Испорченный юбилейный

    Когда кому-то исполняется 80 лет и его вспомнят на преж-
ней работе – дорогого стоит. А если начальство осенит зака-
зать по этому поводу панегирик в пароходской многотираж-
ке, изумительней не бывает. Вот меня и попросили. Ты, мол, с
ним работал. Не отнекивайся, напиши.
    Не покривив душой, с полным уважением к герою, сел за
сочинение. Выходило трудно, потому что надо писать гладко,
никого не обижая и в то же время придерживаясь правды, как
есть. Поёрзав в мыслях и на стуле, начал.
    Непросто решиться рассказать о человеке большого жиз-
ненного масштаба. Сразу извиняюсь за сбивчивость изложе-
ния всего, что составило яркую судьбу.
    Итак, непременно в именительном: Альберт Степанович
Куликов. Дальше – АС. Не для удобства. Он по жизни боец.
Год рождения 1928-й. Где повезло родиться, цвёл узаконенный
террор против собственного народа и обреталась бедность.
Нам, не из тех поколений, даже не представить.
    Отец семейства Степан Калинович был начальником отде-
ления Вологодского банка. Сие не предвещало ничего хоро-
шего. Так и случилось. Арест, следствие с побоями и всякими
гнусностями в течение двух лет. Степан не сломался, не огово-
рил ни других, ни себя. Держался благодаря отменному при-
родному здоровью, удручая следователей.
    Дело о вредительстве развалилось. В наказание гэпэушни-
ки сделали любимый винтаж: выдержали в тёмной камере и
вывели на залитый ярким солнцем тюремный двор. Свет, ка-
леча, резанул по глазам, словно бритвой.
    Семья перебралась в Архангельск. В маймаксанском бараке
прошло лишённое радостей детство. Поторопила взрослость
до срока война. На второй, и без того голодный её год, у матери
Евдокии Ивановны украли хлебные карточки. За этим стояла
неминучая смерть. Продали всё. Иногда удавалось собрать не-
много муки, вперемешку со снегом и опилками, от союзников
на разъезде 25-го лесозавода.
    То отчаянные подростки, спасая от голодухи младшеньких
и мамок, чиркали на бегу ножичками мешки снизу открытых
платформ. Вохровцы матерились, но не стреляли.
Маленький боец трудового фронта, придя с уроков, скола-
чивал снарядные ящики. В школе - истопник без послаблений
на возраст. За это давали дополнительно порцию хлеба. Той
существенной ценностью и пытался сохранить близких.
Всё же папа умер.
    Слёг Калинович за пару месяцев до смертного часа. Горь-
кие, совестливые думушки приходили на ум. От них, покаян-
ных, невмочь оказалось отбиться. Тревога и страх потерять
двух сыновей на фронтах возвращали его к германской. Тогда,
поддавшись приманчивым призывам красных горлопанов,
отбыли солдатики дезертирскими поездами по домам.
    Чего стоил один только лозунг «Грабь награбленное!». Ещё
были «Бога нет!» и «Смерть буржуям!». Так недовоёванная
война пришла сейчас забирать его детушек. Часть непосиль-
ного греха русского народа, не замечая, значит, таскал.
    «Эх, Степан, Степан – теперь жалкий, слепой, хилый. Поде-
лом тебе, поделом. И за то, что прытил дальше за безумными
вождями. В Гражданскую настрелялся – тоже ведь грех смерт-
ный. Пряник свободы чёртовой выпечки отравил пожизнен-
но всех его возжелавших.
    Не с голода умираю, а от Иудиного мякиша, в крови мочён-
ного. Господи! Даже молиться не могу. До того, чувствую, стал
в окаянстве Тебе противен».
    По бесплатным случаям смотрел Алька в киношке бравые
полулживые фильмы, с неразгаданной загадкой трогать сердца.
    От старшего брата пришёл «треугольник». В нём обжигала
одна строчка: «Иду в бой, наверное, последний». Следом похо-
ронка: «…сгорел в танке».
    Вернулся искалеченным другой брат в орденах и планках за
тяжёлые ранения.
    Это не казалось обидным. Не от своих же, а Родину за-
щищая. Сколько фашистов братья положили, и другие тоже
с ними бьются. В Алькиной голове прижилась горькая уте-
шительная арифметика. Позже споёт Окуджава, попадая в
точку "яблочка" тех лет:

... Нас немного, и врагов немного.
    Живы мы покуда – фронтовая голь,
    А помрём, так райская дорога ...

    1944 год. Мореходка. Особая глава, потому что и мальчиш-
ки тех лет особые. Впервые в престижном заведении выдали
форму. А так все, по большей части, ходили в довоенных от-
рёпках. Иные занимали первые места по количеству заплат.
Кормили шикарно: 200 грамм хлеба. Наливали миску супа, где
всплывала, сколь ни баламуть, одна капуста. Иногда баловали
кашей.
    Столовка мореходки располагалась за две улицы, в бывшей
немецкой кирхе. Голоднющий строй целой роты молча рубил строе-
вым не всегда. Запевалы выкрикивались в отмеску и попробуй
не затяни маршевую. Был такой шибко комсомолистый Кучепатов,
к тому же почти безголосый. Вот его-то и "назначали".
   - Пучепатов!, - выкрикивал Алька, - Про цепи давай!
Перевранный фамильно, давясь, начинал выводить:
      Все вымпелы вьются и цепи гремят
Тут у парня включался полный ступор. "Если цепи, то проле-
тариев, кроме которых им терять нечего" - суматошно шурупил он.
Почти вживую возникал Маркс, Ленин со Сталиным. Ты что, мол,
несёшь?! Подтянись в определениях! И запевщик безнадёжно смолкал.
По шеренгам катился вольный хохот. (Ни моряком, - большой обкомов-
ской шишкой станет "Пучепатов").

    На крик: «Наших в городе бьют», – выбегали ротами, как
по тревоге. Каждый из них научился в секунду наматывать на
руку ремень. Отдраенная бляха с адмиралтейским якорем до-
ходчиво внушала шпане уважение.
    Учёба давалась легко. Память благодарно хранит фамилии
преподавателей: Красковский, Берген, Бурсин, учивших и по-
ниманию жизни.
    Вот уже своё, настоящее. Под скрипучими чернильными
перьями кадровиков пополнялся список в трудовой книжке.
    Послевоенный первый год.
"Земснаряд «Чернышевский» – кочегар". Другие файермэны*
почти сплошь женщины. Одних Марий (Машек) было шесть.
Страна держалась на бабьем и подростковом труде. Живые,
некалеченые мужики возвращались, как заплутавшая радость
для всех.
    До конца навигации отвечал Алька за правый котел. За левый
его напарница - молоденькая девчонка. Потные, грязные, сущими
чертенятами, сдав вахту, неслись в душ. Та примитивная "помывочная"
не имела разделительных кабинок. Спор, кто моется первым, окончился
ничейным счетом, или как Машка здраво рассудила. "Давай, друг от друга
отвернёмся и не подсматривать!"
    "Пароход «Елец» – машинист второго класса".
"Паровой буксир «Прибой», пароход «Хосе Диас» – третий
механик". (О памятном пережитом шторме на трофейном нем-
це требуется отдельный рассказ. Хотелось бы когда нибудь
прочесть эту мужественно красивую историю, написанную
самим АСом.)
    "Пароход «Лахта» – второй механик".
    "Пароход «Молотов» – старший механик" В двадцать пять-то лет!
    Затем приёмка парохода «Западная Двина». Запомнился
кошмарный сквозной путь из Арктики югом в Архангельск. Паровик
в южных широтах превратился в дьявольскую сковородку. Кочегары
у топок падали в обморок, из носа и ушей выступала кровь. Молодой
дед, не обязанный ничуть, становился за «павших» и держался до
новой вахты.
    Приключился на том пароходе забавный случай, выруливший
прямо в КГБ. Идут как-то Кильским каналом. С высокого
моста скинули «доброхоты» листовки. (От недавней войны ни
у нас, ни у них ещё никто не отошёл).
    Вначале шло задушевное:

Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины ...

    Затем предлагали свергать, понятно кого. Наскипидаренный
помполит забегает к АСу в каюту.
– Помогай собрать. Никого привлекать нельзя. Крамолу
прочтут.
– Да ты что? Старшему механику есть чем заняться. Иди к
капитану.
    Тот его, естественно, к «матери» послал. Собрал не нашедший
понимания по-шустрому все листики сам. С тугим перевязанным
мешочком снова является.
– Степаныч, надо срочно уничтожить, помоги.
– Ступай в кочегарку. Попроси открыть топку и швыряй
туда сам.
    Топочный жар обдал помполита ужасом своих градусов. Но
честь партии превыше. Стал он, сколько захватывали пальцы,
вытаскивать листовки из мешка и кидать в пламя. Сразу уди-
вительное для себя выяснил. Листики не ложились погибать
в огне, а, подхваченные неведомой силой, уносились куда-то.
И так все до единого.
    Озадаченный, к деду припёрся. Так и так. Почему?
– Эх, надо тебе было сильней бросать. Они залетели на бо-
ровок и там сейчас преспокойно лежат. В ремонт скоро вста-
нем. Полезут кочегары котёл чистить и про Алёшу с удоволь-
ствием почитают. Ай-яй!
    С приходом вызывают АСа в «серый дом».
   «Расскажите нам, почему вы не должным образом оказали
партийному работнику содействие. В результате чего враже-
ские листовки не были уничтожены».
    Молодой стармех позволил себе роскошь там рассмеяться.
– А позовите-ка того из вас, кто имеет хотя бы представле-
ние об котле пароходном.
    Дошлые плечами передёрнули, словно сказали: таких нет.
– Ладно. Ликбез устрою. На боровке, куда листовки от воз-
духодувки устремились, температура 800 градусов. Секунда –
и от них пепла не осталось.
    Не захотевший предстать дураком, расписался в пропуске.
– Свободен.
    Другие суда в списке не менее отбирали здоровье. Что сто-
ил один газотурбоход «Умбалес» со знаменитыми своими «са-
погами?» Где глохли, зарабатывали язвы желудков и уходили
с дошедшим сердцем. Французы, придумавшие этот техниче-
ский кошмар, на своих людях даже испытывать не стали. По
непреходящей любви ко всему французскому подсуетились наши
министерские. (Сдаётся, той же обувкой обернулись бы заказанные
там вертолётоносцы. Жали бы, а не сбросишь. Куплены!)
Слава Богу, сделка по козням сплочённых натовцев сорвалась.
Как они – вражья сила, не ведая того, нас выручили!

    По неписаному закону о впрыске свежей крови в стоящее
болотное дело избрали председателем профсоюзного комите-
та плавсостава.
    «Море снилось, не давая себя забыть» (его фраза. – В. К.).
    Вернулся к привычной синей качающейся стезе. Однако
был отозван в управление СМП на должность механика-на-
ставника. И вскоре возглавил группу ответственных за техни-
ческое состояние флота.
    Импозантный, высокий блондин, умеющий носить дорогие
галстуки, легко входивший в разговор, являл удачное сочета-
ние классного технаря и морского денди.
    Такое даёт дорогу во всех приличных конторах, одновре-
менно рождая тайных завистников. Оценённый достойным
образом, принимал суда из новостроя, помогая экипажам
осваивать их. Был откомандирован наблюдателем за пост-
ройкой теплоходов за границей. Знаменитая серия трёхты-
сячников «финнов» имела к АСу непосредственное отно-
шение.
     Истинная правда: всё удачное крадут. Несколько лет
оные у нас покрасовались и были беспардонно отняты балтий-
цами и мелкими прибалтами. Взамен СМП всучили ужасных
"фантомасов" с драматическим по внезапным отказам гл. дви-
гателем Шкода. Ас, в виде молчаливого упрёка министерским
хорькам, на десятом этаже "пентагона" потом целый стенд
выставил с поломанными деталями от братьев-чехов.
    1973 год словно подмигнул звёздами с коньячной бутыл-
ки. Назначается замначальника по технической эксплуатации
флота. Надо припомнить: СМП тех лет владело настоящей ар-
мадой из 160 судов различных типов и серий. И ещё раскрыть
надо, что вся черновая, дотошная работа делается замами. Она
накрывала его настоящим девятым валом отчётов, проверок,
расследований аварий и т. п. Была чрезвычайно, захватываю-
ще интересной и в чём-то жертвенной. Другой, без выпавшей
на долю АСа закалки, получил бы инфаркт, инсульт и рыдаю-
щую медь оркестра на пятом месяце.
    Новая глава жизни началась через 14 лет. Называлась крат-
ко и ёмко: Ледоколы.
    Для столь нерутинного поприща перешёл в ЭО АСПТР. Та
ещё водяная контора! Отвечала за водолазное, ледокольное и
спасательное дело на морях. Был и председателем комиссии по
приёмке первого в мире ледокола с ВРШ* – «Мудьюг».
    Сей крушитель льдов литерный. Многие техразработки для
этого класса судов проверены на нём. Представьте, удаление
в немецком доке всего бака, чуть не по надстройку, с заменой
на совершенно новые носовые обводы. Это позволило приме-
нить иные принципы, чем колоть лёд от удара. Сразу стали
очевидны преимущества от сделанного. Главное – увеличение
проходимости. Раньше при толщине льда 0,9 метра скорость
составляла 2 узла, а после модернизации, при 1,4-метровом
«Мудьюг» двигался со скоростью 9 узлов. Пропала вибрация.
За кормой ледокола оставался чистый канал.
    Фокус объяснялся просто. Битый лёд уходил под кромки
проложенной дороги для транспортных судов. Надо ли гово-
рить, как комфортно они шли за ним. Но такую переделку ещё
надо было пробить! Точнее, с русским оттенком, выстрадать!
    От кого это зависело, пытались до последнего играть в не-
понимание: «Зачем пилить ледокол?»
    Кумекали с обидой: «Сиди вот тут, а энтот отоварится там
на два чемодана. Кулибин, мать его, сыскался». В эпоху соц-
жёсткости и дефицита в сознании начальства убогие мысли
сидели запечными тараканами.
– Теперь моё детище, – вздыхает АС, – к великому сожале-
нию, передано на Балтику, порт приписки Санкт-Петербург.
Конечно, на то не наша воля. А только архангельским мужи-
кам обязаны питерцы, заполучив столь прекрасный подарок.
    Ледоколы «Диксон», «Капитан Косолапов», «Василий Прон-
чищев», спасательные суда «Тритон» и «Протей» – все были
под чутким, сравнимым с докторским патронажем. Особо бо-
лел он за машинное здоровье ледокола «Капитан Мелехов».
    Бился за него пылко, как юный мореходчик с бляхой, до
последнего. Построенный по репарации в стиле классической
инженерной мысли в 56-м году в Финляндии, арктический
флагман обладал корпусом из английской военной стали. Че-
тыре винта обеспечивали ему проходимость в самых наворо-
ченных льдах. Роскошь отделки кают-компании и офицерских
кают не представить нынешним морякам.
    Последний его намеренно незамеченный подвиг – весен-
нее спасение Соломбалы и Маймаксы. Вообразите: ночь. До-
нельзя забитое льдом и брёвнами узкое маймаксанское русло.
Целый плот, поднятый с лёжки в уже раздербаненном состо-
янии, уподобился плотине. Час – и полая двинская вода, ко-
торой некуда деться, затопит, к чертячьей радости, низкую
округу, населённую бедным людом.
    Проснувшаяся власть схватилась за трубки. Звонок в дис-
петчерскую АСПТР был как прямое попадание в кружку чая,
что встала на пути исполнения бодрствующего долга. Зато ра-
диограмма по дежурному каналу связи передалась «топ-пур-
геном».
    Томящийся в постоянной готовности ледокол ожил за ми-
нуты и пошёл на сотворённую природой и лесниками мамаев-
щину. С серебряным копьём прожектора врубился богатырь
с полного хода, круша всем корпусом и винтами. Злосчастьем
сотворённая баррикада стояла насмерть.
    Летели из-под лопастей перерубленные цепи с брёвен и
сами они, превращённые в щепки. Ледовое крошево четырьмя
фонтанами поднималось и оседало за кормой. Стальная мощь
по-настоящему сошлась в поединке с мощью природы. Нако-
нец затор не выдержал жуткого вмешательства и тронулся на
выход.
    Явились мы утром на работу. Выслушали во всех подроб-
ностях про ЧП. Очень живописно подал случившееся «ноч-
ной начальник». У АСа глаза увлажнились, при отличавшей
его сдержанности.
– То-то же! Такое выправить лишь «Мелехову» по силам.
    Вышел шеф сияющим и снова появился в диспетчерской
с заграничной своей кружкой, из которой торчала неначатая
пачка «Трёх слонов».
– Вот действительно всё, что могу.
    Конвульсии советской власти превратились в дикую раста-
щиловку. В 93-м настал конец былого флагманского ледокола.
Корыстники, ныне живущие за бугром, и другие с честными
лицами состряпали акты. Липовый аукцион с индусами про-
вернули, не допустив прослышавших о нём приличных без-
откатных шведов. Ну и сдали богатыря, прошедшего перед
этим серьёзный заводской ремонт с заменой коленвалов на
главных дизелях. Сотни тысяч потраченных на это долларов,
оторванные у нищавшей на глазах страны, унеслись за «боровок».
    А в процветающей Финляндии айс-брейки этого проекта
ещё служат. Один летом даже хельсинкскую набережную ук-
рашает.
    Так-то.
    Чтобы выйти из печального – фирменная байка от ветера-
на. Между прочим, показывает она, сколь простодушны и ис-
полнительны были моряки того поколения.
    «Стояли мы на различных судах в «Кузне». Я на пароходе
«Николай Бауман», а однокашник Миша Кадочигов на старой
«Вытегре». С чего-то решил он подшутить. Посылает кочегара
ко мне.
    Здоровяк русский парень говорит: - Вот, третий механик
послал к вам. Компрессии просит.
– А что ты один-то пришёл и без тары? Иди и скажи об этом
своему механику.
    Полагал, что на этом всё кончится. Через некоторое вре-
мя простак заявляется с помощником и двумя пустыми меш-
ками.
    Что делать?! Взял мешки, распорядился наполнить их шла-
ком, крепко завязать и поднять из кочегарки на палубу. Отда-
вая посланцам выпрошенное, наказал передать механику, что
от всей души собрали всю компрессию, какая была, хоть и са-
мим надо. Едва подняв нашу щедрость, отбыли ребята к себе.
    Видя олухов с грузом за плечами, замутивший нанохрень
спрашивает:
– Что это?
Тут же любопытствующие обступили.
– Компрессия. Последнюю на Бамуне отдали.
– Развяжите.
    Хохотали до упаду».
    Для меня знакомство с АСом началось, когда волею судьбы
попал в ЭО АСПТР. Выглядел Альберт Степанович прекрас-
но, без скидок на возраст. Должно быть, по предкам. В крат-
кой обрисовке: портретный, статный, располагающий к ува-
жению, в сдержанно модных костюмах и постоянно занятый
делом. Лицо имел запоминающееся, обладать которым тоже
жизненная удача. Каков типаж пропадал от увековечения!
    Он то занимался бумагами, то срывался на стоящие в пор-
ту суда. Не забывал подтянуть в своём отделе нас, вызвать на
проверку знаний какого-нибудь механика.
    Дотошничал, чтоб необходимые СЗЧ были закуплены.
Весьма непросто приходилось выбивать под них валюту.
«Я цены уторговал» – означало, что финны подвинулись до
последней барышной марки. Само собой – иногда раздолбает.
Без этого в таком хозяйстве никак нельзя. За всё цеплялось
столько тонкостей и всяких заморочек! Кто в жизни был занят
настоящим делом, способен представить такую ношу.
    Только мир не без добрых людей. Начало казаться началь-
ству, что пора АСа отправлять на пенсию подчистую. Возраст
за семьдесят портил отчётную картину кадровиков. Тут при-
помнили всё и принялись топить. Сначала мелкими придир-
ками. Не помогло. Старый моряк не нервная институтка. Ви-
дят, делать нечего. Сказали, отводя глаза, открытым текстом.
Он принял это внешне спокойно и ушёл красиво, то есть с
банкетом.
    На 11-м этаже «пентагона», где в то время располагалась
контора АСПТР, организовал свои же проводы.
В тёплый вечер в душном большом кабинете водка пилась
грустно и плохо. Виновник был растроган, выглядя многих
казистей. Не верилось ему, что с завтрашнего дня не придётся
привычно потянуть лямку службы, точнее Служения...
    Жизнь резко сузила циркульное поприще, по которому все
мы кружим, обманчиво воображая дорогу – стрелу. Осталась
лишь дачка, рыбалка и непроходящее удивление, как быстро в
сумму сложились годы.
    Желающим проверить на себе надо запастись благоволени-
ем Божьим на многостраничный роман с судьбой.
    К рассказанному об АСе непременно нужно приобщить
его редкую расположенность к людям. Заметней это
проявление под старость. Стоит лишь осознать, что ты
уже не начальник. Вот и он попал под хорошее правило.
    Всегдашне выйдет из дома и пошествует, сутулясь, к Двине.
Взгляд без очков чистый, детский. Умилится какому-нибудь
ребетёнку в коляске, мамочке скажет в приятность.
    Около Успенской церкви постоит. То на небо, то на белую
невестину стройность колокольни обратит внимание.
    В разводьях облаков почудится голова медведя, бегущая собака.
Чуть воображения – шлем богатыря. Помолится своими словами.
Простится до завтра с красавицей рекой и всем порадовавшим
нынче. Ещё более неспешно тронется назад. Нет ни долгов,
ни обид. Одна приветливая любовь ко всему.
    Доброта и понимание других – часто имеют огорчения.
По городу пройтись и не встретить знакомого номерного
механика или стармеха из тех лет – нереальный случай.
    Приходится ему всякий раз на прощание слышать пример-
но такое:
– Альберт Степанович, рад был вас увидеть.
Редкий скажет:
– Спасибо за науку-практику.
    Все выкажут крайнюю занятость и пойдут. Так уж устрое-
на человеческая натура. Мы стесняемся старых авторитетов
не при делах. Даже себе признаться трудно, что кому-то чем-
то обязан...
    О личной жизни АСа распространяться не буду. Скажу
только, что в ней всё непросто. Надо бы ввести правило: честь
не должна ложиться под пересуды.
    Велели передавать ветерану-юбиляру привет испытанные
по былой совместной работе. Один из них, капитан Валентин
Кошуняев, что водил много лет ледокол «Мудьюг». Другой
авторитетный спец с «Красной кузницы» Анатолий Ворыпин.
    Последний вспоминает, как горячо спорили в поисках ре-
шения возникших проблем. Расставались чуть ли не врагами.
В сердцах телефонными трубками по рычагам били. А подой-
дёт суббота – в одном автобусе на рыбалку со льда. Дольше
пяти минут, нахмурившись, не выдерживали. Всё приходило
в лад.
    На следующей неделе трудности одолевались совместной
мозговой атакой.
    Сотоварищи нашли удивительно простые и трогательные
слова о Степановиче и просили его держаться молодцом.
Хотелось нам пожелать мощному старику здоровья и покоя
души. Счастья же нет по определению. О том ещё Пушкин
поведал.
    На различные обиды от детства и по сию пору он не в пре-
тензии.
    Знает по себе, что с Родиной различные верховоды тво-
рили. Каждому нашему человеку с того досталось.
    Представляемый по-офицерски долг Служения исполнил
до конца. Не за страх, не за барыш упирался стойко. Вы-
шел- таки из жизненных боёв седым победителем. Если что-
то и подправил бы, так лишь в сокровенном, в котором один
Бог судья.
    Ну, кажется, всё. Перевёл дыхание. Поставил красивую
точку. Перечёл исписанные листы. Чуть погодя дошло: с текстом
не сладил. Увлёкшись, загубил на корню. Определённо, юби-
лейные словеса талантливыми людьми пишутся. Вздохнул и
отложил в долгий русский ящик.
    Временами доставал. Чего-то зачеркнёшь, чего-то впишешь.
Всё равно и с великим опозданием юбилейный рассказ не получился.

* файермэны (анг.) - кочегары.

* ВРШ — винт регулируемого шага.