Жизнь мамы. Глава 8

Глава 8.
Работа на Урале и рождение сына
В 1957 году я закончила  институт и поехала к мужу на Урал. Меня распределили мастером по ремонту доменных печей  на Нижне-Тагильский металлургический комбинат (НТМК) в организацию Уралдомноремонт. Надо сказать, что это был самый крупный металлургический комбинат в стране. Еще были Магнитогорский и Челябинский, Донецкий и некоторые маленькие заводы на Урале, оставшиеся со времен Демидовых.
Я уже немного представляла, что такое работа на заводе. На третьем курсе у нас была практика на этом заводе и я пошла в цех помощницей каменщика. Мои одногруппники немного удивлялись, что меня заставило пойти на тяжелую работу, ведь я уже была замужем за офицером и им казалось, что это просто жадность. Но мне хотелось понять, что такое работа на заводе, почувствовать это на себе, да и заработок никогда не был лишним, я всегда стремилась к самостоятельности. Пришлось выполнять тяжелую работу, таскать кирпичи. Я сцепляла за спиной руки и на них накладывали 10-12 кирпичей, а каждый кирпич весил 3,3 килограмма, так что было тяжело. Но это уже был первый опыт, знакомство с заводской работой и, что не менее важно, с заводскими рабочими, которое очень пригодилось мне в дальнейшем.
И вот я распределилась сюда мастером. Уралдомноремонт выполнял ремонт домн и здесь после студенческой веселой Москвы я встретилась с другим народом. Это были работяги, среди них попадались и расконвоированные (люди, отсидевшие в лагерях, которым не разрешалось выезжать в Европейскую часть России, жить можно было только за Уралом). Здесь мой характер закалялся реальными трудностями.
Ведь здесь приходилось рассчитывать только на собственный авторитет, не будешь же бегать к начальству и жаловаться, что тебя не слушают.
Помню, как первую проверку мне устроил один парень-работяга в общаге. Мы жили втроем в комнате с девчатами из моей бригады, я вернулась со смены и собиралась лечь спать. А к девчонкам пришел знакомый парень и у них намечались посиделки.
-А это кто?- спросил он, показывая на меня.
- Тихо, тихо, это наш мастер.
- Ну сейчас мы посмотрим, какой это мастер.
И наливает мне полстакана водки. Я выпила, но больше не стала.
- Да, теперь я вижу, что это мастер.
А я завалилась спать.
Вспоминается еще одна «проверка» со стороны моих рабочих. Ремонтировали доменную печь. Наверху на высоте около 30 метров на открытой колосниковой площадке я вместе с рабочими принимала кирпичи, которые поднимал подъемник через шахту в центре домны. Площадку ограждал поручень и к нему надо было пристегиваться специальным ремнем. И вот я вижу, что одна моя рабочая, татарка, подходит к краю площадки, принимает кирпичи и не пристегивается.
-Что ты делаешь? Немедленно пристегнись.
-Не буду.
-Но почему? Ты же можешь упасть.
-А если я разобьюсь, то тебя посадят.
-Я отсижу и выйду. А ведь тебя же не будет.
-Ну и пусть.
-Ну тогда я как мастер не поставлю тебе смену и будешь разбираться с руководством.
И она пристегнулась. Вот такая логика. Но потом мы с ней подружились. Все-таки большой плюс рабочего коллектива – это то, что все высказывается прямо, не держат камень за пазухой.
Один раз меня решили проучить бывшие уголовники, которые были у меня в бригаде. От меня, как от мастера, зависели наряды, а наряды – это зарплата. Я всегда выписывала их честно, а это не всем нравилось. И вот я слышу, что они договариваются между собой «Давай ее прибьем». А я ходила домой с вечерних смен ночью мимо недостроенного здания через пустырь, декабрь, суровая зима. Но я придумала не переодеваться после смены и шла домой в ватнике и в шапке-ушанке. И, слава Богу, все обошлось.
На заводе был парень-сталевар, который с интересом поглядывал на меня. Как-то он мне сказал:
- Рая, я хочу поступать на заочный в институт, можно ли у тебя взять книги для подготовки?
А я привезла с собой целый чемодан книг, учебников и своих лекций.
-Можно, я принесу тебе.
-Нет, давай я сам приду к тебе в гости.
-Ну приходи, только я замужем, муж-офицер служит посменно на военной точке.
Но он не поверил, напросился в гости, пришел, а из-под простыни торчат голые пятки - Федя спал после службы. Больше этот парень в гости не напрашивался, а вскоре рассчитался и уехал работать на Донецкий металлургический комбинат.
Работа была тяжелая, посменная. Самые тяжелые смены на заводе ночные и важно было следить, чтобы рабочие не уснули возле рекуператоров. Рекуператоры находились под доменными печами и служили для регенерации газов, образующихся в процессе плавки чугуна. Возле них было тепло. Газы вводились и выводились через специальные клапаны, которые были негерметичными. И если уснул возле этой печки, то мог уже и не проснуться. Но я всегда следила за этим и гоняла работяг.
Ремонт доменных печей был очень ответственной задачей, которую надо было закончить в срок. День в день и даже час в час. И если рабочие начинали волынить, то это могло грозить срывом сроков. И вот как-то я спускаюсь по лестнице в печь и вижу, что уставшие работяги курят, работа стоит, а времени осталось совсем мало.  Я поняла, что пожалуйста и будьте добры сейчас с ними не пройдет. И тогда я пустила им хорошим трехэтажным матерком. И, поднимаясь вверх по лестнице, я услышала уважительное:
-Надо же, вчерашняя студентка, а как загнула.
Ребята поднялись и пошли работать. Но, конечно, на авторитет работало и то, что я знала тяжелую работу не понаслышке – сказался мой опыт работы помощницей каменщика, о которой знали и мои работяги.
Через год меня взяли работать в лабораторию на НТМК и эта работа была уже полегче – только в дневную смену. Отсюда я уже в 1959 году ушла в декрет. В это же время Федора послали служить в Красновишерск, небольшой городок на севере Пермского края. Осенью мы поехали к месту его службы. Часть пути мы плыли на пароходе и прибыли в настоящую глухомань.
В 1960 году у нас родился сынок Коля. Жили мы в двухэтажном доме, где нашими соседями было несколько семей. Феди целый день не было дома и мне приходилось все делать по хозяйству самой. Я топила печку, протапливала весь дом. У всех соседей в комнатах были печки и их дверцы выходили в коридор. И вот утром все ушли на работу, сложили у каждой печки дрова. Я вставала, кормила Колю и шла топить каждую печку. А если не протопишь – замерзнешь. Зимой морозы – до - 40°С, пермский край очень суровый.
 Соседями у нас была семья – муж и жена, детей у них не было. Когда маленький Коля начинал кричать и я не знала, что с ним, соседка бегала к маме на другой край поселка и консультировалась с ней, что нужно делать. Недалеко жил сослуживец Феди Юрий Николаевич Зенько с женой и дочкой. Мы часто ходили к ним в гости. С Юрием Николаевичем мы потом породнились, но об этом позже. Из еды была только свинина, которую выращивали в воинской части у Феди и бочка квашеной капусты, которая стояла во дворе и зимой ее приходилось рубить топором. Да еще летом Федя набрал много малины и мы наварили малинового варенья.
Когда Коле  исполнился год, я задумалась о том, что мне надо работать по специальности, а здесь, на военной точке, это невозможно. И я написала первому секретарю Центрального комитета партии, то есть фактически руководителю нашей страны Никите Сергеевичу Хрущеву письмо. В нем я кратко, но четко изложила историю нашей семьи. Написала, что отец погиб на фронте. Мать, больная туберкулезом, одна подняла троих детей и всем дала образование. Я кратко описала, что проработала на всех Уральских заводах – и на демидовских и на НТМК и объяснила, что не затем заканчивала институт стали и сплавов по специальности инженер-металлург и получала специальность, чтобы сидеть с мужем на военной точке. Я написала, что не прошу переводить мужа в центральные города Урала - Свердловск или Нижний Тагил, пусть переведут в любой маленький город, где есть Демидовские металлургические заводы.  Неизвестно, дошло ли письмо до Хрущева или только до администрации, но в военный округ пришел ответ «Удовлетворить по сути вопроса» и Федора перевели в другую воинскую часть ближе к Нижнему Тагилу, а я переехала в Нижний Тагил и вернулась в свою лабораторию на НТМК. К старости Федя начал ворчать, что я ему сломала военную карьеру, но для меня это было просто невозможно – сидеть за мужем и не работать.
Идея, которая вела меня по жизни – участвовать в восстановлении послевоенного хозяйства страны.
На НТМК я вернулась в лабораторию по тепловым режимам плавильных печей. Но к тому времени я уже потеряла права молодого специалиста на получение жилья (эти права действовали только три года после окончания института) и остро встали два вопроса – где жить и устройство сына в садик.
У моих коллег по лаборатории были знакомые инженеры, которые уехали в Москву и оставили двухкомнатную квартиру. Меня познакомили с их матерью, та разрешила заселиться в одну комнату, в другой были сложены вещи. И это было очень удобно. Квартира была в 5 минутах ходьбы от НТМК. Но я понимала, что все равно надо добиваться своего жилья и пошла на прием к директору комбината Макаеву. Он спросил
-А где вы сейчас живете?
-В квартире таких-то, они уехали в Москву.
-Ну и живите, у меня нет свободного жилья.
 Когда мама хозяев квартиры узнала, что я была на приеме у директора и он предложил мне остаться в этой квартире, испугалась, что квартира может отойти нам, в те времена они еще не были частной собственностью. И она под каким-то предлогом попросила нас съехать.
Пришлось снимать другое жилье. С детским садиком тоже были большие проблемы. Я нашла по объявлению няньку. Казалось, все более-менее налаживается. Есть где жить, есть работа, сын под присмотром. Нянька жила над диетическим магазином. А в те времена – в начале 60-х. Урал очень хорошо снабжался. И на две зарплаты – офицера и инженера-металлурга можно было купить все продукты – черную и красную икру, любую рыбу, заливное, языки – все это было в диетическом магазине. И по дороге к няньке с Колькой подмышкой я или забегала в этот магазин или оставляла няньке деньги на еду. Когда я его забирала и спрашивала, чем сегодня кормили, она мне рассказывала- сегодня заливное и желе, на следующий день – говяжий язык. И я была довольна, рассказывала своим коллегам, как хорошо за Колей ухаживают. И тогда они мне посоветовали: а ты зайди неожиданно, в обеденный перерыв и посмотри, как обстоят дела. И вот я неожиданно заезжаю, звоню в дверь и вижу растерянное лицо няньки
-Что случилось? Вы так рано?
-Я хочу проведать сына.
И вот я захожу в комнату и вижу такую картинку. Муж няньки, он был водителем, приехал на обеденный перерыв и сидит ест щи, вокруг стола стоят 5-6 гавриков-малышей. Он вываливает каждому по ложке картошки и капусты на стол, те хватают и запихивают за щеки. Я тут же забрала Колю от этой няньки.
Когда я приводила Колю домой от другой няньки, он весь вечер вертелся как волчок, я его никак не могла успокоить. В чем дело? Снова девчата в лаборатории посоветовали мне придти туда в обеденный перерыв. Я пришла и вижу –  4-5 детишек спят в детском   манеже. Оказывается, что некоторые няньки мажут детям темечко водкой и они спят весь день. Ну а потом уж конечно детский организм берет свое, начинают много бегать.
За это время мы несколько раз переезжали из комнаты в комнату  и в конце концов оказались в полуподвальной комнате, из которой в окошки были видны только сапоги прохожих. В соседней комнате жила дворничиха с сыном –мальчишкой лет четырнадцати. Она сказала, чтобы не оставляли деньги в карманах пальто – сын ворует. Но это было не самое страшное. В комнате было очень сыро и Колька простудился и заболел воспалением легких. В больнице мы пролежали месяц. Когда вышли, в лаборатории мне сказали:
-Тебе дали должность старшего инженера.
-Лучше дайте квартиру, - ответила я.
Когда Федя приезжал с точки и я иногда позволяла себе всплакнуть, он говорил:
 -Трудно тебе одной? Давай ко мне на точку.
-Ну как же я буду там сидеть и бездельничать? Я должна работать по специальности.
Многие, глядя на меня удивлялись: «Муж офицер, хорошо получает. Зачем ей надо бегать по цехам?». Но если бы я в том момент сдалась и сбежала, села на точке, то спустя 10 лет, когда мы вернулись в Волгоград, как специалист, я была бы никому не нужна. Но я как-то умудрялась еще и учиться. Поступила  в аспирантуру, изучала философию, даже сдала экзамен по марксизму-ленинизму, но заболел Коля и моя учеба на этом закончилась.
После Колиной болезни я второй раз пошла на прием к директору НТМК и сказала:
-Предоставьте мне жилье.
-А где у вас работает муж?
-Он военный.
-Пусть ему дают жилье.
-У него есть жилье, но это военная точка под Нижним Тагилом, я не могу оттуда ездить на работу на завод.
- У меня нет жилья.
А я знала, что у завода есть общежитие, перестроенное из бывшей гостиницы.
-У вас есть семейное общежитие, дайте мне там комнату.
И тогда Макаев выдал мне фразу, возмутившую меня до глубины души, на которую я отреагировала со всем своим комсомольским задором.
Он сказал, обращаясь к своему заместителю по социальным вопросам:
-Дайте ей комнату в общежитии, а берите с нее как за гостиницу. Она разорится и через месяц съедет.
-Как вы смеете так говорить? Мы что, в Америке живем?
А надо сказать, что до этого директор был в Америке по обмену опытом и, должно быть, неплохо представлял, как живут в Америке. Но, видимо, это подействовало и мне дали комнату в общежитии с удобствами в конце коридора, но после всех наших скитаний это было раем. Глядя на меня, комендант общежития сказала:
-Я еще никогда не видела, чтобы человек так радовался общаге.
Но это была действительно радость – отдельная комната, в ней плитка, 5 минут ходьбы до завода. Через какое-то время муж по военной линии добился устройства сына в садик и жизнь понемногу наладилась. Жили мы неплохо, в общаге было много детишек, вечером я вешала экран и показывала им диафильмы. Напротив нас жила мама с сыном из Ленинграда, ленивая и глуповатая. Она меня спрашивала каждый вечер:
-А мультики будешь показывать?.
Как-то она дала  сыну поиграть пульверизатор – большой стеклянный флакон, в который раньше наливали духи. Он бегал, размахивал этим флаконом и заехал им Коле по голове. Прибегает сынок в комнату, а у него все лицо в крови. Я  сгребла его в охапку и бегом в больницу. К счастью оказалась только рассечена бровь, ее зашили. Но этой даме я сказала все, что о ней думала в доступной для нее форме.
Работа у меня была интересная и мне нравилась. У нас был хороший коллектив, дружные люди. Я вообще вывела такую формулу –Чем севернее, тем люди лучше. Может быть, холод и длинная зима объединяют людей и они компенсируют это человеческим теплом. Хотя, конечно, и там встречались разные люди. Руководил лабораторией Ключеров. Он был очень талантливый, хорошо знал производство и сумел защитить кандидатскую диссертацию по сумме написанных статей. Когда мы устраивались на работу с одногрупницей, он решил устроить нам экзамен.
-Садитесь, пишите, - сказал он и стал диктовать нам какой-то текст. Мы сначала писали, а потом, поняв, что это не имеет отношения к работе, спросили:
-Что это?
-А может, я хочу проверить вашу грамотность.
Мы так возмутились:
-Нашу грамотность уже достаточно проверяли в институте,- и бросили ручки.
Коллектив, как я сказала, был хороший. Но и там попадались моральные уроды. Был у нас Глеб Успенский, секретарь партийной ячейки лаборатории. Он был очень ленивый. Мы с Володей Беспамятных и другими ребятами бегали по цеху, лазили по мартеновским печам, смотрели – как кладка, нигде ли не потрескалась, как кирпичи, снимали тепловые режимы с печей. А на этих печах было, конечно, очень жарко. Потом, придя со смены, я долго плевалась черной пылью. А в лаборатории была еще одна женщина, она не ходила по цехам, потому что у нее был порок сердца, она делала расчеты, писала отчеты. И вот этот Глеб засел вместе с ней в лаборатории, сидел, травил анекдоты. Я бы его не трогала, т.к. по жизни стараюсь придерживаться правила: Нас не трогай, мы не тронем, а затронешь – спуску не дадим.  Но мы как-то пришли из цеха – уставшие, запыленные, а он начал подшучивать надо мной:
-Вот какая жадная- муж офицер, а ей мало денег, бегает по цехам.
Ну и я, конечно, выдала ему:
-Что ни красная книжка (партбилет), то сволочь.
А это был 1964 год, партия – это была огромная сила. Девчонки побледнели:
-Ты что, он же пойдет, доложит.
-Пусть доложит, я правду сказала.
 Но он никуда не пошел, видимо, чувствовал, что неправ. И у меня не было страха, т.к. я чувствовала, что права. Но со всеми остальными коллегами мы сохранили прекрасные дружеские отношения, особенно с Володей Беспамятных и его семьей. Потом, когда уже жили в Волгограде, мы приезжали в Тагил в гости и сплавлялись с ними по очень красивой реке Чусовой на байдарках, а они приезжали к нам в гости и останавливались у нас на даче. Как-то в трудные времена даже привезли нам несколько мешков картошки. И очень приятно мне было, когда дочка Анюта спустя 60 лет через Интернет вышла на Володю, мы созвонились, вспомнили нашу работу, коллег, жизнь в Тагиле. Это как звоночек из прошлого – жизнь твоя была нужна, полезна людям.
Интересно еще вспоминаются встречи на заводе с главным инженером. Обычно в советские времена  директором завода был русский, а его заместителем или главным инженером – еврей. Директор занимался организацией производства, выполнял представительские функции, а заместитель занимался производством, на нем был весь технологический процесс. Так было и на НТМК, где директором был Макаев, а главным инженером – Фредензон. И вот утром уходишь домой с ночной смены, а навстречу главный инженер. Он всех молодых специалистов знал в лицо.
-Здравствуйте.
-Здравствуйте.
-Как дела в цехе, что произошло за ночь.
Я рассказываю, сколько сделали, какие могут быть ЧП, укладываемся ли в график.
-Хорошо, спасибо.
И он, собирая информацию по дороге, приходит на летучку уже информированный – как, что, уже в курсе дела.
Когда я слышу песню  из фильма «Высота»
«Не кочегары мы, не плотники,
Но сожалений горьких нет, как нет.
А мы монтажники-высотники, да.
И с высоты вам шлем привет, шлем привет.
Трепал нам кудри ветер высоты
И целовали облака слегка.
На высоту такую милая, ты
Уж не посмотришь свысока, свысока».
Я вспоминаю, как я стояла наверху такой же домны, как и героиня фильма. И ветер высоты так же трепал мои кудри. И когда это было в ночную смену – весь город в огнях расстилался перед моими глазами. А при свете дня зимой было видно, как вокруг заводов в городе (а Нижний Тагил расположен в низине и окружен со всех сторон горами) лежит черный-черный снег. А вдали белые верхушки гор, сосны, белая-белая зима. И вот это мое воспоминание, как я стояла там наверху, эта моя работа, такая нужная для восстановления разрушенной страны, наполняет сердце ощущением нужности и наполненности прожитой мной жизни.
Еще вспоминаются смешные моменты. Однажды нам сказали, что надо пробежать кросс. Тем, кто не пробежит, не дадут зарплату.Пришлось всем бежать,вот так в советское время заботились о нашем здоровье.
Недавно, перебирая старые бумаги, я нашла письмо руководителя лаборатории Ключерова, которое он прислал мне спустя двадцать лет после моего отъезда с Урала. В нем он пишет:"Я всегда вспоминаю о Вас перед нынешними товарищами как о добросовестнейшем и безукоризненном специалисте, который душу в дело вкладывал, душой за дело болел. Не то сейчас, не то... даже у инженеров амбиций много, а интуиции инженерной эх как мало".
http://proza.ru/2020/06/23/1786