Западня

    Бабушек, дедушек любят по-особенному. Отчасти потому,
что стоят у представляемых истоков нашей жизни. Все они
отмечены добрым словом. Благодарные счастливцы наведы-
ваются в гости.
    Я тоже хожу, но на кладбища. На Вологодском – папины
родители, на Быковском – мамы. На ближнем, первом, от
розового мрамора купца Брандта сверну направо. У оград-
ки учительницы Зои Васильевны постесняюсь того, каким
ей помнился. Ещё шагов шесть. Где-то они рядом. Скромные
кресты не сохранились. Как прикажете обижаться? Ведь это
приют только c кажущимися свободными номерами.
    Окликну тихонечко по именам и отчествам, о чём-нибудь
посетую. Помолюсь за упокой душ. С приличной медлитель-
ностью отчалю.
    Теперь одного моряка проведать надо. Взявшись за кали-
точку, разволнуюсь:
– Здравствуй, Серёжа. Это я – Виктор. Мы с тобой на одном
судне были.
    И долго после молчу...
    Стоянка в родном порту полна впечатлений, перебить кото-
рые трудно. Всё же случилось. На вахту заявился – новенький
в каюте. Рослый, без преувеличения – красивый, с подкупаю-
щей улыбкой. Руку протянул характерно, как сводят знакомство
в ресторанах, показывая широту натуры. Парни такие на пре-
жнем флоте наблюдались. Теперь подобные бьются за успех на
берегу. Ну а тогда романтика, допуск к шмоткам, прочие резоны.
    Подружились за разговорами. После «шмухи» только что.
Повезло ему, что с летних плаваний начал. Мотористскую на-
уку постигал, входя в чумазый образ с шутками. Сам из-под
Ростова, казацкого края. В армию, через сито спецотбора, по-
пал в темниловку с Египтом. Обошлось без стрельбы. Обратно
вывезли. Словом, удача во всём гулящей девкой лезла к нему
на колени.
    Разве такой будет cам по себе, неухожен, неотглажен? Эф-
фектная и с ребёнком досталась. Вскоре родился свой. Значит –
клот на топе, куда уж выше.
    Нравился Сергей и судовым девушкам. Не задаваясь, их
трепет смягчал простым обращением. Предпочитал душев-
ный шансон, стаканчик без дел, сигарету на отлёте. Всё это у
него выходило с натуральным шиком...
    В «Альбатросе» я обзавёлся японским «бомбитом». Запи-
сей, кроме антверпенских кассет с Высоцким, – удручающе
мало. Плёнками не делились. Жгла понятная ревность обла-
дания. А он предложил все свои переписать. Тут выяснили:
шнуры не подходят.
– Езжай ко мне. Привет с вахты передашь. Мальчонка
смышлёный, разберётесь.
    Приёмный его сын действительно таковым оказался. Те-
перь я обладал сокровищами, кои хотелось оживлять всечас-
но. Например, классный концерт Новикова.

...Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо.
Я сам тебе отдам. Ты парень в доску свой...

    Какая жанровая картинка! Какой узнаваемый в ней друг!..
    Что Архангельск – большая деревня, многие знают. Стоит
только поговорить за жизнь, как найдутся общие знакомые, а
то и ближе.
    Раз меняю его к нолю. Вижу, выглядит Серёжка несколько
загадочно. Погодя раскололся. На вахте успел даже банщиком
побыть. Супругу с малышом и её подругу баловал сауной, со-
творённой как надо из просторной душевой.
– Прикинь, та Елена тебя знает. Вот ты ка-ко-й, со вкусом!
    Мог бы не продолжать.
    История провальная, обидная. Начало лишь хорошее. За-
несло меня в один магазинчик. Оттуда вышел сам не свой.
Сильное впечатление произвела девушка за прилавком с со-
вершенным, будто фарфоровым, личиком. На следующий
день купить что-то отважился. Так и познакомились. Правда,
она намекала на другую продавщицу внимание обратить. Но
я, на беду, не среверсировал.
    Вот уж точно. Интересным девчонкам не везёт. Без родите-
лей она жила, потому как родом из Пинеги. По приезде в город
вляпалась в первый романчик и стала мамочкой.
    Положил на неё глаз таксист-сорокот с золотой фиксой.
От природы никуда не денешься – снова стала. А он выявился
женатиком. Обещаниями развестись мурыжил и брал на дешёвый понт.
    Маманя узнала – кучу скандалов учинила. На стоянке у мор-
вокзала высмотрел нас фиксатый и на меня опасливо немного
попрыгал. Усвоенные нравоучения помешали испытать, как
он кулаки держит. Чувствуя никому не объяснимую запутан-
ность, редко позволял себе видеть Леночку.
    Эту жалостливую канитель друг покрыл козырной картой.
– Мы раньше часто гостились. И завсегда у нас. Хлыщ мало
к компании подходил, но это дело пятое. Однажды не в тему
он на Ленку выступил. Я осознанно, чтоб не разлить, рюмку
выпил и в торец ему без размаха. Потом по челюсти, чтоб ко-
ронки обновил. Таксомоторный с пола поднялся и по-шустро-
му, без хрюканья, слинял. Теперь одна заходит.
    Вот так, не мучаясь, обрывать бы непозволительное...
    К зиме мы расстались. На последнюю сессию в ЛВИМУ от-
быть приспело. Попросил меня дождаться. Серёга улыбчиво
обещал.
    В середине житья то в гостинице на Двинской, то у
питерской Татьяны узнал, что родимый «лес» в порту. Зале-
таю, предвкушая радость увидеть знакомые лица. Cпускаюсь
в коридор мотористов – он навстречу.
– О, Виктор!
    Так какой-нибудь лейб-атаманец приветствовал прибыв-
шего в полк товарища. Истинно верная казацкая кровушка
текла в нём.
    Хорошо посидели. С отогретой душой сошёл с трапа в ка-
жущийся там остервенелым десятиградусный балтийский морозец...
    После диплома ещё отпуск отгулял. Только к осени попал
на привычный борт.
Сергей тут. Здорово!
    Отношения немного осложнились, раз я на палубу выше
переселился. Если случалось работу ему дать, неловкость ис-
пытывал. А он, величая меня по батюшке, расплывался в не-
вольной улыбке. Хитрый дед ведал о вреде панибратства, по-
тому на «детскую» определил другого моториста...
    Даже в городе осень лирична. Тёплый денёк без тучек. Мы
на виду будущей Соборной площади. Вот-вот отойдём. Доски
медового цвета с каравана источают грусть. Статная модная
женщина с ребёнком прогуливаются по причалу. Мальчишеч-
ка чуть топать научился. Ростик перекрывает мамины дефи-
цитные сапожки. Он ищет глазёнками папу и теряется от ог-
ромности теплохода.
    У Сержа на сердце лучшие чувства:
– Мой-то уже ходит! Даёт донской-севернОй!
    Тут буксир, оттягивая судно, киношно меняет нам ракурс.
«Бурмейстер» ожил. Причал заменяется видом моста. Отры-
ваемся от планширя фальшборта под впечатлениями: он –
личного счастья, я – от радости за него.
    Рейсы стали давать на «коротком плече». Рекомендовали хо-
дить шхерами. Что это не к добру, никто не просёк. Даже при-
знанный спец по всяким непоняткам матрос Вовка Пивнев.
СМИ-обслуга верещала о социализме с гуманным лицом,
перестройке. По наивности решили: нас жалеют, берегут от
штормов.
    Под защитой Лофотен, конечно, классно. С одной стороны
скалистые горы в снежных шапках, с другой – зелёные луга,
нарядные домики. Воочию сквозили мы под высокими мос-
тами, не задевая их мачтами. При солнце шхеры – как могу-
чая волшебная река в редкостной оправе. Недаром личности
с местом в истории любили там отдыхать. К примеру, кайзер
Вильгельм захаживал на императорской яхте «Гогенцоллерн».
Даже перед войной себе в этом удовольствии не отказал. Жал-
ко, что с тех мостов на него ничего не упало.
    Подобное для меня едва не состоялось. Но сначала надо
увязать норвежских лоцманов, пардон, с тараканами.
    Важные от королевской службы, парой поднимались на
борт и после части пути сдавали проводку другим. На старых
«поляках» имелась каюта, где они могли поочерёдно отдыхать.
Само собой, полное русское радушие, преподнесённое в анек-
доте из жизни: «Мистер пайлот, плиз колбаска». В люксе, к их
потрясению, водились невиданные усатые существа, борьба с
которыми велась, да те побеждали феноменальной живучес-
тью. Так обстояло по первому разу.
    Перед выходом из шхер катер подваливает. Лоцманы выходят к
трапу. Чёрные макинтоши, фуражки с форсом, как у одесси-
тов. На лицах брезгливое превосходство. А сами так из себя, 
невзрачные. В оный момент с Серёгой сидели в моей каюте,
близкой к действу. Дёрнуло нас выйти поглазеть. Который
меньше кривился, на Сергея показывает. Мол, смотри, ка-
ков моряк! И действительно. Прислонившийся к вертикали
надстройки был отточенно типажен, как голливудский Ретт
Батлер.
– Руссэре арь вель ике грисер (не такие уж русские свиньи), –
обломился и второй.
    Чужие мужики выражение лиц поставили на нейтралку.
С тем и отбыли.
    Бумагу всё же накатали. Рапорта у них педалят быстро. По
приходе в Архангельск получили какую-то полусекретную
мазь. И вывели коричневых – на год.
   (Парадоксальную мысль выжали учёные, когда тех вовсе не
стало. Оказывается, заверяли шустрые о благополучии среды
человеческого обитания. Так что не стесняться, а
гордиться следовало).
...Подошло освидетельствование котла. На ночной стоя-
ночной готовили его к гидравлическому испытанию. Выпала
та вахта Серёжке. Признаться, никогда друг выспавшимся не
заступал. Жизнелюб был слишком.
    Он, значит, на уровне средних решёток под арматуру заво-
дит заглушки. Я внизу склонился около питательных насосов.
    Необъяснимо вдруг захотелось переместиться. Где только что
стоял – возлёг с грохотом увесистый глухой фланец. Винов-
ник бледный по трапу спускается.
– Константиныч, извиняй! Вырубился на моменте.
    Я радостный, раз не покойник.
– Замнём, – говорю, – больше стальными снежками не ки-
дайся.
    Бросили мы это дело и поднялись успокоительных капель
принять. После двух рюмок признался он с какой-то отрешён-
ной серьёзностью.
– Ведь если что, себя бы не простил.
    Впервые осознал, каким сильным характером награждён
друг. Поступки у таких не знают подмены вариантов. Хорошо
то или плохо – не судить лучше. Мы все удивительно разные.
    Регистру котёл сдал. Настроение – как пар на марке. Снова
«прощай любимый город». Опять Сергея провожала жёнушка
с ребёнком. Смотрелись трогательно...
    Адриатика. Порт и город Риека. Австрийское брошенное
наследство с дремавшей миной.
    И чегой-то сюда послались? Уже непривычно далековато.
Первому, вестимо, Пивневу открылось.
– Кормильца за инвалида выдают. Ну, два «цементных ящи-
ка» в коффердамах. Для чего тогда доки придуманы?! Двадцати
трёх от роду «Абагур» на гвозди ушёл. А нашему под четвертак.
Думайте!!! – И изобразил разрывание ревматросом тельняшки.
    На той волне поприходила в головушки блажь. Буфетчица
наша – не с маникюрным характером девушка, доверилаcь.
– Хоть разочек в жизни пройтись с видным парнем. Устро-
ишь?
    Серёжке передал. Поняли оба правильно, по-джентльмен-
ски. Опять-таки посвящённый из комсостава нужен.
    Вышли пресловутой советской тройкой. Я сзади плёлся, не
портя сбывшуюся мечту. По «культурке» фильм просмотрели.
От духоты зала охлаждались в парке. Бутылочку взяли с запо-
минающимся названием «Царица». Знать бы, что скоро хор-
ваты зальют тут всё сербской кровью, предпочли бы «Царя».
Крепче...
    Дурацкое, не сказать точнее, «гвоздь-задание» принял на-
чальник радиостанции. Интеллигентно взвинтился так, что
вместо каюты мастера залетел в столовую команды. Огласил:
«Следовать во Францию за зерном, затем в Одессу. В Болгарии
попутный груз цемента до Джибути и в Бангладеш на сдачу
судна в металлолом».
    Опасный непредсказуемый псих – и только.
    Мир «закутанный в цветной туман» поплыл перед глаза-
ми. Много посиделок с выражениями состоялось, да ничего
не поделаешь.
    Сергей надумал в отпуск с приходом в Союз. Проездом сле-
пого батю проведать. Ухаживала за ним его же родная сестра.
Станичный домишко, садик и всегдашнее горе тьмы. Припо-
минал просвещение бабки Агафьи:
– Мамка с небушка смотрит, переживает, чтоб бесчестья не
сделал.
    Расстались мы надолго, до случайной встречи...
    На ту пору стал я конторским. Обтрепался. Зарплату скром-
ную и ту месяцами задерживали. Этакий «достойный» финал
перестройки, переходящей в перестрелку.
    Шёл как-то под вечер. Примечаю на скамейке отличимого
парня в красном знаковом пиджаке.
– О, Виктор! – будто из прошлого, воскликнул он. Улыбка
та же, жест рукой.
    Как?.. Что?.. Где?.. И прочее.
    Затащить к себе в гости не удалось. С кем-то стрелка заби-
та. Потом жену встречать с товаром из Турции. По-прежнему
морячит. Судовой аристократ – сварщик! То, что не досказал,
виделось и так. В преуспевании, пусть крохотном, много су-
еты. Подбросил в момент до дому на первой своей машинке.
И тоже цвета знай наших!
    Какое-то беспокойство вошло в меня, непутёвого во всём
неудачника.
    Ещё раз увидеться довелось. Ничуть не меняемый време-
нем, Серёга заехал ко мне на работу. Одет со вкусом, дорого.
Вышли в коридор.
    Секретарша по лестнице спускается с бумагами. Зарделась
от него по-провинциальному. Сие естественно: Мосеев ост-
ров – и Танечка с Бревенника.
    В родившейся системе, где делают «бабло», в ходу лестные
просьбы. Ну, если что, и тебя выручат. «Звони – порешаем!»
Ведь все крутые, продвинутые парни. «Замоталовка» новорус-
ская теперь отпуском называлась. Пообещал он кому-то до-
стать инструмент, чтоб в брусе баньки проделать отверстие.
    Пока понапрасну плотницкую пёрку искали, поговорить
удалось. Достижений прибавилось: жильё новое, авторитет-
ный БМВ. Сверхплатный доктор-кудесник по скрываемому
методу организм «высветлил». Вот только сомнение: Ходить
ли в моря? Совсем вспенилась торговля у супруги.
    И опять погнал по архиважным...

    Ужасное стряслось, непоправимое. Косвенно и от людей
начал прикладывать обрывки последнего листика Серёгиной судьбы.
Вроде обрисовалось нечто смахивающее на западню.
    Написали станичники в святой простоте письмо в Архангельск.
Так, мол, и так. Твоя безропотная тётка почила от трудов
и годиков. Батя без присмотра долго не протянет. Приезжай. 
    Беспомощный человек принялся ждать, когда его заберут.
В сохранившийся с Победы сидор насыпал сушёных груш 
ребятишкам. Уложил рамочку с фотографией прекрасной ка-
зачки. Пусть и не видел, но любил благодарно касаться её дро-
жащими пальцами. В тряпице – отдельно ордена. Какой казак
без наград?! В суматохе отъезда легко растеряться ...
... Даже стильные квартирные вещи противились испод-
тишка. В престижном театрике семейных отношений не по-
ступаются комфортом. За иные фишки благополучия вообще
порвут. Это, похоже, дали понять Сергею.
    Как-то издалека понял и отец, разом избавляя от себя сына.
Грех смертный, но и выбора, эх, нет!
    Получившему немой укор с Донщины открылось многое.
     Удачная жизнь обернулась дрянью, которую невозможно терпеть ...