Король и Мастер. Глава 2

                2

Брюссель, Нидерланды. 1549 год.

На Брюссель постепенно опускались апрельские сумерки, но день, казалось, только начинался, так светло было от неисчислимых, горящих на улицах и стенах домов, факелов по всему пути следования торжественной процессии. Улицы, дома, окна и специально сооружённые для знаменательной оказии триумфальные арки украсили гирляндами, букетами из всевозможных цветов, доставленных из Фландрии, Брабанта, Голландии, Зеландии, Фрисландии – из всех земель Нидерландов.
        Знающие нидерландские садовники продемонстрировали граничащее с волшебством умение, посадив и привив на всём пути уже цветущие, источающие аромат фруктовые деревья и фигурно подстриженные кусты. Тяжёлые стяги, небольшие флаги, хоругви, знамёна с родовыми гербами знатнейших фамилий Испании и Нидерландов трепетали на ветру. Население блистательного Брюсселя – празднично разряженное, ликующее – пришло приветствовать знатных гостей.

        Одетый в красный бархат с золотым и серебряным шитьём, он неспеша ехал на белоснежной лошади в окружении бесчисленной свиты, походившей на шлейф плаща или накидки, конца которого не видно –  весь его двор и брюссельские сопровождающие. Он въезжал в ослепительный Брюссель, приготовивший ему незабываемую встречу. У входа во дворец его встречали две его тётки – Мария Венгерская*, наместница Нидерландов и Элеонора, королева Франции**. Во дворце он наконец-то увидит своего порфироносного отца-императора, с которым не виделся без малого шесть лет.

        Филипп Габсбург, наследный принц испанской и императорской корон, уже более года находился вдали от любимой Испании. Принца Филиппа, молодого человека среднего роста, скорее субтильного, но пропорционального сложения, светловолосого и голубоглазого, можно было бы назвать красивым, если бы не выступающая нижняя челюсть – принадлежность многих из королевского рода Габсбургов.

        На таком длительном путешествии по землям Священной Римской Империи: Германии, Италии и Нидерландам настоял его отец, император Карл V, находившийся то в Германии, то в Нидерландах, то в Италии. Постоянных разъездов требовали дела обширного государства, да и не представлял себя деятельный, подвижный император сидящим в одном городе. В письмах к сыну император заявил: принц Филипп просто обязан ознакомиться с землями империи, которыми он рано или поздно будет править. И дело это, так и этак намекал отец, не такого уж далёкого будущего.

        К Филиппу в Испанию доходили вести о резко пошатнувшемся здоровье отца, « Божий знаменосец»* дорого заплатил за постоянные войны с турками и знаменательную победу над лютеранами при Мюльберге. Эти известия огорчали принца. В двенадцать лет он потерял горячо любимую мать и, так же как отец, долго не мог оправиться от потрясения. В восемнадцать его жена покинула этот мир после рождения их сына, Дона Карлоса, едва успев подержать на руках крошечное тщедушное тельце.

        Принц Филип не испытывал страстного чувства к своей жене, Марии Португальской. Не блиставшая несравненной красотой, она, однако, оказалась мягким, неглупым созданьем, любившим наряжаться. Как в своё время его мать, инфанта Мария принесла с собой в качестве приданого немалую толику богатств португальских королей. Принц относился к ней терпимо, даже дружелюбно, ему было горько потерять Марию. Он стоял мессу за мессой, возносил молитву за молитвой, прося всещедрого Господа вдохнуть побольше сил в слабенькое тельце сына.
Теперь он боялся за отца.

        Филипп любил свою семью – сына, сестёр Марию и Хуану, правда побаивался сумасшедшую бабку Хуану, коротавшую дни в Тордесильясе, в монастыре Святой Клары, но формально всё ещё являвшуюся королевой Испании по упрямому настоянию кортесов. Редкие, но обязательные визиты к ней принц сводил к необходимому минимуму, ни минутой больше не задерживался у этой старой, странной женщины, которая то не обращала на него никакого внимания и, вероятно, не знала, кто он такой, то с интересом разглядывала и будто хотела заговорить. В такие моменты Филипп чувствовал себя особенно неловко: пристальный взгляд её мутных глаз казался ему тяжёлым, принц невольно внутренне съёживался и как можно скорее покидал покои сумасшедшей.

        Отца принц Филипп боготворил, старался явить себя послушным сыном, не желая его разочаровывать, внимательно прислушивался к мнению императора, управляющего землями с разными обычаями и языками, опытного политика и воина. Поэтому, как не жаль было принцу покидать милую сердцу Испанию и маленького сына, он не посмел гневить отца отказом, поступился и протестами кортесов, требовавших присутствия в Испании если не короля Карла, то хотя бы принца Филиппа. Отец прав, Филипп должен знать о своих будущих землях не по наслышке.

        Принц Филипп печалился о скорой разлуке с Доном Карлосом, но в тоже время, присущее ему с детства любопытство и предстоящая встреча с отцом влекли его в неведомые земли. Перед поездкой, по приказу императора Карла, Филипп существенно увеличил число придворных, заменил гордые, достойные, но, в сущности, простые манеры испанского двора на пышные и вычурные, чересчур вычурные, считал Филипп, обряды старой Бургундии, по коим жил ещё его дед, Герцог Бургундский Филипп, и до сих пор жили в Брюсселе. 

        В сопровождении многочисленной свиты принц Филипп отплыл в Италию, посетил Геную и Милан. По указанию императора, Филипп уделял время официальным приёмам, знакомству с итальянской знатью и городскими правлениями. Но большую часть дней занимали развлечения: пиры сменялись балами, балы – турнирами, турниры –  представлениями театральных трупп, театральные представления – снова пирами.

        Более всего наследного принца поразили своей чувственной красочностью балы – маскарады, устроенные в его честь обоими городами. Все приглашённые скрывали свои лица под масками: одни под причудливо-красивыми, другие под смешными или вычурными.  Пользуясь этой сомнительной неизвестностью, пришедшие на маскарады оделись в весьма вольные, разнузданные костюмы. Несравненная красота итальянских женщин, прихотливое изящество их нарядов и манер покорили двадцатидвухлетнего принца.

        Пренебрегать формальными обязанностями принц Филипп считал себя не в праве, но он отказался от развлечений ради одной чрезвычайно важной для него встречи. Он пригласил в Милан художника, которому поклонялся, жаждал всем сердцем лично лицезреть, который иной раз подписывал свои работы одним лишь именем – Тициан. Перед встречей принц Филипп волновался, не находил себе места, думая, как найти некое равновесие между преклонением перед прославленным живописцем, не новичком в высоком обществе, и величием наследника испанской короны и императорского престола, коему подобало держаться не столько дружелюбно, сколько величаво и снисходительно. Принц Филипп пенял себя: слишком много времени и мыслей он уделяет предстоящей встрече, но ничего не мог с собой поделать, снова и снова возвращался к не оставлявшим его думам.

        Кратковременность встречи не помешала Филиппу впечатлиться изысканными светскими манерами стареющего мастера. Его чёрные строгие одежды напомнили Филиппу о цвете, к коему его с детства приучала мать, вновь и вновь повторяя: именно чёрный цвет является самым элегантным, благородным, угодным Господу нашему и потому предназначен для особ королевской крови, знати и истинных католиков. Под новизной ярких ощущений пребывания в Италии, Филипп подзабыл о нём, одевался вычурно и роскошно, обильно украшал себя драгоценностями. 

        Испанский принц просил итальянского живописца  о следующей встрече  в Брюсселе или Аугсбурге, где синьор Вечеллио мог бы написать его портрет. Филипп сразу заявил, он не поскупится и щедро вознаградит за работу –  был заранее осведомлён о том, что великий Тициан Вечеллио неохотно выезжает из своей любимой Венеции, а уж тем более из Италии.

        После Италии пришла очередь германских княжеств и Люксембурга. Его восхитили регулярно вычищаемые улицы городов и аккуратные домики горожан, удивила обильность возлияний и трапез, граничащих с обжорством и без итальянского изящества. Сколь же много здесь было последователей презренного еретика Лютера! Обстоятельство, о котором Филипп знал, но которое, тем не менее, при близком его созерцании, неприятно поразило. В душе католического принца бушевало негодование, но он старался держаться величественно-бесстрастно среди богато и дружелюбно принимавших его германских и люксембургских принцев-вассалов. Если уж «Божий знаменосец» как-то ладит с ними, то должен постараться и он.

        В брюссельском королевском дворце принц Филипп, наконец-то, заключил отца в крепкие объятия после  шестилетней жизни в разных концах их обширных владений, он почувствовал такие же крепкие объятия отца. По случаю торжественной встречи сына-наследника и его двора император появился во всём своём великолепии – в серебряных доспехах и императорский мантии. Вместе с сыновьими чувствами к отцу после столь долгой разлуки Филипп испытывал благоговейный трепет перед величием порфироносца.

        Праздничный  роскошный пир продолжился до глубокой ночи, но на следующий же день принц отправился на официальную аудиенцию у императора Карла, с присутствием его и императора придворных. Наследный принц и император обсудили дальнейшее путешествие Филиппа. Император Карл предложил принцу, и Филипп безоговорочно согласился, после пребывания в Брюсселе, объехать все нидерландские земли – провинцию за провинцией, сначала южные, затем северные.

* Мария Венгерская или Мария Австрийская (1505 – 1558) – принцесса из династии Габсбургов, дочь Филиппа Красивого и Хуаны Безумной. Королева-консорт Венгрии и Богемии (Чехии) в 1515 – 1530 , штатгальтер Нидерландов в 1531 – 1555.
** Элеонора Австрийская (1498 – 1558) - принцесса из династии Габсбургов, дочь Филиппа Красивого и Хуаны Безумной. Королева-консорт Португалии в 1518 – 1521. Королева-консорт Франции в 1530 – 1547.