Воительница

     Молоденькая девчонка первый раз летела самолётом.
Да в Ленинград! Радость и волнение словно держались за неё.
Особо цепляло: приглянется ли она? Как всё сложится дальше?
Мысли сбивались на модные наряды, что накупит в загранке, и
нагаданную счастливую встречу. Жених рисовался почему-то
непьющим, высоким, "симпотным" штурманом.
    Разборчивая заранее решила отказать любому мотористу
иль матросу. Кого-кого, а тех представляла по юнцам «девят-
ки», где сама отучилась. Кроме как кошкиным «ф-ф-ф» ото-
зваться о них не могла.
    Наконец-то посадка и поздравление с прибытием в город-
герой Ленинград. Хорошо объяснённая в кадрах дорога за-
хватила Татьянку. Невиданно благородный облик питерских
домов и широкие улицы даже из окна автобуса впечатляли.
Перебор от увиденного продолжался до центральной проход-
ной порта. Вскоре новоиспечённая буфетчица, найдя краса-
вец теплоход «Саяны», поднималась по трапу. Последнее, что
мелькнуло про себя, была мама, родная Маймакса и порядок
сервировки.
    Учтиво представившись вахтенному матросу, попала в кру-
говерть. Сдавала третьему помощнику документы. Смотрела
с почти уже прежней буфетчицей заведование. Пересчитыва-
ли на пару полотенца, постельное бельё, ходили в прачечную.
Всё это могло состояться и с утра, но у той имелись маленькие
интересы на завтрашний день. Каждый бы вошёл в её положе-
ние. «Надо не прослыть дурёхой: закупиться перед отъездом
докторской, овсяным печеньем и другой вкуснятиной». Благо
Ленинград имел в стране колбасно-бакалейные привилегии.
    Засиделись допоздна в каюте дамским обществом. От-
пускница проставлялась чековым ликёром из «Альбатроса».
Курить тогда было в осуждение. Впрочем, медик манерно по-
дымила шикарным «Мальборо».
    Для введения новенькой в судовую жизнь раздали мужи-
кам словесные характеристики – при всей краткости удиви-
тельно объёмные и точные. Некоторым из перебранных жут-
ко повезло в том, что не слыхали матриархального мнения.
    Не отказывая себе ни в чём, представительского кофию на-
последок попили. Ахнули, когда какая-то из них поинтересо-
валась: «Сколько же времени?»
    Короткий-короткий сон – и вставай, Танечка, на резвы нож-
ки. Крутись-вертись. Многие стрелки на тебе сойдутся. Вот от
трапа с топаньем матрос. Колотнулся в дверь и как пропел:
– Де-ва-ань-ки-и.
    За день набралась стольких впечатлений! Подавала за-
втрак, обед и ужин. Мыла до блеска тарелки. Прибиралась в
каютах комсостава. Сделала генеральную в своей маленькой,
рядом с кают-компанией расположенной. Телефон уважаемо
протёрла. Сказали: сам капитан иногда звонит. Весь день его
так и не видела. И на второй и на третий хозяин кресла с тор-
ца ближайшего стола от буфетной не появился. Помучившись
вопросом, задала его второму помощнику капитана. Сравни-
тельно молодой Пётр Алексеевич невольно располагал к об-
щению: не задавался, легко шутил.
– Питерец он. Зачем ему на борту находиться? Из дома зво-
нит, а я или старпом докладываем. Так и так, выгружаемся.
Полный тип-топ. Новая буфетчица у нас. Шустрая, как с
двумя моторчиками, ладненькая. Ничего ещё не разбила.
– А он?
– Хорошо, мол, изменится обстановка – зайду непременно.
    Чувствуя необходимость контрольной проверки, Таня
спросила:
– Телефон-то тот где?
– Около трапа береговой монтёр установил. Пойдём пока-
жу. Чай, в двадцатом веке живём.
    Оба довольны: юность – что всё объяснилось, морской же
волк – приятно штилевал от Танюшиной души.
    Разгрузились наконец. Перетянулись вдоль причала на це-
лый корпус. Погрузка началась. Капитана всё нет. Татьянка ко
всем присмотрелась, о всём суждения заимела.
    Миловидность её была строгого рисунка, фигурка ещё без
подчёркнуто женственных форм. Характер прямой просту-
пал, скроенный из примеренных на раз правил. Ребята всег-
да чувствуют подобных особ и стараются общаться уважи-
тельно.
    Берегиню кают-компании поражала доступность оной для 
никаким боком к морю непричастных. Постоянно там столо-
вались проверяющие, портовые власти, старшие стивидоры и
лица без объяснения, кто такие. Не говоря уже про соскучив-
шихся жён и детей. Шеф в совпортах всегда готовил непорци-
онное, поднимал ватерлинию баков с супом и компотом. На
удивление, всем хватало. Перерасход по камбузу исчислялся
безукоризненным нулём.
    По прикидкам девушки выходило наоборот. Если бы к ним
домой заявлялись перекусить все папашины приятели, вмиг бы
обеднели до рубля. Да. Воистину три синих буквы «ММФ» на
тарелках – могучи и обеспеченны. Значит, так и надо. Танечка
несла допнагрузку безропотно и приветливо, насколько уда-
валось.
    Лишь одно почитаемое капитанское место пустовало. От-
сутствие высшего авторитета подогревало интерес к будущей
встрече. Всякий раз, выпархивая из каюты, по-девчоночьи
хотела отразиться в зеркале. Мысли: «Вот придёт капитан...»,
как покалывания иголочкой, не давали покоя. Он представ-
лялся просто обязанным быть великолепным живым отраже-
нием такого города.
    Как всегда, сновала Танечка стрекозкой по коридору право-
го борта на камбуз и обратно. Потчевала своих и иже с ними.
Тем утром шеф страдал с похмелья. Значит, что сготовил, то
и ладно.
    Вот подаёт тарелочки с манной кашей номерным механикам,
а краем глаза видит – мужичок заходит. Явно из тех, каких в
душе терпеть не могла. Причём не топчется для приличия в
ожидании, чтоб свободное кресло указали. Прямо идёт и уже
примеряется к заповедному торцу стола. Сосредоточившись
на одном, не заметила, что прочие головушками дёрнули –
поприветствовали. У наглого типа на лице улыбочка-ухмыл-
ка. Татьяна наперерез:
– На капитанское место нельзя!
    Тот как не слышит. Плюхается и ноги вытягивает.
Таких беспардонных рож на своей «четырке» насмотрелась.
Каждое утро они дебильно ломятся в автобус. А этот по про-
тивности им фору даст. Сноровистый. В один момент плеснул
заварки, наполнил тонкий стакан кипяточком, не забыл под-
сластить и лимончика бросить. Уцепил изящный подстакан-
ник, с наслаждением пропустил первый глоток.
– Как чаёк – так чашек двадцать. С сахарочком пей да пей.
    Баскетбольным финтом Танька увела сахарницу за левое
бедро.
– А вы ещё и прибауточник! По уставу у нас завтрак кон-
чается.
    Нарочито звякая, стала собирать посуду и заварной нике-
лированный чайничек с первого стола прихватила. Когда вер-
нулась от портомойки, наглец исчез. И вообще никого. Пунцо-
вая, с колотящимся от негодования сердечком, сдёрнула чехол
с осквернённого кресла и выбежала с ним на палубу.
    Отвратный ошивался возле вахтенного матроса. Увидев её,
примирительно осклабился. Дешёвый приёмчик! У самого его
носа энергично тряхнула бараканию. Метеором пронеслась за
дверь надстройки.
    Подошло время к обеду. Ровно в 11.30 в кают-компанию
входит представительный, интересный мужчина, и форма на
нём капитанская. Таня радостно заморгала ресничками.
– Здравствуйте, мы вас так...
    Вдруг воздух пропал из лёгких. Фразу невозможно оказа-
лось закончить. Капитан и утренний прохиндей совпадали
лицом, словно короли на козырной карте. Салон, между тем,
стал наполняться. Каждый входящий говорил: «Прошу разре-
шения. Приятного аппетита».
    На что мастер милостиво слегка кивал.
    Провалиться до второго дна помешала закрутка: подавать,
убирать. Чувствует, порхая, он на неё смотрит. Вовсе сделалось
дурно. Отвела важный час, забежала к себе и расплакалась.
Подольше замкнуться на личном дела не давали. С глазками
на мокром месте вышла на уборку. Поделиться горем посту-
чалась в каюту сами догадались кого.
    Пётр Алексеевич, как его знаменитый царственный тёзка,
любил строить корабли, только в масштабе. Они получались
без игрушечного вранья, прямо-таки настоящие. Кропотли-
вый труд вершится в отключке от всего. Так и на тот раз было.
    Расстроенной показался он папой Карло с насупленными
бровями при сотворении длинноносого. Наперёд усекла: со-
чувствия не дождаться. Уже пожалела, зачем вообще припёр-
лась. Разве что  плафоны обтереть.
    Однако корабел всех эпох проявился серцеведом и ловким
подделывателем голосов:
– Эх, голубушка, что печалиться-то. Знаю, знаю. Правду
скажу: готовься к похвале.
    Сбитая с толку Танька вышла от него в лёгком ободрении.
Успела в следующей каюте прибраться. Далее порулила. И что
за напасть такая! С ведром и всеми причиндалами на пово-
роте коридора чуть не врезалась в капитана. От резкого тор-
можения часть мутной водицы попала на остро отглаженные
форменные брюки. В немой сцене невезучая готовилась брыз-
нуть всеми оставшимися слезами.
– Рановато, сдаётся, явился. То обхамят, то обмочат. С эта-
ким-то везением выходить в море?! Ну ты и воительница.
Просто дева Орлеанская.
    Новой минутой он рассматривал её как вредную букашку.
Неожиданно предложил:
– Давай почтительно дружить. Идёт?
    Ничего не оставалось, как уже от счастья уронить тряпку
на правый капитанский штиблет.
    Стало так здорово и прекрасно быть хозяюшкой кают-ком-
пании. Кто на таких ролях никогда не подвизался, тем всё не
втолкуешь.
    Балтика встретила зловредной погодой. «Поляк» в грузу
поочерёдно плавно валился бортами. В Зунде вообще царил
остервенелый ветродуй. Танчика мутило, как в прошлогод-
ний Нинкин день рождения. Кушать перестала. Едва закончив
дела, падала бледно-зелёной. Но и в койке не покидало ощуще-
ние отравленности. Как ни противилась тошноте, вскакивала
и сгибалась над умывальником. Из иллюминаторов лобовой
каютки виднелся ужасный гуляющий простор. Даже воздух
отдавал сырой пахучей гадостью.
    «Какая я дура, – думала девчонка, – во что вляпалась. Ни-
чего-то мне не надо: ни “симпотного”, ни тряпок. Когда тётя
Маня на пенсию уходила, вот бы вместо неё попроситься.
В хлебном отделе благодать-то какая:
– Вам подороже, “Орловского”? Пожалуйста, 20 копеечек.
Сушечку с маком вчера завезли – не желаете?
    Мамочка, знала бы ты, как мне плохо!»
    На этой мысли Таня вздрогнула. Впервые в её каюте зазво-
нил телефон. В трубке узнаваемый весёлый голос.
– Жива, воительница? Водяной мучает?
– Как сказали, так и есть.
– Ну, вот что. Появляйся-ка сейчас в столовой команды.
    У тормозного места посмотрелась – себя не узнала. И жа-
лостливый голосок ответа принадлежал не ей, а отразившему-
ся несчастному созданию. На встречу прибыла – капитан уже
за шишбешной доской.
– Садись, Танчик. Берусь от укачивания вылечить. От тебя
требуется метать удачно кости и счёт вести.
    Так до окончания рейса бились они потом почти на равных.
Втянутая в азарт, маймаксанка оморячилась круче некуда. На-
хватавшись хлёстких словечек, в запале при фарте сочувство-
вала:
– Бом-облом-с бывает с каждым.
    Следующий штормик уподобился мальчонке в штанишках
на лямке, подученно показывающему девицам козу. Признан-
ный тренер язвительно обещал докторше вылечить при слу-
чае ещё кого-нибудь.
    Жалко, девонька задержалась на флоте недолго. Кажется,
нашла того, о ком мечталось, или её нашёл окончивший... «де-
вятку». С тем и – адью. След летящей Татьяниной походки за-
терялся, как многих из былых команд.
    Всенепременно 25 января сядет с муженьком за стол, где
недолго покрасуются пирог и кагорчик. Скажет про себя сер-
дечные слова всем, кого благодарно помнит. Что случалось хо-
рошего, припишет им и своей небесной святой. Будет весела
и игрива, как лёгкость шампанской строчки: «Татьяна, пом-
нишь дни золотые?»
     Новиков Пётр построил за жизнь целую эскадру «выжима-
телей» ветров. Пароходов, теплоходов из небытия воскресил не
один десяток. Двухметровый макет «финна» «Ломоносово» – не-
пристроенный шедевр на ходу. Кто мог бы иметь честь обладать
им, а ещё лучше подарить музею, – не находится. Объяснение
приискать можно. В стране с деньгами одни новорусские. Если
и тратятся, то на пустые фетиши суетного торжища успеха.
    На многое смотрит по-своему человек с золотыми руками.
И тоже знает, как обустроить Россию. Стапель Алексеевича
никогда не пустует. Он мудр от данного ему таланта, по-пре-
жнему мягок душой, шутлив.
     Капитан Даричев остался в «пиратской» памяти челове-
ком ярких поступков. Чаще в честь дам. Раз лютой морозной
ночью, на отходе, разбудил лесозаводскую округу сходящим,
как глас с небес, басом тифона. Тем отдал уважение романти-
ческому неблагоразумию единственной, проводившей моряка
до отдачи швартовых. (Наверное, догадались: молодая особа –
жена второго помощника Лидия).
    Хороших правил держался кэптен. Биографию имел ред-
костную. Его поколению досталась война. Штурман дальнего
бомбардировщика – это нечто! (Лучших курсантов-судоводи-
телей по срочному в лётных переучивали).
    Огромные бомберы союзников, просыпав фугасы над Гер-
манией, приземлялись под Полтавой. Короткий отдых, взятие
«посылок» и, вновь отбомбившись, садились в Англии. Ад-
ская карусель донимала немцев каждую ночь. Среди тех армад
летали, оказывается, и наши экипажи.
    До последних дней фрицев тешил избыток дюраля. Так
много грохалось «веллингтонов», «либерейторов», «митчелов»,
«Б-17» от огня зениток и ночных «мессеров». Ну и по правде
закона войн: жизнь за жизнь.
    Буржуйские пилоты в щегольских кожанках на меху отнюдь
не голливудские простаки. Обострённо видели, кроме
воинской, чью-то тёмную власть на советском аэродроме. Та
приоткрыла лицо в победном мае. Союзники готовились к от-
лёту без бомб.
    Случилось обыкновенное: двое полюбили. Он американец.
Она русская. То ли зенитчица, то ли связистка. Штатовец хо-
тел увезти её женой. Через переводчика ответили вежливо,
тем не менее железно: «Ноу».
    Девушку тотчас изъяли. Искренний бой застрелился возле
крыла его везучей «Летающей крепости»...
    Ещё запомнился свой, русский, с каким опасно даже поку-
рить. Всё потому, что сын белоэмигрантов. А так ни одного
изъяна и профиль чётче. Парень тянулся к ним по голосу кро-
ви. Приходилось избегать разговоров, прятать глаза. (Следи-
ли особисты за нашими лейтенантами пуще всего).
    Напоследок взял он горсть земли в шейный платок-карту.
Чисто по-русски приосанился, к провожающему строю
подошёл.
– Ребята, Родину берегите!
    Одному мутному майору из начальства польстил:
– Сволочь ты красная!

   ...Жизнь подарила старому капитану удивительный случай.
В Новом Орлеане встретился комрид, с кем лежали рядом
под бомбёжкой на своём же аэродроме. Слишком серьёзны
были их враги и, надо признать, мастерски воевали.
    Порядком пострадало, а то и разлетелось шелухою сэмовских
самолётов, всегда державшихся скопом. И над всем эдаким -
огромный, долгий фейерверк из рвущихся и горящих бочек
авиационного супер-керосина.
    Как здорово оказалось вспомнить былое! Завести печки-лавочки.
Выпили и за того Ромео, за правоту прекрасного чувства...
    Морской джентльмен любил проверенных людей, стано-
вился для них настоящим преданным другом. Под старость
преподавал судоводам в макаровке (ЛВИМУ). Хотел и пытал-
ся жить сердцем. Огорчался весьма, если в ком-то разочаро-
вывался. Но это, заметили, стучатся другие истории.