, дарила жильцам свет множества лампочек… А он был полон сил и знаний, лечил-светил другим, сгорая сам, за что люди были ему благодарны. Теперь, заросшая пылью, с потрескавшейся и потускневшей «позолотой», люстра обрела место рядом с мусорным контейнером, лелея малюсенькую надежду, что какой-то нищий подберёт её, чтобы пристроить в своей каморке.
Антон Викторович пробирался домой, таясь от людей, избегая открытых мест: врачей ныне бьют. На телешоу в тренде рассказы об «убийцах в белых халатах», о том, как врачи вымогают взятки, как не торопятся, когда к ним привозят умирающих больных. Любое осложнение, связанное с травмой или болезнью, ставят в вину медработникам: «Некачественно оказал медицинские услуги!».
Раньше умирали от тяжёлых болезней и от старости, а теперь — от некачественного оказания медицинских услуг. «Потребители медицинских услуг» твёрдо уверены, что все врачи тупые — легче самому лечиться, узнавая о болезнях в Интернете… Интересно, почему не лечатся? Почему тащатся к тупым, ленивым и жадным врачам?
На днях в травмпункте пьяный пациент избил врача. Пришёл с подсохшей раной недельной давности, кожа по краям которой покраснела и стала болеть от начинающегося нагноения. Травматолог отправил лечиться у хирурга, потому что гнойные раны в чистой операционной травмпункта обрабатывать нельзя, чтобы не допустить заражения чистых ран. Ну и схлопотал от пьяного «потребителя медуслуг» мозготрясение. Плюс разбитую губу пришлось зашивать.
В Интернете по этому поводу взрыв негодования «потребителей»: «Врач отказал человеку в оказании медицинских услуг!»…
Много лет уже расколотое на потребителей-обывателей и медиков-обслугу общество ещё более раскололось после объявления гигавирусной пандемии.
Теперь уже потребители, принуждаемые рулителями «добровольно», но поголовно привиться от новой инфекции, раскололись на два лагеря. Большинство, которым теле-зомби-ящики и Интернет вбили в головы, что прививка необходима для их спасения, привились. Более того, под действием алармистских сюжетов с трансляцией из переполненных реанимаций и моргов и панических высказываний эстрадных и актёрских знаменитостей о том, что «шеф, всё пропало!», укоров «врачей в белых скафандрах» в сторону непривившихся: «Сколько ещё народу должно умереть, чтобы вы привились?», сторонники поголовной вакцинации агрессивно требовали, чтобы привились абсолютно все: старые и грудные, беременные и хронические больные.
Меньшая же часть общества сомневалась в необходимости поголовной «уколизации». Настораживало, что прививки были генно-модифицированными, не прошли клинические исследования, паника о «всеобщем вымирании», переполненных инфекционных отделениях и заваленных трупами моргах не соответствовала отсутствию потока похоронных процессий по дороге на кладбище.
Почему морги переполнены? Ну, во-первых, не морги, а морг при больнице. Потому что инфекционных больных разрешили хоронить только похоронной компании при больничном морге. Якобы, во избежание распространения инфекции. Остальные похоронные компании города теперь пустуют. А кому принадлежит «Ритуал» при больничном морге — объяснять не надо. И что большинство умерших теперь умирают от инфекции, а не от кучи обострившихся болячек при ухудшившемся медобслуживании, тоже ясно. Ясно для думающих. Каковых в обществе стало сильно мало.
Виноватыми во всём, естественно, назначили врачей.
Сторонников поголовной вакцинации теперь называют «ваксами», а сомневающихся, естественно, «неваксами». «Неваксы» агрессивных привитых называли «уколотыми» и «ширнутыми».
Антона Викторовича настораживало, что после прививки у стариков, а иногда и у нестарых, случаются инсульты, инфаркты, тромбозы, другие осложнения и даже внезапные смерти.
Повсюду, как во времена Октябрьской революции и после неё, ввели должности комиссаров. Только не политических, а санитарных, следивших за выполнением плана «уколизации», уровнем заболеваемости в коллективе. Права у комиссаров санитарного надзора были такие же, как и у старинных политкомиссаров: руководители учреждений шагу не могли ступить без комиссарского одобрения. И, наоборот: комиссары могли запретить всё, что им не понравится, ссылаясь на санитарную целесообразность.
Поликлинический комиссар Свищёв, прежде работавший клерком в мэрии, постоянно напоминал Антону Викторовичу о необходимости прививаться. Они сошлись на том, что Антон Викторович пока воздержится от прививок, ссылаясь на старческие болячки. Но это будет стоить ему суммы прогрессивок к зарплате.
Антон Викторович выглянул из переулка на улицу. Слабо освещённая фонарями улица пустовала. К остановке метрах в пятидесяти от переулка подъезжал почти пустой автобус. Трое молодых парней в салоне показались Антону Викторовичу безобидными. Неуклюже пробежавшись до остановки, Антон Викторович вскочил в открытую дверь.
Хоть и короткая была пробежка, но запыхался он основательно. За грудиной жгло, будто перцем посыпали. «Стенокардия напряжения, — поставил себе диагноз Антон Викторович. — Сердчишко, согласно возрасту, с пробежками за автобусами уже не справляется».
— Старик, квикнись, — потребовал развалившийся и сползший на сиденье чуть ли не спиной парень во вновь обретшей популярность в молодёжной среде кожаной рокерской «косухе», пробитой множеством медных заклёпок. Двое других парней, одетых в обычные куртки, облокотившись на спинки кресел и подперев кулаками подбородки, лениво поглядывали на Антона Викторовича.
«Квикнуться» значило показать Q-код, по-английски Quick Response.
У непривитого Антона Викторовича для тупых обывателей на смартфоне было фото какой-то «решётки», похожей на Q-код. Антон Викторович вытащил из внутреннего кармана смартфон, включил изображение, показал «решётку» парням.
К сожалению, парни оказались не тупыми обывателями. Который в «косухе» полез за пазуху, вытащил считывающее устройство.
— Мы из «Новой инквизиции», — пояснил с усмешкой. И приказал с клоунским акцентом: — Ходи моя сторона, аксакал.
«Новая инквизиция» — это плохо. Эта общественная организация по борьбе с вакциноересью объединяла ярых сторонников повального «шприцевания». Государство наделило организацию широкими полномочиями, ей оказывали содействие все государственные службы.
«Новые инквизиторы» поясняли в средствах массовой информации, что к средневековой инквизиции они отношения не имеют. По-латински слово inquisitio означает «расследование», и именно выявлением непривитых, от которых страдает общество, расследованием причин нежелания вакцинироваться они и занимаются.
Антон Викторович незаметно выключил смартфон и, глянув на потухший экран, делано удивился:
— Зарядка кончилась… Забыл зарядить на работе.
«Новые инквизиторы» понимающе переглянулись. Тот, что в «косухе» жестом словно представил старика друзьям:
— Легкая придурковатость делает человека практически неуязвимым.
Усмехнулся и продолжил угрожающим тоном:
— Старик, не вешай лапшу на уши. В твоём возрасте грех врать: помрёшь на днях, тебя за враньё в рай не пустят. Так и скажи, что ты невакс. Заплати за проезд и выметайся. Мы сегодня добрые, старых и убогих не караем.
Антон Викторович молча побрёл к кабине водителя. Возражать бессмысленно. Единственное, чего он мог добиться — быть вышвырнутым из автобуса на полном ходу.
Отдав водителю последние деньги, понуро стал у передней двери.
— Шеф, выпусти хитрозадого! — крикнут инквизитор.
Автобус остановился, дверь открылась.
Антон Викторович, предполагая подлянку, быстро выпрыгнул из салона. И правильно сделал: водитель, похоже, был идейным ваксером и поторопился закрыть дверь, пытаясь прищемить выходящего пассажира.
Но без неприятности не обошлось: прыжок получился неудачным, стопа подвихнулась, Антон Викторович от боли глубоко присел, упал на бок. Кряхтя и охая, как и положено старику, встал, опираясь в основном на здоровую ногу и отставив в сторону больную. Неразборчиво пробормотал всплывшие из молодёжного лексикона неупотребляемые в интеллигентном обществе слова про нехорошую силу и женщину асоциального поведения. Ощупал голеностоп: болели наружные связки, лодыжки были целы. Повезло.
Антон Викторович отряхнул куртку, пригладил вырванный клок ткани на локте, тяжело вздохнул: жена устроит пропесочку.
Припадая на больную ногу, поковылял вслед автобусу.
«Ничего… Потихоньку… Минут за сорок доковыляю».
Доковылял за час. Поднимался по лестнице в подъезде, сильно хромая и охая.
Вошёл в квартиру, снял пальто, ботинки, рухнул со стоном облегчения в кресло.
Жены дома не было. Сквозь стены доносились звуки соседских телевизоров.
— Подчиняйтесь правительству, — убеждал мужской уверенный голос сквозь восточную стену. — Мы ваши друзья, мы заботимся о вас, поэтому выполняйте всё, что мы вам советуем!
— Не забудьте привиться от нового штамма вируса «пи», — убеждал приятный женский голос сквозь западную стену. — Если вы привиты от предыдущего штамма даже несколько дней назад, ваша прививка потеряла актуальность. Обязательно сделайте завтра новую прививку и ревакцинируйтесь не через шесть месяцев, а через три! «Пи» уже здесь! Прививайтесь! «Пи» здесь!
Немного отдохнув, пошёл включать телевизор. Если, войдя в квартиру, не включить телевизор в течение пятнадцати минут, электричество в квартире автоматически отключится.
Прибавил громкости, чтобы новости и реклама были слышны во всех комнатах. Если громкость включена недостаточно, сработают датчики звука и электричество отключится.
Зомби-ящик передавал новости о количестве инфицированных за последний день, о количестве привитых. Диктор радостно сообщил, что, в связи с распространением нового штамма вируса, прививки необходимо делать не каждые полгода, а каждые три месяца.
Закончились новости, пошла реклама. Симпатичный молодой врач показывал помещение морга:
— Наш морг оборудован по последнему слову техники. Если вы не сделаете прививку, то обязательно умрёте. В нашем морге профессионально вскроют ваш труп и подготовит тело для захоронения по высшему разряду!
Антон Викторович усмехнулся: реклама прививок, основанная на страхе обывателей.
Сняв штаны и носки, Антон Викторович забинтовал повреждённый голеностоп, смочил повязку холодной водой. Боль в повреждённых связках утихла.
Вспомнил, что ему, как непривитому, необходимо принять ежедневную таблетку «от вируса». Каково фармакологическое действие таблетки, Антон Викторович не знал и узнать об этом не мог. Но зомби-ящик убеждал, что действие таблетки очень полезное, в чём Антон Викторович сильно сомневался.
Сходил на кухню, набрал в бокал воды. Выколупал из упаковки таблетку «от вируса», стал перед зомби-ящиком, в который была встроена камера слежения, бросил таблетку в рот, показательно выпил всю воду из бокала. Если эту процедуру не сделать, на следующий день в квартире отключали воду.
Теперь все и всё у всех застраховано. На страховки уходит почти половина зарплаты. Будешь послушен, будешь выполнять все требования «страхкомпаний» — получишь гарантированное бытовое обслуживание, компенсацию в случае чего. А для контроля над соблюдением всего страховые компании заставили всех установить самонаблюдатчики.
Антон Викторович пошёл в ванную, выдавил на зубную щётку пасту, почистил зубы. Выплюнул пену в раковину. Вместе с пеной — спрятанную за щекой и не проглоченную чудо-таблетку. Самонаблюдатчики были везде, даже в туалете.
6. Ещё вчера «сегодня» было «завтра»
= 1 =
Татьяна Александровна Голина, заместитель председателя правительства по социалке, проводила заседание комитета. Участвовали министр здравоохранения, министр по культуре, председатель пенсионного фонда, директор федерального медицинского агентства, директора медицинских и биологических НИИ, другие ответственные лица.
— Все мы здесь свои, поэтому буду говорить откровенно, — в усталой, чуть сердитой, привычной для всех манере, открыла заседание Голина. — Количество стариков и инвалидов в стране увеличивается. Для страны это балласт: работать и обеспечивать себя не могут, а пенсионного фонда на всех не хватает. Наши уважаемые олигархи роботизируют предприятия, появляются лишние рабочие руки. Стране грозит тотальная безработица. Пора принимать кардинальные меры. Необходимо найти способ сократить население. Мы не можем казнить неполноценных и бесполезных людей, как это было в Третьем Рейхе, а распихивать их по лагерям малоэффективный способ, — без обиняков обрисовала задачу Голина.
— Как вы правильно заметили, Татьяна Александровна, — с подчёркнутым уважением заговорил директор НИИ эпидемиологии Хольцберг, — бесполезных людей в стране становится слишком много. Накапливается генетически неполноценный материал. Электорат от поколения к поколению становится менее здоровым. Мы проработали вопрос оздоровления нации естественным путём, по принципу «Слабое звено выбывает». Как в рекламном слогане. Мы заканчиваем разрабатывать вирус, предпочитающий размножаться в организмах стариков. Во время обычной осенней эпидемии острых респираторных заболеваний объявим эпидемию. Для борьбы с эпидемией объявим всеобщую вакцинацию. Под видом вакцин будем вводить наш вирус, который поможет очистить общество от слабых особей. Начнём со старых: как вы правильно сказали, после шестидесяти лет человек живет, но не производит, и это дорого обходится обществу.
«Да, — думала Голина, — первыми на прививки согласятся ленивые, слабые и напуганные. Глупцы поверят нам и захотят, чтобы их лечили. И их будет огромное число. Потом эти слабые станут погромщиками сильных, отказавшихся от прививок. Будут яростно кричать сильным: «Вы враги народа!», стучать на них и гнать их в могилы. Они будут кричать знакомым и родственникам: «Сколько должно умереть, чтобы ты привился!». И мы увидим, как слабый муж стучит на жену, слабые дети стучат на родителей, как коллеги, сбившись в визгливое бесячье стадо, радуются несчастью сильного коллеги. Бесы — они же визжат. Вот и слабаки, которыми овладели бесы, визжат.
Слабые — враги сильных. Они ненавидят себя за свою слабость: трудно жить, ощущая себя ничтожеством. И свою ненависть изливают на тех, кто, «сука, умный, что ли?». Пусть и другие будут такими же слабыми, пусть и других «опустят», как опустили их: «Если меня изнасиловали, пусть и тебя изнасилуют!».
Мы уберём слабых и физически неполноценных, бесполезных для общества. А идиоты пойдут на бойню сами. Мы избавимся от бесполезных людей и заставим работоспособных верить, что поголовные прививки от вируса для их же блага. Всеобщая вакцинация станет решением проблемы».
— А если электорат заметит, что умирают те, кто недавно привился? — засомневалась Голина.
— Всё не так просто, — хитро улыбнулся Хольцберг и пояснил: — Наша вакцина сама по себе для человека не опасна. И эпидемия сезонного вирусного заболевания тоже, в принципе, не смертельна. Но, когда в организме встречаются возбудитель заболевания и наша «вакцина», развивается так называемый «цитокиновый шторм». С ним само по себе сложно бороться, плюс масса хронических болячек у стариков. Да и не у стариков тоже. В общем, смертность в этом случае огромная.
Голина понимающе кивнула.
— Бюджетное здравоохранение нужно организовать так, чтобы больницы были переполнены, чтобы стояли нескончаемые очереди на прием в поликлиниках, чтобы эффективные лекарства были дороги, а дешёвые — неэффективны, — предложил вариант «оптимизации» здравоохранения министр здравоохранения.
— Не весь электорат — тупое быдло, — заметила министр культуры, повторяя сомнения Голиной. Вероятно, задумавшись, она прослушала реплику начальницы. — Есть и мыслящая интеллигенция. Напрягут мозги и скажут: «Вы своими прививками травите народ».
— Я только что пояснял этот вопрос, — почти огрызнулся Хольцберг. — Во-первых, народ будет умирать не сразу после прививок, а через несколько месяцев. И не от вирусного заболевания, а от инфарктов-инсультов-тромбоэмболий. А во-вторых, «говорливых» будем выявлять, штрафовать, увольнять с работы.
— Кто-то не будет работать — по крайней мере, официально — но откажется от прививок, — настаивала министр культуры.
— Оцепим районы, привьём по списку насильно. Наиболее упорных сошлём на поселение в Сибирь и за полярный круг. Их силами построим несколько городов — это же вклад в индустриализацию и развитие Сибири, — поддержала Хольцберга Голина.
— Какие-то привьются, но затаятся… Затаившийся среди вакцинированных интеллектуал — это опасно для власти, — упорствовала министр культуры.
— Конечно, и среди вакцинированных найдутся интеллектуалы и интеллигенты, — согласилась Голина. — Но они слабы и стыдятся своей слабости, поэтому будут молча радоваться травле антивакцинщиков. Даже тогда, когда толпа потащит антивакцинщика на расправу. Будут пить кофе, с интересом наблюдая из окна за расправой, а потом напишут стихи о народном бунте. Бессмысленном и беспощадном.
— Мы заказали в СМИ акцию по рекламе эвтаназии, — похвастал о своём начинании министр здравоохранения. — И поручили профильному НИИ разработать аппарат для эвтаназии. Уже есть модель для апробации. Мы назвали его Sarko — от «саркофаг».
— Любопытный стартап, — заинтересовалась Голина.
— Аппарат представляет из себя красивую капсулу из голубого пластика с прозрачной крышкой, похожий на каме¬ру для ана¬би¬о¬за из фан¬та¬сти¬че¬ско¬го филь¬ма. При массовом производстве такие будут печатать на 3D-принтерах. Аппарат активируется изнутри человеком, намеревающимся умереть. Аппарат компактный, его можно доставить в любое место в легковом автофургоне. Например, в идиллическую местность на берегу озера.
— Дороговато будет такое «спецобслуживание». Нам, всё-таки, нужен аппарат для электората ниже среднего… дохода, — заметила Голина.
— Дешёвые аппараты можно устанавливать при комбинатах ритуальных услуг, чтобы упростить технологию утилизации тел. Или в спецкомнатах многоэтажных «человейников», где живёт беднота.
— Как действует аппарат? — поинтересовалась Голина.
— Клиент ложится внутрь капсулы. Нажимает кнопку, активируя закрытие крышки. Внут¬рен¬ний объ¬ем каме¬ры запол¬ня¬ет¬ся азо¬том — и процесс уже не остановить. Клиент ощущает эйфо¬рию, теря¬ет созна¬ние и уми¬ра¬ет. Про¬цесс ухо¬да из жиз¬ни абсо¬лют¬но безболезненный, зани¬ма¬ет полминуты.
— Теоретически?
— Ну почему же, — немного обиделся министр. — Опробован на добровольцах.
— Что скажут на эту тему юристы? В плане… насильственной смерти, принуждению к смерти и прочее.
— Аппарат осна¬щён каме¬ра¬ми и дис¬пле¬я¬ми, что поз¬во¬лит уходящему в мир иной в послед¬ние мгно¬ве¬ния жиз¬ни видеть род¬ствен¬ни¬ков и дру¬зей и даже общать¬ся с ними, а родственникам наблюдать за его уходом из жизни. Видеозапись как раз и под¬твер¬дит, что чело¬век ушёл из жизни самостоятельно. Никто даже кос¬вен¬но не будет при¬ча¬стен к смер¬ти чело¬ве¬ка в Sarko. Мы всего лишь предоставляем оборудование.
= 2 =
Антон Викторович уволился из поликлиники. «По собственному желанию».
Поликлинический комиссар санитарного надзора поставил вопрос ребром:
— С нас требуют стопроцентной прививки сотрудников. Или прививайся, или мы тебя уволим.
— Нельзя уволить за отказ от прививки, это незаконно, — попытался возразить Антон Викторович.
— Ты в молодости служил в армии? — усмехнувшись, с любопытством посмотрел на Антона Викторовича комиссар саннадзора.
— Служил. Полста лет назад.
— Но всё равно должен помнить армейскую истину, что борзого солдата можно задрючить строго по уставу до состояния попытки к самоубийству. Так что, прививайся. Или увольняйся. Пока тебя не задрючили строго по уставу.
Антон Викторович из поликлиники уволился.
Единственное место, куда его согласились принять без сертификата о прививках — скорая помощь, где был жуткий дефицит кадров. Предложили место фельдшера. На удивлённый взгляд «соискателя» начальник отдела кадров молча пожала плечами и сделала приглашающий жест в сторону двери.
В зарплате Антон Викторович не потерял, но работать стало гораздо тяжелее. Работа на скорой — не для стариков. Слишком большая нагрузка. Молодые — и те выгорают.
Работать его поставили в пару с тридцатишестилетним Сергеем, ещё одним «антиваксом», врачом на должности фельдшера, уволенном «по собственному желанию» из инфекционного отделения.
Возвратившись с очередного вызова, Антон Викторович и Сергей пили чай в бытовке.
— Сплошная пахота, никакого удовольствия от жизни, — вздыхал Сергей. — Ну, купили мы с женой квартиру три года назад. Хотели второго ребёнка родить, да тесно…
— Однушка?
— Двухкомнатная.
— В двушке и с детьми жить можно. Расширяйтесь. Это с пустого места квартиру не укупишь, а расшириться — можно.
— Денег нет. В этом году машину взяли в кредит.
— Ну, дорогой… Квартира есть, машина есть, а ты жалуешься. У других и половины твоего нет.
— Я за эти… две свои половины с работы не вылезаю! — возмутился Сергей. — Другие не особо напрягаются, санитарные комиссары, например, а квартиры в элитных районах имеют, машины покруче моей.
— Ты «санкомов» не трожь — они государёвы люди. За верную службу деньги получают, — усмехнулся Антон Викторович. — Беда в том, что большинство из нас живёт по принципу: «Создайте мне комфортные условия — и я буду радоваться жизни». Но мы же не дети, и никто не обязан предоставлять нам условия для счастливой жизни. Надо ценить то, что у нас есть, и не завидовать тому, чего у нас нет. Мыслить позитивно и создавать материальные условия для своего счастья. Ты, вот, вбил себе в голову, что всё у тебя плохо, пропитался негативом, агрессия из тебя прёт. А мысли, дорогой, они материализуются. Будешь думать оптимистично — и жизнь наладится. Пропитаешься негативом — негативные мысли материализуются. И чем сильнее пропитаешься негативом, тем больше негатива будешь излучать на близких...
— Прививками задолбали, — недовольно буркнул Сергей.
— Меня тоже задолбали. Хочешь, чтобы не долбали, прививайся. И всё будет в шоколаде. Я, к примеру, сам решил жить «без шоколада». Не из протестных соображений, нет — я по характеру «не борцун». Просто мне многое непонятно в этой «вакцинаторской кампании». А ты чего не привился? Инфекционист, должен понимать важность вакцинации.
— Я тоже не против вакцинации, — вздохнул Сергей. — До недавнего времени делал все прививки, какие положено. Но года три назад заметил, что после прививки от гриппа у меня начинается какой-то трахеит. На вирусный не похож, припарками-примочками и обильным питьём, как обычно лечат вирусные ОРЗ, не лечится. Две недели помучаюсь, состояние всё хуже. Не выдержу, начинаю антибиотики пить. Через два дня всё нормализуется! Решил не прививаться. Пришёл сезон гриппа — у меня никаких проблем. Ни гриппа, ни трахеита. Значит, причина в прививке от гриппа. А с этой… новомодной прививкой ещё больше непонятного. Например, утверждают, что новая вакцина — это аденовирус со встроенным в него фрагментом генетического материала от возбудителя. Получается, что нас «прививают» не вакциной, а генно-модифицированным вирусом. Вроде бы, этот генетический фрагмент безвреден для человека, но вызывает выработку антител на возбудителя. И аденовирус-вектор тоже безвреден. Но он чужероден для организма, то есть, организм и на него вырабатывает антитела. А, когда антител слишком много, начинается аллергическая реакция, цитокиновый шторм, с которым бороться крайне сложно.
Сергей всплеснул руками и удивлённо затряс головой.
— Во-вторых попраны все правила вакцинации. Нельзя вакцинировать во время эпидемии, нельзя беременных прививать — это азы медицины! Была система Семашко, правила борьбы с инфекцией которой начинались с того, что нужно изолировать больных. А наши чиновники все силы бросили на изоляцию здоровых! Раньше в инфекционках были провизорные зоны для изоляции контактных, обсерваторы для прибывших с эпидемически неблагополучной территории, и инфекционные для больных. Про всё забыли, всех пихают в одну колоду. В больнице лечиться стало опаснее, чем дома. Внутрибольничные инфекции резко повысили летальность.
— Доказательная медицина — в топку: вакцины не прошли клинических исследований, — добавил Антон Викторович.
— Зачем им доказательная медицина? Производство вакцин — источник надежной прибыли для фармацевтических корпораций. Фармкомпании заинтересованы в поголовной вакцинации — это постоянный госзаказ, приносящий большие деньги. Настораживает то, с каким «бульдозерным» упорством наши рулители продавливают стопроцентную вакцинацию населения. И видно, что тема борьбы с эпидемией для рулителей не важна: они вводят ограничения на занятия школьникам и студентам, на посещение магазинов и театров непривившимися, но проводят политические сборища, не ограничивают поездки в поездах и перелёты в самолётах, не запрещают посещение курортов…
— Когда всех привьют, прибыль перестанет капать, потому что болезнь затухнут, — успокоил коллегу Антон Викторович.
— Они изобретут такую вакцину, которая будет нужна постоянно. Хольцберг что говорил в начале эпидемии? «Мы разрабатываем вакцину, которая будет действовать на протяжении всей жизни человека!». Прошло полгода — и он заговорил о ежегодной вакцинации. Прошло несколько месяцев — и он призывает вакцинироваться каждые полгода. А теперь уже говорят о вакцинации каждые три месяца. И, по мере того, как выявляют новые штаммы, нужно забыть, что недавно прививался, и прививаться от нового штамма. А заболевание будет странным образом постоянно мутировать.
— Странная прививка… Уж мы-то с тобой своими глазами видим, какие тяжёлые осложнения даёт. И абсолютно не гарантирует, что привитый человек не заболеет.
— А что разъясняют говорящие головы из зомбиящика? Когда человек заболевает после прививки, это не вирус и не прививка виноваты, а слабая иммунная система привитого! — усмехнулся Сергей. — Это говорит министр здравоохранения!
— Но тогда вопрос: а зачем вакцинироваться, если привитые тоже заболевают?
— У них всё нелогично. Раздули чудовищную истерию с вакцинацией. Невакцинированных увольняют с работы. Без вакционного «аусвайса-аусвакса» не пускают в общественные места и на транспорт. Церковники обвиняют невакцинированных прихожан в грехе убийства. Вбили в мозги обывателя, что привитый человек спасает чужую жизнь, а непривитый кого-то убивает. На каждом шагу плакаты: «Сколько должно умереть, чтобы ты вакцинировался?» В зомбиящике приглашения непривитых в морг и реанимацию, где их, якобы, обслужат по высшему разряду. Если они не привьются. И никто не задумывается: а с какой стати невакцинированный опаснее для окружающих, чем вакцинированный? Сами производители вакцины признают, что вакцинированный человек болеет коронавирусом, правда в более легкой форме. Но и болеющий в легкой форме — больной человек, заразный для окружающих. А в чём тогда разница? В том, что за вакцинированного человека производитель вакцины получит деньги, а за невакцинированного не получит?
Сергей безнадёжно махнул рукой. Помолчав некоторое время, продолжил:
— Людей поделили на два сорта: на первосортных вакцинированных и на второсортных невакцинированных. Кричат, что второй сорт угрожает жизни людей первого сорта. Но «первосортные» же вакцинированы, вирус им не страшен! Или страшен — потому что вакцины не работают? Если люди боятся болеть, они вакцинируются. Если не боятся — не вакцинируются. Предположим, инфекцию разносят только «неваксы», то угрожают они только таким же непривитым!
— Мы не привиты, но не заболели — у нас отличный иммунитет, который работает, — заметил Антон Викторович. — Мы не заболели, значит здоровы. Почему надо бояться здорового человека?
— Предположим, люди второго сорта угрожают таким же людям второго сорта, — продолжил рассуждения Сергей. — Но люди второго сорта добровольно отказались от прививок, выбрав право жить под угрозой вируса. Они не просили государство защищать их от вируса, делая их людьми второго сорта. Они считают, что богом данный иммунитет справится с заболеванием. Кстати, вопрос к священству: грех ли, надеяться на богом данную защиту?
— Похоже, инициаторов повальной вакцинации интересует не здоровье нации, а поголовное прививание электората по причине… по неведомой нам причине, — вздохнул Антон Викторович.
— Рулители уже объявили, что после этой пандемии грядет другая, более страшная. Пандемии будут перманентными, штамм будет постоянно меняться. Под каждый штамм будут разрабатывать новые вакцины. Хольцберг, вон, заявляет, что очередную вакцину они разработают за две недели. Но невозможно разработать новую вакцину за две недели! За месяцы невозможно разработать! Почему все силы брошены на разработку вакцины, но ни слова не говорится о разработке препаратов, излечивающих заболевание?
— Потому что главное нынче не лечить, а заниматься вакцинацией, — усмехнулся Антон Викторович. — Чтобы повально всех вакцинировать, народ откровенно подкупают. «Приходите в цирк каждую среду! Сделаешь прививку — получишь билет на цирковое представление!». Или: «Сеть баров Shelby предоставит скидку на всё меню посетителям, которые сделали две прививки!». А в Москве каждому вакцинированному выплачивается тысячу рублей, а между вакцинированными разыгрывают автомобили и квартиры.
— Это мероприятие по сокращению населения, — покрутил головой Сергей. — По избавлению от старых и слабых, ненужных государству граждан. Да, прививки вроде бы заставляют организм вырабатывать антитела — но на генно-модифицированную заразу, которую вводят человеку в виде вакцины. В том случае, если организм встречается с инфекцией, резко повышается выработка антител на натуральную инфекцию. Антитела, вырабатываемые в избыточном количестве, начинают уничтожать собственное тело — развивается цитокиновый шторм. Отказывают внутренние органы. Это эффективнее, чем контрольный выстрел в голову. Из моих знакомых двое умерли в течение недели после прививок.
— То, что нам вкалывают, вакциной назвать сложно, — вздохнул Антон Викторович. — Это генно-модифицированный препарат. При помощи этой «вакцины» можно «вбить» в человека нано-компонент. Идет активное формирование человеческого материала. Современная «элита» строит для себя маленький рай на Земле, а из нас формирует расходный материал, способный к эффективному труду на благо элиты, причём, легко утилизируемый. «Слабое звено» ненужных стариков и «слабаков» выбывает. Генно-модифицированными и некачественными продуктами провоцируется бесплодие. Выхолащиваются моральные принципы электората, уничтожается национальная, духовная и художественная культура. Русская молодёжь перестаёт быть русской, становится «интерамериканской». Фармфирмы разрабатывают возможности стимуляции центров удовольствия в мозгу человека электромагнитным излучением или через препараты в форме таблеток. Человек по желанию сможет ощутить мировую славу, великую силу, наслаждение от еды, сексуальное удовольствие… Хорошо поработал — получи горсть таблеток и плавай в оргазме хоть целый день.
— Да, в этом случае ни семьи, ни дома не надо. Достаточно ячейки для тела в «человейнике» неподалёку от места работы, которая гарантирует горсть таблеток удовольствия.
— Это для «электоральной биомассы» — таблетки удовольствия. А для «элиты» удовольствия будут предоставлены в натуральном виде и по высшему разряду. А высшее удовольствие для них — наслаждаться властью. Кстати, ты не обратил внимания, что у большинства лидеров ведущих стран нет семьи или детей? Когда у человека нет детей, он живёт только сегодня и его не интересует, что будет завтра. У них не существует внутренней потребности в будущем мира, им нужна только власть над миром. Представь себе женщину с ребёнком. Нормальная женщина готова на всё, чтобы ребёнку было хорошо. А у властителя мира, который решает мировыые проблемы, нет ребенка на руках. Поэтому ему плевать на мир.
— Священные книги Тора и Библия говорят: не имеет право человек руководить и быть мудрецом, если у него нет семьи и детей! — вознёс указательный палец к небу Сергей.
— Неизвестно, кто вообще управляет нашим миром. Бездетные люди тихонько собираются неведомо где и принимают решения, нужные им, а не народам, не миру. Что они сделали с Европой? Как можно свой дом отдать орде мигрантов, которая уничтожает культуру европейцев и наводит в чужом доме свои порядки? Первые лица европейских государств, владельцы многих домов, замков и вилл, по сути — бездомные, у них нет чувства дома, чувства Родины. Они подают электорату пример: не надо иметь ни семьи, ни детей, ни частной собственности, которая нужна для поддержания Семьи. Живите в свое удовольствие, снимайте жилплощадь, не задумывайтесь о происходящем, будьте легки на подъём, путешествуйте, станьте выше культурных и моральных ценностей, будьте свободны в сексуальности… Будьте «людьми мира»! А по сути — людьми без корней. Из таких элита выберет себе прислугу, сексуальных рабов и рабынь, подопытный материал для экспериментов.
Как-то я прочитал в Интернете высказывание женщины, что она и её подруги отказываются иметь детей — чтобы сохранить экологию планеты, чтобы бороться с перенаселением и грядущим недостатком земных ресурсов. И это говорит гражданка страны, в которой за Уралом громаднейшие незаселённые территории тайги!
Производство биоматериала для элиты уже началось. Эмбрионы оплодотворяют как рыбью икру. Скоро начнут выращивать в бутылках. С заказанными характеристиками. С помощью генетических кодов будут производить элитную касту «альфа», средние сословия «бета» и низшие, для грязных работ.
— Я ведь инфекционаст по основной профессии. Все инфекционисты разбираются в токсикологии. Нам нередко приходится дифференцировать пищевое отравление от химического. И вот что интересно. Симптоматика нынешней заразы очень напоминает симптомы отравления оксидом графена: повреждение легких, свертывание крови, потеря вкуса и запаха. Оксид графена, между прочим, нарушает сперматогенез. С помощью графена можно провести цифровизацию населения. «Вакцинация» несколько раз в год гарантирует высокий уровень оксида графена в организме и не даёт времени для естественного выведения наночастиц организмом.
Оксид графена выводится из организма глутатионом, количество которого уменьшается с возрастом. Глутатион в организме вырабатывается при физической нагрузке, поэтому спортсмены легко переносят нынешнюю инфекцию. А теперь подумай, зачем введены «противоэпидемические» ограничения, которые мешают людям вести активный образ жизни, то есть, производить глутатион. В особенности старикам, для которых ограничение подвижности смерти подобно.
Когда сверхскоростная мобильная связь пятого поколения начнёт действовать, с помощью оксида графена «пандемию» можно будет активировать в любой момент, вызвать цитокиновый шторм и сделать иммунную систему бесполезной. Количество смертей будет огромным.
— Шестая бригада на выезд! — противно выговорила громкая связь.
— Куда? — спросил Антон Викторович, нажав клавишу обратной связи.
— Береговая, шестьдесят семь. Гипертонический криз.
— Двенадцатая квартира?
— Двенадцатая.
— Опять баба Нюра… — скривился Сергей. — Нет у неё никакого криза! Девчонки из предыдущей смены хвастали, что она их уже вызывала по гипертоническому кризу. Давление померили — нормальное. А я, говорит, таблетку приняла. Ну, раз вы уж тут, залезьте, говорит, на табуретку, штору поправьте, а то застряла — солнце в глаза светит.
— А до этого вызывала на «криз», чтобы батарейки в пульте к телевизору поменять. Я, говорит, крышку не могу открыть, — добавил Антон Викторович. — Как бы нам сегодня мусор не пришлось выносить.
— Вы уж, ребята, вынесите, если что, — попросила диспетчер. — А то через час снова вызовет. Да ещё и жалобу напишет — всю смену премии лишат.
— Эх, жизнь наша, скоропомощного обслуживания… — тяжело вздохнул Сергей, — снимая с полки ящик-укладку.
Вышли на улицу, сели в машину скорой помощи, назвали водителю адрес.
— Опять?! — хмыкнул водитель и покрутил головой.
— Опять, — обречённо ответил Сергей. — И нет на старуху никакой управы.
— Помнишь, Сергей, сначала на прививки желающих записывали через каждые восемь минут, — продолжил тему эпидемии Антон Викторович. — Вакцинный ажиотаж прошёл быстро, прививочные пункты опустели. И вдруг через месяц шаг записи уменьшили до пяти минут. Зачем? Ведь в прививочных пунктах пусто! Но зомбиящик и Интернет давили на психику электората страшными новостями из Индии: смертельные зелёные и чёрные плесени, мол, едят лёгкие, косят людей! Сейчас вспоминаю новости про «плесень» — и чудится мне спектакль в театре: добрые овечки пасутся на солнечной лужайке, птички щебечут… Но вдруг тревожно завыли трубы и послышалась зловещая дробь барабанов, предвещая что-то страшное... И вскрик за кулисами: «Заболеваемость в Москве стремительно нарастает!». И, чтобы электорат не опомнился, не начал думать, объявляют запрет сидеть на лавочках, приказывают всем надеть намордники. Главная мадам по травле крыс пророчествует, что завтра будет много тысяч заболевших и земля налетит на небесную ось. И — опа-на! — обещанные «много тысяч» заболевших завтра выскочили в статистических данных, как черти из табакерок!
— Ну! — развёл руками Сергей. — Всем известно, что наша статистика послушна указующему персту начальства, как кобра дудочке индийского заклинателя: в нужный момент выгибается красивой дугой на требуемую высоту.
— Ага, и все заболевшие — о, чудо! — заразились именно индийским штаммом! — воскликнул Антон Викторович, изобразив удивление. — Кто и в каких лабораториях определил у всех больных эти штаммы — вопрос тридцать пятый, но стало понятно, зачем в начале спектакля нагнеталась обстановка именно со страшной индийской плесенью.
— И, как вишенка на торте, — добавил Сергей, — иметь сертификаты по прививке или документ по медотводам. А показаний к медотводам практически нет: можно прививать и аллегриков, и беременных, и лежащих при смерти. Куда бедному электорату деваться? Без сертификата уволят. А увольняться нельзя: у одних кредиты, у других ипотеки, третьим профессию поменять невозможно, а в грузчики идти здоровье не позволяет. И как добавка кирпичом по голове: запрет на плановую госпитализацию непривитых. Плановая-то она плановая… Да только одни этого плана ждали годы, а другим без этой плановой одна дорога — на кладбище. Так что, пусть не говорят мне, что вирусобесие раскручено ради спасения наших жизней и улучшения нашего здоровья.
— В сороковые годы прошлого века в цивилизованной Германии одни люди дали загнать себя в гетто, потом в лагеря смерти и крематории, — задумчиво проговорил Антон Викторович. — А начиналось тоже потихоньку. Сначала запрет на появление в ресторанах и театрах, потом обязательное ношение на одежде отличительных знаков, вроде наших прививочных кодов. Люди надеялись: если будут послушны законам, закон защитит их. Разве может случиться что-то плохое с законопослушными гражданами? Ан, случилось…
— Да, похоже и у нас следующим шагом будет формирование гетто. Не зря заикнулись о создании новых городов в Сибири. И срочно состряпали закон об обязательной эвакуации и массовых захоронениях. В мирное время. Причём, не при возникновении какой-то катастрофы, а только при угрозе. А угрозой можно объявить всё что угодно. И тогда — пешком или в кузове самосвала… Дети отдельно… Где их потом искать? Сгрудить людей в бараки — великолепная «мера профилактики» инфекционных, сердечно-сосудистых, онкологических и прочих заболеваний.
— Особенно — политических. В бараках как раз слабое звено и выбывает.
— Не-ет, меня живым в самосвал не затащат. Встану у порога с кухонным ножом, с обрезком трубы, да хоть с ножкой от табуретки… Пусть — лягу там же… Старая истина, что лучше умереть стоя чем жить на коленях не перестает быть истиной и в новой реальности. В конце концов, лучше ужасный конец один раз, чем ужас без конца.
7. Арест
Его уволили в один день. На следующий день арестовали. За что? Он не призывал к противоправным действиям, не ходил на собрания-сборища оппозиционеров. Он всего лишь не хотел делать прививку.
Впрочем, это больше походило на похищение, а не на арест.
Вечером, когда он шёл с работы домой, рядом остановилась машина, из неё выскочили двое, подхватили его под руки, впихнули в отодвинувшуюся с грохотом дверь. Он упал на пол фургона без окон. Двое молча залезли следом, сели на лавку у кабины.
Маленькая лампочка едва освещала суровые лица похитителей.
— Я ничего противоправного не делал, — на всякий случай оправдался он. И подумал, что похитили его не за то, что он что-то делал, а для того, чтобы использовать в каких-то неведомых ему целях.
Похитители безразлично молчали, покачиваясь в такт поворотам автомобиля. Похоже, совершенно не опасались его, потому что даже не связали.
Он понял, что с «этими» разговаривать, что-то требовать, дебоширить и пытаться вырваться бессмысленно — они послушные исполнители и ничего не решают. К тому же, ребята крепкие, враз успокоят.
Сел на боковую лавку, оцепенел в безразличной полудрёме.
Почему его схватили? На работе огрехов у него не было, так что экстремизма со стороны родственников больных он не ждал. В политику не ввязывался, в каких-либо акциях не участвовал, долгов не имел… Продать в рабство? Какой из него работник в семьдесят-то лет… Решили «переработать» на органы? Староваты органы. Но, даже если так, убьют без мучений: накачанные адреналином и «гормонами боли» органы — плохие органы. Это радует, усмехнулся он «чёрной» шутке.
Ехали минут двадцать. Возможно, не двадцать — в ожидании неведомо чего время движется с неведомой скоростью.
Судя по наклонившемуся передку, машина съехала с шоссе. Под колёсами зашуршал гравий. Остановилась, два раза коротко просигналила.
Один из похитителей вытащил из кармана смятый платок, наклонившись под низкой крышей, подошёл к нему, завязал платком глаза. Предупредил угрожающе:
— Не дёргайся!
Заскрипели-загрохотали открывающиеся ворота. Машина проехала ещё немного, круто повернула, остановилась. Дверь громыхнула, открываясь, пахнуло свежим воздухом.
Его взяли под руки, повлекли к двери. Чтобы не удариться головой, он сильно наклонил голову. Под мышки его «сняли» из машины, куда-то повели. Судя по лесному запаху и щебетанью птиц, по хрусту щебёнки под ногами, они были то ли в парковой зоне, то ли на крупной даче — после ворот машина проехала метров двести, да ещё и место для разворота было.
Он споткнулся обо что-то, почувствовал застойный воздух. Похоже, вошли в помещение. По каменным ступеням спустились вниз, похоже — в подвал. Он почувствовал запах живого огня, чего-то вроде горящего масла. Завели, надавили на плечо, принуждая сесть. Сняли повязку с глаз.
Да, подвальное помещение. Два натуральных факела у каменных стен. Что за театр?
Из тёмного угла вышла фигура в чёрном балахоне с низко опущенным на лицо капюшоном. Для чего этот театр?
Остановился напротив. Балахон фиолетовый. В сумрачном свете — чёрный.
— Что за театр? — буркнул Антон Викторович. — К чему эти декорации с факелами? К чему балахон?
— Это не декорации. Это ритуальный зал Высшей масонской Ложи. И это не «балахон», а мантия Великого Инспектора Инквизитора Командора, который проводит расследование и вершит суд. Я высшая судебная власть Ордена.
— За что же я, мелкий обыватель, ничего не значащий для общества и правящего класса, удостоился внимания высшей власти какого-то тайного Ордена? — усмехнулся Антон Викторович. — Я, кстати, не любитель выдумок Толкиена и фэнтезийных сказок про тайные общества, прячущиеся в подвалах замков и скрывающие лица под капюшонами.
— Великая масонская Ложа, в которой я занимаю должность Великого Инспектора Инквизитора Командора, часть мирового масонства — механизма управления обществом. С помощью тайных масонских организаций происходили в прошлом, происходят сейчас и будут происходить в будущем все революции и мировые войны. А капюшон нужен для того, чтобы защитить тебя.
Антон Викторович скептически хмыкнул.
— Да, защитить тебя, — как учитель неразумному ученику пояснил инспектор, инквизитор и командор в одном лице. Причём, великий. — Потому что, увидев моё лицо, ты будешь обязан вступить в Орден и стать нашим братом.
— Что-то нет у меня желания вступать в тайные организации.
— Я это знаю. Поэтому радуйся, что моё лицо скрыто капюшоном. Потому как, увидевший меня здесь с открытым лицом, покинет этот зал только лишившись жизни.
Антон Викторович хмыкнул менее откровенно, сомневаясь в здоровье психики человека в балахоне.
— И зачем же я, старый человек, простой врачишка, понадобился тайной организации, управляющей обществом и развязывающей мировые войны? Мелковата моя личность для внимания… великого инквизитора.
— Как некий индивидуум в качестве дряхлого врача поликлиники ты нам не нужен… — вяло шевельнул рукой и прошёлся перед Антоном Викторовичем инквизитор. — Но мы не чураемся мелкой работы. Хорошие стратеги прекрасно понимают, что претворение в жизнь великих задач требует кропотливой подготовительной работы. С разной, казалось бы, мелочью. Но, чтобы ты понял ситуацию, начну издалека. Я люблю, когда человек понимает и подчиняется осознанно, а не просто тупо подчиняется…
Инквизитор прошёлся перед Антоном Викторовичем в обратную сторону.
— Почему военному отряду нельзя по мосту идти в ногу? Потому что «ать-два» отряда создаёт определённые колебания. Колебания ничтожные по сравнению с прочностью моста. Но у моста есть собственные колебания. И, если «ать-два» отряда совпадут с колебаниями моста, возникнет резонанс, который усилит колебания и разрушит чудовищно прочный мост. Можно ли иголкой убить слона? Можно, ударив иголкой в слоновью особую точку. В человеческом теле такие точки знают специалисты по акупунктуре. Сапёры закладывают мины в особые точки гигантских строений и рушат их малыми зарядами. Есть особые точки у экологических систем. Если очень хорошо знать свойства экосистем, то сравнительно небольшим воздействием в «правильно» выбранной точке — например, организовав пожары в Сибири — можно вызвать экокатастрофу, предположим, в Калифорнии.
У любой системы, даже у самой прочной, есть точки уязвимости. Создавая в системе вынуждающие колебания, можно воздействовать на особые точки и вызывать нужные положительные или отрицательные изменения.
Кто хочет управлять обществом, изучает противоречия общества. Если надо — формирует противоречия. Противоречия — слабые точки любой системы. Кто владеет знанием слабых точек, владеет ситуацией. Удар в особую точку — оргоружие страшной силы. Система особых точек общества электоральной быдломассы — аналог акупунктурных точек тела человека. Там и там есть точки жизни и точки смерти. Есть менее важные, но тоже действенные. Незаметно нажав на несколько менее важных точек, мы получим такой же эффект, как если бы с размаху ударили по электоральной массе ломом или дубиной. Но ломом или дубиной — это кровь, треск ломающихся костей, вопли… Ни к чему этот публичный хоррор. Мы лучше надавим на тебя, на десяток тебе подобных «точек», и тихо добьёмся нужного эффекта.
— Перед началом «процесса надавливания» хотелось бы узнать цель сей процедуры. Предполагаю, вряд ли приятной.
— Начну с приятного, а потом уже… Сейчас у тебя нет работы, нет денег, завтра ты станешь бомжом. Мы предлагаем тебе хорошую работу, должность с огромной зарплатой — по сравнению с твоими предыдущими работами, конечно. Ну и прочие блага. Мы в понимании обывателя всемогущи.
— И что же я должен за это сделать?
— Нам нужна стопроцентная вакцинация населения. Ты один из упорно не желающих прививаться. То, что ты не прививаешься — не беда. Рано или поздно ты заболеешь и умрёшь.
— А если не умру?
— Надо будет — обязательно умрёшь. Плохо то, что на тебя смотрят люди и тоже не хотят прививаться. От тебя идут волны нежелания прививаться, как рябь по воде: круги расходятся и становятся шире. Пока ты нам нужен живой. Чтобы выполнить то, что мы прикажем.
— А если я откажусь выполнить то, что вы прикажете?
— Ну что ты… Этого не случится. Я же сказал: у любой системы, даже у самой прочной, есть точки уязвимости. А уж у человека… Слаб человек!
— Пытать будете?
— Вариант, вариант… Но это вариант для тупого быдла. Бить, жечь калёным железом, травить собаками… Есть более мучительные способы воздействия… Но начать можно и с причинения боли. Ты даже не спросил, что мы от тебя хотим, а уже отбрыкиваешься. Может, оно того и не стоит, отказываться?
— Ну и чего же вы от меня хотите?
— Только исполнения закона! Ничего противоправного. Ты на телекамеру делаешь заявление, что спасение от эпидемии — прививка, и на камеру же прививаешься.
— У меня насчёт рекламируемой вакцинации слишком много сомнений и вопросов, на которые нет ответов. Да и слишком незначительное лицо я, чтобы воздействовать на общественное мнение.
— «Большим лицам» электорат не верит, а маленькому поверит. Тем более, когда таких в рекламе будет много.
— Нет, я не хочу участвовать в ваших сомнительных рекламах.
— Ну что ж… Я не буду предлагать тебе гонорары за телерекламу. Они громадны, но ты откажешься. И тратить время на «предварительные методы убеждения» тоже не буду: время нынче дорого, а после калёного железа ты потеряешь «товарный вид» и тебя придётся «актировать». Сразу перейдём к моральным способам воздействия. Как говорит китайская мудрость, удар в нужную точку должен быть нанесён беспощадно и в момент, когда уничтожаемый считает себя неуязвимым. При этом у наносящего удар улыбка не должна сходить с лица. Гипноз улыбок — древнейшее оргоружие. Я не могу продемонстрировать тебе моё улыбающееся лицо — как я уже сказал, если ты увидишь моё лицо, тебе придётся умереть. А ты нам нужен живым. Я покажу тебе другое.
Инквизитор хлопнул в ладоши. В дверь вошли двое в таких же балахонах, как и у инквизитора, только чёрного цвета. Один стал лицом к Антону Викторовичу в позе охранника. Другой поставил на пол, раскрыл и включил ноутбук.
Сначала Антон Викторович не понял, из какого фильма кадры ему показывают. На грубом деревянном столе в распятом положении с раскинутыми в разные стороны руками и ногами лежала молодая женщина. Беспорядочно дёргала руками и ногами в бессмысленных попытках освободиться, плакала, стонала, умоляла… С противоположной от телекамеры стороны стояло несколько фигур в таких же, как у здешнего охранника капюшонах.
— Это трансляция в реальном времени, — безразлично пояснил инквизитор.
Голос женщины показался Антону Викторовичу знакомым… Он покрылся холодным потом, коленки у него затряслись. Это же его дочь! Дочь с мужем и маленькой внучкой жили в Москве!
— Ну, если тебе покажется неубедительным довод, что присутствующие там молодые мужчины с удовольствием воспользуются телом лежащей на столе женщины, то другой довод, думаю, окажется более убедительным.
В кадре появился ещё один «балахон» с болгаркой в руке. Нажал клавишу, болгарка завыла. «Капюшон» принялся пилить стол. Визжащий диск неумолимо приближался к бедру женщины, легко рассекая доски стола. Женщина завопила страшным голосом.
— А ведь у тебя есть ещё и внучка… Наши особо важные ритуалы требуют принесения в жертву детей непосвящённых.
— Прекратите! Я согласен! Я на всё согласен…
8. Ещё десять лет спустя. Завещание биоматериалов
Зазвонил телефон. Элизабета Тейлоровна нажала кнопку включения.
— Добрый день. С вами говорит старший надзиратель микрорайона от Новой инквизиции. Вы исчерпали отпущенные государством годы дожития. В пятницу следующей недели муниципальным чиновником демографического отдела назначена ваша эвтаназия (прим.: эвтаназия — введение человеку медицинских препаратов либо другие действия, которые влекут за собой быструю и безболезненную смерть). Согласно закону о сохранении для общества полезного биоматериала, вы имеете право оставить завещательное распоряжение. При отсутствии завещания биоматериалом распорядится государство по своему усмотрению. Повторите распоряжение.
— Я исчерпала отпущенные годы дожития. Эвтаназия назначена на пятницу. Оставить завещательное распоряжение.
— Всего хорошего.
Телефон отключился.
«Да уж… — подумала Элизабета Тейлоровна, — Добрый день и всего хорошего. А жить отпущено муниципалитетом всего неделя».
Муж был старше её и исчерпал своё «дожитие» два года назад.
Вследствие климатической катастрофы количество сельскохозяйственных угодий на планете сократилось. Сокращение плодородных земель повлекло за собой катастрофу в животноводстве, жесточайшую нехватку белков вообще и мяса в частности. Поэтому всё, что содержало белки, перерабатывалось для потребления людьми.
Элизабета Тейлоровна (родилась-то она Елизоветой Тимофеевной, но, подчиняясь веянию моды, поменяла имя) была родителем номер один первого уровня — матерью по старой терминологии — двух взрослых детей «а» и «б» пола — мужского и женского.
Детей второго уровня — внуков, по-старому — у неё было четверо, как и определено демографическим отделом. По два «а» и «б» пола. При рождении, естественно, пол считался нулевым. Когда ребёнок подрастал, он сам определял желание быть «а» или «б». И, если желаемый им пол не совпадал с биологически заложенным, медицина помогала ребёнку привести физиологию в соответствие с желанием. Слава богу, у детей второго уровня Элизабеты Тейлоровны желания менять физиологию не возникло.
Исчерпавшие срок дожития имели право оставлять завещание только в пользу детей второго уровня. Внукам, по-старому. Им, де, живётся труднее, они молодые, им белка надо больше.
«Второй уровень» приехал. Двое вошли, поздоровались, как в кабинете чиновника: чтобы тот чего умышленно «не забыл». Двое зашли молча, как на производственное совещание: мол, делать начальству нехрен…
«Второй уровень» к бабке приезжал редко. После того, как выросли, не стало практической надобности. А сейчас приехали, потому что вызов был назначен чиновником муниципалитета.
— Из муниципалитета сообщили, что у меня истекает срок дожития. Я позвала вас обсудить завещательное распоряжение по биоматериалам, — сообщила детям второго уровня Элизабета Тейлоровна.
«Второй уровень» оживился.
Собственно, обсуждения, как такового и не было.
— Справа-слева — биоматериалы симметричны, — озвучил известную истину старший «а», считавшийся самым рассудительным родственником. — Вопрос: кому верх, кому низ?
— Бросим монету, — предложила младшая «б», страстная поклонница всевозможных игр.
Выпало: верхние части биоматериала бабки получат младшие, нижние части — старшие. Голову решили отписать в пользу государства: так выгоднее, потому что не придётся налоги платить.
В дверь позвонили.
— Кто эвтаназию заказывал? Аппарат «Sarko» доставлен…
2020-21 гг.
Пересечение параллельных
© Copyright: Анатолий Комиссаренко, 2020
Свидетельство о публикации №220052800335
Свидетельство о публикации №220052800335
Рецензии
Параллельные линии и параллельные миры - это разное.
Анатолий Комиссаренко 21.10.2021 19:39 Заявить о нарушении
Анатолий Комиссаренко 21.10.2021 19:39 Заявить о нарушении