Тельняшка жизни

     Больше года Василию катило. Все невезухи как-то разом
шарахнулись от него. Последняя, давняя, была из разряда по-
минаемых до отдачи концов. Новая ещё робко подступала с
понятным желанием благого. Раз такое выдумать невозмож-
но, остаётся бережно занести на бумагу.
 ...Старый «поляк» готовился к отходу, уже работала комис-
сия. Все не занятые вахтой разошлись по каютам. Несколько
парней маячили в углах коридоров на перекрытии. Вот двое
таможенников и приданный им матрос входят к Василию. Ви-
дят – спит. А и пятнадцати минут не прошло, как заполнял
декларацию, уверенно выводя в графах «нет». Возвращённый
в реальность от тычка товарища, Вася свесил ноги и попробо-
вал извинительно улыбнуться. Только подобное после хоро-
шего вчерашнего мало кому удаётся.
    Официальные лица заглянули в рундук, поскребли в дох-
лой сумке, проверили ящик стола. При полном отсутствии
причин для недоверия – они нашлись. Ещё какие! Детектор,
коснувшись одеяния, заверещал.
– Ну-ка раздевайся.
    Первая мысль, пришедшая в голову досматриваемого, была
дика, но правдоподобна и просила кое-что припомнить. Сры-
вающимися с пуговиц пальцами распахнул рубаху. На груди
комсомольца висел светленький крестик. Предмет культа, не
внесённый в листок, да и как факт вопиющий, требовал самой
серьёзной разборки.
    В кают-компании, где сидели члены и председатель комис-
сии, нарушителю обрадовались, хоть и нахмурились. Не рас-
теряв положенного мужества, матрос силился повествовать
оправдательно:
 – Вчера она, забыл как зовут, не помню зачем, надела. Вер-
нулся, караван крепили. О талреп запнулся, блин, больно.
А вообще-то я на пробку подумал.
– Поясни.
– Ну, мог я пробку пивную вчера проглотить, ведь мог?
– Не прикидывайся идиотом. Тоже Швейк нашёлся. Соби-
рай вещи, в рейс не пойдёшь.
    Мастер, находившийся там же, поджал губы, восприняв та-
кое за откровенный разбой на его борту.
– На два слова, – обратился он к власти, выманивая главно-
го за дверь.
    Тот, оставив халявный Nescafe со сгущёнкой и печеньем,
важно выступил в коридор. Как можно мягче, заманчивей ка-
питан пошёл на абордаж.
– Конечно, Васька – подлец, но прошу, оставьте работящего
моряка. У меня и без того неприятность. Врачи язву подозре-
вают. А я до печали западной «смирновской» запасся. И что теперь
с ней делать? (Долгая пауза, обмозговка).
– Гмы, хмы, входя только в положение ваше. Экипажу разъ-
ясните о недопустимости пережитков старины.
    Портфельная комиссия отбыла без преступника. Казалось
бы, после случившегося Василия ждала тёмная полоса на тель-
няшке жизни. Как часто бывает, грозу пронесло. Напротив,
на судовом собрании Васю выдвинули в артельщики. Образ
воображаемого попечителя сухофруктов, макарон и тому по-
добного совпадал с его харизмой.
    Опрятен. Часто стирался и стригся не только в совпортах,
но и в рейсах. В лице имел простодушную деревенскую при-
ятность. Дружил с арифметикой, ловко переводя для корешей
одну валютную мелочь в другую по курсу.
    Даже всё бы перечисленное и добавленное к этому не пере-
весило, если бы капитан был заранее против. Тут сработало
припоминаемое из бородатого классика: «Мы любим людей
не за то, что они нам сделали, а за то, что сделали для них».
И помполит решил по мастеру. Проголосовали единогласно.
В межвидовой борьбе за успех удача выбрала достойного.
Тут самое место размочить рассказ анекдотцем из тех лет.

    Поехала группка жён в портовый город. Когда выяснилось, что
им всем по пути, на один теплоход, начали представляться.
– Жена капитана, Мария Павловна.
– Второго штурмана, Света.
    Другие назвались, гордясь сочетанием должности супруга со сво-
им именем. Последняя, одетая не в тон, осознала: скажи как есть – и
сразу будешь мышкой среди кошек. Опускаться ужасно не хотелось,
выпалила:
– Жена артельщика!
– О!!!

    После собрания Василия зауважали. Иначе гастрономиче-
ский пролёт. Почувствовав сладость допуска в изобилие, он
завёл шикарные привычки. Чаще отмечался в ресторанах. Во
время стоянок завязывал не менее двух амурных знакомств.
Производить впечатление при убогих магазинских прилавках
не составляло труда. Лишь заявись с гамбургским пакетом, в
котором лежит пищевой шок – баночки из замыленного пред-
ставительского запаса, кусок масла под килограмм, колбаска,
сыр в красной корочке – и фокуснику Кио с Васей не по силён-
кам.
    Хорошенькие одинокие дамочки, девушки после двух-трёх
проваленных «лав стори» сдавались с восхищёнными лицами.
Простой и щедрый миляга моряк вписывался в стык времён
развитого социализма и Михаила с Раисою как нельзя луч-
ше. При подобном жизненном баловстве доверительная вне-
шность и содержание начали потихонечку дрейфовать в раз-
ные стороны. Но если кто подумал, что...
    Ни Боже мой! Василий честно прогорал на своём попри-
ще. Экономию по камбузу не щипал и другими хитростями не
пользовался. Словом, красивые жесты обходились Васеньке
жёстким боком. Наглядно это проявлялось при выдаче трёш-
ником остатка его получки.
    На отход в конце декабря из Архангельска, ввиду долгого
зимнего плавания, артелка с рефкамерами напоминала за-
крома родины, перекочевавшие из Торгмортранса. Шутли-
вые женщины, работавшие там, делили судовых добытчи-
ков на хороших парней, скряг и придирных. Кто, как не наш,
был удостоен от них дефицитной бутылочки? Наградную он,
вздохнув, решил забыть до особого, душевного случая. Одной
лишь докторше просказался и не пожалел об этом. Женский,
чисто небесный взгляд дорогого стоит.
    В те дни значение Васиной роли возросло как никогда. Ам-
барная книга под запись, лежащая у весов, походила на захва-
танный натуралистический роман. Все старались с последних
береговых вахт унести домой что-нибудь из съестного. А так
подобное приобреталось только при известном везении, от-
стояв большую нервную очередь. Не факт ещё, что на впереди
стоящем вожделенная снедь обидно не кончится. Разница в
подходах до очевидности огромна. Часть же продуктов вооб-
ще в магазинах не рисовалась и доставалась по избирательно-
му блату.
    Почти все желали отметить праздник дома, на худой ко-
нец – у причала. Исключение составляла докторша, а по прав-
де – фельдшер, неместная, копившая деньги на кооператив-
ную квартирку. Последние уходящие годы молодости, совсем
скромная по диплому зарплата заставляли Верочку поневоле
меркантильничать.
    Чёртушка, не иначе, замкнул её с разбитным, статным, сим-
патичным электриком Ромкой. Теперь все тайные мысли были
о нём. Поначалу многие огорчительно не сходились для сер-
дечка. Когда же Вера смешала языки субкультур врачебной и
морской, всё зарядилось весёлым оптимизмом.
    Так близкий отход сохранял Ромика здоровеньким, без
намоток на что-то. А, на винт. Да и денежки на сберкнижку,
когда в морях, капают быстрее. К такому настрою соотносил-
ся отчасти и первый помощник, твёрдо знающий: «Человеку
только кажется, что живёт для себя».
    При неогорчительном отсутствии больных деятельная Вера
взялась за камбузную прослойку. И было отчего. Не гладко та
исполняла своё дело. На стоянках в совпортах зачастую ква-
сила. Потом три дня полоумно отходила. Постепенно вырав-
нивалась, выдавая почти кремлёвское столование. У причалов
родины снова вырубалась раньше плиты.
    На зависть старпома, медик добилась успехов. Методы
избрала удачные. Пекарёнка, говорят, в коридоре прижала.
Юнец подумал: с ним этак заигрывают.
    Отнюдь не по догадке вышло. Она почти провернула ему
уши и поддала коленком в мужское место. За возможность от-
лепиться от Вериных буферов мелкий зарёкся быть гонцом.
Собутыльничать обещал только с ровней себе.
    Несколько месяцев не видя послаблений, Сенька добро-
вольно сдался армейскому призыву. В жизни больше ни на
один трап не вступил.
    Главу камбуза она взяла уважительным восхищением. Ещё
тем, что начала брать уроки кулинарии. С таким тонким под-
ходцем проняла его до самых печёнок.
    По трезвянке шеф мастачил даже без вдохновения.
И тогда тёзка нашего героя, дядя Вася, вставлялся в раму
распахнутой двери столовой команды с плохо скрытым
ожиданием похвалы. Если бы это игралось на сцене, то лю-
бой режиссёр крикнул бы: «Не верю!» Уж очень типаж не сов-
падал с представлением о поварах. Вернее являл, ни дать ни
взять, старого фронтового снайпера с выцветшими голубыми
 глазами.
    И на самом деле крепко он молоденьким повоевал. Участ-
вовал во взятии чужих городов, в которые после ходил за
«отоваркой». Неразрешимый вопрос его доканывал: почему
герры опять раздобрели, а мы этак не по-печатному?
    Благодаря Вере полёты его души проявлялись чаще и про-
должительней. С коронного места биополем передавалось:
«Налегайте, ребятушки, кто ещё вас так побалует?» Эх, точ-
но...
    Тронулись шуршащей и скребущей по обводам корпуса ле-
довой дорогою. На ночной вахте шикарным фонарём по ле-
вому борту висела луна. На полянке верхнего мостика вздра-
гивала взаправдашняя ёлочка. Сказочно смотрящийся мир
ожидал доброго праздника и застолья.
    Надо честно признать: семеек на судах не одобрял никто.
Пары по-тихому разлучали. Но этот случай под осуждение
никак не ложился. Многие проявляли понимание Вериного
пикового положения и даже сочувствовали ей.
    Ромка, гуляка и мот, на все свои 160 рэ пропадал на стоян-
ках. Тогда заплаканная Вера ходила с припудренным носи-
ком и просила Василия хоть что-нибудь дать для посылоч-
ки маме. Заколотив в сердцах фанерный ящичек на почте,
принималась колесить по городу в надежде увидеть дорогую
пропажу.
    Позднее, когда навалились мексиканские страдательные
сериалы, мы были пожизненно привиты. Явно всё той же Ве-
рочкой.
    Близкий праздник имел один немаловажный, на взгляд
каждого, изъян. Всего-всего, а со спиртным плохо как в стра-
не, так и на судне. То же самое обсудила и сладкая парочка.
Царевной-лягушкой наставила Вера любимого поругаться с
ней завтра прилюдно. И никаких вариаций, только когда пой-
дёт с пекарихой и артельщиком отбирать продукты на празд-
ничный стол. Собачиться Ромка умел. Обещал исполнить в
тютельку.
    Вот по третьему разу, звякая палагушками, спускается
компашка в нижний коридор. Открывают стальную дверь в
артелку и по трапику к рефкамерам. Едва Василий скинул
барашки у овощной, появляется вверху с мегомметром элект-
рик. И понёс:
– Ей вы, жертвы пьяной акушерки, сколько можно шастать?
Изоляция в ноль, ТРВ пообмерзали, компрессор в разносе...
    Дальше цитировать стеснительно. Артельный хотел на-
бычиться, да не смог при бестолковости в технике. Зато
Ромка яро врубился в роль негодующего. Вера, чувствуя, что под-
ученный перебирает, вспыхнула не понарошку в защиту кам-
бузных. Всплыли разом все обиды терпеливой души. Пулемёт
её слов прямо-таки кинжальной строчкой прошил оскорби-
теля. Ничего тому не оставалось, как слинять обломленным
трамвайным хамом, не дожидаясь стопа.
    Василий сначала расстроился, потом возликовал. Доктор-
ша с приятными взору формами давно нравилась ему и как
женщина, и даже совсем серьёзно. Прикидывая на будущее,
какой должна быть жена, Василий всякий раз сходился на по-
хожести с Верой. Ещё гладила мечта: в ней сам оригинал лечил
их простывших ребятишек и требовал мыть руки.
    Мысли спутались, как кончики на неуложенном шкерти-
ке. Совсем поплыл Василий, когда желанная победно косну-
лась его округлым плечиком, прожгла задорной от перепалки
улыбкой, непереводимой словами.
    Новогоднее угощение получилось на славу: салаты двух
видов, горячее блюдо, сбережённые, пересчитанные поштуч-
но мандарины, яблоки. Всего один тост – и кончилось шам-
панское. По бутылочке крепкого на каждый стол осушили за
мгновение. Дамам хватило. Снегурочка-пекарь, буфетчица,
дневальная зарделись. Сыграли экипажем в беспроигрышное
счастьице.
    Вера, самородком от русской глубинки, выдала искристые
частушки. При этом на Романа так и не посмотрела. Он же,
неприязненно уставившись в плакат с членами Политбюро,
итожил будто: «Дорулили – и водки не стало!»
    Видимый семейный разлад приятно убеждал Василия, что
удача пошла на новый виток. Море штивало по-детски. Сидеть
бы да сидеть за такими столами – народ же стал расходиться.
Маячил лишь пропадающий зря Ромка при всём доставшемся
от природы и родителей. Наконец и он, по каким-то тёмным
вычислениям, решил переместиться. Вышел на палубу, по-
стоял в продуваемой морозной темени. Обида на подругу, что
так подставила, заворачивала к себе. Однако категоричности
в выборе не было.
    Пока он мучился, пришло ощущение нематериальности и
озноба. Будь что будет. Поднялся на шлюпочную, скользнул
духом в правый коридор надстройки.
    Вера, затянув пружину интриги, томилась ожиданием.
В одной рубашке, ледяной, как сосулька, первым явился не-
отразимый Ромчик. Так составилась засада. Прижались на
диванчике друг к другу. Прожигающее обоих желание вытес-
нило жалость к сбитому с толку дуралею.
    Дверь на штормовке то ли поскребли, то ли постучали.
Как-то раздельно вплыли нехуденький гостинец, затем Ва-
силий. Немая сцена длилась секунд пять – и визитёр стёрся.
Ушасто топорщился на условном полу каюты лишь пакет.
– Посмотрим-ка на утаённое от народа. Ого, «Столич-
ная»! Не слабо, не слабо, – комментировал владелец Верки-
ного сердца.
    По тому же правому борту, двумя палубами ниже, лицом в
подушку лежал щедрый даритель и, кажется, плакал.
    В стальной песчинке, одолевающей в ночи хляби моря,
отыгралась извечная пьеса.