Мини-мемуары

Боря Ткачёв (ныне Родоман) в 1934 г.

Борис Родоман

МИНИ-МЕМУАРЫ

        Краткие отрывочные воспоминания, расположенные в хронологическом порядке  описываемых событий.

Содержание

Мои колыбельные
Куйбыши
Радек под пыткой
Польши нет больше
Прибалтийские монеты
Огороды войны
В петле за сараем
Свинья и заяц
Девушки и броды
Дорогая стрижка
Манго от вождя
Хорошо поесть
Манговый сок
Вычисленный адрес
Французская любовь
Невстреча на Эмбе
Зиночка-туристка
Триместр воздержания
Союз труда и науки
От Чертаново до Подольска
Мои квартирантки
Первая ссора
Стальной крючок
Знаменитые "родственники"
Митрополит Питирим
Бульвар Клиши
На Тверской-Ямской
Вечерний скандал 2017
Последние события в моей жизни

МОИ КОЛЫБЕЛЬНЫЕ

     Моими колыбельными были революционные песни "Смело, товарищи, в ногу", "Варшавянка" и т.п., а также "Ухарь-купец". Возбуждённый революционными идеями, я вставал во весь рост в своей колыбели и кричал: "Баба! Баба!", что означало "борьба". Просил и другую любимую песню: "Ухая купеца!"
10.08.2021

КУЙБЫШИ

        В Советском Союзе похороны вождей были яркими, торжественными. В 1935 г. хоронили В.В. Куйбышева. Траурная процессия шла по Арбату. Мы стояли на тротуарах. В оркестре меня поразили огромные медные тарелки.
         – Что это?
        В ответе прозвучало слово «Куйбышев», и я решил, что «куйбыши» – это дяденьки, которые стучат в тарелки, или сами тарелки.

Для «Проза.ру» 12.09.2019


РАДЕК ПОД ПЫТКОЙ

        Я обнаружил своё умение читать в пятилетнем возрасте, весной 1936 г., и обращал внимание не только на детские книжки. Меня интересовали и газеты. Речь пойдёт о первом газетном заголовке, оставшемся в памяти на всю жизнь.
        Зимой 1936 / 1937 г. мы (я и мама), жившие теперь не на Смоленской площади, а на Первой Мещанской, были в гостях у маминой сестры, члена партии с 1919 г., Марфы Михайловны Ткачёвой. Она обитала в Дорогомиловском студгородке на Извозной ул., в одном из стандартных кирпичных домов, построенных в 1929 – 1930 гг. (С 1958 г. там  станция  метро «Студенческая»).
        Дело было вечером. Запомнилась ярко освещённая комната в коммунальной квартире, низкая и с очень простой светлой мебелью советского производства, без резьбы. То и другое – невысокий потолок и светлая мебель – были для меня новыми и необычными. В домах дореволюционной постройки, где жили мы и куда меня в гости водил папа, помещения были не ниже 3,5 м, а мебель тёмная.
        Перед нами лежала газета с заголовком «Радек под пыткой». Шёл второй из трёх знаменитых открытых показательных процессов над «врагами народа». Обвиняемый Карл Радек рассказывал, как его допрашивали. «Прокурор меня буквально пытал».  Почему «прокурор», а не «следователь»? Мне так запомнилось.
        Конечно, мы понимали, что «пытки» – это  метафора. Мы были уверены, что никаких настоящих пыток в Советской стране  нет и быть не может. Подсудимые выглядели очень прилично, чистыми и ухоженными, признавали свою вину искренне, усердно разоблачали друг друга и с заслуженным наказанием соглашались.
        Карл Радек был среди немногих, кого приговорили не к расстрелу, а к второй по тяжести мере «социальной защиты» – к 10 годам заключения. Карательные органы  умертвили его позже, где-то на Урале, в 1939 г.

        Написано для «Проза.ру» 7 сентября 2019 г.

ПОЛЬШИ НЕТ БОЛЬШЕ

        Я интересовался географическими картами и атласами ещё до  поступления в школу в 1939 г. и хорошо знал политическую карту мира. После того, как в сентябре 1939 г. Советский Союз и Германия поделили Польшу, название этого государства исчезло с географических карт. Западная часть Польши вернулась в Рейх в границах, существовавших до 1918 г., а остальная территория, не присоединённая к СССР, на советских картах  стала называться «Область государственных интересов Германии».
        Наш первый класс в 268-й школе Москвы был, как и все московские школы, довольно интернациональным. В нём, кроме многочисленных русских и евреев, учились украинцы (к коим и я себя причислял), татары, немцы и один мальчик польского происхождения. К нему, т.е. к Андрею Якубу, я и подошёл с географической новостью.
        – Смотри: Польши больше нет.
        И произнёс странную фразу, запомнившуюся мне на всю жизнь.
        – Я выбил Польшу из головы.
        Этим я хотел сказать, что из моего багажа, запаса, склада знаний удалена неверная, устаревшая информация.
        У меня сохранился «Географический атлас для средней школы. Союз Советских Социалистических Республик. – М .: ГУГК, 1941». В нём «Область государственных интересов Германии» значится  на четырёх картах.
         1. Политико-административная карта СССР. С. 2. Там же есть «Богемия (Чехия) и Моравия (протекторат)».
         2. Украинская ССР. С. 26.
         3. Белорусская ССР. С. 29. Здесь эта надпись видна лучше всего.
         4. Литовская ССР. С. 40.
        Атлас подписан к печати 18/I – 5/II 1941 г. Следовательно, он должен был поступить школьникам к началу 1941/42 учебного года. В ту зиму война с Германией шла вовсю, судьба Советского Союза висела на волоске.
        На атласе имеется надпись: «Дорогому сыну Бореньке в день его рождения от мамы. Май 29 1942 г.». Напоминаю, что это атлас для средней школы (5 – 7 классы), а не для начальной, не для четвёртого класса, в который мне предстояло пойти осенью 1942 г. Родители покупали мне карты и атласы не для пользования в школе под руководством учителей, а потому, что я любил географию. Данный атлас был куплен, скорее всего, весной 1942 г. в Омске, где мы были в эвакуации. Тогда получается, что атлас или поступил в продажу уже политически устаревшим, или стал таковым на складах и в магазинах. В мирное советское время такое было невозможно: огромные тиражи изымались и уничтожались немедленно. 
         А вот что читаем в Большой советской энциклопедии. «РАДОМ (Radom), город на территории  быв. Польши, отошедшей в сферу гос. интересов Германии» (т. 48, 1941, столбец 82)».

        Написано для «Проза.ру» 10 и 11 сентября 2019 г.


ПРИБАЛТИЙСКИЕ МОНЕТЫ

        В 1940 г. СССР присоединил к себе Литву, Латвию и Эстонию, а монеты этих стран весной 1941 г. в одном или двух грузовых вагонах в качестве металлолома привезли в Москву и поставили на товарной станции около Ржевского вокзала (с 1946 или 1948 г. называется Рижским). Через несколько дней началась война с Германией, и об этом грузе как бы забыли, он остался стоять надолго и охранялся плохо. В те годы Сущёвского вала в качестве улицы ещё не было, а на его месте простиралась огромная сеть железнодорожных путей, южной границей которых служила улица Трифоновская. Её левая, нечётная, северная сторона была не застроена, а представляла собой обыкновенный забор из досок. В тупиках у самого забора стояли эти товарные вагоны, классической конструкции (двухосные, 40 чел. или 8 лошадей). В таких вагонах я и моя мать в октябре 1943 г. вернулись в Москву из эвакуации. Я поступил в пятый класс школы, ставшей мужской из-за только что введённого раздельного обучения.
        От нашей 273-й школы до вагонов с монетами надо было идти по улицам около 800 м. Ребята проделали проломы в заборе, в стенах вагонов и в ящиках с монетами и черпали добро горстями; от сторожа убегали успешно. Меня приглашали участвовать в налётах, но я, конечно же, отказался. Грабители щедро делились со мною своей лёгкой добычей. Так мою коллекцию пополнили коричнево-бронзовые эстонские кроны с кораблём викингов на аверсе и тремя вытянутыми леопардами на реверсе, с надписью «ЕESTI VABARIIK»; светлые алюминиево-бронзово-латунно-никелевые сантимы с солнцем (Латвия) и сенты с Погоней (Литва).

        Для «Проза.ру» 3 и 4 ноября 2012 г.


 
ОГОРОДЫ ВОЙНЫ

        В годы войны (1941 – 1945) горожанам выделяли во временное пользование участки земли для устройства огородов.  (По словам моего друга А.Е. Левинтова, две сотки на семью, независимо от числа людей). Огороды возникали и без разрешения государства. Так, в 1942 г. огороды были в Москве в Александровском саду, у стен Кремля, а в 1944 г. я видел грядки с капустой во дворе дома на Волхонке, где впоследствии был Институт философии Академии наук СССР.
        Немногим посчастливилось получить огород около дома. В больших городах на огороды приходилось ездить на общественном транспорте. На удалённых огородах сажали почти исключительно  картофель. 
        Временным огородом впервые, в 1942 г., обзавелась наша семья из четырёх человек (я, моя мать и её сестра с сыном) в эвакуации в Омске. Мы жили на ближнем северо-востоке города, на ул. Луначарского (она же ул. Марата), а огород получили на дальнем севере, около знаменитого сада А.Д. Кизюрина. Ездили туда на трамвае. Но до остановки трамвая ещё надо было дойти, потому что на нашем направлении, на ул. Гусарова, трамвай временно не работал. В землю закапывали не целые картофелины, а кусочки с глазками.
        Из эвакуации мы вернулись в Москву осенью 1943 г. В то время мой отец, бывший актёр, потерявший один глаз в 1938 г.,  был культработником в профсоюзе электростанций. Отныне наша жизнь была связана с торфом. Отец часто ездил в командировки на торфопредприятия, которых больше всего было на востоке Московской области, т.е. в Мещёре. (И в пионерлагере я был в 1944 и 1945 гг. около Шатуры). Поэтому все наши огороды располагались на отработанных торфяных полях. Подмосковные огороды были у нас три лета, 1944 – 1946, в трёх разных местах Московской области. Мы ездили на них в пригородных поездах.
       1. Сукино болото. Ближайший к Москве огород был у нас на Сукином болоте. Оно простиралось между станцией Угрешская Московской Окружной ж.д. и платформой Текстильщики Курского направления. Большая часть болота была занята свалками, но, оказывается, на нём ещё и торф добывали. Мы ездили до Текстильщиков на электричке от Курского вокзала. Наш огород располагался недалеко от платформы. На поле сохранились рельсы с вагонетками, которые я с удовольствием толкал. Всё, связанное с картошкой, я забыл, но ландшафт помню хорошо. На этом месте построили Автозавод им. Ленинского комсомола (АЗЛК), ныне Renault.
        2. Косино. Это уже чуть дальше от Москвы, Казанское направление. Наш огород располагался к северу от платформы Косино, близко от железной дороги.  Общее поле было огромное, вероятно, до самых Косинских озёр.
        Однажды мы возвращались в Москву в малолюдной электричке. Вероятно, это был будний день, когда много людей вечером едут с работы из Москвы, а не в Москву. Моя мать прилегла на скамейке, головой к проходу. За это проходивший милиционер ударил маму по голове.
        3. Храпуново. До этой станции от Москвы 46 км, с Курского вокзала, но по Горьковскому направлению. Дорога тогда ещё не была электрифицирована, нас возил паровой поезд. Огород наш располагался к югу от станции. За ним был более или менее настоящий лес с болотом. Запомнилось множество комаров. С севера к станции Храпуново подходила узкоколейка, на ней работал паровоз, что занимало меня, понятное дело, сильнее, чем всякие огороды.

        Написано и подготовлено для «Проза.ру» 28 августа 2019 г.

В ПЕТЛЕ ЗА САРАЕМ

        Написано в октябре  1954 г., в кв. скобках – добавления 2018 г.

        Сталик [Сталлен] Забродский был несколько ненормальным мальчиком. В этом нас убедил такой случай. Это было в апреле или в самом начале мая [1945 г., в «Лесной школе» (интернате для детей с ослабленным здоровьем) на Соломенной Сторожке, в Москве]. Однажды на мёртвом часе, когда мы, как обычно, [лежали и] вели разговоры на разные темы, Сталик сказал, что ему надоело жить и он не прочь покончить с собой. Разумеется, мы приняли это за шутку и отвечали соответственно. Разговор перешёл на тему о самоубийствах, смертях и казнях. Мы пришли к выводу, что повешение или удавление является для нас наиболее доступным, простым и не страшным видом самоубийства. Для того, чтобы удавиться, не нужно сооружать виселицу, мылить верёвку и т.п. Иногда бывает достаточно кровати, прел[нрзб] или пояса.
        В подтверждение этих слов Сталик тут же попробовал удавиться с помощью бинта и кровати, но это ему не удалось, потому что бинт порвался. Тогда Сталик сказал, что после мёртвого часа он повесится по-настоящему. Кончился мёртвый час, нужно было идти «полдничать». Я не без иронии заметил, что человеку, который собирается умереть через час, можно и не кушать. Но Сталик сказал, что он не хочет умирать голодным и не может отказать себе в удовольствии [поесть].
        После полдника мы пошли добывать верёвку. Хорошей верёвки не достали, а так, какой-то шнурок. Потом стали выбирать место, где совершится казнь. Я всё время подогревал своего товарища, опасаясь, что он передумает. Уж очень мне хотелось посмотреть, что он сделает.
        Мы выбрали веранду, или галерею, возле пруда. Это было сооружение вроде сарая с односкатной крышей, у которого не было одной стены. На террасе валялась старая  мебель (столы, парты) и всякое барахло. В стене была дверь в какое-то жилое помещение или сарай. Галерея располагалась лицом к пруду, так что со стороны школы нас никто не видел. Желающих посмотреть, как Сталик будет вешаться, не нашлось: никто не принял всерьёз такого странного приглашения, и мы пошли одни.
        Крючка или высокой перекладины не было, но это не остановило Сталика. На высоте около метра или 1,2 м была [нрзб.: горизонтальная часть какого-то] барьера. Сделав петлю и подвесив её к перекладине, Сталик продел в неё голову и, став на колени, опустился, перенеся центр тяжести [вперёд].  Петля туго стянула его шею. Он захрипел, лицо его сделалось багровым, из раскрытого рта потекло что-то [жёлтое] – слюни, сопли.   
        Мне стало страшно. Не помню, что я почувствовал; точно не помню: всё длилось очень недолго. Не трогаясь с места, я громко закричал, призывая на помощь. Вскоре крик был услышан. Дверь сарая открылась, появилась женщина, она высвободила Сталика из виселицы, и я рассказал ей обстоятельства дела. Что касается Сталика, то он внешне выглядел хладнокровным. Он уверял, что не помнит ничего, что произошло с ним за эти несколько минут в петле. Это похоже на правду. Но дело было не шуточное: две недели после этого наш удавленник ходил с жуткой тёмнокрасной полосой на шее, как будто это был шов от отрубленной и вновь пришитой головы. Вот здорово!
        Втроём мы направились в школу и рассказали руководителям, как было дело. Я чувствовал себя героем дня и увлечённо  рассказывал, как Сталик вешался и как я спас ему жизнь.
        – Да, ты – молодец, ты спас мне жизнь, и этого я никогда не забуду,  – торжественно говорил Сталик. – За это я когда-нибудь вознагражу тебя.
        – Чем же ты меня вознаградишь?
        – Ну… хотя бы я отдам тебе что-нибудь из своей порции за обедом.
        Я с удовольствием рассказывал о случившемся и показывал багровый след на шее повешенного, слегка прикрытый рубашкой с отложным воротником.  Но ребята неохотно слушали эти рассказы. Они словно сговорились не обращать внимания на странный поступок Сталика и никогда не заговаривали с ним об этом. Через несколько дней, во время занятий, в класс вошла завуч и сказала, что меня вызывают в кабинет врача. Сталик в это время был в классе. Меня ввели в кабинет, где сидели: наш врач, медсестра, какая-то дама и ещё один мужчина. Меня попросили рассказать, как было дело. Я всё рассказал точь-в-точь, как здесь написано. Дама была матерью Сталика, а мужчина – приглашённый ею психиатр. Потом меня отпустили, и я вернулся в класс, радуясь, что всё обошлось хорошо и на этом уроке меня уже не вызовут к доске. На этом  инцидент был исчерпан.

Послесловие 2018

        Набирая этот текст на компьютере 25 декабря 2018 г., я нашёл в Интернете: «Забродский Сталлен Григорьевич. 9.01.1932». Домашний телефон и адрес были указаны.  Я позвонил и узнал, что мой одноклассник скончался «года три назад».

        Подготовлено для «Проза.ру» 25 декабря 2018 г.



СВИНЬЯ И ЗАЯЦ

        В середине ХХ века в Астраханской области работала Прикаспийская экспедиция Московского университета. Я в ней участвовал  два сезона – в 1952 и 1954 г. Среди многих диковин, поразивших меня в этом весьма экзотическом регионе, были местные свиньи. Совсем не такие, каких я видел в Подмосковье, Украине и Западной Сибири.  Не гладкие, упитанные, розовые, с белым пушком-щетинкой, как у «Трёх поросят» Уолтера Диснея или у «Анны-Ванны» Льва Квитко в пересказах Сергея Михалкова. В дельте Волги все замеченные мною свиньи были тощие, косматые, с длинной тёмно-коричневой шерстью. Они бегали по улицам как собаки. Страшные, злые и прожорливые. От них надо было обороняться. А то иная баба зазевается,  и они у неё живого ребёночка скушают.
        В разговорном лексиконе местных жителей слово «свинья» не присутствовало. Животное называлось «чушкА» (с ударением на последнем слоге; «Проза.ру» знаки ударения не сохраняет). 
        Однажды мы остановились в деревне. Наш шофёр только что  подстрелил зайца, его положили разделывать где-то во дворе около кухнёжки (летней кухни), а тут  мгновенно прибежала свинья и эту тушу унесла. Я схватил  толстую  палку и побежал за чушкой, постоянно колотя  её по хребту. Свинья не выдержала и добычу из челюстей выпустила. Я поднял зайца из серой песчаной пыли и убедил коллег не брезговать. Наши женщины его обмыли, и мы его съели.
        Сегодня, на 93-м году жизни, я сам себе удивляюсь и восхищаюсь. Какой же я был молодец! Неужели это был я? Такая быстрая реакция! Да может ли человек вообще догнать бегущего зверя? А я бежал за свиньёй по улице не один десяток метров.
        Но самое главное –  тяжелая жердь. Почему она оказалась у меня под рукой? Или как я успел её достать? А может быть, свинья и не собиралась далеко уходить, а начала пожирать зайца на нашем дворе или около него. Лишь после моих попыток отнять добычу чушка нехотя и лениво обратилась в бегство и не очень спешила… 

        Для «Проза.ру» 24 сентября и 18 октября  2023 г.



 



ДЕВУШКИ И БРОДЫ

        До появления кед (1957) я ходил в походы в городских ботинках со множеством шнурков. Чтобы не задерживаться с моим разуванием и обуванием у бродов, юные спутницы нередко переносили меня на руках через ручьи. Девушек учили носить раненых на военных занятиях, а я был подходящим грузом. Во второй половине ХХ века неожиданные глубокие броды устраивались для спутниц, не взявших с собой купальники.      

        Для "Проза.ру" 14 июля 2021 г.
       


ДОРОГАЯ СТРИЖКА

        В 1960-х годах гости, одни и те же, приходили ко мне каждый четверг в 19 ч. Душой компании был инженер из «почтового ящика» Виктор Мучников (1929 – 1979), вполне холостой и одинокий, с приятными манерами. Он играл на гитаре и пел нежно-сладким тенором. Девушки льнули к нему не без надежд…
        Я у девушек успехом не пользовался. Их отталкивали мои странности, не устраивала моя внешность. Я был для них только «хорошим товарищем».
        – Да постригись ты хоть раз по-человечески! – сказала мне однажды Оля Матвеева.
        – Как это?
        Она назвала парикмахерскую: в начале ул. Горького (Тверской), почти на углу проезда Художественного театра (Камергерского пер.). Я пришёл, отсидел в очереди несколько часов. Меня усадили в комфортное  кресло, обрабатывали долго. Заодно побрили – с массажем, с кремом, с компрессами. На голове – пробор. За всё взяли 3 р. 56 к. (три рубля пятьдесят шесть копеек). Для меня это была огромная сумма. Я получал аспирантскую стипендию, номинально 100 р./мес., но за вычетом двух налогов (подоходного и за бездетность) 81 р.; у матери пенсия 24 р. 50 к.  На три с половиной рубля можно было 70 раз съездить на метро, купить  27 кг чёрного хлеба, сходить в общественную баню 35 раз в течение восьми месяцев; или купить у букиниста редкую, красивую толстую книгу дореволюционного издания, за которую в наши дни, в 2020 г.,  дают 20 – 30 тыс. руб.
        Ну, вот, постригли меня, побрили, а что дальше? Кто это увидит, кто оценит? Нет у меня своей девушки, и никакой постоянной любовницы в молодом и среднем возрасте не было.
        И поехал я просто к себе домой. Дождался следующего четверга.
        Витя Мучников разыграл Олю:
        – Не послушался тебя Борис: постригся в банно-прачечном комбинате за десять копеек.
        – Оно и видно! – сказала Ольга. – В хорошей парикмахерской так не постригут.
        –  !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
       
        Написано для "Проза.ру" 23 июня 2020 г.


МАНГО ОТ ВОЖДЯ

        В каком-то году правитель Советского Союза, то ли Н.С.Хрущёв, то ли  Л.И. Брежнев посетил Индию. Среди подарков, которые он привёз, были плоды манго. Невыездные советские люди, т.е. почти все, не имели об экзотических фруктах никакого понятия. Вождь поделился гостинцами со своими родственниками и приятелями, а те тоже не спешили их съесть, а понесли дальше, показывать своим знакомым. Один плод манго попал в учреждение, где я служил -- в Географгиз. Кусочек манго, доставшийся мне, был не больше полутора сантиметров!

       Написано для "Проза.ру" 10 марта 2020 г.


ХОРОШО ПОЕСТЬ
РАЗ В ТРИ МЕСЯЦА

В издательстве нашем как-то зашёл разговор, что питаемся мы всякой дрянью, а хорошо бы собраться и покушать что-нибудь вкусное. Организовали кооператив «Хорошо поесть раз в квартал» (в ресторане или дома) и платили взносы по одному рублю в месяц, но что-то пошло не так, даже до первого пиршества мы не дотянули. Кто-то отказался от идеи, а другой заявил, что у него язва желудка. Но начатое дело не пропало. Кооператив превратился в неофициальную кассу взаимопомощи, которой я пользовался даже после увольнения из издательства «Мысль» в 1965 г. Я в ХХ веке часто занимал деньги у товарищей, чтобы дотянуть до получки. Что касается еды, то вкусных, сложных, красивых блюд, приготовленных настоящими кулинарами, я в своей долгой жизни (1931 – 2022) так и не попробовал.

Для «Проза.ру» 26 сентября 2022 г.



МАНГОВЫЙ СОК

        В 1957 г. было разрешено вернуться на родину депортированным народам Северного Кавказа, восстановили их республики, и надо было пристроить отозванных оттуда русских партийных бонз. Одному из них, некоему А.П. Порываеву, нашли подходящую должность в Москве. Под его началом объединили три издательства – Соцэкгиз, Географгиз и Издательство Высшей партийной школы и Академии общественных наук (ВПШиАОН). Прежние издательства стали тремя «главными редакциями». Я остался на службе в географической.
        В 1964 г. решили издавать многотомное географическое описание СССР, а меня назначили одним из его редакторов. Мне сразу повысили зарплату со 130 р. до 200, другим товарищам – до 180 и 160. Это неравенство, против которого я возражал, меня потом  и погубило, но пока, весной 1965 г., мы радовались жизни.
        Для выполнении важной миссии нас посадили в шикарном здании на Миусской площади, где до 1918 г. помещался Народный университет имени А.Л. Шанявского. Мы обедали в партийной столовой, ходили в партийный буфет, а в нём продавался манговый сок – 33 коп. за стакан.
        В те годы стакан томатного сока стоил 10 коп., яблочного 14, виноградного 18; пол-литра жигулёвского пива в стеклянной бутылке 17 коп., проезд на метро 5 коп.  Да, 33 коп. – это не дёшево, но ведь и я теперь не беден. Красиво жить не запретишь!

        Для «Проза.ру» 10 марта 2020 г.


ВЫЧИСЛЕННЫЙ АДРЕС

        В конце 1960-х годов в моей лыжной компании появилась новая девушка – латышка Дайна Андреева. Она родилась в 1944 или в 1945 г. в  Курляндском котле, где её родители прятались от Красной армии. На лыжне нам навстречу промчался какой-то мужчина; Дайна обменялась с ним приветствиями. Это был некий Ицхоки – её сосед по коммунальной квартире. Я заинтересовался экзотической фамилией. Дайна сказала, что он – сын бывшей актрисы Еврейского театра (ГОСЕТ).
        Дома я заглянул в справочник «Театральная Москва. 1935», где были адреса всех московских артистов, в том числе и моего отца. Искомое нашлось на с. 407.
        ИЦХОКИ Ева Дав., арт. – Старосадский п., 10, кв. 6, т. 54-48 (Еврейский т-р).
        Бывшей артистке  такого театра, ликвидированного в 1949 г.,  «советская» власть не могла дать другого жилья. Она наверняка доживает свой век в старой коммуналке. Следовательно… !!!
        Незваным гостем, без предупреждения, явился я в квартиру, что в Старосадском переулке, и застал там Дайну!
        Ева Давидовна Ицхоки прожила долгую жизнь (1906 – 2004), закончившуюся, надо полагать (не знаю, но уверен), в отдельной квартире.

        Для «Проза.ру» 27 сентября 2018 г.

       

ФРАНЦУЗСКАЯ ЛЮБОВЬ

        Известный почвовед и геохимик, профессор нашего МГУ Александр Ильич Перельман (1916 – 1998) бо`льшую часть жизни прожил в коммунальной квартире. То была классическая огромная  квартира в бывшем доходном доме на ул. Кирова (Мясницкой).  Семья профессора занимала две смежные комнаты общей площадью не меньше 40 кв. м. Коридор широкий, кухня просторная. Уборная и ванная пусты: в них каждый жилец приходит со  своими принадлежностями (полотенце, мыло, газеты для подтирки) и с ними возвращается в свою комнату. 
        Но вот, настало время и нашему профессору получить от государства отдельную квартиру. Семья уже выехала, вещи вывезены, осталась только мебель. Дочь профессора Наташа Шмелькова (1942 – 2019) и её подруга Ира Авессаломова (р. 1949) (обе – сотрудницы нашего геофака) пригласили меня в полупустые комнаты на молодёжную вечеринку. С кем после пьянки тесно общались эти девушки, я не помню. Я оказался в постели с некоей Валей. Я провёл с ней на высокой  полуторной кровати всю ночь до позднего утра, когда в окна уже светило солнце.
        Из «подушечных разговоров» (pillow talk) я узнал, что Валя недавно вернулась из Франции, где прожила несколько лет с мужем-французом.
         – Почему разошлись?
         – Кончилась любовь.
        Теперь она жила в Москве, на дальней окраине – в Тушино.
        Валя  была ласкова со мной. Она напевала грустную песню.

Nous sommes des etrangers
A Saint-Germаin-de-Pr;s.

(Мы – иностранцы в [квартале] Сен-Жермен).
      
         – А  не выйти ли мне за вас замуж?
        – Зачем?
        – Люблю это дело. Хочу, чтобы это было каждый день. И чтобы за этим не нужно было куда-то ходить и ездить.
        – А я что?
        – Вы на 95% то, что мне надо. Остальные 5% я из вас сделаю.
        Ого! Вот это да! Первый и пожалуй единственный такой комплимент от сексуально опытной женщины, да ещё и из Франции! Что ж мои любимые девушки так меня не ценят! Надо им хотя бы рассказать.
        Вдохновлённый и окрылённый, но и слегка напуганный,  поспешил я к себе домой и больше эту Валю никогда не видел.

        В 2000 г., вернувшись из круиза по Волге, я стоял с саквояжем на остановке троллейбуса «Речной вокзал» и увидел Наташу Шмелькову метрах в 15 на том же тротуаре. Она долго вглядывалась в меня, пытаясь понять, Родоман это или не он, но я ей никаких знаков не подал и сел в троллейбус.
        Наташа Шмелькова сделалась на родной кафедре кандидатом наук, много ездила в экспедиции, но себя ощущала литератором и художницей, поддерживала нонконформистов и андерграунд. Её произведения есть в сборниках «Географы-художники». Но главное достижение – в другом. В 1985 г. она случайно познакомилась  с писателем Венедиктом Ерофеевым, позже стала спутницей трёх последних, самых ужасных лет его жизни и в этой роли получила широкую известность.

        Для «Проза.ру» 24 марта 2020 г. Дополнено 1 ноября 2022 г.



НЕВСТРЕЧА НА ЭМБЕ

        Летом 1969 г. девушки с нашего Геофака МГУ пригласили меня посетить их в экспедиции, работавшей в Казахстане. Я обрадовался, сел в поезд, приехал на станцию Эмба и без проблем поселился в общежитии для геологов. Это была огромная комната более чем с дюжиной кроватей. При мне там ночевал один мужик или два. Говорили, что вроде бы видели наших, но кто ж знает, где они, как мне до них добраться, в какую сторону ехать  (да и на чём?). Вокруг – пустыня, на все 360 угловых градусов. И в администрации никто не знал. Московские геологи – не их епархия. Мобильных телефонов тогда не было, радиосвязь была только служебной, не для частных лиц.
     Ну, решил я тут сидеть, лежать и ждать – авось, кто-нибудь из их отряда сюда приедет. Ел хлеб с кефиром из магазина и манты с уксусом в столовой при железнодорожной станции. Дневную жару переносил не в приятной тени, которая в посёлке, лишённом растительности, совершенно отсутствовала, а на солнцепёке, но зато в воде.
        Это была река Эмба, в годы моего детства известная школьникам по урокам географии, – последняя кандидатка на роль  границы между мифическими частями света Европой и Азией. Длина реки 712 км, но ширины и глубины у неё почти весь год практически нет. Она похожа на реку лишь несколько дней после таяния снега, в конце апреля – начале мая. При мне это была цепь стоячих луж, не связанных течением. Деревья по берегам не росли, только кустарник и тростник.
        Со мной в речке барахталось десятка два малышей – целый детский сад, но без сопровождения взрослыми. Я с этими детьми не разговаривал, и они меня не замечали. Я в этом посёлке вообще ни с кем не знакомился.
        Я лежал в тёплой ванне и, по версии некоего академика, почётного члена РГО, пятками упирался в Азию, а загривком в Европу, но лжематерики от моих слабых усилий не раздвинулись ни на один микрон.
        Я сходил в кино, посмотрел (во второй раз) фильм «В джазе только девушки», дополнительно (после Москвы) кастрированный казахстанской цензурой, но народу понравилось, детвора смеялась.
        Вот прожил я так в Эмбе несколько дней  без толку, да и плюнул, вернулся в Москву. А девушки потом сказали, что перед моим приездом они помылись – водой, целиком! В пустыне! Значит, не только ноги, но и головы вымыли, причёски поправили… Эх!
        Как раз за неделю моего торчания в посёлке Эмба в мире произошло нечто интересное. Американцы высадились на Луне. Я об этом ничего не знал. В общежитии и во дворе не было громкоговорителя, радиовещавшего с ранья до вечера, как во всех нормальных советских домах и селениях, или эта штука была неисправна либо выключена. Я в те годы за новостями не следил, газет не читал, политикой не интересовался. Эпохальное событие не всколыхнуло сонный казахский посёлок.
        В наши дни большинство россиян не знает или не верит, что американцы побывали на Луне. Пропаганда из зомбоящика этого всенародного неверия не рассеивает; тем самым его поддерживает. 

        Заглавие этого рассказа связано с событием (1945) и кинофильмом (1949) «Встреча на Эльбе».

        Для «Проза.ру» 6 ноября 2021 г.



ЗИНОЧКА-ТУРИСТКА

        В середине ХХ века туристами в СССР назывались только те, которые  ходят в походы с огромными рюкзаками или сплавляются  по рекам на байдарках и других плавсредствах с мешками, полными многодневных припасов. Посетители курортов, санаториев, гостиниц туристами не считались и сочли бы такое прозвище оскорбительным, а познавательные даже многодневные поездки по городам назывались экскурсиями.
        Обыватели смотрели на туристов косо, нередко вступали с ними в конфликты, да и было из-за чего. Поезда и автобусы в выходные дни переполнялись так, что войти в них удавалось не всем. Проникнув в плацкартный вагон, туристы-водники загромождали его и закупоривали проходы настолько, что проводники прятались в своих купе и прекращали  обслуживание пассажиров. Туристы казались «приличной публике» грязными и вонючими; от их вещей исходил характерный запах, раздражавший домочадцев и соседей в коммунальных квартирах. Ныне мы вспоминаем этот аромат с понятной ностальгией…
        Много я видел людей данной категории, к которой и сам принадлежал отчасти, но больше всего мне запомнилась некая Зиночка – настоящий фанатик походов, туристка яркая, яростная и ярая. Пересекался я с ней мало, потому что в моей компании для лёгких прогулок преобладали девушки, а Зиночке нужно было более суровое окружение.
        Так вот, каждую пятницу вечером, по окончании рабочего дня, Зиночка приезжала на очередной для её группы железнодорожный вокзал и там переодевалась в общественной уборной, которую в наши дни напрасно называют туалетом. Вы представляете, как выглядела общественная уборная в советское время? Какой там был пол, чем он был покрыт? Я не кафель имею в виду, а то, что сверху… Какие танцы, какие акробатические телодвижения надо совершать, не поскользнувшись, чтобы снимать платье, натягивать тугие штанины, надевать три пары носков для лыж, если нет скамеек, столов, полок, крючков, а в часы пик стоит очередь у кабин? Куда положить рюкзак? В какую камеру хранения сдать городскую одежду или брать её всю в поход, тащить двое суток вместе со жратвой, спальным мешком, палаткой? От места посадки в пригородные электрички до камер хранения при дальних поездах может быть несколько сот метров! И по окончании похода девушка в понедельник утром являлась на работу, приведя себя в порядок в том же вокзальном сортире.
        В наши дни любое резкое колебание погоды журналисты называют «аномалией», а всякое ожидаемое неприятное событие – «коллапсом» и «апокалипсисом». Но что бы они написали о зиме 1978 / 1979 г., когда в новогоднюю ночь в Москве температура опустилась ниже минус 37 градусов, а в Подмосковье до 45! Родители уцепились за своих детей, не пуская их встречать Новый год в лесу. Но они просчитались. В Москве полопались батареи, отключилась тёплая или всякая вода, из некоторых домов пришлось жильцов эвакуировать. А нас в лесу хорошо согревали гигантские костры. На мне было восемь курток и семь штанов, мать сшила мне войлочную маску, а без валенок я обошёлся, ноги даже не замёрзли в ботинках. Замёрзла рядом со мной в палатке бутылка водки, три бутылки «шампанского» лопнули; колбасу пилили пилой, сливочное масло дробили молотком, но два костра из почти стоячих брёвен и постоянная занятость физическим трудом не позволили замёрзнуть. Наутро температура повысилась до 21 градуса, это воспринималось как оттепель, и девушки, которых накануне не пускали родители, теперь пришли к вечеру.
        Зиночка отправилась встречать Новый год в другую компанию, и там на все эти ночи оказалась наедине с каким-то мужчиной. Больше никто не явился! Пришлось этой паре согреваться не только костром...
        В том же наступившем 1979 г. году Зиночка родила первого ребёнка. Ну, что тут интересного, в чём соль рассказа? А в том, дорогие читательницы, что наша Зиночка в связи с беременностью и родами пропустила только один турпоход выходного дня. В следующий поход она пошла уже с новорождённым! Если пропуск имел место после родов, то мои вычисления показывают, что новому юному туристу было от роду не более 12 дней!
        Несколько лет спустя, в воскресенье вечером, когда мы с лыжами усаживались в быстро наполнявшуюся электричку, в ту же дверь за нами вошла Зиночка, увешанная и окружённая тремя детьми. Грудной висел на шее у мамы, остальные малыши были со своими лыжами и рюкзаками. Пройдя из тамбура в салон, Зина круто развернулась, задев других пассажиров. Народ шарахался и чертыхался.
        Лицо Зиночки показалось мне измождённым, а волосы – седыми. Мне кажется, что в наши дни мои приятельницы в возрасте от 60 до 70 лет выглядят лучше…
        Никаких других спутников у этой семьи я не заметил. Вероятно, женщина ходила в лыжный поход одна с тремя малышами, рубила дрова, разводила костёр, поила и кормила детей тем, что закипело и сварилось в котелках… 28.06.20.

        Написано и подготовлено для "Проза.ру" 28 июня 2020 г.

ТРИМЕСТР ВОЗДЕРЖАНИЯ

НОВОСТИ РОДОМАНА    ИНФОРМАЦИОННЫЙ БЮЛЛЕТЕНЬ     1980     январь № 1

Благополучно завершив осенне-зимний период общения с людьми, начавшийся Волоколамским походом 14 сент. и достигший апогея в Послепещерном месячнике всеобщего ликования, и руководствуясь благородным стремлением спасти свою научную работу, Б.Б. РОДОМАН торжественно объявляет, что с 21 янв. по 20 апр. 1980 г. он будет проводить
ТРЁХМЕСЯЧНИК ВОЗДЕРЖАНИЯ ОТ АЛКОГОЛЯ, СЕКСА И ХОЖДЕНИЙ В ГОСТИ.
Вечеринки и коллективные поездки с ночёвками прекращаются. Вненаучное общение с Б.Б. Родоманом – только на однодневных лыжных прогулках. Приглашения в походы будут передаваться главным образом через посредников. Дни рождения и Женский день будут игнорироваться. О лыжных прогулках справляться по телефонам: …

Для «Проза.ру» 7 декабря 2020 г.


Б.Б. Родоман

СОЮЗ ТРУДА И НАУКИ
 
        Как и большинство людей, я совершал иногда глупые поступки, в которых потом раскаивался. Одно такое дело случилось, кажется, зимой 1983/84 г. Где-то, чуть ли не на улице, прочитал я в газете «Правда» заглавие передовой статьи «Союз труда и науки». Как так? Разве наука – это не труд? Зашёл на почту, купил открытку, написал своё замечание и адрес получателя «ЦК КПСС», опустил в почтовый ящик. Письмо не анонимное, себя назвал полностью.
        В СССР ни одно письмо начальству даже от самого простого человека и от явно сумасшедшего без ответа не оставлялось. Правда, ответы преобладали такие, что желание продолжать переписку на затронутую тему сразу пропадало.
        Я в то время служил в должности старшего научного сотрудника в МГУ и в комнату, где размещалось моё «рабочее место», заглядывал два раза в неделю, на свой стул, впрочем, не присаживаясь. Через несколько дней после отправления открытки меня подловили в коридоре и отвели на 18-й этаж. Из факультетского партбюро вышел его секретарь и на лифте отвёз меня на восьмой или девятый этаж, но не в приёмную ректора, а в партком.
          – Товарищ Родоман, партия и правительство уважают труд учёных…
          – Да я не сомневаюсь, но привычка у меня, профессионального редактора… чтобы правильно выражались…
          Меня отпустили, а товарища, который меня привёл, в кабинете оставили – инструктировать, что со мной дальше делать.
          Через несколько недель меня из Московского университета уволили. Post hoc ergo propter hoc? Нет, я так не думаю. Моё изгнание из МГУ после кончины моего покровителя, заведующего кафедрой Ю.Г. Саушкина (1911 – 1982) казалось неизбежным. Инцидент с письмом мог быть последней из капель, наполнивших чашу начальственного терпения. Нет, скорее предпоследней.
        В апреля 1984 г., выступая перед студентами и молодыми учёными, я назвал географию антисоветской наукой. Географы выявляют и ценят местные особенности, а центральная власть в Москве старается, чтобы везде всё было одинаково. Эта унификация разрушит страну (что и произошло через семь лет). (Та власть называла себя «советской», хотя советы депутатов трудящихся после 1920-х годов никакой властью не обладали. Сторонником настоящей власти советов, изобретённых старообрядцами в Иваново-Вознесенске, т.е. муниципальной и полностью выборной, на самом деле являюсь я!). 
        Моя «антисоветчина» смутила прикомандированного к нам куратора из органов, а он ещё придирался к моим чертежам: почему звёзды на них шестиконечны. Я объяснил, в каком редком случае они могут быть пятиконечными, привлёк сферическую геометрию.
        С тех пор прошло 37 лет. Многое изменилось в нашей жизни, но почувствовать и оценить эти изменения мне мешают некоторые знакомые люди. Те, которые остались на своих местах. Кто был в 1984 г. проректором, тот давно уже ректор, но «кадровая политика» у него прежняя. Руководителю партбюро, который настаивал на моём изгнании, тогда было 45 лет, а сейчас это профессор на той же кафедре, ему 84 года. В его научных достижениях я не сомневаюсь, но меня они не согревают…

        Для «Проза.ру» 11 декабря 2021 г.
   



ОТ ЧЕРТАНОВО ДО ПОДОЛЬСКА

        В среду 16 мая 1984 г. я и моя приятельница Ляля прошли пешком от её дома в Южном Чертанове до города Подольска около 30 км под палящим солнцем, по местности не очень лесистой. В воскресенье 20 мая я был с ленинградской подругой Любой на турбазе около станции Бологое и чудесный подмосковный поход пропустил, а Ляля с моими друзьями под водительством Алика Осетрова прошла от Привалово до Малино около 18 км. В понедельник вечером она была в театре с нашей Сашей П. В 2 ч. ночи у Ляли начались схватки. Во вторник утром 22 мая в 9 утра её отвезли в роддом, а в 10 ч. она родила девочку, 2,8 кг, 48 см.
        – Как же ты с ней пошёл? Ты что, не знал, что она беременна?
        Такое бывает. Некоторые скрывают до самого последнего момента. Вот, по преданию, один папа римский оказался бабой, и она родила внезапно, на глазах у изумлённого народа. Одежда тогда позволяла всё скрывать. Но в наши дни!
        В 1962 г. на географической практике в Хибинах одна девушка неожиданно разродилась. Это было шоком для её ближайшей подруги, с которой я крутил роман. Последняя была в экспедиции в другом регионе и узнала про это дело только из моего письма.
        В 1972 г. некая Лена, лаборант и помощница преподавателя, отправилась со студентами на Карпаты, скрыв беременность. Там у неё был выкидыш, но этого никто не узнал, кроме одного студента. (См. мой рассказ «Картофельный суп» на «Проза.ру»).
        Беременность Ляли я заметил первым –  на лыжах 4 февраля 1984 г.; увидел, как она затягивает ремень на животе. Но больше, кажется, никто в нашей группе не заметил. В первомайские дни я, Ляля и её подруга Оля ночевали в палатке под Волоколамском. Я ощущал, как в животе у Ляли шевелится ребёнок, а Ольга про Лялино положение ничего не знала. Хотя при моей отлучке из лагеря они загорали в городском нижнем белье. Не знал и Алик Осетров. Между окончанием его похода 20 мая и Лялиными родовыми схватками  прошло только 30 часов!
        – Ну, что бы ты делал, если..?
        Не знаю. Мы шли не по городским улицам, а больше по полям. Мобильных телефонов тогда не было. Наверно, побежал бы в ближайший посёлок звать на помощь.
        Я хвастался Лялей как «матерью-героиней», а бабы, далёкие от туризма, т.е. наши сослуживицы в разных учреждениях, ругались.
        – Безобразие! Вы – как скоты. Как лошади у кочевников. Кобыла рожает на ходу, жеребёнок немедленно бежит за ней, караван не задерживается.
        Да, именно так! Возобладала теория, что беременная женщина – не больная под надзором врачей, а наоборот! Она не должна снижать своей повседневной нагрузки. А как же крестьянки, наши предки, между прочим! Рожали в хлевах и на сенокосах. И гены нам не подпортили.
        В бытность мою в эвакуации в селе Колосовка Омской обл. наша соседка Манька родила дочь в коровнике. Она пошла домой, широко расставив ноги, а двое помощников поддерживали ребёнка так, чтобы не разорвать пуповину. Но у крестьянок трусов не было, а у наших девушек – джинсы, их стаскивать – такая морока!
        Примеры, не только дурные, заразительны. У каждого выдающегося поступка находятся подражатели. Растёт клуб любительниц рожать на ходу.
        Некая Ира М. из моей же компании, вдохновлённая Лялей и Зиночкой, тотчас же, в конце мая, заявила, что она беременна и хочет ходить с Родоманом до самых родов. Но ей рожать предстояло в декабре, т.е., вероятно, уже на лыжах. Я это предложение отверг. Хотя роль евнуха при любовницах моих приятелей была мне привычна. Я их девушек выгуливал и пас не только в Подмосковье, но, например, на Азовском море и на Каспии.
        Ира, в отличие от Ляли и всех других женщин из моей туристской компании, забеременела (вы будете смеяться!) от собственного мужа! Он оказался евреем, и с ним она в том же 1984 г. уехала в Израиль; там и родила зимой, очевидно, без помощи снега, лыж и лыжных палок.
         Дочь Ляли выросла вполне здоровой, у неё двое детей; жива, здорова и очень активна и сама Ляля.

         Написано для «Проза.ру» 27 июня 2020 г.


МОИ КВАРТИРАНТКИ

        В 1984 – 1985 гг. у меня в квартире жили две студентки МГУ, сначала как квартирантки (1 р. в сутки на двоих), но вскоре и эти гроши они мне платить перестали; наши отношения сближались, и платить им стал я, но по-разному: одной оптом, «стипендию» 25 р./мес., другой в розницу за каждую мелочь (доходило до смешного, но это был бы отдельный рассказ), питались они за  мой счёт в основном, а я не без удовольствия стирал их шмотки, в том числе трусы и бюстгальтеры (стиральной машины у меня не было),  сделался их служаночкой. Они даже аборты делали, (не от меня, конечно), а я должен был об их здоровье заботиться. В эти месяцы я насмотрелся на женский быт внутри и снизу, так что у меня, 53-летнего, романтическое отношение к девушкам как к принцессам и феям стало улетучиваться.
        Мои квартирантки-подруги подрабатывали тем, что писали кандидатские диссертации для аспирантов-иностранцев. Но не менее доходным было иное занятие. Так, в это время девушки обслуживали одного инвалида, у которого была только одна рука. Были ли у него ещё и ноги, не помню. Но для дел, о которых идёт речь, они ему не нужны. Так вот, он своей единственной рукой раскладывал на столе простую белую футболку и ставил на ней штамп «Adidas». Изделие мгновенно дорожало в несколько раз. Девушки навещали инвалида днём, когда его жена была на работе. Эта деятельность была под крышей у милиции. За крышу они как обычно платили натурой. Однажды и мне по просьбе девушки довелось привезти ей смену белья в квартиру, где она переспала с милиционером. Я понял, что и я со своим притоном находился в те годы под тою же крышей, потому что меня никакие проверки паспортного режима не беспокоили. 17 01 2023


ПЕРВАЯ ССОРА
с Т.К., поселившейся в моей квартире
в конце ноября 1985 г.

Понедельник, 10 февраля 1986  г.

        Я сварил мясной бульон. Она взяла из него самые мягкие куски, чтобы съесть в сухомятку с хреном, а мне оставила кости для супа. Я издал недовольное мычание. Она сказала: «Ты жадный, как все старики». [Мне было 54 года, а ей 30]. За это я отлучил её от секса на неделю. В ответ она отлучила меня от секса ещё на неделю (всего до 24 февраля). Я сказал, что только благодаря моей бережливости она здесь живёт и может сносно питаться сколько хочет у меня, почти безработного плательщика алиментов, а вещи я для неё покупать не могу. В ответ она вернула мне шесть рублей, которые я истратил на кофе для неё и должен платить за её междугородные телефонные разговоры. Я порвал эти шесть рублей в её присутствии и сказал: «Не нравится жить у меня – не живи, никто тебя не удерживает». Она плакала и просила прощения. Я сказал, что сказанного уже ничем не исправишь, и она с этим согласилась.

        Записано 11 февраля 1986 г., в 12 часов.

        P.S. С тех пор я  живу с ней в одной квартире без всякой любви и уважения почти 35 лет, а наши отношения остаются неизменно плохими. Но я не пытался с ней разойтись --  опасался, что с другой мне будет гораздо  хуже. Вероятно, что и она руководствовалась теми же соображениями. -- Б.Р. 27.06.2020.


СТАЛЬНОЙ КРЮЧОК

        Через несколько дней после вышеописанной первой ссоры моя новая спутница жизни сходила с подругой в Центральный дом литераторов (ЦДЛ) и закадрила малоизвестного советского писателя, с которым встречалась десять лет. Но осенью того же 1986 г. она со слезами умоляла меня заключить с ней законный брак, а я, как обычно в таких случаях, не смог ей отказать. С тех пор она никогда не плакала от меня при мне и не извинялась ни в чём, а я плакал от неё много раз и плачу до сих пор. Мы спали в отдельных комнатах, и по ночам я запирался от своей молодой жены  на длинный стальной крючок. (Длина его прямой части была около 67 см). Так продолжалось 14 лет. В 1989 г. моя  жена  окончательно перестала посещать мою спальню. Она надолго уезжала на писдачу в Переделкино, а я встречался в своей квартире с разными девушками. Застигнутых моя «супруга» не била и не выгоняла, но нередко старалась взять под своё покровительство и влияние, а с некоторыми даже подружилась, настраивая их против меня. В новой квартире, куда нас переселили в 2000 г., прикрепить крючок было негде, а недавно моя «квартиросожительница» его варварски погнула. Я выпрямил его не до конца и тщетно искал мастерскую, где бы могли разгладить окончательно. «Мы такими вещами не занимаемся». Тем не менее, этот испорченный крючок мы используем часто, достаём им вещи, особенно тряпки, с дальних углов широкой кровати-сексодрома, которая давно уже не применяется по назначению, но днём служит для меня столом для сортировки бумаг и вещей. Моя «супруга» пилит меня за то, что я отказался с ней развестись перед переселением на новую квартиру в 2000 г., себя же корит за то, что не настояла на разводе, но я не упрекаю её за то, что она разводом со мной не занялась.  Одинокому старику, плохо приспособленному к жизни в нашем жестоком обществе, страшно жить в Москве. Тем или иным путём, но жилплощадь у него отберут непременно. Если бы я развёлся и получил однокомнатную квартиру, то, поскольку половое влечение у меня не атрофировалось и за сексуальные услуги я вынужден платить тем, что у меня есть, ко мне вселилась бы новая баба, гораздо страшнее предыдущей. После развода с последней я в лучшем случае вернулся бы в коммунальную квартиру наверняка хуже тех, в которых жил первые 50 лет своей долгой жизни (и куда бы я втиснул свой архив, не говоря уже о библиотеке), но скорее всего стал бы бомжом. Вот и продолжается у меня прежняя, установившаяся в 1985 г., «семейная жизнь», которую большинство моих знакомых считает, мягко говоря, странной. Мы по утрам не здороваемся, не реагируем на дни рождения, я не дарю ей цветов с тех пор, как она меня избила в 2000 г. Мы не обсуждаем новостей и не беседуем на общественно-политические темы, потому что взгляды у нас разные и всякий разговор приводит к конфликту. В 2020 г., в разгаре пандемии, моя супруга убедила меня вызвать скорую помощь и лечь в больницу, но её надежда не сбылась: я вернулся домой слегка подлечившимся и бодро вступил на девяностый год своей затянувшейся жизни.

Сочинено 22 августа 2017 г., подготовлено для «Проза.ру» 27 июня 2020 г.


ЗНАМЕНИТЫЕ «РОДСТВЕННИКИ»

        Своеобразными «родственниками» я считаю мужчин, с которыми у меня были общие Ж.
        В легендарных 60-х годах ХХ века в компании моих однокурсников была яркая девушка, вращавшаяся в богемных кругах. Мне удалось раза два затащить её в постель. Убог был акт, но важен факт: она породнила меня с Владимиром Высоцким и Иосифом Бродским.
        В 1996 г. мой коллега и друг, «родственник»  по той же девушке, посоветовал мне написать письмо Бродскому. Я начал сочинять послание, но немного опоздал. В эти дни Иосиф Бродский скончался.

        Для «Проза.ру» 15 марта 2020 г.

Борис Родоман

МИТРОПОЛИТ ПИТИРИМ

        Владыка Питирим, митрополит Волоколамский и Юрьевский,  был видным общественным деятелем, а в руководстве РПЦ(мп) –  министром иностранных дел. С его высокопреосвященством я пересекался один раз, в субботу, 18 декабря 1993 г., на третий день  конференции, посвящённой Западному Подмосковью. (Предыдущие дни и ночи мы провели в Красновидове, около Можайска).
        В Волоколамске мы заседали в здании администрации, в  обширной комнате, похожей на школьный класс. Там стояли столы, как парты, каждая на двоих. Слева были большие окна, выходившие на главную площадь города. Питирим сидел в левом ряду столов, у окна, на первой «парте», и что-то записывал в своём блокноте. Похоже, что он  конспектировал наши доклады.
        Жизнь меня не баловала контактами с высоким начальством, и никогда до того и после я не видел перед собой человека в ранге выше полковника, да ещё на таком коротком расстоянии – около полутора метров.
           Доклад мой назывался «Предложения по выделению системы особо охраняемых [природных] территорий Западного Подмосковья».  За несколько минут до начала моего выступления наш митрополит, не меняя сидячей позы, крепко уснул. Он полностью проспал два доклада (мой и следующий), а в начале третьего проснулся и, как ни в чём не бывало, продолжил конспектирование.
        После обеда в знаменитой деревне Кашино, где в 1920 г. Ленин и Крупская зажгли «лампочку Ильича»,  владыка Питирим привёз нас в свой Иосифо-Волоколамский монастырь и провёл экскурсию – показывал и рассказывал о разных начинаниях и достижениях. Вокруг толпился местный народ и прочие посетители; среди них – немало детей. Мы видели скит в монастырской роще, походили по стенам, поднимались на башню, служившую колокольней.
        В монастыре этом, возвращённом церкви в 1989 г., я бывал неоднократно, а один раз – в гостях у архитекторов-реставраторов. Восстановление построек шло своим ходом, но оставалась проблема со старой колокольней. Её, десятиярусную и восьмигранную, осенью 1941 г., во время войны, взорвала Красная армия.
        – Да не заморачивайтесь вы с этой колокольней! Приобретите у военных какую-нибудь стальную вышку и облицуйте её лёгкими пластиковыми щитами, изображающими кирпичные стены.
        (Насколько мне известно теперь из Интернета, большая колокольня так и не была восстановлена).

        После экскурсии митрополит Питирим пригласил нас в огромную трапезную. По ней тянулся широкий стол на сотню едоков, покрытый жёлто-розовой клеёнкой. Мы, пассажиры сорокаместного автобуса, все сгрудились на одном конце стола. Там каждому выдали пирожок с луком и кружку чая, слишком быстро остывавшего в холодном зале…

        Написано для «Проза.ру» 12 – 13 февраля 2021 г.


               
БУЛЬВАР КЛИШИ

        В 1994 г. я наконец-то вырвался в Дальнее Забугорье, и какое! Сразу на три недели – по Франции с Бельгией и Люксембургом, а проездом через Германию и Польшу. В ней мы задержались по вине шофёров, Париж был скомкан, через все достоприме пролетели пулей, в Лувре я был 40 минут, на Эйфелевой башне конечно тоже, в Сент-Женевьев-де-Буа завезли (ну, как же без него!), но главное охватили.
        Меня, как и всех совков, волновала одна известная тема… Кое-какое время для самостоятельного блуждания по Парижу (вне автобуса) нашлось. Спустившись с Монмартра, я взглянул на Мулен-Руж и оказался на бульваре Клиши. Вот оно, то самое.. Это здесь… Вывеска «Peep shaw». Вошёл, уплатил 20 франков. (Не за всё то, о чём  вы подумали, а пока только за зрелище). Меня усадили в кабину. Противоположная двери стена была стеклянной. За стеклом появилась женщина среднего возраста и телосложения, слегка потасканного вида. Я в Москве клеился к вполне молодым девушкам, а на тёток не обращал  внимания.  Баба стала раздеваться и поглаживать себя по разным частям тела. Наконец, обнажился огромный мохнатый треугольник. (На советской Родине я уже к бритым лобкам привык). Я сидел спокойно. Женщина из-за стекла вышла, накинула халат и повела меня на второй этаж. Я было принялся расстегивать штаны, но тут меня охватил ужас. В карманах и других полостях одежды лежали застёгнутые, зашпиленные, зашитые все мои деньги и документы. Нет, я не опасался, что меня тут ограбят, но я сам в суете и спешке мог бы что-то потерять. Да и что у меня тут получилось бы, какое удовольствие, в таком стрессе!
        Никому не сказав ни слова, я мгновенно соскользнул с лестницы, выскочил из салона и побежал
по внешнему  (северному) тротуару бульвара Клиши на восток, а хозяин заведения  мчался за мной и  кричал:
        – В чём дело, месьё, что вам не понравилось?
        Эх, бежали бы так же за мной поТверской:
        – Сэр, сэр! Куда вы? Чем мы вам не угодили?
        Однако в тот же вечер по тому же бульвару и прилегающим переулкам я прошёлся с парнем из нашего автобуса. Девушки  сидели группами на первых этажах в ярко освещённых комнатах с дверями, открытыми на улицу. Мы к ним заглядывали, они смеялись, приглашали нас.


НА ТВЕРСКОЙ-ЯМСКОЙ
Из дневника

        28 фев. 2008, чт. К 12:45 явился в кв-ру на Тв.-Ям. Встретила Вика в кач-ве адм-ра, неск. огорч., что я её не узнал, назвал Светой. Но я поцеловал её в сиськи. Показались 5 (!) девушек, все незнакомые. Я выбрал двоих: малышку 42 кг Аню из Москвы и ~36-летнюю Катю из Красногорска (у неё сын 16 лет). В ванну пошёл с Аней (~18 лет). После лечебного массажа лежал на Кате, она хорошо сто…, потом на мне сидела Аня.  Кончил с огр. трудом. Дал Вике 1300 р., Ане 300, Кате 100, всего 1700 р. Настр. улу.

        Скопировано для «Проза.ру» 4 апреля 2020 г.

ВЕЧЕРНИЙ СКАНДАЛ
30 декабря 2017 г.

        Привлечённый неожиданно вкусным запахом, я преждевременно пошёл на кухню и увидел там жаркое из картофеля с курицей и антоновскими яблоками. Я заглянул в комнату Тани, чтобы спросить её, можно ли мне это есть. Она в это время разговаривала по мобильному телефону. От неё требовалось только кивнуть мне, не прерывая разговора. Но она закричала: «Козёл!! Я разговариваю по межгору! Пошёл вон!!!». Она крикнула, не отрываясь от трубки, так громко, что человек, с которым она разговаривала, должен был содрогнуться больше меня, и он этого крика наверняка никогда уже в своей жизни не забудет. Ну, а мне не привыкать…
        Через некоторое время Таня вошла на кухню. Её лицо было перекошено и голос срывался, как от рыданий.
        – Я не могу с тобой жить! С тобой можно путешествовать и трахаться, но жить с тобой постоянно нельзя! Танька бы от тебя сразу сбежала.
        – А у тебя есть человек, который может с тобой жить?
        Она, против моего ожидания, села на стул и начала говорить, что такой человек есть или когда-то был, но она не могла с ним жить из-за меня. Она говорила что-то необычно долго, но я уже жевал жаркое и ничего не расслышал. Прерывать еду и переспрашивать? Нет, это не тот случай.
        Наконец, она замолчала, но по её лицу я понял, что она задала мне какой-то вопрос. Ну, а дальше, что сказала она, и что ответил я, уже не помню.
        После ужина Таня, явно ошарашенная своим же поступком, быстро помыла посуду и без обычного курения легла спать в хорошо проветренной комнате в девятом часу вечера. Поэтому воздух в квартире стал чистым. Мне хорошо дышится, и я возобновил свою работу.

        Б.Р. 30.12.2017.

        Для "Проза.ру" 20 сентября 2021 г.

ПОСЛЕДНИЕ СОБЫТИЯ
В МОЕЙ ЖИЗНИ

1938
        Октябрь. Последняя поездка по Москве на извозчике: от Казанского вокзала до дома на Первой Мещанской.

1977
        Август. Последняя поездка на поезде с паровозом: в плацкартном вагоне на участке Вернадовка – Кустарёвка. 

1984
        Сентябрь. Последнее посещение Геофака МГУ – после моего оттуда изгнания.

2000
        Август – сентябрь. Последняя перемена места жительства в Москве – из снесённого д. № 45 в новопостроенный № 49 на Бол. Академической ул.

2011
        3 апреля. Последняя загородная прогулка-поход на лыжах: Семхоз – Радонеж, 11 км, с Ю. Самодуровым. 

2013
        29 марта. Последняя лыжная прогулка: по Тимирязевскому лесопарку, 2 часа.

2015
        6 февраля. Последнее купание в море – в Индийском океане, Шри-Ланка.
        27 марта. Последнее посещение симпозиума «Пути России» (МВШСЭН).
        29 июля. Последнее купание в естественном пресном водоёме: оз. Белое, из Спас-Клепиковских озёр, Ряз. обл.
        22 октября. Последнее посещение места службы – Института Наследия: забрал трудовую книжку после  увольнения.

2016
        27 июля. Последняя ночёвка в палатке, в спальном мешке: р. Чусовая.

2017
        27 октября. Последняя лекция: в Пермском университете.
         
2018
        Май. Последняя поездка за границу (в Азербайджан) с использованием загранпаспорта.
        26 июля. Последняя пешая коллективная прогулка-поход по Подмосковью в традиционном стиле – с двумя спутницами, Глухово – Ильинское, 8 км.
          
2019
        29 мая. Закончилось действие последнего загранпаспорта.
         6 августа. Последняя поездка в спальном (купейном)  вагоне поезда дальнего следования: Волгоград – Москва.
         6 декабря. Последняя поездка на троллейбусе: на стрижку около станции метро  «Войковская».

2022
        10 – 15 апреля. Последнее пребывание вне России: в Абхазии, на конференции.
        15 апреля  Последний перелёт на самолёте: Сочи – Москва.
        15 июня. Последнее посещение Ин-та географии РАН и там последнее в жизни выступление с докладом на конференции: по случаю юбилея Ин-та Наследия.

        11 ноября 2020, 28 февраля, 28 августа, 8 сентября и 18 декабря 2022 г.
         
       
СЕКС-ИТОГИ

Петтинг (1957 – 1975) 20 чел.
Вагинальный коитус (1965 – 2012) 30 чел.
Эротический массаж (2001 – 2012) ок. 50 чел.
Беременность 6 или 7 случаев.
Аборт 5 или 6 случаев.

        8 сентября 2022 г.