Глава 2. Часть IV. Монохронометр

Балеттианский общий договор о непрониковении в другие миры. Статья 2. Закон о законах: «Любое живое существо возможно судить только по законам мира, в котором оно родилось».

Что вы можете почувствовать здесь? Вероятнее всего, свободу, прежде остального. А что ещё? От края до края дойти не стоит ничего. Был ты здесь. Один ты, и пустошь ниже. И выше. И кто посмел назвать это место пустошью? Чьи ноги там и не бродили. Здесь остановимся. Балетта. Как много ты значишь. Коль сильна ты, никто к тебе не приблизим. Над тобой поднимаются клубы пара. Сколько ног прошло через твои решета. 

— Виктор Фёдорович! Не упадите!

Такого Виктор Фёдорович не видел со времён восшествия на второй этаж усадьбы Геры в Никольском. Повсюду его окружала пелена света. Но не последней за этой пеленой во все стороны расходилась песчаная, багровая с малыми палевыми прорезями, просторная ширь, что и глазом не окинуть. Тухнущее издалека солнце, надменно над ним издевалось, раскрываясь в самой низине небосклона, или же скрываясь в полупустых прослойках облаков. 

И когда Виктор Фёдорович вышел навстречу озарившим его видам, на середине пути пришлось остановиться. Он внимательно вгляделся под себя, и, будучи в неописуемом негодовании, устремился вниз. Одна нога его прочно опиралась об железную конструкцию, схожую с внешней частью оркестровых тарелок, а другая… собственно, не опиралась ни обо что. И голос, подзывающий Виктора Фёдоровича, теперь звучал для него с троекратной мощью.
 
— Ух, держу!

Силе, с которой Сайтко сдерживала Виктора Фёдоровича, подчинилась вся грудная клетка. Сайтко Юст-Ланер обладала неимоверной физической силой. И если бы она схватила человека за ноги и за шею, развести две части по разным сторонам ей бы и труда не составило.

— Можно по-французски? Вам лимфу не вышибло?

— Чего не вышибло? — До сегодняшнего дня Сайтко не произносила при Викторе Фёдоровиче и слова по-французски. Волей-неволей ему за год и так пришлось выучить два иноземных языка.

— Лимфатическую дренажную систему. Такое иногда случается. На один из пяти тысяч случаев, но не волнуйтесь, её не сложно вставить обратно. Любой хирург второго... Ой, нам лучше отойти от края платформы.

Подняв голову, Виктор Фёдорович осознал своё нахождение вокруг круглого здания без стен, но с крышей, выполненного из, по виду, высококачественной покалённой стали. Изначально казалось, будто крыша держалась на двух перемычках, которые зачем-то поднимались и примыкали к сетчатой, опоясывающей её конструкции, то есть не держали крышу напрямую. Но, в действительности, она опиралась на шесть столбов, внутри которых при ближайшем рассмотрении виднелась медная обмотка. Сетка занимала и центральную часть платформы. Оттуда выходил пар, также легко растворяясь.

— Это котельная?

— Да. — Сайтко кружилась по платформе беспрестанно. Виктор Фёдорович, напротив, не сходил с места после недавнего остановленного падения. — Я вначале думала сделать всё по-другому. Но мы, физики, интересный народ, Виктор Фёдорович. Мы смогли доказать, что двигатели могут работать на антивеществе. Мы смогли доказать, что антивещество возможно вместить в двигатели. Эх, осталось доказать, что это антивещество существует. Всего-то!

Сайтко, учёная по призванию, беглянка, скорее пережившая, чем прожившая детство на задворках уличных верениц, родившая без прикрас невероятную девочку-агилистку, способная собрать непостижимые уму вещи, порывшись на барахолках, а порой и свалках, вертелась во всех направлениях, не боясь участи воспарить в небе.
За ней открывался взор на крытый мост, в который создатели вставили куда больше решёток. Следуя по ним, Виктор Фёдорович боялся пригибания металла, но тот выказал немалое сопротивление каким-либо его потугам прожать твердь земли. Или, правильнее будет сказать, города.

— И как всё это работает?

— Гравитация и балансировка. Если мы не опровергнем гравитацию, гравитация опровергнет нас.

Виктор Фёдорович уже слышал от Геры слово «Балетта», но даже в уме человека, давно потерявшего связь с реальностью, отозвавшегося на это слово, не сложилась бы целая колея из железных платформ, что выше и ниже друг друга. Но, помимо Балетты, Гера рассказал ещё некоторые детали.

— А Гдето? Гере удалось спасти ирвинов?
 
Виктор Фёдорович толком и не знал, как правильно называть ирвинов, и последнюю часть предложения просто промямлил, опираясь на не читаемость до половины букв в словах, исходя из правил французского произношения. Сайтко же быстро среагировала на выходку Виктора Фёдоровича с пониманием и смехом.

— Это произносится как «ирвИнте». Да, он смог вывести во второе измерение всех, но одну девушку ему спасти не удалось. Пришлось воскрешать. — Легко отозвалась Сайтко. - Гера не рассказывал вам о Сион?

Гость кивнул. Если бы перед Виктором Фёдоровичем не стояла лично супруга Генгеля Ланера, он вряд ли бы сдержался от бравады на тему спасения Сион. Похождения Виктора Фёдоровича по подвалам усадьбы в Никольском, которая пятью минутами ранее отдалилась от него на расстояние, неизмеримое даже метрической системой, Виктор Фёдорович наотрез отказался от полицейских дел, связанных с убийствами. В делах с убитыми он разбирался не лучше малого дитя, однажды, уже увидев, что труп, при должно обращении с ним, может не только распахнуть глаза, но и дышать.

Гера закрыл для Виктора Фёдоровича целый мир, открывая новый, уверенно доказывая своё доминирование над всякой тьмой. В частности, над Альцидом Лурой. Захваченный красотой Балетты, Виктор Фёдорович и не заметил возникшей на пути куда большей конструкции. Она напоминала конус без верха и чётко делилась на два этажа с окнами без стекол на втором. Невиданная красота.

— Словно дворец.

— Так и есть. Восточный дворец Балетты.

Отсюда Виктор Фёдорович ощутил подлинные размеры города. Ранее он не видел Балетту, что называется, снаружи. Сторонние платформы на ней соединяли некрытые мосты. Они виделись Виктору Фёдоровичу гигантскими, как и каждая деталь повсюду. Соедини все мосты в Париже и Лондоне, они не превзойдут длинной связующие мосты Балетты. Платформы мостам не уступали. По размерам они точно превосходили половину любого корвета сопровождения. Виктору Фёдоровичу приходилось изучать методы ведения морского боя, а воздух – это отражение моря, и он был уверен в непробиваемости платформ Балетты с самых близких расстояний.

— Вам нравится? Я раньше тоже не понимала, почему они держатся на таких маленьких мостах. Пока не нашла точки равновесия и убедилась. – В ответ на размеры мостов Виктор Фёдорович готовился поспорить. – Мы вписываем приходящих и уходящих в архив. И, Виктор Фёдорович, вам бы не помешало слегка сменить имя. Для вашей предыдущей работы оно подходило. А здесь…

— Да, я понимаю. — Виктор Фёдорович и сам давно задумывался об этом. Он не осознавал своего поклона в сторону Сайтко. — Госпожа Сайтко, как по-вашему, по-ирвинскому, будет, ну к примеру… «Верный»?

— «Верный»? — Сайтко же не додумала, что кроме ирвинских понятий Виктор Фёдорович почти ничего не знал, и принялась в глубине сердца, где-то возле эндокарда, расхваливать друга семьи и осыпать благодарностями. Будь тут Гера, он бы давно про то догадался. — «Гют». Превосходное имя, между прочим.
 
Восточный дворец держался на самой продольной платформе. Отсюда трудно упасть. Дворец никак не охранялся, и, вслед за Сайтко, Виктор Фёдорович вошёл внутрь с чёрного входа, который, правда, находился на одной линии с основным. Только сейчас он заметил светящиеся вставки, расположенные по всей станции. Видимо, солнце здесь садится, как и на земле.

— И куда вы меня занесли…

— Нагляднее сможет показать Двенамирная карта.
 
Стены первого этажа обернули во что-то похожее на алюминий. Кверху поднимались две малые лестницы, и обе вели к балконам. Виктор Фёдорович сначала их и не приметил. Он был поглощён тремя зелёными стёклами, вбитыми в землю. Проходящий через них свет, превращался в изумрудное сияние, внутри которого виднелись сотни пылинок, пронизывающие воздушные массы.

Пока Виктор Фёдорович загляделся на стёклышки, Сайтко уже вовсю за ними работала. Она начертила перед зелёными стёклами круг, не прикасаясь к ним. И, внезапно, они издали такой треск, что Виктора Фёдоровича взбудоражило, хотя три стекла и не пожелали раскалывается. Сайтко, продолжая стоять поодаль от стекол, разбила их, точно землю, на десятки маленьких траншей, переливающихся всеми цветами радуги, но не сразу семью одновременно.

— Латынь ваш основополагающий язык? — Виктор Фёдорович издал миловидное: «А-ага», и Сайтко ещё раз улыбнулась. — Тогда для вас это — монохронометр. Пролегающая вятка. – Оставлять Сайтко наедине с любым количеством словарей крайне опасно из-за постоянной угрозы того, что она, при удобной возможности, всё выучит, и речь её станет непонятным набором слов, взятых из различных языковых групп. — Все двенадцать миров в одном месте.

С другой стороны, стекло, пробитое в местах разрушений, заполнялось чем-то белым, сравнимым с молоком, и ровным оттиском образовывало карту Балетты. Станция держалась на семи шпилях-балансирах, по три с каждой стороны и центральным под котельной. Но Балетта не симметрична. Вернее, симметричны лишь две части востока и запада, каждый самим себе. Восточная сторона выделялась тремя большими платформами, вместе с Восточным дворцом, а западная, во главе с собственным дворцом, всего двумя. С восточной стороны имелось четыре уменьшенных платформы, тогда как западная превосходила её на две малые платформы по числу. В итоге, на схеме появилось шестнадцать платформ, включая котельную.

А в центре, где и стояла Сайтко, проявилась с давности знакомая Двенамирная карта, она же «Карта двенадцати миров, восьми подпространств и двух полузамкнутостей», круг над треугольником. Фигуры делятся на четыре части, а диаметр окружности выходит за её приделы вверх. Сайтко указала на центр окружности.

— Центром Северного круга является Балетта, двенадцатое измерение. Вместе с четырьмя другими мирами: Ирвин, Нома-Ариентард, Джантатта и Юнтард, она образует четыре подпространства: Тиамат, Апэриам, Балан-бэй и Астрал. Франция и все страны мира в двухмерной плоскости находятся под нами.

Виктор Фёдорович хоть и встретился с неведомыми технологиями, несколько лет проработал на разведку родного государства, которое в скором времени отказалась от его верности, и он сходу сообразил обо всей исключительности представившегося случая увидеть то, о чём мечтал Гесиод и что, похоже, желал изобразить Евклид, но всё-таки начертил Генгель Юст-Ланер.

— Нас учили что над землёй находится рай, а под землёй…

— Ад. — Быстро прервала Виктора Фёдоровича Сайтко. — И вы правы. Он называется Акконт, седьмое измерение. А под тем адом находится ещё больший ад. — Такого не могли представить даже богословы. — Шиноран, десятое измерение.

— А Гера…

— Гера успел побывать и там, и там. В Акконте аж трижды. Он выводил из тюрем Акконта политических заключённых. Хотите увидеть?

Перспективы увидеть ад Виктору Фёдоровичу не внушали ничего хорошего, но он продолжал уговаривать себя произнося: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази его», пока не понял, что в этой молитве Бог тоже нисходил в ад, но ведь он смог выйти, а значит сможет выйти и Виктор Фёдорович, который в жизни не грешил, кроме подделки писем, их переадресации, клеветы и убийства двоих людей, но давно ведь истово раскаялся, да к тому же убитых похоронил по-человечески, и утвердительно кивнул. Кроме того, он попал на Балетту по прихоти супруги настоящего архангела Гавриила. Сайтко опять, не касаясь стекол, приблизила к ним руки.

Акконт предстал над головой Виктор Фёдоровича в виде световой проекции. Но это была уже не планета. Какая-то сила её заметно пошатнула, прямо разорвав на куски, и открыв доступ к ядру. Планета разошлась по отдельным элементам. Произошла катастрофа. И только металлические перекрытия, напоминающие строительные сваи, поставленные набок, связывали разрушенный мир воедино.

— Так случится с любым, кто возжелает добраться до ядра планеты. — Сайтко смотрела на планету холодно и без эмоций. — Мы бы могли восстановить её. Не впускают. А нам пора возвращаться.

— Время здесь идёт быстрее?
 
— Нет, просто, если мы заснём сейчас, то проснёмся к десяти часам утра. Хватайтесь за руку!

Вместо овец, в ту ночь Виктор Фёдорович пересчитывал оставшиеся у него вопросы.