2 Велибор. Отрочество

Глава 2

ПЕРВЫЕ ИСПЫТАНИЯ

Зима лютовала в этом году особенно, повымерзли мелкие ре­чушки да фруктовые деревца, меньше, чем обычно стало зверя в лесу. Особенно дерзки были в эту зиму волки, не зря росичи называ­ли их лютыми. Большими стаями по тридцать голов в каждой волки нападали на обозы и на пеших, рвали на куски и уносили малых детей в лес. Много лютых зверей было истреблено росичами, хоть и поте­ри самих были велики. Но всему, как водится, приходит конец и в положенное время пригрело долгожданное солнышко, пролились пер­вые весенние дожди, поднялась в поле и на опушках трава и первоцветы, а рощи и перелески наполнились хоровым звучанием певчих. Время, когда у лесных и степных обитателей появляется приплод и взрослые животные учат малышей своим наукам. Ладное время вес­на! Казалось бы, радуйся солнцу, прибыли света, ласковому ветру, всем проявлениям жизни, ан, нет, с первыми грозами из степи пришли дурные вести: хазарин подступил да еще большим числом, разгулял­ся степняк не на шутку, не ровен час, может нагрянуть в роские селенья.

Уже вскоре после того, как Велиборка вместе с другими юнца - ми, достигшими нужного возраста, был отправлен в слободу для обу- чения ратному делу, на росичей - мужиков и баб, занимавшихся сбором кореньев и лекарственных трав, напал отряд хазар. Было убито четверо мужчин, в том числе и Ратиша - отец Велиборки и уведено в плен пять молодых женщин.
Ратиша вместе с верными товарищами и односельчанами Величкой и Мечиславом оказали достойное сопротивление степнякам, лишив жизни пятерых хазарских воинов, но силы были слишком не равны. Получив смертельное ранение в грудь, Ратиша тут же на ме­сте и скончался. Помощь подоспела слишком поздно.
В тот же день в слободе спешно было собрано вече, на котором присутствовали старейшины рода.
  - Хазарин совсем обнаглел, - молвил широкоплечий и дюжий рат- ник Гостомысл с багровым шрамом на лице и сросшимися густыми бровями. - И раньше жилось не спокойно, но такого вероломства не было. Хозяйничают на нашей территории, как у себя дома.
  - Надобно поднимать ратников из соседних слобод, одним не управиться, - в тон Гостомыслу твердил круглолицый и седобородый князь-старшина Военег.
  - Сейчас, когда степняк празднует победу, можно ударить и не­большим числом, - ответствовал Твердолик, ему вторили Свебож и Еримир.
  - Добро, так и поступим, - молвил воевода Ратимор, давая по­нять, что вопрос окончательно решен. Вместе с тем воевода оста­вался в слободе с тремя десятками защитников, подростков же, обу­чавшихся ратному делу, решили отправить на время домой. Мало ли что, вдруг придется держать оборону на месте: планы степняка ни­кому не ведомы, а потому надо быть во всеоружии.
Общим голосованием постановили выступить против хазар вме­сте, собрав до сотни ратников.

Во главе большого конного отряда поставили опытного Твердо­лика, в помощь ему назначили храброго Свебожа и находчивого Хотибора.
В плечах Твердолика - косая сажень, в глазах - тихий огонь, а в умелых руках неуемная силища, на теле ратника многочисленные руб­цы и борозды, полученные от медвежьих клыков и в поединках с хазарином, нет воина храбрее и опытнее, чем Твердолик. Рядом испы­танные в боях Горислав, Рядко, Чура, Баско, Белояр, Борзомысл, Ли­пок и другие, уже не раз скрестившие свои мечи с коварными степня­ками, уграми и готами.
После того, как дневное светило укатилось за горизонт, и на зем­лю опустилась густая мгла, вооруженный отряд россичей во главе с Твердодиком направились к броду, где пасся табун лошадей; днем, по обычаю, животных пасли в стороне от слободы, сберегая травы в речных поймах. Подзывая к себе прирученных животных, слобожане отбили несколько десятков лошадей. Похлопывая по крутым бокам и шее, и суя железо в строптивые рты, ратники набрасывали на голову кожаные ремни, тут же в строгом порядке переправлялись на проти­воположную сторону реки.
На берег вышли версты три выше по течению, выстроившись в цепочку, направились к лагерю степняков, следом за ними, но уже пешим ходом, подобно ощетинившейся гусенице, проследовало еще несколько десятков вооруженных копьями и секирами ратников. Еха­ли в безлунной ночи мимо падей, небольших островков леса, вырубок да разбросанных тут и сям валунов - память о Великом оледенении.
Ехали спокойно и с достоинством, каждый, будь то кобыла или конь знали дорогу, потому животных не торопили.

Уже скоро добрались до приметной обгоревшей сосны, сражен­ной молнией, отсюда до хазарина рукой подать, - там за овражками с густой молодой порослью и ровным, как стол полем и расположился отряд степняка.
Подбирались осторожно, помня о том, что любой даже самый малый звук может лишить их внезапности нападения. Думали о по­гибших мужчинах и о захваченных в плен женщинах.
Добравшись до места, это был скрытый овраг, ратники не стали разводить костра, чтобы не привлекать внимания, перекусив, чем Бог послал, решили ждать до глубокой ночи.
Когда тяжелая роса ложилась на буйные травы, а соловей распе­вал свои умопомрачительные трели, отряд ратников выступил впе­ред. Разделившись на отряды, россичи незаметно подобрались к степ­някам. Хотибор и Еримир со своими должны были ударить с флангов, тогда как Твердолик с тридцатью ратниками готов был отрезать до­рогу назад - в степь. Остается река, сюда степняк не сунется, побо­ится, но и здесь его будет ждать засада из россичей, вооруженных луками, копьями и секирами.
Хазары этот раз были настолько самоуверенны, что не позаботи­лись даже о надежной охране, разместив плененных женщин в одной из юрт.
Предводитель хазарского отряда, хитрый и вероломный батыр Иршат, довольно потирал руки, еще бы, в плену оказалась сильная и рослая Власта. Глядя на девушку, Иршат нахваливал: «Ай, баба! Ай, сладкая, как щербет! Вот кто подарит мне рослых и сильных сыновей».
Хазарин готов одеть ее в шелка и дорогие меха лишь бы та дала согласие быть его старшей женой. Своей возможной избраннице Ир­шат был рад больше, чем обычным военным трофеям, пятеро погибших батыров, двоих из которых зарубил Ратиша, не было большим уроном для хазар, на смену этим степнякам придут другие рожденные от роских женщин - сильных, выносливых и красивых.
  - Земля росичей богата и щедра, - не раз говорил Иршат, - но в ней слишком много леса: лесные дороги путаны и узки, в них легко заблудится. Нужно одолеть росичей, живущих на границе со сте­пью, а остальных, как диких зверей, загнать дальше в лес и болото, пускай живут там!
При этом Иршат, словно жеребец, поглаживая объемный живот, начинал хохотать, предвкушая скорый успех.
  - Но росичи могут объединиться, - высказывал опасение уже не молодой батыр по имени Юсуп, коренастый и хромой со шкурой барса на могучих плечах, с многочисленными шрамами и глубоко посаженными щелями черных ястребиных глаз.
  - Мы не допустим этого, - злобно произнес энергичный с актив­ной мимикой на лице батыр Имаз - правая рука Иршата. - Эти рос­ичи слишком медлительны.   
  - Настоящие жирные медведи!
  - Не позже, чем через пять дней, нет десять, - продолжил Ир­шат, считая на пальцах, - подойдут отряды Вазира и Джавата и тог­да россичам не устоять. - Иршат многозначительно посмотрел на присутствующих, на днях он получил послание от самого Кадыр Касара - верховного вождя и вдохновителя всех хазар, в котором тот говорил о своей поддержке Иршату и намеревался направить в рос- ские земли дополнительно пять сотен воинов. А пока Иршат вместе со своими единомышленниками и батырами будет молиться Богу неба Тэнгри, который обеспечит им победу и счастье...
  - Надо только ублажить Тэнгри щедрым жертвоприношением.
  - Так будет! - утвердительно произнес Имаз и поднял вверх пиалу с крепким чаем.
  - Так есть! - дружно ответили батыры.

Уже просветлело ночное небо, и угасли первые звезды, а утом­ленные бессонницей хазарские часовые присев на краешек камня, решили подремать, в то время как ратники Твердолика подобно при­зракам в легких облаках осевшего тумана неслышно подошли к ла­герю степняков. Бесшумно сняв часовых, росичи проникли в юрты, где раскинув руки, с храпом спали хазарские воины.
Что снилось хазарам в этот час? Быть может, подлунные горы с пасущимися на зеленых лугах отарами жирных овец или теплое Хвалиское море1, где персы, туркмены-сельджуки и дагестанцы торго­вали шелком, пряностями и оружием, а может, снились им старые матери и молодые жены с журавлиной статью и осиной талией? Те­перь уже никто и никогда об этом не узнает...
Короток сон в травную ночь, многие хазарские воины уже не уви­дели ясного утра и не испили теплого кумыса, в то погожее травнее утро их порубали и обезглавили храбрые росичи. Освободив из пле­на женщин, россы так же тихо, по-рысьи, как и пришли, вернулись в свои слободы.

 «АЩЕ КТО УМРЯШЕ, ТВОРЯТ ТРЫЗНУ НАДЪ НИМЪ, ИПО- СЕМЬ ТВОРЯХУ КРАДУ ВЕЛИКУ».
 
На проводы погибших в результате столкновения с хазарами, как и полагалось, собралось все от мала до велика, приехал народец из ближайших деревень и слобод. Еще накануне старейшина послал гонца за Велиборкой: Надо бы, чтобы юнец, как полагается, простился с родителем. Узнав о смерти тяти, Велиборка горько заплакал. Вы­нужденное сиротство - горькая утрата и хоть мальчик не останется без опеки, память об утраченных родителях, горючей слезой застила белый свет. Уже скоро он вместе с другими прибыл к месту похорон.
Тела покойных к этому времени были перенесены на погребаль­ный костер и положены один к одному; сложенная из еловых и бере­зовых поленьев крада приходилась по плечи человека и потому была видна со всех сторон. Покойные одеты во все белое и обращены лицом к западу, чтобы видеть угасающую вечернюю зарю и уходить вслед за солнцем; в ногах у каждого горшок с едой и некоторые по­минальные дары. На груди, как водится, лежит щит, справа копье, слева меч, как при жизни, сгодится и после нее на небе. Не забывали про аркан для ловли коней и ременные лестницы, чтобы удобнее ла­зать на деревья. Женщины плакали навзрыд, а дети всхлипывали, иные с воплями просили передать родимым вести о живущих на земле, другие, молча с каменными лицами, провожали покойных в лучший более справедливый свет, там, на небесной тверди им все зачтется2.

Как ни вглядывался Велиборка туда, где среди покойников лежал его тятя, так и не смог признать в нем того, кто растил его, учил отбиваться от воображаемого противника, укрощать строптивого скакуна и терпеть боль. Нет, он не может поверить в то, что ЕГО больше нет и лишь клок густых русых волос упавший на мертвое чело, заметно исказившиеся черты погибшего, говорил о том, что это он. Присутствие старших, их гневные взоры и речи, говорили о том, что ВСЕ ОНИ отомщены, хотя их нет среди живых, и все-таки ОН лежит здесь нерушимо и свято, словно окаменевший. И снова комком в горле стала печаль по убиенному родителю.
Дед Есений и двоюродная сестра матери тетка Оли слава стоит ряжом. Заломив руки Олислава вдруг начала голосить, залившись горючими слезами и дед, прижав к себе внука, произносит:
  - Не надо плакать сынок, твой тятя обретет на небесах покой и счастье, и когда-нибудь, ты встретишься с ним.
  - Это правда?
  - Истинная правда! Мы все когда-нибудь сойдемся на небесной тверди со своими родными и близкими.

Слова Есения подействовали успокаивающе, и мальчик перестал плакать.
Напряжение обряда достигло максимума, на мгновение умолкли голоса, словно остановилось время. Широко распахнутыми глазами Велиборка вместе с другими взирает на таинство погребения: уже скоро произойдет нечто особенное, что положит конец прежней бес­покойной земной жизни. «Неужели, это, правда, и его тятя или верней то, что от него останется после погребального костра, вместе с дру­гими перенесется в иной мир более светлый и справедливый. Только он уже никогда не сможет прикоснуться к горячей родительской руке, прижаться к его широкой груди или попросить совета и помощи. Не­заметно подошло еще несколько мужчин из соседней слободы, а с ними три жреца в белом. Сейчас все начнется...
Вечер набирал силу, и тени упавшие от деревьев стали еще длин­ней и гуще. Из глубины урочища донеслось тявканье лисицы и мед­вежий рев, над головой промелькнула тень летящей совы, раздался писк вылетевших из укрытий летучих мышей. Небо осветили дале­кие зарницы, и неожиданно прогремел гром.
Старейшина стоит, раздевшись по пояс, спиной к погребальному костру. В руке он держит горящий факел, взирая гневными очами на собравшихся земляков, капли смолы с шипением падают на грудь и плечи, но он даже не шелохнется. Мужчины, старики, дети и женщи­ны застыли каменными изваяниями, мальчику не по себе, его взгляд вновь падает туда, где навсегда замерли тела погибших. Внутрен­ность крады набита соломой и ветками, все готово к таинству непо­стижимому, торжественному и жуткому...
«Сейчас произойдет нечто необъяснимое и на глазах у присут­ствующих души погибших отойдут в другой мир», - верит Велиборка и в этот момент по едва уловимому знаку одного из жрецов старшина подносит горящий факел к погребальному костру. Поднявшийся столб пламени, озаряет лица собравшихся, с треском пылают поленья и огонь заслоняет тела и лица покойных.
Велиборке кажется, что его тятя, живой и невредимый, встает с крады во весь свой исполинский рост, словно хочет защитить всех своих единородных братьев. Его глаза пылают гневом, он смотрит поверх голов туда, где на степном раздолье, разбив шатры и рассед­лав коней, алчный хазарин точит клинок и готовит вероломное наступление на роские грады...

Тем временем пламя костра, вместе с дымом устремляется к самому небу и души погибших проносятся сквозь волнующий океан на небесные луга, туда, где воцарился вечный мир и покой. Теперь там будут вечно жить те кто, не убоявшись лютого ворога, отдал свои жизни в защиту своего рода. Собравшиеся с дружным вздохом провожают души погибших. Поднявшись к Сварге на небеса, они за­ступятся за живых, за тех, кому еще предстоит сражаться за свою землю с лютыми хазарами.
Когда костер прогорел, собравшиеся на пепелище мужчины ста­ли бросать горсти земли на свежее пепелище. Землю носили в иво­вых и лубяных корзинах, плащах и даже на щитах до тех пор, пока не образовался большой холм. После долго утаптывали землю, полива­ли ее водой, чтобы улеглась, как следует, до тех пор, пока могильный холм стал круче и тверже, чтобы не пришло в голову легкомысленно­му слобожанину, приблудному гостю или забредшему зверю потре­вожить родовое захоронение. Пятерых убитых хазар похоронили от­дельно, зарыв в землю подальше от слободы, чтоб духи мертвых степняков не пили по ночам кровь у роских младенцев.
Велиборка все это время находившийся подле деда, не помня себя, вдруг оказался у самой реки и долго, размазывая по лицу го­рючие слезы, сидел на берегу, уставившись в непроглядные воды Тетерева...

 * * *
Начиналась тризна. Она представляла собой целый ритуал, рож­денный с незапамятных времен. На могильник на телегах подвезли различные яства: каши ячменные, полбяные, гороховые и пшенич­ные, лепешки пресные, пироги, крашеные яйца, вареное либо жареное мясо и много-много хмельного напитка. Ели молча, тщательно пере­жевывая пищу тут же запивая ее брагой, хлебной закваской и пивом. Лица мужчин сосредоточены, глядя на взрослых, младшие боятся сказать лишнее. Неожиданно лица мужчин озарились светом, то с новой силой разгорелся костер близ поминального холма. Старейши­на призывает мужчин к состязанию, но сначала все без исключения, а с ними и подростки заводят обрядовую песнь, которая незаметно переходит в пляску: это не случайность и являет собой противобор­ство живыми духу мертвых - только живой и сильный способен противостоять злу.
  - Гэй, росичи! Гэй! Пляшите бойче, чтоб убоялись роского духа вороги наши, чтоб лешие и упыри бежали отсюда подальше, чтоб славилась славянская душа на веки вечные!
И дружным откликом отвечают на призыв старейшины собравшиеся росичи, они возбуждены и глаза их светятся особым блес­ком: Вера в честь, с которой погибший будет принят в обитель пред­ков, возвышала чувства и достоинства росичей. Мальчишки и под­ростки, всегда стремившиеся испытать на себе воинские обряды, встать в один ряд со старшими, с широко раскрытыми глазами сле­дят за происходящим. Нет, в этот трудный час они не убоялись смерти, а лишь повзрослели, стали сильнее духом.
Призыв старейшины подхватили десятки воинов, вовлекая в танцы и хороводы детей и женщин. Совсем еще безусые маль­чишки последовали примеру старших: уж, коль доведется схлест­нуться с лютым хазарином, не убоимся его, отдадим свои жизни за правое дело!
А потом начались состязания: это была борьба, прыжки через огонь и поединки на мечах. Дрались с присущим мастерством и азартом, но при этом, старались избежать случайных ранений и травм. Старейшины и волхвы из соседних слобод тем временем отгоняли злых духов, и уже обессилев к утру, вместе со всеми вали­лись наземь.
Свершилась тризна, и скоро все покинули погребальный холм, от­ныне здесь хранится прах отцов, мужей и братьев - святое погребе­нье. Седой, как лунь старец, один из волхвов, провожая закатное сол­нце, взобравшись на могильный холм, прочитал:

Подобно Богу света, который гаснет,
Умирая каждый вечер,
Подобно травам и листве древесной,
Светильники дыханья в человеке,
Зажегшись при рождении,
Потухнут...
Но человек - он не исчезнет,
Он умер, как закат.
Он - успокоен.

 * * *
Вернувшись в слободу, Велиборка с двадцатью разновозрастны­ми подростками с еще большим рвением принялся постигать ратное искусство. В граде-свободе, где несли вахту храбрые ратники, ново­бранцы словно бы заново рождались, получая крещение навею жизнь. Вход женщинам и даже матерям на территорию свободы был запре­щен, в противном случае, как заверяли убеленные сединой старики, всем росичам грозила неминуемая беда. Тяжкие, а подчас жесто­кие испытания, со временем делали из подростка настоящего воина и мужчину. Учеба проходила не только на территории слободы, но и за его пределами, так по инициативе воеводы в глубине зубриной рощи на старой заимке решили возвести небольшой учебный лагерь. Было это удобное во всех отношениях место. Несколько приземистых лад­но срубленных изб, служили новобранцам хотя и временным, но добрым жилищем. Примерно в четверти версты отсюда, возле самой излучины реки Тетерев находилась небольшая поляна, окруженная вековыми деревьями, здесь юноши постигали премудрости боевого искусства с применением холодного оружия, на полной использова­лись приемы рукопашной борьбы. Кроме того подростков учили ла­занию по деревьям, подражанию голосам зверей и птиц, когда нужно было скрытно подойти к врагу, чтобы обезвредить его и многому другому. Этому искусству внушения учились особенно долго и терпеливо.

Велиборка довольно быстро подружился со своими новыми то­варищами. Это были сильные, задиристые, а главное понятливые пар­ни. Каждый стремился, как можно быстрее, овладеть искусством боя, быть умелым и храбрым воином, достойными памяти своих ле­гендарных предков! Очередной раз, собрав учеников на поляне, стар­шина наставлял:
  - Воин в древней Руси не просто воин, это состояние души, при­звание, осознанное и великое. Воинский дух, и героизм должны стать правилом для каждого из вас. Это понятно?
  - Понятно! - слившись в единый поток, отраженным эхом ото­звались звонкие голоса учеников.
  - Так повторяйте же за мной! - И Остромысл нараспев начал читать: - Став членом воинской дружины, вы обязуетесь выпол­нять все наши требования, подвергая себя суровым испытаниям, клянитесь!
  - Клянемся быть мужественным и умелым воином. Не щадить себя в бою. Быть опорой ближнему своему, биться с лютым ворогом до последней капли крови!..

Для новобранцев Остромысл со своим немалым жизненным опы­том стал не только наставником по ратному делу, но и отцом: никто из учеников впредь, и помыслить не мог себя вне отряда, настолько стали тесны отношения между юношами, и это несмотря на все труд­ности быта. И действительно, испытания, выпавшие на долю подро­стков, были тяжелы, но это не было жестокостью, ведь дружина - это большая семья со своими устоями и обычаями, где каждый сто­ит друг за друга горой и готов прикрыть спину товарищу. Насильно в дружину никто не шел, ибо нет смысла в бою такому воину, к тому же нет ему доверия. Уже позже, когда подростки освоят премудрос­ти ратного дела, они торжественно примут присягу, а пока ежеднев­ные изнурительные испытания на ловкость, силу, выносливость и со­образительность.
Учение давалось Велиборке легко: с помощью природной сме­калки, силы и ловкости он успешно овладевал новыми приемами - лихо скакал на лошади, владел многими видами холодного оружия, в поединках со сверстниками часто доказывал свое превосходство. Тем не менее, от видимых успехов у юноши не закружилась голова, на­против быстро нашел он себе среди сверстников добрых и преданных товарищей, одним из которых оказался славный малый по имени Макуша и, хотя Велиборка превосходил своего товарища в силе, в ловкости и смекалке Макуша не уступал ни кому.

Каждый раз новобранцам приходилось вставать засветло с пер­вым пением птиц и переплывать речку Тетерев по нескольку раз. После, как и положено завтрак, небольшой отдых и снова на заня­тия. В этот раз предлагались упражнения на ловкость и сообрази­тельность. Например, как подкрасться к степняку и обезоружить его, а если надо лишить жизни. Или, как незаметно перебраться на противоположный берег реки, используя для этого всего лишь трос­тинку для дыхания и небольшой камень, чтобы ненароком не всплыть на виду у врага. Уроки давались неодинаково, так один подросток был одержим проявлением силы и мог случайно свернуть шею товарищу; другой - любил внезапность и хитрость во всем, природная кошачья мягкость позволяла ему незаметно и быстро подобраться к врагу. Ну а третий и вовсе предпочитал сразиться с соперником, что называется с открытым забралом, будь-то рукопашный бой или поединок на мечах. Иногда старшина усложнял задание своим по­допечным, предлагая бескровные поединки, когда один ученик вы­ходил против двух и более. Когда уставали от единоборств, старши­на предлагал подняться на вершину большого дерева. Это была трехсотлетняя сосна, влезть на которую было не легким делом. Помимо ловкости и силы, здесь нужны были сноровка и расчет, так посреди ствола недоставало нескольких крупных веток, что услож­няло задание, тем не менее, все довольно быстро научились караб­каться по его шероховатому стволу вверх. Помимо, проводились состязания на меткость: кто прицельнее и дальше метнет копье, кто выше прыгнет или кто больше поднимет. Чтобы разнообразить за­нятия и поднять боевой дух, старшина делил подростков на две команды, каждой ставил определенную задачу, после чего начинались состязания по борьбе и кулачному бою. В конце трудового дня шли купаться, чтобы восстановить силы, но и тогда использовали со­ревновательный эффект: а ну, кто больше просидит под водой без воздуха или кто донырнет до противоположного берега незаме­ченным.
К исходу дня, заметно устав, заправлялись пирогами, киселем и сытной гречневой кашей сдобренной маслом, затем подростки пре­давались отдыху: лежа на теплой, словно печи, нагретой солнцем зем­ле, рассказывали друг другу разные истории.

Увлекшись, говорили о потусторонних силах - о леших, упырях и прочих тварях поселивших­ся в лесу. Было жутко, каждый мог рассказать про это что-то свое, пока, наконец, помощник старшины славный ратник Некрас не запре­тил ученикам увлекаться подобными историями. С тех пор больше говорили о ратном деле.
Однажды малый по имени Найден, отличавшийся спокойным нра­вом и невозмутимым характером, поведал сверстникам одну нео­бычную историю про чужедальние страны. Конечно, все это он слышал от своего деда, Милонега, рассказ был настолько необычен, что товарищи Найдена то и дело просили пересказать понравившийся кусок заново. Истории подростка веяли новизной, удалью и опаснос­тями. Несмотря, на молодость рассказчика, истории, поведанные из его уст, были ярки и содержательны. Вот одна из них:
  - Целых три года дед томился в плену у хазар. Когда предста­вился случай, он с тремя невольниками бежал из лагеря. Двое бегле­цов в пути погибли, а дед, благодаря ловкости и силе, сумел выжить, но вскоре опять попал в плен к степнякам; позднее он был перепро­дан эллинам и оказался в одной из полуденных стран на берегах Внут­реннего моря. Первое время работал в кузнечной мастерской и по­могал по хозяйству. Как-то эллины, - продолжил рассказчик, - по­плыли на семи кораблях в Туманное море и деда с собой прихватили. Плыли долго и однажды попали в шторм: волны поднялись до небес и разметали всю флотилию. Дед тогда распрощался с жизнью: не ду­мал, что в живых останется.
Ну, дальше, дальше то, что было? - поторопил долговязый и нескладный малый по имени Валитка.

  - Не мешай слушать, коль терпения нет, - наставительно произ­нес рыжеволосый и безбровый парень нареченный Агишем.
  - Так вот, попали они в страшный шторм: Море-окиян словно на дыбы стал, - с еще большим увлечением продолжил рассказчик. - Все смешалось и люди запричитали, стали просить помощи у Главно­го Ромейского Бога - Нептуна. И скоро Окиян-море успокоился, вда­ли показался дивный берег с необыкновенно красивыми деревьями и невиданными животными: одни животные были совсем малы, вроде наших коз, другие - величиной с целый терем. Были и такие, которые прыгали по лужайке словно зайцы, при этом ростом были повыше той избы и раскрашены, как персидские ковры. А в зарослях в это время таились другие звери с дьявольским обличьем и длин­ными изогнутыми рогами на голове, они с яростью набрасывались на всех, кто к ним приближался.
  - Ну, ты хватил Найден! Где же такое видано? - засомневался лопоухий Путята.
Рассказывай дальше! - требовали остальные и Найден, не­много обидевшись наПутяту, продолжил:
  - Так вот, когда они приплыли к берегу и сошли на землю, яви­лись к ним полулюди - полузвери.
  - Это как еще? - переспросил Валитка.
  - А так, были они черны как смоль и руки у них до самой земли доставали, как у той маппы3.
  - А что, и неплохо вовсе, можно себе спину при случае почесать или пятки, - скороговоркой произнес Путята, и все засмеялись. - Дальше то, что было?
  - Ну, так вот, эти самые полулюди поначалу не тронули их и даже начали задабривать дарами в виде полуденных плодов, а потом бро­сились на них, словно звери голодные. Одних сожрали, других в плен за собой увели, а деду и еще двоим эллинам, удалось бежать от этих бесов.
  - Да, везучий у тебя дед, Найден, ничего не скажешь.
  - Многое пришлось пережить скитальцам, скрываясь от диких людей и зверей. Так однажды встретились им чудо-зверь, огромный, величиной с гору: с двумя носами - один спереди, другой сзади, а еще было у него два огромных зуба по чкетыре аршина каждый. Тогда беглецы еле ноги от него унесли...
  - Ну, ты, Найден, лишку хватил. Наверное, про зверя с тремя хвостами сам придумал, - засомневался светловолосый и курносый Тиско.
  - Не с тремя хвостами, а с двумя носами, - возмутился Найден. - Не верите, ваше дело, только попадались звери и почуднее. Птицы, например, были величиной с доброго коня, они совсем не летали, но зато очень быстро бегали, а еще верхом на них восседали эти самые полулюди-полузвери. Но были и такие, которые подобно диким зве­рям и птицам жили в норах и в гнездах.
  - Разве такое возможно? - засомневался Яруша. - И потом, как же они взбирались туда, в эти самые гнезда?
  - А вот так, с помощью приставленных к гнезду шестов и особой ловкости, - спокойно продолжил рассказчик. - Уже по возвращению домой попал дед на заколдованный остров населенный циклопами.
  - А это еще кто, цы-цы, цык-лопы? - засомневался Млад.
  - Эх ты, не знаешь, кто такой цыклоп, да это родной тятя Первуши, ну тот самый, что плоты на речке вязал. Так вот, он как медовухи напьется, сразу начинает буйствовать, непременно при этом всех баб и детей малых из избы выгоняет.
  - И неправда, мой тятя совсем не такой, - возмутился Первуша.
Ладно, Найден, ври дальше, рассказывай про этих самых, цук- лопов, - потребовал Яруша.
  - Цыклопы, это такие существа, такие звери, - продолжил Най­ден, поглядывая при этом на здоровяка Болота, чинно восседавшего в одиночестве на камне и смотревшего на всех из под сросшихся бровей исподлобья, но встретив недобрый взгляд товарища, осекся, тут же, ретировавшись:
  - Цыклоп - это великан с одним глазом на лбу и ростом в двадцать пять аршинов, вот! А еще цыклопы пасут овец и выращивают виноград и вообще, цыклопы очень трудолюбивы и умны.
  - Вот это да! Неужели такое бывает? - засомневался Озарка.
  - На белом свете всякое бывает, - заверил Тиско. - Мне вот тятька как-то рассказывал про древнюю Гиперборею, про народ пер­вым построивший циви, циви... Тьфу ты! Циви-ли-зацию еще раньше, чем это сделали эллины. А были это наши прародители и жили они там припеваючи.
  - А чего же они оттуда утекли, раз там так хорошо было ? - усом - нился Криуша.
  - А потому и утекли, что смерчи и ураганы на них обрушились, и водадо самого края поднялась.
Спор затянулся и не успел Найден закончить свой рассказ, о том, как дед вернулся в родные края, раздался зычный голос старшины:
  - Дружина, отбой!
  - Эх, на самом интересном перебил, - пожаловался белоголовый Сипа и все подростки с некоторым разочарованием вздохнули.

Рассказ Найдена о полуденных странах оставил глубокое впе­чатление на многих, в том числе и на Велиборку и теперь под дружное похрапывание, четырнадцатилетний юноша думал о том, как дед Найден, не убоявшись одноглазых великанов, бурь и прочих напас­тей, сумел добраться в родные края. «Вот бы и мне увидеть все эти чудеса», - размышлял Велиборка, и ему становилось от одной толь­ко мысли заманчиво и жутко.
Помимо силовых упражнений подросткам преподавали элемен­тарные знания арифметики и языка. Считали с помощью палочек, камешков и зарубин на специальных дощечках. Складывали и вычи­тали. Как правило, это были небольшие числам ограничивались обыч­но на сотне, этого было вполне достаточно, хотя знали счет до ста тысяч.
Всякий раз, когда учитель, как правило, это был старик, один из волхвов по имени Благомил. Начиная свой урок, он становился лицом к солнцу и вслух читал молитву:
Пращур-Род, род небесный! Укрепи сердце мое в святой Вере, даруй мне Мудрость и Силу Предков моих, сынов и внуков Твоих. Даруй счастье и мир народам Твоим, ныне и присно, и от века до века! Тако быстъ, тако ecu, тако буди!
Тотчас же собравшиеся ученики повторяли заучителем своим:
  - Тако бысть, такое си, тако буди!
  - А теперь Бранко сложит мне числа. В роду илвичей пятьдесят дворов и еще три раза по стольку. Сколько всего?
  - Буди всего... - начал Бранко и тут же осекся.
  - А у Илвичей дворов больше горазд, - уточнил Макуша, но учитель пресек, постучав при этом тонкой палочкой о деревянную колоду.
Пойдешь умник на горох и немедля. Как я учил Вас, сначала спросись, а потом ответствуй.
  - Можно, я поправлю?
  - Подожди, Макуша. Послушаем, что скажет Бранко. Итак, сколь­ко всего дворов у илвичей? Думай, не крути головой по сторонам.
  - Сто и пятьдесят буди.
  - Нет, Бранко, не верно. Макуша, помогай.
  - Буди двести!
  - Верно, Макуша! Объясни, как ты считал?
  - Очень просто, загибаю пальцы и считаю. А, вообще, у илвичей триста дворов. Я прошлым летом с тятей ездил в гости к двоюродным братьям.
  - Ясно, Бранко?
  - Понятно, учитель.
  - Что касается языка, то при чтении и написании росичи исполь­зовали слоговое или руническое письмо и в отличие от алфавита каждый знак нес в себе образ, связывал с сущим. Сидя на корточках или на коленях, используя дощечки, покрытые воском, писали тонко отточенными палочками. Учитель диктовал и тут же записывал все на доске:
  - Ас, исавич-воякь псалъ тутъ, вот аз, саич4. Написали? Теперь дальше:
  - Асе, созонте, псал, асе съдии сло(во)5.
  - Язык - это река, в устье которой ты находишься, тот, кто добе­рется до ее истоков, откроет для себя жизненную силу слов. Но уч­тите, грести придется против течения. Вам все ясно?
  - Да, батюшка Благомил!
  - А теперь, дети мои, повторим пройденное, закрепим наши по­знания, - продолжил учитель и тут же начертал на доске буквицу похожую на литеру «Т» с двумя боковыми четочками в виде елочки. - Кто скажет, что я написал?
  - Это буквица Бысть, - замечает Валитка.
  - Хорошо. А это? - и учитель рисует следующую буквицу с бо­лее сложным рисунком.
  - Это Веды.
  - Верно Валитка. Садись.
  - А эта буквица, как называется? - и учитель нарисовал треу­гольник с приставленной к ней литерой «Т». - Ну-ка, Первуша, ответ­ствуй?
  - Эта буквица называется «Добро».
  - Хорошо, это понятно. Идем дальше. Сегодня мы разучим бук­вицы «Мир», «Надежда», «Путь» и «Рать». Я уже говорил Вам, что руны являются жреческой письменностью Арийского народа. Пол­ное описание образов нам сейчас не нужно, поэтому рассмотрим те крохи, которые необходимы в первую очередь. Упрощенным вариан­том Каруны является наша древлесловенская буквеница с изучения которой и надо изучать руны6.
  - Батюшка Благомил, а откуда наш язык пошел? - поинтересо­вался Макуша.
  - Ишь, любопытный какой! - отозвался учитель. - Так вот, слу­шай: язык, его мироустройство, есть божественное предначертание. Язык наш самый древний, от него другие пошли и если ты, Макуша, поедешь, скажем, в Аравию, Индию или Ярову Русь тебя поймут.Все мы - эллины, готы, варяги, нурманы, болгары по сути сво­ей один народ.
  - Батюшка Благомил, а что значит слово ОУМ? - полюбопыт­ствовал Велиборка.
  - Хороший вопрос! ОУМ, дети мои, есть первый изначальный вибрационный звук, с которого началось сотворение мира. Сначала было слово... Три буквы этого слова соответствуют трем энергетическим каналам и трем состояниям времени - прошлого, настоящего и будущего. ОУМ - векословие, основная мантра или молитва наших предков, она же векословие и славословие Богу нашему, создателю и покровителю вселенной - Сварогу. У южных народов - ромейцев ОУМ преобразовался в «Аминь». ОУМ в просторечии есть умная молит­ва, не случайно алтарь в храмах называется «Омовницей», а речь, обращенная к господу «Омувь» или омовение.
  - И еще. Вы, батюшка Благомил, говорили, что все мы - булга­ры, нурманы, россичи, ромейцы - один народ. Так почему же мы такие разные?
  - Хм, не так просто ответить Велиборка на твой вопрос, но я все- таки постараюсь и скажу так. Не смирением и покорностью, как ромеец или иудей жив росский человек, а волей и терпением, а еще верой в правду. Это путь завещали нам наши предки - славные ро­сичи. И никакие мы не идолопоклонники, как иной раз называют нас ромейцы, ибо мы знаем цену себе. Я ответил на твой вопрос
  - Да, батюшка.
  - Уже позже, когда ученики освоили азы, волхвы преподали им основные заповеди, своего рода устав, по которому жили древние россичи. Заповеди многократно переписывались и запоминались наизусть.

 * * *
Пока Велиборка учился ратному делу, захворал славный ратник и воевода Ратимир. Много испытаний выпало на долю Ратимира, все вынес этот воин на своих могучих плечах: и болезни, мор, набеги степ­няков и победы над уграми и готами, вот только неизвестная хвороба пришла неведомо откуда и поселилась под сердцем надолго. Не по­могли этот раз снадобья и заклинания целителя Боголепа.
  - Никакого проку от твоих лекарств, - не раз сетовал Ратимир. - Не жилец я боле, не жилец.
Ратимир угасал день ото дня, тая на глазах, словно снег, теряя с каждым днем интерес к жизни, хотя и не был стар. Не помогли этот раз ни заклинания волхвов, ни снадобья лекарей, ни обильные жерт­воприношения Перуну.
Решили собрать родовое вече, куда явились старшины родов, жре­цы и простые ратники.

Собрание старейшин долго решало судьбу занемогшего воево­ды, но так и не пришло к единому мнению. Наконец, слово взял ста­рец Всемил. Глубоко запавшие глаза старца были прикрыты веками, отчего казалось, что Всемил ничего не видит; морщинистое лицо ста­рика было покрыто пигментными пятнами, длинные изъеденные по­дагрой пальцы, нервно теребили костяные четки, словно бы пыта­лись нащупать утраченную ниточку, некогда связавшую жизнь вое­воды с его родом.
  - Надобно пригласить Лепаву с Заречья, - молвил старец.
  - Это которую, уж не ту ли, что одиноких мужиков к себе приво- раживает, - хитро ухмыльнувшись, вопрошал Борзомысл.
  - Ту самую. Девка молода, но толк в деле знает. Пущай попробу­ет, поможет Ратимирушке, авось и воспрянет.
  - Ну что же, коль старец ответствует за свои слова, пущай так и будет, - продолжил Белояр. - У меня возражений нет.
  - Так, может мне, и наведаться к Лепаве? Объяснить ей, что к чему, я в этом деле кое-что смыслю, - настаивал Борзомысл.
  - Ишь, чего задумал, негодник! И не соромно тебе? Богу богово, а кесарю кесарево, а тебе, Борзомысл, все одно науме. Сейчас вое­воду надобно спасать, а о себе думать - грех, - отрезал Белояр. - Вот пошлем мы к Лепаве Еримира. Ему с руки будет, там неподале - ку его тятька с мамкой живут. Пущай девку приведет, заодно родню проведает.
  - Ну что же, так то и так. Задумано - сделано, - вече единогласно поддержало Всемила.

Лепава со всеми своими всеми бабьими достоинствами, как ник­то другой разбиралась в тонкостях амурного дела. Свое искусство любви она приняла от бабки повитухи и знахарки и теперь, выслушав посыльного, какое-то время прикидывала, что к чему, затем впялив взор на пасущегося во дворе бычка, молвила:
Сделаю, что смогу, пущай Ратимирушка готовиться.
Когда Еримир ушел, Лепава натопила баньку, долго парилась, на­хлестывая себя березовым веничком, поя себя отварами из одуван- чиков и кореньев, причитая при этом известные ей заговоры. Нако­нец, когда все было сделано, расчесалась подле кадки с водой, слу­жившей ей зеркалом. Когда Лепава привела себя в божеский вид, обрядившись в новую белую рубаху с красивой вышивкой, направи­лась в избу Ратимира, подле которой денно и нощно дежурил однору­кий Скурата.
Руку Скурата потерял в схватке с медведем, когда лютый зверь, бросившись на человека, насквозь прокусил плечо. Наделенный нео­быкновенной силой, богатырь тогда сумел одолеть косолапого, вос­пользовавшись широким охотничьим клинком, с которым никогда не расставался, но руку пришлось отрезать. Погоревал Скурата, да делать нечего, придется на новый лад перестраиваться. С тех пор больше ходил по домашним делам, присматривая за старыми и боль­ными...
Завидев Лепаву, Ратимир замахал руками, замычал, дескать, не ко времени пришла, но куда там. Когда Лепава сбросила с себя ру­башку, обнажив свою бабью сущность, распустив при этом непомер­но длинные и пышные золотистые волосы, Ратимир охнул:
  - Это же надо! Век живу, а такого чуда не видывал, все в бабе ладно, все по уму скроено! Вот забава великая!
Лепава, не мудрствуя лукаво, тут же улеглась рядом с Ратими- ром. Поглаживая исхудавшее измученное болезнью тело занемогше­го воеводы подобно колдунье Лепава начала нашептывать заклина­ния. Затем прошлась по впалому животу Ратимира и ниже... Ратимир сморщился от подзабытого ощущения, однако встрепенулся: глупо без­душной колодой лежать, коли к тебе такая пава пожаловала.
  - Поискала бы кого моложе, Лепавушка, стар я для тебя и не мощен.
Стар да умел, говорят добрые люди. Ты не бойся меня, Рати- мирушка, я только немного пройдусь, от холмика до горочки, полетай на облачке! Воспрянь дух еловый, подымайся хрен сосновый! Подымайся да не умайся! Хвороба сгинь, прочь уйди, оставь милому пути! Время мигом пролетит, будешь снова, как гранит. Поживи еще родимый, погуляй, поозорничай, на тот свет еще успеешь...
  - Вот ты, сучья выкройка! - незлобно произнес Ратимир, уже не пытаясь отстранить от себя проказницу.
Был момент, когда Ратимир закрыв глаза, почувствовал, что нет никаких сил, но горячее беспокойное тело Лепавы, бархат девичий кожи и позабытые ласки, влажные поцелуи, да чистое дыхание сделали свое дело: Ратимир ожил, встрепенулся, широко раскрыв глаза.
  - Ой, зараза! Ой, баба! Ну, Лепава!..
В сенцах что-то стукнуло, за дверями послышался шепот.
  - Ах, сукины дети, подглядывать, да я вас! - забеспокоился Ратимир, и тотчас в сторону двери полетела деревянные чашка с ложкой.
  - Да никого там нет, Ратимирушка, а если бы и был, все равно...
  - Ах, ты, бестыдница, пошла прочь!
Лепава обиженно встала с ложа и, не стыдясь своей наготы, про­шла перед воеводой, виляя красивым задом.
  - И уйду, а ты оставайся, один, старый пень. Помирай, если хочешь.
  - Стой Свет мой Ясный, Лепавушка, не хотел я тебя обидеть. Вот возьми себе, там, в сундучке, все хранил на всякий случай, ожерелье из серебряных монеток да браслеты с лавандовым жем­чугом, покойнице Платиниде уже не понадобиться, а ты возьми и ступай себе с Богом.
Заблестели глаза у Лепавы при виде такого богатства, тотчас обрядилась дорогим ожерельем с браслетами и, склонившись над бочонком с водой, долго и внимательно рассматривала свое ото­бражение...
  - Вот паскудница, добилась своего, а сладкая какая! - незлобно молвил Ратимор.
Когда Лепава ушла совсем, Ратимор почувствовал заметное улуч- шение: открылось дыхание, ровнее стало биться сердце, обострилось зрение, словно из полуживого обремененного немощью анемичного тела черной змеей выползла злая падучая хворь, и появилось неист­ребимое желание ЖИТЬ и РАДОВАТЬСЯ этой ЖИЗНИ.
А ведь и впрямь легче стало, встать бы, и пробежаться по зеленому лужку да порадоваться солнышку! - возжелал Ратимир.
Когда воевода поднялся на ноги подле него стоял Скурата.
  - Это же надо, баба мужика из могилы вытащила! Ой, Лепава, ой чаровница!

Ратимир крепчал день ото дня, вызывая удивление окружающих, он даже начал потихоньку колоть дрова, жизнь воеводы была вне опасности.
«Съ вечера собираются простая чадъ обоего полу, и соплетаютъ себе венцы ядомого зелия или корения, и перепоясовшеся былиемъ возгнетают огнь, инде же поставляютъ зеленую ветвь, и емшися за руце около обращаются окрестъ оного огня, поющее своя песни».
Приближался праздник Купала. Праздник древний наделенный многими обрядами и преданиями. В этот летний июньский день сол­нцестояния, когда ночь коротка, а день становится бесконечно длин­ным, отроки, постигавшие боевое искусство, были отпущены на не­сколько дней в родные селенья.
Велибор по уговору со своим добрым товарищем - Макушей, в этот раз отправился в соседскую деревушку Березовку, чтобы отме­тить праздник Купалы да заодно завести знакомство с какой-нибудь деревенской красавицей. Интерес к противоположному полу к этому времени у Велибора вырос а, как известно пятнадцать годков - воз­раст созревания, к тому же его сверстники наперебой хвастались сво­ими мнимыми и настоящими «победами» над скромницами. Слушая захватывающие истории, не хотелось отставать от товарищей, к тому же выглядел Велиборка этаким переростком, что делало его уязви - мым перед остальными.

Тем временем росские люди загодя стали готовиться к праздни­ку Купалы: ранним утром вышли девчата на луга, чтобы собрать росную траву, как известно травы и цветы, собранные до рассвета обла­дают целебными качествами. В этот день россичи ублажили своих богов-идолов, но не мясом зверей и птиц, а первыми плодами - виш­ней да земляникой. Еще накануне парни насобирали хвороста, чтобы в нужный час разжечь костры, бабы тем временем напекли пресных лепешек, ватрушек да сырников с толченым конопляным семенем, луком и чесноком, сварили овсяный кисель, а из ячменя обетную кашу, запаслись квасом-холодняком, пшеничным пивом, вином с брагой, да не забыли про яишню на сале.
День пролетел незаметно в хлопотах. Вечером стар и млад потя­нулся к реке, не успело солнце скрыться за лесом, как занялись кос­тры, молодежь бурно отреагировало на разгоревшееся пламя.
Начинался праздник Купалы, если верить преданию в этот день вся нечистая сила покидала водоемы до самого Ильина дня, так что купаться можно было безбоязненно. Обычно купались в одежде, что­бы смыть с себя телесную и духовную. Когда наступили сумерки, народ потянулся к месту празднования: взявшись за руки, с песнями водили хороводы вокруг костра, а когда пламя ослабело, каждый, дабы избавиться от всякой скверны, не убоявшись, прыгал через горящий костер. Но главным и таинственным в эту ночь была попытка найти цветущий папоротник, ведь именно в нем заключалась особая сила. Нужно только не убояться властелина болот и рек грозного ящера Василиска7. Как известно тот, кто сорвет в купальскую ночь этот мифический цветок, приобретет чудесные знания: станет прозорли­вым, сможет понимать язык птиц и животных, видеть все клады и даже беспрепятственно входить в сокровищницы. Помимо всего об­ладатель цветка способен повелевать землей и водой, становиться невидимым, обретая любое обличье.
Словно невзначай местные девчата бросали взгляды на парней с соседней слободы, а одна из них светловолосая и ясноокая, с тонки­ми, слегка подкрашенными угольком черными бровями, с ярким ру­мянцем на щеках и тугой косой с вплетенной красной лентой, пригля­нулась Велибору.

Как только Велибор узрел Ясю, сразу почувствовал неотврати­мую связь и страстное желание быть рядом. Небольшого роста, с мягким овалом плеч, доверчивым омутом красивых синих глаз, длинной русой косой ниже плеч, долгой белой рубахе с вышивками за­мысловатых узоров и оберегами девушка казалась юноше воплоще­нием ангела, случайно посетившим этот заповедный уголок. Велибор долго не сводил глаз с красавицы, пока та не обратила на него внима­ния , но и тогда Яся повела себя скромно и до поры до времени оста - валась вместе с девчатами, бросая кроткие взгляды на рослого и сильного юношу. Уже скоро девушка осмелела, вверяя честь своему опекуну, и постоянно находилась рядом.
  - Ты, чья будешь, красавица? - поинтересовался Велибор.
  - Я младшая дочь Белояра и Вышенеги. Батюшка все больше бортничеством да охотой промышляет, а матушка по дому хлопочет. Есть у меня сестрица Велиока, так она часто болеет, вот и приходит­ся мне помогать по дому, чтобы тяте с матушкой меньше работы было, а еще у меня братец есть, ему только семь исполнилось, Тре­тьяком кличат.
  - Славная девушка... Наверное, родители тебя неслучайно Ясей8 нарекли, - произнес Велибор, поглаживая при этом руку своей избраннице.
Яся смущенно отвела руку, смиренно опустив красивые глаза.
  - Глядеть бы на тебя, милая, не наглядеться! Ты, словно, сол­нышко лесное!
Одарив Велибора лучистым взглядом пронзительно синих глаз, девушка молвила:
  - Спасибо тебе, добрый человек, - поблагодарила Яся и встала.
  - Яся, ты хочешь уйти от меня? Может я тебя обидел милая, так ты скажи, в чем моя вина?
  - Нет, я только матушке с батюшкой скажу, что не одна.
  - Возвращайся милая!

В эту теплую купальскую ночь, взявшись за руки, молодые дол­го гуляли в окрестностях Березовки, то и дело отовсюду были слышны смех парней и девчат таких же уедененных парочек. А ближе к рассвету, забравшись в гущу леса, Велибор с Ясей попытались найти чудодейственный цветок папоротника. И хотя им не удалось это осуществить, они не чувствовали себя обделенными. Главное, что любящие сердца вместе и теперь, по взаимному уговору, уже никогда не расстанутся друг с дружкой до самой смерти.

                Продолжение: http://proza.ru/2020/05/29/717