В трёх стихиях

     Перед войной больше мальчишек рождается. Про зарабо-
тавшую примету зря в Генштаб не сообщили. Полагать надо,
саркастически бы там хмыкнули. Только в ленинградском
роддоме на Невской Дубровке встревожились врачи. Сплош-
няком попёр на свет, который опасно назвать Божьим, му-
жеский пол. Один вовсе доканал медвоображение. На точных
весах, доставшихся от царизма, здоровила вытянул 14 англо-
фунтов! В переводе продвинутой, но скудной эпохи сие озна-
чало 6 кг 350 грамм. Вовсе не простодушно у мамочки поин-
тересовались:
– Как желаете, Ирина Фёдоровна, наречь дитя?
– В честь мужа – Александром, – убеждёно ответила наму-
чившаяся и счастливая.
    Суеверного сомнения мигом прибавилось ...
  ... У Шурика рано включилась память. Точно знал: живёт на
2-м Муринском проспекте. Дом найти просто. Первый этаж за-
нимает магазин. Пряники и разное продают там. На втором –
отделение милиции. Оно по номеру две двойки. Строгие дяди
в форме выходят, заходят. Баловаться маленьким разрешают
во дворе. А спросят, кого любит? Признался бы честно:
– Маму, папу, двух братиков и сестрёнку-смешнульку.
    Как конфетки-то иногда хочется, ни за что бы не сказал.
Серьёзнейший характер!
    Всё было хорошо до того, пока однажды не увидел очередь,
прижимавшуюся к дому. В огромной коммуналке заповторя-
ли: «война, война». Чёрные тарелки репродукторов притяну-
ли слух. На двери магазина скоренько навесили через пробой
замчище. Кто бы признал в этом знак страшной беды, погу-
бившей многих?!
    Отец куда-то сходил с документами. Как мать вспоминала,
бронь ему предлагали милицейскую. «Здоровье твоё, глядим,
не ахти. Соглашайся». Не счёл такое достойным. Вот добро-
вольцем – выходило по чести.
    Осенью вовсе стало худо. Мало что без папы. Голод от-
кровенно донимал. Позабыли, когда в последний раз вари-
ли кашицу. Кастрюля, тарелки с ложками отдыхали. Кусочек
чёрт- те какого хлеба – и всё. Игры на ум не шли. Слабели.
Даже мечтать о еде было нельзя. Начинало противней обыч-
ного посасывать внутри. К такой муке прибавлялось круже-
ние головушки. Хныкать стыдно и бесполезно. Шурка выби-
рал за лучшее постучаться к Бессоновым.
    Только они занимали две большие комнаты. Не буржуй-
ства ради в первой стоял рояль. Давно ли срывал с клавиш
чудесные звуки музыкант. Шибко интеллигентного, будто из
другого мира, не взяли даже в ополчение.
    Частому гостю разрешали немного побрякать. Может, по-
тому, что от мальчонки исходила упрямая энергия жизни, а из
них вытекала последними капельками. Слушая нотный сум-
бур, заставляли себя улыбаться. Вроде как легче становилось.
Или такова светлая мудрость прощания с миром редких людей?
    Когда морозы окончательно выстудили жилища, многие
умерли. И Бессоновых по-соседски отволокли в коридор, ос-
тавив до собирательного грузовика.
    Теперь уже без спроса садился Шурка за рояль и начинал
громко «играть». Помимо воли выступали слёзы, сначала жа-
лости, потом – ненависти.
– Проклятые фрицы, мы вас не боимся, хоть забомбитесь,
хоть обоср...сь! Гады! Гады!..
    По пушистому снегу везли с мамой саночки. В них, завёр-
нутая в одеяльце, сестрёнка. Долгой дорогой к Пискарёвке
молчали. Иначе могло сил не хватить. У глубокого рва остано-
вились. Мамушка молитовку шептала. Он же постарался гля-
нуть за край. То место, где останется смешнулечка Ниночка,
показалось глубоким-преглубоким.
    Среднего братика Вову мать свезла одна. Младший Женька
лежал в кроватке – отнялись ножки и ручки. Боясь, что сов-
сем, как те, уснёт, Шурка часто теребил его.
– Не спи! Не спи! Лучше послушай, как я тебе за стенкой
сыграю...
    Меж тем завершилась ещё одна драма войны. Недалече от
великого города снежный саван укрывал русских солдатушек
с их молодыми лейтенантами. Три армии (!) разом.
С октября они до последней крайности обороняли подсту-
пы к питерской «вене-железке». Всё же их сбили с позиций и
рассеяли по неискусности высшего командования. На путях
пораженческого отхода неожиданно встал запах полевых ку-
хонь (гениальная уловка будущего маршала Мерецкова). На-
скоро вновь сколоченное воинство бросили в лобовые бои.
    В пристрелянных пространствах, как продвигались в це-
пях поротно, так и остались. Грудами легли от плотного кин-
жального огня. И всё же с яростной силищей проломились к
Малой Вишере и Тихвину. Изведав пьянящий вкус победы, на
одном только кураже, продолжая платить кровью, ещё полста
вёрст Родины вернули. Полоска берега Ладоги осталась за нами.
Отважная, святая  жертвенность не позволила затянуть петлю
блокады до хрипа.
    Друзья по единой свастике – штабные немцы с финнами
повесили носы...
    На улице, возле дома, Шурка дозорил каждый день. Вдруг
повезёт со шпионом столкнуться. Как такие выглядят, пред-
ставлял смутно. Наверное, под мышкой носят свёрток с кар-
тами. В начале майских дней заметил нарядную, почти до-
военную парочку. С недетской наблюдательностью усёк: не
голодные. Мужчина катил лёгкую одноколёсную тачечку.
Около него остановились, подозрительно зыркнув по сторо-
нам.
– Мальчик, хочешь прокатим и кушать дадим?
    Наитием сыграл по Станиславскому в простоту. Едва усел-
ся, как те двинулись очень быстрым шагом. Это замкнуло до-
гадку. Вопить не в его натуре, да момент заставил. Заголосила
и бабья хлебная очередь:
– Шурика повезли-и-и!!!
    На истошные крики из ментовки выскочил весь личный
состав. Постарше ещё срывали со шпенька верх кобуры. По-
моложе – уже размахивали наганами.
– Продырявим, суки! Брось ребёнка!
    Тачка крендельнула, опрокинулась. Выстрелы заставили
«доброхотов» лечь.
    Мать потом вызвали:
– Радуйся, гражданка Николаева, что из сына не сляпали
котлеток. Накрыли мы их «кухню».
    Бандитский Питер существовал всегда. Притворившись
классово близким, жил при фарте. Хоть тоже к стенкам при-
слоняли, в лагерях конопатили. Голодным временем урки на-
ладили прибыльное дельце. Так появились котлеты на тол-
кучках. Кому приходило в голову спросить: откуда-де мясное?
Получал ответ:
– Лошадь калеченую красноармейскую забили. Не хошь –
отваливай...
    В июле 42-го давали уже по 600 грамм хлеба. Прибавоч-
ку даже доходяги оценили. И точно: никому не приходила
мысль попутешествовать.
    В Ставке же решили «добровольно-принудительно» раз-
грузить город от лишних ртов. Безопасной дороги не име-
лось, но это ничего не значило. На грузовиках, без вещичек,
подвозили матерей с детьми к Ладоге. Уплотняли на баржах,
насколько только возможно. Катера брали ноевы ковчеги на
буксир, выдавая полный ход, сравнимый с бредущим стари-
ком. На подобную посудину разместили, кого насобирали со
2-го Муринского.
    Вместе с мамой их притиснули в середине. Многие впер-
вые от земли отрывались.
    Тут произошло то, против чего погрешил известный ки-
ношник. Понятно, очень хотелось Каннскую премию. Требу-
ется только авансом в Отечество плюнуть. Слепил так: летят
бравые наци. Острят. Заметили судёнышко с детьми и ра-
неными до кучи. Вот, мол, досада. Опять придётся ни с чем
возвращаться. И какой-то наш идиот ... Бред! Да кто-то ведь
и клюнет.
    Не щадили на той войне. «Юнкерсы» вывалились из-за об-
лаков на безопасное для них растерзание. Водяные столбы вы-
растали один за другим. Большего, как ни хотелось, Шурка не
видел. Повезло Витьке Соколову, чуть постарше. Рядом с бор-
том его прижали. Огненно-дымные вспышки взрывов по ли-
нейке разметали в клочья переднюю баржу и буксирчик. Кто
был на палубе: раненые, мёртвые, невредимые – очутились на
голубой ряби. Опустошив бомболюки, враги воткнулись в не-
бесную вату. Спасать несчастных было просто некому. С каж-
дой минутой их становилось меньше. Умоляющие руки и те
взяла Ладога.
...Потом – теплушки. Успокоительный перестук колёс. Ка-
кая огромная у него Родина, прочувствовал Шурка. Он гор-
дился ею, сражавшейся с беспощадным врагом. И уже знал,
кем будет, когда вырастет. На какой-то байкальской станции
всем сделали медосмотр. Придрались к состоянию Женьки:
– Ножками, ручками не владеет. Не жилец. Снимаем с поезда.
– Без него не поедем или с ним оставляйте.
    Задёрганный фельдшер оценил решимость и переключил-
ся на других.
    В алтайской деревне Червово, можно сказать, отъелись.
Отоспались в тишине. Женечка на поправку пошёл. Что нет
вестей от отца, беспокоило. И ждали, ждали Победы. В апре-
ле 44-го тронулись в Ленинград, получив вызов от уцелевшей
сестры матери. У кого все родные умерли, погибли, ленин-
градцами больше не считались. По особому исключению до-
пускались строители и ... милиционеры.
    Всё ближе продвигались, пропуская подолгу литерные, во-
инские и составы с ранеными. Как к Тихвину подъезжать ста-
ли, со многими случился нервный срыв. Женщины запричита-
ли и детей, что облепили вагонные окошки, пооттаскивали.
    Шурка такого обращения с собой не позволял. Рассмотрел
по-взрослому печальную картину. Лесок, как прореженный
парк, где нет ни одного неизуродованного дерева. Под ними
вместо зелёной травы белели груды костей. Целые валы из них
«кричали» о цене двух тихвинских операций. Армии из 41-го,
по сути, спасшие Ленинград, с терпением мёртвых ожидали
погребения.
    Не выдержал машинист. Паровоз попятился с траурной по-
лоской дыма до другой ветки.
    Родной город совсем не подходил для жизни. От домов не-
сло застойной канализацией. Без Мусек, Васек, которых съе-
ли первыми, во дворах разгуливали крысы. За каждым окном
стояла своя трагедия. И не было молока для Женьки.
    Мать решила, что лучше держаться ближе к земле. Нашла
работу в подсобном хозяйстве одного номерного завода. Чуть
окопались – начались трудные поиски воина Александра.
    Всем по-разному запомнившимся майским днём бежал
Шурик по своим делишкам. Навстречу весёлый, хмельной
офицер.
– Стой! Доложись!
    Оторопел. Слова растерялись.
– С победой тебя, пацан.
    Из кармана шинели извлёк яблоко и вручил – как медаль.
    Дома по-честному на три дольки разделили. Братцы смор-
щились: – Картошечка-то повкуснее.
    В одном госпитале для тяжелораненых отыскался политрук
отцовской части. Мужественный человек. Ног у него не было
и руки. Угасал, бедняга. Честно поведал, как про вчерашнее.
    Доверили им ни больше ни меньше – блокаду прорывать.
Намекнули: на острие главного удара будете. После артпод-
готовки поднялся полк. C хрипящим дыханием, окровавив
штыки, две линии траншей занял и третью – пустую. На ро-
кадную дорогу вышел. Сзади тишина – никого подпора. Нем-
цы порванные фланги сомкнули. Понял тогда каждый про ге-
неральский обман. Всё равно держались приказа. Погибли до
единого, конечно же, беззаветно. Через несколько дней наша
разведка вокруг прошарила. Не повезло ему, не дали от ран
помереть – вытащили. До настоящего прорыва оставалось не-
сколько месяцев...
    Так сгорела надежда дождаться самого желанного человека ...
    По хозяйству, что переместилось в Аккалу, слух прошёл:
хотят создать колхоз. Работников же в колхозников обратить.
Пока не отобрали паспорта, разбежались «учёные» люди.
    С 47-го начали обживаться в Токсове. Нечто вроде посёлка
или аккуратного чухонского крошки-городка. От Питера неда-
леко. Места, войной не опалённые, поскольку финны драться за
них не пожелали. На то у них, кроме страха, никаких позывов не
было. Сломились всего от двух налётов на Хельсинки с довода-
ми ФАБ-2 и ФАБ-5 (фугасная авиабомба, числа – тонны).
    Власть сразу школу открыла, киношку и четыре библио-
теки. Малому населению в самый раз по количеству. Трудно
поверить, но читал тогда почти каждый с упоением. Шура за-
писался во все. Книжек на неделю едва хватало. Доставшиеся
трёпаными совестливо подклеивал. Больше нравились про пу-
тешествия, дальние страны и русские народные сказки. Про-
чёл, что геройский князь Александр Ярославич не так далеко
отсюда с войском останавливался перед битвой со шведами.
А после победы князя Невским нарекли. И до серединной
Финляндии хаживал в 1257 году, отучая зариться на новгородские
земли. Этим ли не гордиться?! Как мы их!
    В такой подборке главным выходило решиться отправить-
ся в дорогу. Про два условия помнил: учить всё на "Ятъ" да
школу закончить.
    Только со свидетельством семилетки открыл давнюю меч-
ту: буду радистом. Нравится. Секретно. Ещё на бессоновском
рояле чёрной клавишей пробовал – Красную армию на под-
могу вызывал.
    Специальности учили в ЛАУ. Да подколодным выдался
54- й год. Во все три группы набирали лишь из соцлагеря. Если
бы Александр объявился румыном или балдой из монголь-
ских степей, тогда и разговора нет. Но он, к несчастью, в своей
стране был русским. Обиду горькую проглотил.
    Неизлечимые мечтатели, как он, разведали: на Украине в
Олевске – секретная часть. Помимо пеленгаторщиков учат на
самолётных радистов. Такое подходило. В местечко, неподалё-
ку от Житомира, съехалась «радистская фанатия». Триста заяв-
лений, а только двадцать мест. Здесь везло по справедливости –
результатам экзаменов.
    Учёба оказалась жёсткой. Своя гауптвахта. Одиннадцать
караульных нарядов c карабинами на постах. Здание не кра-
сили со времён, когда в нём располагалось гестапо. Каждые
три года учебка, заметая следы, меняла захолустья. Засекатели
шпионов тренировались на морзяночном писке. Всё дышало
там новым столкновением миров.
    При выпуске, как лучший по оценкам, он мог выбирать.
– Николаев, где хотите работать?
– В Бухаре.
– Гм, мы вам Ленинград единственному предлагаем.
– Благодарю. И всё же в Бухаре.
    Когда с товарищем добрались, жемчужина Востока в их
глазах «размагнитилась». Жара, песчаная пылюга, скукатень.
Из удовольствий: бултыхнуться в городскую яму, по-местно-
му, хаус. Пусть и вода цвета глины с безобидными змеями.
    Начальник аэропорта виновато на представлявшихся по-
смотрел.
– Значит, так, я уже двух радистов с военной авиации при-
нял. Извиняйте.
    А извиняться следовало Никите Хрущёву. Помимо первого
крушения армии много чего сдуру в стране натворившему.
    Пришлось довольствоваться киргизским Джалал-Абадом.
Полёты на По-2 впечатлили неожиданным. Парадная скорость
биплана 125 км. С высоты посмотришь, будто завис на месте.
Но и той крылатости вкусилось мало. Стряслись перемены.
Сначала с полётов сняли бортмехаников, потом радистов.
    Как специалиста Александра оценили. Предложили ус-
ловия, которые и пилотам не снились. Отдельную комнату,
кровать с пружинным матрасом. Должность помощника дис-
петчера с правом работы на «ключе». Согласился. Ведь средь
своих, раз у лётчиков Киргизии рязанско-вятские фамилии.
    Несть числа нашему народу, поднимавшему азиатские окраины.
Всерьёз считали, что работают на единую и неделимую стра-
ну. Знали, впрочем: Восток обманчив, начиная с базара.
(Дождавшиеся там девяностых, вернулись обобранными, уни-
женными беженцами. Немало и тех, кто вовсе там сгинул).
    По старой привычке в библиотеку записался. Часто сиживал
в читальном зале. Из титульной нации тоже похаживали.
За близкими столиками гудела зубрилка: «Пряма кичка, слепа
кичка, двенацата кичка».
    Через месяц зашёл. Те же самые: «...Слепа кичка...»
    (Примерно так из лучших кремлёвских побуждений подго-
товили местные элиты, порулившие по-своему. Ай-яй-яй, кто
бы мог подумать?!)
    На ответственном стуле Александру не сиделось. Решился
на ход конём: написал заявления во все мореходные учили-
ща. Самый благожелательный ответ пришёл из Архангельска.
Прямо перст судьбы.
    Опять поезда, станции, станции. Последняя предстала на
левом берегу Северной Двины. На удивление, таких, как он,
ждал катер. Прокатил классно. Чалясь к причалу яхт-клуба,
сиреной провыл. Смелый парень неосознанно вздрогнул.
Война в подкорке памяти жила сама по себе ...
    Второй раз стал курсантом. Поведать о том – что создать
похожее на повесть «Юнкера». И как по службе рос – автору
не по силёнкам. Подходит лишь сбивчиво рассказать об Алек-
сандре Александровиче – капитане дальнего плавания.
    Кстати, им станет и Виктор Иосифович Соколов. Удивительно!
Помните мальчишку у борта баржи? Вскоре его мамка умрёт.
Детдом – куда ж ещё. Мелкие там по-взрослому курили.
Будто в тюрьме, каждый щеголял наколкой. Витька пророчески
выбрал якорь. На действительной стрелок-радист «ТУ-95».
    Самое яркое впечатление на службе, как в бомболюке лететь
довелось. И тоже его жизненный вираж замкнула архангельская
мореходка. Гробя здоровье, верой правдой, послужат СМП
питерские.
    А я отдельные рассыпанные эпизоды соберу. Любой из нас,
припоминая жизнь, на то наткнётся.


 СЛЕДУЙ - И ВСЁ

    Как в жизни водится, Александрович усваивал уроки. Сам
потом щедро давал, будучи уже капитаном-наставником.
    Самый памятный словно ожог: «Положенному – следуй».
    На «финне» «Кимры» то случилось. Первый капитанский
рейс до Англии с наставником Вячеславом Ивановичем Кре-
менским.
    Переход достался штормовой. Ветер противный, то есть по
зубам. Беспокоились за состояние каравана. Ну, как найтовые
ослабнут и доски в плавание уйдут?! Наедине откровенно пере-
говорили. Наставник словно карт-бланш ему дал.
Ничуть себя при этом не уронил человек. Потому как старая
морская школа прежде всего требовала честной самооценки.
– Александр, ты чаще меня штормуешься. У нас в конторе, сам
понимаешь, всегда благоденствие. Так что полагаюсь
на тебя полностью.
    Снялось ненужное напряжение, всегда сопутствующее близости
начальства. Всё остальное – знакомая задача, попавшаяся на
контрольной. Конечно, и судно замечательно себя вело. Те «финны»
пользовались репутацией ходоков. Держали волну и качку, внешне
смотрелись на загляденье. Не даром к середине 70-х БМП и ли-
товцы изъяли их на правах любимых министерских деток.
(Беспардонности в той соцсистеме хватало с избытком. Но это так –
к досадному слову).
    При заходе в Глазго полагается иметь два буксира. Практи-
ка швартовок наработалась такая, как говорят в Одессе, мама
не горюй.
– Не буду трутней заказывать. Войти в шлюз – пустячное
дело.
    Мэтр посмотрел, понимая молодое кипение.
– От рутинного не отказывайся. Всякое бывает.
    Ладно. Буксиры прилепились. На подходе к воротам шлюза
главный двигатель по немыслимой подлости отказал!!! Тогда-то
и спас мудрый совет...


 ЧЕСТНЕЕ  -  СУХО-НАСУХО

     Календари придуманы, чтоб замечать годы. В 76-м встал
вопрос – кого послать в Польшу на приёмку «Капитана Бур-
макина»?
– Александр Александрович – надо!
– Да я на таких и в гостях не был.
    Возражение не прошло. При достройке огромного тепло-
хода накопилась масса замаскированных недоделок. Паны
будовничие клялись, обещали – и всё впустую. Видно, рас-
считывали на русскую мягкость или на что иное. Настал срок
документы приёмки подписывать. Накрыли с хитрым подход-
цем шикарный стол. Сам главный пан сощурился:
– Прошу бардзо...
– Нет, – отвечает Александрович, – раз контракт гарантий-
ный ремонт не предусматривает, на бесчестное дело не пойду.
    Попшекали недовольно, однако многое исправили. Зовут
опять. Вот только стол выглядел скромнее. Снова обломный
конфуз.
    На третьей попытке документы сухо-насухо подписыва-
ли в коридоре. Сдаётся, впервые так в Гданьске исполнили
контракт. Что называется, «по гамбургскому счёту», то есть
сполна.
    Суда этого проекта для капитанов расходные – большой
перегруз по представительским. Природные скряги просто
не потянут. А тут ещё главное пристёгнуто: быть настоящим
мастером! Команда уважала. Справедлив, честен, нетипично
интеллигентен. Дракон перед швартовкой своих инструкти-
ровал:
– Начнёт капитан по громкой связи говорить очень спо-
койно, знайте, это у него последняя стадия бешенства. Резвей
надо тогда с концами управляться...


 ВАЖНОЕ С БАЙКОЙ ДЛЯ СВЯЗИ

     В честь кого судно названо, был отчётливо порядочным че-
ловеком. Касалось это прекрасное качество и личной жизни.
Две его ипостаси совпадали, как осадка с ватерлинией.
    Каждый знал про случай из 41-го с «Енисеем». Под парами
стоял тот в Западной Лице. Подкрепление доставил, обозных
лошадушек. Да, видать, напрасно: сражение затухало.
Человеческими ручьями текли к борту раненые. Остатки полков
едва гуще. Ждали ещё сапёрный батальон.
    Горные егеря отсекли ему пути отхода. Вот-вот – и причал
займут. Шанс просочиться у рабочей пехтуры один к ста.
И всё же, всё же... У кэпа стальные нервы и «за други своя»
крепкое переживание. При наипоследнейшем моменте лишь
взялся за ручку телеграфа. Старый «голландец» дёрнулся трёх-
тысячетонным корпусом, оборвав швартовые...
    Так всю войну на морях прошёл капитан-помор заговорён-
ным. Доверенные суда с экипажами все сберёг. Подмеченный
в самом главном, имел Павел Иосифович среди моряков пудо-
вый авторитет...
    Пятидесятые годы. Сплошь деревянная Соломбала. Там-то
на дне рождения крепко он перебрал. Водка тогдашняя сохра-
няла сознание и всю тонкость лучших чувств. На ночь
глядя, друзья-капитаны удерживали.
– Сейчас постелим тебе возле печки. Ложись в дрейф до
утра.
– Да вы спятили! Ленусенька по мне истоскуется. Ни за что
не останусь!
    Простые доводы любви прошибают даже грубые сердца.
    А люди собрались раздушевные. Порешили: самый молодой
из них, Коковин, пылкого доставит.
    Под общим контролем обмундировали Иосифовича. Кто-то
изобразил прощальный гудок. Отбывающие в морозную тьму,
одновременно протиснулись на выход. По глухому грохоту было
понятно: преодолена лестница. Раз уличная дверь не хлопнула,
догадались, кто под кем спасительно лежит. Вышли тогда осталь-
ные капитаны. Помогли прийти в себя Коковину.
 -  Молодец, Валера, оправдываешь доверие.
    Связали в кильватер двое санок, на которых бабы возили бельё к
полоскалкам. Помогли грузного Бурмакина на них положить.
    Начался рейс или не разобрать что.
    Странная повозка галсами полозьев обозначила путь. По
льду Соломбалку пересекла, реку Кузнечиху. Пассажир вы-
падал и вновь укладывался. Именитый в будущем Валерий
Петрович ни в чём не сплошал. Дотянул-таки «розвальни» до
двухэтажной деревяшки. Привезённому придал вертикаль-
ное положение. Вот к косяку прислонил. Сколь возможно де-
ликатно для ночной поры стучится.
    Голос, пронзённый нервами:
– Кто там?!
– Лену-си-ик, это, это я-я.
    Дверь распахивается. В руке капитанши скалка для пиро-
гов и ещё к одному применению. Момент дал секунду не быть
«отблагодарённым». Зато героический кэп принял первый,
самый жёсткий удар…
    На одиннадцатом «бурмакинском» году не только планиды
повлияли на начальство. Оно, между прочим, весьма толково
руководило в образе только что упомянутого, когда-то самого
молодого капитана СМП. Короче, от службы мореплавания
направили Александра Александровича в ЭО АСПТР капи-
таном-наставником. На то время отряд обладал ледоколами,
буксирами-спасателями. Причина извечная: «Люди любят по-
рядок, но не любят исполнять». Очень подходило изречение к
некоторым тамошним судоводам.
    С мягкой твёрдостью строптивых отмеридианил. Исходя
из профильной направленности, безропотно принял риско-
ванную для послужного списка должность начальника ава-
рийно-спасательных, буксировочных и ледокольных работ.
И все они были из разряда неповторимых по определению.


 НА ЧТО СПОСОБНЫ ЛЕДОКОЛЫ

     Однажды на «Капитане Косолапове» возвращались с даль-
ней буксировки. На мостике Александрович и кэп ледокола
Лем. Настигший шторм резко заштивал судно, подводной
частью напоминавшее яйцо. Семь-десять секунд пролёта ма-
ятником бортов даже у стойких вынимает душу. Привыкший
к ледовой тихости почти взмолился:
– Надо отстояться. У деда дизеля с фундаментов сорвёт.
    Укрылись в подходящей бухте Виго. Вскоре циклон смес-
тился терзать других.
    В Северном море при юго-западном ветре догнал их ста-
рый знакомый. «Прелести» стихии заполучили вновь.
– А мы сейчас оседлаем попутную волну и как чаечка, –
вместо глагола Александрович плавное движение рукой изоб-
разил.
    От такого Лему страшновато стало:
– Ковырять будет!!!
– С твоей-то остойчивостью?! Сейчас прочувствуешь.
Дурача стихию, телеграфами ход сбавил. Пенные валы
пошли на обгон без ударов. Стремительная качка «фокусно»
превратилась в терпимую.
– О да, – выдавил тоже волк в своём деле.
    Хороший был ледокольщик и человек замечательный.
В Арктике на могиле флота лейтенанта Василия Прончищева
и жены его достойный крест стоит. За этим всё тот же Вале-
рий Аркадьевич Лем, потративший много нервов и своих де-
нег. Так для других, да ещё разделённых столетиями, может
сделать из миллиона один. Вечная ему память...
    А каково по классу спасение нового «Теодора Нетте» в Се-
верном море?! Главный двигатель у него забастовал. Оживить
его, позднее выяснилось, было возможно. Ладно уж, прикро-
ем фиговым листом второго механика с дедом.
    Ближе к немецкому мелководью сумели задержаться на
якоре. Бесцеремонно, как по пустой игрушке, дубасил по теп-
лоходу шторм. Ситуация раскладывалась от плохого к худше-
му и вовсе к дряни.
    Когда на «Диксоне» подошли, тот смотрелся, как подводная
лодка, из-за высоких гребней волн. Оценочно заходили возле
кругами. И это всё, что пока могли.
    Москва об аварии знала. Сам шеф Госморспасслужбы Нем-
чинов на связь вышел. Ответствовал Александрович как есть.
Главный морской спасатель проявил хладнокровие:
– Снимете – сообщите.
Вряд ли он знал авторское изречение Николаева: «Лучше
один раз увидеть, чем сто раз услышать доклад». Просто при-
вык полагаться на некабинетного практикующего коллегу.
    Днём буйство волн чуть ослабело. Для благородного пред-
приятия – шанс.
    Архангельск на связи. Конкретно – начальник по безопас-
ности мореплавания Суслин. Спросил обстановку. Совет дал:
– Может, на корму ему буксир заведёте.
    Понятно, что его беспрестанно дёргали другие. Ведь он не
москвич, над которым выше никого.
    Ответил как отрезал:
– Мне на месте виднее.
    C капитаном ледокола Евгением Зубовым решились на
манёвр, чтоб воспользоваться линемётом. Получилось эф-
фектно и сразу.
– Выбирайте вручную, – дал Николаев команду. Но сами с
усами «неттовцы» упрямо сглупили. Разумеется, тонкий линь
у олухов оборвало. Замечательно спокойно (при последней
стадии бешенства) повторили заход на новый выстрел. На сей
раз на «поляке» сделали как надо. Вручную выбрали поначалу
трос проводника. Затем, набросив его шлаги на турачку браш-
пиля, вытянули гашу буксира. Положили её на кнехты. Якорь
в клюзе.
    С «Диксона»: «Добро, даём ход».
    В тот момент вручают «вспыльчивую текстом» радиограм-
му. «Руководителем спасательной операции назначается Зу-
бов». Посмотрели капитаны глаза в глаза, рассмеялись. Гнев
начальства ничего в их отношениях не менял.
    По пути в Бремерхафене хотели продукты взять. Портовые
власти отказали. Дескать, ледокол – судно, в их понятиях, военное.
Чем не мелкая месть за исторический капут?


 ПОЧТИ КАК ПРОВОДЫ

     Особо памятной выдалась буксировка крейсера «Александр
Невский». Тут как в точке совпала с ней наша новейшая
история. Представьте октябрь 90-го – начало «растащиловки»
Державы. Всё на продажу. В списках потерь чести и крейсера.
На том же «Диксоне» приказано было идти за «объектом» в
Североморск.
    Кем гордился мальчишкой, вспомнил. Вот, значит, и встре-
тимся... через века.
    У причала возвышался грозный красавец с башнями ору-
дий главного 152-мм калибра. Как обозначено в ТТД, полное
водоизмещение 17 000 т, длина 210 м, мощность 81 000 кВт,
4 электростанции, скорость 32 узла. Непотопляемость обеспе-
чивалась при заполнении любых трёх главных отсеков. «Зон-
тик» щетинился 12 стволами 100-мм калибра и 16 спаренными
37-мм зенитными автоматами. Два пятитрубных торпедных
аппарата для ближнего отчаянного боя. Прекрасные характе-
ристики средств обнаружения и целеуказания для систем уп-
равления огнём главного калибра и противовоздушной обо-
роны на основе радиолокации. Экипаж 1200 человек, из них
135 офицеров. Тот ещё орешек! Внутри – броневая цитадель.
А какое громкое, славное имя носил?!
    Офицерская команда тянула до последнего. Прикипели к
крейсеру душой. А ждало их лишь увольнение подчистую.
Жизнь с нахимовского училища во славу Родины, пусть до ги-
бели на волнах, огорчала крайне...
    Александрович в мурманском АСПТРе побывал у началь-
ника Пронина с подпольной приставкой спереди «майор».
– Есть ли у вас по подобным буксировкам наработки?
    Провидчески на него посмотрев, каркнул Пронин:
– Если на Севере не утопите, то на юге уж точно. Дальне-
восточники такой вот на дно уложили.
    Не те ребята! Распорядился три полубраги разной длины
завести. В Индию двинули, имея для подкрепления успеха
последнего из помполитов Валеру Жаринова.
    Александрович попробовал вести крейсер на 800-метро-
вой длине притопленного буксирного троса. Оказалось самое
то. «Святой благоверный князь» гордо уходил на ветер, следуя
параллельным курсом. С неснятыми башенными орудиями,
он по-прежнему выглядел самостоятельным и грозным. На-
товские «Орионы» облёты делали. Наверное, военных пило-
тов «пробивало» от находки под крыльями.
    На Канарах, где была краткая стоянка, агент поинтересо-
вался:
– За сколько этим самым, как их, а, индусам такой супер
продали?
    Цена тайной не являлась. Простодушный с горячностью
испанца брови вскинул:
– Да у нас вдвое больше бы отвалили! Любой наш банкир,
хоть ночью, упав с синьорины, деньги бы выдал! Карамба!
    Ну, что на это скажешь? Понятно, кто сметаной заляпался.
При всей «упакованности» житья на новорусских Рублёвках,
они жалки и сортирно пахучи...
    Пересекая экватор, устроили команде ледокола праздник.
Но, как у тех офицеров с «Невского», настроение тащилось
лишь на буксире служебного долга.
    Загадочно с крыла мостика изменилась картина. «Княже»
теперь влёкся понуро библейской фразой: «...другой препоя-
шет тебя и поведёт, куда не хочешь». Предречённое сбывалось
точнее некуда…
    Около трёх месяцев занял поход – проводы. К северу от Бом-
бея в одном тупике побережья состоялось событие – как для
кого. Одни бы сказали: «Сдали корабль на гвозди». Другие –
«Крейсер „Александр Невский” погиб в неравном бою с нацио-
нальным бездушием».
    Буксиры на приливе исполина к берегу подтащили. Поста-
вили индусы на нём две лебёдки. Дальнейшего не видели...
    Резали его и подтаскивали тросами вновь. Словно по-уда-
вьи оказался заглоченным он в небытие. Самую лакомую часть –
броневую платформу взвесили до граммов. Поди обалдева-
ли: какая богатая кантри, если отдаёт такие «пироги» чу-
жим?!
    В обзорах по несуществующим уже флотам кичливые за-
падники признали в кораблях проекта 68-бис вершину крей-
серского щегольства и грозного совершенства.
    Да утешительную милостыню русские военморы не берут.


 ВМЕСТО ЭПИЛОГА

  ...Для всех свой Сан Саныч продержался образцово в по-
лувековом строю. Кадровики такой стаж за рекорд считают.
В диспетчерской службе мореплавания напоследок дежурил.
Оперативная обстановка в порту и на морях – на нём обре-
талась. Если выпадало работать в выходные, делал обширные
прогнозы погоды по всем закоулкам Мирового океана.
    Всегда бодр он и тактичен. Симпатичные черты лица чаще
настроены на улыбку.
    Такое в заслугу можно поставить домашним. Они у него
замечательные. Разобраться – семья та же команда, от кото-
рой запросто получить «чёрную метку». Будьте покойны:
бунт ему не грозит.
    Недаром, когда курсантом жёнушку выбирал, проявил присущее
 ему хладнокровие и упорство. При первом знакомстве, вызнав адрес
понравившейся Лидочки, сколько раз заявлялся впустую. Таков уж
был неписаный архангельский этикет. На «здравствуйте» с воп-
росом: «Лида дома?» Слышал от строгой мамаши:
«На работе она. Вернётся ой, поздно».
    Дальше коридора непускаемый, оглядит себя в высоченном зеркале
от остатков крушения старого мира. Эдак лихо козырёк мицы
перпендикуляром двух пальцев подправит.
    «Ладно, в следующий визит мне повезёт».
    Сокрытая тонкой стеночкой плакала «отсутствующая».
Напрочь забывая, что она комсомолка, принималась молить Бога
пожалеть её. До десятого чтоб разика красавец-мореходчик
не устал доказывать серьёзных чувств.
    Две симпатичные девчонки потом у них родились. В том и счастье.
    А ещё была любимая морская служба…

    По долгу чести, как её понимает, проведывает на солом-
бальском погосте чету Бурмакиных. Больше к ним прийти
некому. Приберётся в оградке. Настроившись мыслями, всё
равно что поговорит.
– Тихо тут, благостно. Намоленная церковочка совсем ря-
дом. И народ вокруг вас подобрался степенный – исконные со-
ломбальцы. Так что – отменная швартовка, Павел Иосифович!
    Птицам покрошит хлебца. Кивнёт головой, как к рапорту.
– А я влачусь на чистом пенсионе. К едрене фене дачничаю.
 Иногда море снится. Почему-то чаще всего с туманом.
Иди, мол, по счислению. Карты стёртые, все в чужих путаных
пометках. Не подавая вида, закипаю. Известно: опыт не при-
вечает авось. К добру ли сны? Но бояться их глупо. Согласны,
Павел Иосифович?
    Помолчит, будто ответа ожидал. Вздохнёт приметно.
– Покойтесь с миром, – по старинной учтивости молвит. Ка-
литочку прикроет. Душа перестаёт болеть, как от чего-то несде-
ланного. Створ чёрных кованых ворот отделит оба света...
  ...Признаюсь, очень хотелось определиться, каков настоящий
капитан? Все слова отдавали шаблоном. Ближе к раскрытию
образа только Фёдор Достоевский. В его рассказе один сту-
дентик-нигилист, захлёбываясь модной учёностью, «врезает»
старому капитану: «Бога нет».
    Тот паузу выдержал: «Если Его нет, то какой я после этого
капитан?!»
    И верно – настоящему дано быть: всеведущим, непогреши-
мым в выборе, безупречным.
    К сему прибавить уже нечего.