Не надевайте тапочки товарища Сталина

Скажу прямо. Мало тем, которые задевают меня «за живое».

Сталин - одна из них.

Если рассматривать обсуждение этой темы по канонам новой религии – либерализма, то это один из способов забалтывания, подмены интереса к истории любопытством, превращения истории в анекдот.

С либеральных позиций дискуссии о Сталине вредны, поскольку поддерживают в гражданах-телезрителях иллюзию неопределенности к уже окончательно выясненному, к тому, что действительно нужно знать и понимать о Сталине. Одним словом, это ересь.

Признаюсь, виноват - я отношусь к тем, кто до конца не всё знает и не всё понимает.

От современных остракизматиков Сталина, я отличаюсь еще и тем, что помню те дни, когда страна с ним прощалась. Не забудешь протяжный пятиминутный гудок уральских заводов, плачущих женщин и слова: «Теперь война будет».

Было немножечко страшно. Это памятно.  Хотя и не только это.

 

Мне думается, что дискутируя, перебирая нюансы той части истории страны, которая прямо связана с личностью Сталина, люди подспудно ищут ответы на актуальные вопросы своего нынешнего бытия. Иначе никакого интереса не возникало бы.

 

В сонме исторических личностей я долгое время отводил Сталину место рядом с Робеспьером. Не буду подробно развивать эту тему – желающие могут обратиться к многочисленным источникам, в которых отражаются яркие аналогии. В постреволюционной Франции проходили те же, известные нам процессы: соперничество за власть, борьба фракций, казни проигравших, обвиненных в пособничестве «иностранному заговору»…Отличие, в принципе, одно: Робеспьер проиграл, а Сталин выиграл.

В репрессиях 1936-37 годов, как мне представляется, сошлось два важных момента.

Во-первых, Сталин «зачищал» политическое поле от тех, кто организовывал и саму Октябрьскую революцию, и утвердил её на территории бывшей Российской Империи.

В период репрессий уничтожался слой выдвиженцев первой волны – людей, создавших Советский Союз образца середины 30-х годов прошлого века, и имевших в этой связи реальное право на влияние в процессах формирование будущего этой страны. Они для Сталина стали и опасностью, и преградой в реализации его амбициозных планов. Тревожный звонок для вождя прозвучал на XVII съезде ВКП (б) и Сталин его услышал.

Второй момент связан с экономическими реалиями СССР того периода.

К середине 30-х годов была практически выстроена хозяйственная система новой страны. Её особенностью было полное господство внеэкономического целеполагания: политические цели  доминировали над экономическими.
Социалистическая, командная система была специально создана и приспособлена для работы  экстремальных условиях. И для её самосохранения, для предотвращения «сползания» к противопоказанному ей рынку необходимо было поддерживать в стране  экстремальность, или, по крайней мере, ее имитировать.   Поэтому не случайно, а совершенно закономерно, Советский Союз даже в мирное время объявлялся то военным, то трудовым лагерем.  Здесь постоянно выявлялись внешние и внутренние враги, с которыми сначала шли на «бой», а победив, уничтожали, поголовно все работающие постоянно находились в «борьбе» за выполнение плана, «битве» за урожай,  в «сражении» с пережитками прошлого…

Из всего написанного здесь становится понятным, что я искал  объективные причины, побуждавшие Сталина и его окружение к проведению репрессий.

И как-то в стороне оставался субъективный, личностный аспект: как сам Иосиф Виссарионович относился к происходящему? Что он при этом думал и чувствовал?

Был ли он только исполнителем воли законов исторического развития, или его личные качества определяли конкретное содержание процессов так живо интересующих нас?

В какой-то степени на эти вопросы можно получить ответы, анализируя интереснейший источник - воспоминания первого председателя КГБ СССР Ивана Серова («Записки из чемодана»)

Обратимся к событиям июня 1947 года.

Сталин вызывает генерала Серова на ближнюю дачу и спрашивает его:

- Вот если человек живет со мной и все время подслушивает, подглядывает, дверь оставляет не закрытой, во время войны телеграммы от командующих фронтов на моем столе читал, тапочки одевает вечером, чтобы не слышно ходить, что это за человек?

Речь шла об Иване Федосееве, заместителе коменданта ближней дачи Сталина.

На допросах Федосеев показал:   

- тапочки одевал и наблюдал за Сталиным, чтобы можно было, не мешая вождю, узнать  не спит ли он;

- бумаги со стола собирал по указанию Поскребышева, а смотрел - чисто из любопытства.

Допросы жены Федосеева, работавшей там же,позволили выяснить массу интимных подробностей жизни обитателей дачи, включая самого Сталина, спавшего с некой Фросей.

Но ничего более существенного не вскрылось.

Серов за несанкционированный просмотр бумаг предложил отдать Федосеева под суд, как виновного в превышении служебных полномочий.

Сталин остался этим вариантом решения проблемы крайне недоволен.

Со слов Сталина Серов записал:

«1. Ему никто не поручал перечитывать бумаги, это он делал самовольно. Его дело — подбирать рваные бумажки и жечь их. Проверить показания <Поскребышеву> А. Н. не поручал.

2. Вообще, он подлец. Я почти уверен, что он агент и кем-то подослан, чтобы нас отравить. Он нас со Ждановым в прошлом году отравил. Мы болели страшным поносом. А в этом году болело 12 чекистов.

3. Его надо крепко допрашивать, он трус, набить как следует.

4. Надо организовать внутрикамерную работу.

5. Предупредить, пусть он признается, тогда <нрзб>. Пусть скажет, кто его подослал. У американцев ничего не получилось, так он решил. Он врет и обманывает. Кому-то сведения передавал».

Сталин добавил к своей версии вербовки Федосеева такие соображения:

«Мне думается, он англо-американский шпион. Его могли завербовать англичане, когда мы были на Потсдамской конференции в 1945 году. Вот там его и завербовали. Поэтому он подглядывал и подслушивал, а затем здесь передавал эти данные американцам. Ведь он признался, что телеграммы читал. Значит, американцы и англичане знали наши секреты. Вы еще раз его допросите и побейте, он трус и признается».

Федосеева допросили «с пристрастием» и он запросился на встречу со Сталиным.

Серов описывает эту беседу так:

«Когда вошел Федосеев, т. Сталин спрашивает, что он хотел сказать?

Федосеев начал заикаться и сказал: «Я виноват, т. Сталин, перед вами, что читал телеграммы, и готов нести ответственность, но больше ни в чем не виноват. Сейчас меня допрашивают, не шпион ли я американский. Т. Сталин, я 15 лет честно вам служил, помилуйте меня, я не виноват».

Т. Сталин сердито сказал: «А вы признайтесь, кем завербованы?» Федосеев: «Честное слово, я никем не завербован». — «Ну, тогда убирайтесь отсюда», — зло сказал Сталин.

Я подошел к нему, чтобы увести. Федосеев заплакал и говорит: «Т. Сталин, меня побили». Т. Сталин: «Признайтесь, тогда не будут бить». Федосеев: «Я ни в чем не виноват».

Т. Сталин встал и повернулся спиной».

 

Как это ни покажется странным, то тема тапочек в этой истории важнейшая.

Мне довелось побывать на ближней даче.

Бросается в глаза отсутствие на полах привычных для советских казенных учреждений (а это именно то самое) бордовых дорожек с двумя «лампасами» по бокам и ковров.

В местах обитания Сталина тихо, крадучись дозволено было ходить только ему.

Все остальные должны были стучать подковами своих сапог.

Именно сам факт «беззвучной поступи» Федосеева, а не абсолютно бессмысленная идея о его вербовке и тем более анекдотичная история с поносом двенадцати чекистов со  Сталиным и  Ждановым во главе, были причиной пристального внимания вождя к судьбе мельчайшего винтика в механизме его жизнеобеспечения.

Что из этого следует?

Сталин  боялся.

Сама ближняя дача построена таким образом, что в ней трудно организовать покушение, но легко из нее убежать.

Кроме того, Сталин никогда не спал на одном, постоянном месте – засыпал,  где придется.

Он ждал возмездия.

Вождь народов  прекрасно понимал всю  порочность своих деяний.

 

А Федосеева расстреляли.

В 1950 году.