Дед Дедов

     Не так много было на флоте оригиналов. Надумали бы спи-
сок составить, непременно бы одного стармеха вписали. Све-
жий взгляд на означенного может принадлежать лишь четвёр-
тому механику. Во-первых, весь он в поле начальствующего
притяжения. Во-вторых, только восхищённая молодость спо-
собна запомнить. А выложить досконально из давнишнего –
беседа под рюмочку подвернётся.
    Старинный приятель, сам дед по чину, отдал долг благо-
дарной памяти. Осталось всего ничего – перенести устное в
печатный вид.
    «Представление и знакомство, как помню, весьма образ-
но состоялось. Рассматривали мы друг друга в упор. Передо
мной мужик взвинченный, нетрезвый, похожий на фронтово-
го комбата, которого достали особисты. Что он во мне тогда
видел, сказать затрудняюсь. Сдаётся, уязвлённая его душа с
кем-то виртуально контрила:
– Многими пуган, но никого не боюсь! – литым кулачищем
по каютному столу – бум, бум.
    Сообщил доверительно:
– Секут за нами, секут.
Взгляд осмысленно скосился в сторону жилья помполита.
И сам себе:
– Тише надо, тише, по уму. Поинтересовался единственным:
– В шашки играешь?
    В море вышли – всё переменилось. Недавнего буяна Ми-
хаилом Николаевичем величают. В ватной куртке казённого
совпошива, с фонариком то там, то сям появится. Увидит по
пути, что совет не помешает, – изречёт. По пустячному – про-
сквозит молча. После «детской» вахты и обеда, если «Новую
Землю» не штивало, заглядывал в каюту.
– Спишь в оглоблях, Александр Сергеевич. В самый раз в
шашки сразиться.
    Хорошо и лихо обставлял дамки и фуки. Игра будто для
него придумана. Моментальное соображение было у человека.
С такими надёжно, приятно. Поправка в одном: не любил до
крайности тёмный дым из трубы. Засечёт – тотчас номерных
в каюту «на токовище» (словцо его коронное). В полном своём
образе – в морфлотовском ватнике, размахивая фонарным лу-
чом, – принимался раздалбывать:
– Коптильщики, галошу “Пёшу” воскрешаете?!
    Крыловская котельная автоматика, созданная ещё для цар-
ских линкоров, требовала нежности и частой поднастройки.
Да и топился котёл на всякой шмази, в принципе гореть неспо-
собной. Всё равно – подавай деду идеал. Старались, особенно
начальник чего-то и пара. (Не отступая от правды жизни, так
младшенького из механиков именуют. – В. К.)
    Стоит Николаевичу чёткую работу заметить, на похвалу не
поскупится: "Ужо плесну тебе, плесну" - и пойдёт довольным.
    Касаемо чести машинной команды, любые поползновения
на этот счёт отбивал железной логикой. Так дневальная, кото-
рой поручалась уборка бани, имела одну настырную претензию.
Почему-де вода из шпигата иногда выступает, портя её труды.
И в самом деле, то было родовым недостатком судна. Но как такое
старой деве объяснишь? Дедов всё же взялся. В качестве понятого -
четвёртый. Вот, говорит, представь, Тамара, на минуту уровень моря
и уровень бани. Чтоб попонятнее, руки соответственно расставил,
мимику включил.
     Следи внимательно за правой ладошкой, - уровень бани
стремительно понизился от бортовой качки. Тогда уровень моря,
гляди на левую, оказался выше банного. (Даже лицом подал ту
суровую реальность). И шмыг вода из шпигата буль-буль-буль.
Но потом-то снова, глянь на правую ... 
    Перед заходом в совпорт проверку знаний мне учинил. Естес-
твенно, после честного разгрома в шашки.
– Ответствуй, Старков Александр, как ты закуску мне в ка-
юту доставишь?
    Поразмыслительней я брови сдвинул:
– От камбуза выйду и по наружному трапу на вторую палу-
бу надстройки в наш коридор.
– Да ты что-о! Ни в коем случае! Иди всегда правым. Если
встретит «общий друг», пусть думает: у судоводов пьянка.
    Неловко экзаменовщику, что меня провалил. Заглаживая,
кофейку предлагает простоватым вологодским обхожденьицем.
Потому как дефицитный напиток знаком явного уважения столбился.
– Нет, – говорю, – благодарствую, лучше перед вахтой прикемарю.
– Здраво рассудил, ступай мОлодец.

    Каверза вопроса пригодилась скоро. Дедову дали призна-
тельно медаль. Творческая его голова выдумывала беспрестан-
но. Рацпредложениями с чертежами и эскизами тренировал
он целую службу пароходства. Фолиант из них там составили.
«Рацухи» по уму, как говаривал, требовали обратной связи.
Почти полста поощрений ему выписали. Нарекли: «Лучший
старший механик СМП». В Москве прознали и, соответствен-
но, – «Лучший механик Министерства морского флота».
    Любая награда без отмечания ничего не стоит. Дедов «по-
лянку ёжиком накрыл», расчувствовался:
– Вот ведь какой хрени удостоен!
    Тосты частили, оттого память дала наутро сбой. Вижу:
Николаевич ходит хмурый – блестяшка потерялась. Даже
осмотр каюты на коленках ничего не выявил, кроме закатив-
шейся целёхонькой бутылки. В чётком рассуждении взглянул
герой вчерашнего дня на ситуацию иначе:
– Да что расстраиваться, поди, её всем давали. Заходите ко мне,
поценнее нашлось.
    Стали разливать. И в одном из стаканов неприлично мокрой
возлежала пропажа.
Все со смеха прыснули, а вновь тостуемый:
– Вот это награда! Заслужил, никак!
    Имелся и орден Трудового Красного Знамени, но никогда
он его не носил, даже не упоминал. Раз подначили на
Первомай привинтить – отпёрся с деланым вздохом:
– Пробовал перед зеркалом – к лицу не подходит.
    Право слово, сейчас, понимается, Николаевич был спосо-
бен на большее. Вечный технический выдумщик не так бы
ещё Родине послужил в серьёзном КБ, да судьба выпала мо-
реманская.
    Очень жёнушку любил. Тогда в рейсе говорили с домашними
при двух содействующих: начальнике радиостанции и девуш-
ке из пароходского центра. В обычном состоянии дед чувств и
лучших слов стеснялся. Однако, раскрепостившись, брал труб-
ку с рычажком как для нежного сольного номера. Воспарит,
бывало, турманом. Только подруга плачем отзовётся. Рассекре-
тит его состояние без укоров, мягко, всё же характер покажет.
– Люба! Любушка! – кричал он, напрасно терзая рычажок.
Фея с “Радио-1”, проникшись жалостью к обоим, закругляла:
– Извините, связь прервалась.
    Настоящим испытанием силы воли для Дедова был прилёт
жены. Из последних, может, сил терпел человек. Безупречен,
чист, как стёклышко. Вежлив, улыбчив, при галстуке, поражал
неузнаваемостью до последнего дня стоянки. Обаяние Любови
Никифоровны творило с ним чудеса. Имя этой женщины го-
рело единственной звездой на небосводе его души. И, если бы
моря не разлучали, Дедов остался бы таким всегда.
    Проводит голубушку в аэропорт по времени совсем впри-
тык. Вернётся чуть раньше комиссии. Однажды вот так же
по трапу вбежал. Таможня с пограничниками обходом из
кают-компании тронулись. Стучатся к нему. Слышат
взволнованный виноватый баритон:
– Подождите, сейчас, сейчас.
    Переглянулись с усмешками.
– Некстати стармеху приспичило.
    Через минуту стук повторили. И словно другой осипший
голос:
– Сей момент, служивые.
    Дверь распахнулась. Хозяин морщится, хвативший наспех,
но выглядит парадно. На столе пустой коньячный пузанчик и
больше ничего предосудительного.
    Завершились формальности. Надо наведаться в машинное
отделение. Берёт неизменный фонарик. Не может только за-
кончить монолог.
– Любушка-то ещё над облаками. Храни её, Кто мир создал.
А я своё исполню. Так-то. Славно продержался...

    Беду общероссийского масштаба – антиалкогольную кам-
панию – стоит попытаться описать по-новоземельски.
    Врывается донельзя потрясённый дед с мятым факсовым
листом.
– Александр Сергеевич! Каков позор! Читай!
    Принимаюсь за пароходский новостной бюллетень. Среди
этого компота: «запретить», «искоренить» и вообще всей стра-
не больше ни капли. Только и смог протянуть: «Да-а».
    Возражатель горбачёвской ахинеи сразу усмотрел порок.
– Да это же гибель последних традиций! Серость бытия.
Флот узлом не завяжут, придурки партийные. Толковую
жизнь слабО наладить, так хоть пить не мешали русско-
му народу!
    Происками помполита нечто вроде кружка трезвости составилось.
Председатель, конечно, старпом с подпольным отчеством
Абдурахманыч. (На самом деле восточный человек).
    Представь, Новый год на носу, и всяк знает: спиртного на сто-
лах не будет. У Дедова вид грубо оскорблённого мачо.
– Ну что, пойдёшь на скукотень? – спрашивает. – Лично я
туда ни ногой! Эх, вот так и живём! Потом и маслица коровьего
 не станет! (Как в воду смотрел).
    Подошло время за столы садиться. Вижу, характер держит.
Почётное место рядом с капитаном пусто. По единственному
бокалу кислого шампусика выпили – у всех уныние. Храни-
тель партийной линии напрасно старался оживление внести.
Объявляет викторину с призами. Тут экипажники воспряну-
ли, но не от этого.
    В проёме дверей стармех в своём прежнем классическом
виде предстал. Милейше улыбаясь, проследовал на своё мес-
то. Да весь набор подковыристых вопросов и перещёлкал, к
гордости машинной команды, к конфузу палубной.
    «Где ж Николаевич вина-то достал?» – затерзался, поди,
каждый.
    А он фук сделал. Разбудил Абдурахманыча за час до засто-
лья: мол, так, председатель трезвости, или ты колешься на три
бутылки, или не взыщи. Дед мой предколхоза из обреза по-
решил. Что-то ему в коллективизации не понравилось. Как
сказывали старухи, очень я на него похож, и выходки те же 
дурацкие. Давай-ка по-хорошему метнись в артелочку...
    Беда, известно, одна не приходит. На пару с собой прита-
щила второго механика. Сутяга высшей марки пристрастен
был к пакостным рапортам. В тайное творчество не посвящал
даже помполита. В совпортах первым делом ретиво шлёпал на
почту. Так разоблачительные листики попадали в «пентагон».
По перлам выходило, что в машине пропит весь инструмент,
по палубной части краска. Переживая за остатки социалисти-
ческой собственности, сам-де лишился сна. Просил указаний
и присылки комиссии из службы судового хозяйства.
    От фиксированных писем под номером не отмахнёшься.
Проверка не подтвердила и малейшего, однако нервов Дедову
стоила. Сами проверяющие, возмутившись клеветой, образчики
её показали. Очень говорящей подробностью, западала на них
от старости буква «т». Вызвал дед любителя выстукать чего-то
там набело.
  -  Твоя работа?
Вместо ответа тот сделал движение кадыком.
  -  Ах, ты гад! На моей же машинке!!!
    И как швырнёт железную азбуку тяжёлым снарядом на поражение.
Да нечистая сила своих бережёт.
    С мерзавцем вовсе общаться перестал. Почти дворянский остракизм
переняли все командиры.
    С клеветника же – как с гуся вода. Не иначе «головной»
у него задран. К тому ж когда-то белую горячку пережил. Ну и
подсидеть тошнёхонько хочется, несчастнейший человек.
В кают-компании в присутствии пакостника зависала ти-
шина. Сильнейшим, умным оказалась оружием.
    Тот ужом делал поползновение её нарушить. Опуская в суп
ложку, одеревеневшим голосом проскрипит:
– Да, плохо мужику без бабы.
    На хитрый пробный шар никакого отклика. Ничего не ос-
тавалось, как податься мутить на другое судно...

    Рано или поздно подходит срок ремонта. Встали на «Кузницу».
Иная жизнь началась. У меня главная заморочка – как
масло спустить из трюмной гидравлики? К спускным пробкам
не подобраться – до того комплекс неудачно встроен. Не как
бы Дедов расположил. Подложившие свинтуса с ним явно по
башковитости не равнялись и в шашки никогда не игрывали.
На этой тупиковой мысли появился он в легендарном ватнич-
ке. Вник в проблему. Распорядился сначала крышки трюмные
поднять. Затем перекрутить по-хитрому клапана. Как только
под собственным весом секции начали опускаться, масло само
ушло в цистерну.
– Именно так, Александр Сергеевич, поступай.
    Потом по документации проверил – описание «финта» не
обнаружил. Стало быть, «снимите шляпы, господа», – лучше
не почтишь.
    Охотой "просветить" Николаевич наговаривал на себя и
всех вологодских.
– У нас, брат, так: все "а" на "о" подменены, исключая слово
«керасин».
    Конец осточертению ремонтному. Бумагу, жутко утоп-
танную, которой коридоры к машине застилали, дед повелел
сжечь. Боцманские люди красить принялись.
    И надо ж случиться – на задание вышел репортёр областной
газеты. Ну так, в апрельском духе написать сродни «Прожек-
тору перестройки». Попетлял борзописец по гавани и усмотрел радужные
разводья в лужицах на льду у нашего борта. А это заводские
«трубачи», демонтируя старьё, снежок укапали. К весне, не
совсем беленький, по шпигатам водицею и ушёл.
    Стрелки перевелись самим названием: «Что он оставит
детям?» Хлёстко так, наповал. Высвеченный моральную эк-
зекуцию с трудом пережил. Утверждаемое подходило к нему,
как судну самолётный пропеллер. Он ли не кипятился даже
из-за дыма? Малышню полубеcпризорную по вихрам гладил
в бедных северных портишках. По дочечкам скучал.  Если и
гордился чем, то только утверждением: «Я трижды дед: по-су-
довому, по фамилии и внуку». Сердцем многое мог вместить.
Не пытаясь оправдаться помучился и с необъяснимой интел-
лигентностью взвалил чужие грехи...
    Последние часы у заводского причала. Даже на углях оби-
ды, Николаевич, чертил, обсчитывал что-то. За вдохновением
все его покой берегли.
    По машине пожарный инспектор ходит в сопровождении
третьего механика. На шлюпочной палубе регистр и прорабы
в белых касках смотрят на «вываливание» вельбота. Боцман
с плотником ретиво подле суетятся. Особо выделяется по-
следний. Парень аж светится от своего возвышения на время
отпуска постоянного кадра. Ест глазами начальство. Топы-
рит грудь. Не дослушав, исполняет. В общем, соответствует.
Хоть не слыхивал знаменитого петровского наставления:
 «Перед лицом начальствующим иметь вид лихой и придуркова-
тый...»
    Проверяющий в машинной яме возьми и подначь:
– Неужели 10 килограммов насос выдаст?
    Третий хмыкнул. Заранее предвидя, с утра плотника кое
о чём предупредил. Осталось клапана под плитами «мар-
тышкой» крутануть, пусковую кнопку вдавить. Стрелка
манометра моментально подпрыгнула до десятки и ровно
замерла на ней.
    Единственно открытая соединительная головка оказалась
будто в нарочно выбранном месте, то есть на ботдеке. Мощная,
вначале чёрная струя посбивала итээровские каски. В миг
неуважительно вымочила до нитки. Все бросились врассып-
ную по сторонам. Лишь плотник Гений (с каких похмельных щей?)
наперерез напору и - поплатился. Хренась дубком подпиленным
чуть ни за борт.
    Вельбот сам по себе ускоренно до воды смайнался,
подняв завесу брызг. Дракон в экстазе нёс трёхслойным матом
подготовившего такой цирк Гения.
Уязвлённый, растерявший важность регистр повторял, как
заезженная пластинка:
– Чёрт-те что, чёрт-те что...
    Первой деду доложила счастливая от свежайшей новости
буфетчица:
– Плотника смыло трубою! Ой-ёй!
    Николаевич моментально глупость женскую отфильтро-
вал. В телефонную трубку:
– Стоп «пожарник!»
    Выскочил «токовище» устроить. Видит, у Гения шаркнутая
левая щека с носом от правой отличаются по цвету. Парень
неотжатую нелепую вязаную шапку с кисточкой на голову
натаскивает. С неё течёт, с него течёт, как из плохо закрыто-
го душа. Отличимо деревенский, отменно здоровый, хлопает
ресницами, готовый сотворить из любого дела катавасию. Ну
как с этакого балды по полной спросишь?
    Дедов оценил: ругаться ни к чему. Смягчаясь, махнул рукой.
– Вот что значит имечко не по святцам. Такое только до
года носить и когда за восьмой десяток перевалит. Остальное
время – в бане прятаться тебе бы. Сушись, нетипичный.
     Память удержала эту сцену, словно перед занавесом в теат-
ре. Тайный мой кумир – взрывной, отходчивый, настоящий –
преподал последний урок…

    Давно другими глазами на всё смотрю. Не слабо бился Де-
дов за наш Морфлот. Выходит, попал я в тот экипаж по пре-
странному везению, где чудачил дерзавший исправлять миро-
вых конструкторов! Сдаётся, в отместку судьба наделила его
беззащитным благородством.
    Даровитых и цельных мытарит на любой стезе. К каждому
случай, как Дантес, приставлен. Подкрались времена, со-
вестливым натурам противопоказанные. На стыке 80-х и 90-х
порядочно морских коньков под зуд продаж списали. «Новую
Землю» сие не миновало. Была она, родимая, домом его вто-
рым, кафедрой корабелки и служением по чести. Горьким вы-
далось прощание. Так Николаевич остался «безлошадным».
    Роковым образом это совпало с безжалостным выкидывани-
ем на улицу лишних моряков. Дальнейшее, к печали, корот-
кое, деликатно опустим».
    Помолчал товарищ, будто земной поклон понятно кому со-
творил...
    Не премину добавить штрих: вечный Дедову досаждатель в
наступившем бедламе не растерялся. По Учению о классах, ко-
торое уже не чтил, стал помощником эксплуататоров при най-
ме под чужие флаги. С шальных тех денег, «як сказило», про-
никся крутым неуважением, тыкал, чванился. Одевался с мрачной
солидностью. Баловался дорогим винцом. По-прежнему только
ревновал за «неправильную» память. Догадались к кому?
    И тот сутяга всплыл некой величиной. Нашёл свою нишу:
организовал общество. На святой памяти о великой и тяжкой
войне, сказать по-современному, грешно пиарился.
    Ну да будет с них. Этот рассказ о настоящем мужике.
    В галерее лучших выпускников архангельской мореход-
ки висят фотографические портреты. Останавливает рус-
ское волевое с пытливым взглядом лицо. Из всех человече-
ских настроений проступает на нём затаённая грусть. Таким
и помнится Михаил Дедов – доводчик до ума милостью
Божией.
    На дальнем Жаровихинском кладбище прилёг моряк. Заметная
вертикальная с фасками плита мрамора. В правом уголке – якорь.
Видно, что не уловил копиист выражение души знаменитого
стармеха. Оградка просторна. Словно ждёт кого-то, или к
нему хотят после жизни...