Кухня и Ресторан. Часть III

Кухня и Ресторан.

Часть III. Сады сикеры.

     «Вино - глумливо, сикера1 - буйна; и всякий, увлекающийся ими, неразумен.»  Книга Притчей Соломоновых.

     Увитая ползучей зеленью с редкими розовыми цветочками шпалера тянулась от улицы Л. Гирос (Вильняус) метров двенадцать-пятнадцать вдоль проспекта Ленина (Гедиминаса). Она служила декоративной изгородью, отделявшей узкое прстранство, примыкающее к двухэтажному зданию ресторана «Паланга», была сбита из плоских деревянных планок наперекрест, обазуя вверх и вниз цепочки ромбиков, в которые можно просунуть руку и даже голову, выкрашена голубой краской, которая местами, облупилась и шелушилась, обнажая морщины, уставшей от тягот службы и влажности климата, древесины. Раздвигая одной рукой тонкие гибкие лианы, а второй держась за планку, я осторожно просунул голову в ромбик. Шпалера чуть качнулась, голубая чешуя краски осыпалась на голову и светлокоричневую сорочку, попала на шею под воротничок и, колкая, неприятно раздражала. Мама стояла в нескольких шагах и говорила о чём-то с двоюродной сестрой танте2 Гитой, которая сегодня утром митн ман hot гекумен фун Марьямполь3. Папа был на лечении в Цхалтубо4, бабушка присматривала за семилетним Мишкой и хлопотала на кухне, а у мамы был выходной. Она любила одевать меня как детскую модель, на свой манер, и это совсем не нравилось мне, уже начинающему нащупывать свой вкус. Вот и по этому случаю мама вырядила меня как на праздник и взяла с собой. Теперь она корила меня за то, что опять куда-то я влез, и опять весь в мусоре и грязи, но в присутствии танте Гиты - не слишком строго. Танте вместе с мамой сняли с меня сорочку и сметали с тела голубую шелуху. Сорочка застёгивалась на три пуговицы под горло, снимать её пришлось через голову, и теперь мама причёсывала на пробор мою растрепавшуюся причёску. «Ну, ты голубишь и холишь его, как девочка куклу.»,- посмеивалась танте, и мама посмотрела на неё очень строго. Там, за шпалерой была летняя веранда кавине (кафе) «Паланга» полная людей, сидевших кто с чашкой кофе, кто с мороженым, но я разглядел через ромбик смазливую девчонку Ларису, которая жила в нашем дворе, в доме со стороны улицы Комьяунимо (Пилимо), и сейчас с детской хитростью пытался тащить маму ко  входу, сбитому из такой же шпалеры у торцовой стены здания. Но мама, выслушав танте Гиту, сказала: «Подожди, имей терпение!». Танте сказала, что она должна подождать своего Воликаса, который строит ин Марьямполь какой-то фабрик, и вот-вот должен закончиться приём у министра строительства, и майн ман5 с минуты на минуту должен подойти. Тем временем Лариса с мамой вышли из кавине и, повернув влево на Вильнер Гас6, пошли в сторону дома. И в самом деле скоро, пока я искоса провожал взглядом удаляющиеся стройные ножки Ларисы и не менее интересные телесные достоинства её мамы, подошёл высоченный и здоровенный Мендл Воликас. Как всегда, он потрепал меня по щеке и предложил маме и жене пойти во французскую кавине.

     Французская кавине была рядом на продолжении Вильнер Гас напротив боковой линии площади Черняховского (Кудиркос айкште). Пока шли, онкл7 Мендл рассказывал как и чем угощал их министр, но поскольку я ещё не достиг возраста, когда сие стало меня животрепещуще интересовать, только сам факт и запомнил. Спустя четыре-пять лет, когда чета Воликасов пребывала в Вильнюсе, онкл Мендл в очередной раз удостоился чести быть на приёме у министра. На следующий день Мендл, который выпивал редко, но метко, отдал свой билет в оперу моей маме, чтобы они вместе с танте культурно провели время и тем самым освободили его от этой с похмелья тяжкой участи. «Хоне!»,- сказал он: «Я с удовольствием бы выпил пива в новой пивной, где, как я слышал, над входом висит бочонок.» «Я могу Вас туда проводить» - сказал я, приняв его слова за приглашение. Мне довелось раньше пару раз бывать там с моими друзьями Гедиминасом и Эдуардасом. Эта точка, где улица Гарялио (Доминикону) закругляясь переходит в Университето, открылась первой в городе под модным названием «Бистро», и многим казалось (и потому туда хотелось) будто се подул ветер свободолюбивый и западный. Дело было несколько лет после московского всемирного фестиваля молодёжи и студентов, прочно и уверенно вошла в колею хрущёвская оттепель, повеяло новизной, в том числе и в системе общепита. Месяца через три-четыре над входом на цепях, свисающих с прикреплённого к стене кронштейна, повесили пивную бочку, и уже одно это воспринималось, как нечто бунтарское, бросающее вызов обрыдлой косности. «Под бочкой» («По БачкА») или просто «БачкА» стала первой цивилизованной пивной в Вильнюсе, и вряд ли ошибусь, если скажу, что первой в Союзе. Её уже определяли словами «пивной бар» - не пивная, не забегаловка. Она стала несмелым ещё концептом наших пивных баров и пабов, а последнее слово ещё и не было в ходу. «Под Бочкой» пиво разливали не с буфетного прилавка с нишей для толстой буфетчицы, отъевшейся на пивной пене и с круглыми по бокам витринами, где под стеклом был выставлен весь ассортимент, часто заветренных и подзасохших холодных закусок, но с барной стойки, к которой была возможность подсесть на высокий барный табурет. К барной стойке приседали одиночные. Компании стремились занять места у длинных столов со скамьями. За спиной барменши расположили кухню, откуда две податчицы или на местном говоре «подавалки» выносили остренький отварной горох с копчёными шкварками и особо вкусные дымящиеся пельмени с кусочком тающего сливочного масла сверху. Оставалось только подсолить, щедро посыпать их чёрным перцем и удержаться, чтоб не проглотить всё сразу. Подавалки же подносили те самые, как повсюду, традиционные кружки с пивом, изловчась, однако, держать в каждой руке их столько, что не любой сумеет. Да какой же длины пальцы надо иметь, какую силу и сноровку?! Гедиминас подсмотрел где-то и научил нас на край куфеля наносить слой соли, и, заметив эту фишку, многие взяли её себе. Единственным, как нам тогда казалось, недостатком была теснота, скученность, лавки стояли впритык, и выбираться из-за стола приходилось, вставая на лавки, проходить по ним в туалет или на улицу. В отличие от прежних забегаловок, «Под Бочкой» не был окутан вонью мочи в смеси с разлитым киснущим пивом. Яблоку негде было там упасть, особливо утром и вечером. К тому же «Под Бочкой» стал одним из туристических символов города. Заезжая молодёжь из Каунаса и Калининграда, Минска и Риги, Таллинна и других городов и столиц, прослышав о «бочке», как и дядя Мендл хотели туда попасть.  Мы с Мендлом пришли  около шести вечера, и о удача – несколько мест имелось. Нам не пришлось ждать, и дядя пива навернул с пяток кружек, и пельменей не меньше.

       Спустя годы, когда отслужив в армии, я вышел на злачную поляну, вход в несколько открывших двери новых пивных баров оказался непременно связан с утомительным ожиданием. Длинные очереди выстраивались на подступах к входным дверям в жару и в холод. Люди простаивали час, а то и два, притоптывали и скакали на морозе, чтобы согреться и не теряли энтузиазма попасть внутрь к столу с вожделенными пивом и закусками. Швейцары дозированно пропускали несколько человек, в соответствии с числом ублаготворённых и покидавших заведение, и ещё такому же числу было позволено ожидать внутри. В таких не тепличных условиях в очереди нередко возникали конфликты, звучали крики и оскорбления. Растущее число современных пивных заведений стимулировало развитие и рост пивоварения, задавало импульс реконструкции старых и строительству новых пивзаводов. И в Утене с помощью чешских специалистов построили новый пивзавод с новой чешской технологией. При выборе воды чехи руководствовались анализом её свойств и нашли Утену наиболее подходящим местом. Одновременно с ростом производства пива увеличивалось количество его сортов. Если прежде людям были известны два-три сорта пива: «Жигулёвское», «Рижское» и «Таурас», то во время тогдашнего бума седьмого десятилетия в дополнение к имевшимся в обиход вошли «Утенос», «Портер», «Ширвенос», «Биржечю» (светлое и тёмное), «Кауно», «Клайпедос Стало», «Клайпедос Швитурис» и другие. Всё литовское пиво достигло необычайно высокого качества, выпускалось в самом большом ассортименте и стало лучшим в СССР. Даже «Жигулёвское» превосходило все из где бы то ни было производимых Жигулёвских. Се было мнение многих и многих, кому довелось побывать в наших пивных заведениях и отведать нашего пива. Отдельные сорта по союзу были если не хуже, например, Ленинградские «Двойное Золотое» и «Бархатное», «Мартовское» из Львова, то в Литве всё производимое пиво достигло исключительно отменного качества. На любой вкус. В пивных барах, как правило, ушли в прошлое недолив и разбавка.

     Самые большие очереди в своё время скапливались у пивного бара, открывшего свои двери в здании ресторана и гостиницы «Гинтарас». Гостиница и ресторан начали свою деятельность в 1965 году. Пивбар открылся гораздо позднее, лет через пять. Для него были использованы находившиеся под рестораном служебные помещения первого этажа. Надеюсь, что память мне не изменяет, и можно смело утверждать, что этот пивбар открылся в межсезонье 1969-1970 годов, в ногу со временем, вторым после «БачкИ». Новый пивной бар произвёл большущий ажиотаж. Он был изначально задуман и спроектирован на более высокий качественный уровень и достиг его: просторность, дизайн интерьера, мебели, трёх и пятилитровых кувшинов и пивных кружек, столовые приборы, стекло и керамика – всё было современно, солидно, предполагало и располагало к отнюдь не короткой посиделовке. Под кружки и кувшины стали подкладывать фирменный картонный бирдекель с рекламой сорта пива или бара. Вся сервировка не отличалась от лучших ресторанов и, собственно, того же «Гинтараса». Со временем ассортимент увеличивали. Пошло «Биржиечю», «Таурас», «Жигулёвское», потом добавились «Ширвенос», «Рижское» и др.. Широкое разнообразие закусок к ним дополнялось качественными ресторанными заказными блюдами. Да и обслуживали там, в основном, во всяком случае первые годы, только официанты мужчины. Выделю лишь лучшее, что предлагалось к пиву: жареный тёртый солью и чесноком хлеб (чёрный и паланга), подсоленные печенья и палочки, такие же с тмином, подсоленый сухой сыр с тмином, другие сыры, скумбрия холодного и горячего копчения, копчёный бронзовобокий лещ. Из всего богатого меню, самым желанным и востребованным яством был холодного копчения балык морского окуня. Его подносили - рыбину без головы и внутренностей, резаную по желанию либо целиком. С него легко единым лоскутом снималась шкура и упругое подсоленное мясо сочилось нежнейшим спермацетом, отнюдь не пронизанное энным количеством костей, лишь рёбра и позвоночник, немедленно просилось в ваш благодарный рот. Затем отломить сегмент рыбьего позвоночника, высосать его сочнейшее вещество с глотком выбранного из нескольких сортов доброго пива (чаще из двух), и каждый кусочек доставит такое блаженство, что потерянное вами в очереди время представляется сущим, не достойным сожаления, пустяком. Застолье в пивном баре «Гинтарас» без балыка нельзя было считать полной удачей. Велика беда?! Купите балык морского окуня холодного копчения и насладитесь его неповторимым вкусом! А вот фигушки! Нигде в свободной продаже его вам днём с огнём не сыскать. Ну, тогда в Гинтарасе! Если «Гинтарас» начнёт продавать его всяким встречным поперечным, то чем будет привлекать клентов, кроме пива? Надо иметь «блат», крюки или знать кого-нибудь у кого они есть, и «через дирехтур магазын, через глявни туваравэд, через зядни кирилицо», немножко переплатив ...  Побывав в «Гинтарасе», всё отведав и оценив все перечисленные преимущества, долго остававшиеся за ним, и небольшую вместимость (40) в сравнении с более поздними «Тауро рагасом» (400) и «Жемайчю Алине», понимаешь - чем, как и почему он долгое время держал свою высокую  популярность и гигантские очереди. Пивной бар «Гинтарас» я бы признал второй вехой в вильнюсском «пивбаростроении». Однако, его концепция более соответствовала тому, что называется рестораном. Первое - отсутствие барной стойки как таковой, когда посетитель мог видеть налив в кувшины и бокалы, а не приносимые откуда-то из-за кулис, второе – отсутствие общения с барменом и сидящими рядом соседями, тусовки, движухи и свободной ротации посетителей, третье – не поощрялось, мягко говоря, питие пива без сопровждающих блюд и закусок, словом всего характерного для пивбаров. Это и обстоятельства, которые заставляли уделять его посещению гораздо больше  времени, делали «Гинтарас» не совсем демократичным. Но иного ещё не было дано.   

     В 1973 году во время ремонта и реставрации погреба двух соседних зданий улицы Музеяус (Вокечю) были расширены, соединены и приспособлены под пивной бар. В них открыли «Жемайчю алине». Абсолютно нетрадиционные помещения бара – просторные погреба в домах XVI века со множеством комнат и ниш хорошо и весьма кстати сохранили рельефную кладку, содержавшую много готических камней и фигурного кирпича. То был бар ни на что не похожий. Все его помещения, начиная от входа и коридора, были абсолютно разными по величине, геометрии, дизайну и освещению, да и размещались на разных уровнях глубины, куда вели разной высоты и ширины каменные и деревянные ступени. Сделав шаг внутрь, слева за дверью был небольшой современно обставленный барчик, в котором у стойки бармен наливал не только пиво, но и крепкие алкогольные напитки и готовил коктейли согласно пердусмотренным в карте напитков ассортименте и рецептуре. Также здесь можно было заказать любое блюдо из репертуара «Жемайчю алине». В основном сюда заходили те, кто рассчитывал быстро пропустить кружку пива или дёрнуть чего покрепче, и очередь бдительно и придирчиво следила, чтобы такой «под видом в барчик» не проскользнул вниз в «святая святых». Швейцар, как цербер был призван и сам осуществлял законное наблюдение, в отличие от самодеятельных внештатных и временных единиц общей очереди, пока им самим очередь пройти не придёт, или же заполучив вперёд денежное вознаграждение, он покровительствовал внеочередному претенденту.      
     «...в одном из самых популярных пивных ресторанов старого города - «Жемайчю алине». Окованная чугуном дверь отворялась наружу и, впуская с улицы внутрь, сразу же словно подводила налево к освещённой оранжевым прожектором двухстворчатой полированной двери в небольшой бар, где в должности бармена состоял наш Рамази. Молодой, элегантный, он красовался в ложе бара и, как бы индифферентно и нехотя, намешивал посетителям коктейли. Держал он себя независимо, если не сказать высокомерно, давал почувствовать, что отделён от вас не только стойкой, но и ещё какой-то непреодолимой прозрачной стеной – держал дистанцию. Был он неулыбчив и немногословен, как-то с неудовольствием вступал в разговор, отвечал односложно и коротко, никогда ни к кому не обнаруживая интереса. Словом, взглянув на него, трудно было предположить, что перед вами бурлящий жизнелюбием, искрящийся добрым юмором сын Сакартвело. В те времена место бармена являлось не просто работой, а было именно должностью. Весьма престижной и денежной.»8
     Внизу в «святая святых» мы попадаем в паноптикум или в кунсткамеру, где перед нашими глазами проходят экземпляры обоих полов, всех уже не детских, не школьных возрастов, сословий, психотипов и темпераментов Homo sapiens – трезвых, навеселе, пьяных и выпавших в «осадок». Коллекция комплексов, причёсок, гримас, масок и голосов. Впечатлительный и образно мыслящий человек попадал в другой мир. В пригласившем посетителей годом раньше ресторане «Локис» на улице Антокольскио (Стиклю) мы видели похожие архитектурные мотивы уходяшего вглубь на два этажа подземелья. В «Жемайчю алине», как и в «Локисе», имелась даже самая маленькая то ли комнатка, то ли ниша на две персоны – под потолочным кирпичным сводом, о который, резко вскочив, мы могли удариться головой, в стену упирался стол, две скамьи и напротив от стола на длину ступни дверца. Тем не менее имено «Жемайчю алине» стала сгустком, квинтэссенцией пивных и ресторанных подвалов старого города, парадом-алле его жителей и туристов. Там предлагали широкий, с мудрёными самобытными названиями ассортимент оригинальных блюд и закусок из разнообразного мяса и сала: вяленого, копчёного, печёного, жареного, отварного и маринованного, в том числе и куриного; гарниров с картофелем, овощами и грибами; небольшой выбор солёной и копчёной рыбы; национальные кушанья из картофеля; белый, ферментный, копчёный, сушёный и с плесенью сыры; свиные ножки и уши с горохом и шкварками, тушёный горох с копчёностями и, наконец, тёртый чесноком и солью жареный хлеб – самая первая к пиву закуска ожидания, как когда-то в столовых «на просторах родины чудесной» «русский бутерброд» из хлеба с горчицей с солью. Ну, и несколько сортов превосходного литовского пива. Однако, вовсе не значит, что перечисленное во всём многообразии всегда в один день всё было здесь и сейчас, да  и хитами кулинарного искусства и поварского мастерства не являлось, но было обусловлено изворотами командной нерыночной системы распределения и снабжения. Тем не менее, можно смело утверждать, что «Жемайчю алине» была самым ярким явлением среди пивных заведений города, и ничего равноподобного в смысле уникальности пока не случилось. Рассказы бесконечных историй о пьянках, казусах и конфузах, происходивших со мной, друзьями, знакомыми и случайными людьми и не всегда бывшими смешными, ещё не созрели, чтобы лечь на бумагу, но один случай расскажу. Мой друг Альгис Асташка, да будет земля ему пухом, служил следователем по особо важным делам при главном прокуроре литовской республики. Это был юморист высокого полёта, выдумщик  и мистификатор. Однажды честнейший человек и бессеребренник, Альгис предложил мне встретиться и пойти на пивко в «Жемайчю алине», предупредив, что будет с коллегой. Договаривались на 14:00, и то был выходной. Я сказал ему, что время такое, когда придётся долго ждать в очереди. Альгис успокоил меня, что попросит коллегу, имеющего там крюки, зарезервировать места. Через некоторое время Альгис позвонил и сообщил, что места есть и, когда приду не ждать у входа, сказать «три места для такого-то» и меня проводят. Каким то везением, очереди в тот момент не было. Меня препроводили в одно из полутёмных помещений, посадили в такой укромный закуток, куда обычно никого не сажают, и не успел я посмотреть меню, как податчик принёс пять литров пива, раков, миноги и другие деликатесы, которые простым смертным не причитаются и не подаются. Я вытаращил глаза, хотел было произнести, что я этого не просил, как податчик опередив мой вопрос, ответил, что «велено подать такому-то на три персоны». Пришёл Альгис, извинился за опоздание, сказал, что такой-то задерживается на тридцать-сорок минут, увидел стол и удивился не меньше моего. Его лицо выражало немой вопрос, на который я ответил словами официанта. Альгис был в бешенстве. Хотел было вызвать официанта, чтобы тот убрал или уйти, но я упросил его не горячиться и подождать такого-то. Секрет был прост – такой-то был нерядовым сотрудником ОБХСС9.             
    
     Однако, наведаемся в самое большое заведение – пивной бар и пивной ресторан «Тауро рагас», принявший своих первых клиентов в 1974 году. В проектировании принимал участие мой одноклассник и друг Иосиф Блюмас и был в нём не последней скрипкой. В 1971 году он покинул империю, работал в Израиле, но к сожалению скончался, уже будучи на должности и, без пяти минут, утверждён главным архитектором Иерусалима. Директором «Тауро рагаса» стал Римвидас Багдонас – борец, бывший чемпион мира и просто добрый приветливый человек. Первый этаж был занят рестораном с балконом над основным залом и открытой летней террасой. Многие годы, вплоть до закрытия ресторана, работал бессменным метрдотелем и одновременно был его достопримечательностью Эммануил Борисович (Марик) Кац - крупный импозантный и обаятельный мужчина, бывший спортсмен, борец, когда-то сосед нашей семьи по даче в Валакумпяй. Не знавшей аналогов достопримечательностью «Тауро рагаса» был пивной бар в его подвале. Огромное просторное помещение с гигантской барной стойкой в виде двух, одна в другую помещённых длинных букв «П», располагавшей несколькими наливными аппаратами на каждой из её сторон. Между стенками двух этих «П» располагались кувшины, кружки и бокалы, барные принадлежности, тележки, наливал, разносил, перередвигался - функционировал обслужиающий посетителей персонал. Любители пива сидели по внешнему периметру большого «П» и внутреннему малого. За точность не ручаюсь, но у стойки на деревянных с металлической трубой стульях в форме гриба комфортно помещались сидя не менее шестидесяти человек. Остальную площадь подвала занимали большое число боксов, столов и скамей с высокими спинками на четыре, шесть и восемь персон. Было просторно и царила весьма демократичная амосфера. Пиво, закуски, горячее разносили податчики, но и посетители самостоятельно, кому  невтерпёж, могли взять у стойки. По гладкой полированной столешнице, ограниченной деревянными бордюрами, пивная кружка, легко скользя, летела, и бармен элегантно этак мог толкнуть её и пустить, что она легко катила по поверхности и останавливалась точно возле тебя. Это изначально требовало глазомера, затем тренировки и расчёта толчка. У стойки наливали в пивные кружки нового образца, выполненные из чуть тонированного в коричнеый оттенок толстого стекла, из того же стекла в трёх и пятилитровых кувшинах разносили к столам. Податчики, покачивая большими подносами, уставленными кувшинами, виртуозно лавировали между столами. Свежего пива трёх сортов пивзаводов «Таурас»,  расположенного в двухстахпятидесяти метрах от бара, «Швитурис» Клайпеда, «Калнапилис» Паневежис за день разливали от 3,5 до 5 тонн. Обилие недорогих свежих закусок к пиву трёх сортов и фирменных обеденных блюд ресторана делали этот пивной локал одним из излюбленных мест выпивающей публики, просто желающих зайти для разнообразия, увидеть, вкусно поесть и удовлетворить любопытство. Желающие пойти в ресторан платили 5 рублей за входной билет, и в эту сумму входил установленный базовый минимум. Если шли большой компанией в бар, заказывали в нём банкеты или резервировали места. Вспоминаю, как 16 августа 1977 года с ребятами поминали мы в подвале «Тауро рагаса» и оплакивали кончину великого Элвиса Пресли под принесённые нами записи его хитов и как там же  25 июля 1980 года, когда умер гениальный Володя Высоцкий, горевали, подпевая его проникновенному хриплому голосу.

     Остаётся упомянуть пивные бары: «Путеле» на Антакальнисе, «Аукштайчю» в Жирмунай, вторых этажей торговых центров «Папартис», «Лаздинай» и «Виршулишкес» в новых микрорайонах. «Путеле» отличался тем, что в нём единственном давали вяленую рыбку типа воблы (плотву, краснопёрку). Очень хорошего большого копчёного бронзового леща потрошили, резали или давали целиком. Особым спросом пользовался копчёный рыбец (жёбрис). «Аукштайчю» славился свиными ушами и ножками с гарнирами, самым лучшим в городе горохом со шкварками, и блюда литовской кухни там не всегда, но бывали. Пивной бар «Лаздинай» функционировал в этой ипостаси недолго и был переоборудован в обычный ресторан с банкетными залами. «Папартис», «Лаздинай» и «Виршулишкес» в основном обслуживали окрестных жителей, и бум в них бывал после трудового дня и в выходные. Последние в типовых современных помещениях небольших торговых центров с большими окнами, соответствующей мебелью и оборудованием были вполне благопристойны, но ничем не отличались между собой - ни интерьером, ни дизайном, ни стандартным «джентльменским» набором закусок того времени.
   
     Хороши были «Рамбинас» в Каунасе, «Губерния» в Шяуйляй,  «Молинис асотис» в Паланге, каждый своеобразием своих интерьеров выбором блюд и какими-то казалось бы второстепенными мелочами, в которых-то и кроется дьвол – дьявол удовольствий. Бывшая мельница, которую преследовали пожары, а в годы II MB подвергнутая частичному разрушению - «Шедувос малунас» в 1967 году стала местом увеселительных мероприятий и как пчёл на мёд привлекала потоки людей со всех концов Литвы. Первый этаж - пивной бар, второй - ресторан. Жернова, бочки, кадки, колоды и мешки с зерном, на которых сидели гости за столами из жерновов и огромных пней – экзотика, привлекавшая лёгких на подъём. Не только она, с экскурсией по мельнице и остановочками “на прозит”, но и кушанья «Малунаса», не уступавшего вильнюсским барам богатством национальных и региональных блюд и качеством исполнения, но и средоточим блюд превосходившего, убирали значимость фактора отдалённости и зёрен сомнения. Невзирая на непогоду, сезон и расстояние, люди отправлялись к «Малунасу» большими заказными туристическими и микроавтобусами, зачастую ожидавшими конца увеселительной вылазки до трёх-четырёх ночи, чтобы их пьяных, усталых и сонных увести в их города и веси.

     Мой покойный друг Юра Мирошниченко, отложив бывало гитару, говорил: «Пойдем в сады, попьём сикеры!»

     Но время подходить к концу настоящего пивного опуса. Мы сполна уже отдали дань Рагутису, Джону Ячменное Зерно и другим богам пивного пантеона, которые в промежутке 1960-1980 гг. привнесли свою лепту и разнообразили течение времени в молодые годы, когда выбор у нас был невелик. 

Примечания:

1. В Библии слово «сикера» встречается 9 раз. Это древнееврейское слово толкуется переводчиками библии, как крепкий алкогольный напиток. Однако, при всём уважении к авторитету переводчиков и исследователей Библии, нужно признать, что они ошибаются. Алкогольныйт напиток евреев из злаков и хмеля - сикер (сикера, шикер), рецепт которого видимо происходил из Египта, обладал крепостью в диапазоне от 3% до 11%. Одно из самых ранних изображений людей, пьющих пиво, обнаружено на глиняной вазе, найденной в Израиле и относящейся к 3400 году до н.э. Слово шикер в современном идиш означает хмельной, пьяный;
2. Танте (идиш) – тётя;
3. митн ман hot гекумен фун Марьямполь (идиш) – прибыла с мужем из Мариамполе;
4. Цхалтубо – город на западе Грузии 8 километрах к северо-западу от Кутаиси. Курорт цхалтубских вод с уникальными по своим физико-химическим свойствам термальными и радоновыми минеральными водами;
5. майн ман (идиш) – мой муж;
6. Вильнер Гас (идиш) – Улица Вильняус;
7. Онкл (идиш) – дядя;
8. Цитата из расказа «Два грузинских духанщика», http://proza.ru/2019/02/19/107 ;
9. ОБХСС - Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности (в СССР). образован 16 марта 1937 года приказом НКВД № 0018 в составе Главного управления милиции НКВД СССР.