Не оглянись назад, гл. 14

  — Папа, мама, — вытирая слезы, — сказала Александра, — я предлагаю всем нам
не стоять здесь, на Красной площади, на виду у всех, а пойти куда-нибудь, сесть за стол и в спокойной обстановке, без посторонних глаз и ушей поговорить обо всем, — она посмотрела на женщину, которая все еще плакала, и обнимала мальчика.

   — К стати, папа, познакомь нас… — она запнулась, не зная, как назвать — сожительницей или женой — эту плачущую женщину.

   — Да-да, доченька, очень правильное замечание. Мне надо было давно это сделать. Ирина, и ты Сашенька, познакомьтесь: моя жена Ольга Ивановна и сын  Дмитрий.
 
   Ирина подошла к Ольге и обняла ее.  Александра подала руку мальчугану:

   — Давай знакомиться, братик!
 
   — Мы остановились в гостинице, — может, пойти всем в наш номер? — посмотрела на Виталия.
 
   — Мы тоже остановились в гостинице, — может пойти лучше к нам? Наш номер намного, я думаю, больше вашего двухместного; в нем будет удобней разместиться всем, к тому же можно будет заказать еду из ресторана гостиницы, — сказав, она тоже посмотрела на мужа, ища одобрения.
 
   Но он молчал, он не слышал и не видел ни одну из женщин. Он был весь погружен в свои мысли, и они, по всей видимости, были тяжелыми. Об этом свидетельствовали и напряженность его лица, и взгляд глаз, устремленных во внутрь себя, и то, как, он сжимал палку, которая чуть не трещала от его крепкой руки.

   — Сейчас с ним будет очередной приступ, так всегда случается, когда он уходит в себя, — с тревогой в голосе сказала Ольга.

   Ирина дотронулась до руки Виталия, той которой он сжимал палку. Ольга встала сзади и обхватила рукой его талию.

   — Виталенька, — тихим, ласковым голосом позвала Ирина — милый, любимый мой, что с тобой?
 
   И вдруг он очнулся:

   — Иринушка! Оленька! Я вспомнил! Я вспомнил! — глаза его радостно блестели.

   — Ну я же тебе говорила Миша, что память к тебе вернется.

   — Не называй меня больше этим именем, Оля. Я — летчик Виталий Поспелов.
   Меня сбили в бою на подступах к Сталинграду.
Кровь стекала ручьями по моему лицу и застилала глаза, отчего я ничего не видел, но я направил самолет в лес, приготовившись прыгать: — так меня фрицы не смогут расстрелять, когда я, выпрыгнув, буду спускаться на парашюте, деревья закроют.

   Когда же я дотянул до леса — прыгать было уже поздно, но я все равно прыгнул.
   Резкая боль пронзила все тело. — Потом я ничего не помню, — закончил он.

   — Потом ты потерял сознание, — подхватила Ольга. — Я думала ты мертв, приложила ухо к твоей груди, ты еле слышно дышал. Я быстро сбросила хворост и сучья со своих саней и с трудом втащила почти безжизненное тело на сани, закрыла хворостом и сучьями и повезла домой.

   Ты был очень тяжелым приходилось несколько раз останавливаться и вытирать ручьями стекающий с лица пот.

   С каждой минутой темнело, но это было мне на руку: в темноте никто не заметит, кого я везу под хворостом. Моя изба была самой последней из всех в нашей деревне, и стояла у самого леса. К радости моей, когда я уже подходила со своим возом к ней, мне никто не встретился.
 
   Почти с неделю ты лежал, будто мертвый, не приходя в себя. Я делала все возможное, все, что знала из своей медицинской сестринской практики. Но ты не подавал никаких, даже ели заметных надежд на жизнь.

   Как радостно забилось мое сердце, когда ты вдруг застонал и, открыв глаза, попросил пить. Попив, спросил:

   — Где я? Что со мной?

   Я сказала, что ты ранен, но не надо беспокоиться: тебе ничто не угрожает.   После моих слов ты погрузился в сон. Ты проспал до следующего дня. Открыв глаза попросил есть. Я покормила тебя с ложечки, ты был настолько слаб, что не мог даже приподняться на подушке, но я радовалась, потому что была уверена, теперь  ты будешь жить!

   День за днем к тебе возвращались силы, но ты ничего не помнил о себе и даже не мог вспомнить свое имя, а, когда пытался его вспомнить, напрягая память, с тобой случались припадки, которые очень пугали меня.

   Я стала называть тебя именем своего погибшего мужа — Михаилом, сказав тебе, что ты мой муж, что у тебя было сильное ранение, и что теперь ты поправился, а память к тебе вернется, пусть не так скоро, но все равно, вернется.
Ты поверил мне и, казалось, успокоился и на правах мужа стал помогать мне по хозяйству. Починил забор, вскопал огород. Поставил новый сарай, который от старости совсем развалился. Делал все хорошо и умело, как будто всю жизнь прожил в деревне.
 
   Лицо твое было изуродовано шрамами и ты очень хромал.
Ростом и телосложением ты был как мой муж. Вся его одежда пришлась тебе впору. Сельчане приняли тебя за моего Михаила, вернувшегося с фронта калекой.

   Вскоре у нас с тобой родился сын.